КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА,
или
ИНТЕРБРИГАДА В ХРЕНЛАНДИИ.
(детектив про шпионов)
ИНТРОДУКЦИЯ.
Хорошо смотреть на восход солнца с крепостной стены. Оченно Анка это дело любила. Ничто горизонт не застит, и видно, как вылазит оно, солнышко ясное, прям из-за лесу вылазит. А рожа-то у него красная, опухшая со сна. Облака горят, первыми лучами пронзенные, туман книзу жмется да распадается розоватыми клочьями.
Красиво.
Жалко, что в последний раз.
Чума в Ключ-городе.
А вчерась и папенька ее, городской стражи гвардии капитан, помер. Маменька, да братишки-сестренки младшенькие еще ране померли. Вот и выходило, что жить Анке больше и незачем. Смотреть, как люди добрые чумой помирают, да своего конца дожидаться?
Может, оно и не по-Божески, со стены жизни решаться, да и господин пастор бы не одобрил. Да только первым из всех помер господин пастор. И разве по-Божески, чтобы чума? Разве по-Божески, чтобы пастор помер, и некому было даже упокойников отпеть? Как они теперь в рай попадут?
А в чистилище Анка своих без присмотра оставлять не собиралася.
Знала, что Господь на нее осердится, а только не забоялася. Бояться-то ее стражи городской гвардии капитан не выучил.
-Прощай, солнышко, - сказала девица. По своему, по-хренландски сказала. – Прости, Боженька, коли огорчила тебя.
И глаз не закрыла, только вперед шагнула.
ГЛАВА 1,
в которой мы знакомимся с бесенятами Тошкой и Ашкой.
Жила-была на свете бесовка одна. Да не просто – на свете, а в Ключ-городе, да еще и в описываемые времена. И было у нее два сынишки малых. Мамка их в честь основателей рода бесовского Абаддоном и Велиалом назвала, а покамест, по малолетству кликала Тошкой а Ашкой.
И вот послала раз мамка бесенят в лес за ягодами – в городе, мол, и без вас управятся, а варенье-то на зиму запасти надобно. Бесенята и рады – в лесу же еще как побеситься можно, без присмотра!
Отправились Тошка и Ашка в лес.
Бегают, прыгают, лукошки уж давно потеряли, да и забыли, зачем их в лес родительница отправила. Только вдруг видят – волчина серый, седой, умудренный жизнью, значить. А бесенята его и раньше знали – он в тутошнем лесу старейшиной был – и величали его почтительно.
Вот и сейчас перестали Тошка и Ашка беситься, вежливо патриарху поклонилися.
-Здравствуй, Вольфович, - говорят.
-Здорово, огольцы, - волчара им отвечает и лыбится добродушно, потому как, глядя на них, он и себя в щенячьем возрасте вспоминал не раз.
А только вдруг бесенята замялись, с ноги на ногу топчутся, меж собой шушукаются…. Вот Тошка не выдержал, и говорит:
-Дядечка, а можно чего спрошу?
Ашка брата за хвост дергает и шепчется:
-Ты че, Тош, страшно же….
-А ты – поди, на стреме постой, коли страшно, - братец ему в ответ.
-Чего вы там шушукаетесь? Спрашивайте, коль интересно, - волчина им ответствует.
Тошка по сторонам оглянулся – не подсматривает ли кто, и тихо скороговоркой выпалил:
-Нам бы попа найти, чтоб крутой был, и про нас, бесей, понимал.
И замолк испуганно. Да уж, что уж – слово-то сказано.
-А ваш-то пастор – что? – волк в ответ спрашивает.
-Наш-то – чумой помер….
И то изумительно, чтобы беси - попа искали. Неспроста это. Волчиным умом в том разобраться сложно. Только сообразил старейшина лесной, что к верному человеку бы хорошо бесенят направить на предмет уяснения. А где ж его взять, верного человека-то?
Задумался Вольфович.
-Прямо вот так вот я вам даже и не скажу, - отвечает, - А только сорока на хвосте весточку принесла, будто вольница из Земли Русской в наши края следует. Идут же там люди бывалые, а иные и лично с попом Василием в дружбе. Вам бы к ним подойти.
-Дык ить, эта, - Тошка говорит, - Боязно. А ну как не к тому подойдешь? За дело наше в одночасье башку отшибить могут.
Почесал волчина в затылке (задней лапой).
-Есть там человек один, - так вы его сразу узнаете. Мужик Унылый. Рожа у него тоскливая – ровно дерьма нажрался. Спутать трудно. И примета есть особая – кобель у него хворый. Но вы к кобелю-то сразу не лезьте, потому мужик тот обыкновение имеет чуть чего – за кочергу хвататься.
Подивились бесенята, а только знали они, что волчара старый плохого не насоветует. И пошли ватагу русскую по лесу рыскать.
Ватага ж в то время к месту событий с другого конца подбиралася.
Если вы помните, оставили мы ватажников, когда они с Града Нового сошли, да в земли иные отправились, Царя иноземного обокрасть. И вот идут они, идут, дале идут, иногда что и случается, а токмо Царя иноземного не видно нигде – лес кругом.
Змею Горынычу топотня эта бесконечная надоела, так он Алешу Распоповича и спрашивает:
-Куда, мол, идем-то?
-Вот те раз, - отвечает Алеша Распопович. – Я думал, ты знаешь. Ты же вечно впереди прешься, я полагал – ведешь нас куда.
-Вот, блин, опять я виноват! – возопил Змей. – Вы мне еще клистир через то поставьте!
-А что? – Унылый Мужик встрял. – Клистир – он для здоровья оченно помогает. И в голове сразу проясняется – другорядь не заблудишься. – Шутки-то Унылый Мужик и вообще понимал с трудом, а про клистир – так и вовсе не понимал.
Разбили ватажники лагерь по такому случаю, решили тут остановиться, да разобраться, куда же они идут и куда, соответственно, попали.
А к вечеру вышли на лагерь их волки.
Аккуратно так вышли, и поперва Аленку тихо на переговор вызвали – дело, мол, имеется. Аленка-то в волчином обличии у костра валялася – так удобнее. В девичьем обличии поваляешься – потом и сарафан стирать надобно, а так – встала, отряхнулась, да и пошла. Выглянула к волкам Аленушка. Поздравствовались с ней волки местные, а после и интересуются:
-Вот бы можно вопрос спросить? Хворый кобель с вами?
-Не то вам зачем? - отвечает волчиха настороженно.
-Посмотреть бы.
-Так это с мужиком говорить надобно. А только вряд ли.
Вернулась Аленка к костру и мужику про беседу волчиную поведала.
Мужик со Змеем Горынычем переглянулся, и смилостивился над народом лесным:
-Только – по одному, медленно и опустив хвосты, - и сам дрын ухватил (на предмет необходимой обороны).
Сообщила Аленка собратьям своим о таком решении. Волки повозмущались чуток – а что делать? Иначе-то и вовсе не покажут.
И вот выходят волки по одному на поляну. Видят – тележка стоит преизрядная, изукрашенная. С одной стороны – мужик с колом, с другой – Змей Горыныч. Змей полог откидывает, и выходит из тележки кобель. Как волков увидал – зарычал этак жалобно, и зубами давай стричь.
Аленушка знак подает – давайте, мол, только не спеша.
Волки по очереди подходить стали. Так кобель, даром, что хворый, - каждому «У!» сказал – никого не пропустил, не обидел. Обсмотрели его волки, отошли, шушукаться стали:
-Впрямь кобель!
-Вот диво!
-А хворый-то какой!
Тогда волчиха старшая духу набралась и мужика издали спрашивает:
-А если б он, скажем, волком был?
Поскольку стая уж от кобеля отдалилась, мужик успокоился малесь, дрын опустил и отвечает с культурою:
-Дык ить, эта, я ж особо не выбирал…. Волчонком бы уродился – волком был бы.
Волчиха к вожаку своему повернулась и сказывает:
-То-то. А ты все – естественный отбор, естественный отбор. Дарвин хренов. – И зубы ему показывает – какие они у нее белые да крупные, и для естественного отбора весьма подходящие.
Поблагодарили волки вежливо, и сошли по делам своим волчиным. Мужик же соображать стал, что бы явление сие значило, и не стоит ли по этому случаю клистир поставить. И, если да, то кому?
ГЛАВА 2,
в которой появляется кабан Полтинник, а Унылый Мужик получает сигнал от малолетней общественности.
Покамест волки на кобеля хворого пялились, Тошка и Ашка по лесу шли, да и совсем в темноте заплутались. Городские они были бесенята, лес знали плохо, да и ходить умаялись.
Ашка еле тащится, хнычет:
-Домой хочу, к маме.
Тошка его по-бесовски матюкает:
-А кто эту бодягу затеял? Сам же ко мне три недели приставал –«надобно, надобно!», а ныне – то ему страшно, то идти тяжело. Ползи теперь, лапша вислоухая.
Только выходит тут из зарослей кабан.
Бесенята его не шибко-то забоялися. Может, кого другого бы и забоялися, а кабана – нет. Потому как рожа у него небритая, нос – пятачком, клычища желтые, дюйма в три каждый, хрюкает неразборчиво, и воняет от него мерзостно. Один в один – батя опосля получки.
Подошел кабан поближе.
-Подвезти вас, что ль?
-Куда? – насторожился Тошка.
-А куда вам надобно. Я все одно в ту же сторону.
-А откель ты знаешь, куда нам надобно?
-Так вас же двое….
Подивились бесенята словам его мудреным, только сил идти у них и вовсе не было. Решились довериться, потому как, с чего бы кабану плохим человеком быть, ежели он так на батю похож.
Привез их кабан к самому воровскому лагерю, ссадил.
-Чичас я вам встречу-то организую, - и в кусты шмыгнул.
Унылый Мужик в то время о клистире думать завершил и кобеля ко сну готовил – кустики окрестные с ним помечал для успокоения духа. Тут из кустов – кабан.
Мужик дрын – хвать!
А только кабан и говорит человеческим голосом:
-Осторожно, мужик, так и зашибить недолго. Дело есть. Ходоки тута до тебя.
Подивился мужик словам его премудрым и вопрошает:
-А ты сам-то кто будешь?
-Я-то?
-Ты-то.
-Да я – кабан Полтинник.
-А ты откель? В наших сказках, кажись, кабана не было. У горцев есть – так он персонаж отрицательный. У китайцев есть – Джубадзе, так Китай далеко, и не похож ты на китайца.
-Я и не из сказок, - отвечает кабан. – Я из анекдота про Винни-Пуха. А Джубадзе знаю – обжора, пьяница, а такой прикольный свин!
Вроде личность установили, мужик дрын опустил, кобель хворый к кабану подходит и говорит ему:
-У!
Кабан как шарахнется – чуть все кусты не поломал.
-Ты полегче, - мужик ему, - нам на те кусты еще ногу подымать надобно. Тащи лучше своих ходоков (по одному, медленно, с опущенными хвостами).
Привел кабан бесенят. С опущенными хвостами, понятно, потому как после такого напряженного дня хвост бесовский и двумя руками поднять тяжело. Мужик как увидел, что это и не злодеи вовсе, а так, пионеры обычные, так и сказывает:
-Присаживайтесь, молодежь. Слышь, Полтинник, кликни Аленушку, пусть мальцам пожрать принесет.
Кобель уж тоже с делами неотложными покончил, к бесенятам подошел и говорит:
-У!
Бесенята вздохнули с облегчением и захихикали:
-Он, точно – он. Правильно попали, значить.
Аленушка мальцам пожрать принесла, да только Тошка и Ашка засмущалися:
-У нас дело тайное, - говорят, - не знаем даже – и можно ли при посторонних.
-Вы знайте, кушайте, - успокоила их волчиха, - а я в кусты отойду и оттель послухаю, ровно и нету меня.
Успокоились Тошка и Ашка, силы свои бесовские подкрепили, и сказывать стали.
-Чорт у нас был старый, пил много, от водки и помер, - начал Тошка, как старший. – И прислали к нам нового, из Управления. А только странный он какой-то. Вот взять хотя бы эту чуму.
-Какую чуму? – не понял мужик. – Вы, ребята, давайте все по порядку.
-Да мы из Ключ-города, беси малые, - влез Ашка. – А в городе у нас ныне – чума.
Хоть что-то прояснилось. Ключ-город – это крепость пограничная Хренландская, то мужик знал. Стало быть, на границу с Хренландией их занесло, да только не в добрый час. Чума, значить, в Хренландии-то.
-Ладно, - говорит, - дале валяйте.
-Вот я и говорю, странный он, чорт-то новый, - Тошка продолжает. – Как чума началась, значить, первым делом пастора поморить велел.
-Жалко пастора, - захныкал Ашка, - он добрый был, книжки давал почитать.
Тошка тады брательнику подзатыльник выписал.
-Поди, - грит, - лучше на стреме постой.
-Что ж ты его так? – мужик вопрошает с укоризною.
-А че он лезет в невовремя? – смутился Тошка, - Ладно, не буду больше.
Ашка понял, что в кусты лезть не надо и довольно заурчал.
-Пастор-то и верно, добрый был, - продолжил старший бесенок. – А только из церкви гнал веником, - при этих словах Тошка поморщился и почесал костлявый бесовский зад. – Да дело-то не в этом. По инструкции первым попа нельзя. Мы же, беси, за процент работаем. Как, скажем, чума, или иные бедствия, так поп должен положенное число душ отпеть, - и те в рай, а уж остальные – наши. Поэтому, по инструкции прямо сказано – поперва попа не морить.
-Инструкция та, правда, секретная, нам, малым, не положена. А только старый-то чорт вечно валялся пьян, документацию в сейф не прибрав, вот мы и подсмотрели.
-Так, может, он план перевыполнить хочет, перед начальством выслуживается? – предположил мужик.
-Может, - согласился Тошка, - вот потому мы и ищем, с кем бы опытным посоветоваться. Да только за ним, за чортом новым, и иные странности ведомы.
-Да ну? – удивился мужик.
Тошка оглянулся боязливо и начал загибать пальцы:
-Матом не ругается, пьяным его никто ни разу не видел, и … - бесенок, понизив голос до страшного шепота, скороговоркой выпалил, - в Господа Бога нашего Иисуса Христа не верует!
-Мы к попу хотели, - снова влез осмелевший Ашка, - чтобы – на консультацию, так в окрест почитай ни одного попа не осталось.
-А Вольфович сказал – тебя найти, - устало закончил Тошка.
Поблагодарил мужик бесенят за проявленную бдительность, завернули Тошку и Ашку в рогожку, спать уложили, поутру Полтинник обещался их домой отвезти.
Мужик же ифрита сонного растолкал, отозвал в сторонку:
-Такое дело, Хоттабыч, - говорит, - сигнал получен от малолетней общественности.
И дело ему в подробностях изложил.
Поперва-то ифрит засомневался.
-Вэрно карьерист бэстолковий, думает павишэний заработат. Ну, Шайтан ему даст павишэний! Будит вэсь аставшийса вэчност Антарктида о душах пингвиньих заботиться.
-А мне кажется, - возражает Унылый Мужик, - что недооцениваем мы ситуацию. Ты посмотри, кто бдительность-то проявляет: бесенята, самого подходящего пионерского возраста. А это уж как? – ежели пионеры о ком бдительность проявляют, так наверняка – шпиён. Вот, помяни мое слово – шпиён!
Задумался Хасан.
