Осень

        В конце августа бывают удивительно солнечные дни - когда кажется, что снова, хоть и ненадолго, вернулось лето. Старая дача – рассохшиеся ступени, щербатые перила – была погружена в тихую, дремотную роскошь теплого вечера. Стояли последние денечки, скоро весь поселок опустеет, дачники-садоводы повезут на зимние квартиры короба, полные немудреных огородных даров. Толстые, сплющенные тыквы, длинные кабачки-переростки и стеклянные банки с огурцами будут мирно соседствовать, переложенные во избежание травм старым байковым одеяльцем. А вот на этой  даче сезон пока не закончился – даже, скорее, наоборот – хозяину пришла пора наслаждаться тишиной и покоем ясных осенних дней, мягким уютом темных вечеров с печуркой, чаем и ворохом потрепанных журналов под диваном.
 Владелец дачи, немолодой отставник, был крепким, сохранившим военную выправку мужчиной, которого как-то не хотелось называть «пенсионером», хотя… Военные рано выходят на пенсию  и часто попадают под сокращение как раз тогда, когда бы еще служить… Но, видно, не судьба! Пришлось уйти в отставку и, так как в городе ему было скучновато, осесть на даче.  Он очень привязался к этому дому, выстроенному когда-то давно родителями.  Дача стояла особняком, соседей не видно и не слышно - почти все возможные ракурсы для обозрения скрывал ухоженный, шикарно разросшийся, яблоневый сад.
 Теплым августовским вечером, когда лучи вечернего солнца освещали небольшое помещение веранды, рисуя на полу косые квадраты и треугольники, хозяин дачи сидел за столом и любовался  садом: белыми аккуратными стволами, тяжелыми горизонтальными ветками и налитыми, еще не снятыми, плодами поздних сортов…
 На длинной столешнице были разложены «летние» полосатые яблочки - так, что они занимали почти всю покрытую клеенкой поверхность. Ему приходилось пить чай на самом краю, где уже с трудом помещалась  старая кружка с полустертой картинкой – накренившийся фрегат, волны, облака. Были когда-то еще и две чайки – теперь их уже, за давностью лет,  не видно.
 Солнечные квадраты и треугольники тоже постепенно исчезли с дощатого пола - на предзакатное небо набегали небольшие тучки. Они неумолимо затягивали румяный, как яблочный бок, небесный краешек. Казалось, каждая из них отгрызала по небольшому кусочку, пока, наконец, сочный розовый цвет не сменился тускло-серым. Мужчина накинул на плечи флисовую куртку, вдохнул головокружительно-вкусный яблочный аромат. Ну что же - чай допит, ночью будет прохладно! Можно помаленьку перемещаться в комнату, топить печку…
 Жена еще вчера уехала в город, намереваясь там консервировать купленные на рынке помидоры, солить огурцы – их в семье мало кто ел, но отказаться от обряда ежегодных «заготовок» она была не в силах. В городе  ждало еще одно – и весьма важное, дело - успеть с утра забежать в регистратуру поликлиники за результатами сделанного мужу обследования.
 Он, бывший флотский офицер, на здоровье жаловаться не привык: был подтянут, суховат и чем-то еще напоминал себя самого в молодости. К сожалению, сказывались нелегкие годы службы на флоте: все чаще и чаще давала о себе знать неприятная, томительная тяжесть в сердце. Да и привычный уже кашель в последнее время надоедал ему своими изматывающими приступами - хронический бронхит он заработал тоже там, на судах. Хорошей погодой море не балует, особенно если служба проходит в северных широтах. Зато теперь он мог позволить себе жить полгода на даче, заниматься ремонтом бани и другими дачными хлопотами. Жена продолжала работать старшей медсестрой в ведомственной поликлинике, дети иногда помогали, давая денег то на ремонт крыши, то на новые ворота. Дачей они совершенно не интересовались, считали ненужной обузой. Вот так и получилось, что он, только зимой живший теперь в городской квартире, стал настоящим садоводом. Именно садоводом, так как огорода, ввиду его малой эффективности, не держал.
 Неожиданно для самого себя бывший флотский офицер очень привязался к этому старому дому. Здесь он, пожалуй, впервые в жизни, ощутил красоту сменявшихся времен года: раньше все как-то не до того было.  А тут, за городом, удивительно-внезапно начиналась яркая, щедрая и на солнце и на холода весна. Несмотря на ее капризное непостоянство, нежно и красочно цвели среди островков снега маленькие крокусы; наливались почки на яблонях и сливах. Начало лета было убрано в бело-розовые кружева цветущих вишен, ажурные гирлянды яблоневых цветов. Особенно нравилась ему одна яблоня, уже очень старая. Несмотря на это,  скрюченные и  узловатые, ветви каждый год выводили  в свет множество некрупных сладких плодов, от которых могли  даже сломаться, если бы хозяин не ставил вовремя подпорки.  С ней он иногда  разговаривал, спрашивал – как дела, не побьют ли нежные цветы поздние заморозки, каковы виды на урожай? Яблоня успокаивающе шелестела в ответ.  Лето плавно катилось к своему финалу, становясь от этого не менее, а даже более щедрым, душистым и нарядным.
 С особым настроением хозяин дачи ждал осень - с тем щемящим, тонким чувством, которое рождает контраст между буйным всплеском нарядных красок ярко цветущих палисадников и горьким, каким-то обреченным запахом ранних утренних заморозков. Возникало особое состояние легкой грусти и уютной защищенности в своем доме, когда в печи горят  собственноручно наколотые дрова и быстрые блики от огня перебегают за плотно затворенной дверцей. Осень – пора домовитости!

