Мыльница. Хрень

Мыльница. Фарс


 ...Она жила в городе Москве в крохотных хрущевских апартаментах. Слово это взято из русского сериала с волнующей концовкой и инквизиторским душком, да останется ему светлая память на желтых страницах нашей эпохи. Короче говоря, наша эпоха как дым сигарет, как пирожки - рано или поздно приедается.
 Особу в газовой косыночке... в желтом берете и демисезонном пальто звали Татьяна Даниловна Пирожкова. В НИИ им. Ломоносова ее знали как "Мыльницу", оттого ли, что глаза у нее слегка отливали мылом, или фигурой  она напоминала скорее большую мыльницу при сохранившейся, хотя и утраченной отчасти миловидности облика. Ей шли капора всевозможных расцветок, красные, желтые, зеленые, а еще она хорошо играла в шахматы... Никто никогда не спрашивал ее о личной жизни, или о том, что творится дома, есть ли, например, собака и как она с ней проводит время. Ведь у всех остальных сотрудников давно завелись собаки, а может кошки, и жены, или мужья, ежедневно требовали любви и нежности. Татьяна, послушав первые пять минут такой сердцевынимающей истории, тихо зевала, а может, перемещалась разумом поближе к станции метро Сокол, где она обитала. Там как-то раз приключился забавный случай. Однажды на трамвайной остановке у нее пропал кошелек, а вернувшись, она обнаружила его на столе с запиской: "Моему лучшему другу посвящается. Ганс". Этот Ганс приходил по воскресеньям, хлебал ее кислые щи, и улыбался, грассируя, обнажая свои перекрашенные в желтый цвет 32 зуба:
 - Галя, сколько сейчас времени? По Культуре должен идти какой-то необыкновенный концерт.
 Она подливала ему азербайджанской водки и хваталась за сердце:
 - Какой еще концерт? Не надо нам больше концертов. И так невесть что творится на душе.
 На что он довольно отвечал, нагибаясь еще ниже над тарелкой все тех же горьковатых щей:
 - Ну, невесть что, это как посмотреть. Что ни невесть, а все едино в этой Богом оплаканной стране.
 - Как едино? Мне, например, не едино. Мне важно, кто жив, кто умирает, какие еще перлы отколет нам судьба.
 - А по-моему, Клава, так перлов и вовсе нету. Знаешь, Юля, что принесет, то принесет, сама решишь, что тебЕ, на сон грядущий не беспокойся.
 И начиналась небольшая перепалочка, а потом Ганс с недовольным видом произносил, сколько сейчас времени, а ведь мне уже пора, и, схватив свое пальто, скрывался в неизвестном направлении.
 Было с ней еще много таких историй, но рассказывать о них теперь не следует, поскольку, как сказал классик, не оглядывайся назад, все впереди. Но что там впереди, о том мы пока умолчим, ибо мысль наша сейчас застопорилась. Однажды в 2000 году Тане дали небольшую премию за ее богатые научные мысли, она ее быстренько пропила-проела и купила себе книжку о гармонизации своего ветхого жилища, чем и занялась в свободное время. Поначалу гармонизовать пространство не удавалось. Она ставила Ганешу на северо-запад и Дракона на восток, а положительная энергия все не поступала. Наконец, засунув Ганешу в центр  рабочего стола своей второй комнаты, она закурила одно из перечисляемых благовоний. Что-то сладко заныло в груди, и Татьяна потеряла сознание. Она увидела, как к ней пришли какие-то люди в белых одеждах и позвали ее в Страну Грядущей Жизни, но она не ответила, и они ушли так же, как и появились. Проснулась она на полу, в куче скрепок, щепок, бумажек и осколков чего-то белого. Стол на скрипучих ножках возлежал на ней, как танк на курице. Осколки белели по всей комнате, значит, Ганеша мирно почил в Бозе, подумала Татьяна с внутренним трепетом, и не стала больше практиковать фэн-шуй, это чуждое нам учение. Зажила своей скромной жизнью, но после этого ее стали посещать тяжелые предчувствия. То лампочка в темноте отливала чем-то зловещим, похожим на коровий череп, то по углам слышался треск, как от сильного мороза, то в ушах завывала причудливая забористая мелодия, какую можно услышать во сне во время радиопередачи. Однажды в ночь на Рождество в 12 часов кто-то позвонил в дверь. На пороге стоял субъект в нижнем белье, который и назывался Гансом.