-А эсли шпиён, то чэй? Аллах шпиён нэт, у нэго – развэдчик. Аны гразни мэтод нэ пользуются, благародни, в натуры. А кто ищэ можэт Шайтан шпиён подослат?
-Этого я не знаю, это – по твоей части, - мужик говорит, - но только пионеры зазря бдительность проявлять не будут.
В этот вечер, видать, у мужика здорово фантазия разыгралась, поскольку, помолчав немного, он версию свою продолжил:
-Чей шпиён - это, Хоттабыч, не наша забота. Его как в ГПУ возьмут, он там быстро чистосердечно признается, чей он шпиён. А вот кто этот шпиён, это нам допрежь надобно уточнить. Потому как, ежели их всех, чертей местных, в ГПУ взять, так они все чистосердечно и признаются, а кто шпиён – мы с тобой через это не уясним. Но тут, я думаю, нам историческая аналогия поможет. Кого пионеры бдительностью своей в ГПУ обычно сдавали?
-Папаш да мамаш свой, радытел сдавалы.
-Вот, видишь! Мы с тобой шпиёна и вычислили. Теперь взять осталось….
Посмотрел Хасан на товарища своего пристально, да только рассуждение это комментировать отказался.
ГЛАВА 3,
в которой Филька Рватый получает мелкую бытовую травму, а великий лекарь времен и народов Абу Али ибн Сина делает Змею Горынычу укол в задницу.
Еще до рассвета, как только бесенят с Полтинником домой наладили, собрались воры на сход - положение свое обсудить. Унылый Мужик доложился: находимся мы де на границе Хренландской, да вот в неладное времечко. Чума в Хренландии. Алеша Распопович его спрашивает:
-А Царь в Хренландии есть?
-Раньше был, а теперь – хрен его знает, може помер уже, - мужик отвечает. Алеша Распопович оптимистом был, в то, что Царь помер не поверил, и план предлагает.
-Хорошо бы нам чуму ихнюю одолеть. После этого и Царя обокрасть не стыдно.
-Хорошо-то хорошо, а как же ее одолеешь?
-Так ведь чума – это хворь. А против хвори у тебя клистир есть. Вона, даже кобелю помогает.
Задумался мужик.
-Дык ить, эта… клистир, он точного попадания требует. Чуть не туда поставил, и толку никакого. А тута эта… ипи… демия. Народу много хворает. За всеми не уследишь, - и почему-то на Аленку поглядывает.
Загрустила Аленушка. Выходит, что до самого конца повествования ходить ей в волчином обличье. Тут ведь как получилось-то? Пока ватага по лесам бродила, Унылый Мужик и Аленка до того душевное сродство промеж себя нашли, что понимать стали друг друга с одного погляда, без мата. Вот и поняла Аленка, что мужик ей сказать хотел: «К волчихе, мол, людская зараза не прицепится, и будет хоть кому хворого кобеля блюсти, коли мы тут все перемрем не подумавши». Волчиха же ему в ответ зубы показала: «Я тебе перемру не подумавши». Только ведь прав мужик, никуда не денешься.
После Хасан выступил.
-Эта, - говорит, - странний и нэправилний чума, о чем бил сигнал от малолэтних патрыотишески настроэнных сил. Поэтом, можит бит, другой способ ее астановит палучитса.
Ифрит всю ночь над словами товарища своего размышлял. В шпионскую версию он не верил, но что дела происходят странные, разбирательства требующие, вполне согласился. А поскольку сход воровской был тайный, то и всю информацию, не называя источник, ифрит огласил.
Тогда Филька Рватый встрял.
Объяснялся-то Филька по привычке жестами, но, поскольку вам знаков его не видно, я уж расскажу, будто бы он словами говорил.
«У Алеши, небось, ряса краденая еще сохранилась, так я бы ее надел и в Ключ-город со Змеем отправился. Если там и впрямь против попов заговор бесовский, непременно они на это клюнут, и сущность свою злодейскую проявят. Зараза же нам ихняя не страшна, Змею эта бактерия даже полезная, а у меня в алкоголе столь малое содержание крови , что никакая микроорганизма более одного глотка не выдерживает».
Только у меня вон, сколь рассказывать получилось, а Филька в четыре жеста уложился.
Не то, чтобы Алеше предложение это понравилось, но никто больше ничего дельного в то утро сказать не мог. Он и согласился. И отправились Филька со Змеем на разведку.
До Ключ-города быстренько, лётом добрались, там присели и вдоль стены крепостной идут, ход потайной в город ищут. А у Фильки свойство одно было дивное – он, когда шел, по сторонам башкой вертел, и все вокруг примечал. И вот видит Филька, будто бы девка со стены летит.
Так это Анке еще повезло, что она на Фильку свалилася. Другой бы как? – другой бы дивиться начал: «Чего, эта, вдруг девки разлетались? Девица, мол, не птица». Задумался бы.
Филька же, допрежь думать, девку ловить стал.
Не так, чтобы очень уж удачно поймал – руку она ему из плеча выдернула, три ребра покалечила, и нога одна у Фильке в колене распухла чуток. То есть, иной, может, на такой ноге и ходить бы не стал. Да только Филя почитал случившееся мелким бытовым травматизмом. Главное ведь – что? Пымал девку? – Пымал. Не убилась, стало быть, девка. А остальное – да и хрен с ним, заживет же когда-нибудь.
Анка, как Фильку увидела, поперва «Ой!» сказала. Потому как работника чистилища, тем более ангела Господня, по другому она себе представляла. И хоть сказывала девка по-своему, по-хренландски, а только Филя ее понял, и знаком в ответ показывает: «Здесь ты еще, живая. А что харя разбойничья, так ты, мол, не смотри, у нас на Руси и не такие рожи случаются».
Анка тады улыбнулась – «извини, мол, добрый молодец, что чего подумала». А только после в сторону отошла и говорит:
-Зря вы со мной в контакт вступили, потому как в городе у нас чума, и я могу быть инфицированной.
И хоть снова она по-своему это сказала, Филя опять ее понял. Потому Анка была девкой выразительной, к каждому слову интонацию, или там жест приделывала. Слов Филя не понимал, а все остальное понимал прекрасно.
«Так к нам зараза не пристает», - показал он девке. После и цель миссии своей Анке на пальцах растолковал. Она ж его тоже поняла, поскольку батя ее, городской стражи гвардии капитан, часто по службе жестами объяснялся (чтобы слов богохульных не произносить).
Подивилась Анка, однако ж ход потайной она в город знала и вызвалась провести.
Змей-Горынычу ход тот наотрез не понравился. Что ж это за ход такой тайный, в котором на четвереньках ползти приходится? И ни ловушек тебе, ни газов ядовитых, ну ничего из того, что лазание потайными ходами делает забавным и интересным. Одно слово – Хренландия. Однако ж в город ход подземный привел.
Филька в рясу поповскую переоделся, Анка его до церкви проводить вызвалась, Змей Горыныч таем ребят с тылу прикрывает. Идут они, значить, и, хоть уже день-деньской, а никто их не замечает.
Знаете, граждане, вы, может быть, и в Чингачгука верите, а я вам так скажу: коли уж среди бела дня в городе тайком крадущегося Горыныча не заметили, значить, совсем плохи дела. Значит уж замечать почитай и некому.
Подошли разведчики к церкви, Филька по-поповски за ручку ухватился дверь открывать, а только тенькнул недалече арбалет. Вот тут-то Филька со Змеем и оплошали. Они ж отродясь такого не слышали. На Руси арбалетов-то и вовсе не было, луком да стрелами баловались. Вот и не узнали звука злодейского. После уж, как стрела свистнула, Филя оборачиваться стал, да нога хромая его подвернулася.
А только Анка (она ж капитанская дочка была) выстрел арбалетный ни с чем другим даже в самую сильную грозу бы не спутала. Метнулась девка, и Фильку собой прикрыла.
Стрела арбалетная – это вам не хвост собачий, она и четверых в ряд пробить может. Только девка прыгнула и стрелу в сторону собой отвела. Да попала стрела злодейская ей в самое сердце, и перестало биться сердечко девичье.
Филька, себя не помня, девку на руки подхватил, бежит, не разбирая дороги. Вдруг же не померла, может, живая еще, - тешит себя, - там же клистир есть, а ну - поможет?! Змей обоих догнал, подхватил, лётом помчался… а только в дороге все уж и ясно стало.
Плюхнулся Змей перед станом воровским, идут они с Филькой, головы опустивши, Филька девку несет бережно, и оба плачут. Змей-то - понятно, он и вообще нервный был, а на Фильку, ребята, это совсем не похоже – он бы скорее говорить стал. Да только ты погоди, читатель, вместе с Филькой плакать, - у нас на крайняк еще ифрит имеется.
Хасан, он офицер был, военный, - сразу все понял.
-Дэржи ее, зэмля нэ клади! – Фильке кричит, да как в лес припустился! – вжисть никто не видел, чтобы ифрит так бегал.
А Фильке-то - что? – Он – хоть всю жизнь….
Хасан же в лесу по приметам сориентировался, к дубу изрядному подошел, сучок на нем повернул и извлек из дырки трубу бесовскую на веревке. А труба ему и говорит:
-У-у! – прям, как хворый кобель.
Хасан не растерялся, стал в трубу пальцем тыкать. Затрещала, заклокотала труба бесовская, после пропитым низким голосом и сказывает:
-Алё, блин!
Хасан и тут не оплошал!
-Здрастэй, дэвушк, - говорит, - Иблис буд дабри пажалста!
А чуть погодя разверзлась перед изумленною ватагой земля и исторгла старца восточной наружности, бывшего нашему Хасану самой прямой противоположностью. Поскольку был старец низкоросл, толст и неопрятен до невозможности – халат на нем был рваный, чалма засаленная, туфля грязная, стоптанная, и вовсе одна. Однако короткими волосатыми ручками своими прижимал восточный мудрец к объемистому животу невероятных размеров медицинский саквояж.
-Я будит вэликый лэкар вримен народов Абу Али ибн Сина, - вежливо представился аксакал, - а ви всэ будит дурак.
И принялся лекарь распоряжаться. Все-то ему было не по нраву: стол операционный на земле - низко – кверху задом работать приходится, хари у воров марлей не завязаны – смотреть противно, спирт для дезинфекции сивухой отдает – пить невозможно.
Однако ж, не переставая ругаться, делал мудрец свое дело врачебное. Анютке грудь распанахал, дырку в сердечке искусно зашил, после девку собрал обратно. Тут и вурдалак подоспел на огромном нетопыре, шкатулку привез ледяную, а в ней склянки с кровью различной. Абу Али Анкину кровь попробовал, после из каждой склянки отхлебнул, -
-Этот заливат будим!
Что ни говори, служба 911 у Шайтана хорошо работала.
Затем вынул лекарь из саквояжа молнию малую медицинскую, Анке в бок ткнул - электрошок, значить. Задышала девка.
Поднялся мудрец, кряхтя, руки о халат вытер, инструкцию по уходу рассказывает:
-Ви всэ – ужасни дурак, – и в Унылого Мужика пальцем тычет. – Ти тожи дурак, но другой дурак, чэм остальниэ. Микстурка дават, клистир ставит, мэста ни трогат. Жит будит, эсли захочит Аллах. (А Аллах захотел. Помнил Аллах, как однажды обидел ни за что старого ифрита, и поклялся впредь безобразий таких за собой не допускать.)
Унылый Мужик мудрецу поклонился почтительно и вопрошает:
-Дык ить, эта,… девка-то из чумного города. Обидно будет, коли, искусством великим спасенная, после от чумы помрет.
-Вах, - говорит Абу Али. – Ти такой идиотский дурак, вас дажи жалко. Я вам новий личэний аставлю, от всакый зараза напавал убивает. Укол в задница.
Вынул мудрец из саквояжа медицинского шприц и на Змее Горыныче действие его продемонстрировал.
-Уй, блин! – сказал Змей Горыныч.
-Вот видышь, ему уже палигчала. А типер пустите минэ обратно в ад, ибо лучше в аду мучиться, чэм на рожи ваши дурацкие наблюдат! (Еще бы ему не лучше в аду мучиться! Ведь, когда его на срочную операцию вызвали, Абу Али как раз трех старших чертей на двухмесячный оклад в преферанс обувал.)
Разверзлась земля взад, поглотила великого лекаря, ватажники ж так и остались, разинув рты, ибо чудо чудесное видели. Один только немец хладнокровие сохранил, и со шприца бесовского чертеж срисовал на предмет организации производства.
Иные говорят, будто в тот день Хасан едва не три часа в пыльных туфлях ходил, все почистить забывал в волнении, но я полагаю, что уж это точно для художественного образа придумали.
ГЛАВА 4,
в которой Тошка и Ашка получают по заднице, воры же держат совет.
Покуда ватажники от потрясения нервного оправляются, вернемся мы к бесенятам малым, коих кабан Полтинник домой отвезти взялся.
Отвез Тошку и Ашку домой Полтинник, с рук на руки отцу с матерью сдал с пояснением –
-В лесу, мол, заблудились бесенята.
Папаша же ихний, однако, кабану ни фига не поверил. Тошкин и Ашкин папаша, именем Азазель (тоже в честь одного из великих родители ему прозвание дали), надо вам доложить, на почве белой горячки страдал, в натуре, манией преследования. Все мерещилось ему, будто ангелы Господни за ним гоняются – живым в рай утащить.
Снял Азазель ремень и давай отпрысков своих по заднице охаживать:
-Сказывайте, бесовские дети, где шлялись?
Тут уж бесовка вмешалась:
-Что ты, Айзек, недобрал что ль вчера? Дети ж они тебе. Нечто на отца родного чего дурное помыслят?
-Оне, може, и вовсе не помыслят, - чорт отвечает, - а только – двое их. Кабану же сему паскудному веры у меня нет никакой.
Так что досталось Тошке и Ашке за доблесть их пионерскую по первое число. Но только бесенята малые честь воровскую блюли свято и ни в чем не призналися.
Ватажники тем временем чуть в себя пришли от происшествий чудесных, невиданных, убедились, что девка исцеляемая помирать пока (тьфу, тьфу) не собирается, и стали Фильку со Змеем о результатах разведки расспрашивать.
Доложились разведчики: сила некая попа до церкви допустить не желает. Тогда к Змею с вопросом обратилися – не приметил ли Змеюшко, кто стрелу злодейскую пустил, девку иноземную поранил?
-Не приметил, - Змей говорит виновато. – Спешил очень. А только на вкус, вроде, и не совсем человек.
Тут и призадумаешься.
-Верно в церкви прячут что, злодеи, - Алеша Распопович предположил.
Хасан подумал и головой качает.
-Нэт, эта ти просто парадок наш ны знаишь. Эсли прастой чиловэк Аллах молится, молитв его гурий глюпий сидит - слушаит и рэшаит, что бумага записат, что так – нэважно, забит можна. Сэкритэр називаетса. А на чума молитв этот гурий ваще нэ принимат, потому ест кара Аллах, грэшит мэнше нада.
-А вот эсли поп цэрков молитва делаит, этот молитв строгий учет, на нэго бумага заводят и отвэчат слэдуит. Вот и виходит, что нэ хочит зладэй, чтоби про чума этот у Аллах знали. Нэзаконний чума, нэправильний. Нада Шайтан гаварыть.
Лицо Унылого Мужика исказила напряженная работа мысли.
