M and D глава 19

M&D Глава 19


Имоджин отчетливо помнила тот день, хотя день был самый обычный. Она выключила
будильник, встала с постели, надела халат и пошла в ванную. Открыла кран, выдавила
зубную пасту на щетку, почистила зубы. Включила чайник, сделала два бутерброда – с
колбасой и сыром. Выпила кофе. Позавтракав, накрасила ресницы, сняла халат, надела
джинсы, свитер, кроссовки и куртку, вышла из дома. Проговаривала про себя всё, что
делала, – нужно было сосредоточиться на самых простых вещах, чтобы не думать о нём. И
о том, что он уехал, и, возможно, никогда не приедет.
Что же в нём было такого, о чём никак не забыть? И что это, в конце концов, такое?!
Любовь? Тогда, как говорил Andrew, другой вопрос начинается: что такое любовь? Когда
ей было 16, она могла ответить на этот вопрос. В 20 могла дать развёрнутый ответ. А
сейчас 25-летняя Имоджин не может объяснить лексическое значение этого слова, так же,
как не может понять, чем так пленил её парень, с которым она встречалась каких-то
десять дней. В чем причина любовной горячки – в его неосознанно-порочном обаянии?
«Лучше б мы не переписывались и не перезванивались всё это время», – думала она. И тут
же одёргивала себя: «Я бы тогда сошла с ума, как все, кто с ним связывается и резко
лишается его внимания – синдром отмены».
В тот, первый день без него, она вышла утром из дома, взяла такси, и отправилась в
Обуду. Таксиста попросила выключить радио – любая музыка казалась ей саундтреком к
воображаемому фильму про неё, – несчастную девушку, которую вчера покинул
возлюбленный.
Она решила целый день ничего не есть, и ходить, ходить по городу до изнеможения. Идя
мимо Обудской приходской церкви, попыталась представить, как у него проходит это
утро. Вот он прилетел из Москвы в свой Волгоград, приехал домой. Выходной день, жена,
должно быть, дома. Интересно, займутся ли они любовью сразу, как только он снимет в
прихожей верхнюю одежду, или у них это происходит строго в определенное время суток,
и строго в определенном месте? Имоджин решила, что так оно и есть – такие, как Андрей,
не женятся на девушках, отдающихся в туалетной комнате стриптиз-клуба через полчаса
после знакомства.
С ней такое случилось впервые – секс в день знакомства, да еще в таком месте. И ей не
пришлось жалеть, что позволила инстинктам взять верх. Да, на первобытной страсти,
сексуальном инстинкте и химии серьёзные отношения не построить. Но то, что
произошло, было настолько хорошо, что она, по его просьбе записывая на салфетке номер
телефона, уже начала бояться влюбиться в незнакомого ей человека. Незнакомый? Но ей с
первых минут знакомства казалось, что они очень долго дружат и знают друг друга от и
до, и только в самом конце, когда она провожала его в аэропорт, поняла, что ничего-то ей
не известно о нём.
«Переживает ли он так, как я, что мы вряд ли когда-нибудь встретимся? – об этом она
подумала, оказавшись возле Римского амфитеатра. Внутренний голос ответил, что
«…вряд ли, так же, как не вспоминает о других любовных приключениях, которые
случались с ним в других командировках. Он ведь часто бывает в командировках,
значит…»
Решив, что он не слился в экстазе с женой прямо у порога, она успокоилась. И даже
развеселилась, подумав о том, что и ночью у него не будет с женой хотя бы десятой доли
того, что было с ней, Имоджин, случайной знакомой.
«Но ведь не в монастыре же он находится!» – вдруг подумала она, завидев издали
Монастырь Святой Клары.
«Наверняка поедет в очередную командировку, а уж там…»
От этой мысли ей вдруг стало плохо. Что, если Андрей каким-нибудь чудесным образом
наблюдает за ней, видит её, всю такую несчастную?! Посмотрев на небо, сказала громко:
«Смотри, как я страдаю – целый день решила не есть!» Вспомнив, что он не понимает по-
венгерски, повторила то же самое по-английски. Прохожие удивленно посмотрели на неё.
«Выгляжу, наверное, как идиотка – хожу, что-то выкрикиваю на разных языках, кому-то
что-то пытаюсь доказать своими нелепыми жестами. Хватит кукситься!»
Когда проходила мимо Дворца Зичи, стала прокручивать варианты развития отношений,
если бы с самого начала решила покрепче привязать к себе этого парня. Чтоб поклялся в
любви, попросил руку и сердце – как это делали многие из тех клиентов, которых они с
Илоной разводили на Vaci Utca. Чтоб выучил венгерский и переехал к ней в Будапешт,
или увёз бы её к себе в Россию. Тогда надо было вести себя по-другому – держать
дистанцию, как с теми клиентами.
Вдруг ей показалось, что скульптура «Женщина с зонтиком» ожила и заговорила с ней.
- Соскучилась дама, ясно, без мужика, привыкла к баловству, а тут самые такие годы… А
мужик-то какой! Тут всякая заскучает, ещё бы… Чем его теперь удержишь, дала ведь, а?
Ясно, теперь ночи без сна, то ли жена родит ему ребенка, и привяжет накрепко к семье, то
ли найдет себе лет шестнадцати куклу и…
И Женщина с зонтиком ехидно прибавила:
- Ничего, ничего, скоро помчишься к нему.
- Не твоё дело, – буркнула Имоджин, с неудовольствием взглянув на скульптуру, никогда
она ей не нравилась.
На обратном пути она попросила таксиста включить радио. Зря это сделала – как назло
зазвучала песня, под которую они с Andrew как-то занимались любовью. Она еле
сдержалась, чтоб не расплакаться, поняла, что еще долго не сможет избавиться от его
незримого присутствия. Показала ему город, свои любимые места, и теперь кафе и парки,
в которых они бывали, дороги, по которым ездили, улицы, по которым ходили, – всё это
будет постоянно напоминать ей о нём. Мысли и воспоминания – от них никуда не
денешься, потому что они – это она сама.
Вернувшись домой, Имоджин позвонила Илоне, и та сказала, что любит её, и заедет
вечером в гости. Ей стало немного лучше. Она легла спать. Проснулась от звонка в
домофон. Илона привезла цветы и конфеты и целых два часа стойко выслушивала
стенания. Проводив её, Имоджин опять легла спать, выключив будильник и телефон.