 Не зря старались мелкие тучки. Из них образовалась одна большая серая глыба, и начался  косой  осенний дождик. Улица была пуста,  почти все дачники уже разъехались: многие пенсионеры еще работали или присматривали за внуками, которые через пару дней должны  пойти в школу. Похоже, сегодня в поселке никого нет – вон как тихо вокруг! Только дождик монотонно сеет по мокрому шиферу, да только кому нужны его посевы?
 Неожиданно мужчина, сидевший перед печкой, вздрогнул и прислушался:  какой-то негромкий звук потревожил его. Издалека послышалось урчание мотора. Машина ехала по улице, направляясь к даче – звук отчетливо усилился. Хозяин прошел на веранду и, приставив к стеклу сложенные «домиком» ладони, стал вглядываться… Через несколько минут из-за поворота, действительно, показалась легковая машина. Гостей он не ждал и потому замер, пытаясь понять, кто бы это мог быть и какие сюрпризы готовит ему визит незваного гостя.
  Тем временем маленькая вишневая ОКА остановилась около калитки и из нее вышла молодая женщина невысокого роста, коротко стриженая, невзрачная с виду. Хозяин улыбнулся, расслабившись – ничем таким особым этот визит ему не грозил – наверняка, сбилась с дороги! Глядя  через стекло веранды, и продолжая усмехаться, он окрестил ее про себя «серой мышкой». В женщине, и вправду, не было ничего особенного, этим она удачно гармонировала со своей машиной - в молодости он  в  сторону такой «мышки» даже и не посмотрел бы. Теперь, надо признать, и в его сторону мало кто смотрит, а вот раньше! Не зря он считался интересным мужчиной - многие, очень многие женщины теряли из-за него голову. Правда, почему-то ненадолго, и - как-то не всерьез.

