Как я ходила в проститутки

   БОЛЬШАЯ ПРОСЬБА!: в самом низу ПОД ЭТИМ ТЕКСТОМ будет строчка: "Написать рецензию" - ЩЁЛКНИТЕ ПО НЕЙ И ХОТЯ БЫ ОЦЕНКУ ПОСТАВЬТЕ, а лучше и несколько слов напишите. Любых - хоть хороших, хоть ругательных! А то уже больше 200 человек прочитало - И НИ СЛОВА, НИ ОЦЕНКИ, НИКАКОЙ РЕАКЦИИ!!!!! А-абидына, дарагой, панэмаешьььььььььь.............
             


КАК Я ХОДИЛА В ПРОСТИТУТКИ

Приближалась ночь. Я уже всё решила, но что-то мешало выйти на улицу. «Чуть позже… Еще рано… Все равно всю ночь работают», - проносилось в голове, и я снова шла к зеркалу – с его поверхности на меня глядела со вкусом подкрашенная, достаточно сексуального вида с аккуратной прической на голове молодая женщина.
Меня слегка лихорадило. Взглянув в очередной раз на часы и успокаивая себя в очередной раз: «Успею еще, рано», я отправилась на кухню. Сильно хотелось есть, но в холодильнике было пусто. А в кармане – медные монетки достоинством в один и пять рублей. Это было все мое финансовое богатство, после того как сегодня утром я истратила последние полторы тысячи на хлеб. Остатки этой булки были всем моим съедобным разнообразием, и я берегла их на завтра. На всякий случай. Вдруг бы меня не взяли в эскорт-услуги?
Из кухни почти неслышным шагом я возвратилась в комнату. На кроватке своей тихонько посапывало мое маленькое родное сокровище – доченька спала, не подозревая, что задумала ее мама. Мы с ней совсем одни в этом большом городе. Мне некому ее оставлять, чтобы пойти нормально работать – торговать, или медсестрой, как мне позволяет образование, или еще кем-то – да даже на завод к станку. Малышка постоянно болеет, и даже когда давали направление в садик, я с ней ни разу не смогла сдать анализы так, чтобы они были нормальными. Она на учете у массы врачей, а место в том садике отдали другому – здоровому – ребенку. И мы остались с ней выживать, благо комната в коммуналке моя собственная, и нас из нее никто за неуплату не попросит. А больше ни здесь, ни где-то еще никого и ничего. Так уж распорядилась судьба. Ее не переспоришь.
Дочка уснула в девять. И я могла идти. Но… Полдесятого… Десять… Пол-одиннадцатого… Одиннадцать… Полдвенадцатого я вышла из дома. Подойдя к телефону-автомату,  набрала номер первой попавшейся на глаза фирмы, приглашавшей девочек. После буквально двух-трех гудков на том конце провода хрипловатый женский голос произнес:
- Алло…
- Здравствуйте! Вы предлагаете работу девушкам?
- Да.
- Можно узнать условия работы?
- Можно. Оплата 35.000 в час. А вы хоть понимаете, что это за работа? – в голосе моей собеседницы появились нотки настороженности.
- Да, конечно, понимаю, - с чувством абсолютной уверенности в верности своего ответа сказала я.
Что тут могло быть непонятным, если уже несколько лет пресса описывает работу проститутки, казалось бы, во всех ракурсах – от таких нюансов, как содержание за свой счет сутенеров, охранников, водителя и т. д., до классификаций проституток по классам и категориям, как то: вокзальные, ресторанные, гостиничные и т. д.
Роман Владимира Кунина «Интердевочка» произвел на меня в свое время неизгладимое впечатление и, начитавшись всей этой литературы, я пришла к выводу, что в сложившейся жизненной ситуации, раз нет другого выхода, мне придется задавить гордость и, став на этот путь, – несомненно, на какое-то короткое время, ибо есть надежда среди клиентов найти постоянного любовника, который не даст умереть с голоду, пока не подрастет дочка – в общем, постараться не озлобиться на весь мир и жизнь, толкнувшую меня на этот позор. Ибо из всего,  что я знала до этой ночи о работе проститутки, самым страшным вырисовывался именно крах всякого уважения к себе и позор всеобщего осуждения-презрения, которые, по моим понятиям, все окружающие будут иметь моральное право выражать в самых нехороших словах в мой адрес. В том числе – возможно! – даже сами мужчины-клиенты, жаждущие моей любви и ласки бесплатно и разозленные тем, что придется платить.