 - Хозяйка, - начал он, меня ограбили, обчистили, как последнего вора, а так до сего часа я был при своей памяти, а теперь, когда мне набили морду, у меня чужая. Что прикажете делать?
 Так завязалось их знакомство. О чем они говорили, каждый о своем, что делали,  она и сама не помнила, но он ушел, не взяв ничего из верхней одежды, так прямо босиком на мороз, а у нее как-то вылетело из головы ему предложить, а после этого разболелась голова от соображений по поводу того, что, наконец, произошло. Если верить в переселение душ, этот человек очень кого-то напоминал, а кого, не хотелось вспоминать. Слишком был загружен разум разного рода ненужной информацией, которая не давала уснуть. Всю ночь снились какие-то надрывные голоса, которые выспренно, дребезжащее звали ее далеко-далеко; три раза она просыпалась от того, что комната наклонялась вбок; один раз видела своего нерожденного ребенка, который плакал и просил о помощи, не ведая о том, где находится. Проснулась Таня с ощущением, похожим на похмелье. Ей мерещилось что-то несусветное, детские голоса, живущие сами по себе, огромные крылья без птиц, к горлу подкатывала невыносимая тоска и очень хотелось пить. На улице было все то же самое, голые ветки, крепкие морозы, воющие собаки, и все это давало сбой в мышлении. Ближе к вечеру вчерашний гость опять заявился, на сей раз одетый по погоде.
 - Ну как, спала? – осведомился он, устроившись на кухне. Я не сомкнул глаз, что-то в ушах барабанило ночь напролет.
  - Что у тебя барабанило? – грустно спросила Татьяна.
 - Ты мне приснилась, - гробовым голосом сказал Ганс, сдвинув брови.
 Татьяна опустила голову на руки и задремала.  Голова раскалывалась от голосов. Ганс разбудил ее, осторожно тронув за локоть.
 - Смотри, вот, - и показал осколок зеркала, найденный в ванной.  – От этого у тебя все беды. Надо зарыть в землю, подальше от дома.
 Татьяна развела руками и засмеялась:
 - Ах, когда же я его зарою-то? Я и из дома почти не выхожу. И вообще, дело тут, скорее всего, в другом.
 - Посмотри… светится. Там кто-то застрял. Хоп! – и он ударил ногтем по осколку и тот переломился пополам. Что-то зарябило в воздухе, и Татьяне померещилось, что рядом кто-то сидит. Потом ощущение стало более отчетливым, и незнакомец представился:
 - Я Иван, точнее Вано, так че вы тут делаете?
 - Да мы, собственно, местные, - неуверенно начал Ганс.
 - Да, вижу, вижу, какие вы местные, я этого субчика давно знаю. Откуда он у вас здесь?
 - Он пришел ко мне в гости, или тут нужны какие-то веские причины? – нахмурилась Татьяна Даниловна.
 - Вас на вокзале тогда обыскались. Ушли, никто  даже не видел.
 - Помилуйте, кто меня мог видеть, я был один. Совсем один.
 - Вот видите, у него проблемы с памятью. Будьте осторожнее, гражданочка, он может и не такое наговорить.
 - С кем я был?
 - Мама, бабушка, брат, и я с ними заодно, с собакой искали вас по всему вокзалу.
 - Так откуда же я родом?
 - А вы разве не помните? Берлин, 72 год. Вы сбежали из-под наркоза, как упоминала экспертиза, в беспамятстве отправившись на вокзал. С тех пор вас никто никогда не встречал.
 - Э, нет, такого я точно не помню.
 - Да как же, я ваш сосед по палате, Вано, я в тот день выписался и пошел вас искать, а это стеклышко может и не такие фертиля отколоть. Вано, представитель внеземной цивилизации, - пророкотал он грудным басом.
 - А что же вы делали в зеркале? – неподобающе удивилась Татьяна.