 Он редко задумывался, почему женщины так быстро забывали его. Может, оттого, что сами никогда не пробуждали в нем каких-то особых, видимо очень глубоко спрятанных чувств, считали суховатым, даже скучным и потому легко расставались. Иногда к нему приходило это ощущение как признак некоторой своей неполноценности  и тогда, становясь тоскливо- раздраженным, он старался найти себе какое- нибудь отвлекающее занятие, наподобие починки забора.
 Женщины… Их было в его жизни, пожалуй, немало – вернее, их было достаточно. Это не мешало его браку и никогда не давало повода для семейных сцен – внешне все выглядело очень пристойно. Женился он давно, в результате бурного романа с  эффектной девушкой - молоденькой медсестрой в ведомственной поликлинике, где он регулярно проходил осмотры. Сраженный наповал ее красивыми руками, тонкой талией, блестящими рыжеватыми от природы волосами, выгодно подчеркнутыми белым накрахмаленным халатиком, молодой офицер скоропалительно влюбился, сыграл пышную свадьбу, а потом, почему-то, быстро остыл. Иногда, по прошествии лет, ему казалось, что он умело и талантливо исполнил роль сначала влюбленного, затем мужа, потом примерного семьянина, а потом… Роль оказалась скучной, надоела, но как от нее отказаться, да и – зачем?
 Жена была домовитой, хозяйственной женщиной, умело вела корабль семейного быта через все рифы и отмели, и родила троих, таких же хозяйственных и практичных, как и она сама, детей. Ему оставалось только служить, зарабатывать деньги, да привычно исполнять роль мужа и отца. К счастью, с детьми и забот-то особенных не было, так, по мелочам… Они хорошо учились, нашли выгодную работу. Оба сына удачно женились, а дочка недавно вышли замуж за обеспеченного человека.
 Он подумал о дочери… Стройная, рыжеволосая - унаследовала-таки  внешность матери! Уж она-то намного красивее этой женщины, которая направлялась сейчас к его даче, прикрываясь ладонью от мелко моросящего дождя.

 - Простите! Не могли бы Вы мне помочь? - крикнула гостья, глядя из-под руки  на окна веранды, располагавшиеся  довольно высоко.
 - Я заблудилась! Заехала не в то садоводство, хотела к подруге в «Яблоневку», а попала в какое-то незнакомое место. Позвонила, а она не берет трубку!
 Он вышел на крыльцо, еще раз окинув серую фигурку  небрежным взором, и ответил, что - да, есть такая Яблоневка, но туда нужно сворачивать от шоссе направо вторым поворотом, а она свернула первым вот и попала к ним.
Внезапно мелкий дождик сменился сильным ливнем. Так как незнакомка, метнувшись от косых тяжелых струй, уже почти стояла под козырьком крыльца, то сильно пострадать от дождя не успела, хотя ее тонкая одежонка все же изрядно отсырела.
 Он, попятившись, чтобы спасти глупое создание от окончательного затопления, распахнул дверь веранды и девушка, которая вблизи оказалась намного моложе, чем ему показалось вначале, вбежала в помещение. Вероятно, издали она выглядела старше своих лет из-за некоторой мешковатости фигуры.
 - Что же мне теперь делать! Нужно ведь ехать, а погода совсем испортилась, да и одежды запасной нет! - в хрипловатом голосе «глупого создания» звучало отчаяние. – Вот ведь не везет!
 Волосы ее намокли и топорщились, как перья у взъерошенного воробья, она чуть ли не плакала, горестно всхлипывая носом, выглядела жалко и растерянно. И немного смешно.
 - А знаете что, - сказал он, глядя на это забавное проявление горя, - идите-ка вы наверх, в комнату моей дочери, наденьте что-нибудь, а потом спускайтесь вниз, пить чай. Подумаем, как Вам помочь!

 Она безжалостно потерла рукавом свой мокрый нос, который и так был не слишком изящным, а тут от набежавших слез и вовсе распух, что уменьшило ее сходство с воробьем, хотя что-то от мелкой птахи все же осталось. Два раза громко чихнув, девушка стала подниматься по узкой лесенке на второй этаж. Он смотрел ей вслед и только качал головой.
 Там, наверху, она видимо сумела все же справиться со своим несчастьем, прекратила хлюпать носом, переоделась и вскоре спустилась вниз в длинной бледно-фиолетовой футболке, старых трениках и тонких, сомнительно-шерстяных носках. Все эти вещи когда-то принадлежали его дочери, потом, за ненадобностью, были засунуты в какой-то ящик и вот теперь пригодились! В этом странном одеянии она напоминала военнопленную, которой на складе выдали чужие, совершенно не подходящие шмотки. Вид у нее в них довольно нелепый, зато она жива и пребывает в относительном тепле и уюте.