-Дык ить, эта,… вот ты, Алеша, тогда сказывал – чуму одолеть. У нас же теперь укол в задницу есть. Он хоть тоже определенной точности требует, но все ж попасть легче, чем клистиром. Стало быть, волонтеров можно использовать. Вона, Иеронимус уже машинку по производству шприцов собирает. И надо нам в Ключ-город идти людишек тамошних выручать. Потому как злодея поймать, конечно, дело полезное, только, ежели, пока мы его ловим, кто лишний, не подумавши, перемрет, так спасибо нам за это не скажут.
После еще мужик подумал, да всех и удивил:
-Токмо допрежь свои зады подставляйте – для профилактики.
С тех пор так каждый день и начинался – построит Хасан ватагу на утреннюю поверку и командует:
-Порты спустит! Жёпа виставит!
Унылый Мужик вдоль строя проходит и каждой выставленной жопе укол в задницу делает. И такая великая сила в том лечении была, что боле никто даже и в мыслях болеть не осмеливался.
Сразу, понятное дело, к городу выступить не удалось – лекарь ведь велел Анку не тревожить, покуда девка не окрепнет от операции. Разделяться ж ватажники не решились. Хасан отсоветовал. Сила злодейская нам не ведома, а ну как девку хворую в заложницы возьмут, супостаты?
Так что, пока Анку перевозить нельзя будет, надо лагерем здесь стоять. А выздоровление Анкино ускорить, тут уж баба-Яга постаралась. Отвары – настои в девку вливала, вокруг всяку хрень воскуряла колдовским способом, даже камлала, как натуральный шаман. И Филька от Анки не отходил. Медицинского толку с него, правда, было не много, зато Анка с ним себя уютней чувствовала, потому как понимала его и говорить с ним могла.
И ведь что странно? Вот, Иеронимус, скажем, - так его язык хренландскому родственный, и знал он немного по-хренландски. Филька же и по-русски плохо объяснялся – больше знаками. А вот девица хворая Филькины знаки корявые лучше понимала, чем Иеронимуса речь правильную. Диво дивное!
Однако объяснение чуду этому нам искать покуда времени нету. Потому как в ватагу сам Шайтан припожаловал.
Разверзлась, значить, земля и оттудова Иблис вылазит.
Встали воры уважительно, да и задумались. Вроде, Хасан говорил, что Иблис – человек хороший, да и чин у него преизрядный – почтения требует. А токмо – поклониться Сатане – двусмысленность получается. Но Шайтан затруднение их понял, и приветствие вставанием посчитал достаточным.
С Хасаном же Иблис обнялся по восточному обычаю (потому как – кореша они были), да и говорит:
-Ведь никакая пенсия чутья твоего не испортила, волчина старый! Знаешь, какой казус ты раскопал?
(Шайтан по-нашему совсем без акцента, правильно говорил, да и красавцем он был, не в пример прочим рожам воровским, притом и рога и хвост облезлый красоту его вовсе не портили. Девки на него сразу облизываться стали, даже Аленушка в обличии волчином. Унылый Мужик движение это приметил, на Аленку поглядел, на Иблиса, и придвинул к себе поближе дрын (на предмет необходимой обороны, значить).
У Шайтана, однако, другой интерес был.)
-Ни у нас, ни у Аллаха чума по этому городу не проходит. Людишки тут, конечно, грешные, а только не более чем в иных местах, и на чуму еще не наработали. Мы, было, думали – гурия какая глупая бумагу не туда положила. Три раза все прошерстили, по перехватам сверились (Хасан-то был в курсе, прочим Иблис пояснил: «Мы с Аллахом, мол, друг за дружкой шпионим, на предмет общественного контроля») – нет в этом городе никакой чумы.
Призадумались ватажники, Яга же Иблиса к костру пригласила, перекусить с дороги. Присел Иблис, хвост под себя подстелил, чтоб помягче было, а тут хворый кобель к нему подходит и говорит:
-У!
Шайтан как шарахнется, чуть в костер не влетел. Он же у себя только с бесями да драконами общался, хворого кобеля отродясь никогда не видывал. Кобель довольный, шерсть дыбом, хвост задрал, отошел, улегся да принялся блох выкусывать.
А как Шайтана чуток отпоили – откормили, в чувство привели, так обсуждение и продолжилось. Тут уж Хасан друга своего вопрошать стал:
-Кто дакумэнт правирал?
-У нас – Саид и Ибрагим, у Аллаха – Махмуд.
-Карош джигит, дакумэнт работат умэют, - одобрил ифрит. – Толко я би ищэ на мэсте всо пасматрэл.
-А скажи-ка, уважаемый, - это уже Алеша Распопович к Шайтану обратился, - может ли быть, чтобы тут был шпиён замешан?
Засмеялся Шайтан.
-Вредитель может быть, заговор может быть мелкий, а вот чтобы шпиён? Аллах его точно не подсылал, мы с ним на эту тему беседовали, а кроме нас с Аллахом в мире других сил-то и нету.
Рассказали ему тогда ватажники про сигнал, от малолетней общественности полученный.
-А, этот? Проверяли мы его. Свой, нормальный чорт. Дурной только – поколение next , выбирает «пепси». Думает свой стиль создать, карьеру сделать. Не думаю, чтобы он один на такую авантюру отважился.
-Ти всо-такы нам личный дэл на вэс этат чорт принэси, ми сами пасмотрым, - говорит Хасан.
-Так я и думал, что ты это скажешь, - улыбается Иблис и из-под крыла кипу папок извлекает. – Смотри, развлекайся, я тут на все местное население информацию притащил.
Убыл Иблис обратно в ад по делам своим, а воры всю ночь с бумагами его развлекались. Это уж исторически сложилось, что, как следствие шпионское ведешь, так обязательно надо по ночам с документами работать. Я даже полагаю, что, ежели с ними днем работать, так шпиёна ни вжисть не поймаешь.
Алеша Распопович, правда, словами Иблиса был немало смущен.
-Это как же получается? Если чорт тот беззаконный не шпиён, так что же он тогда – вор, что ли? А мы, выходит, за ним словно стрельцы легавые исследуем? Что же честь-то воровская на это скажет?
Хасан на это ему объяснил:
-Эсли би ти Аллах служба состоял, то бил би лэгавий. А ти Шайтан помогаишь тэрритория от конкурэнтов расчищат.
Алеша успокоился, и сразу мысль умная его посетила.
-Хорошо бы, - говорит, - у местного чорта в сейфе покопаться, и его бумаги с Иблисовыми сличить на предмет возможных расхождений.
-Ита ти ловка прыдумал. Ми с Бальдр пайдом. И кобеля вазмем обизательно.
А Бальдром ифрит с некоторых пор Унылого Мужика называл. Они ж давно знакомы-то были, еще с бойскаутской юности. Может, у мужика прозвище такое в скаутах значилось. И верно была у Хасана своя, особая мыслишка, раз он специально натренированную собаку для следствия применить решил.
Уй, блин!
Я же за всеми этими шпионскими страстями забыл поведать вам казус медицинский, интересный зело, а также вклад в науку целительскую свершивший.
Унылый Мужик тут раз микстурку кобелю давал. То есть, он и не раз ему микстурку давал, и клистир ставил, а теперь еще и укол в задницу делал. Но речь идет о разе отдельном, стечением обстоятельств исключительном.
То ли в тот день кобель особо активно сопротивлялся, то ли у мужика руки дрожали от волнительности, только носом своим поганым выбил кобель у мужика ложку с микстуркой, и тем вылил всю оную микстурку себе в глаз. А микстурка-то едучая оказалась. Глаз у кобеля покраснел, слезится, кобель его лапой трет, на мужика огрызается, мужик ему глаз промывает, примочки делает, травяные настои по совету Яги в глаз закапывает, а уж ругается!… Из всей ватаги до того разве что Филька за один присест столько бранных слов слышал.
Да вот некоторое время спустя заметил мужик, что кобель будто бы меньше хромать стал. И глаз у него поправляется, и ходит хворый кобель не в пример лучше. Задумался тогда мужик. Может, случай помог ему лечение новое сообразить? На ком бы проверить?
Утром следующего дня разбужена ватага была диким ревом, ибо мужик решил открытием своим со Змеем Горынычем поделиться….
Описывать, что потом было, боюсь, моих выразительных средств не хватит. Скажу только, что после лечения того экспериментального Змей Горыныч впрямь ходил и даже бегал весь день преизрядно. Да только мужик бегал быстрее.
ГЛАВА 5,
в которой Хасан и Унылый Мужик проникают в тайны бесовские.
Ну, это так, к слову пришлось. У нас с вами дела другие, серьезные. Нам шпиёна ловить надобно.
Отправились Хасан да Унылый Мужик в Ключ-город в чортовом сейфе ковыряться. И кобель хворый за ними по дороге ковыляет резво. А для развлечения мужик разные теории выдумывать начал.
-Слышь, Хоттабыч, Иеронимус вчерась этот, конь… навес, как его?… - а, конь…тент анализ, значить, документации етой сделал. Интересная тама вещь получается. Я думал, у вас медкомиссия, или еще какой отбор. А ведь среди чертей этих половина психов. Мегаломания, технофобия, садомазохизьм, маниакально – депрессивный психоз, значить. А из остальных – кто вялотекущий, кто – в пограничном состоянии. Это же как такое выходит?
-А ти нэ задумивалса, что бит чортом – ита само па сибэ отклоняющиеся павидэние будит? – отвечает Хасан.
Идут они так, о вечном беседуют, а только тут навстречу – Полтинник.
-Здорово, - говорит, – сейф бесовский вскрывать идете?
-А ты откуда знаешь? – Унылый Мужик в ответ, и за дрын берется.
-Так ведь вас же двое,… - изумился кабан (дескать, как можно шпиёна ловить, и в таких простых вещах не разбираться?), а сам от мужика держится на расстоянии. – Вам, ребята, тогда бы не в город надо, а на кладбище. Там, в склепе графов де Морженхрен тайный ход имеется.
Поблагодарили воры кабана за ценную информацию, и курс изменили.
-Вот ведь интересный поросюк получается, - чешет в затылке Унылый Мужик. – И знает все, и на дороге вовремя попадается….
-Ибо на то воля Аллаха.
Однако мужик с толкованием таким теологическим не согласился и свою версию разрабатывать стал. По той версии выходило, будто состоит Полтинник в ведомстве по охране конституционного строя. Во-первых, те тоже вечно интересуются, о чем людя думают и говорят, и оттого все знают. Ведь ежели двое, и ни один из них не Филька, так непременно ж говорить приходится. А эти, стал быть, и подслушивают. Во-вторых, не только в нашем мире, но и даже в научной фантастике называют конституционного и иного строя охранников «поркаходж» - проклятые свиньи. А кабан, ежели подумать, кто он есть, как не свинья?
Хасан от мужика уже вторую версию слышал и слегка ушами завял. Однако ж кореша своего обижать ему не хотелось, и снова не стал ифрит речи мужицкие комментировать.
Склеп графов де Морженхрен поражал своими размерами. Похоже, представители этого достойного рода собирались помирать числом немереным на протяжении нескольких сотен лет. Там даже было что-то вроде зала боевой славы, с оружием и доспехами по стенам.
Военное оружие Унылый Мужик не любил. С тех пор, как завелся у него хворый кобель, стал мужик пацифистом, поскольку справедливо полагал, что любая война и связанные с ней обстоятельства кобелиному здоровью повредить могут. И все же в зале том присмотрел он себе вещь занимательную – окованный железом двухметровый дубовый брус.
Случись дело в городе приморском, такой дрын непременно бы гандшпугом назвали. Это мужику знакомый моряк как-то сказывал. Для чего гандшпуг тот на флоте служит – то ли моряк ему не сказал, то ли мужик за давностью лет запамятовал, а только осталось почему-то у мужика мнение, будто на флоте к каждому кораблю хворый кобель приписан. Так, на предмет необходимой обороны, значить.
Вот на этот предмет мужик его и подобрал.
Хасан же покамест тайный ход бесовский колдовством определял.
Определил, заклятье с него снимает тихонечко, а только вдруг слышится лазутчикам глас пропитый:
-Бог помощь, люди добрые!
Смотрят – чорт седой с нашивками старшины из гроба вылазит.
Вот те раз!
Мужик посмотрел на чорта, на кобеля, снова на чорта,….
-Э, нет, - говорит чорт, пальцем шатая, а от самого перегаром тащит, как с винного склада. – Я живность всякую люблю, в натуре.
И вылазит за ним с того же гроба моська белая ширины изрядной, а харя у нее платочком повязана, чтоб не орала, значить. Моська, как кобеля увидела, хвостиком заюлила, на лапки передние припадает, после на задние встает, и в морду ему лезет харей своей завязанной.
Кобель, понятное дело, добрый был, и малявку обидеть ну никак не мог. Он ей и говорит:
-У-у!
Моська – брык на спину, и описалась от восторга.
-Так это ты, что ль с перепою помер? – мужик чорта спрашивает.
-А то!
-Ну-ка, ну-ка….
-Не, ну, в натуре! А эти долбаки, блин, поверили, будто чорт с водки помереть может!
Мужик, не спеша, котомку с плеча снимает, присаживается, и пузырек вынимает с сывороткой правды, потому как не один клистир он с собой по жизни носил. Тряпицу расстелил, хлебца, лучку, сольцы, колбаски, огурчиков выложил….
Хасан видит, что мужик со свидетелем правильно работает и не вмешивается.
У чорта враз слюнки потекли, а как пузырек открылся, так он с хрюканьем лесным напротив мужика и пристроился. И два стакана граненых как по волшебству в руках у него оказалися.
-Ну, что? За знакомство!…
На полпузыря чорт перешел к интересующему вопросу.
-Я, блин, хииитрый! На этом деле всю жизнь сижу. Ежели бы меня, скажем, на науку бросили, али там еще куда, так там бы иной номер у них проехал. А эту бухгахтерию я как … твою мать знаю! Спускают, скажем, тебе циркуляр: «Заделать, блин, корь, на четыре души безгрешные». Эта, блин, Джабраилу, пидору, малолеток не хватает. А там под шумок и наши тоже, …- чорт пакостно хмыкнул, и вяло махнул рукой.
-Это у него, там, - старик постучал пальцем по полу. – А умный человек за тем же исходящим делает иную бумагу: «Заедренить чуму, по полной, на, программе!» Эта уже – у нас, здесь. И хрен кто поймает. Гурия, блин, дура, другим местом работала , когда переписывала. А разницу в душах – налево.
-Че киваешь? - хрюкнул чорт, скривляясь. – За это после так сношают! Да только не в том дело…. Ты, блин, жил, не пил, не курил, Богу молился, как последняя проститутка, а тебя, блин, раз – и пидору какому-нибудь задвинули, на всю оставшуюся вечность! Поэл?
Складывалось впечатление, что к сексуальным меньшинствам старый чорт сочувствия не имел.
Для разбавления беседы, и чтобы чорт об истинной цели их с Хасаном прихода не догадался, мужик его про моську расспрашивать стал: как, мол, зовут и чем хворает?
-Муму звать. Ее тут перец один потопить хотел,… - чорт мерзостно ухмыльнулся. Черти, они вообще радуются, ежели им замысел человечий порушить удается. – Хворает чем? Водобоязнью хворает. Поэтому я воду и не пью – чтобы животной травму нервную не вчинять.