* * *

Проснулась только к обеду следующего дня. И сразу ощутила голод, ведь не ела со
вчерашнего утра. Это хороший знак, подумала она, и немного подкрепилась: салат, суп,
большой кусок курицы, гигантская порция пюре, чай и три пирожных. У неё даже
улучшилось настроение, и она решила прогуляться по набережной. Пока гуляла, в голову
пришла идея эссе. Имоджин примчалась домой, и села за компьютер. Через два часа
появилась таблица, в которую были вписаны имена ухажеров, – только тех, которым была
дана отставка, и нанесена какая-нибудь обида. Напротив каждого – описание случая,
комментарии, и оценка оскорбления по пятибалльной шкале. Получился длинный, в
пятьдесят шесть пунктов, список. И каждый пункт – чьи-то потрепанные нервы,
переживания, – от лёгкого недоумения до суицидальных попыток.
Закончив с таблицей, она дважды пробежала глазами то, что получилось, и у неё
поднялось настроение. Да, она получила заслуженную кару за то, что кому-то попортила
кровь, и её переживания – ничто по сравнению с переживаниями пятидесяти шести
достойных молодых людей, угодивших в черный список, которых пользовали для оплаты
счетов в ресторане и в качестве шофера. А если сюда присовокупить менее достойных и
всех клиентов, которых развели на выпивку…
Ей стало хорошо. Когда переносишь переживания на бумагу, становится легче – это
проверенный способ. Можно писать как угодно, хоть без знаков препинания вообще. Ещё
есть вариант – рассказывать о своей проблеме как можно большему количеству людей.
Когда не носишь проблему в себе, а выбрасываешь в мир, она становится менее
значительной. Увы, со счастьем работает то же правило: чем больше о нём говоришь, тем
меньше его у тебя остаётся. Имоджин решила ни с кем не делиться своим и без того
крохотным счастьем от написанного текста и легла спать, выпив снотворного.