 Иногда, наверно  от смущения,  люди  испытывают внезапное доверие к незнакомцам! Вот и девушка, неуверенно улыбнувшись, вдруг сообщила:
 - Я поругалась с мужем. Мы вообще часто ругаемся, и начинается обычно все это ни с чего. Одно- два слова, каждый хочет переубедить другого и вот в результате скандал. – Она взяла предложенную кружку чаю и рассеянно стала смотреть, как в бледной чайной жидкости медленно плывут по кругу зелененькие листочки мяты. – Спасибо, я с мятой не пью! На нее - аллергия…
 Она успокоилась, поборола слезы, и, когда снова закипел электрический чайник, умело заварила крепкий, душистый напиток. Положив в свою кружку три ложки сахару, она глубоко вздохнула и принялась рассказывать...
 Теперь ему стало ясно, что причина былых слез крылась вовсе не в том, что она по ошибке попала не в то садоводство, а в минувшей ссоре.

 Тяжелое чувство неудовлетворенности, как будто что-то важное никак не может сложиться в единое целое, в ясную и мирную картину бытия, мучило ее. Как будто кирпичики, из которых нужно построить стену, все время рассыпались, и вместо стены получалась противная кучка камней, которую хотелось пнуть ногой и уйти. Вот и вчера, после долгой и бессмысленной ссоры она решила уехать к подруге, пожить там, отдохнуть от этих безрезультатных попыток что-то наладить. Может, уже ничего наладить-то и нельзя?  Может быть, они ищут эти свои кирпичики не там? Или просто не умеют их правильно складывать.
 - Наверно мы с мужем не подходим друг другу, и нам следует развестись! – Сказала она, печально вздохнув, и надолго замолчала, доверчиво глядя  почему-то не на хозяина дачи, а на дальний, утонувший в нахлынувшем сумраке, угол веранды. Мужчина,  впрочем, сумел поймать на мгновенье этот взгляд. Ему почему-то стало обидно, что и глаза у нее совсем не красивые, блеклые какие-то… Видимо мать-природа, создавая этот экземпляр, не захотела утруждать себя решительно никакими эстетическими потугами. Девушка молчала, дождь все не переставал.

 Гостеприимный хозяин тоже молчал. Они с женой ссорились редко, вернее почти не ссорились. Любой из них мог легко уступить другому, согласиться с его доводами, если они казались рациональными. Чаще, правда, уступал он. Ему казалось: так  правильно, разумно. Теперь он вдруг подумал, что происходило это скорее от равнодушия, желания поскорее закрыть «тему», не тратя силы на то, что, по сути, совсем не волнует.
 Он, очнувшись от своих дум, что-то сказал гостье в ответ, типа «все образуется и не нужно делать поспешных выводов». Она промолчала и, глядя в залитое дождем стремительно темнеющее окно, спросила робко :
 – Что же мне делать? Нужно уже ехать, а то будет совсем поздно…
 И тут он вымолвил, твердо выговаривая слова:
 – Оставайтесь! Утром поедете. Переночуете в комнате дочери. Я вас не побеспокою, но, если не доверяете, запритесь изнутри на ключ.

 Девушка некоторое время поколебалась, а потом, вздохнув, согласилась.
 – Я все-таки, извините, запрусь - сказала она, понизив голос почти до шепота. Вполне возможно, что при этом ее невыразительное лицо слегка покраснело.
 Хозяин, убирая пустые чашки, не обратил на это никакого внимания. На веранде сильно пахло яблоками. Она протянула руку к столу и как-то неуверенно взглянула на хозяина этого яблочного великолепия - видимо, ей очень захотелось взять одно из них. Он, слегка улыбнувшись, разрешающе кивнул.
 - Пожалуй, пойду! Спокойной ночи.
 На это заявление мужчина снова лишь кивнул. Проскрипели осторожные – темно! – шаги по лестнице. Слышно было, как дважды повернулся в скважине ключ.
 Он не думал, что гостья так быстро согласится, все-таки ночевать в одном доме с малознакомым мужчиной…Хотя кто он в ее глазах - старик, совсем седой и вполне безопасный. Он вздохнул и опять покачал головой. Абсолютно безопасный…
 Что за вечер сегодня такой выдался? Воспоминания о чем-то неясном, что, наверное, было в его жизни, но прошло непонятым? Воспоминания о любви? О прежних страстях, будораживших когда-то и душу, и тело? Он не мог отчетливо сформулировать причину сегодняшнего беспокойства, но что-то бродило в сознании, тревожило, волновало...

