Кто ненавидит то, что лишено милосердия, тот проявляет милосердие
Мао Дзедун
К полицейскому участку подъехал красивый автомобиль марки «Wolkswagen» c откидной крышей, из салона вышел пожилой мужчина с густыми бакенбардами и заросшими щеками. Нигде не задерживаясь, он живо забежал в фойе серого здания. Только по одному спешащему виду несложно было определить потрясенное состояние этого человека. В нём самом ощущалась какая-то внутренняя дисгармония, это было заметно по отрывистому взгляду и резким движениям рук. Ни с кем не здороваясь, ни на кого не обращая внимания, он спешно поднялся по винтовой лестнице на самый верхний этаж. На пару секунд остановился у стенда, где успел разглядеть торжественные снимки своих подчиненных. На фотографиях стояли и улыбались десятки сотрудников в погонах, в тот момент именно их всеобщая радость больше всего взбесила его.
Он громко выругался и поспешил в свой служебный кабинет, обхватив крепкую шею обеими руками. Когда он вошёл в приёмную, секретарша с явным волнением подскочила с места и тут же принялась сбивчиво докладывать сердитому боссу, что капитан Тао Тонг уже более получаса дожидается его скорого приезда. Он просверлил её пламенеющим взглядом и презрительно бросил: «Вы как всегда в своем репертуаре, Нью Нью», и сполна удовлетворившись её замешательством, вошёл в свой кабинет. Там сидел Тао Тонг, и что-то очень увлечённо записывал в свой затасканный ежедневник. Услышав шум, он сразу же обернулся, в потливой ладони красовалась гондурасская лемпира, на записной книжке бросалась в глаза раскрашенная наклейка гильдии американских кинорежиссёров.
Солидный господин выгнулся, треща суставами и, поравнявшись с капитаном, взорвался:
- Извольте мне ответить, что здесь стряслось? Что за ботва с Чоу Лунг? Я вам поручил выполнить операцию, а вы что? Вы дискредитируете свои заслуги прежних лет, а также компрометируете своими губительными провалами не только меня и наше управление, которое испокон веков славилось лучшими специалистами и экспертами, но и всю ветвь правоохранительной власти! Мне только что доложили в штабе координационного совета о том, что несколько часов назад депутат Собрания Народных Представителей города Кульджа господин Тей был освобождён из плена, в котором содержался свыше трёх недель, отрядом «Ночной тигр» Ланьчжоуского военного округа! Погибло более 10 человек, это же уму непостижимо! Когда в Кульдже они вламывались в высотный дом, там стоял кромешный ад, люди прыгали из окон и разбивались насмерть, две «телеги» взлетели на воздух, а в соседних квартирах полопались окна! Что мне теперь прикажите делать? Мне сейчас такую взбучку устроили, что вам такое и в кошмарах не снилось. Меня попросту отчитали перед всеми тяжеловесными генералами как какого-то нерадивого школяра. И это меня выводит из себя, потому что мои тупые подчинённые не в состоянии справиться с какими-то преступниками. Вы понимаете меня, капитан? Мы в щекотливом положении, под гильотиной, если правильнее выразиться. И это, естественно, меня сильно смущает.
- И что же теперь делать, господин Фей? – Тао Тонг непонимающе посмотрел на шефа, видно было, что капитан усердно манерничал. Полковник Фей потянулся за кружкой с водой, на посуде был изображён мамонт цвета маренго. Вылакав всю воду, он устало вздохнул, опустился за стол и звучно сглотнул слюну.
Пошарив в своих карманах, капитан так и не смог отыскать в тот момент куда-то подевавшийся маркер для заметок, обвёл безучастным взглядом все углы и щели помещения. Вон он увидел кегли, которые были подарены начальству во время праздничного гулянья в честь вооружённых сил. Ох уж тогда и нализались эти полковники, что даже бывалые «синяки» присвистнули. Водки не хватило и на полдня, так что послали подопечных младших офицеров за новой крупной партией горячительных напитков. Ребята накупили товару на сумасбродную сумму, но никто тогда даже и виду не подал, ведь людям было весело. Потом выкупались в пруду, там дно было таким мягким, капитан невольно улыбнулся, вновь представив себя барахтающимся в пенящейся воде и ликующим от счастья, неподвластного столь краткому объяснению.
- Ну, скажите мне, любезный, чего это вы так заулыбались? – грубо прервал его мечтания полковник Фей.
- Извините, так, вспомнил былые времена, – нашёл оправдание своей улыбке капитан.
Он виновато посмотрел на начальника, но тот даже не соизволил оказать тому честь своим небрежно брошенным взглядом. На улице было шумно, шествовала манифестация с протестом против американского присутствия на Тайване, отовсюду раздавались свист и грозные выкрики в адрес правительства острова. Манифестанты были окружены плотным кольцом полиции, которая сопровождала их повсюду, дабы не возникли массовые беспорядки.
- Мне чихать на ваше дивное прошлое! – он опять пустился порицать своего помощника, шагая из одного угла в другой угол. – Мне нужны результаты сегодняшних дней! Перестаньте улыбаться, это меня нервирует! Вы должно быть не в курсе, что сегодня наш славный товарищ Чоу Лунг уже не прибудет на рабочее место?
- Нет. – Капитан утверждающе замотал головой.
- Ну, так вот, я вам поведаю. Он улетел в мир иной, а говоря простым языком, его больше нет в живых. И это не только ваша вина, конечно, здесь есть и моя провинность. Она заключается в том, что не воспитал вас в духе спартанского воина, что не обучил всех вас должным образом, что не проконсультировал с опытными профессионалами (ветеранами, выходцами из спецслужб), которые бы помогли вам уяснить самые необходимые азы шпионажа. Но вот беда, вас этому не учили, а если и обучали, то плохо, на тройку или с закрытыми глазами. В одном вашем отделе по борьбе с экстремизмом добрая сотня службистов, вас развелось, как тараканов, а проку никакого, лишь одни расходы. Я буду беседовать на эту тему со своим уважаемым руководством, подам заявление о том, чтобы позволили мне провести профилактические работы в моем ведомстве. Или же поставлю вопрос об упразднении или реформировании этой государственной структуры. Как вы к этому относитесь, капитан?
Тот некоторое время упорно хранил молчание, но позже, уже придя в себя, спросил:
- И это правда? У вас имеются какие-нибудь доказательства гибели Чоу Лунг?
- Да, кое-какие имеются, в частности, их служебные документы и останки, которые были найдены в том самом доме, куда они были посланы нами. Причем медэксперты ещё не провели комплексное изучение и идентификацию разорванных тел. Но они уже полны уверенности в том, что трупы являются нашими бывшими сотрудниками.
- Но как это могло случиться, ведь по идее никого из террористов на тот час не было в квартире, она была попросту пустой. Уж не думаете ли вы, что квартира была изначально заминирована?
- Вот именно! – закричал полковник Фей, с яростью отбрасывая в сторону вазу с пионами. (Осколки хрусталя разлетелись по всему кабинету, один из них задержался на ботинке капитана). – До вас, наконец-то, допёрло! Злоумышленники замутили растяжку, а наши болваны на неё напоролись! Ну, ответьте, на милость, чем не идиоты? Им говоришь одно, а они обязательно натворят что-то совсем иное, корявая организация заторможенных придурков! А вы что, не могли старательно проследить за разворачивавшимися событиями? Где вы были, когда наши парни умирали в огне?
- Я? – вопросительно пролепетал вконец расстроенный капитан.
- Да, именно вы! – вновь разорался шеф. – И почему вы переспрашиваете, ведь я задал конкретный вопрос, и здесь никого, кроме нас, нет? Уж не считаете ли вы меня умственно отсталым увальнем? Нет? Ну, так будьте добры отвечать чётко и сдержанно! Чему вас только в армии учили, солдаты постельного режима и маминых подушек? Короче, времени на качественное раздумье у нас, как всегда, нет, поэтому будем действовать по такой схеме. Вы не показали начальству должного рвения, а значит, руководителем операции я назначил господина Тургана Талипа и лейтенанта Диаса Имани, а вы, капитан Тао Тонг, будете им всячески помогать во время операции по бескомпромиссному уничтожению уйгурских террористов и их базы под устрашающим названием «Львиное логово». Всё ясно?
- Да.
- Турган Талип исполнителен и пунктуален, да и к тому же он служил на китайскую разведку в Палестине и в Афганистане. Он политически грамотен, знает силу удара и ловкость противника. Он наиболее подходящая кандидатура на столь важную в этом деле должность. Всё, это утверждено даже самим председателем нашего с вами министерства. У вас есть какие-нибудь вопросы обобщающего характера? Нет? Ну, тогда, как говорят тактики, устремимся ближе к техническим нюансам.
= // = // = // = // = // = // = // = // = // = // = // = // = // = // = // =
- Это тот самый тип, который всегда заказывал на обед черепаший суп и стаканчик с душистым «каппучино»? Это случаем не он?
- Нет, тот служил моряком, а наш всё в разведку пёр. Ха-ха-ха! Его постоянно мучил зуд, что он только не испробовал на своей шкуре, мазался всякой дрянью, глотал пилюли, мылся травяными отварами и ел продукты, рекомендуемые исключительно больным сахарным диабетом!
- Что это был за зуд такой, почесуха что ли?
- Блохи! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Ладно уж, шучу я, братцы.
- Эй, может, нам уже пора? Время подошло, а поставленную нам задачу мы должны исполнить, и здесь уже никакие препирательства не помогут. Ну что, идём?
- Нет. Рано ещё.
В накуренном салоне автомашины «Chery Amulet» сидело четверо молодых работников полиции из Управления общественной безопасности, они выжидали специально обозначенное время для начала проведения операции по захвату нескольких субъектов, которые на тот момент проживали в малоприметной квартирке семиэтажного дома в центре города Урумчи. Ещё два дня назад их послали на этот рейд, и вот они сидели и терпеливо выжидали подходящего момента в районе Северной Стены. По радиоле тихо крутили песню под сопрано Чжао Юньхун, машина стояла у тротуара и, казалось, ничем не привлекала постороннее внимание, редкие прохожие закутались потеплее в куртки и пальто, подняли воротники и, съёжившись, брели кто куда, асфальт и железная калитка были покрыты утренней изморозью. Лужи сковались тонким льдом, ни щебета птиц, ни одного лоточного продавца мороженого, одним словом, нашествие холодов.
- А до этого чем он занимался?
- Жил в Харбине. Учился в обычной школе, один раз оставался на второй год, неоднократно был исключен из школы в связи с трениями, возникавшими с директоратом. Дома отец в вечно пьяном угаре, братишка-полиглот, знавший наизусть несколько иностранных языков. Мать работала прачкой на дому, обслуживала знатных людей, а по совместительству подрабатывала няней.
- А ты, Чоу откуда родом?
- Да, ходили слухи, что ты приехал сюда из Аксу, это так?
- Ага, я прямо оттуда. Городок провинциальный, никаких развлечений, никакого широкомасштабного веселья, всё беспонтово, абсолютно всё.
- Гм, грустную вещь толкаешь.
- Это правда. Мне если и хочется в прошлое, то, конечно, это происходит очень редко.
Тем временем по радио ди-джей рассуждал о совокупности секса и феромонов, при этом детально исследуя каждую тему в отдельности. Феромоны (по его словам, вычитано в справке из большой энциклопедии) – сложнейшие биохимические ароматические соединения, выделяемые живым организмом непременно для стимуляции полового влечения. В ходе беседы с каким-то зоологом из Внутренней Монголии стало известно, что феромоны разделяются на аттрактаны, привлекающие противоположный пол, и реппелены, отталкивающие партнёра, вызывающие чувство тревоги и беспокойства.
Чоу Лунг не выдержав, вытянул руку и внимательно посмотрел на наручные часы, затем вымолвил:
- Пора приниматься за дело. Мао, Сунг, Чен, я выйду первым, а вы в порядке очередности за мной. Просьба не отставать, надеюсь, всё уяснили?
- Да, лейтенант Лунг! – в один голос прозвучал ответ.
- Ну, тогда пошли! – сказав это, он вышел из машины и, перейдя проезжую часть, зашёл в подъезд. Все остальные направились вслед за ним, стараясь от него не отстать. Он ждал их на пятом этаже, в момент, когда они поравнялись вместе с ним, старшина Сунг, запыхавшись от усталости, задал тому вопрос:
- А почему не на лифте?
- Потому что нельзя. Мы обязаны действовать по уставу и начертанному плану. Это вам не бисероплетение или, там, прикладное искусство, здесь неуместны вольности и личные тяготения, мы на службе, а значит, обязуемся подчиняться приказам высших инстанций. Ясно?
- Понятно.
- А если их там будет целая разбойничья шайка? Что если они начнут по нам пулять? Да, у нас есть оружие, но это, однако, не вдохновляет на геройские поступки! Такие мерзавцы, как эти хмыри, ни перед чем не остановятся, их надо танками давить!
- Тише! – рассерженно зашипели на Чена другие агенты, стоявшие побоку от него. – Разорался, как башмачник на рынке!
Выждав непродолжительную паузу, офицер Чоу Лунг начал терпеливо объяснять своим подчиненным все тонкости оперативного рейда:
- Поэтому шеф и послал нас на эту серьёзную операцию по негласному обыску этой подпольной квартиры, принадлежащей исламистам, безмерно погрязшим в терроре. Во всяком случае, следует применять оружие по своему усмотрению, т. е. когда видишь, что опасность почти рядом, и альтернативные варианты действия, по-видимому, совсем не предвидятся. Хотя я думаю, нет, я полностью уверен, что в квартире никого нет, так как ко мне ещё совсем недавно поступал звонок с сообщением о том, что все участники бандитской группировки покинули дом ещё вчерашним вечером. Так что давайте не будем скулить, а зайдём внутрь и проверим всё, что там лежит и храниться. Идёт?
- Идёт, - промямлили агенты, вытаскивая пистолеты и держа их наготове.