* * *

Третий день без Andrew, – она проснулась в дурном настроении. Перечитала свой
вчерашний текст, и он уже её не обрадовал, а показался нелепым. Какая глупость – она,
средоточие вселенной, получила наказание за то, что причинила кому-то боль! Разве
чужие страдания могут сравниться с её собственными, и как вообще можно сравнивать
несравнимое? Даже если бы все обиженные отправились в невольное путешествие на
седьмое небо, все равно это бы не стоило и сотой доли того, что ей приходится сейчас
испытывать. Она ужасно скучала по Андрею, и решила, что он тоже скучает, и наверное,
сегодня ей позвонит. Она мылась. Она ела, раскладывала пасьянс, ходила в магазин за
продуктами. Она пыталась читать, смотрела новости, вытирала пыль. Всё это были самые
подходящие моменты для того, чтобы он позвонил. Но он не позвонил.

* * *

Первая неделя без него прошла ужасно. Ничего не помогало – ни тренировки, ни новое
увлечение – художественная фотография. Ей было наплевать практически на всё. Она
стала рассеянной, и толком не могла ни на чём сосредоточиться. Дни без него были
пустыми, а ночи – слишком длинными. Почему он не звонит, ведь обещал?! В начале
второй недели она решила узнать телефон российского представительства «Эльсинор
Фармасьютикалз», позвонить туда, и выяснить координаты волгоградского сотрудника. И
даже купила самоучитель по русскому – как ни как, придётся произнести несколько фраз,
наверняка ведь что-нибудь спросят. Два дня штудировала, но в итоге решила поговорить
по-английски. И вот, когда она, найдя в справочнике телефон венгерского
представительства, подняла трубку, собираясь набрать номер, раздался звонок – кто-то
звонил на мобильный.
Она чуть не закричала от радости – это был Andrew! Он стал расспрашивать, как дела, как
настроение, и она слукавила, ответив, что всё отлично, и зачем-то соврала, что на днях
ходила на концерт, где ей было очень весело. Позабыв, про депрессии, держалась бодро, и
даже ввернула фразу о том, «…жизнь стала настолько стремительной, что она даже и не
успевает подумать обо всём, что видит и слышит». Кажется, он немного приуныл, зачем-
то спросил название банка, в котором разменивали деньги. Сказал, что арендовал офис, но
ещё не знает, чем будет фирма заниматься, и что первый звонок, который сделал из офиса
– это звонок ей. Она хотела сказать, что безумно скучает, но сдержалась, и для беседы
выбрала тон немного отстранённый, хоть и дружеский. Обменявшись адресами
электронной почты, попрощались.
«Он не звонил, потому что было неоткуда – не будет же звонить из дому, а мобильного у
него нет», – решила она. Найдя такое оправдание его молчанию, успокоилась. Теперь они
будут переписываться и созваниваться, и, может быть…
Она получала от него примерно одно сообщение в неделю, иногда он писал чаще. В
основном Andrew описывал свои дела, высмеивал бестолковых подчиненных, о себе как о
руководителе отзывался с иронией, – мол, ввязался в бизнес по какому-то наитию, не
представляя до конца, как это будет выглядеть. Имоджин ждала от него слов любви, или
хотя бы каких-то теплых фраз – «помнишь, как нам было хорошо, когда…», или «я бы
сейчас что-нибудь сделал с тобой…», ну, или что-то в этом духе. Но приходилось
довольствоваться бизнес-сводками о каком-то там тендере на шовный материал.
Наверное, он всецело поглощен этой своей фирмой, ответственность всё-таки.
Имоджин вела с ним бесконечные мысленные диалоги, в них она выкладывалась
полностью, и слышала от него то, что хотела слышать. Как, всё-таки, они мало сказали
друг другу! Английский вообще не годится для любовного общения. В нём только два
сорта слов, касающихся секса – медицинский и ругательный. А вот арабы имеют
огромное количество слов, совершенно непереводимых и относящихся к физическим
отношениям между мужчиной и женщиной.
Придающая большое значение общению, правильной речи и словам, с Андреем она
впервые ощутила, насколько может быть комфортно простое молчание. Особенно утром,
это такое бессловесное душевное тепло. Могут ли что-нибудь значить красивые слова по