 К жене охладел давно, а ее это, кажется, вовсе не трогало. А может,  просто  он  того не замечал? Сильных привязанностей, глубоко ранящих сердце, забирающих часть души, дающих взамен переоценку всей жизни, меняющих ее первоначальный смысл, таких увлечений почему-то не случалось. У него бывали любовницы, все одного типа - худые, длинноногие, чем-то похожие на жену. Знакомился с ними в санатории, где лечил свой застарелый бронхит, или на разных базах отдыха, куда ездил всегда один, по путевке от профкома. Знала ли жена о его  связях? Наверно, знала, но никогда об этом не говорила.
 А теперь вот он и вовсе осел на этой даче, какие тут любовницы! Откуда им взяться? Вокруг одни пенсионерки - бойкие тетки  в широких футболках и обтягивающих полные икры лосинах, окруженные многочисленными внуками, да  подростковая молодежь. Правда, попадаются молодые мамаши, и некоторые из них весьма привлекательны, особенно когда по случаю жары надевают коротенькие, рискованно вырезанные шортики и тоненькие маечки, но они держатся стайкой, гуляют с малышами, обсуждают свои проблемы и в его сторону не смотрят. Оно, впрочем, и понятно. Вот, если бы... лет десять, эдак, назад! Но путевок «назад» ни один профком не выдаст, да и нет их уже, профсоюзов этих… Ему остается молча чинить забор.
 Внезапно он оторвался от своих мыслей, осознав, что сидит на веранде, где терпко пахнут яблоки,  очень хочет спать и сил размышлять о своей судьбе больше нет. Он прошел в  «кабинет» - маленькую каморку на первом этаже, где обычно спал на старом диване, лег, не раздеваясь, накрылся пледом и мгновенно уснул.

 Сначала послышался тихий шум, сквозь сон невозможно было понять, что это.
 « Да! - вспомнил он – Это шумит дождь»
 Однако тут же стало понятно, что дождь не может издавать таких звуков. Кто-то стоял около дивана и…  жевал! Четко было слышно, как откусывалось и проглатывалось нечто, сочное и хрустящее. Одновременно с этим звуком пришел запах. Яблоко! Он понял, что кто-то рядом  ест яблоко. Глаза почти не открывались, смутный свет сквозил через прикрытые веки. Комнатенка тонула в сумраке, но  неподалеку белел призрачный силуэт. Это была человеческая фигура, которую он спросонья принял за статую! Впрочем, статуи не могут производить таких действий. Обнаженная женщина спокойно, глядя на него, ела яблоко. Доев до конца, она отбросила огрызок, каким-то очень безжалостным, и даже жестоким жестом.

 Ему почему-то стало не по себе, но тут же подумалось: «А как еще можно бросать огрызок? Он ведь точно уже никому не нужен!..»
Женщина посмотрела на него пристально и  нежно, она приблизилась к нему:  теперь все происходящее виделось очень отчетливо. Сумрак исчез, словно горел неяркий свет, освещавший белеющую кожу, видны были мелкие капельки влаги, как будто женщина до этого стояла под дождем. Взгляд ее были направлен прямо на него. Мокрый блеск тела и какой-то яркий, дерзкий огонек в темных глазах рождал лихорадочное возбуждение, смешанное со страхом. Так чувствует себя мореплаватель, внезапно увидавший долгожданную землю, но не знающий, что его там ждет – обретение счастья или погибель. Одно только ясно наверняка - он ступит на эти земли, и - будь что будет! От этого не уйти потому, что жажда изведать - сильнее страха. Женщина, тем временем, приблизилась почти вплотную, заставляя его сердце кувыркаться где-то у горла, то проваливаясь, то возносясь ввысь. Ему непреодолимо захотелось коснуться ее тела. Скорее всего, чувство неясной опасности как раз и вызвало эту  лихорадочную жажду! А может, она возникла из ощущения первобытности, приземленности этого скульптурного  тела, от  запаха, исходящего от него?
 Повеяло ли  полынью или ковылем, что растут в степи, где под низким небом высятся каменные изваяния, или это запах дремучего, первобытного леса? В любом случае, он понимал, что этот аромат острее и притягательнее любого, который когда-либо сопутствовал женщине. И еще – в нем было что-то, удивительно знакомое, какая-то привычная нота… Старая яблоня! Он на мгновение вспомнил ее ствол, тяжелые ветви…