- Вы сможете подъехать на ж. д. вокзал? - деловито спросила после моего ответа трубка, - вас там через полчаса будут ждать.
- Да, смогу, - немного занервничав, я переложила телефон из одной руки в другую.
- Опишите, как вы будете одеты! Так. Ваш рост? Хорошо. Раньше работали в эскорт-услугах? Нет, да? Н-ну, ладно. Подъезжайте – там к вам подойдут.
- А что, вы набираете только вокзальных девочек? - у меня пересохло в горле от ужаса – я совершенно точно знала, что вокзальной девочкой не буду – лучше вместе с ребенком сдохну с голоду. Я видела себя рядом с богатым чистым мужчиной из гостиницы или с благоустроенной квартиры, приглашающим меня и других девочек удовлетворить за час-другой его нормальное сексуальное желание – ну, что тут ненормального, если мужчина хочет женщину? Почему приглашает нас, а не с кем-то другим занимается любовью? Ну, в командировке он здесь, в другом городе… Или жена в командировке, и ему одиноко… Или хочется необычных сексуальных ощущений – поласкать двух-трех девочек одновременно… Ну, мало ли что может подтолкнуть вполне приличного мужчину пригласить к себе женщину за деньги. Но на вокзале приличных мужчин и отношений быть не может – это я твердо знала из газет и журналов на подобные темы.
- Да нет, что вы, - в голосе женщины звучало изумление, - мы работаем по гостиницам и по городу, вокзал абсолютно исключается!
- А-а, - с чувством великого облегчения вздохнула я, - хорошо, я еду.
- Вас будут ждать, - еще раз резюмировала трубка, и через секунду в ней раздались гудки отбоя.
Я осторожно положила свою на рычаг. Весенний ветер почему-то был пронизывающе-ледяным. Денег на такси не было, общественный транспорт мог не появиться и через час, и, после небольшого раздумья, я зашагала пешком. К новой жизни… Если можно так сказать. До нее оставалось двадцать пять минут.
- Ты Лена? - ко мне направлялись  аж три молодых мужика. Я растерялась.
- Д-да, - мне стало не по себе от взглядов этих мужчин. Нет, ничего враждебного мне в этом разглядывании не было, но… Меня оценивали. Натурально, как товар на рынке! Причем оценивали с прочно укоренившимся терпеливым презрением во взгляде. Ведь я как бы становилась их рабочим скотом, который будет их кормить и за счёт которого будут неплохо жить их жены и дети. Я была им нужна, как и все другие девочки, работающие с ними – сутенерами, охранниками, водителями, хозяевами эскорт-фирм. Но уважения ко мне или благодарности за будущие финансовые блага, даруемые нами, проститутками, им всем, они не испытывали абсолютно. А может, все перечисленные ощущения явились всего лишь плодом фантазии моего вибрирующего от внутреннего отчаяния мозга. Мои нервы – это точно – были напряжены до предела.
- А мы тут все Васи, - похохатывая, парни подошли ко мне.
- Что, серьезно? - попыталась улыбнуться и я.
- Вполне! Я – Василий, и он, и этот вот…
- Интересно получилось, - не поверив ни одному их слову, кивнула я.
- Ты кем работала? - пронзив меня взглядом, поинтересовался один.
- Торговала.
- Чем?
- Многим.
- А конкретнее? - настойчивость сутенера была мне не понятна. Какая, собственно, разница, кем я работала? На мой взгляд, нет такой работы, на которой я могла бы получить какие-то такие навыки, что помогли бы стать мне хорошей проституткой. Или не стать. Так зачем лишние вопросы? Для каких целей? Я абсолютно не желала говорить о себе что-то этим будущим коллегам по работе. «Молчание – золото» - мой девиз, и он неоднократно себя оправдывал.
- Продуктами торговала, книгами, вещами…
- Образование какое?
- Среднее.
- Ничего не заканчивала, институт там?
- Нет.
- А где живешь?
- В Академгородке.
- Где там?
- Я вас в гости к себе не могу и не хочу приглашать, и домашнего адреса ни сейчас, ни потом не скажу, - не выдержала я.
- А почему? – усмехнулся мой будущий начальник.
- Незачем вам знать его. На работу я к вам и сама приеду.
- А с работы? Ведь и в пять, а то и позже будешь освобождаться! - прищурившись, другой сутенер с интересом разглядывал меня.
- Ничего, доберусь. Отвозить меня домой не надо.