- Давай сюда ключи, ты уверен, что дубликат есть? – недоверчиво спросил Чоу Лунг у Сунга. Тот кивнул в ответ и принялся ворошить в руках связку разных по размеру и конструкции ключей, изыскивая необходимый дубликат на глаз. Мао с тяжестью в груди вздохнул, прижался к перилам, тело закутано в пальто, на курчавой голове тряпочная кепка. Вдруг послышался шум поднимающегося лифта, все кроме Сунга встрепенулись, а тот всё продолжал выискивать нужный ключик. Тут двери лифта отворились - и на лестничную площадку вышла женщина лет сорока пяти с сумками, набитыми ветчиной и зеленью, она широко раскрыла глаза и с закравшимся подозрением поглядела на них, потом поставила на пол сумки у двери, что находилась напротив них, позвонила. Открыла маленькая девочка (скорее всего, дочурка), мама вошла в дом и поспешно заперлась изнутри.
- Вот, открыта! – сообщил радостную весть Сунг, учтиво пропуская ребят внутрь. Все осторожно вошли в парадную, в нос сразу же ударил запах кислой капусты, свет нигде не горел. Пробежав по всем комнатам, агенты в конечном результате убедились в том, что в доме, на самом деле, никто из жильцов не скрывался. Мао по-хозяйски прошёлся на кухню, Сунг занялся подсобкой и сортиром, Чен взял на себя две спальные комнатушки и лоджии, а Чоу Лунгу достались зал и парадная. Сей обыск протекал в тщательном порядке, документировались все мелочи вплоть до вонючих носков под раскладными кроватями. На кухне валялись пакеты, заполненные бытовыми отходами, а также куски ещё не растаявшего льда (дверца одного из рефрижераторов была настежь распахнута) с осколками битого графина. На столе лежала табакерка, засыпанная серым пеплом и обгоревшими кукурузными палочками, в раковине была беспорядочно навалена груда немытой посуды и столовых приборов, шторы затянуты и пиво выдохлось. В парадной было чисто, глаз искателя не мог найти ничего компрометирующего, в комоде были аккуратно сложены полотенца и марлевые повязки. На вешалке одиноко красовалась шляпа с павлиньим пером, на зеркале не было ни единого пятнышка, как будто кто-то перед уходом основательно всё здесь протёр. В сортире на полках были найдены освежители воздуха, зубные щётки, стиральные порошки и баночка с гуталином. В аптечке хранились бинты, лейкопластыри, йод, билет на премьеру фильма с Чоу Юнь Фатом и сиреневая заколка с надломанными зубчиками. На дне эмалированного ведра покоились грязные туалетные бумажки, скомканные и намоченные. В самом углу лежали веник и совок, а испачканная краской губка была заброшена на сливной бачок унитаза.
На балконе кто-то из постояльцев ровными рядками сложил батареи и аккумуляторы, присовокупив к ним несколько дисков от мопеда. Зал казался слишком тесным, а всё потому, что был сильно забит всякой всячиной: там возвышались высоченные серванты и шифоньеры, на полках книги, общие тетради, градусники (термометры) и даже циркули; здоровенная люстра угрожающе качалась в такт каждому сделанному шагу, телевизор и видеомагнитофон, а в тумбе насыщенный ассортимент аудиопродукции; на беленой стене висели секиры, ятаганы, томагавки и маузеры, но были и эпизоды творчества, то есть любительские эскизы сюрреалистов.
Вот тебе и поиск! – разочарованно ляпнул Чен, сложив руки за спину, он с недовольным выражением на лице принялся отсчитывать шаги на паласе.
- Хватит дурью маяться! Займись делом, – укорил его Чоу Лунг, нагибаясь под канапе и разглядывая там паутину и коробы с фотоальбомами. – Мы обязаны хоть что-нибудь найти, а лучше всего наркотики.
- Ты думаешь, это поможет? – на пороге возникла фигура Чена.
- Мы здесь не для того, чтобы думать. Мы подчиняемся высшим инстанциям, и у нас есть приказы. На нас наложены большие надежды, так оправдаем же их!
- Слушайте, - из кухни высунулась башка Мао, он ехидно пропел, - я кое-какое кушанье надыбал во втором холодильнике, только гляньте на эту красоту!
- Ещё чего не хватало, не сметь даже прикасаться к еде! – рявкнул Чоу Лунг и, схватив за изнанку воротника Мао, прогнал того в зал.
- А чё там, хавчик что ли? – полюбопытствовали остальные.
- Да дуралей он, вдруг пища отравлена. Там жареные куриные крылышки в сладком соусе, гуру-лагман и помидоры, да и в придачу манго и шоколадные плитки с изюмом, – прокомментировал происшествие Чоу Лунг. – Надо относиться ко всему с выработанным предостережением, не стоит рисковать судьбой ради того, чтобы набить брюхо халявой.
- Чен, так ты что, те спальные комнаты ещё так и не проверил? – изумился Мао, вопросительно глядя на зевающего Чена.
- Только одну, а в той пока не побывал, но если хотите, пойдём, поглядим, что там для нас уготовано интересненького. – Все вместе они направились в последнюю, никем до сих пор не проверенную спальню. Включили свет, всё обшарили под кроватями и за шкафом, нашли шкатулку, открыли, а там лежали поздравительные открытки-виньетки. На скатерти лежала обесцененные японские монеты, на подоконнике изогнулся пучок усохших, потерявших свой первозданный цвет тюльпанов.
Кто-то из них восторженно вякнул:
- Ох уж эти террористы!
- Погоди, в шкафу забыли посмотреть! – Чоу Лунг раскрыл шкаф, мгновенно заболталась на леске чека, ручная граната упала на дно шкафа; молча стоял, как вкопанный, не сводя завороженного взгляда с внутренних стенок мебели, всё это происходило за какие-то доли секунды, его глаза молниеносно расширились, а рот исказился в кошмарном ужасе.
– Твою мать!
=//=//=//=//=//=//=
- Тише, пацаны! – прошипела командир Джао Е своему отделению. – Нам надо держаться тех полей, через лес не пойдём, но проберёмся сквозь кустарники к высокой стене из блочных плит. Рядом с заржавевшим кузовом грузовика нас будут дожидаться ребята из седьмого соединения, ими командует небезызвестный Турган Талип. Состыковавшись с ними, мы будем выполнять дальнейшие действия, выраженные в генеральном плане. Итак, в предпоследний путь!
Отделение последовало за ней, спустившись по ложбинке, солдаты достигли низких кустов колючего терновника, продираться сквозь такую преграду оказалось не просто сложным, но чрезмерно долгим занятием. По моховым камням и вытоптанной траве они с длительным упорством пробирались к намеченному пункту. Погода была и впрямь кошмарной, дождь начал не просто идти, он буквально лил как из ведра. Он настолько сильно окатывал землю водой, что даже ближе чем за два метра ни хрена не было видно. Люди промокли до нитки, все десять солдат, считая девушку в звании старшего сержанта. Эти бедняги больше походили не на солдат даже, а на каких-то банников, словно изрядно взмокших в душной парилке. Тучами заволокло всё небо, и оттого оно казалось таким негодующим и помрачневшим, что становилось еще тоскливее на душе у солдат.
Они даже заметно приуныли и присмирели, ведь погодка выдалась явно не боевая. Тут, как назло, один из бойцов поскользнулся на валуне и упал плашмя на остриё обломанного камня. Дико взвизгнув, он зажал руками своё обезображенное лицо, в то время как оттуда забрызгала алая кровь. Кто-то вытащил из походной сумки аптечку, раненому зажали рот, дабы не создавал лишнего шума. Он лишь только мотал головой и мычал себе под нос какие-то проклятья от боли.
Командир отделения взяла в руки рацию и подала сигнал на базу:
- Вей!
- Вей! У нас появилась первая потеря, но не в боевой обстановке, а так, по чистому недоразумению!
- Вам нужна подмога? На вас напали?
- Никак нет, господин Тонг! Просто один из наших упал и поранил своё лицо! В связи с этим он не в состоянии самостоятельно передвигаться! Он в тяжелом состоянии!
- Вы чё, там совсем уже ошалели, что ли? ****и, приказ надо исполнять, а этого придурка можете оставить там же! Немедленно продолжайте своё движение, любое промедление самоубийству подобно!
- Господин Тонг, при всём своём уважении к вашей персоне я не могу оставить товарища в беде, а особенно в такой непредсказуемой ситуации! Он может истечь кровью, она у него просто хлыщет! Я его не могу бросить, это исключено!
- Да я с вас форму сдеру, дура! – трубка разрывалась от треска и шума, которые быстро разносились по тонким мембранам. – Я ещё раз говорю вам, вперёд и ни какой ненужной болтовни! Выполнять приказание!
- Не могу, не исполню! Пока моего бойца не вывезут, я не имею права поступаться своими принципами! Я солдат и честь для меня дороже формы! Я убиваю, но не предаю!
- Хорошо!!! Я пришлю за ним помощь, а вы тем временем принимайтесь за дело! Если не будет доведено до конца то, о чём вас просили, то считайте, что ваша карьера бесславно окончена! Ещё раз повторяю до вашего сведения, этот раненый будет спасён, его вывезут с места происшествия, наша медпомощь уже отправилась по вашим следам! Ну же, вперёд!
Командир показала своим приободренным ребятам живую улыбку победителя и заявила:
- А теперь в путь, нам надо трогаться!
- А что с Хао Тьяном? – начали его расспрашивать удивлённые солдаты. – Что же с ним станется?
- Его подберут наши, это обещано самим начальством. Всё, пошли!
Закончив разговор, они зашагали по направлению к высокой стене; осторожно переступая по гравию и перешагивая через коровьи экскременты, люди тащились к назначенной цели без особых догадок и тревог, что обычно терзают слабое незащищённое сознание, которое не наделено каким-либо иммунитетом к обозрению кровавых сцен и тошнотворных актов. Они не задумывались даже над тем, что, может, и их сегодня оставят вот также, лежать в осатанелом одиночестве и истекать кровью. Им не представлялось возможным очутиться подальше от этой грязи в каком-нибудь сытом мегалополисе, на двенадцатом этаже пентхауса с крытым бассейном и девушками, коих часто можно заметить на глянцевом эротическом журнальчике с крупным тиражом.
Они ели и пили дождь, всасывали в свою сущность все эти капли холодного бытия, отдувались от стремительно накатывающей усталости. На лбу и подбородке вырезались бороздки, это говорило о многом, например, о дедовщине и трудно переносимом периоде становления настоящим мужчиной. Сапоги дружно месили грязь, она сплошными жирными комьями налипала на спины комбинезонов и иной раз даже попадала на похолодевшие щёки. Солдаты лишь отфыркивались и дёргали шеей, ледяная вода попадала за шиворот, отчего было мерзко и неловко.
Но вот воины внутренних войск, наконец-таки, добрели до намеченного места встречи, там уже их дожидались бойцы Талипа, те стояли с автоматами, и на их головах были специальные шлемы. Их было, по меньшей мере, человек тридцать, все автоматчики были выхолощены и обработаны по самым эффективным канонам военного воспитания. Но и они изредка улыбались, они тоже были слегка напуганы тем, что им предстоит увидеть нечто доселе небывалое в их кухонной квартирной жизни вблизи мамкиной газовой плиты и парного молочка с домашними пряниками. Они всеми фибрами предчувствовали что-то резко надвигающееся и кроющее свою особенную опасность. Они чувствовали будущее. Шестое чувство. Кто-то их звал, это отдавалось с дальних рубежей, повсюду нагромождались сотни бездыханных трупов. Груды изорванных рубах, холмы истрёпанных капюшонов.
- Ползёте, как на стрельбище, мы вас уже заждались, – угрюмо изрёк простуженным голосом Турган Талип, шмыгая носом и грызя ногти, почерневшие от забившейся под ними грязи. – Где вас только черти носят? Вон мои хлопцы уже во всеоружии, хоть сейчас подавай сигнал к наступлению. Ну, чего скажете?
- Нам пришлось задержаться по одной простой причине, молодой поскользнулся и расшиб себе всё рыло, мы его там и бросили, – оправдывалась смущенная Джао Е. – Я успела доложить верхнему командованию о том, что у нас там стряслось, и если я не ошиблась, они приняли моё донесение с неподдельным вниманием.
- Ладно, кончай трепаться! Итак, поди сюда! – он поманил ее указательным пальцем, одновременно кивая своей головой. – Смотри, потом не переспрашивай! Вот это схема, по которой нам следует провести операцию. Её составили умные люди, поэтому не стоит здесь начинать качать права и внедрять свои хитроумные мыслишки. Когда покажешь себя на деле, дадут медальки или, там, грамоты, тогда и будешь кичиться своим кругозором и вставлять в каждый диспут своё нерушимое мнение. А сейчас слушай то, что я поясню.
- Гляди, вот видишь, - он провел мозолистым мизинцем по гладкой поверхности карты, делая остановку у какого-то замысловатого знака, должно быть, особого объекта. – Это их ***вы делянки, там торчат вестовые и прочие уроды, в общем, обормоты следят за ситуацией. Эта голубая лужа есть озерцо, причем причудливо переливающееся во всей полноте цветовой гаммы в моменты вечернего заката. Короче, оно слишком глубокое для перехода, а потому вы его обойдёте по левому флангу. Обойдёте и заберётесь через бугры и котлованы на холмик, поросший полынью, засядете и станете ждать моей команды по рации. Когда я подам вам сообщение, то вы незамедлительно направляетесь по курсу к вот этому месту. Может случиться и так (имейте в виду, здесь все ёбнутые), что по пути следования встретятся несколько, а то и целая группа ублюдков с оружием и полным боекомплектом. Эти звери вас просто так не упустят, уж не терзайтесь сомнениями, если вы их не ликвидируете, то они с удовольствием, присущим только кровососам, измолотят ваше отделение в крохи мясного рагу. Стреляйте по всей этой шляхте педерастов, не жалея патронов, и не надо сердоболия, оно никогда не прокатывает в подобных гнусных обстановках! После получения моего сообщения сразу же трогайтесь в путь, займитесь ликвидацией мелких группочек террористов, запомните, эти твари имеют склонность к мгновенному рассасыванию в дебрях рощ в случае надвигающегося поражения. Мочите всё, что привлекает ваше внимание, всех, за исключением своих, конечно же. А то недавно по телику крутили репортаж об одном уроде, у которого крыша поехала, всех своих же однополчан перебил в здании развёртывания антитеррористических сил. Это вам на заметку, и ещё, когда увидите кровь, не блюйте на обувь своих товарищей. Это неприлично!