 У него перехватило дыхание: женщина, а не яблоня была перед ним – молодая, вызывающе привлекательная. Взгляд невольно начал скользить вниз. Треугольник внизу живота был скрыт в густой тени, а блики лунного света причудливо высвечивали все изгибы ее тела. Достаточно широкие и прямые плечи немного отклонялись назад, так что грудь, небольшая, но очень круглая, казалась  составленной  из чередующихся окружностей. Трудно сказать, разглядел ли он черты  лица. Его, словно в глубокую воронку, затягивало волнение, отличное от того, что он обычно чувствовал при виде обнаженной женщины. Он чувствовал острый трепет от понимания, что ее лоно откроется навстречу его желанию, он неотвратимо войдет в нее. Там он освободит в себе самом чего-то очень важное, обретет то, что он тщетно искал всю жизнь, но так и не нашел. Он встал с дивана и опустился перед ней, коснувшись ее коленей…Теперь он понял и принял этот запах -  конечно пахло не степью и не лесом, и не старой яблоней, но аромат был таким же вечным, простым и сложным, как они.
 Он ощущал влажную  кожу, послушно прогибающуюся под его пальцами, дышал с ней одним воздухом, полным неправильных выдохов и неслышных вдохов и летел на гребне желания, как на гребне волны. Волна была прерывисто крутой, уносила дальше и дальше, все отчетливее приходило понимание, что хочет он только одного - ввергнуться в эту пучину и захлебнуться, раствориться там, в ее глубине. Никогда он не испытывал такого сильного вожделения, такого восторга и такой всепоглощающей любви - ни к одной из прежних женщин, никогда. И радовался этому пониманию несказанно.
 Обладая женщиной ничего нельзя обрести. Все, что воспринимается как обретение, на самом деле является началом потери. Но он этого, конечно, не понимал - был счастлив, ликующе, ослепительно счастлив. В эти минуты  не помнилось, кто он,  и кто эта женщина, но было ясно:  только так и нужно любить – принимая и отдавая, не боясь потерь и не надеясь на обретения. Настоящее чувство приняло  в свои объятия только сейчас,  когда уже была потеряна надежда, ушла вера…
  Он стал всесильным, неутомимым и удивительно свободным. И тогда, когда  полет стал нестерпимо высок, он переместился куда-то в бесконечность и там, столкнувшись с небесным сводом, рухнул вниз, перестав вообще что-либо чувствовать.

 Хозяин дачи проснулся от звуков хрипловатого голоса. Кто-то  говорил по телефону сбивчиво и суетливо. «Что это было со мной? - подумал он. - Что за сон мне приснился? Ведь наяву такого быть - просто не могло!!!»

 Выйдя в отличном настроении на веранду, он обнаружил за столом вчерашнюю заблудившуюся путницу, «серую мышку», как он ее мысленно называл. Такая же встрепанная, малопривлекательная, как вчера, она торопливо сыпала словами. Как только он вошел, ее лицо выразило радость и, моргнув короткими ресницами, она беспечно заулыбалась и помахала  рукой, все еще продолжая прижимать к уху телефон.  По разговору было ясно, что ночная гостья разговаривает с мужем.
 - Ну вот, помирились! - сказала она, захлопывая крышечку аппарата. - Поеду, пожалуй, домой. К подруге не судьба. Спасибо Вам за приют. Выспалась отлично!
 На ней уже была ее собственная футболка и джинсы. Она спустилась с крыльца, прощально кивнув головой, и села в маленькую машинку. Он, не вполне еще придя в себя,  произнес в ответ обычные, обязательные слова, и помахал рукой. Хлопнула дверца, прошуршали шины и все стихло.

