У костра...

 (использованы сюжеты русских народных сказок)

 Стоял октябрь... Тихо падала листва, усыпая землю золотым ковром. Светила полная луна, и цикады, не переставая, пели в траве. Река мерно журчала. Волны, то и дело натыкаясь на какие-либо преграды, будь то поваленные в воду деревья или валуны, непонятно как попавшие в эту реку, тихо плескались, гармонично вписываясь в ночной хор. На берегу горел костер, и было слышно, как пламя окутывает дрова, суша влажные и обжигая сухие. Щебетали еще не улетевшие на зимовку прибрежные пичужки. То и дело ухал сердитый филин, сурово глядевший на людей, осмелившихся вторгнуться в царство тишины и спокойствия.
  Квакали лягушки... Квакали недовольно, словно сетуя на приближающиеся холода. Тихо проплыла лодка с одиноким рыбаком. Весла, загребая воду, своими всплесками разбудили рыбу, мирно устроившуюся в эту осеннюю ночь на дне в иле. Щука, возмущенная таким произволом, сделала "свечку" и, насладившись созданным эффектом, самодовольно поплыла искать взбудораженную мелочь...
  Подала голос выпь, неожиданно, страшно, словно закричал кто-то, угрожая, а, может, и предостерегая о чем-то... Будто рассмеялось зловещим голосом что-то, что-то заухало, загоготало, защелкало в седой туманной ночи...
 - Наши места издавна считались богатыми на всякого рода нечисть, - сказал пожилой мужчина с белой, словно покрытой снегом бородой и такими же волосами. - Помню, пацанятами, вот как вы сейчас, придем вот так же с друзьями на реку ночью, костер разведем и давай страху наводить друг на друга... Да ведь никто и не придумывал сам-то, все нам старики наши рассказывали...
 - Дед, а дед, а расскажи и нам, а дед? Про вампиров и палтергестов, а? - прошептал самый маленький из сидевших у костра, мальчонка по имени Васька.
 - Не палтергестов, а полтергейстов, дубина! - устыдился за меньшого братишку другой паренек. Сам он был повыше Васьки, широкоплечий, темноволосый и с глубокими голубыми глазами, полная противоположность брату, щупленькому, с непослушной копной светлых волос, смотрящему на мир, словно зелеными бусинками, глазками, в которых сейчас отражался магический танец костра.
 - Эх, молодежь, - улыбнулся сквозь усы дед, - а в мое время так и не говорили - полтергейст. Порой барабашкой в шутку называли, мол, стучит в доме-то, барабанит, значит. Но это люди несерьезные. А те, кто смекал, что да как, тот с уважением относился-то. Домовым, дедушкой или самим величали. Вот такое было уважение, да и жили хорошо, в ладу с ним. Вот, помню, старики рассказывали...
  В это время начал моросить легкий осенний дождь. Дети поплотней укутались в свою одежку, а дед, словно и не замечая тяжелых капель, срывавшихся с неба, взял прутик из костра, достал папироску, поджег ее угольком на конце веточки, затянулся и продолжил:
 - Так вот, было, значит, дело зимой, на Святочную неделю. Ох, и было же время! Девки гадали, по домам сидели, а мы, парни, гуляли, пели, штуки разные выдумывали... Эх, молодость, беззаботность! О чем я? Ах да... Так вот, гадали девки у подружки одной, Марьюшки, дома, на суженого-ряженого, значит... Клали колечки в блюдце, накрывали платком, и кто вынет свое колечко, той замуж в этот год идти, да все напевали: "Кому вынется, тому сбудется, хорошему не минуется". Все нашли свои колечки-то, а марьюшкино пропало куда-то. Поискали, значит, поискали, да и по домам разошлись. А Марьюшка погоревала чуток, да и тоже спать легла. А на утро, когда проснулась, смотрит, а у нее вся посуда перебита да пряжа перепутана. Поняла она, значит, что это кикимора в доме поселилась...
 - Болотная, в доме? - засомневался Васек.