 - Сущий бред. Даже не знаю… такой сложный вопрос. Я наблюдатель. Наблюдал за происходящим, а теперь… Вы меня вывели на чистую воду. От этого разлома вам надо точно держаться подальше.
 - Видите, рябит, отливает амальгамой, - заметил Ганс. – Я сам зеркальщик бывший, могу сказать, эти вещи просто так не проходят.
 - Ну да, кто хочешь проникнет, что хочешь возьмет, - съязвил Вано.
 - Тут даже брать нечего. Я ничего такого не собираю, - понимающе улыбнулась Татьяна.
 - Вот смотрите, -У! – и у вас прошла голова, - Вано слегка дунул ей в лицо. – Видите, как просто. Ну я пошел, - сказал он затем, и, отразившись от зеркала, исчез.
 Голова у Тани действительно прошла.
 - Посмотри сюда, - Ганс поднес к ее лицу осколок.
 - Я давно не смотрюсь в зеркала... – хотела возразить она, но поймала взглядом свое изображение.  На нее смотрела красивая, сильно помолодевшая особа с испепеляющей страстью в глазах.
 С тех пор в Танином доме творилось невесть что.
 На работе, конечно, догадывались, что с этой молодой женщиной что-то не так, но там не принято было задавать лишние вопросы.
 Наконец, один из двух молодых приятелей поспорил другому, что обязательно докопается до личной жизни Пирожковой.
 В конце рабочего дня Боречка, так звали этого молодого нагловатого субъекта, зашел в ее кабинет, и, весело напевая, приблизился к столу.
 - Ну как, ниче погодка-то! – подал он голос.
 - Ничего, согласна, -  отозвалась Татьяна.
 - Отлично выглядите, Таня. Не пройтись ли нам сегодня по снежочку прямо до вашего дома?
 - Нет, боюсь, я не тот человек, который был бы вам полезен в таком качестве. Извините, сегодня вам, видимо, придется прогуляться одному, - невозмутимо улыбнулась она.
 - Таня… - он сделал то слащаво-похотливое выражение, которое свойственно некоторым грубоватым мужчинам. - Неужели вы так и хотите пробыть одна? Чтобы даже ни с кем словечком не перемолвиться? Вы же такая интересная женщина, у нас в отделе только о вас и говорят.
 - И что же говорят?
 - Что вы как солнце! В окошке! И так же далеки от нас, к несчастью.
 - А, понимаю, понимаю. Вы поспорили на меня своему товарищу, не так ли?
 - Что вы такое подумали. Я хотел вас немножечко развлечь, но если вы и дальше намерены сидеть и кукситься… Весна ведь скоро на дворе.
 - Что мне весна, я человек скучный, для весны, видимо, негодный, -  тут она заметила, что сболтнула лишнее.
 - Сердце красавицы, склонно к изме-ене…  Соглашайтесь, или будет поздно!
 - Уже и так поздно. Всего хорошего! – и она поспешила выйти за дверь, не оглянувшись. Он пошел сзади.
 - Ну что вам еще? Вы, кажется, все поняли.
 - Таня, нехорошо поступаете, ей-богу. Вы такая видная женщина, и вдобавок большая умница, с вами точно рядом кто-то должен быть.
 - Не спорю, но почему именно вы?
 - Просто потому что вы мне очень нравитесь!
Так они благополучно дошагали до Таниного подъезда, чем-то необязательным обмениваясь по дороге.
 - Что, чайком не угостите? Все-таки время еще детское. Да и дома – не страшно вам будет одной?
 - Да почему же страшно, очень даже хорошо. – Татьяна была непреклонна.
 - Ну смотрите, а то бы я вас защитил.
 Она засмеялась коротким сухим смехом.
 - Ну здесь, я думаю, попрощаемся. Мне нужно отдохнуть, ужасно спать хочу.
Тут дверь подъезда открылась, и вышел тучный, заспанный старик в овечьем тулупе, сосед дядя Вася.
 - Да, неладно тут что-то. Действительно неладно, - буркнул он и пошел дальше.
 Бори рядом уже не было.
 На следующий день все повторилось.
 - Ну как. Не замерзли вчера? Морозы были – те еще! – осведомился Боря, появившись на рабочем месте.