Все громко заржали под шутливый конец выступления Талипа Тургана. Начали снаряжаться боеприпасами и амуницией, кто-то из прилежных медиков принялся проверять сохранность и рабочее состояние лекарственных препаратов и шприцов. Джао Е подала знак в сторону намечаемого продвижения, и все ее люди смиренно пошли за ней. Какой-то солдат с угревой сыпью на лбу тихо молился, устало вздыхая: леденящая сцена перед атакой.
=//=//=//=//=//=//=
В это время взвод Диаса Имани передвигался сквозь рощи, осторожными шагами сокращая свой назначенный маршрут. Вода лилась с неба, все также словно из огромного брандспойта, обдавая всех и вся холодными бодрящими струями. Люди шли медленно, и это было обусловлено ненастной погодой. Вскоре взвод углубился в самую глушь рощи, здесь было темно и воды по колено, она свободно просачивалась даже в портянки.
- Далеко еще? – спросил у Диаса его помощник, Чан Ли.
- Да, времени еще много, - глухо ответил Диас, медленно шагая по колено в мутной воде.
- Ты из-за Чоу Лунга так сильно расстроился?
- Мы вместе работали. Каждый день видели друг друга. Он мне был больше чем товарищ.
- Я понимаю твое горе, - сказал Чан Ли, и немного помолчав, добавил. – Это печальная весть для всех нас.
- За неделю до гибели он звонил ко мне, предложил встретиться. Мы посидели в караоке-баре, выпили. И он мне исповедовался. Рассказал мне то, что никогда мне не говорил, - с этими словами Диас начал рассказывать историю Чоу Лунга своему старому другу Ли:
- «Чоу Лунг тогда понимал, что был просто обязан исчезнуть из этого жалкого и убогого края, должен был отправиться в поисках счастья и славы. В итоге он решил навсегда покинуть Аксу. Представь, на дворе 1989-й год: Чоу спешно собирает сумки и готовится к отъезду; старушка-мать, снующая туда-сюда, складывает продукты и заметно волнуется, что давно с ней не случалось; отец, угрюмо сидящий за столом, с грустью думает о будущем сына.
- Сынок, я вот тебе приготовила «Чоу Фон», в пакет положила соль, сахар, и…вот ещё яблоки…возьми, на…положи в сумку, будешь в дороге кушать…или дай, я сама положу, - бегала старушка вся не своя от волнения.
- Не передумал ли, может, ещё подумаешь? – тихо спросил отец.
- Отец, ты же понимаешь, что здесь я пропаду. А там могу стать человеком.
- Почему пропадешь? Я уже сколько лет здесь работаю! - разнервничался отец, – Нам с матерью горько и тяжело, ведь ты у нас один. Мы волнуемся за тебя, сын. Нам ведь только о тебе беспокоиться. Уж мы за тебя всегда будем молиться…
- Хватит, отец, не надо театральщины, - процедил сквозь зубы сын, поднимаясь со стола. – Не на смерть же отправляете, может, я там найду своё счастье.
- Ну, звони к нам почаще! – попросил отец, чуть ли не умоляя, обвисшие щёки его тряслись от волнения. Он хотел, как можно дольше продлить прощание.
- Э-э-эй! Так я и до поезда не доползу. Ну, ладно. Буду звонить, обещаю.
Отцовские глаза благодарно заблестели. Воцарилось гнетущее молчание.
- Сынок, ты и вправду не пропадай там! – жалобно просила мать, торопливо вытирая фартуком слёзы. Он почувствовал неприятную досаду, резко поднялся и громко сказал:
– Ну, поехал!
- Нас то, стариков своих, не забывай! Пиши обязательно, - возбуждённо говорил отец, провожая сына во двор.
- Поскорее возвращайся, родненький! – рыдала мать, обхватив худыми руками его крепкие плечи. Горькая тяжесть залегла в груди.
Отец всегда был сдержанным и волевым человеком, но сейчас даже и он сам начал жалобно всхлипывать. Понятно, ему было больно отпускать своего ребёнка в мрачную неизвестность. Сын для него оставался таким же беззащитным малышом, как это было и раньше. Чоу Лунг подошёл к старику и по-мужски поцеловал того в щёку, отец жадно поцеловал хладнокровного сына и, не глядя в его сторону, медленно опустился на летнюю скамью, обхватив седую голову своими костлявыми руками. На улице, у калитки, стояла машина в ожидании Чоу Лунга.
Мать вцепилась в куртку сына и начала его целовать, да так, словно это были последние материнские поцелуи. Сыну же были противны эти слезливые расставания, так как ему тоже было больно, сердце разрывалось на куски при виде плачущих родителей. На какой-то миг он даже растерялся, но, опомнившись, сразу же взял себя в руки. Лицо помрачнело, тёмные краски одержали победу. Он резко вырвался из её дрожащих объятий, ловко закинул сумки в легковушку, стремительно забрался в машину и важно скомандовал шофёру: «Ехали!».
Автомобиль лениво тронулся, а мать бежала наравне с ним, цепляясь руками за стёкла, сын молча смотрел на её глаза полные слёз, а она же видела его холодные и безжизненные, но всё-таки любимые и родные глаза. С каждым оборотом машина набирала более быстрый ход, и вот мать споткнулась и упала. Долго ещё она лежала на сырой земле, судорожно рыдая и жалобно причитая о горькой разлуке со своим единственным и любимым голубком, которого она растила уж точно не для расставаний.
Шесть лет спустя мать умерла, так и не дождавшись своего маленького и ненаглядного сына. Должно быть, умирая, чуть слышно спрашивала, не пришёл ли её сынок, может, вернулся. Мать обожала своего мальчонку, холила и лелеяла его, как только могла. Ведь настоящая материнская любовь безгранична и безумна, она напоминает нам родительский фанатизм.
Наверное, отец ослеп, заметно одрях. Ветхий домик уже покосился, трава во дворе выросла до неимоверных размеров, огород исчез, сад одичал, всё запустело. Каждое утро дед выходит за калитку, сидит на скамейке у разбитой дороги, временами прислушиваясь к незнакомым шагам. Так почти до позднего вечера он коротает время вне дома. Он всё ещё верит, что тот вернётся. Он всё ещё ждёт и страдает. Слепая любовь», - завершил пересказ Диас, угрюмо глядя под ноги, пробираясь через кусты и глубокие лужи.
- Грустная история, - тихо вымолвил Чан Ли.
- О да, веселого мало. Поступок Чоу Лунга можно трактовать по-разному. Ты знаешь, мы все не идеальны. Я тут подумал, решил поведать тебе историю обо мне. О моем грязном поступке. Надеюсь, ты не против? – вопрошающе окинул взором Диас своего помощника.
- Конечно же, нет. Зачем спрашиваешь? – по-дружески улыбнулся Ли. – Рассказывай. Мне очень интересно послушать.
- «Когда я жил рядом с городом Ченду, в один прекрасный день я прогуливался по зелёной роще и безмятежно наслаждался душистыми запахами природы. Мне доставляло огромное удовольствие смотреть на цветущие деревья и наблюдать за порхающими бабочками над травой, за их воздушными танцами. Мне нравилось прикасаться к сухой дубовой коре, ощупывать твёрдые стволы неподвижных и высоких исполинов. Я познакомился с этой живой средой и теперь в полном молчании поддерживал с ней мысленный разговор. Я любил это место за его тишину и безмолвие, за отсутствие рокота моторов и визгливых голосов базарных торговок. Шагая мимо кустов и деревьев, я расслаблялся, слушая беззаботный птичий щебет и отдалённое блеяние добродушных овец.
Так было и в тот ясный солнечный день, когда я мирно отдыхал в духовном совокуплении с природой, втягивал в себя запахи свежей травы и зелёных листьев, обильно растущих на ветках живых древесных созданий. Я шёл загруженный разными размышлениями, в полной задумчивости по узенькой протоптанной тропинке, как внезапно, услышал позади себя громкий собачий лай. Резко оглянувшись, оторопел, в один момент я был снесён с ног большой косматой собакой, чёрный пёс грозно рычал, но укусить не решался. Слюнные брызги и острые клыки вселяли ужас и чувство безнадёжности положения, я не сопротивлялся, потому что находился в прострации.
- Йен! Фу, на место! – послышался звонкий женский голос. – Даже на минуту нельзя оставить одного! Ужасно агрессивная собака!
Пёс послушно подбежал к ней, льстиво виляя пушистым хвостом, нагнувшись, она стала ласково поглаживать его жёсткую шерсть и укоризненно приговаривать:
– Вот видишь, что ты наделал. До смерти напугал молодого человека. Ведь также нельзя. Что мне теперь делать? – тут она подняла свою головку и окинула извинительным взглядом меня, поднимавшегося с земли. Девушка приблизилась ко мне и, протянув свою изящную ручку, сказала:
- Прошу прощения, просто мой дружок сегодня в хорошем настроении. Прошу вас, не расстраивайтесь и не обижайтесь. Признаться, мне очень совестно.
Я ничем не ответил на протянутую милашкой руку, хотя было заметно, что мое намеренное игнорирование её нисколько не смущало. Признаться, я чувствовал себя неважно, назойливые колючки прилипли к моим штанинам, сухие стебельки трав спутались в волосах, выглядел очень смешно, так как вид был чрезвычайно напуганным, а лицо бледным, как у мёртвого.
Её большие чёрные глазища смотрели на меня с ангельской добротой, несколько секунд она с огромным любопытством разглядывала меня, а затем весело засмеялась, обнажив свои белоснежные и правильно расположенные зубы. Её смех был забавным и интересным: то был не злой смех, а смех ещё до конца не созревшей, но уже бурно созревающей милой девушки.
Из-за своего вспыльчивого нрава я не сразу заметил всего этого. Мне стало очень стыдно, и я уже вовсю досадовал на себя за допущенную мной оплошность. Я чувствовал себя опозоренным и опустошённым, наверняка её рассмешил именно мой жалкий вид.
– Милейшая, ваш хохот упрямо намекает на вашу несерьёзность. Может, вам кажется всё это забавным, но не мне, уж поверьте на слово. Если бы у меня имелось ружьишко, то я без промедления и обязательно пристрелил бы эту псину, а шкуру без зазрения совести сдал бы местным скотоводам-сдельщикам.
- Вот как? – спросила она, мило улыбнувшись, а затем лукаво добавила. – А мне вы показались хорошим. У вас добрая внешность.
- Что значит хороший? – злобно говорил я ей, стряхивая с себя сухие травинки и налипшую пыль нервными движениями рук. – Я нигде не вижу хороших. И опять-таки вернёмся к вашему подозрительному лохматому монстру…если ваша собака такая психическая, то, уж будьте добры, наденьте на неё ошейник. Это не очень сложно, по крайней мере, я так считаю.
- Во-первых, это не монстр, - поправляла она меня, всё так же сияя ослепительной улыбкой. – А во-вторых, он очень умный и жалостливый.
- Ещё скажите, что безобидный. Мадемуазель, меня это нисколько не интересует, - говорил я, слегка сощурив глаза от солнечных лучей. – К тому же я не питаю особых симпатий к домашним животным.
- Только к домашним? – она задала каверзный вопрос.
- Да, только, – я был краток и точен.
- Вы жестокий мужчина, - заявила она мне с лёгким негодованием. Йен тихо дремал под деревом, изредка вздрагивая всем своим телом из-за ожесточённых атак наглых и надоедливых мух. При всём при этом он старательно прислушивался к разговору и интонациям беседующих. Он был начеку.
- Ого! Как резко взяли! – воскликнул я несколько удивлённым тоном и тут же подумал: «Да что эта курица о себе возомнила?» и внезапно (сам не осознавая последствий) выпалил:
– А вы похожи на легкомысленную девчонку.
- Что?! – её лицо значительно побледнело, а черты лица преобразились в более суровые тона.
О, это была восточная богиня! Она обладала той неземной красотой, которой одарены лишь редкостные девушки. Тонкие черты её личика, большие нежные глаза чёрного цвета были способны изумить и очаровать многих представителей сильной половины человечества. Её дивным смольным волосам позавидовали бы многие женщины, эти длинные хрупкие ресницы были неотразимы. Нежнейшая кожа, белая и сладостная, притягивала каждого могущего мужчину, а ротик, этот прелестный ротик и желанные манящие губы требовали чего-то необъяснимого, но понятного почти всей гвардии противоположного пола. Её звонкий бесподобный голос доставлял удовольствие слышать его всем без исключения. Она была фантастична и изумительна. Грациозная, стройная, как лань, походка лёгкая и непринуждённая, порхала, словно летняя бабочка над живописными лугами. Её восхитительные и обворожительные формы, уже почти слаженные и взбитые, сводили с ума чуть ли не каждого. Невозможно описать того, как безумно хотелось мужчине прикоснуться к ним, целовать и осязать их, чувствовать их тепло. Непорочная и невинная принцесса. Она была слишком проста в общении, но в то же время безнадёжно недосягаема. Виктория, спустившаяся с небес, с которой не по пути, но которую хочется видеть перед собой вечно. Недоступная Венера, уже созревшая для любви физически, но ещё совсем юная в духовном плане. Она выглядела ослепительно со своими роскошными волосами, распущенными так красиво. Не смотреть на неё было подобно самобичеванию. Она была поистине достойна восхищения.