Подивился мужик истории моськиной, а токмо чорт и говорит:
-Ты мине, блин, с мысли не сбивай. Че, я не вижу, что вы с органов внутренней секреции? Вот и разберитесь с паразитом ентим проклятущим. Я сам хотел, что быдто-бы помер, а после разобраться. Да только – стар я уже. Как проснусь – выпить хоцца, а как выпью – так в сон клонит. Вот и слухай:
-Куды души они наши православные девают, я не знаю ни хрена. Это – техника, мы ей не обучены. Как батя штопором пользоваться научил – так им, блин, и пользуюсь. А на технике у нас молодые работают, хилые. Есть там один такой, хитрожопый, чтоб ему в рай попасть! Бегемотом кличут козявку. Его потрясите. Бумаги прошерстите, не могут же они все в голове держать. Вота, блин, я с ключа давно еще копию снял, - чорт порылся в карманах и вытащил ключ от сейфа бесовского. – Эта, на, еще чертовка моя жива была, так я там от нее бутылку прятал – секретная документация, мол, - хихикнул чорт и пустил пьяную слезу. Видно, вспомнил чертовку свою усопшую.
Отдал мужику ключ от сейфа, хрюкнул вяло, и спать пристроился. И моська с ним рядом. Прикрыли их лазутчики крышкой с гроба, чтоб не померзли в склепе-то спать, да в тайный ход и двинулись. Только вдруг Хасан остановился и мужика в бок пихает:
-Слишь, шагы. Как би пьяница наш крупни нэприятност нэ имэл!
Мужик ничего, правда, не расслышал, но Хасану он верил и к дальнейшим действиям изготовился. А тут и впрямь шум состоялся – моська платок с морды лапами содрала и орет, прыгает, чорта своего от напасти оборонить старается. Да только куда уж ей!
Ибо стоят два беса могучих, ятаганами хищно поводят, а рожи у самих харями прикрыты для конспирации.
-Вот ты как помер, алкаш вонючий! – один из бесей сказывает и моську прочь сапогом откидывает. Завизжала моська жалобно.
Тут стены как затрясутся от звука утробного, и слышат беси:
-У-у!
Обернулись - хворый кобель стоит: шерсть дыбом, хвост трубой, глаза горят – того гляди упадет. Стали беси на зрелище то дивное потешаться, а только – хрясь!
-Ну, эта ти, брат, пэрэстарался, - Хасан Унылому Мужику говорит.
-Дык ить, эта,… гандшпугом-то я первый раз, не обвыкся еще, - мужик оправдывается. И верно, перестарался мужик – мозги бесовские да рогов осколки почитай все помещение замусорили.
Чорт пьяный как прочухался малесь, весь затрясся, крестится мелко, на обломки бесовские взирает с ужасом:
-Дык ить, эта… мафия, блин, - говорит, - потому как у нас отродясь чертей этих не было.
-Как не было?
-Не наши черти, не местные, - так старый хрен перепугался, что даже материться забыл.
Пришлось им чорта с собой брать. Только моське рожу взад завязать попросили, потому как голосок у нее случился запоминающийся. И двинулись дальше друзья к сейфу бесовскому.
В конторе чортовой о ту пору никого не было – на улице день-деньской, для чертей это самое сонное время.
Хасан сразу к сейфу: сперва чортов ключ попробовал, после - давай заклинания читать да за бороду себя дергать. А только – хрен.
Не открывается сейф.
Стал тогда ифрит отмычки примерять, что Алеша Распопович ему одолжил.
Тоже не подходят.
Разволновался Хасан. Быть такого не может! Им же вся эта магия с детства изучена. Если Аллах создал замок-затвор, значит уж точно Шайтан или сотрудники его к затвору тому ключик подберут….
А ну как не Аллах этот замок создал?
От мысли такой неслыханной решился ифрит на крайнюю меру. Кореша своего подзывает, на сейф указывает и говорит:
-А вот прэдстав сибэ, что шкаф этот бесовский на кобеля упаст хочит….
Унылый Мужик посмотрел на сейф, на кобеля, снова на сейф, да как гандшпуг – хвать!
-Уй, блин, - сказал сейф и открылся.
Джинн тут же фотографическое заклинание сделал, чтобы всю документацию в одночасье скопировать, микропленку ухватил, в карман халата сунул, сейф закрыл – будто ничего и не было.
-Уходым.
Да только хворый кобель в это время прямо посереди конторы по большой нужде присел и супостатам, значить, визитную карточку оставил.
Однако ж, когда трофеи лазутчики подробно исследовали, ждало их редкостное разочарование. Никакой двойной бухгалтерии они не нашли. Расхождение по количеству душ загубленных между местными списками и списками прибывших в Эндсвилл , конечно было, но и его найти оказалось нелегко, потому как в Эндсвилл множество душ из разных мест прибывает. А вот противоречий там, или указаний – куда и каким путем души лишние испарились, в местной документации обнаружить не удалось.
Зато обнаружились две брошюрки, к текущей чертовщине отношения не имеющие, да и, в общем-то, ничем не примечательные, если бы не то обстоятельство, что нашли их именно здесь и сейчас.
«Рабочая книга по черной магии» под редакцией Вельзевула, несекретно.
«Руководство по практической психиатрии для комитетов госбезопасности», для служебного пользования.
Так что покамест самым ценным приобретением экспедиции оказался старый пропитый чорт с белой моськой.
ГЛАВА 6,
в коей ватага перебирается в Ключ-город.
Тем временем Анка встала.
Характерец у девки был еще тот – не лучше Филькиного.
Она как узнала, что, может быть, души папеньки ее и иных членов семьи невесть где во мраке вечности шатаются, так и встала. (Немец проболтался. Он еще с прошлой повести запомнил, что хороший человек – это который прафта кофорит, и с тех пор прямо-таки стал хуже дьяка Митрофана – так по любому поводу правду и говорит.) И никакие уговоры про постельный режим, или там, клистир, скажем, на девку не действовали.
-Я вас задерживать не могу, потому как людишек от чумы спасать надо и с душами усопшими побыстрей разбираться.
Вот так прямо и сказывает.
А что делать? Все одно девка бродит, так еще и нервничает, в ее же состоянии это для укрепления совсем не полезно. Снялись воры с лагеря, и пошли в город.
Со стражей городской Анка переговор вела. Лекарей, мол, сыскала великих, чуму одолеть. Стражники ей не больно-то поверили – куда уж лекарю народ от чумы избавить – местные, вона, коновалы, и себя-то не спасли. Однако знали они Анку как девку честную, к тому ж дочку капитана их покойного, и ватагу в город пустили.
А тут-то и оказалось, что не с только с чумой да шпиёнами сражаться придется. Жрать в городе нечего оказалось. Какой дурак в город чумной жратву повезет? Дураков нет. А раз дураков нет, то и жратвы нет тоже.
Разбили воры лагерь у Анки в доме (она их в гости, понятно, пригласила, потому как пустовал ее дом), да и стали совет держать. Против голода, правда, у них средство имелось козырное, по эффективности сопоставимое с уколом в задницу – волчиха Аленка. Вот волчиха и говорит:
-Вы тут своими делами ведайте – шпиёна ловите, людишек медициной исцеляйте, а я пойду, раскопаю пожрать.
Мужик ей, было, помогать вызвался, да только как без него в городе? Без него али клистир не туда вставят, али уколом промахнутся. Чума – хворь сурьезная, ошибок врачебных ни фига не спускает. И пошла Аленка одна.
Идет, идет, да на местные особенности подивляется. Смурные места. Ни тебе Лешего, ни Царя болотного, ни Водяного. Какие-то гномы, гоблины, феи цветочные, ни один русскому языку не свычен, нрава дикого, от волчихи шарахаются. Даже спросить не у кого. Призадумалась Аленка – как она в таком империалистическом окружении продовольственную программу решать будет?
В вечеру же наткнулась Аленушка на стаю волчиную. И обрадоваться бы, да чему тут радоваться? Звери незнакомые, смотрят угрюмо, а оборотное дело такое, что тебя толком ни люди, ни волки не жалуют.
Если уж совсем честно, так и струхнула малесь Аленушка. «Надо было мужика с собой взять» - думает. – «Хотя, меня, вона, тож без хрена не слопаешь, а где они в этом лесу нерусском хрен возьмут?» - это она себя подбадривает, да накручивает.
Только выходит вперед вожак волчиный и речь ведет ломаную:
-Тии, чтооли, буудешь есть воровская волчиха Айленька?
«Ну, хоть эти чуток язык знают правильный», - вздохнула девица.
-Я буду, - ответствует.
-Кообеель хвоорий с ваами?
Аленушка насторожилась:
-А тебе зачем?
-Поосмотреейть наадобно.
Тут волчиха, в стае старшая, в разговор вступила. Она сама наша была, русская, в Хренландию замуж, понимашь, ее занесло, с ней беседа пошла поживее.
-Промеж нас, - волчиха объясняется, - решение вышло: предъявителю хворого кобеля содействие оказывать. Так ты знаешь, сколь враз «детей лейтенанта Шмидта» объявилось? И кого нам только не предъявляли! Намеднись, вон, двое – филину по башке дали, и тащат – хворый, мол. Так что ты уж не обессудь, а посмотреть надобно.
Аленка чуток повеселела, хвост трубой, и говорит:
-Что ж, одного-двух проведу, а боле – ни-ни.
-Чтоо, забоояйлаась? – вожак ее подкалывает.
Тут уж Аленушка совсем развеселилась:
-Вы Унылого Мужика знаете?
-Наслышаны, - волчиха отвечает.
-Так вот, ежели не хотите всей стаей гандшпугом по башке, - приходите в меньшинстве.
-А ведь верно он, - волчиха оттаяла, - про то нам сказывали. Только, посмотреть все одно не помешает.
Видно уж ее любопытство насмерть разобрало, так что и рискнуть не жалко.
Стая под станами городскими расположилась, вожака и волчиху его Аленка в стан воровской привела, и мужику осторожно докладывает. Мужику не шибко понравилось, что на кобеля не пойми кто глазеть приходит, да еще и не в первый раз, однако ж обстоятельства сложились исключительные – пришлось уступить.
Кликнули Змея Горыныча, гандшпуг мужик прихватил, и устроили хворого кобеля публичную демонстрацию.
Подивились волк с волчихою, ибо, со всеми мерами безопасности, удалось им таки подлинность кобеля органолептическим способом засвидетельствовать.
А наутро проснулись воры и видят – пылит по дороге к городу колонна строевая, числом изрядная, сбоку вроде бы старшина:
-Ать, два, три, четыре, левой передней!
Сзади в беспорядке – стая волчиная.
Пригляделись воры – так ведь то коровы! По обочине - бык шагает, командует. Чувствуется, что к Ойропе близко. Наши-то, небось, стадом бы брели, а тут – организация.
Приблизилась колонна, бык шагом строевым прямо к Унылому Мужику, и рапортует:
-Господин мужик, реквизированный крупный молочный рогатый отряд в составе до 120 голов в ваше распоряжение прибыл.
-Какой отряд? – не понял мужик.
-Да стадо угнанное, ты че, в натуре, - волчиха русская поясняет. – С хуторов. Не боись, последнее не брали, а как с голодом да чумой разберетесь – взад вернем.
Радуется мужик, как ловко это у кобеля с Аленкой устроить получилось, так баба-Яга всю малину подпортила.
-А кто их доить будет? – спрашивает. – Людишки местные – хворые, у нас едва рук хватает уколы в задницу производить.
Но тут опять бык встрял.
-Осмелюсь доложить, - говорит, - у нас тут телка одна – из Земли Русской беглая. Она по методу коровы Маруси сама доится, и других этой заразой инфицировала. Так что этих затруднениев мы предусмотрели, еще когда добровольцев отбирать вышло.
А на другой день к Аленке петух с хутора прилетел. Слава-то ее куриная поперед девицы весь мир обошла.
-Кура, - говорит, - старейшая наша помирает, исповедаться хочет. Дык ить, посколь куриного попа Бог не предусмотрел, тебя сыскать просила.
Пошла на хутор Аленушка. И куру заслуженную уважить, и насчет яйценоскости для людишек хворых поинтересоваться.
Приходит. Народу собралось – тьма. И крупная скотина и мелкая, и рогатая и безрогая, и утки и индюки, а уж курей…. А посередь этого всего кура лежит древняя на соломке. Сморщенная вся, перьев уж и нет почитай. Подошла к ней волчиха, позравкалась с культурою.
-Много веков живу я на свете, - кура речь заводит и на Аленушку смотрит глазами светлыми, прозрачными да загадочными. – Еще деды нынешних дедов куриных из яйца не вылупились, а я уже в суп не годилася….
Вздохнула матриархиня курья и продолжила:
-По зернышку знания да мудрость склевывала, все размышлением жизнь свою скрашивала, и вышел через то грех великий! Противу Господа пошла, закон природный изнарушить выдумала! Ой, грешна! Ой, грешна! Нет мне ни на этом свете прощения, ни на том!
Аленушку уже интрига взяла – что же такое кура сия измыслить отважилась?
-Ведь от Бога оно как заведено? Чтобы курий бульон на ноги людишек больных ставил, да и здоровым чрез него шло благоденствие. А кура за то благоденствие пострадать должна, за веру православную. Ибо, покедова кура в горшке варится, душа ея паром к небу подымается, от грехов легкая, ровно молитва дитячья. Я же что измыслила, окаянная?! Чтобы кура могла из себя бульон без потрясения здоровью свому курьему извлекать! Ой, грешна! Ой, грешна!
Аленка аж подпрыгнула.
Кура все на себя кается, сказывает, где записи ея лежат бесовские, и что сжечь их надо при попе да с молитвою, волчиха же на месте с трудом усиживает. Великое ведь открытие идиотка старая сделала, что ж она столько лет молчала?!
А как кура с отпущением грехов отошла, Аленушка враз и распорядилась:
-Памятник ей воздвигнуть надобно, в натуральную величину, ибо только что отлетела светлая душа благодетельницы рода куриного.
Только записи ея жечь не стала, а, напротив, по люду куриному обнародовала – на себя грех взяла, значить.
Дальше уж пошло-поехало.
Куря с деревень окрестных бульону своего куриного для выздоравливающих присылать стали.
Мыши и крысы запасами зерна поделились, хлеб выпекать получилось.
Так что – знай, коли в задницу, ставь клистир, ни о чем и не думай. Только не выходит совсем-то не думать. Потому что где-то души православные маются, чортом шпиёнским безвинно похищенные.
И отправился Хасан к перевалочной базе, через которую черти души наши по различным уставным позициям распределяют. А с собой прихватил Иеронимуса, потому как там гандшпугом не получится, - в технике разбираться надобно.
Тем временем Унылый Мужик со старым чортом, Филькой и Змеем Горынычем альтернативное расследование повели. У Фильки был свой в деле интерес – Анке помочь и за ранение ее поквитаться. Для чорта старого это было что-то вроде крестового похода за справедливость против пидоров (видно, они ему здорово досадили). Унылый Мужик версию свою шпиёнскую отстоять хотел, а уж, зачем Змей Горыныч к ним примкнул – этого он и сам не знал.
Собрались сыщики-любители на совет, как от дел неотложных время выпало.
-Давайте по научному, - Унылый Мужик говорит, - Методом исключения.
-Это как? - любопытный Горыныч спрашивает.
-Да вот берешь, скажем, подозреваемого, и с ним разбираешься, покамест не понимаешь, что он – это не он.
-А после – по башке! – Змей Горыныч лапки потирает и хихикает.
-Почему – по башке? – мужик на него смотрит оторопело.
-Сам же говоришь, - метод исключения. По башке – и исключили на хрен.