 - Мне тепло, ведь солнце как раз на моей стороне, - невозмутимо ответила  Таня.
 - А у меня для вас кое-что есть, - кисло прищурился он. – Видите, новые японские шахматы. Не оторветесь.
 В глазах у Татьяны появилось некое подобие интереса, и Боречке показалось, что неприступность ее поколеблена.
 Вечером он напросился к ней на чаек. Прикинув, что Ганс появляется поближе к вечеру, Таня решила, что даст пробыть ему около часа.
  - Ну заходите что ли, раз пришли, - сказала она, когда они подошли к двери ее квартиры. Встретил их какой-то угрюмый старикан в клетчатом пиджаке, похожий на мамонта, и обронил:
 - Долгая-долгая история. Живым вам отсюда уже не выйти.
 - В чем дело? – спросил Боря, непонимающе взглянув на Таню.
 - Ничего-ничего, вы проходите.
 То, что он увидел дальше, окончательно вывело его из равновесия. В комнате на одре лежала молодая черноволосая женщина, которая произносила монолог:
 - У меня отняли все, что у меня было, - мое счастье, мою любовь, юность, и вот я здесь. На одре немощи и болезни, возлежу, аки пепел, и нет мне покоя вовек.
 - Горе мне грешному! – раздался душераздирающий вопль из ванной. – Так и я быстренько в могилу сойду.
 - Боже, что это? – беспомощно зажал уши Боречка.
  - Да вы не бойтесь, проходите, это репетиция какого-то торжества.
 - Хороша репетиция, мы тут в могилу сходим, а из нас артистов делают.
 Тут по коридору прополз огромный удав, и двинулся на кухню.
 - Господи, помогите! Что здесь за цирк какой-то? – умоляюще всхлипнул Боречка.
 - Здесь проходит разлом земной коры. Будьте бдительны.
 На кухню вошел тот, кто кричал из ванной. Это был полный приземистый гражданин во всем сером. Между тем змея уже заползала на Боречку. Он дрожал от ужаса.
 - Небойсь, небойсь…  - тихо сказал этот человек, - он тебе ничего не сделает.
Змей дополз до шей гостя и обвился там кольцом. Боря продолжал трястись, тихо матюгаясь шепотом.
 - Не бойся, он добрый. Он тебя благословил.
  - Ну так вот, - дрожащим голосом начал Боречка, сейчас мы и сыграем. Он достал из сумки какую-то коробочку, щелкнул по ней и внутри открылась шахматная доска.
 - Вот смотрите, обычные шахматы, только в трехмерном пространстве. Вы ходите по стенкам этой коробочки с помощью кнопочек наверху. Все фигуры отсвечиваются лазером.
 - Интересно. Только почему эта штука называется новыми японскими шахматами?
 - наверное, потому что их недавно изобрели в Японии. Ну, начнем.
Через 5 минут к ним зашел высокий худой человек с помятым крысиным лицом в очечках.
 - Ребята, здравствуйте. Как проводите время? – прошамкал он и присел на краешек стола.
 - Да ничего, вот, гости у меня.
 - А, очень приятно, как вас звать-величать?
 - Борис, -  неохотно представился Боря.
 - Разрешите представиться, граф Дракула, - отвесил незнакомец низкий поклон.
Поняв, что этот цирк не кончится по его желанию, Боря промолчал.
 - Как вы себя чувствуете? – новый собеседник не унимался с расспросами.
 - Ничего, помаленьку. Так откуда же вы пожаловали к нам в эту квартиру?
 - Милый мой, это очень долгая история, я вам расскажу как-нибудь в другой раз. – улыбнулся граф Дракула и отвернулся от Бори.
 - М-да – выдохнул тот себе под нос.
 - Раз уж вы увлекаетесь такими штуками, я хочу показать вам еще одну. Вот эта дудочка призвана вызывать любые состояния человека. Все зависит от того, как дунешь.
 Он поднес дудочку к губам, и выдул что-то легкое и невыразимое, как на свирели. Боре сразу стало  как-то не по себе.
 - Что же это все-таки такое, или вы не хотите говорить? – не удержавшись, шепотом спросил он.