 Он был  под впечатлением сна, в нем что-то как будто изменилось, грустная легкость во всем теле и щемящая, нежная печаль не покидали его. Если такое могло  присниться, то оно должно было когда-нибудь случиться с ним в реальной жизни. Он помнил – с ним ничего подобного никогда не происходило… Не его ли вина была в этом?
 Он вернулся в свой кабинет. Что-то заставило его насторожиться:  ему показалось?
Нет!  Какой-то непонятный маленький предмет лежал возле  дивана. Он опустился на одно колено, протянул руку – и тотчас ее отдернул. Огрызок! Яблочный огрызок, совсем свежий… Он тряхнул головой – не может быть! Стал вспоминать – ел ли он перед сном яблоко? Не помнит… Очень устал и быстро заснул! А если ел - как мог он, такой всегда аккуратный, бросить это  - на пол??? Странные мысли пронеслись у него в голове. Нет-нет! Такого не могло быть! И все же… Откуда здесь этот огрызок яблока? Он с чувством смутного недоумения  поднял его, осмотрел со всех сторон, словно это могло что-то прояснить,  и отнес на веранду. Там он бросил огрызок в окно -  и теперь ничто не напоминало уже  о необычном сновидении.
 На следующий день погода была опять  летней: яркое солнце стремилось доказать, что и в конце августа может светить тепло, беззаботно и весело. Словно оно хотело в последний раз сыграть роль щедрого и горячего светила, пока еще не упал занавес, и не разошлись зрители. Хозяин дачи стоял у калитки и смотрел на дорогу, по-прежнему пустую, след маленькой ОКИ давно простыл. Мужчина выпрямился, расправил плечи - ему казалось, что он парит над дорогой, плоским полем вдалеке за изгибом реки. Словно бы он маленький мальчик, каким был много-много лет назад: долгое лето кончилось и  пора собираться в школу, а так хочется, чтобы каникулы продлились! Вдруг у лета есть для него еще несколько таких теплых и прекрасных дней. Может быть, рано встречать осень, может быть, произойдет чудо и жизнь изменится, станет другой, яркой и удивительной, такой, какой она, оказывается, никогда не была.
 Ну что с того, что лето почти кончилось - ведь будет весна, а за ней новое лето! И так - еще много раз…
Он не знал, что все роли были сыграны, да и зрителей почти не осталось.
 В уютном холле ведомственной поликлиники немолодая, но все еще красивая женщина  в сотый раз просматривала результаты полученных анализов,  представленные в виде цифр, букв и непонятных непосвященному человеку закорючек. Женщина была медицинским работником, поэтому никакой тайны для нее эти знаки скрыть не могли. Ее напряженное лицо  было бледно,  когда-то густые рыжеватые волосы тускло поблескивали в безжизненном свете больничных ламп. Казалось, от прядей  тоже может горько пахнуть осенней травой. Скоро увянет трава, и выпадет первый снег…
Как же быстро прошло лето!
 Женщина стояла и думала о своем муже, самом дорогом человеке -  ведь с ним была неразрывно связана вся жизнь. Она  привыкла заботиться  о нем, стремилась сделать так, чтобы ему было хорошо. Любя, прощала  многое, лишь бы быть всегда рядом. Ей казалось, она всегда успешно преодолевала трудности. В этом был смысл всей жизни! «Был - думала она… Был….». Она подняла лицо к окну, на глаза медленно наворачивались слезы. Пачка тонких листочков с цифрами, буквами – итог человеческой жизни, дрожала в руке…

 Весна пришла дружная, ранняя. Цвел яблоневый сад, ярко светило солнце. Старая дача стояла, освещенная этим праздничным, весенним солнцем, слепо глядя  заколоченными окнами. Документы о продаже дома были подготовлены уже в конце зимы.
 Чем этот дом был  сейчас – «ненужной обузой», местом тяжелых воспоминаний, или хранителем удивительной тайны, к которой прикоснулся его бывший хозяин, постичь которую, смог лишь подойдя к самому финалу? Загадки, которую не всякий умеет разгадать – даже прожив долгую жизнь! Кто знает…
Белое кружево вишневых цветов медленно облетало, занося, словно снегом, дорожку и ступени крыльца… Старая яблоня в этом году уже не цвела, узловатый ствол совсем высох и почернел, словно любимое дерево ушло – вслед за своим хозяином.