- Телефон-то хотя бы есть? - третий полез в карман куртки, и, достав дорогущие сигареты, стал выщелкивать одну, не забывая коситься в мою сторону.
- Нет, - твердо ответила я.
- Ну, а если ты срочно понадобишься – понравишься кому-нибудь, и он именно тебя затребует, как тогда тебя искать?
- Я вас сама найду – буду регулярно звонить по телефону, хоть каждые полчаса… Не умрет клиент за это время, - мне кажется, я старалась говорить спокойно, негромко, но голос вдруг начал срываться и звенеть. Проходящие мимо какие-то люди заоглядывались. Я внутренне сжалась и резко замолчала.
- В эскортах работала раньше?
- Нет.
- Первый раз, что ли? - первый вновь начал допрос. Как он, однако, любит точность.
- Да.
- Н-да… Ну иди, садись в машину, вон стоит… Скоро поедем. Сейчас заказ прозвоним – есть или нет. Угу?
- Да, ладно.
Я подошла к указанной мне машине. За затемненными стеклами заднего сиденья никого не было, но за рулем и на переднем сидении сидели две девушки, явно эскортницы.  Когда я села в машину, они на секунду замолчали. Я молча забилась в угол заднего сиденья. Некоторое время в машине стояла настороженная тишина. Потом та, что за рулем, глядя перед собой на ветровое стекло, с хрустом потянулась и, ойкнув, засмеялась нехорошим смехом.
- Ой, блин, болит, черт. Не проходит, - и девчонки принялись шептаться о каких-то своих знакомых, повышая незаметно для себя голос по мере прохождения времени общения. Я молча ждала, что будет дальше. Шло время. Никто из сутенеров не подходил. Они маячили возле вокзальных телефонов-автоматов, к ним подходили еще мужики и девчата… Прошло полчаса, сорок минут, сорок пять – устав от ничегонеделанья, я как-то успокоилась и поневоле начала прислушиваться к беседе, что оживленно велась на переднем сидении «Жигулей» по соседству со мной.
- Наташка опять с Танькой на «косяк» попали, знаешь? - девчонка за рулем очень резко выговаривала слова и постоянно нехорошо подхохатывала.
- Не слышала. Когда? - голос сидевшей на переднем сидении был просто ангельским. Я так и не увидела её лица. Но надолго запомнила звук речи – тихий, нежный и какой-то отчаянно усталый… Как до предела натянутая самая тонкая гитарная струна… Что-то в этом роде.
- В пятницу, позавчера. Представляешь, перед уходом встала в дверях и во весь голос им: «Чтоб у вас члены отсохли напрочь, кобели вы поганые!». Танька рядом стояла – её аж затрясло. Прикинь, что могло быть? Изувечить ведь могли обоих, да? Наташке если жить надоело, так хоть бы Таньку не подставляла…
- Отпустили? - тихо спросила та, с переднего сиденья.
- Да, но где гарантия, что Наташка опять подобное не выдаст на очередном «косяке»? Знаешь свою работу – так заткнись! На хрен нарываться-то? – у сидевшей за рулем голос сорвался на вскрик. Она замолкла и, вытащив из машинного магнитофона поющую кассету, перевернула ее, поставила, послушала, опять вытащила, вставила вторую, третью, и, не прерывая молчания, стала менять кассеты одну за другой. Их разговор меня серьезно заинтересовал.
- Можно спросить? - подала я голос. - А что такое «косяк»?
- А это когда тебя насилуют пятнадцать мужиков подряд и в рот, и в зад, и во все остальные дырки, какие видят, - резко ответила та, что за рулем, - и так в течении часа-двух-трех, если повезло.
Я оторопела.
- А если не повезло?
- Тогда сутки-двое-трое, - уже одновременно ответили обе женщины.
- Это что, за тридцать пять тысяч в час? - сглотнув, я уставилась на говорившую, как баран на новые ворота.
- Это абсолютно за бесплатно. И скажи спасибо, если дело только траханьем ограничится! - зло глянув на меня, девчонка за рулем истерически хохотнула.
- А что еще может быть? - с чувством нарастающего ужаса спросила я.
- Ну, изобьют. Хорошо, если несильно. Могут изувечить на всю жизнь…
- Но ведь за это посадят, - наивно проблеяла я.
В салоне автомобиля грянул дружный хохот.