 - А что, вы сами не видите, - дом с привидениями, – понимающе отозвалась Татьяна.
 - Хотите, я вам могу устроить такую дудочку, и вы всегда будете в отличной форме, - заявил Дракула. – Пойдемте со мной.
 Он привел его в большую комнату с роялем. Посередине находился огромный пруд, в котором находились полотенца и прищепки, и возлежала зеленая мумия в рубище, пересчитывала булавки в зубах и что-то мычала. Увидев гостей, мумия выронила изо рта булавки и умолкла.
 - Хеллоу, Эдвин, все поешь?
 - А то? – ответил Эдвин и вздохнул. -  Ишь, погодка-то как разгулялась, из всех щелей дует, - и запел дальше что-то похожее на псалом Давида.
 - Ты лучше нам свою дудочку покажи.
 - Ах, да, хорошая штука. Так нервы успокаивает… просто чудесно. – Он достал такую же дудочку и заиграл что-то жуткое. Боря передернулся от копчика и далее по позвоночнику.
 - Так и ветры разгонять можно, и тучи на небе, и злых людей.
 - Еще одну не поищешь? Тут товарищ спрашивает.
 - Конечно, вон я тут... настрогал... за время вашего отсутствия, - и он протянул Боре третью точно такую же. Боря дунул со всей мощи и издал что-то похожее на скрежет бормашины.
 Внезапно в комнату вошел длинный угрюмый человек в белом балахоне, тоже похожий на мумию.
 - Спасайтесь, кто может! Он идет сюда. – протяжно завыл он и застыл посреди комнаты.
 - Кто? –  невпопад спросил Боря.
 - Адольф Гитлер. Он возник от земли, - тихо пояснил он.
 - Отстань… - махнул на него рукой Дракула. - Мы будем играть. Или ты, Эдвин, опять не то что-то взял? – и снова заиграл. Запахло угарным газом и раздался взрыв. Змея принялась раскачиваться на шее у Бори в такт музыке. - Вот это селяви! – сказал Дракула, продолжая наигрывать, в то время как змея, спрыгнув с Бори, превратилась в миниатюрную брюнетку в чулках и драгоценностях.
 - Здорово, Лулу! – приветствовал ее Дракула. – Как тебе здесь нравится?
 - Недурно, - ответила та и закусила нижнюю губу. – Кто это? – спросила она, скосившись на Борю.
 - Это мой новый  знакомый Борис, он интересуется новыми японскими шахматами.
 - Как интересно… - хмыкнула брюнетка и отвернулась.
 - Ну, я думаю, вы подружитесь, - мило улыбнулся Дракула и выпрямился  во весь свой гигантский рост, кончив играть.
 - Ну как, служивый, - подмигнула Лулу Боре, есть успехи в игре, или тебе чем помочь?
 - Не стоит, милая леди, - натянуто улыбнулся в ответ Боря, разглядывая ее колени, -  лучше помогите мне материально или хотя бы выбраться отсюда.
 - Это я мигом, - улыбнулась она. - Вот тебе мое сердце, продай на базаре за 100 баксов, - и она швырнула ему комок, похожий не то на золото, не то на глину. – А лучше прячьтесь за шкаф. Я буду прикрывать вас, как амбразуру.
Тут  в коридоре раздались тяжелые шаги. Мумия выронила дудочку и отрубилась в сон.
 - Что делать? – спросил Боря из-за шкафа.
 - Терпеть и ждать, - ответил высокий и погрузился в задумчивую медитацию.
 - Спокойно, друзья, - сказал Дракула и вынул опять из кармана дудку.
В комнату вошла группа людей в немецкой форме времен Мировой Войны.
 - Вы арестованы. Ложитесь на пол, или мы будем стрелять, - сказал один из них, самый помятый и лысый.
 - В чем дело? – удивился Дракула, - или мы не у себя дома? - и весело что-то заиграл, отчего немцы полетели вверх в сторону присутствующих. Один из них успел выстрелить и попал Лулу в сердце, оттуда брызнула кровавая пена. «Прощай, Париж!», - воскликнула она и упала прямо в болото.
 - Прощай, Лорелея! – кричали немцы, исчезая под потолком навек.