А тут еще Филька вопрошает знаками:
-Нельзя ли, мол, сразу по башке, без разбирательства, для ускорения следствия?
И старый чорт довольно хрюкает, потому как метод исключения ему понравился.
Видит мужик, что из его расследования какой-то международный терроризм выходит, а почему – понять затрудняется. Еще и Аленушка (она, по традиции, из кустов подслушивала) фыркает смешливо:
-Вы Хасану-то оставьте хоть кого-нибудь, ему же не интересно будет.
Тут подошел Алеша Распопович, и стали ватажники в расширенном составе размышлять.
Алеша сразу все по полочкам разложил.
-Во-первых, все это безобразие с подменой циркуляра бесовского, еще при старом чорте началось. Стало быть, выяснить надо, на каком этапе циркуляр секретный подменить могли, мог ли к этому новый чортов начальник отношение иметь, а, главное, как он мог прознать, что старый чорт помирать собрался (ежели подмену ту под себя делал)?
-Во-вторых, версия гомосексуального происхождения сомнение вызывает. Хорошо бы уяснить, для чего и кем души краденые в самом деле могут быть использованы.
-В-третьих, ежели Хасан магией Аллаха и Шайтана сейф бесовский открыть не мог, то какая же магия должна была его запирать, и откудова бы ей взяться?
-И, наконец, откуда бы взяться здесь чертям не местным, в мафии состоящим? Ведь ежели в аду помимо власти Шайтана еще и мафия имеется, так про нее знать должны. Мафия чем знаменита: ее поймать трудно, доказать ее преступления и вовсе невозможно, но про то, что она есть – каждый знает. А мы с вами ни от Хасана, ни от Иблиса упоминания о чертовой мафии не слышали. О чортовой матери слышали, а о чортовой мафии – нет.
-На разумном уровне предположения эти ни фига не сходятся, - Алеша продолжает, - поэтому приходится нам фантастические версии строить. Скажем, так: некоторые ученые утверждают о множественности миров, находящихся в одном и том же месте. Параллельные пространства, в натуре. А что, если в каждом таком параллельном мире существует свой параллельный Аллах?
-Так вот откуда шпиён! – радостно воскликнул Унылый Мужик.
-Ну, - говорит Алеша Распопович, - предположение-то фантастическое. На фактах не основанное. Так, игра ума.
-Э, нет. А пионеры? У их же ума-то нету, с чего бы тогда они про шпиёна сигналили?
Задумался Алеша Распопович. Только Филька Рватый его опередил – вскочил Филька и почитай бегом в город устремился. И знак некий малопонятный сделал. Змей Горыныч – за ним, потому как любопытный был – интересно ему стало, что это за знак такой странный.
ГЛАВА 7,
в которой Анка идет в разведку, а Змей Горыныч успевает вовремя.
Анке в эту ночь плохо спалось, все батя покойный снился.
Будто стоит батя грустный, задумчивый, рядом с ним господин пастор стоит, а вокруг все серое, безликое, вроде и не наше. В чистилище, там, скажем, костры горят, отблески всякие непристойные, травки кусучие, сотрудники местные бегают – распоряжаются, грешные души – сапогом в задницу, значить. Во всяком случае, так господин пастор за чаем, бывало, рассказывал.
А тут будто и нет ничего. И кажется Анке, вроде батя ей чего сказать хочет, да у него не получается. И у пастора глаза тоскливые, жалобные.
Не вытерпела девка, из одеяла вывернулась, оделась по быстрому, и пошла, куда тоска ее душевная потянула. Будить не стала никого, потому глупая девка была, молодая, полагала, что сама справится.
Идет она, идет. Мимо церкви прошла – там уж и на ступеньках меж плит каменных трава вытянулась, давно никто в церковь не заходил, с тех пор, как господин пастор помер. Мимо госпиталя девка прошла, быстрым шагом проскочила, потому как из госпиталя крики доносились жалобные – тяжелым больным неотложным ночной клистир ставили. Дале идет.
А ведь что дивно? Порядочные черти все боле под землей живут, и, когда хочешь бесовские тайны проникнуть, приходится в подвал спускаться. А Анютку вверх тянуло, в Старую Башню. Старой Башней в Ключ-городе древний артефакт называли, от иных еще народов построенный. Будто бы башня крепостная, ладная, каменная, да только от стен и укреплений далеко будет. Раньше тут, будто бы, музеум помещался, после, за оскудением – кабак, но как парочка подгулявших граждан с высоты навернулася, так кабак энтот и прикрыли. А в первом этаже там помещений не было, и подвала толкового не было, так – видимость. Вот в эту самую башню Анку и потянуло. Да еще на самую верхотуру.
Надо же вам сказать, что неподалеку, в подвале дома со Старой Башней соседнего тому времени Филька Рватый ковырялся.
Филька, он как подумал? Он про души пропащие подумал. Потому как у самого душа была пропащая, и о других похожих он сокрушался. Ведь, если прав Алеша Распопович, увезти могут души потерянные, совсем из нашего мира увезти, и не найдешь их после. А раз так, то их допрежь сыскать надобно, да вызволить постараться.
Он и Змею по дороге о том поведал. И стали они по подземельям рыскать, где черти поганые украденные души хранить могут. Уяснив каждому задачу, Филька со Змеем разделились, потому как у них квест намечался. Это когда экшн, в смысле – рожи бить, то лучше вместе, а когда квест, так быстрей разделиться будет.
Змею Горынычу по пути и иная мысль в голову пришла. Про параллельные пространства он честно ни фига не понял, только отложил для себя, что они оттеда сюды пролазят. Змей и соображает: «Как бы, скажем, я пролазил?» - «Через дыру, ясное дело».
Так ежели ту дыру законопатить, или засаду там засадить?
И помимо душ потерянных стал Горыныч искать дыру. Да только тут промашка получилась. Путем прочесывания местности занесло Змея в погреб кабацкий, а когда он там дыру искать начал, то дыру некую в винной бочке обнаружил, затычкой заткнутую, и стал, значить, оную дыру исследовать.
Короче, нажрался Горыныч до поросячьего визга и в том же погребе спать пристроился. Разоспался – страсть, в самое свое удовольствие. Лапами шкрябает, во сне взрыкивает, аж весь дом содрогается. Да вдруг ровно рылом его кто пихает.
-Что за на? – спросонья Змей вопрошает. А перед ним – Полтинник.
-Просыпайся, деятель! - говорит, - Корешей твоих у Старой Башни мочат.
Змей, он в полной боевой готовности спал. Стартовал прямо из подвала, и кабак, что над тем подвалом был, разнес вдребезги. Полтинник едва успел из-под обвала выскочить, хрюкает словами смрадными, вот, мол, и предупреждай их, так-растак, после этого!
Змей высоту набрал, выровнялся и думает:
-К Старой Башне спешить надобно. А где это?
В городе темень. Как чума, так и огни зажигать некому – фонарщик тож помер.
-Эй, Полтинник! – орет.
Нет Полтинника.
Заметался Змей, а голова еще с выпитого не твердая ни одна…. Он бы куда глаза глядят полетел, так не глядят никуда глаза – чернота кругом.
Тому ж вот какие события предшествовали:
Анка на башню по винтовой лесенке поднялась, на самую верхнюю площадку, и видит диво дивное: дверь, которая никуда не ведет. То есть, ежели бы она у нас, скажем, воспитывалась, она бы, может, и не удивилась. Посетовала бы – опять де мужики напились, пока дверь делали, вот и сделали ее, где не надо. Но у них-то так принято не было! И стала Анка дивиться.
А покамест девка дивилася, вроде и звуки из-за той двери раздались жалобные, стенающие.
-Ой, кто это? – девка спрашивает.
-Это ты, Анхен? – а голос-то какой родной, бестелесный токмо!
-Я это, батюшка, - говорит Анка, а сама плачет.
Тут ей городской стражи гвардии капитан покойный диспозицию и обрисовал. Их партию душ ныне на чужбину в неволю гонят, а иную, где мамка да братишки-сестренки Анкины – погодя.
-Их еще успеешь спасти, - батя говорит, - тут пастор в нерадивости своей кается, да сказывает – попа Василия найти надобно. Он же в Земле Русской в Граде Новом поповствует. Поспешай, доченька. Мы ж с тобой, почитай, никогда боле не свидимся….
-Держись, батюшка, я помощь приведу, - девка лепечет, а токмо слышит за собой смех бесовский.
-Ты глянь, еще одна душа, сверхплановая.
-Так она, вроде, пока не отлетела?
-А чичас отлетит….
Понимает девка, что это про ее душу речь-то идет, о беспечности своей сокрушается, а боле сокрушается, что через глупость ее сколь душ на чужбине в неволе сгинет!
Кинулась Анка к бойнице башенной, и что есть сил закричала:
-Люди добрые, кто слышит меня! Скажите ватажникам русским, что попа Василия сыскать надобно!!
Да только не очень-то она в тот крик верила – кто услышит ее в пустом городе? Тут и черти к ней не спеша подходят – голову глупой курице отвернуть. А только – хрясь, хрясь, хрясь!!! – нет никаких чертей, стоит перед Анкою Филька Рватый .
Едва девка ему объяснять взялась, Филька уж все и понял. Знак ей делает, отстоим, мол, батю твово! Как отстоим – пока не сообразит, но что отстоим – знает точно, по-другому-то никак нельзя.
И уж не до разговоров тут стало, потому как иные черти полезли. Нынче у них обоз прибыл межпространственный за душами гиблыми, вот стражники обозные и пришли уяснять, - куда это трое грузчиков подевалися?
Филька блохою скачет, электровеником крутится, топором бьется, кистенем бьется, кто поближе подлезет – ножом тычет. Уж на что Анка в военной среде выросла, ни одного учения не пропускала, а не видела, чтобы люди так бились.
Смекнула Анка, что в гущу ей лезть – только бойцу под ногами путаться, но совсем ничего не делать не может. Выдрала она тогда факел из кольца, в стену вбитого, запалила его (кремень с огнивом капитанская дочка всегда с собой носила, без них батя, бывало, даже в отхожее место не пускал), и ну чертей проклятущих огненным крестом осенять. На чертей оно, правда, никак не действовало, потому как были они из другого мира и Господа Бога нашего Иисуса Христа не ведали. Однако ж и Филька под тот крест тож попадался, и сил у него от того прибавлялося. И по-другому усилия девкины зря не пропали, ибо увидел знак ее дракон огнедышащий. Змей Горыныч, значить.
Змей, он раньше почему только дым пускал? Горючее берег, экономный был, Змеюшко. Нынче ж загрузился Змей под завязку, как бомбардировщик. Да и вину за собой чуял за опоздание. Примчался Змей, в три струи синим пламенем пышет, после когтями рвет, зубами вцепливается, хвостом зазубренным поперек молотит.
И так они с Филей разошлись, что разбойным путем иноземный обоз взяли.
Филька к Анке оборачивается, знак ей делает – ништяк, мол, а ты боялась! Да только, будто пляшет Филька танец неведомый – то на одно колено припадет, то на другое, едва подымется, а и опять припадет. Потому как крови у Фильки после боя почитай уж и совсем не осталося. То есть, снаружи-то на Фильке ее много было, крови-то, а внутри не осталося. Змей его выручил. Он, когда из подвала кабацкого вылазил, так ему по карманам пара флаконов с кровезаменителем Филькиным завалились . Филя кровь искусственную в себя влил, и сразу ему полегчало, - хоть еще кого замочить готов.
А как стали с обозным добром разбираться, так и душ иных там нашли невидимо – и черных, и белых, и желтых, и краснорожих, и еще каких-то мелких – на обезьяну похожи и говорят не по-нашему. Китайцы, что ль?
Только хитро получается. Души есть, чертей иноземных охранных перебили на фиг, дыру заткнули – те по лености в дыре только один причал сделали, как обоз к нему приткнулся, так боле никто пролезть и не может. А вытащить те души сюда, и по отделениям, им отведенным, распределить – не выходит, мешается магия иноземная.
Вот и получается, как с тем медведем – и его не притащишь, и сам не отойдешь. Души-то беззащитные одни останутся, а мы еще главного резидента не вычислили. Надо как-то своим дать знак.
Тады они орать решили. Змей сначала предложил –
-А давайте подожжем что! – больно уж ему с огнем баловаться понравилось. Фильке, в общем-то тож один хрен. Но Анка их остановила:
-В городе, мол, поджигать не положено, пожар может быть.
Так что стали они орать. Тут опять вся надежа на Змей Горыныча.
«Нет, вот все – дурак, да дурак. А что б они без меня делали?» - думает Змей, а сам глотки разевает.
На вопли Змеевы Хасан с Иеронимусом прибежали, и с ними чорт мелкий. У них тоже тем временем своя история получилась.
ГЛАВА 8,
в которой Хасан с Иеронимусом техническую экспертизу делают.
Хасан с Иеронимусом отправились перевалочную базу бесовскую осматривать, да хилого Бегемота по совету чорта старого вытрясать. Иеронимус шпагу нацепил, инструмент с собой взял различный, идет, марш напевает. Хасан его подъелдыкивает:
-Сэръёзний дэл идем, страшно должно бит? – потому как им, когда психологии в Школе ифритов обучали, говорили, будто поет человек, чтобы иное душевное движение тем прикрыть.
-О, найн, нихт, - немец отвечает весело. – Абер их молодость вспоминайт. В молодость их в германский армия служить унд быть тама зольдат. А германский зольдат один только германский фельдфебель бояться есть. Такового мы ж здесь точно не встретим. Так что я, просто, лет тридцать будто бы с плеч скинул – вот и пою на радостях.
На перевалочной базе было пустынно, лишь несколько свежеупокоенных душ в контейнерах ворочались. Слухи-то быстро распространяются. И про мафию, и про шпиёнов, и про классово чуждых боевиков, и даже про укол в задницу местная бесовская общественность была осведомлена. Знали и про то, что Шайтан недоволен ими весьма, и про спецотряд ГПУ, который обстоятельства расследует. А поскольку под метод исключения никто попасть не хотел, так все черти к чортовой матери и попрятались. По домам, в смысле. Даже бесенят на улицу гулять не пускали.
Немец устройства по телепортации душ рассматривает, в блокнотик чертежи зарисовывает, языком цокает, доволен по самое не могу! Да с такой техникой потомок его не только из пушки на луну, а куда хошь улететь сможет! Только бы записи в архиве фамильном мышь не поела. А вот и управляющее устройство, где хитрым кодом координаты точки назначения заданы. И надпись на нем премудрая.
Иеронимус в надписи ковыряется, инструкцию по эксплуатации телепорта нашел, там сверяется. Инструкция-то на местном языке, по-хренландски. Потому как бесей работать определяли по месту жительства, коренных. Коренной бес – он и обычаи лучше знает, и старые традиции, к язычеству восходящие, да и опять же каждому лестно, если с ним чорт при покупке души на родном языке общается.
Иеронимус по-хренландски знал немного, остальное по схемам и чертежам домысливал, а некоторые слова у хренландского языка с немецким общие. Короче, немец работает, Хасану делать особо нечего, он по сторонам глядит да прислушивается.
И слышит, будто крадется кто.
Хасан к нему сзади зашел, за шкирку – хвать!
Видит - чорт мелкий, хлипкий, смотреть противно, и на футболке через всю впалую грудь самопальная надпись по импортному:
«Бегемот – это круто!»