Только сейчас я пригляделся к ней внимательнее, только теперь я заметил всё её великолепие. Она стояла рассерженная и величественная, глаза сверкали, и эта красивая сердитость делала её ещё привлекательнее. Волшебная красота, хоть и невечная, но всё равно неповторимая. Ведь природа не в состоянии дублировать.
- Вы, как и все, грубый неотёсанный мужик! – обиженно воскликнула она и, развернувшись, быстро поплыла в сторону рощи, за которой простиралась обширная цветочная поляна. Верный пёс тут же соскочил с места и послушно поплёлся вслед за хозяйкой, по-прежнему виляя своей пушистой метлой, но уже вывалив мокрый розовый язык от июльской бесконечной жажды. Девушка плыла свободно и легко, плыла по мягким волнам цвета хаки, подол её светло-зелёного платья (которое, безусловно, её украшало, подчёркивало скромность и скованную сексуальность) весело развевался от дуновения слабого ветерка. Она словно сливалась с этим зелёным миром, царица рощ, лесная нимфа, этакая фея-дриада.
Резвые мысли пробежались в моей голове: « А эта девочка недурна. Я бы сказал больше, она безупречна. Хотя, видать немного с характером, вон как мчится. Остановить или не надо? Ишь, какая обидчивая. Ну да, сказал пару резких фраз, но зачем всё так близко принимать к сердцу? Ах, барышня, вы так великолепны». Я несколько раз порывался её догнать и извиниться (а в перспективе, даже познакомиться поближе), но, не желая показать ей свою слабость, решил остаться с горьким, но временным разочарованием наедине. Будь, как будет.
Я сильно любил женщин и также сильно их ненавидел. Любовь чаще всего жестока и безответна, поэтому я изо всех своих сил старался не влюбляться, ведь любовь порабощает и сковывает. Волевой мужчина никогда не признаётся женщине в любви, иначе это плохо кончится. Мужчина занимает выжидательную позицию, он терпеливо ждёт до тех пор, пока женщина не сделает первый шаг. Мужчина, признающийся в любви – слабак. Женщина редко обращает внимание на такого. Нельзя показывать им свою слабость, нужно, наоборот, этап за этапом ломать их гордость и самовлюблённость. Признания в любви – это занятие очкариков, неудачников и начитанных романтиков. А волевой же мужчина не позволит себе таких глупостей. Признавшись в любви первым, мужчина становится заложником Амура и игрушкой в руках властолюбивой леди. Пококетничав, она также легко выбрасывает игрушку, как и подобрала. Показывая ей свой свободолюбивый характер, мужчина однозначно покоряет её, так как она видит перед собой сильную личность, а не какого-то там нытика. Любовь – сложная несправедливая игра, в которой побеждает лишь только терпеливость.
- Ай! – послышался женский крик в той самой стороне, где совсем недавно исчезли за деревьями красавица и собака.
- Интересно, что там могло случиться? - этот мысленный вопрос не на шутку заинтересовал меня. Я тут же стремглав пустился в ту сторону, откуда только что раздался, её крик. По узкой тропинке, мимо деревьев и кустов, я бежал к предполагаемому месту ещё неизвестного мне происшествия. Вот я уже заметил её, с тоскливым видом сидящую на жёсткой траве и устало потирающую (наверное, ушибленное) колено. Рядом с ней беспрестанно маячил всё тот же верный Йен, с искренним непониманием глазея на юную хозяйку, хотя, скорее всего, он всё-таки чувствовал, что с ней случилось что-то неладное. Лицо красотки выглядело немного испуганным, а её взгляд (этот неповторимый взгляд, пусть даже и сердитый, но чарующий и манящий) безжалостно пробивал меня до самых костей. Увидев её, я сразу же почувствовал приятную дрожь, пробежавшую по моему телу. Душа моя радостно ликовала.
- Что случилось, прекрасная леди? – я спросил её небрежным тоном, наигранно показывая свою безучастность к происшедшему и медленно приближаясь к ней развалистой походкой (как будто и замечаю её, и не замечаю, как будто ничего и не случилось).
Услышав знакомый голос незнакомца, Йен молниеносно бросился вперёд и, злобно ощетинившись, угрожающе зарычал. Не нравился ему этот незнакомец, точно не нравился.
- Не надо, Йен, - её повелительное предостережение в один миг усмирило косматого зверя, этакого пса-балбеса, который наверняка регулярно и довольно успешно ублажает с присущей ему собачьей джентльменской учтивостью всех окрестных голодных сучек. Йен тут же угомонился, правда, начал с укором скулить и грустно глядеть на девушку своими добрыми глазами верного зверя-телохранителя. Собака – друг человека! Да, это чем-то напоминает нашу действительность: собаки - жандармы, а волки - вольные бандиты. Их вечно разделяет непробиваемая стена лютой ненависти. Погони и кровавые схватки.
Я упала и, наверное, серьёзно ушибла ногу, - чуть слышно произнесла малышка сдавленным голосом, голосом попавшего ягнёнка в западню. Такую нужно пожалеть, а лучше ласково погладить. В эти секунды больше всего на свете мне хотелось обнять и расцеловать это хрупкое существо с большими глазами. Она казалась поистине божественной и неподражаемой богиней красоты. Девочка была одной из тех Афродит, которых природа создаёт для святой любви. Для любви неземной и легендарной. Её красоту можно было назвать классической, образцовой и первоклассной. Звезда Востока, тончайшее творение природы, гениальнейшее произведение исторически сложившихся обстоятельств.
- Позвольте мне вам помочь, - я протянул ей руку с утончённой деловитостью, словно лондонский денди. Вежливо и очень деликатно, ничего не отнимешь.
- Спасибо, но я сама, - сухо отпарировала она, силясь приподняться без чьей-либо помощи.
- Ну уж нет, я это просто так не оставлю, я лично провожу вас до дому! – громогласно и артистично заявил я, копируя отважный персонаж из знакомого спектакля. С этими словами я принялся поднимать её на ноги.
- Вам же не нравится моя собака! – слегка возразила она, стараясь меня уязвить. С её лица всё ещё не исчезла печать обиды, но, тем не менее, было заметно, что краски постепенно светлеют и погода проясняется.
- Что ж, ради вас я готов стерпеть любое животное, даже самое мерзкое, - я слабо держал её за плечики, искренне глядя в её глаза, улыбался.
- Вы считаете его мерзким? – она обольстительно прищурилась, одновременно убирая мои руки со своих плеч.
- Нет же, я не имел в виду вашу собаку, - мне стало немного стыдно после того, что она сделала. Неприятное чувство, которое возникает в связи с тем, что девушка не даёт к себе даже притронуться. Я старательно создал невинную улыбку.
- В таком случае, я хочу, чтобы вы попросили у него прощения, - в её голосе послышался серьёзный тон. – Вы сделаете это.
- Мне кажется, это уж слишком.
- Слишком что?
- Жестоко по отношению ко мне просить прощения у зверя, который к тому же ничего не понимает в этих тонкостях. Это глупо.
- Зато весело и очень даже интересно. Ну, рыцарь, вы готовы?
«Ах, малышка, уймись, ведь ты меня разжигаешь. Тебе нравится повелевать, ты хочешь поймать меня в свои сети, тебе по нраву быть королевой. Но, крошка, ты не на того напала. Проиграешь же в этой борьбе. Сама потом будешь страдать. Ну, попросить прощения - дело нетрудное, хотя желание полностью отсутствует. В принципе можно попробовать», - размышлял я сам с собой, он бросил на неё решительный взгляд и мягким тоном заявил:
– Конечно, готов.
- Ну, тогда вперёд!
Я приблизился к псу, тот внимательно наблюдал, не отрывая взгляда за моими движениями, медленно упал на колени и принялся правдоподобно извиняться перед собакой:
– Уважаемый сеньор Йен, я искренне прошу у вас прощения за те оскорбления, которые нанёс вам в порыве эмоционального всплеска. За ту ложь, которой бесцеремонно облил вас, будучи в ярости. Мне очень жаль, ибо с моей стороны это было неэтично и очень даже некрасиво. Естественно то, что моё поведение возмутило ваше высочество. Мне понятны ваши обиды, так как они небеспочвенны, но сжальтесь надо мной. Умоляю вас, простите меня, сеньор!
С этими словами я, хоть и наигранно, но очень даже талантливо сделал вид, будто сильно раскаиваюсь и горько рыдаю. Эта сцена вызвала у девчонки громадный восторг, она громко захлопала в ладоши и весело защебетала:
– Браво! Мои вам аплодисменты! Из вас мог бы получиться замечательный актёр!
- А почему мог? – я спросил её крайне удивлённым тоном, вяло поднимаясь с колен.
- Могли, можете, и я просто уверена, сможете! – лучезарно улыбнулась мне; она должно быть, испытывала тупую боль при ходьбе, потому что медленно захромала в сторону поляны, а значит, в город. Какое-то время я стоял и глупо таращился на неё, словно находился в самом нелепом положении. Я не понимал, что собственно происходит. Идти за ней я не имел права, так как она меня не позвала за собой. Но ведь она могла уйти раз и навсегда, исчезнуть или скрыться из поля зрения, и я вряд ли после этого смог бы её когда-либо увидеть. А ведь она мне понравилась, а может, даже более того. Я уже решил её догнать, но не пожелал показаться ей занудливым парнишкой. Я должен был продемонстрировать ей свою независимость, а не слабохарактерность. Иначе она подумала бы обо мне, как о бабнике, который волочится за первой попавшейся на глаза юбкой. Но, с другой стороны, она могла уйти, испариться с такой же лёгкостью из моей жизни, с какой стремительно ворвалась, словно весенний ветер. Я грустно смотрел ей вслед и думал о том счастливце, для которого судьба уготовала эту девушку в качестве подарка и верной спутницы. Я молча завидовал этому счастливчику, находясь в глубоком унынии. Она долго и потихоньку (видимо, с заметным трудом в связи с ноющими болями в ушибленном колене) поднималась по зелёному холму, ещё минута - и её совсем не станет, она испарится. Но внезапно малышка повернулась в мою сторону.
- Эй, уйгурский красавец, ты идёшь со мной в город или нет? – она выглядела торжественно и вызывающе, там, на вершине холма. Уж точно, совершенно недосягаемая покорительница мужских сердец.
- Иду! – воскликнул я с радостными нотками, резко пустился в бег вслед за ней, находясь в сверхвозбуждённом состоянии, я решил играть в эту игру до самого конца, несмотря на потери и возможное фиаско.
Она влюбилась по уши, она проиграла. Любовь, которую слепили из глины, которую смачивали этиловым спиртом. Торквемадо тоже любил, даже Влад Дракулия испытывал любовные симпатии, сотни неандертальцев готовы были сгореть за любовь. Любовь, над которой я зло подшучивал, которую уйгурский парнишка насиловал, которую распинал со сладостным удовлетворением. Я плевал на всё это, писал с десятого этажа.
Может, какой-нибудь храбрец назовёт меня подонком, и он, бесспорно, будет прав. Ведь все мы - немного подонки. И Чоу Лунг, бросивший родителей, и я, бросивший эту девушку по имени Ма, когда она забеременела. Мы почти подонки», - на этом Диас завершил свой рассказ, позади шли солдаты, почти все молчали.
- Ничего, - попытался утешить его Ли, но продолжая говорить резко оборвал свою речь.- У всех у нас есть свои темные стороны. Не надо слишком переживать, Диас. Не делай этого…
- А!!! – заорал здоровый детина, каска слетела с его головы, а сам он плюхнулся рожей в траву. Подбежавшие бойцы приподняли его, он хрипел, а изо рта сочилась клейкая кровь. В живот сантиметров на 10-12 вошёл кол, заострённый и неровный. Парень затряс головой в предсмертной судороге, его конкретно повело в конвульсиях. Солдаты взволнованно зароптали, послышался шепот и предостережения, а кто-то и вовсе предложил остановить задуманное продвижение.
- Это кто здесь такой рассудительный? – прикрикнул Диас Имани, вопросительно обводя ропщущих солдат своим пронзающим взглядом. – Я вам покажу, щенята изнеженные! Ишь чего выдумали, одному живот распороло, так остальные сразу в кусты! Никаких обратных дорог! Только вперёд, живо!
Солдаты послушно двинулись с места, но теперь все шли с оглядкой, с опаской и с замиранием сердца ступая по грязи и болоту, держа автомат одной рукой. Страх обуял всех, пожалуй, не боялся только Диас, которому, вообще, всё было до лампочки. Он только чуял кровь, он продвигался именно в те края, где она проливалась. Вот ещё один солдатик напоролся на острый кол, который со свистом по воздуху проколол беднягу насквозь, острый конец зловеще торчал со спины. Парень ничего не мог понять, он не проронил ни единого слова, просто стоял с подкашливающими ногами и инстинктивно сжимал руками нетолстый ствол срубленной жерди. На уголках рта возникла укоряющая усмешка. Немного постояв в таком положении, не выдержал и повалился навзничь. Всех охватила паника, вот кто-то упал в свежевырытую яму, а на дне приготовленные для жертвы остренькие зубья. Другой боец попал в капкан, дико завизжал, потом перешёл на мат. Послышались клацанья сразу нескольких капканов, им вторили проклятья и истошные крики пораненных солдат.
- Не сметь, ни в коем случае не отступать! – гаркнул Диас и ударил прикладом одного из убегавших парней. Увидев, что сейчас по ним свои же могут открыть огонь, никто не двигался с места. Диас выхватил рацию у растерявшегося связиста и принялся налаживать связь с отделением Джао Е. – Вэй, Джао! Как слышимость? Вэй, мать вашу, слышите меня?
- Мы вас слышим! – раздался грубый голос Джао Е. – Как у вас обстановка?
- Ужасная обстановка. Эти мерзавцы расставили здесь охранительные капканы и силки, ты, верно, превосходно знаешь, такие ставят только на волков и медведей!
- Что нам предпринять.
- Идите вперёд, ни в коем случае не останавливайтесь! Всё по обкатанному плану, ясно?
- Так точно, ясно.