 - Ну вот и все, друзья мои, - улыбнулся Дракула во весь свой рот, мы снова вольны делать то, что нам заблагорассудится.
 Высокий вернулся в реальность.
 - Я молился. Все должно было кончиться хорошо.
 Новый отряд незамедлил появиться.
 - Взять его! – скомандовал сухой невзрачный человек с усами.
 Двое подошли к Дракуле сзади и связали ему руки.
 - Что вы делаете? – воскликнул он, - кто вас сюда звал?
 - Заткнуть ему рот! – велел командующий, ударяя его по лицу.
 - Что там за шум?
- Где?
- За шкафом? Кто там? Взять немедленно!
Четверо других сделали то же самое с Борей и высоким.
 - Этот мертв? – спросил командующий, подойдя к мумии, и пнув ее ногой. Затем сел за рояль и забренчал что-то очень трагическое.
 - Веди их в медсанчасть. Им надо сделать укол слабительного, чтобы не рыпались, - скомандовал он и продолжил играть.
 Внезапно в комнате появились двое и внесли черный гроб. Откуда-то из щелей поползли висельники, утопленники, пьяницы и разложившиеся трупы, прямо к горлу того, кто играл. Из гроба раздался собачий лай. Игра прекратилась.
 - Что это? – спросил Боря, лежа на полу, прижатый двумя немцами.
 - Все в порядке. Делай ему укол в жопу и с концом.
 Высокий человек продолжал молиться, Дракула что-то бормотал.
 - Кто это? – спросил появившийся командующий. – пристрелить его.
 Дракула впился зубами в его шею и по полу потекла бордовая жидкость.
 Из щелей стали появляться мертвецы с провалами вместо лиц, с зажженными свечами, с криками «Спасите наши души!». Командующий лежал на спине и изо рта у него шел фонтан зеленой жижи. Кто-то подошел и капнул ему воском в лицо. Он мяукнул и умолк.
 Вдруг откуда-то появился Ганс.
 - Дезертир! Изменник родины! Хватай его! – вскричали осоловевшие немцы и бросились на него врассыпную.
 - Помилуйте, какая вы мне родина? – ответил Ганс. –  Я вас точно не знаю. – и отделившись от них, двинулся на кухню. На кухне сидела Татьяна и, попивая чаек, изучала игрушку. В левом углу ее кругозора в видимом полумраке плясали какие-то снеговики и пели, каждый на свой лад: « С Новым Годом, с Новым Годом, с Новым Годом, мать твою!» В руках у них были точно такие же шахматы, они занимались тем, что разбирали их с помощью гаечного ключа и демонстрировали содержимое.
 - Что ты здесь делаешь? – тихо и зло спросил Ганс. Там что-то происходит, на этот раз действительно страшное.
 - Ой, что? – да у нас каждый день такие баталии, и потом все остаются живы.
 Комната была заполнена мертвецами, которые молились со свечками. Немцы стреляли в толпу, но никто как будто не обращал на них внимания. На полу извивались высокий и Боря, а немец лежал в луже крови.
 - Что с вами? – Ганс наклонился к Боре и вытер ему пот со лба, и тут увидел, что у него рана на шее.
 - Аа… отстань! – закричал Боря, но двое немцев уже схватили Ганса за руки.
 - Вот он, предатель наш! – закричали они, пытаясь связать ему руки.
 - Неттер майне Гитлеръюгенд, а идите вы на ***! – сказал Ганс и укусил одного из них. У того из уха тоже потекла кровь. Два других принесли ему спирт и стали протирать рану. Вдруг опять вошел Дракула.
 - Все лежите, мой друг? – полюбопытствовал он, глядя на Борю.
 - Ужо тебе, вампир, - прохрипел высокий, - дай умереть спокойно.
 Дракула нагнулся и перегрыз им двоим веревки.
 - Где тут… это… место одно? – охнул Боря, встав с пола. – У меня сейчас ум за разум зайдет.
 - По коридорчику, по коридорчику… - кивнул Ганс откуда-то из угла.
 «Какой-то он… чудной…» - подумал Боря, уходя. Высокий простодушно произнес благодарение Господу, осеняя себя крестным знамением.