сравнению с приглушенной нежностью предрассветных поцелуев и объятий?!
Может, в этом дело? С ним приятно просыпаться по утрам, а ведь это очень важно – не
многие выдерживают экзамен на доброе утро.
Она вспоминала, скучала, переживала, и только легкий флирт вывел её из этого
малахольного состояния. В один из летних дней Имоджин познакомилась с интересным
мужчиной по имени Ференц Уэйнрайт, это произошло у входа в купальню Геллерт. Это
был плотный коренастый мужчина с повышенной волосатостью на теле – такой
классический маскулинный типаж. Возраст – 35, судя по одежде и по машине – довольно
обеспеченный. Имоджин сказала, как это интересно получилось с их именами – у него
венгерское имя и импортная фамилия, а у неё – наоборот. Он ответил, что его мать –
экспат, отец – англичанин, и сам он родился в Англии, а в Венгрию приехал, когда
начались реформы. Она рассказала, что у неё почти такая же история, а он предложил
привести к одному знаменателю их имена. «Наверное, я выпала из времени, – засмеялась
она, – это так сейчас принято шутить – предлагать девушке выйти замуж на пятой минуте
знакомства?!»
Они вместе пообедали, а когда, расставаясь, обменялись телефонами, Ференц сказал, что у
него всё серьезно, и снова предложил взять его фамилию. «Надо хотя бы повстречаться
немного для приличия, – отшутилась она, – ты должен меня долго упрашивать, а я –
ломаться и капризничать».
Так они начали играть в эту игру, и очень быстро Имоджин стало ясно, до какой жуткой
степени у Ференца это всерьёз. С каким обожанием он смотрел на неё, прямо поедал
глазами! Чтобы завладеть ею, он пустил в ход самые тонкие уловки, но она легко от него
ускользнула. Конечно, она злилась на Андрея за то, что не приезжает к ней, и не зовет к
себе, за его письма, в которых нет ни слова о любви. Она стала злиться и на себя, наивную
дуру, всерьёз решившую, что молодой женатый мужчина ради секса поедет за границу.
Если ему неинтересно с женой, он может поискать приключения в своем городе, зачем
куда-то ехать? Хранить верность виртуальному партнеру – это ли не глупость?!
Но она впервые в жизни решила поступить по правильному, – если вообще что-то в этой
жизни можно считать правильным. Начинать новые отношения, не закончив нынешние –
это ей казалось неправильным. А отношения с Andrew она считала незаконченными. И в
следующем сообщении написала: «Ты посчитал, сколько дней, ночей, часов, ты не
притрагивался ко мне, sweetheart?! Я не требую, чтобы ты заботился обо мне, мне нужно
обыкновенное человеческое тепло». В ответном письме он пригласил её в Москву, где у
него должен был проходить очередной sales-meeting. Ей показалось обидным, что он
решил совместить то, что лучше было бы разнести по времени, но другого выбора не
было, и она скрепя сердце отправилась за билетами.
Выбирая вещи для поездки, примеряя одно, другое, третье, она поймала себя на мысли,
что ей перестало нравиться собственное отражение в зеркале. Боже, она перестала
заботиться не только о ясных мыслях, но и о цвете лица и красивой фигуре! Ни в коем
случае sweetheart не должен в ней найти горестную перемену. Что может быть смешнее
бледно-желтого лица, дрожащих рук и подгибающихся колен?! Разве с таким
омерзительным видом можно рассчитывать на любовь? Какой глупец мог сказать, будто
женщина, как вино, с годами становится изысканнее, лучше, красивее? Чушь! Рекламный
трюк увядающих манекенщиц, старых вешалок! Конечно, Имоджин не такая старая, ей
нет еще и тридцати, зато – уже далеко не шестнадцать. И пора прибегнуть к некоторым
специальным средствам.
И она решительно отправилась в spa-салон – улучшить кожу, укрепить волосы, пройти
курс массажа и оздоровительных водных процедур. Пусть Andrew увидит сверкающую
улыбку на её свеженьком личике, оценит гладкую бархатистую кожу, плоский животик…
и так далее… крепкие тылы… Своим появлением Имоджин напомнит ему, что не все на
свете розы увяли, и что самый обольстительный цветок – это она!

первая книга - роман Федора Московцева "Темные изумрудные волны" находится по адресу
http://razgon-culture.com/