- Ну и всё, кончай базар! – закончил Диас, а затем связался с Тао Тонгом. – Давай, гони своих вшивых воинов прямо к «Львиному логову»! У нас тут уже жарковато, аж вентилятор включить хочется! Давай, выводи своих сосунков! Время пошло! Давай!
Не успел он закончить свои переговоры, как началась жуткая пальба хоть уши затыкай. Несколько солдат шлёпнулись в воду, а одного зазевавшегося бойца буквально снесло с ног пулемётной очередью. Солдаты присели в кусты, затаились.
=//=//=//=//=//=//=
Ахмед вбежал к Адилю и прогремел на весь нижний этаж:
- Адиль, облава!!!
Около пятнадцати хорошо обученных уйгурских боевиков бросились к шкафу-сейфу, где были аккуратно размещены начищенные до блеска винтовки. Треск автоматных выстрелов ясно говорил о том, что на опушке завязалась нешуточная драка. Как позже выяснилось, пятеро уйгурских боевиков были в один миг подкошены автоматной тучей пищащих пуль, брошенной со стороны наступавших внутренних войск. Адиль приказал Таиру и его друзьям обойти дом со стороны курятника, перебросить в хлев нескольких отличных снайперов для обязательного подрыва их продвижения. На чердаке расселись ребята с намётанным, как у орла, зрением. Кто-то спрятался в углу амбара и нервно запричитал, закрыв ладонями уши. Ахмед приблизился ближе, узнал в нём одного из поваров. Ахмед приставил к его шее дуло автомата и взревел:
- Наши бравые пацаны гибнут за святое дело! А ты лег на землю и плачешь! Получай, трус!
Выстрел. Бывший повар падает и на лету ударяется виском о грабли. Вдалеке загорелся склад пиломатериалов. Мимо Адиля пронёсся бородатый дунган с ружьем наперевес. По расхлябанной дорожке прибежали трое дозорных, запыхавшиеся, еле как перевели дыхание, лица багровые. На изодранных стягах флагов Уйгурстана трепетали капли дождя, а с крыши слетел вниз головой молодой чудак, лежит у входа в хлев; насмерть перепуганные коровы понеслись в сторону рощи. Однако и там раздавались взрывы.
Взвод Диаса Имани попал на минированную зону. После первого взрыва в толпе возник настоящий хаос, подстегиваемый наскоками безжалостных боевиков. Один из боевиков открыл огонь из гранатомёта, осколки разлетающихся гранат врезались в тела метавшихся из стороны в сторону солдат, искавших спасительный выход в неизведанность. Запах палёной кожи пробивался в нос, у куста шиповника бредил мальчуган с оторванными ногами, кровь буквально фонтанами извергалась из глубоких ран. Диас Имани меткими выстрелами пришлёпнул ещё одного повстанца, а второго ранил в спину, тот упал лицом в грязь и попытался отползти в безопасное укрытие. Диас прислонился к стволу дерева и вытащил из-за пазухи рацию. Подключил и преподнёс к самому уху:
- Вей! Чтоб вам пусто было, обезьяны! Где этот долбанный Тао Тонг? Турган, черт вас дери!
В этот неожиданный момент вновь о себе дал знать коварный пулемётчик, засевший в овраге, непрекращающаяся очередь вызывала у солдат неописуемый ужас, они в истерике затыкали уши, а некоторые из них даже плакали. Выругавшись, Диас со своим помощником понеслись к тому самому вражескому овражку, где укрывался вражеский пулемёт. Пока пулемётчик поливал огнём засевших за валуном перепуганных военных, Диас с помощником уже неслись прямо к нему в полной готовности прикончить его на месте. Навстречу им бросился с пистолетом черноусый боевик с пеной у рта. В те мгновения Диас Имани не слышал выстрела, так как там царила и без того шумная оглушающая перестрелка, кстати, сопровождающаяся ежеминутными взрывами гранат. Он только увидел, как его помощник, Чан Ли, беззвучно падает на бок, а тот безумец (усатый) уже начал целиться в него самого.
- Ах ты, сукин сын! – взорвался Диас и, метнувшись прямо к нему, зажал его одной рукой, а второй вдавил в рот ствол пистолета, затем нажал на курок. С разорванной пастью и алыми лоскутками кожи человек шмякнулся на траву всем своим весом, бездыханный. После этого Диас спрыгнул на грязевое дно оврага и замочил злосчастного пулемётчика двумя выстрелами в упор, тот погиб, так и не успев ничего понять.
Адиль и Ахмед забежали в дом, а с ними было ещё несколько боевиков, все вооружены. Адиль посмотрел в окно, там не прекращался дождь, по полю на штурм бежали солдаты с автоматами, но без касок, у наброшенных друг на друга мешков с песком лежали двое пулеметчиков, и именно они с легкостью остановили эту опрометчивую и глупую атаку. Последний из солдат была женщина, она всё время петляла, отступая назад, с целью, чтобы пули не попали в спину. Она уже добрался к первым заслонам в виде каменных надгробий, но снайперская точность настигла ее, когда она взбиралась по склону. Вся сжалась, а потом ее отпустило, скатилась кубарем вниз на гальку и отсев, обмякла. Это была Джао Е.
Адиль обошёл весь дом, потихоньку рассматривая в прорези из зашторенных окон панораму дождливого природного состояния. Ахмед сел на диван, откинулся затылком к мягкой спинке. На крыльце громко спорили, Адиль вышел, чтобы убедиться всё ли в порядке, и увидел нескольких здоровяков, которые пихали друг друга в плечи и груди.
- У вас проблемы? – поинтересовался он, приближаясь к ссорившимся.
- Я видел их, эти салаги за рощей! – неопрятный длинноволосый араб с двустволкой в руках обратился прямо к Адилю, – их надо бы прищучить, а не то совсем распоясались! Пошлём к ним отряд смертников, пусть пугнут их! А, мастер, как вам это видится?
- Будьте достойными, сражайтесь во имя знамени ислама и независимости Туркестана, – выдавил Адиль, напрягаясь всем телом и душой. – Это ваше священное право, оно предназначается лишь для рыцарей чести и долга. Мои напутствия: не сдавайтесь, иначе всё это не будет стоить и выеденного яйца. Вы мужественны, так умрите, как лучшие сыны мусульманского народа. Благословляю, дети сражений. Бисмилляхи рахмани рахим. Аминь.
Дом охранялся немногими боевиками, так как основная их часть ушла либо в рощу, либо к озеру, либо окопалась во дворе. Кто-то включил магнитофон, на всю громкость заиграла почему-то именно кантата Карла Орфа «Кармина Бурана», да так, что динамики надрывались; вскоре выстрелы поутихли. Дождь уже не лил крупными каплями, а как бы моросил, слегка накрапывал. Воздух за последние часы заметно похолодел, при дыхании изо рта вырывался пар, возник небольшой предбоевой антракт. Участники жарких событий разминаются, на поле призывно молят о помощи, покалеченные пулями. Уйгурский снайпер отстреливает всех, кто посмеет даже шевельнуться, он уже троих отправил без каких-либо сожалений на тот свет. Одиннадцать часов дня.
- Плохи наши дела, Ахмед, – Адиль сказал ему это таким упавшим голосом, что тот даже поначалу не поверил своим ушам, подумал, он шутит. – И самое печальное - мы стреляем в «своих» же, в уйгуров. Кто этот Талип? Уйгур? Вот, я о том же говорю.
- Я не думаю, что всё потеряно, – произнёс твёрдо Ахмед. – Не стоит загружать себя всякой бессмыслицей, лучше, вообще, не думать о скверном. Запомни, это деморализует союзников и сподвижников, все причитания вредят нам и, разумеется, идут на пользу врагам.
- Шарип ссучился.
- В тюряге не каждый может выдержать давления, то есть силового прессинга. Почти все открывали свои карты, потому что физическое и моральное воздействия очень эффективны в таких случаях. Ублюдкам нужна была информация – Шарипу была дорога безопасность и сохранность личной жизни. Поэтому он нас и предал. Всё по законам беззакония, в каждой пьесе существуют трусы и мечтатели.
=//=//=//=//=//=//=//=//=//=//=
- Как трогательно, – приторно вымолвил Шарип, застёгивая пальцами ворот рубахи. Щёлкнул дверной замок - и в помещении появился пухленький смотритель, которого звали Неджипом. Он принёс поднос с чашками чая, аромат которого, стремительно распространился по всему воздушному пространству, приятно защипало в носу. Чай был слишком горячий, поэтому его не пили, а как бы прихлёбывали, с удовлетворяемым спокойствием смакуя его вкусовые качества. Некоторое время хранили молчание, поглядывали друг на друга, у обоих от восторга поблескивали глаза, в которых читалось обоюдное понимание. Лампа на потолке начала светиться намного тусклее, чем несколько минут назад, это изменение повлияло и на Шарипа, и на Цзянь Бао, задававшего ему на редкость подозрительные вопросы.
- Я могу уйти? – робко вопросил у Цзянь Бао Неджип, почему-то прячась у дверей.
- Да, благодарю за оказанные услуги, - затараторил следователь (Шарип, наконец-то, понял, что перед ним восседал матёрый специалист), помахивая на него салфеткой, и это означало «ладно уж, ступай отсюда, дружок».
- Очень вкусно, спасибо, – поблагодарил его Шарип, интуитивно кивая головой в знак искренности. – Этот тонизирующий напиток оказался очень кстати, я без ума от чая.
- Не стоит благодарить, ибо всё это уходящее и приходящее. Не думайте, я не учу вас, как какой-нибудь вредный старикашка, просто совет. Мне любопытно, сколько вам лет?
- Скоро исполнится 25, в апреле.
- Ага, а именно? Назовите точную дату своего рождения, если вам это не составит труда.
- 6 апреля 1975 года. В армии не служил, но это по болезни.
- Да нет, дело совсем не в этом. Я заметил, что в чётные апрельские числа рождались очень непримиримые и деспотичные люди, самые яркие личности. Взять хотя бы всемирно известных Ульянова и Гитлера, 22 и 20 апреля. Вы удивляетесь моей просвещённости в данной сфере? Не надо, я ещё и не на такое способен, но об этом как-нибудь в другой раз. Как вы считаете?
- Не знаю.
- Вы чего поникли? На вас чай возымел такое действие? Может, ещё по одной раскурим.
- Это идея. Давайте потабачим!
- Возьмите, я потом себе ещё куплю. Позвольте полюбопытствовать, балуетесь ли вы толуолом?
- А вы как думаете? У вас же про меня там всё расписано, посмотрите сами, это ваша прямая работа. Я же ничем не могу вам помочь.
- Поверьте, я просто желаю удостовериться в подлинности и достоверности указанной информации. И ещё, вы, конечно же, правы, это моя работа, но позвольте напомнить, что непосредственным аспектом моей работы является также допрос подозреваемых лиц.
- Так ответьте же мне, чёрт возьми, в чём я подозреваюсь?
- Тише, молодой человек, я вам не советую поднимать лишний шум, иначе привлечёте повышенное внимание со стороны местной администрации, которая слывёт лютостью и предвзятостью. Вам хочется узнать, почему вы здесь?
- Да, разрази нас всех гром, – Шарип немного успокоился, но аккуратные брови всё также грозно нахмурены.
- А вы сами не догадываетесь? С чем это задержание может быть связано?
- Я не понимаю, к чему вы клоните?
- Позже, милейший, - следователь притушил сигарету о дно пепельницы. - А сейчас, о ваших предпочтениях.
- И этого нет в вашей книге?
- Проверка на лояльность, обычное дело в нашей практике. Ну, как проходит ваш досуг, чем-нибудь увлечены?
- Вы имеете в виду хобби, свободное время?
- Естественно, к примеру, мой сын танцует в балетной труппе, а дочь оттачивает своё мастерство прекрасными играми на фортепьяно. Пальчики так и мелькают по клавишам, не успеваешь углядеть.
- Домино и боулинг.
- Гм, вы, я гляжу, очень разносторонняя личность. С вами интересно общаться, и это не обман, который так необходим для притупления вашей бдительности. У меня были и другие подозреваемые, много подозреваемых. Некоторые вешались на собственных шнурках или резинках, другие спрыгивали с окна, но потом мастеровые установили крепкие решётки, следовательно, количество самоубийств резко пошло на убыль. Были ребята по делу «о незаконной ловле рыб», попадались сорвиголовы и по другим обвинениям. Преступников так много, что даже голова идёт ходуном при подсчёте статистических данных. Когда мне становится дурно, я прячусь в своей уютной комнате, где и читаю, и рисую эскизы, и музицирую.
- Вы сочинитель?
- В какой-то степени это так, но я любитель. Я и в самом деле сочиняю прекрасные композиции, которые, правда, потом никому не показываю. Вы меня тут же спросите «Почему?». Да потому, что в этом и заключается весь смысл моих сочинительств – эти картины и поэмы никому не достанутся, а значит, я обделю весь род людской чем-то божественно прекрасным. Я единственный, кто знает об этих стихах, разве это не замечательно? Весь мир остаётся в неведении, но только я знаю о существовании возвышенного и гениального, мне кажется, такое искусство нужно именовать недоступным и неземным.
- Мда, здесь есть что-то из ряда вон выходящее. Я знал и знаю многих скульпторов и портретистов, которые всю жизнь думали о славе и величии, но таких людей, как вы, признаться, вижу впервые. Все только и мечтают оказаться всемирно признанными, авторитетными и вселяющими уверенность. А вы, нет.
- А к чему мне всё это? Я делаю то, что доставляет мне неписанное удовольствие, радость создавать, изображать, обновлять.
- Ясно. Не подскажете, который час?
- Прошу извинить, но часы оставил в канцелярии.
- Превосходно.
- Вам здесь плохо?
- А почему я должен чувствовать себя в этом здании хорошо?
- Не знаю, здесь хотя бы нет мух. Правда, от грызунов никак не могут избавиться. Но что поделать, таковы неистребимые твари!