- Нет, я серьезно, - продолжала отстаивать я свою веру в силу нашей милиции и прокуратуры. - Изнасилование – это единственная статья, по которой садят, даже если нет ни одного свидетеля, но есть следы насилия – синяки там, следы удушения и т. д. Здесь нет ничего смешного. А тем более, если еще и увечат – идет статья за истязания, 112 и 113, да! Я на юрфаке училась, точно это. - Сидевшая за рулем развернулась ко мне всем телом и, глядя мне в глаза, спросила:
- А потом, после подачи тобой заявления в прокуратуру, к тебе приезжают прямо на дом – те же, на кого ты написала и кто тебя не добил. Угадай с трех попыток, как ты себя будешь ощущать после их… визита. Если будешь. И, пронзив меня ещё раз взглядом, в котором сквозила истерика отчаяния, она отвернулась.
- А как же сутенер? Охрана… Ведь они берут деньги за охрану нас, за безопасность нашу – разве не так?
- Нет, не так. И охранника, и сутенера могут также избить, а то и трахнуть, если что не по их. Против  «косячников» ничего невозможно сделать. Только постараться не попадаться… если получится. Они ведь звонят как нормальные заказчики. Просят одну, две, три девчонки на час-другой. Ну, мы садимся, едем. Приезжаем. Девчата остаются в машине, охранник поднимается в квартиру. А там его уже поджидают: человек пять начинают заниматься его воспитанием, остальные спускаются искать машину с девчонками. Не дай Бог, не найдут – охранника тогда ждет незавидная участь. Водитель, который возит на заказы, должен сразу нас увозить, как только что почувствуем или увидим «косячников». Но он не всегда успевает… Поэтому мы никогда не останавливаем машину около того дома, откуда заказ. Или, тем более, у того подъезда, куда, в принципе, девчатам заходить. Хотя эти могут поджидать даже и на улице, толпой. Заказы они дают на два-три-четыре часа ночи, то есть именно на время, когда улицы безлюдны и безавтомобильны. Вызывают в дома, где внутренние дворы. А в три часа ночи во внутренний двор любого дома любого района заезжает очень редкая машина. Естественно, сразу же бросающаяся в глаза. Ну, они окружают ее – и, если там сидим мы, девчонки, то все ясно. За шкирку – и в хату. Вот так. И попробуй закричать или начать вырываться… Черт, кассету заело!
- А если заплакать, попросить отпустить? - не придумав ничего лучшего, я прижала вспотевшие ладони к чехлу на сиденье и, впившись ногтями в ткань, начала чисто автоматически расцарапывать сидение «Жигулей». Нарастало ощущение мертвой безысходности, безвыходности ситуации. Та, что за рулем, опять нехорошо захохотала. Ответила другая.
- Не дай Бог тебе расплакаться. Будешь серьезно избита. Они, если видят слезы, как звери, почуявшие кровь, становятся. Будут измываться в десять раз злобнее, чем  если ты будешь смеяться, улыбаться там…
- Но ведь это же невозможно, - голос у меня осекся, - Как же вы работаете? Это все-таки редко бывает, да?
- Ну, раза два-три в неделю, - сидящая за рулем справилась, наконец, с кассетой, и теперь, выключив магнитофон, искала музыку на волнах автотранзистора. Но там все болтали: о политике, о последних событиях в мире, о программе Президента, его новых указах… А в России, между тем, останавливались предприятия, сокращались рабочие места для женщин с детьми и женщин «за 40…». Не было работы молодым девчонкам: студенткам или  даже после института, но без стажа за плечами. Не было работы или была только нищенски оплачиваемая  и  для простых мужиков – обыкновенных работяг, водителей, станочников на заводах и т. п.… Нечем стало кормить семью, своих жен и детей. И их жены, чтобы как-то выжить и не дать умереть с голоду детям, начали цепляться за любую возможность зарабатывать. Любую. Лишь бы не причинять боль, не творить беду другим, не убивать, не грабить на больших дорогах страны… Ибо это с успехом  уже  делали  мужчины… Те самые, что презирают проституток и измываются над ними, уверенные в своей безнаказанности и в своем моральном праве презирать никчемных баб, не способных ничем, кроме тела своего, зарабатывать себе на жизнь. Измываться над женщиной за то, что она за свою ласку хочет элементарно хорошо кушать и вкусно кормить своих детей, нарядно одеваться, уютно жить? Раз уж Бог не послал ей одного мужчину, способного и желающего оградить её  и детей от всех ужасов, что несет нищета, безденежье – ладно, пусть их будет много, как это ни горько и ни противно… Да, она старается приласкать каждого, кому не жалко тех небольших грошей, из которых и вырастет ее возможность  ВЫЖИТЬ. И возможность выжить её  детям и её родителям… И тем нищим, мимо которых и на улице, и в храме проститутка равнодушно не пройдет, но пройдут равнодушно накачанные мальчики без души и мозгов в голове, но с отличным аппетитом (в том числе сексуальным) и кулаками, размеру которым могут позавидовать их головы. Нищему, может, даже и повезет – и они не плюнут в его протянутую ладонь и его самого не  пнут….