 - Держи их! – крикнул кто-то, но они уже были далеко.
 Люди уже пели молитвы, двигаясь в другие комнаты. Женщина, которая лежала на одре, оказывала первую помощь тем, до кого добрались проклятые немцы. Люди падали на пол, истекая кровью, но продолжали шествие.
 - И сыны царства будут извержены в тьму внешнюю, - пели они, - и будет там плач и скрежет зубовный…
 Впереди шел высокий со свечей. «Благословен Бог наш, - пел он сдавленным голосом, - во веки веков…
 Тем временем двое подошли сзади к Татьяне и связали ей руки на спине.
 - Это изменник родины. Он подлежит повешению, - двое схватили за руки Ганса и поволокли в ванную.
 - А ты, - сказал немец Татьяне, будешь шлюхой. Подстилкой. Знатная толстушка, - причмокнул он со знанием дела. Двое других схватили ее и принялись раздевать.
 В ванной на лампочке висел тот, кто кричал о могиле. Немцы сорвали его и принялись вешать Ганса. Он не сопротивлялся. «Ишь какой спокойненький! – взвизгнул один из них. – Шею завяжи ему вот этой тряпкой, чтоб не рыпался, руки прижми, вот так, ударь по правой щеке, по левой, еще раз…»
 Но тут откуда-то донесся мощный взрыв и лампочка погасла и упала вниз. Немцы на мгновение зажмурились, но взрыв от разбившейся лампочки не дал им долго соображать: издав глухие стоны и незамедлительно разлетевшись на куски, они исчезли. А Ганс остался стоять с шишкой на лбу. Зрение его давало теперь заметную трещину. Из соседней комнаты доносились торжественные звуки дудочки. Мумия проснулась и что-то яростно наигрывала, отчего пруд покрывался и покрывался зелеными лягушками, и все они весело галдели и хлопали глазами.
 - Свобода, свобода! – закричал Ганс и бросился в ту комнату. Мумия стояла в середине и наигрывала 90 псалом. «Ты жив!» - воскликнул Ганс. – «Ты жив, мой товарищ!» - ответил Эдвин, и они кинулись друг другу в объятия, прославляя Божий свет.
 Потом Ганс сыграл на рояле какое-то довоенное танго, и мумия тихо подвывала. Слезы опустошенности выступали у них, им было уже ни до чего, голова клонилась в пустоту и забвение. Но тут до их слуха донеслось нечто ужасное, похожее на залпы старых орудий. В воздухе пахло чем-то недобрым.
 - Светопреставление! – воскликнул Эдвин и опять заиграл. Раздались страшные крики с матом. Теперь было ясно, что они доносятся из туалета. Подойдя к нему ближе, они убедились, что там кто-то сидит и матюгает на чем свет стоит белый свет и Божью матерь.
 - Ублюдки, суки! – кричал он, - в говне вас надо топить! Заперли человека в этой клоаке с тараканами, жиды пархатые, шестерки!
 - Что с вами, помощь не нужна? – заботливо спросила мумия.
 - Отстань, враг народа! – заорал неизвестный. Звуки продолжились.

 Татьяна лежала на своей кровати без сознания.
 - Как наши предки в земле лежат и звона колокольного не слышат, так пусть и над нами взойдет солнце, - причитала над ней какая-то бабка.
 Из-за штор действительно выглядывало солнце. Кровь расползалась по полу черными разводами, пахло сыростью и неуютом.
 «Господи, где я?» - подумал больной разум Татьяны, которая вся съежилась от холода.
 - Вставай, сердешная, - произнесла бабка, - вот и кончились все твои страдания.
 - Как, уже? – Татьяна нехотя открыла глаза.
 - Господи, сколько убитых, не пересчитать. Все в той комнате лежат.
 Чувствовала она себя лучше. В глаза били уходящие лучи заката. Таня подошла к окну. Закат прощально алел, изливая последнюю желчь. Батарея была абсолютно холодной. «ну вот и все, - подумала она, - концерт окончен».
