Трудовая

               

   При прежнем, значит, режиме было. В году так в 1978-м...

Встретили мы с Таляном как-то под осень Гришаню. Покалякали о том, о сём.

   - Слышишь, - говорим ему, - пошли к тебе, дрябнем вермути.
   - А у вас есть? - недоверчиво спрашивает Гришаня.
   - Не боись, аж на четыре пузыря будет.
   - Ну, тогда пошли, - согласился Гришаня.

   Притопали мы к нему, открыли вермуть, шморганули по стакану.

   - Где щас? - спрашиваю Гришаню. - В шаткоме небось, как обычно?
   - Э-э, Серый, не угадал, - приосанился даже слегка Гришаня, неторопливо полез во внутренний карман и достал из куртки синеватую обложку. - Гля-кось, какие корочки в конторе выдали. Не то что у вас, тунеядцев.

   Их ты, примолк я, «трудовая». Это тебе не бумажка замызганная. Документ. Взял я у него книжку. Ё-моё , да с такой картинкой хоть на лесопилку, хоть в «химдым» не стыдно заявиться.

   Гришаня смотрит на нас, как ветеран труда на пэтэушников.
   Открываю, чуть ли не с благоговением корочки, а тама...

   Вобщем так: нахохотались мы с Таляном от души: все листы в книжке чистые, никаких тебе трудовых записей, и только вначале на всю страницу выведено, чуть ли не с завитушками: ГОЛЯК,  (Гришкина фамилия).

   - Ой, не могу! - разошёлся Талян. - Вместо стажа и премий — ГОЛЯК!! Ой, Серый, я щас упаду!
   - Вобщем эта, Гришуня, - насупил он брови, - ща мы тебе в ней «двух горбатых» нарисуем.

   - Каких горбатых? - испугался Гришаня. - 33-ю статью?
   - Её, родимую! - опять хохочет Талян, - Как там в отделе кадров пишут? «За систематические нетрезвые прогулы на почве злоупотребления пьянством»!

   - Не треба, - пришёл в себя, наконец, Гришаня, натужно улыбнулся, и спрятал книжку в карман, - наливай, Серый...