Меня била мелкая дрожь. Обе девчонки закурили. Я никогда не курила, не пила алкогольные гадости, по утрам делала гимнастику, приучая дочку закаляться и не унывать, даже когда есть не фиг и во дворе девочки и мальчики не хотят с тобой играть… Но сейчас я сильно захотела покурить. И почему-то точно поняла, что не отказалась бы выпить. Не чая, разумеется. Но мне не предложили. Самой же что-то просить у этих девчат… Я не могла. Слишком дорогой ценой достаются им эти сигареты… И я задала давно рвущийся с языка вопрос:
- А сколько у вас заработок? Ну, сколько так, в среднем за ночь можно заработать? Или за месяц? - пробормотала я последнюю фразу, так как та, что за рулем, глянула на меня просто с ненавистью. Сигарета в ее руке задрожала, на чехол автомобиля и ей на платье посыпался пепел. Резко-суетливым движением она стряхнула его на пол «Жигулей».
- Просто ненавижу этот вопрос! Клиенты с ним достали, тут ты еще… Поработаешь – узнаешь!
- Но я… не уверена, что поработаю у вас…
- Почему? - разом спросили девчата.
- Ну, после того, что я услышала, я как-то расхотела…
Грянул дружный смех. Девчата смеялись от души и на этот раз в их веселости не было отчаяния, истеричности… Я тоже робко улыбнулась.
- А ты не бери в голову! Смейся – и все! - сидящая за рулем повернулась ко мне. - Я вот попала на «косяк» в Дивногорске. Вот это было что-то! – она опять достала сигарету. – Из задницы неделю ручейком кровь бежала. Ключицу сломали… Я, как привезли, сразу почувствовала – просто так не отпустят. И ужралась там сразу, как могла, чтоб уже ничего не чувствовать. Так что готовься пить! Иначе свихнешься от боли… Так я – слышь, Настька, - впервые обратилась она к подруге по имени, - пешком из Дивногорска с четырех утра до Красноярска добиралась. Ключица болит – сил нет, и все остальное – алкоголь на свежем воздухе выветрился, все чувствую, аж ступить не могу. И ни один козел почти до пяти утра не проехал мимо! - Она глубоко затянулась. - А я всё  равно шла и улыбалась! Меня, наверно, в гроб класть  будут, а я и там буду хохотать!
В салоне машины повисла тишина.
- А как сейчас ключица? - чтоб не заорать от этой тишины, спросила я.
- Болит, что…  Но уже не так, конечно.
Замолчали опять.
- А что, другую работу никак найти нельзя? Какие-то проблемы, прописки нет, да?
- Прописки нет, квартиру снимаю… Но скоро гостинку куплю, - сидящая за рулем откинулась всем телом на сидение, уронила голову на подголовник и закрыла глаза. Во всех этих ее движениях сквозила усталая грация и как будто вызывающая женственность, что ли… Хотя женственность должна быть мягкой, неброской, наверно?
- Есть ведь и нормальные мужики, - продолжала она, - их больше пока, слава Богу! Платят нормально, не издеваются… Пусть им всегда везет, и деньги не переводятся! А член мы им поставим в лучшем виде! Да, Настька?
Наверно, Настя улыбнулась, потому что говорившая, повернув голову в сторону подруги, взглянула на нее и опять засмеялась. В этот момент две роскошные иномарки одна за другой подлетели и встали чётко справа и слева от нашей машины, автоматически отрезав возможность кому бы то ни было из нас выйти из нашего авто.
- Косячники, - прошептала побелевшими губами сидевшая за рулем, сползая по сиденью вниз, - накаркали, ****ь!
С обеих сторон от иномарок к нашей машине направились несколько парней. У меня закружилась голова, все поплыло перед глазами. Неожиданно для себя, буквально второй раз за прожитые тридцать лет, я вдруг потеряла сознание…
Елена Аристова
1995 год, июнь.