Последний конь

    Конный двор после коллективизации был устроен в усадьбе одной раскулаченной семьи, что находилась наискосок от нашего дома. Летней порой от жары и роя мух мы спасались, закрыв все окна ставнями на пробой. Прохладный полумрак и прохлада избавляли нас от этих тварей.

    В колодце конного двора водичка была не так солона, как в нашем колодце и питьевую воду мы брали там. Когда я подрос – доставка воды стала моей обязанностью.

    Мне интересно было наблюдать, как из огромной колоды, установленной рядом с колодцем, пили воду лошади. Высокий карий мерин, однажды,  оторвавшись от воды, подошел ко мне, как бы обнюхал, фыркнул, затем потёрся о моё плечо, словно прося ласки или подарка. Мой лёгкий испуг прошел, и я потрепал его по щеке.

    Испуг был вызван тем, что год назад, мы с Лёвой Перминовым – нашим соседом решили прокатиться верхом на молодом  жеребёнке, но серуха – мать его была на страже, удар копытом в мою коленку отбросил меня далеко в траву и я потерял сознание.

    Карька оказался добрее.

    Я рассказал домашним о случае у колодца.

    - Это же наш Карька,  удивительно! Значит, прознал в тебе хозяина! – Сказала бабушка.

    Карька родился в 1918 году от потомков Орловских рысаков, на которых мой пра-пра-прадед Андрей с братом прибыли в эти места из Екатеринбурга на новое постоянное место жительства, еще до Киселевского указа.

    Забрали коня в колхоз, где могучего жеребца выхолостили, как и генетический фонд России, превратили в послушного мерина.

    Если, по какой-либо нужде, приходилось просить лошадь в колхозе, то отец просил карьку. Если он был свободен – нам давали, но чаще он был в разъездах, так как его сильный размашистый шаг нравился многим.

    14 апреля 1955 года отец устроился на работу в целинный  Катайский совхоз, а по окончании учебного года увез меня «к себе в помощники». В средине лета он взял в совхозе буланую лошадь Диану, и мы поехали на родину, чтоб забрать кое - какие вещи.

    Дорогу до Долговки Диана знала хорошо, и мы доехали без приключений, но дальше идти отказалась, пришлось с ней намучиться. С трудом проехали оставшиеся десять километров. Переночевали. Утром отправились в обратный путь. Пройдя километр, лошадь вновь заупрямилась, и отец решил ехать прямым путем – через Фроловку. Проехали с муками еще километра два, урос лошади достиг предела, не идёт ни вперёд, ни назад, падает, стараясь сломать оглобли. Остановились.

    Отец пошёл к урочищу Суровое, где был полевой стан колхоза имени Свердлова просить помощи. Колхозный бригадир Петро вошёл в наше положение и выделил в помощь нам Карьку. Отец привёл его в поводу. Запрягли коренным, гордую Диану в пристяжку. Верный конь послушно натянул гужи, потянул подводу и норовистую красавицу Диану. Вначале она упрямилась, но затем послушно пошла рядом. За Фроловкой лошадей перепрягли, Диане путь оказался знакомым, и она уверенно пошла вперёд.

    Отец усадил меня на жесткий как ребро доски хребет Карьки, чтоб я вернул его колхозникам. Зная историю этого богатыря, я не торопился. Не мог его понукать, и жаль было расставаться с этим безсловестным надёжным другом, бывшей собственностью нашей семьи Головиных. Карьке в то лето исполнилось тридцать пять лет.

    Шел догонять отца и долго оглядывался, навеки прощаясь с прошлым нашей семьи, историю которой приходится восстанавливать по крупицам. Конь знал моего деда, а я нет.

    Долгое время мы были «под колпаком» лишнее слово могло привести к репрессии. Люди молчали, но помнили своё прошлое, не принимая настоящего, оставались единоличниками. Таким урезали земельные участки, «давили» налогами, вынуждали идти в колхоз или покинуть деревню, отец выбрал второе. Надо было кормить семью.