 - Тихо ты, - цыкнул на братишку Егор, - дед, а действительно, что ей там делать, в доме-то?
 - Зря вы думаете, что кикимора - болотная. В болоте лишь болотники да болотницы живут. А кикимора-то, она домашняя вредительница! - назидательно произнес старик, затягиваясь нещадно дымящей папироской.
  Перестал моросить дождь. Вновь прокричала выпь, заухал филин. Васек опасливо огляделся.
 - И, значит, погоревала она, поплакала, и тут голос из-за печки: "Дай мне, Марьюшка, горбушечку с солью, я тебе и подскажу, как от кикиморы избавиться". Обрадовалась она, так как знала, что за печкой живет добрый домовой. Посолила она круто хлебушек-то, да и положила на печку. Глядь, а он-то и исчез. И слышит она: "Сейчас по деревне нашей цыган с медведем ходит. Слышал я, что уж жутко кикиморы медведей боятся". Побежала тут же Марьюшка, нашла хозяина с ручным медведем, в дом пригласила. Только они на порог зашли, вдруг, откуда не возьмись в углу появилась маленькая сморщенная старушка, затопала ногами и шмыг в дверь. Тут и колечко на столе появилось. Обрадовалась хозяюшка, щедро отблагодарила цыгана с медведем-то, и про домового впредь не забывала, всегда ему хлебушка с солью давала. Вот так вот, а вы говорите полтергейст...
  Вдалеке залаяли собаки.
 - Чего это они, - изумился Васек, - брешут?
 - А кто знает? - философски заметил дед, - может, прошел кто незнакомый, или некошеного гонят...
 - Кого гонят? - не понял Васютка.
 - Некошеного, - пояснил Егор, - черта, значит. Собаки, лошади и петухи чувствуют нечистую силу и гонят ее, оберегая хозяев.
 - Правильно говоришь, - одобрительно закивал дед.
 - Ой, октябрь, Хэллоуин скоро, - радостно воскликнул Егор.
 - Какой такой Хеловин? - не понял дед.
 - Праздник такой, американский, когда люди в разную нечистую силу переодеваются.
 - Эх, молодежь... Да вы на Запад-то больно не смотрите, у нас и своих праздников хватает... Взять хотя бы ночь на кануне Ивана Купалы, что на седьмое июля празднуется. Это после большевиков, а раньше 24 июня было-то. Говорили, мол, на Ивана проказы нежити, ведьмы и прочие собираются на шабаш на Лысой горе...
 - Лысая гора? - рассмеялся Васютка, - а что, разве горы волосатые бывают?
 - Да рассказывал нам как-то батюшка нашей церкви, что Лысая гора - это место, где Христа распяли... Ну и нечистая все такие горы и облюбовала... - задумчиво произнес дед.
 - А я что-то насчет папоротника слышал, - сказал Егор.
 - Да, говорят, мол, если на ночь Купалы папоротник цветущий найдешь, то все клады тебе откроются, - проговорил дед, - да только папоротник-то этот не цветет никогда, но все равно, есть те, кто ищут. Многие в лес уходят, да не все возвращаются... Али лешие заводят, али блуждающие огоньки, кто знает...
  Долго они еще говорили. Васютка уже уснул, накрывшись тулупчиком, дед курил и говорил, говорил, а Егор смотрел на реку, на звездное лунное небо и ждал необычного, чудесного. Но чудо не спешило появляться, и он медленно засыпал...
  Все также стрекотали цикады, ухал встревоженный филин, кричали утки, летевшие высоко в небе... Верещала неугомонная выпь, пугая всех в округе... Щебетали и чирикали не спящие пернатые... Кто-то словно смеялся у реки... "Зверушка какая-нибудь", - подумал дед. Всплеснув, нырнула в воду выдра и деловито поплыла куда-то. Догорал костер, пламя дотанцовывало свой чарующий танец на поленьях, уже успевших почти стать углями... Все жило какой-то своей, таинственной, только природе известной жизнью, и человек здесь был лишней, но такой неотъемлемой частью... Так было и так будет. А иначе в чем прелесть жизни?..