Воцарилось молчание. Долгое, оно длилось около двух часов. Оба сидели и размышляли о своём, казалось, они ушли внутрь себя, в самые глубины своего подсознания. Лампа то мерцала, то вновь вспыхивала со всей своей яркостью, словно маяк у берегов материка. Вдали послышались звуки скрежета, должно быть, закопошились те самые злополучные паразиты и переносчики вирусных возбудителей, о которых местные старожилы часто рассказывали зловещие байки. Они все, как один, грязные серые следственные изоляторы Урумчи. Где-то, должно быть, в конце коридора, прогремел душераздирающий ор, будто над кем-то сурово издевались. Шарип слегка дрогнул, по его телу пробежали мурашки, а сам он съёжился, словно в ожидании самого наихудшего. Послышались быстрые тяжелые шаги, резко распахнулась дверь, в помещение буквально ввалилась целая орава мужчин. Следователь окинул их всепрощающим взглядом и задался вопросом:
- Мне уходить?
- Да. – Тао Тонг был немногословен, он скрестил свои волосатые руки и злобно уставился на побелевшего Шарипа.
- Что ж, рад был с вами познакомиться, всего доброго! – следователь с поспешностью ретировался из помещения.
- Ты тоже проваливай! – наехал Тао Тонг на послушного Неджипа, который стоял на пороге с разинутым ртом. Ни минуты не раздумывая, тот испарился за дверью. Остались трое: Тао Тонг, Томми Вонг и неизвестный интеллигентного вида в белом халате, в смешных очках с жёлтыми дужками.
- Итак, - интеллигентного вида человек решительно подошёл и сел наискосок от Шарипа, - для начала следует представиться. Меня зовут Сэмми, некоторые кличут Плохой Сэмми. Твоё имя нам известно, так что в твоём представлении мы не нуждаемся. Эй, Томми, зови сюда господина Лао Вана, сейчас будем проводить дознание. Итак, вы, наверное, уже который час задаётесь одним и тем же вопросом, мучающим ваш мозг. Что ж, я вам отвечу. Вы задержаны по подозрению в преступлениях, которые следствие инкриминирует не только вам, но и вашим подельникам. Ну, что скажете?
- Я не понимаю, о чём вы говорите. Вы меня удивляете.
- Ах, ну и сука! – зарычал Тао Тонг, замахиваясь кулаком на зажмурившегося Шарипа.
- Стоп! Господин Тонг, держите себя в руках, не давайте своим бурным эмоциям выплёскиваться наружу! - сдержанный Сэмми, принялся вытирать свои руки крохотным платочком, вручную обшитым расписными узорами. – Лучше уж, принесите себе и Томми стул, и спокойно посидите. Я здесь главный, а потому, прошу не мешать моему делу, которому я отдаю себя целиком.
- Пошли, - Тао Тонг потянул за собой юношу. – Выпьем чаю, а после вернёмся поглядеть, что здесь будет в итоге.
Как только они остались один на один, Сэмми тихо положил руку на руку Шарипа и начал с расстановками говорить:
- Никто тебе здесь не позавидует, ты попал в ад, и это не преувеличение. С этой минуты твоя жизнь и целостность зависят напрямую от твоего поведения, от твоего желания помочь нашему тайному следствию. Не стоит играть с огнём, не строй из себя манчжурского партизана, я вижу по твоему дрожащему лицу, из тебя героя не выйдет. Не старайся нас запутать, мы знаем много нитей, так что нам сразу же станет известно, когда ты лжёшь или не договариваешь. Если тебе дорога твоя жизнь, а я абсолютно уверен, что это так, то не доводи меня до крайней черты, не провоцируй меня на допросы с пристрастием. В этой тюрьме никого нет мне равных в таких нелегких вещах, как допросы. Я их попросту выбиваю, здесь люди раскалываются за считанные минуты и часы, здесь признаются даже в сексуальных связях с самим Бонапартом. Так что всё, что мне нужно, ты обязательно расскажешь, как миленький мальчик, у которого слишком много замечательного впереди, чтобы жертвовать всем этим ради призрачных желаний. Значит так, я буду задавать тебе интересующие меня вопросы, на которые тебе надо будет ответить коротко и ясно, ну, как можно доходчивее. Всё понял?
- Да, - Шарип кивнул, закрывая глаза и сжимая пальцами сморщенный окурок.
- Итак, тебе знакомо имя Адиль Файзрахман?
- Никогда не слышал.
- А сдаётся мне, что ты знаешь, кому принадлежало это красивое имя. А, ничего не хочешь добавить? Что молчишь, пригорюнился?
- Это правда. Я ничего не знаю об этом человеке.
- Подумай хорошенько, напряги память, – он начал тщательно протирать стёклышки своих очков при этом продолжал рассуждать столь же непробиваемым тоном, в его голосе не было никакой озлобленности, в нём царила сплошная невозмутимость. – Я очень жалостлив и мягкосердечен. И хочу отметить, что не лишён благородных черт. Любому провинившемуся негодяю я всегда даю шанс на раскаяние, на чистосердечное признание, на откровения. Вот это мои электронные часы, так сказать, спортивные с секундомером. Засекаю время, у тебя всего лишь пять минут, это время дано тебе на обдумывание и воспоминания. Я скоро подойду, сиди здесь. – Сэмми продублировал последнюю фразу ворохом жестов, передёрнулся всем телом и захромал к двери. Вышел.
Шарип не знал, что теперь ему делать. Во время подготовительных тренингов старшие братья его всегда инструктировали, что делать в подобных ситуациях, как вести себя, чтобы не расколоться во время пыток. Но он всё ещё считал, что вряд ли Сэмми способен на жестокие меры, к примеру, на издевательства и избиения. Он понимал, что сегодня решится многое, может, и судьба всей организации, а также жизни не одного десятка соратников. Он твёрдо решил стоять на своём до последнего конца, упрямо настаивать на том, что вообще ничего не знает, что живёт, как бобыль, и ни в какие переделки старается не вмешиваться. На доли секунды начал сомневаться в собственной выдержке, в это мгновение его начало прямо-таки трясти, как заводного, он обхватил свою голову руками и подумал, что с ним станет, если сдаст своих же.
Цифры на электронном табеле чередовались с детальной точностью; голова была забита одними и теми же мыслями, которые дружно вились вокруг гнетущего чувства надвигающейся угрозы. Мир для него стал таким мрачным и крошечным, как и это помещение, в котором он теперь сидел в ожидании неизбежного, но неизвестного. Коварные минуты шагали одна за другой, крепко схватившись за пояса и с кувшинами в руках. В кувшинах теплилась его жидкая жизнь. Он так ничего подходящего и не придумал, просто закрыл глаза.
Вскоре раздались гулкие коридорные голоса, и вот в дверях предсказуемо появились несколько нескладных фигур. Сэмми сел напротив на то самое место, которое совсем недавно оставил в малозаметной надежде, что за период его непродолжительного отсутствия задержанный, наконец-то, одумается и предоставит информацию.
- Привет, ну поразмышлял? – он едва скривил губы, как будто это вызывало в нём боль, и весь в тот миг как бы сконцентрировался во внимании на Шарипе. Тот же не открывал глаза, просто-напросто с дерзкой безмятежностью игнорировал присутствовавших там лиц. Послышалось недовольное бурчание, в углу кто-то начал расстегивать сумку, а затем вытаскивать оттуда устрашающего вида инструменты, то был Лао Ван, скрытный необщительный человек, отвечавший за сохранность всего казённого имущества.
- Вот как, что ж, я этого и ожидал,– с грустными нотками обронил Сэмми, после чего отодвинулся на стульчике чуточку в сторону и тут же холодно приказал Тао Тонгу:
– Приступайте, помогите ему вспомнить прошлое.
Тао Тонг ощерился, нервной походкой подошёл к смирно сидевшему Шарипу и со всех сил стукнул его прямо в район шейных позвонков. Тот начал задыхаться, схватился руками за краешки стола, раззадоренный Тао ни минуты не теряя даром, влепил по его пальцам десятикилограммовой резиновой дубинкой, тут же раздался неприятный продирающий до сердцевины мозга костный хруст. Шарип застонал, он ещё не мог отойти от первого удара, из-за чего было затруднено его дыхание. Кто-то из стоявших поодаль вскрикнул:
– Ему же больно! Что вы делаете?
Сэмми обернулся и тихо бросил приказание:
- Лао Ван, выведите Томми из комнаты, практика показывает, что он ещё не готов даже на зрительские роли. Уберите его отсюда.
Шарип лежал на полу с полуоткрытым ртом, он видел, как кто-то силком выводит в коридор того самого моложавого службиста, у которого, по сложившемуся у него мнению, пока ещё целиком не сформировалось волчье мышление, как у остальных. Люди покинули помещение, осталось только трое.
- Лови, сучье племя! – Тао Тонг прыгнул на голову Шарипа, нещадно втаптывая того в бетон своими кованными сапожищами. Пинком в пах он отбросил скорченного от боли арестанта в дальний угол душегубки (так называли её местные мученики), затем с трудом расстегнул кармашек рубашки и выгреб оттуда сломанную пополам сигарету. Присел, смущенно поглядывая на Сэмми, осведомился:
– Вы не против, если я маленько покурю?
- Нет, - сухо ответил тот, делая какие-то сокращённые записи в блокноте, который вынул из глубины солидной папки. Тем временем Тао вкручивал большую часть поломанной сигареты в подровненный фильтр, изредка из осторожности оглядываясь в сторону умолкшего пленника. Тишина. Только слышны скрипучие звуки кропотливого письма, которые отдаются в каждом отделе барабанных перепонок. Вон Тао уже третью спичку отправляет на пол, они так и не разгорелись.
- Сволочь, - пробурчал он с отчаянным негодованием, но вот следующая спичка удачно зажглась, и ему удалось вобрать в свои лёгкие терпкий табачный дым. Радуясь своему положению, он в сидячем положении развернулся лицом к побитому, скаля зубы и утирая лоб от выступившей испарины. В коридоре раздался окрик кого-то из конвоиров, заскрипели двери, застучали засовы, защёлкали автоматические замки. Было не просто больно, а безумно больно.
- Всё! Мне конец! – приходило в голову несчастному, - они будут меня бить! И это продолжится до тех пор, пока я не сдамся, не сломаюсь! Что делать? Стоять до последних мучений? Как же это страшно, находиться под измывательствами, получать побои от этих ублюдков. Я в жизни не думал, что может быть так жутко, что инквизиция ещё жива. Но я воин, а воин не может быть предателем, а наоборот, враг его! Я должен быть верен своим клятвам и заверениям, не сгинуть здесь. Только бы выдержать, не показать этим изуверам мою трусость, скрыть от них слабоволие. Да, я смогу. Я обязан доказать всем, что достоин звания героя-великомученика.
Он был в неведении, просто не адекватно воспринимал происходящее, прыжок на голову оказался очень сильным, внутри Шарипа всё звенело и громыхало в одном звуковом столпотворении. Он видел людей, он даже знал их имена, но всё равно эта обстановка казалась ему чистым вымыслом, сновидением. Такие ощущения возникают часто у людей, столкнувшихся с какой-либо агрессией. Так называемая прострация. Чувство иллюзорности и бессмысленности. Шоковое состояние, сопутствующее головокружению в случае нанесения телесных повреждений. В такой момент пострадавшему человеку кажется, что это как бы не с ним, что это скоро закончится, что произошло какое-то нелепое недоразумение. Шарип испытывал именно такие ощущения, множившиеся.
Сэмми отложил в сторону авторучку с блокнотом и принялся снова допрашивать:
- Итак, а теперь можешь поведать нам об Адиле? Кто он такой? Где ваша штаб-квартира?
- Я ничего не знаю, - с трудом вырвалось, словно из груди. Шарип лежал на полу, свернувшись калачиком, словно какая-то побитая бездомная собака. Ему стало почему-то холодно. Одежда ничуть не грела, казалось, сердце стало биться намного реже.
- Адиль, который организовал в ночном клубе «Newface» кровавый теракт, где была китайская молодежь. Адиль, который занимался покупками оружия для вашей банды. Кто он? Где его найти.
- Нет, не скажу, – отчаянно замотал головой Шарип. Перевернулся на левый бок, сопит, уткнувшись в покрашенную стену.
- Разомни ему бока да смотри, будь поаккуратнее с ним, чтобы этот упёртый Иисус не скончался от асфиксии. Завтра наш дружок наденет одежды Иуды, держу пари.
Тао Тонг выплюнул остаток сигареты на пол, вытер руки тряпкой, насквозь пропахшей раствором аммиака, пригнулся, почесал затылок, проковылял прямо к Шарипу. Схватил паренька за волосы, отчего тот даже слегка присвистнул носом, поставил к стенке, крепко прижал здоровенной рукой к раздолбленной поверхности стены, а другой начал усиленно колошматить прямо в упор по лицу. Вскрики избиваемого проникали даже в коридор, Лао Ван зашёл и сразу же старательно прихлопнул за собой дверь, как он высказался часом позже, «чтобы зря не беспокоить «постояльцев». Удары наносились слепо, а глухой стук, по правде говоря, ничего не вызывал, кроме любопытствующего оживления на лицах наблюдателей. Парадокс, но Тао Тонг устал работать кулаками и, как только Шарип повалился на колени, тот не успев отдышаться, тут же со всего размаху врезал кулачищем по переносице. В итоге - перелом и обильное кровотечение.
- Ну ты, осторожнее! – взвизгнул Сэмми, размахивая перед лицом Тао Тонга какими-то файлами и документами. – Бей ниже морды, а не то впоследствии могут возникнуть проблемы из-за его изрядно потрёпанного вида! Не бей по морде!
- Да, ты бы с ним чуть поласковее, – приговорил без интонаций Лао Ван, вновь занявшись копошением в своем чемодане с инструментами. – Он у нас ещё женится, вот только дайте ему срок. Пускай обмозгует все нюансы, а дальше сам решит свою судьбу. Это не будет изменой, это всего-навсего предоставление информации.
- Он просто урод! – сказал озадаченный Тао Тонг, как отрезал.