Хасан беса приподнял, пальцем по надписи водит и приговаривает:
-Чтоби яйца бил по-настоящем крутой, его надо диржат кипяток пят минут, лучши – дэсят.
-Уй, блин, - бес шарахается, - не надо мои яйца в кипяток!
-Да я тибэ так, кулинарни рэцэпт расказиваю, - ифрит усмехается.
-О! А я вас сразу не признал. Здравия желаю, гражданин полковник-бай! Я все думал, и когда вы до нас доберетесь?
-А, чистосэрдэчно признатся хочишь.
-Хочу! Мне есть, что рассказать. Тем более что в этом деле я как будто и не замешан, у меня свое, мелкое жульничество, и по одной статье с проходимцами этими я идти не собираюсь.
Хасан беса усадил аккуратно, сам напротив пристроился:
-Гавары….
-Вы, гражданин полковник-бай, в высоких сферах обретались и про мелочи жизни нашей бесовской многое упустили. Поэтому я с самого простого начну. Вот, скажем, померла душа и прибывает ко мне на отправку. Я уж молчу, сколь в бумагах путаницы - где они сами решить ни фига не могут, куда ее девать, где написано, ровно курица лапой, ад от рая в таком написании ни хрена не отличишь. А бывает, когда и вовсе сопроводительные документы утеряны.
-По правилам следует душу такую в чистилище, на доследование, а только нам за чистилище процент урезают с премии. Тут начинается первое мелкое жульничество. Этим, почитай, все операторы грешат. Если душа богатая и отстегнуть чего может, ты ее в рай загоняешь, и пускай там разбираются, где от нее документы. А их за возврат тоже дрючат. Ну, а уж если душа неимущая, али жадная до изумления – ее к Боссу. Оттуда никогда не возвращают.
-Но я к процессу этому усовершенствование придумал. Потому как иногда таких бесхозных богатеев может месяц не быть, а то и больше. Особенно, если мир, благоденствие, помирают мало, тогда их по всей форме оприходуют. А жить-то надо?
Хасан слушал юного изобретателя со смешанным чувством. Как бывший Шайтаний прихвостень испытывал он возмущение разросшимся за время его отставки бардаком. Однако, будучи в настоящее время вором, не мог не восхищаться народной смекалкой.
-Вот я и сконстролил прибор, чтобы с места назначения душу эту чортову можно было сюда обратно вытянуть. Как платежеспособный клиент попадается, так я устройство это и задействую. Отправлю его, с бумагами вместе, потом – раз, и обратно. А бумаги, заметьте, гражданин полковник-бай, там остаются. Там – бумаги без души, а тут, сами понимаете, душа без бумаг. То есть, сколь заплатит, туда и поедет.
-Карош исторый, - говорит Хасан, - и зачэм ти нам свой жульничэство видаешь?
-Чтобы вы меня с ними не спутали. Я – без рецидива, в одном-двух случаях признаюсь, получу год условно. С работы выгонят, ну, это – фигня. К тому же, я помочь вам могу. Может, мне оно и зачтется, когда мою душу тоже перец какой-нибудь распределять будет.
-Далши расказивай.
-Про контрабандистов этих я знаю, но я не с ними. Вы, небось, думаете, я в доле, что души по неправильному адресу отправлял. Они в кодовую коробку залезли и там все переиначили. Оператор думает, что по старому адресу отправляет, а в коробке – адрес уже другой. Полагали, никто не догадается. Сменщики мои и не догадались. А чем я вам помочь могу? Могу те души, что у них на складе тайном, устройством своим обратно вытащить. Кроме тех, что они к проходу отправили.
-Какой праходу?
-Э, - усмехнулся Бегемот, - вы все в тайны играете. Да это ж ежу ясно, что не наши они, с другого пространства-времени. А там, надо полагать, свой Аллах и свой Шайтан. Ну, так что, гражданин полковник-бай? Будет мне за помощь мою снисхождение?
-Я тибэ так скажу: башка у тибэ хароши, рубит – жалка. Будит тибэ снисхождэний. А эсли ти до конэц исторый этот даживошь, я тибэ аналитический центр рэкомендаций дам.
-Как это – «если доживешь»? – побледнел бес.
-А вот так эта. Ти никто нэ назвал. Чэм я их ловит буду? А бизнэс ти им папортыл. Что оны тибэ скажут, когда паймают?
Бегемота всего аж трясти начало.
-Да я ж никого толком не знаю. Начальник местный в этом деле замешан, так он – дурак, они его и по процентам обманывают, и крутят им, как хотят. А заправляет кент один с той стороны, я его не знаю, видел мельком один-два раза. Но он не здесь, там живет, сюда наездами бывает.
Тут Иеронимус подходит.
-Я фо фсем разобраться есть, унд интересный артефакт находить, - говорит. – Наш юный труг кофорить прафта, абер как он этот претмет опъяснит может? – и машинку мелкую Бегемоту показывает. А на машинке той хреновины всякие – код вводить, а ниже – ямка для пальца и буковки: МПППВ.
Бегемот завибрировал, потому как объяснить машинку сию не может. Чувствует, что еще в чем-то чистосердечно признаться надо, а то рога завинтят по полной программе – а признаваться-то боле и не в чем. Он уж стал придумывать, в чем бы себя оговорить, чтобы - года на три, не больше, а тут Хасан улыбается:
-Этот я тибэ объясню. Ключ эта, к тэм душам, что в праходэ сыдят. А ямка для палец – нэ их бэсовскый дэл. Сам появылся. Так бивает, рэдко, но бивает. Когда является сылни мулла, или дэрвиш святой, Аллах волю ему дает, любой бэсовский козны на благой лад пэрэиначит. Толко, пэрвий раз вижу, чтоби сил такой мулла на тэрриторий иной гасударств распрастранялса.
Берет устройство, и надпись по буквам расшифровывает:
М – мэст,
П – приложэный,
П – пэрста,
П – поп,
В – Василий.
ГЛАВА 9,
в которой хоть что-то начинает проясняться.
Лагерь свой ватага перенесла к Старой Башне. В госпитале и без них, местные хорошо управлялись. Клистир у них, правда, еще не всегда получался, но микстурку и укол в задницу местные волонтеры употреблять наладились. К тому же, во избежание, Змей Горыныч над госпиталем барражировал круглосуточно.
Сперва-то Змей так летал. А только летал-летал, да и заскучал. Подумал, прикинул, и у командования запрашивает:
-Дом мне тут один мешает, случись что, из-за дома этого могу проглядеть. Разрешите, мол, дом тот спалить на фиг.
Учитывая ситуацию, ему разрешают.
Змей дом палит, и дале докладывает:
-Я тут один, а врагов превеликое множество быть может. Ну, как они в госпиталь тем временем прорвутся и заложников возьмут. Хорошо бы еще один дом спалить.
Короче, чтобы враг незаметно подойти не мог, Змей выжег все на два квартала вокруг и по этому обугленному кольцу еще регулярно проходился для профилактики. Пропускал только быка с гуманитарным грузом. Давненько Змей так не резвился!
«Нет бы каждый год – чума?! Только, чтоб людя не помирали, а так – классная штука!»
Тем временем иные прочие на Хасана насели всем скопом: почему он от обчества таится? Каким устройством мироздание наше в натуре состоит?
У нас же за рабочую версию какая-то фантастика принята! Где в Писании про параллельные миры и других Аллахов сказано? Как так получается, что есть то, чего быть не может? И почему он обо всем этом нам вовремя не осветил?
Хасан оправдывается:
-Я вам башка нэ дуру! Сам ничэго нэ панымаю! Шайтан тожи никакая другой мир нэ знаит!
-Ну, хорошо, - Алеша Распопович говорит. – Ты не знаешь, Шайтан не знает, а кто знает-то? Не мы же одни на всем белом свете?
Хасан задумался:
-Аллах навэрн знаит, кто ище – Джабраил знаит навэрн…. Нэ знай больши.
А у них же не спросишь. Только тут Филька Рватый что-то стал губами шевелить, да пальцы загибать. Унылый Мужик, потому как ничего лучше в голову ему не приходило, да и сидел он как раз напротив Фили, машинально его движения повторять стал.
«Аллах – раз, Джабраил – два….»
-Где Полтинник?! – заорал мужик. Народ аж подпрыгнул.
-Да тута я, - говорит Полтинник (нет, а откуда он здесь взялся?) . – Вы уж, ребята, так далеко закопались, что и рассказывать вам, почитай, нечего.
-Правильно все, и параллельные пространства существуют, и в некоторых из них свои миры. Другие – пока пустуют. Их же – бесконечное множество, на все пространства Творцов не хватает. А если кто на пустом месте мир сотворил – так он в том мире и Аллах.
-Аллахи промеж собой дружат, в гости ходят, чаевничают, мыслями умными обмениваются, а вот Шайтаны проказничают. Наш-то Шайтан еще молодой, но после этой истории и он о существовании иных миров сообразит, и как в другой мир прокопаться придумает, да и тож там начнет пакостить. А уж старые, опытные Шайтаны давно и контрабандистов друг к другу засылают, и диверсантов, и шпионов.
-Я ж говорил – шпиён! – воскликнул мужик, потирая руки. – Полтинник, а ведь ты не меньше, как дивизионный комиссар будешь! – кабана подкалывает. Полтинник, однако ж, речи его комментировать не стал, только на основной закон детективного жанра сослался.
-Я бы и рад не знать чего, так ведь – закон, Аллахом установленный. Но для нас с вами все это не более как отвлеченная теория, потому за приделы мира своего живой человек выйти не может. Вот они и крадут души умершие. И законы свои, и магию свою они к нам внести не могут. Так что, происки классово чуждых Шайтанов могут быть представлены лишь как некий элемент неопределенности, случайности в нашей жизни.
-Ни хрена себе случайность, - Алеша Распопович говорит. – Чуть целый город не поморили!
Усмехнулся Полтинник грустно.
-Город-то свои чуть не поморили. Понятно, бес их попутал (классово чуждый), а только ведь сами же все сделали. И путаницу в бумагах, когда, без всяких чужаков, едва не четверть душ покойных неизвестно где болтается, – тоже сами устроили.
Поблагодарили ватажники кабана за предоставленную справку и, было, закручинились – выходит, что мы сами себе хуже любого шпиёна враги? Да только кручиниться скоро им стало некогда.
-Ми, - Хасан инструктирует, - имээм типер дэло нэ с псых-адыночка, а с иностранный Шайтан. А значит, он можит добича свой отбит папитаитса. И рэсурс у нэго миного болши наш. И у нас тут ище души заложныков нэсвабодние.
-Так надо кого-нибудь за попом Василием наладить, - Алеша Распопович предлагает, - и, как он души вызволить поможет, дыру заделать.
А кого направить? По быстрому-то у нас только Горыныч летает, остальные по земле ходят, а Горыныч тут может понадобиться, если до драки дойдет.
Тогда Яга подымается.
-Эх, рожи неумытые, и как вам не стыдно – бабку старую трясти стариной гоните! Тут же ступы-то приличной не найдешь, верхом, значить, на помеле придется. Стара я уже для таких фокусов!
Нет, ну как же мы забыли? Яга-то и впрямь, по молодости - то в ступе, то на помеле, почитай весь свет объездила.
А пока баба-Яга подходящую метлу искала, да в путь-дорогу собиралась, Унылый Мужик весь интеллектуально исстрадался. Как Хоттабыч в своей речи «психа» помянул, стал мужик памятью мучиться. Что-то ведь он про психов уяснить хотел, к делу непосредственно относящееся, а вот – что? Запамятовал мужик.
Змей его выручил.
Они ведь со Змеюшкой, с Филькой, да с чортом старым следствие альтернативное потихоньку и далее продвигали – то по башке кому врежут методом исключения, то сидят после обеда – рассуждения премудрые делают. Вот мужик как-то Змея и спрашивает:
-Давай мы с тобой следственную эксперименту проведем.
-Давай. – Змей соглашается. – Кого сегодня исключать будем? – и жест выразительный делает, совсем как кореш его Филька.
-Да не по башке. Вопрос у меня к тебе есть. Вот, скажем, если бы ты ко мне шпиёна хотел подослать?
Задумался Змей.
-Я бы Фильку подослал. А че? Мужик нормальный, примечает все, да и не болтает без толку.
Унылый Мужик аж просиял:
-То-то! Ты хоть понимаешь, какую умную мысль сказал?
-Не-а, - Змей засмущался.
-Нормальный! Шпиён, он не может психом быть, его бы тогда в шпиёны не взяли! А черти наши, почитай, все ненормальные. Так их можно гуртом и исключить!
Обрадовался Змей, облизываться стал:
-Когда исключать-то пойдем?
-Да ты погоди, успеется. Там, помнится, закавыка какая-то была – не то один, не то два здоровыми числятся.
И к чорту седому обращается:
-Уважаемый, засвети-ка нам психическое состояние твоих бывых сотрудников.
-Какое состояние? – чорт переспрашивает.
-Психичническое, - ему доводят.
-А, это…. Да все они долбанутые. Вот смотри: Астарот, преемник мой, водку не употребляет наотрез. Псих? – псих! Азазель – года два назад с Тибетских гор по состоянию здоровья вместе с семьей переведен – он мыслит, будто ангелы Господни за ним гоняются – в рай утащить хотят. Это с его-то рожей! Его за это к нам и направили. Горы-то, они к небу ближе, у него там обострение началось.
-И в карточке у него так значится? – мужик спрашивает.
-Само собой. Иначе б он перевода не добился. У нас ведь как? – без бумажки ты какашка. Так бы и плюхался сейчас с душами обезьяньими.
Филька со Змеем переглянулись. В обозе-то, что они пограбили, и впрямь души, на обезьяну похожие, присутствовали. Совпадение?
Тут они мужику соображение и выложили. Оценил мужик их рвение, а все этот псих из головы у него не выходит.
«В карточке у него значится, а ведь немец хитроумный, когда документы ихние смотрел, ни про паранойю, ни про какую манию преследования не сказывал».
И чорта старого на эту тему вопрошает.
-Почему, скажем, в вашей карточке этот псих с паранойей значится, а в той, что Шайтан нам дал, у его иное заболевание?
Посмотрели личное дело, Шайтаном принесенное, чорт и хихикает:
-Шайтан-то вам неучтенный экземпляр дал. А в неучтенные - изменения никакой магией не вносятся – хоть обколдуйся.
-От так-то, - говорит мужик. – На бардаке нашем шпиён этот всплыл, в бардаке он и утопнет. Интересно, где настоящий Азазель таперя упокоем валяется? А ведь он, робяты, героем был. Его и пытали, небось, и по-так, и с магией, а он вишь им какую поганку заложить придумал. Диагноз свой в показаниях извратил! Памятник бы ему надобно….
Да только тут размышления их на самом интересном месте прервали.
Астарот с повинной приперся.
Его уж было брать собрались, потому на него показания имелися, а он, гадина, сам, с повинной пришел. И вид притом имел унылый и жалостный. Потому – женка бесовская его повиниться выгнала. Иди, мол, повинную голову быстро отсекут, мучить не будут.
-Аллах меня попутал, - плачется. - Во снах мне являлся, и что делать говорил. И как директиву чумную подменить, и что в Ключ-город назначить меня собираются, значить, на место этого упокойника.
В это время он чорта покойного увидал, затрясся весь –
-Чур меня! Чур!
Ну, ему особо испугаться-то не дали, а если уж совсем точно, быстро объяснили, что живые покойники в нашем обществе явление не самое впечатляющее. То бишь, оприходовали его по харе, да по ребрам пару раз.