 В соседней комнате находились Ганс с Эдвином, они вместе возвращали к жизни раненых. Эдвин что-то играл на дудочке, и те открывали глаза. Ганс взбадривал их нашатырем, а черноволосая женщина перевязывала раны. Татьяна наклонилась, вглядываясь в лицо одного из них. Это был Вано. Он открыл левый глаз и произнес:
 - Так-так-так. Сколько времени? Мне ведь пора бежать.
 - Да поздно уже, - ответила женщина и протерла ему лоб. – Спите.
 - Море крови утекло. Из головы, - сказал он, поежившись и снова закрыл глаза.
 - Кстати, то, что вы имели удовольствие видеть, было элементарное проникновение духов убитых с планеты Плезиозавра в область вашей квартиры. Там у них как раз повторяются ваши исторические события с разницей в 50 лет. Она послужила источником скопления всякого мусора, притягивающего больные сознания, которым нужна срочная помощь. И рано или поздно они ее получат, но как и при каких обстоятельствах, все это останется загадкой. А кто-то сегодня получил... и уже там. А вообще отсюда спокойно можно вылететь вникуда. Может быть, на Луну, может быть, в Париж, а может, в другую вселенную. И всякий, кто здесь живет, получает со временем разрешение на исполнение заветных желаний. Как и при каких обстоятельствах, неизвестно… кстати, чтобы это скорее закончилось, стеклышко надо соскрести.
 Эдвин сыграл над ним что-то,  и он повернулся на другой бок. "Это предсмертный бред" - подумала женщина и стала осматривать другого раненого.
 К утру все окончательно выветрилось. Духи, одиноко бродившие по комнатам, становились все прозрачнее, пока наконец не исчезли. Когда комнаты опустели, Ганс стал скрести зеркальные осколки. Они не поддавались. Затем амальгама начала отслаиваться. Яркий свет на мгновение поразил его сознание, он увидел в зеркале вспышку инопланетного разума, которая отразилась в мозгу. Он впервые за много лет чувствовал себя совершенно спокойно. Это была его память, которую вышибли грабители той ночью на Рождество. Пятно света в зеркале напоминало НЛО, которое посылало ему сигналы Высшего Разума, успокаивая нервную систему и настраивая на конструктивный лад. Затем все это в геометрической прогрессии стало удаляться от него по бесконечному коридору из желаний, снов и инстинктов.
 Его мысли прервал настойчивый храп из туалета. Там все еще сидел вчерашний субъект, засунув голову между коленей, и издавал такие же громкие звуки, как и вчера, только теперь через нос. Увы, он не услышал шагов Ганса и продолжил мирно храпеть.
 - Ну, товарищ, нехорошо, вставайте уже, что ли - окликнул его Ганс.
 - Вы за все ответите, гады, головой ответите! – злобно пробормотал тот. –Ишь, какую моду взяли, - «плохо вам, помощь не нужна» - сестры милосердия недоделанные. Да ты на себя посмотри, сука, штаны висят, как липучка. Я все про вас расскажу, куда надо! – кричал он, одевая штаны. Дверь открылась, и субъект, вышел, схватив свое пальто, и заорал:
 - Выпустите, выпустите меня наконец из этого клопушника, чтоб вы тут все перевелись, на…!
 Ганс робко открыл ему дверь, и он, крикнув на прощанье «ты, фашистская рожа, сиди и чахни тут!», - ушел. Навсегда.

 А Татьяна с тех пор здорово повеселела. Пироги стала печь, анекдоты смачно рассказывать. На Масленицу блинов напекла, Ганс ел и нахваливал. «Занятная ты баба, - говорил он, все блины печешь, да горя тебе мало, хоть полвека уже по земле ходишь. Неладно тут что-то..." Да и видел он эту грустинку у нее между глаз, а так, в жизни не припоминалось. И никто больше не думал соваться в их частную жизнь, даже духи.
 А Боречка с тех пор другой стал, нелюдимый какой-то, закрытый. То что он видел, он давно позабыл. «Энергетический вампир» - стали говорить про него. В чужую жизнь он и не думал теперь когда-либо соваться. Правда, зачем?
 P.S. А слиток он продал на базаре за 1000 долларов как патентованное японское
изобретение от поноса, и глазом не успел моргнуть.