Скрюченный в один юань, Шарип валялся в центре помещения, как измызганная долгой мойкой половая тряпка. Лао Ван предусмотрительно принёс с собой пластиковый ковш с хлорированной водой, передал в руки Тао. Тот выразил благодарность коротким кивком головы, преподнёс ковш к губам, начал пить большими глотками. Шарип прикусил губу от боли и бессилия, слёзы сами по себе закапали из глазниц, мысли путались одна за другой. Это сущий ад, думалось ему в те минуты, уж лучше бы сразу расстреляли или сбросили с вышки, а не вот так, как сейчас, скулить и мучаться. Ноги затекли, пальцы уже перестали болеть, а это означало, что они окончательно прекратили слушаться своего хозяина. Тао Тонг с кряканьем осушил последние капли влаги на дне ржавого ковша, Лао Ван второпях вышел, правда, предупредил, что совсем ненадолго.
Тао нарочно привалился к спине дрожавшего Шарипа, начал ставить тому болезненные щелчки по голове и приговаривать:
- Эй, сволочь, жить хочешь, да? Где твои дружки? Нет их, все разбежались! Никто тебя не вызволит отсюда, ты здесь до тех пор, пока не сознаешься в преступных связях с террористами! Понимаешь, а?
Что касается других истязателей, то Лао Ван был непревзойдённым садистом. Наверное, в детстве изувер вспарывал брюшки трёхмесячным котятам, а затем бросал их на пыльную улочку, где они сгнивали заживо и над их трупиками вились рои мух. Или же бросал квакающих лягушек о камни, и они разбивались насмерть, а потом складывал уже мёртвых рептилий в банку из-под консервированного горошка, заливал их мочой и варил всю эту бурду на разожженном костре. Одноклассники обзывали его растяпой и грязнулей, а он, в свою очередь, мстил после уроков за все переносимые от сверстников обиды невинным существам. Отыгрывался на зверушках. Он жаждал, чтобы его боялись и уважали, он отлично владел профессиональными навыками в сфере пыток. Он заведовал собственным чемоданчиком, в котором, по его же словам, хранились «прелестные игрушки». Этими «игрушками» он доводил людей порой до смертельного исхода, но все эти малоизвестные случаи были тщательно законспирированы, то есть об их существовании знали лишь немногие, кому приходилось по долгу службы иметь какое-либо отношение к упрятанным архивным документам.
Сослуживцы могли охарактеризовать его как прилежного работника, который трепетно относится к своим обязанностям и задачам. Он не стучал на сослуживцев, не злоупотреблял алкоголем, не смолил «дурь» и не онанировал в подсобках. Его ещё называли «человеком-тенью», и это как раз таки за то, что он всегда на всех торжественных мероприятиях стоял позади людей, молчаливо сжав обе руки и слегка насупившись. Другие считали, что он безмерно труслив, желчен, к тому же очень амбициозен.
-Ведёт себя слишком гордо! – постоянно жаловался на него собутыльникам заведующий архива следственного изолятора.
Шарипа мучили до четырёх часов утра. Прижигали соски паяльной лампой, обливали ноги кипятком, заставляли глотать грязь. Потом без передышки бросали головой об стену, после чего он целый час провалялся на полу с признаками тяжёлого сотрясения мозга. Лао Ван не знал жалости, он хладнокровно подгонял раскалённые иглы под ногти Шарипа, молча орудовал над своим подследственным, измывался, но делал это, не произнеся ни единого слова. В его компетенцию входили лишь стандартные пытки без каких-либо комментариев. Если он умел делать человеку «слоника», то делал мастерски, не отнять и не прибавить лишнего. Натягивал на голову пакет, слегка удушал жертву, в результате очередная потеря сознания. Или же вдвоём с Тао Тонгом надевали на голову Шарипа противогаз, а к концу хобота подставляли миску с соляной кислотой, в итоге обжигались дыхательные пути, и жертва долго кашляла и корчилась от боли. Боль, которую испытал Шарип, не поддаётся описанию.
В конце концов, не выдержав пыток, он повалился на пол и захрипел от боли.
- Я все скажу! Только не трогайте меня! Прошу вас! И про квартиру, и про штаб-квартиру «Львиное логово»! Расскажу… и про Адиля! Умоляю, не бейте меня!
=//=//=//=//=//=//=//=//=
- Хочешь дольку апельсина? – Ахмет великодушно протянул Адилю добрую половину спелого цитрусового плода, тот с благодарностью принял. – Обожаю фруктовые лакомства. Зато ненавижу жареные баклажаны. А как тебе по вкусу баклажаны? Или, как и мне, плохо только от одного их вида?
- Не особо люблю их кушать, но и не чураюсь их присутствия в меню.
- Ты боишься? Ну, я имею в виду страх перед возможной гибелью.
- Ты сам говорил, что не надо пугаться собственной гибели, что, уходя в мир иной, мусульмане получают вечную свободу и независимость. Надо быть бесстрашным и самоотверженным, как наш пророк Мухаммед.
- А может, как ты или как я? – Ахмед посмотрел на него исподлобья и натянуто улыбнулся.
- Как мы оба. Ты и я – мы братья, и мы будем отстаивать здесь свою Нанкинскую крепость. Ничто не способно сбить нас с избранного нами пути. Я клянусь, не сдамся и всё тут, точка!
- Ты слышал что-нибудь о философии вокзала? – неожиданно задал вопрос лежащий под подоконником Ахмед, Адиль обернулся, видел, как тот медленно пережёвывает мякоть фрукта.
- А к чему всё это? – никак не мог понять, куда он клонит.
- Видишь ли, Китай – гигантская страна, которой требуется контролировать свои территории. А что может быть более подходящим, если не железнодорожное прибежище для «людей Системы».
- Кто эти люди?
- Хитч-хайкеры, неистребимые последователи Джека Керуака, занимающиеся автостопом на междугородних трассах. Категория людей, которая в вечном поиске своего «я».
- И в чём скрывается эта самая сущность?
- В том, что эта обитель «случайных» и авантюристов уникальна в своих предназначенных действиях. Место, где никто никуда не торопится, где почти, что каждый божий день проходят и встречи, и расставания. Это земное пристанище для сухопутных путешественников и подозрительно выглядящих люмпенов. Тема железной дороги недостаточно раскрыта вольнодумцами и философами, хотя не обращать внимания на столь превалирующую сущность железнодорожной отрасли было бы ужасно глупой ошибкой. Любое государство (в особенности, Поднебесная империя) надёжно опутано рельсовыми нитями, которые играют громаднейшую роль в работоспособности и налаженном функционировании государственной машины; без этих «железнодорожных вен» государство не в состоянии долго протянуть, так как в наши стремительные дни просто немыслимо жить без поездов и вокзалов. Вся железнодорожная сеть берётся как единая неотъемлемая часть общего социально-технического организма, ведь тысячи и десятки тысяч людей напрямую и косвенно связаны с железной дорогой, плюс ко всему множество профессий и коммерческих структур сплетены вокруг гигантской региональной сети рельсовых путей. Как-то раз мне удалось побывать на нескольких вокзалах, признаться, эти места могут вправе считаться одними из самых людных «точек» в том же Шанхае.
Железнодорожный вокзал. Десять часов утра. Я прибыл туда без спортивных сумок и пакетов, без сопровождения людей, для солидности лишь прихватил с собой газету, дабы не вызывать у окружающих людей чрезмерного любопытства. Усевшись на твёрдое сиденье и облокотившись на спинку, огляделся вокруг, изучил обстановку. Поначалу мне не везло, я то и дело заводил разговоры с незнакомцами, но они либо отнекивались и отворачивались, либо были слишком немногословны, в итоге, я потерял на наведение контакта более часа.
Но фортуна таки улыбнулась, знакомство с Вей Хунг (это вымышленное имя) стало положительным дополнением к серому дождливому дню. По его словам, вокзал – это ещё и общественное состояние души, человеческое самопознание окружающего мира с помощью внешних влияний. Это прекрасное место для хороших интересных знакомств, ведь именно здесь очень часто путнику удаётся встретить пусть и немного странных, но чертовски привлекательных и забавных людей. Так называемые «одноразовые» соседи, цикл проходит примерно по такой треугольной схеме: познакомился-пообщался-попрощался. Ежедневно через вокзалы протекает пёстрая бурлящая масса, возбуждённая и чересчур шумная. Этот бойкий процесс перемещения по большей части походит на броуновское движение. Гости вокзала ещё не пассажиры, но уже на один шаг ближе к таковым. Как говорят завсегдатаи зала ожидания (а они заявляют об этом частенько), посетители подобных заведений подразделяются на два главенствующих вида: «случайные» - те, кто едет в командировку, к родным и знакомым, на учёбу или в отпуск; и авантюристы – их, само собой разумеется, намного меньше, но зато с ними и общаться интереснее.
Авантюристы сами не знают, где окажутся завтра, да и им ровным счётом всё равно, ведь они не так зависимы от окружающего мира, как другие. Никому неизвестно, на какие средства они существуют, но следует отметить, что они не бродяжничают, скорее всего, зарабатывают на жизнь мелкими авантюрами и мошенничеством. Таких людей отчасти можно назвать маргиналами, ведь их каждодневный образ жизни чрезвычайно нестандартен для восприятия посредственными обывателями. Кстати, на вокзале очень много потенциальных рабочих, которые спят там же на металлических сиденьях, правда, бог его знает, как им удаётся на них улечься, ведь это же невероятно дискомфортно. Рабочие ведут себя тихо и неприметно, так как большинство из них часто имеют различные проблемы с регистрацией. Рабочие в основном выходцы из Тибета, СУАР, Внутренней Монголии, все они едут в Шанхай в поисках какой-нибудь работы. Нередко на вокзале попадаются в поле зрения и студенты, которые либо едут учиться в какой-нибудь шанхайский университет, а может, наоборот, возвращаются домой во время весенней передышки.
Цены здесь на продукты питания и иные предметы потребления заметно высокие, что весьма характерно для вокзалов. Тамошние продавцы – народ хитрый и наглый, за словом в карман не полезут, у них у всех глаз зоркий, так что их самих ни за что не проведёшь вокруг носа. Туда сюда снуют подвижные энергичные грузчики (конечно, не такие крикливые, как на рынках, но тоже ловкие и сноровистые), по двое и по трое они доставляют груз (багаж) прямо до вагонов, затем погружают внутрь под пристальным наблюдением главного проводника.
Что касается транспорта, то добраться с вокзала до центра города не составляет особого труда, так как прямо напротив железнодорожного вокзала удобно разместилась просторная остановка, с которой можно уехать практически в любую (пусть даже самую отдалённую) точку города на любом общественном транспорте. Как и на других приличных вокзалах, там тоже размещены парковки для частных извозчиков. Что примечательно, так это, бесспорно, то, что таксисты берут не так уж и много, по крайней мере, за проезд до автостанции водители у меня попросили всего лишь 30 юаней.
Иногда по залу ожидания свободно разгуливают откровенно деклассированные элементы, с мешками набитыми до отказа пустыми бутылками, как пластмассовыми, так и стеклянными, ведут себя так непринуждённо, будто они и есть самое неотъемлемое сообщество в этом бушующем мире. Один такой «франт» попался мне на глаза, с тросточкой в руках, в грязном изорванном костюме и помятом котелке набекрень. Он бродил по залу между рядами скамей, но когда заиграла весёлая песенка Андриано Челентано, этот поистине уникальный человечек заплясал под неё, как самый что ни на есть настоящий балагур и массовик-затейник. При этом он умудрялся дружески улыбаться, и по мере того, как он это делал, его искривлённые редкие зубы нездорового оттенка выпирались наружу на добрую пятёрку сантиметров. В общем, чудесное было зрелище.
Вей Хунг поведал много интересных и познавательных историй, а также правил, которые негласно властвуют на территории вокзала. Сам он работает заурядным обходчиком, целыми сутками напролёт бродит вдоль рельсовых путей и стучит молотком по колёсам поездов и вагонов. Прислушивается, всё ли в норме с техникой. Обходчики получают очень маленькую заработную плату, но таким, как он, выбирать не приходится, ведь сам он приезжий, родом из Лхасы, и работать ему приходится не покладая рук, так как на его рабочее место десятки желающих. Поговорив на разные темы, он попрощался и ушёл.
После его ухода ко мне подсели несколько подозрительных парней в однообразных чёрных куртках и синих потёртых джинсах (я их про себя назвал клонированными братцами), они сразу начали беседу со мной на резких тонах. Им, видите ли, очень хотелось со мной поговорить в более интимной обстановке, на их взгляд, самым оптимальным вариантом оказался общественный сортир, куда они меня старательно зазывали. Я сразу понял, что здесь что-то не так, вспомнилось, что такие вот бандиты и занимаются всякими грязными делишками. Например, заводят в туалет какого-нибудь лоха и принимаются активно промывать ему мозги, а если же такой метод оказывается малоэффективным, то тогда и по почкам начинают бить. Результат плачевный: бедолагу обирают до нитки, и он уходит оттуда с пустыми руками, т. е. без драгоценностей и денег. Если же в случае возникновения немедленного вызова работников полиции служители порядка и приходят вовремя, то всё равно в этом сложном конгломерате людских отношений и социальных проблем вряд ли что решится. Все слиты воедино, связаны вокруг одной оси. Речь идёт и о представителях правоохранительных структур и о криминальных бандах, которые, кстати, периодически отстёгивают людям в форме.
Беспризорных детей тоже немало, собирают бутылки и всякую дрянь, ходят стайками, налицо одна из значимых сторон стадного инстинкта, «стреляют» сигареты у прохожих и занимаются попрошайничеством. Детей кормит вокзал, это заключение следует из того факта, что именно в местах большого скопления людей бродяжкам удаётся реализоваться по полной программе, т. е. выпросить по возможности больше милостынь у жалостливых посетителей.