-Чистосердечное признание тебе суд зачтет (ежели доживешь), - Змей Горыныч ему объясняет, - а у нас сейчас – расследование. Методом исключения, значить.
-И сказывай, как бумаги подменивал, - Алеша Распопович говорит.
-Обнаковенно подменивал, - Астарот хнычет, - даже и подделывать ничего не пришлось. Я на делопроизводстве пребывал, в ожидании настоящей работы. Тут почта пребывает подмокшая . Половину названий разобрать невозможно, исходящие номера смыты. А там – две директивы, на корь, и на чуму. Я к тому времени знал уже, что мне в Ключ-город назначение светит.
-Нет, а откуда ты узнал, что старшина местный помереть собирается? – Унылый Мужик спрашивает.
-Не знал я ничего. Никто и не думал, что он помрет. За алкоголизм его с должности отрешить мнение вышло. Я и подумал – с чумы-то лучше жизненный путь начинать….
-И тут тебя снова Аллах попутал? – спрашивает волчиха Аленушка, из кустов вылазя (надоело ей там подслушивать). – Слушай, любезный, а приходилось тебе видеть, как волки, лося толком не добивши, куски из него вырывают, да жрут?
Ну, это она, допустим, загнула – такого она и сама не видела. Не принято было обхождение эдакое в Земле Русской. Однако ж дипломатия Аленушкина действие свое оказала. Зарыдал Астарот, во всем повинился.
-После пришли ко мне контрабандисты сии гнусные, и ну меня, сироту, шантажирить. То, мол, в долю возьмем – деньги большие иметь будешь, а не то – с подменой документов вся правда выплывет.
-Врешь, - говорит волчиха (должен же хоть кто-нибудь что-то умное сказать!), - за небрежность с подмокшей документацией грозило тебе максимум неполное служебное соответствие, а сейчас ты, приятель, за измену пойдешь.
-Нет! – завизжал бес и на карачках ползать стал в ужасе. – На деньги польстился! Уголовник я, уголовник, не надо мне измену шить!
Алеша Распопович, было, к нему сочувствие поимел, - ежели уголовник, так, хоть и заблудший, а свой. Но тут Змей Горыныч уточнение внес методом вопрошания:
-А знал ли ты, хвост поросячий, что не наши те контрабандисты, из другого мира?
Бес пуще завизжал и в обморок грохнулся.
Сдали Астарота Хасану. Хасан его культурненько опросил по пунктам, и засадил в камеру, чему бес был обрадован зело, потому как ни у кого из альтернативщиков ключей от камеры не было.
ГЛАВА 10,
в которой баба-Яга проявляет мужество и героизм.
Ну, а уж тем временем и Яга за попом Василием вылетела.
Верхами баба-Яга, почитай, уж лет 200 не ездила. Метлу она подобрала себе крепкую, спокойную, выносливую, однако ж оказалась та метла тихоходной на диво. Все норовила прямо в полете заснуть. Яга еще из города не выбралась, а мозоль себе с отвычки на одном месте натерла, и пятками лягать помело это гнусное утомилася.
«Как это я до Града Нового дотерплю?» - думает старуха. – «Да и где этот Новый Град?».
Тут же какое дело?
Ватага на Ключ-город не прямиком вышла, а порядком сплутавши, за что еще Змею Горынычу клистир обломился, так дорогу назад толком никто и не ведал. В местном музеуме, правда, Иеронимус любознательный карту нашел, иным путепроходцем сверстанную, по ней Яга и ориентировалась. Но вы-то знаете, что в те времена далекие гадальные карты правду говорили куда чаще географических. К тому же путешественник тот, план местности премудро изобразивший, был поклонником таланта г-на Меркатора , и в евошней проекции действительность исказить изволил.
Пока местность была ясная, да приметы – однозначные, Яга даже с удовольствием лётывала – молодость вспоминала. А уж как стемнело, да после приметы наземные разночтение допускать стали, так и наступили у бабуси ощутимые всем ея естеством трудности.
Короче, летит Яга по направлению, надеясь, что велика, мол, Земля Русская, уж мимо нее точно не промахнусь. Но и направление, вообще говоря, тоже сомнительное. Яга на метле-то давно не летала, и забыла, что у транспорта этого правая, условно говоря, нога сильнее левой, а значит при полете по прямой, помело влево забирать будет. А как спохватилась ведьма, что по звездам-де править надобно, так и оказалось, что отмахала она уже порядком, и в каком она таперя направлении летит противу первоначального – неясно.
Летит Яга и думает:
-Хорошо, что у меня мозги есть. Змей Горыныч-то, дурак, небось бы давно уж заблудился.
Только, мозги-то у Яги есть, а курса правильного нету. Пригорюнилась старуха.
Тому рассвело. И ухватила Яга, что летит она над морем. То есть, так над морем, что и берегов не видно.
Стала Яга соображать.
«Солнце, оно на востоке всходит. А Хренландия от Земли Русской – на западе. Стало быть, мне на солнышко править надобно, глядь, где в Землю Русскую и уткнусь».
А ведь солнышко наше ясное, по мере движения, не только вверх, а и к югу клонится, а после – к западу. В общем, ежели время у вас имеется, так можете и сами курс бабы-Яги прорисовать себе в подробностях. И ежели вы тот курс для себя изобразили правильно, так и ничуть не удивитесь, как я вам скажу, будто часам к четырем пополудни Яга на горизонте город увидела.
Обрадовалась Яга: вот ведь как ладно долетела!
Одно непонятно – чтой-то за предмет крылатый над градом сим маячит? Неужто умельцы русские летучий корабль за время их отсутствия сконстролили? Пригляделась Яга….
Ну, вы меня поняли.
… и огородами, огородами, на бреющем город тот обходить стала, чтобы Змей Горыныч ее не заметил, да над сединами ея не надсмеялся.
Ладно, город она обошла, так надо же дальше лететь. А куда? К тому же, в ее-то годы сутки в седле…. Ягу уж поводить стало. Того гляди, с помела сверзится. Ей уж не до карты, хоть бы куда глаза глядят полететь! Не глядят никуда глаза – закрываются! Короче в тридцати верстах от города сделала Яга привал.
И это ж ей еще как повезло!
Если бы баба-Яга следовала согласно графика, то сейчас пребывала бы она в самом что ни на есть эпицентре ужасной бури, и вряд ли бы героическая старуха в урагане неслыханном уцелеть смогла.
А об чем это доказывает? Об том, что не взяли мы еще резидента шпиёнского. Хотя, некоторые уже в его существовании и сомневаться стали. Скажем, Алеша Распопович. Он умный был, начитанный, соображал, что у каждой версии свой оппонент быть должен, для прочистки мозгов.
-Не множьте сущностей без нужды, как говорил старик Оккам, - Алеша сказывает. – Не нужен тут никакой шпиён. Все и без него сходится. Бюрократия, бардак, жулики мелкие, контрабандисты, карьерист продажный, - это все и без шпиёна могло случиться, так сказать, путем частной инициативы. Кто-то здесь решил деньжат загрести бессовестно, кто-то – там. Про честь воровскую понятие утратили. Ну, мы с этим делом порядок наведем. Теперь вот попа дождаться осталось, да души потерянные согласно заслугам распределить.
Унылый Мужик категорически восстал.
-Это как это без шпиёна? Мы тута, вон, с Филькой, со Змеем, сколь уже альтернативно расследуем – так и что же? – все это – зря?!
-Нет, ну скажи тогда, зачем он, шпиён? – Алеша не унимается, - Что он по-твоему в этой истории делает?
-А то жи, что и ми дэлаит, - Хасан за мужика отвечает. – Диры наш оборона исслэдуит. Тут жи цэлий банда тэррорист-контрабандыст год у Шайтан под самий нос работаит. А ми про эт случайно узналы, патаму что Змэй дарога патырал, а волк мэстний пионэр нас отослал. Тэпэр придстав – нэ било б такой случай?
-Э, нет, - Унылый Мужик перстом поводит, - Змей Горыныч, может, и случайно дорогу потерял, так за то ему клистир поставили. А вот волчина старый совсем даже не случайно делом неслыханным озаботился. И пионеры малые не случайно бдительность проявили. Он, шпиён-то поганый, то и думал, что если только случайно, мол. А не рассчитал, что каждый у нас, и стар, и млад, за Землю свою премного ратует. Тут его ошибочка главная. Ошибка резидента, так сказать.
И в подтверждение слов мужицких Бегемот хилый с места голос подает:
-Гражданин полковник-бай, можно что скажу?
-Гавары.
-Тут брошюрки две из сейфа бесовского вы изъяли, так я их посмотрел.
-А! – махнул рукой Алеша, - Инструкции. Ну и что же ты там высмотрел?
-А то, - довольно юное дарование ухмыляется, - что некоторые страницы в них боле иных потрепаны да засалены.
-А я даже скажу, какие, - Унылый Мужик сияет.
-Ты что, тоже смотрел? – Бегемот почувствовал себя обойденным. Он - талант, можно сказать – гений, надежда рода бесовского, и вдруг - какой-то мужик. Обидно.
-Не, не смотрел, - мужик отвечает. – Так знаю. В одной – про чтение мыслей и сновидения, а в другой – про параноидальный синдром и манию преследования.
Мелкий чорт тоскливо кивнул.
А Аленушка сидит довольная по самое не могу, потому как мужик ее в главные Шерлокхолмсы вылазит. И Хоттабыч с ним соглашается.
-Тянут болши нэлзя, брат нада. А как вазмиом, тут такай катавасий закрутит!
-Ну вот, - говорит Унылый Мужик, - завтра мы с Филей пойдем и возьмем.
-А я? – обиженно подал голос Змей Горыныч.
-Так он нам живым нужен, - мужик ему поясняет.
Вздохнул Змей. Может, действительно, молодой он еще, неопытный, чтобы в такое дело серьезное лезть?
Однако ж мы с рассуждениями детективными совсем старуху нашу забросили. А Яга меж тем проснулася. Пытается взад на помело влезть – не может. Все тело болит, не согнуться не разогнуться, в том месте, чем на помело садятся, мозоль кровавый. Пёхом Яга идти намылилась – ноги не несут. Даже обратно, в Ключ-город вернуться, да в неспособности своей покаяться, сил нет.
Что делать-то?
Призадумалась ведьма.
«Так. Думала, что умная, ничего хорошего с того не вышло. Подойдем с другого конца. Предположим, дура я. А вот как бы кто умный на месте моем поступил? Иеронимус, скажем».
Положила так Яга, а после из платья нож кривой да зазубренный, с коим никогда не расставалась, вынула, деревце пряменькое с извинениями вырезала, ветков иных понасекла, подол лохмотьев своих полосами изрезала. Сконстролила иную метлу.
Так таперя у нее две метлы было. Правда, обе, куда лететь, не знали, ну так на это у Яги свое соображение состоялось. Старуха покамест другим делом занялась – корзину из ивняка плести. Замастырила корзину, промеж двух метел ее укрепила и радуется – я чай, лучше ступы будет! Да парой-то и понесут быстрее.
Хворостину взяла, в корзинку взгромоздилася с трудом превеликим, и говорит:
-А ну везите меня, кони любезные в Новый град, что стоит аж в самой Земле Русской!
Заметались метлы. Указание получено, хворостина над спинами их трепещет, а куда лететь?
Тут Полтинник из кустов вылазит.
-Нет, - говорит, - ну это уже надругательство. Чтобы я еще веникам всяким непонятки разрешал!
А Яга сияет – удалась ее хитрость, целиком удалась. Вот что значит, на своем месте умного человека представить!
И полетела Яга дале, почитай, пассажиркою. Одно затруднение. Собирая вторую метлу, бабка платье себе укоротила, и оказалась вроде как в мини. Так, и срамно перед людями, и поддувает на лету. Но уж по сравнению с прошлыми неприятностями это пережить можно. Тем более что в Новый Град прибыла Яга ночью и прямиком в храм направилась. Попа искать.
А дом поповский аккурат рядом с храмом и примостился. Чтобы до работы недалеко, значить. Поп только с чаем вечерним покончил, к окну подошел, воздухом подышать перед сном, и видит диво дивное: сторож церковный сломя голову улепетывает, а за ним – полуголая Яга с метлой и с воплями:
-Я тебе покажу старую шлюху!!!
И оба прямиком в попов огород. А там Василисушка как раз только что орхидеи пречудесные высадила.
-Стойте, ироды, именем Пресвятой Божией Матери!! – орет поп из окна. То есть, может, я и не совсем точно его цитирую, но какую-то мать он, несомненно, помянул.
Пригласили поп с попадьей Ягу в дом, умыли, приодели, напоили-накормили. Дивились только, почему бабка, с дороги уставшая, стоя ест. Но ежели кто из вас, уважаемые, после 200-летнего перерыва сутки напролет в седле проводил, так вы тому удивляться не будете.
После изложила им Яга существо дела. Поп, как все понял, сразу собираться стал.
-Только у царевича отпрошусь, и выйдем.
И Василиса собирается.
-А ты куда? – поп с Ягой ея спрашивают.
-На кудыкину гору, - Василисушка огрызается. – Вы полторы повести меня, в натуре, за идиотку держите. А я меж тем – превеликая искусница и кудесница Земли Русской. Авось, не сплошаю.
Подивились поп с Ягой речам ее неслыханным, а что делать? Силком же бабе ничего не прикажешь – все одно, по-своему повернет.
ГЛАВА 11,
в которой Филька и Унылый Мужик резидента взяли и тем пионеров от расправы спасли.
Утрясь позавтракав, отправились Унылый мужик и Филька Рватый резидента брать. Само собой, кобеля взяли. Дорогу им Полтинник подробно объяснил, потому как, во-первых, он пионеров до дома подвозил, и расположение дома ихнего себе представлял, а во-вторых, понял Полтинник, что с географическим ориентированием на местности в широких народных массах проблемы имеются, и, чтобы толк какой был – подсказать надобно.
Азазель тому времени с семейством своим еле завтракать определялся. Вот ведь как полезно поране вставать-то! Опоздали б чуток мужики, глядь, и сбежал бы резидент. А так – куда он денется с утра не жравши?
Чорт шпиёнский, как увидал, что они с кобелем идут – враз понял, что сопротивление бессмысленно. Так бы он отбиться и удрать шанс имел. Ихних шпиёнов неплохо готовят, не хуже, чем наших мужиков. А при кобеле – ни в какую. Только рыпнешься, так по башке дадут – али помрешь, али дураком останешься. Тады он на хитрость пошел.
Как вошли Филька с мужиком да поздравкались, Азазель прикинулся, ровно приступ у него обострился.
-Архангелы! Архангелы!! – кричит. – Не поеду в рай!
А сам будто бы со страху в сортир намечается.
Только, номер у него этот не проехал. Про себя-то мужик еще по-разному думал, но уж что Филькину рожу за ангельскую ни один псих не сочтет – знал точно.
-Стоять, симулянт! – говорит мужик, и гандшпугом Азазеля чуток по загривку погладил. – У тебя, верно, в сортире подземный ход под газовую колонку замаскирован.
Понурился Азазель, потому как во всем его воры раскусили. А только ведь не доказано еще ничего. Еще же доказать надобно!
-Ну, что вы ко мне, сироте, привязалися? – нудит чорт шпиёнский. – Не, ну че я вам сделал? Ну, дураком прикидывался, да ныне все так, мода пошла, значить….