Почти что каждые 10 минут прогуливаются по залу полицейские, а бывает, что и со служебными собаками, но это когда ищут наркотические средства или предполагаемое взрывное устройство. Взгляд у них спокойный, заняты тем, что безмолвно высматривают подозрительные лица, а вдруг они увидят преступника, физиономия которого уже третью неделю висит на доске розыска преступников. А военная полиция в свою очередь отлавливает всех солдат и офицеров, проверяет у тех документы и специальные разрешения на перемещение по территории вне воинской части. У кассы почти никогда нет сутолоки и очереди, всё так сказать, чинно, мирно и благородно. Внутри вокзала чего только нет, там и рестораны, и кафе, и обменные пункты, и около полутора десятков магазинчиков и киосков, да и газетных лотков там очень много. Это как раз таки красноречиво говорит о том, что вокзал – не просто большая станция, откуда можно уехать в другой город, но и социальный институт, благодаря которому действует малый бизнес. Очень много людей живет за счёт функционирования вокзалов, и в этом нет ничего предосудительного и негативного, это вполне объяснимо и нормально.
Прямо как в альтернативной американской прозе, на улице льёт ливень, и небо заволокло тучами, темно. Замечательно то, что все вокзалы работают круглосуточно, а это значит, можно маленько вздремнуть на скамьях, скукожившись до размеров маленького компактного телевизора, а иначе не поместишься на столь маленьком сиденье. Диспетчер монотонно объявляет о прибытии очередного поезда с вагонным составом, все спавшие до того момента пассажиры в миг оживляются и начинают собирать сумки и шуршать пакетами. Люди торопятся и уходят, а вокзал стоит, гостеприимный такой и не меняющийся в самой своей сущности, он в ожидании следующей партии посетителей».
- В твоём голосе мне почудились нотки отчаяния, - сказал Ахмет, измеряя частоту биения своего пульса, - с тобой всё в порядке?
- Нет, не совсем. Я дрейфую. И мне постоянно кажется, что… - тут Адиль осёкся и замолк, прижавшись плечом к батарее. В нём чувствовалось волнение, он заметно осунулся и ослаб, на душе печально, сплин.
Вдруг послышался мерный рокот, он исходил откуда-то со стороны опушки, с каждой секундой рокот приближался к дому, Адиль припал к окну. Поначалу он всё никак не мог уяснить, что издавало этот ничего хорошего не предвещавший моторный шум, он силился более тщательно разглядеть силуэты в роще. Где-то вдалеке прогремел одиночный выстрел, к окну тут же подбежал один из боевиков с плохой новостью, что внутренние войска наступают, и часть боевиков уничтожена в роще. Эта новость, конечно же, принесла им мало удовольствия, Ахмет хмыкнул, но ничего не ответил. Вскоре стало известно, что над ними начали кружить вертолёты.
В это время Тао Тонг и его опытные автоматчики внимательно осматривали недавнее место боя в роще, кругом натыкаясь на трупы. Дождь уже ко второй половине дня окончательно закончился, несколько бойцов мирно стояли и негромко общались друг с другом. Рядом с неглубоким оврагом они обнаружили тело Диаса Имани, тот почти полностью был погружён в болотную грязь, Тао Тонг скомандовал подчинённым вытащить его тело из грязи. Мертвеца бросили на жухлую траву, там и оставили лежать. Тем временем по рации связались с полковником Феем, который со спецназом на вертолётах высадился в районе озера, у них был всего один час на подготовку к последней атаке. Как стало известно, Пекин отдал приказ прислать еще двести солдат из элитных подразделений на случай, если штурм примет затяжной характер.
Адиль вытер шею сухим полотенцем, отбросил в угол пустую пачку «XieLian» и бесшумно поднялся наверх, мимо настенных полотен и никелированных подсвечников, в спальную, где прилёг на кровать Ахмет. Встав у окна, тот увидел, как по воздуху кружатся снежинки, дождь сменился снегом, таковы веления природы. Позади зернового амбара завязалась кровопролитная стычка с разведывательной группой, погибло более несколько человек. Последнего раненого разведчика повесили в сарае на турнике, казнимый ещё долго барахтался в петле, округляя глаза и вываливая язык с пеной. Зрители подтрунивали над ним, кто-то даже с резко выраженной ненавистью пнул того по болтающимся ногам. Вскоре стало известно, что снайперы зацепили одного из боевиков, пуля прошила щеку и всю голову, а затем впилась в лист железа. Убитый упал наземь, не проронив ни звука.
- Мы окружены, – Ахмет сказал это так, будто Адиль и не догадывался об этом. – Они нас загнали в замкнутый круг. Время осмысливать содеянное.
- Никто из нас не попадет в плен, - с твёрдостью объявил ему Адиль.
- Никто не знает будущего, но все подозревают.
- Мы не станем сдаваться. Это настоящий позор, позор, который смывается только кровью. Люди с честью и самоуважением не преклоняются даже перед заведомо известным проигрышем. Поднимают руки трусы и перебежчики, а с ними, как известно, разговоры у нас короткие.
- Все эти игрушки с политикой, заигрывания с борьбой за независимость, всё идёт псу под хвост.
- Нет, ты глубоко ошибаешься! Мы сильны духом, у нас сплочённая команда, все наши товарищи самоотверженны и неуклонны! Правда на нашей стороне.
- Глупости, ты говоришь… ересь. Поздно, надо было раньше думать. – Он повернулся на другой бок, подложил под свою голову подушку, Адиль видел только его спину и затылок, по движениям и вздыманию тела угадывается порывистое дыхание сникшего человека. Адиль порылся в шкафчике и нашёл на верхней полке шапочку с помпонами, натянул её на себя. На серванте лежат стопки неотправленных писем, сломанный пылесос уже никому не нужен, он сиротливо путается под ногами. Адиль споткнулся об него, но, не обратив на это внимания, начал ходить от одной стены с наклеенными обоями к другой.
К солдатам полковника Фея приближались сдавшиеся в плен молодые уйгуры с поднятыми кверху руками. На их глазах отражалась слепая мольба, они сдавались в плен и некоторые из них были поранены. Вперёд вышел рослый Исмаил, он услужливо пролепетал:
- Мы против кровопролития. Я прошу вас взять нас в плен.
- Сегодня не ваш день, мне очень жаль! – презрительно отмахнулся от них полковник Фей, зычно скомандовал своим солдатам. – Уничтожить.
- Огонь!!! – во всю глотку выпалил один из автоматчиков. Пули засвистели в едином полёте, врезаясь в напрягшиеся тела пленённых повстанцев. Измождённые мальчишки падали друг на друга, словно подкошенная трава, срезанная косарским серпом. Огонь прекратился, военные залихватски заржали, давясь собственными слюнями, чуточку потоптались вокруг лежавших тел, и, удовлетворившись, неспешно скрылись в роще.
- Я тебя не узнаю, Ахмет, – голос Адиля задрожал, а сам он крутил шеей и тихо постукивал ладонью об стенку. Шторы сорвались и гардины приземлились на паркет, вражеский снайпер открыл прицельный огонь по окнам комнаты. Ахмет заёрзал на постели и медленно сполз на пол, из запястья сочилась красная кровь, его лицо мгновенно побелело.
- Я сам себя не узнаю, – на лице проскользнуло подобие улыбки, диванные гобелены очень броски на первый взгляд, а дверные ручки реконструированы с величайшей помпой, с золотыми вкраплениями. – Мне легче удавиться, нежели сломить своё бессилие. Я подобен евнухам, меня не стоит оберегать от бурана, я боле не пригоден к нашей борьбе.
- А как же все наши планы, те задумки, над которыми корпели не одну ночь, а много-много суток кряду, ты об этом задумывался? – Адиль обиженно воскликнул, бросая полотенце на спинку стульчика. – Всё, что нас связывает, пусть катится к чертям собачьим, так что ли?
- Успокойся, - Ахмет попытался того утихомирить, показывая движением руки, что, мол, понимает его, но ничего не может поделать.
- Нет, я не хочу успокаиваться! – закричал он в слезах, хватая его за шею и наваливаясь на него всем своим грузом. – Я люблю тебя! Ты слышишь мои доводы? Я не в состоянии прожить без одного твоего присутствия и дня! Хочешь, мы уедем с тобой? Порвём этих подонков и смотаемся отсюда навсегда. Нас никто не посмеет остановить, да и если это случится, то мы не дадим себя в обиду. Не отворачивайся, позволь мне к тебе прикоснуться.
- Это мои голоса, - он вздрогнул, сжал кисть Адиля и потихоньку приблизил свои губы к его губам.
Адиль гладил его мозолистые ладони, эти огрубевшие руки сильного защитника, он целовал его горячий лоб. Они заплакали. Адиль нежно целовал его в лицо и плечи, покрывал поцелуями его живот. Заплаканные глаза казались несчастными, а в отражении зеркал и вовсе обретшими погибель от рук безграничной любви. Стянув с него плавки, он зажал руками его фаллос, такой набухший и выпрямленный, пышущий жаром и приятный на ощупь. Он закрыл глаза и слегка выдохнул, обнимая его за талию и прижимаясь к нему всем телом, бицепсы смотрелись превосходно, а загар был неотразимым. Бронзовое тело партнера привело к тому, что Адиль задышал более часто, резко почувствовал, как его пенис увеличился в размерах, принял воинствующую форму.
- Тихо, тсс! – прошипел Адиль, склоняя свою голову над его членом, глаза его заискрились, губами дотронулся до его кончика, лизнул язычком. Ахмет заморгал, обхватил голову Адиля и зажал её между своих длинных волосатых ног. Ахмет слегка застонал, а значит, тот смог доставить ему необычное удовольствиеНа их устах читалась дикая страсть, и быть может, они любили в последний раз.
Адиль повторял шёпотом, что любит его, что всегда будет с ним рядом, что не предаст его. Вдруг Ахмет вырвался из его пылких объятий, начал в спешке натягивать на себя плавки, этот поступок удивил Адиля.
Он метнулся к нему и схватил его за запястье, принялся умолять:
- Ну, останься со мной, не уходи! Я клянусь, всё у нас будет хорошо,…ни за что не буду тебе…перечить! Прости меня все мои ошибки! Не уходи, постой!
Он одевался, а тот упрашивал его не уходить, слёзно молил. Клялся в кристальной верности, в твердости своих чувств. Валялся у его ног, намертво вцепившись руками в его колени, никак не желая его отпускать. Адиль ничего не хотел слышать, хотел лишь одного, чтобы он оставался вблизи.
- Отпусти, кому говорю? Не надо просьб, отстань от меня, отойди! Ну,…хватит. Адиль, угомонись, ты взрослый мужик и я тоже. Отпусти, я не шучу. Я ухожу.
- Но куда? – Адиль был неприятно удивлен. – Куда ты намерен бежать?
- Я не бегу, я буду биться с ними до конца. Ты со мной?
Он набросил на себя шёлковую рубашку, заправил её под брюки, начал застёгивать ремень. Из окна было видно, как земля взлетала в небеса и комьями снова падала на людей и технику, на крышу хлева и сараев. У порога амбара ползал раненый дунган, тут Адиль вспомнил, что видел его один раз в мечети в Урумчи во время месяца Рамазан. Похоже он был тяжело ранен, изо рта вырывались брызги крови, одна оторванная рука лежала неподалёку от хозяина, а сам он, напоминал собой недобитую рыбину, которая лишь открывает пасть. По лестнице наверх взбежали двое боевиков с пистолетами наготове, один из них повернулся к Адилю, (это был молодой некрасивый юноша с нескладной фигурой) и громко отрапортовал:
– Ещё шестеро наших парней сдались в плен к этим сволочам! Они расстреливают пленных, это приказ их командования!
А потом он вытянулся, как струнка, и возбуждённо крикнул:
– Не волнуйтесь, мастер, мы будем драться, как бешеные львы, ведь не даром эту базу прозвали «Львиным логовом»! Наша смерть – во имя победы исламской идеи!
В ответ Адиль небрежно кивнул им и принялся взбираться на верхний этаж. Видимо, рядом с домом разорвалась бомба, так как во всех помещениях вышибло стёкла, а в прачечной разлетелась в щепки кедровая дверь. Начался осатанелый полномасштабный обстрел объектов.
Снег кружился в морозном воздухе, подхватываемые легким ветром снежинки крутились в слабом вихре снежного круговорота. Небо пело заунывную, земля дышала дымом. Деревья стояли смирно, не покачиваясь своими ветвями. Местные собаки, поджав хвосты, лизали друг другу мордочки, бродили по роще в поисках чего-нибудь съестного.
Протягивая ладони, молодой солдат видел, как снежинки мягко ложатся и тают, оставляя после себя холодные капли. Он поднимал лицо кверху, навстречу с первым дыханием зимы, на губы тихонько оседали снежные принцессы, моментально превращаясь в прозрачные капли.
По всем окрестностям в поисках погибших и раненных ходили вооружённые спецназовцы. Полковник Фей сидел в столовой в компании медицинских экспертов и представителей верховного штаба специальных служб. Он молча жевал жареный рис, остальные столь же безмолвно пили клубничный йогурт. На улице солдаты играли в футбол, пиная грязный мяч из стороны в сторону. Все курили, все встречали проказницу зиму. Падали белые хлопья. Но под трупами снег был алым, то был кровавый снег.
Из протокола полковника Фея, составленного 9 января текущего года для специальной коллегии департамента по борьбе с терроризмом:
«…Все усилия по захвату намеченного объекта были направлены именно на уничтожение исламской террористической группы, которая укрывалась в районе города Кульджа и имела целью подрыв конституционного строя на территории КНР. Эти и другие обвинения указаны в уголовных делах, возбуждённых соответствующими государственными органами по различным статьям. Группа была полностью ликвидирована, в том числе и её лидеры. Сами лидеры преступного бандформирования оказали яростное сопротивление, из-за чего погибло несколько десятков сотрудников спецназа…».
Кровавый снег Кульджи
© Copyright: Еникеев Данияр, 2009
Свидетельство о публикации №209092100185
Свидетельство о публикации №209092100185
Рецензии