Тут мужик его и припечатал:
-Ты не дураком прикидывался, ты супротив нас чужеземного Шайтана душегубец и иностранный шпиён.
Здеся Азазель будто в депрессию впал, мужики и оплошали, бдительность ослабили. Им же шпиёна раньше никогда брать не приходилось. А чорт вдруг пружиной развернулся, пионеров Тошку да Ашку в охапку сгреб, трезубец со стены схватил:
-Вы меня нынче же к проходу пропустите, - говорит, - не то я пионерам вашим кишки на фиг намотаю!
Это про родных-то детей! Вот, паскуда!
Подивились мужики. Кобель хворый, и тот подивился.
А только вдруг – тенннь! – шварк! – и трезубец чортов арбалетной стрелой у самого наконечника срезало.
Ух, как тут Азазелю не повезло!!! Потому помимо мужиков, хитростью его обиженных, за него еще бесовка собственная, покушением на детей озверелая, принялась.
Хорошо, Анка их разняла.
-Вы до смерти его не убейте, - сказывает, - с него еще показания изымать надобно.
Как Анка здесь оказалася? А кто ж по-вашему с арбалета-то стрелял? Прокралась Анка за мужиками таем, потому как подвох предчувствовала. Чтобы, как в прошлый раз, в курицах не оказаться, арбалет прихватила батюшкин. Стрелять-то она превеликая мастерица была, иных стражников посрамляла. А тут и вовсе ничуть не боялася, потому батина душа, в Старой Башне безвинно зависшая, руку ее направила.
До смерти Азазеля не убили, но и много тому порадоваться не позволили. Мужики как порешили? – Быть не может, чтобы в ином мире, не нашим Господом созданном, вдругорядь Русская Земля водилась. Стало быть, не русский шпиён. Так он и жизни себя не решит.
Наш бы непременно извернулся, и жизни решился, чтобы тем тайну военную сохранить. А ихний – нет. Ихние, они за деньги работают. Он торговаться будет, а то - перевербуется, чтоб и у тех и у других получать. А жизни решаться не будет.
Последствия этого рассуждения вышли для Азазеля самые что ни на есть плачевные. Потому как, увязывая его, Филька решил не ставить теологических экспериментов, на предмет, что крепче – сила бесовская, али веревка православная. И упаковал чорта с таким расчетом, что, ежели он вдруг ногой шевелил, так петля у него на шее затягивалась, а ежели рукой шевелил, так иная петля затягивалась у беса на причинном месте.
Бесовку ж с бесенятами поблагодарили мужики от себя и от лица службы за проявленную бдительность, и пообещали перед попом Василием походатайствовать на предмет Святого Крещения и переезда в Новый Град, где бесям православным житье вольное.
После шапки мужики поснимали для торжественности, да и говорят бесовке с пионерами:
-Вы не переживайте, черти добрые, будто родного отца в ГПУ заложили. Не отец он вам, а шпиён подменный. Батя же ваш смертию геройской сгинул, за Землю нашу Русскую ратуя, об том и памятник ему будет.
Поперву-то не поняли их сироты бесовские, а как мужик всю версию им расповедал, так и о бате своем убиенном восплакали.
Азазеля ж фальшивого в стан воровской доставили, и допрос стали ему вчинять. А шпиён поганый то дураком прикидывается, то Ваньку валяет, время тянет, гадина. Ждет чего-то. И первым ожидание это Филька Рватый просек. Просек, и товарищам знак делает:
-Вы бы вышли чуток, чтобы не смотреть.
Потому как с палачом Филька был не понаслышке знаком, и как у него это все ловко получается, хорошо запомнил.
Тут-то у Азазеля гайки отдаваться начали.
-Э, э, уберите от меня рожу эту разбойную! – вопит шпиен. – Я показания давать стану.
-Я и сам за тебя показания дать могу. Что ты нам нового наплести можешь? – Змей Горыныч его подкалывает. – Давай, начинай, Филя, мы привычные, потерпим.
-Караул! – вопит шпиён. – Полковника вашего давайте, с ним хочу говорить! Я, может, по званию, ему равный буду!
-Так ты милый, ошибся, - Мужик ему говорит культурненько. – Ты не в ГПУ попал, а в банду. Какие тут полковники? У нас каждый сам себе полковник. Кстати, как тебя жена в быту называла?
-Айзек , - говорит бес, а сам уже и описался.
-А в курсе ли ты, что полковник, к коему ты так рвешься, исторически сложившийся антисемит?
Короче так подследственного заклевали, что и бить не надо. То есть, он уже себя, в чем хочешь, оговорить готов. Только, этого ж мало. Надо же, чтобы он правду из себя изливать начал.
Для этого народ и вовсе на крайнюю меру решился.
Аленку выпустили.
Волчиха вокруг шпиёна походила, всего его обнюхала, падалью на него насмердела зело, да и сказывает:
-Ты, небось, хвост моржовый, думаешь, что тебя свои вытащат. Быдто ты нужен там кому-то. Я уж не стану уточнять, сколь от тебя к тому времени останется вытаскивать, ты об ином подумай: что им нужно – агент проваленный да опозоренный, али информация, в том агенте содержащаяся? И что оне, информацию к себе скачав, с тем агентом, ея носителем, сделать задумают?
-Дык ить… вам-то тож, небось, не поздоровится, - хнычет бес нерешительно. То есть, первую правдивую показанию он уже дал.
-Так мы же - русские люди, - волчиха ему сказывает. – А русский человек жистью своей нимало в интересах Родины не дорожит. Потому как живет он хреново до невозможности - даже, когда хорошо живет. И жисти своей ему, следовано, не жалко.
Опечалился бес. Они же специально, в разных других странах шпиёнство свое начали, чтобы с русскими не связываться, - и на тебе! А тут Аленушка такую сюрпризу сделала, что у всего народу и чавка отпала.
-Ну-тко, Анюта, заводи нашу сюрпризу, - сказывает.
И вводит Анка бесовку, женку Азазелькину, помятую да повязанную.
-Это ты мужиков обмануть мог, а нас-то, девок, не проведешь. Не знаю, детям, родителев, може, сподменить и получится. Дите – оно подневольное, кто не поп – тот батька. А вот, чтобы жена мужа от подмены не различила – такого вовсе не случается. Так что, не пострадавшая она, а твоя паскудная соучастница.
Тут у Унылого Мужика как глаза открылися.
-Дозвольте представить вам само-истинного и настоящего шпиёнского резидента, - и в бесовку пальцем корявым тычет.
-Проболтался, сволочь! – бесовка к Азазелю ругается. – Никогда с тебя толку не было, сопля бесхребетная. Детей этих, вонючих, и то воспитать не мог.
А мужик и рад. Баба-то видать, с характером. Так бы ее долгонько раскалывать пришлось, а тут на семейных противоречиях сыграть вышло, потому как мужа свово обосрать ни одна бесовка вжисть не удержится, сколь ее на шпиёна не тренируй.
И к Аленке мужик оборачивается.
-А ведь, ежли б не ты, ввек бы не догадался, что она – резидент.
-Как же это так понимать? – спрашивает волчиха довольная.
-Я, покуда тебя не встретил, полагал, что баба – она либо дура, либо – Яга. Так Ягу сразу видно, а дура в шпиёнки ни фига не годится. А вот ты – иная.
Хмыкнула Аленушка на сей комплимент двусмысленный. Да и комплимент ли вообще это, ежели ей сказали, будто она в шпиёнки годится? Хотя, с другой стороны, что с мужика-то взять? У него, вон, и кобель – хворый.
А бесовка тем временем изгиляется:
-Боле я вам, - говорит, - ни фига не скажу. Хоть чего со мной делайте.
Да только тут Алеша Распопович подошел.
-Дык ить, эта, и не надо нам с тебя ничего. Что ты нам рассказать можешь? Что спецназ ваш через Старую Башню полезет, за вами, дураками, чтоб не сболтнули лишнего? Это мы и так знаем. И как управиться с вашими вонючими головорезами – тож сами придумаем. И агентуру вашу по всему миру без тебя выловим. На то уже Шайтан меру придумал. Так что, нечего тебе нам сказать. И мы тебе говорить ничего не будем. Пристукнем потихоньку, чтоб с охраной не возиться, а полковнику скажем – при попытке к бегству, мол. И этого гаврика тож, - на Азазеля кивает.
Тут-то беси перетрухнули. Не ожидали оне такого подхода. Шпиёнов, их обычно берегут, расспрашивают-выпытывают, друг с другом шпиёнами меняются, для интереса. А то – вот те раз! И ведь главное – что? Ежели их здесь, не в своем мире пристукнут, так душам ихним и совсем деваться некуда. Ничего у нас для них не приспособлено. Мы даже и знать не знаем, что ихние души жрут, чем дышат. То есть помрут оне тут безвозвратно, насовсем.
-Не, - говорит бесовка, - ты погоди. А как же насчет сотрудничества? А кто нас перевербовывать будет? Ты, в натуре, в каком жанре ваще находишься?
-Я-то, может, и в жанре, а вот вы – в жо… в каком-то другом месте ныне пребываете, - Алеша ей отвечает с культурою. – И перевербовывать мне вас, дураков, ни к чему. Слышь, мужики, а не кажется ли вам, что недоделки эти бежать собрались?
-Кажется! – хором сказали мужики, и каждый ухватился за что под рукой было.
Нет, ну это ж любо-дорого посмотреть, какую беси шпиёнские хором истерику устроили с воплями. Ныне даже и не в кажном театере так орут!
Видя, что клиенты дозрели, Алеша Иеронимуса, Змея Горыныча и Унылого Мужика в сторонку отвел и проинструктировал.
-Магию эти перцы из своего мира сюда протянуть не могут. Значит, будут давить технологией. Их мир старше нашего, и военное ремесло там должно быть продвинутое. Пока наши шпиёны в себя не пришли, надо из них про вооружение и тактику войск поболе вытянуть. Потому как нам против них все одно биться выпадет.
-Может, еще Вася поспеет, - соображает Унылый Мужик.
-Вася-то, может и поспеет, а только тут дело серьезнее. Их Шайтан совсем оборзел, коли хочет на выручку шпиёнам своим регулярные части двинуть. Дыру мы заделать не можем – ума не хватает. А ежели их регулярная армия с нашей сцепится – большая война будет. Вот, коли по-другому, коли мы сами воровским манером Шайтану ихнему по сусалам настучим, тогда он, считай, опозорится, и от Аллаха своего козырную клизму огребет, чтобы не лез, куда не следует.
-Так это ж нам что, помереть придется? – уточнил Змей Горыныч. – Али, может, не всем?
-Вот, то-то. Хорошо, хоть, с Настенькой я не поспешил, девке жисть не испортил….
-Унд тогда я пойти шпиён упытывать? – Иеронимус спрашивает, потому как понимает - чем боле мы знать будем, тем мене помирать придется.
-Кобеля жалко,… и без того ить он, эта,… хворый, - Унылый Мужик вздохнул, и за немцем следом поперся.
ГЛАВА 12,
в которой потерянные души покой обретают, а Алеша Распопович от спячки взад в атаманы выходит.
Шпиёны не дураки оказалися, не дурее Алеши Распоповича.
Поняли они, в какое положение воры попали, и что терять им, ворам, нечего. А что бывает, коли нашего вора-разбойничка в угол припереть, представляли бесы себе хорошо, и вели себя честно и добросовестно. То есть, все тайны свои шпиенские прямо так и выложили. И, в частности, код от душ, в проходе томящихся.
То есть, все души, и со склада тайного, и с прохода, Бегемот на распределительный пункт выволок. Души, понятное дело, без документов, потому как их оформлять и не думали.
Стоят Бегемот со старым чортом, который вновь, за оскудением, управление принял, и кумекают.
-Знаешь, шеф, я б их всех в рай загнал к чортовой матери, - Бегемот сказывает. – Столь настрадались, бедолаги. Все равно меня с работы решат, а то и под суд пойду, что уж терять?
Старый чорт принял грамм 250 неочищенной, крякнул, носком вонючим занюхал.
-На себя, ё,… грех возьму. Гони их, сволочей!
И полетела душа в рай. Одна за одной.
Унылый Мужик меж тем с Алешей советовался.
-Зря мы, выходит, Васю побеспокоили, да и башку евошнюю подставили. Отменить бы.
-Зря, - Алеша вздыхает. – Кто знал, что так получится? А отменить? Как же его теперь отменишь?
-И, эта,… вот еще…. Баб бы наших, да кобеля хворого куда, эта, телепортировать, а? Они, правда, сами кого хошь телепортируют, а все ж попробовать….
Тем временем немец данные, от шпиенов полученные обработал, и докладу обчеству делает:
-Техник ихний до фига могучий есть, а уж сложный, что и я не понимайт. Одно нас слегка утешайт может: в проходе, где нормальный пространство не есть, почти никакой техник не работать. Но, не дай Бог, они сюда вылезут!
Тут Унылый Мужик, чьим бредом вся эта история к благополучному завершению продвигается, оживился, хихикает, ручки потирает, едва не подпрыгивает.
Хоттабыч, интуицией не обиженный, выступить его просит с репликою.
-Дык ить, эта, - говорит мужик, - на стройке-то о прошлом годе у нас тоже никто не работать, а как Иеронимус за дело взялся, так и заработали. Верно, он и тут может сорганизовать, чтобы техника бесовская, чуждая, в переходе по нашему хотению заработала. А уж натащить этого добра мы ему с Филей, да со Змеем, да с Хоттабычем натащим до ядреней матери.
Призадумался немец. Ведь дело мужик говорит. Это же у нас преимущество будет!
А тут и еще прикол. Тошка с Ашкой, сироты бесовские заявилися. Мнутся, друг друга вперед выпихивают, а сами хвосты поджавши. Наконец, Тошка решившись.
-Мы, - говорит, - дядечки воры, правду вам хотим расповедать, повиниться, да за родителей наших названных упросить.
Видит Тошка, что методом исключения расследовать его не собираются, и продолжает, ужо смелее.
-Сироты мы, бесхозные. Батя и мамка наши в Гималаях в обвале сгинули, при исполнении, значить. А бате как раз уж и перевод в Ключ-город оформили. В Гималаях-то мы бедно жили, одиноко, с хлеба на квас перебивалися. Вот батяня и решил шизу симулировать, чтобы в ловкое место попасть. А токмо в обвал попал. Мы уж и помирать думали, а эти вот, Азазель с Лилиткою, подобрали нас, отходили, стало быть, да и по документам родительским жить начали. Мы ж не подумали, что шпиёны оне, думали – беглые. Много народу-т разного по свету скрывается. А токмо спасли оне нас от гибели, да и кроме добра ничего мы через них не видели.
-Мы бы о снисхождении просить, для родителей наших названных, - Ашка выступает. – А сами мы всегда готовы, как пионеры- герои. Гранату дадите – под танк пойдем, вот те крест, не забоимся….
И братец ему согласно кивает.
-А хорошо ведь, что беси созналися, и мы их вовремя не прибили, - Змей Горыныч сказывает, и дым испускает колечками для удовольствия.
Алеша Распопович некоторые неувязки для себя пометил, однако стал план у него складываться, и бесенята в плане том свою геройскую роль получили.
-Да, - говорит Алеша. – У вас тут прямо семейный подряд. Разбираться с заколдобинами вашими методом исключения ныне и времени нет, и материал бесовский уж к концу подходит. Придется вас всей семьей призвать и уговор с вами затеять. Что ватага скажет?
Ватага попытку сию одобрила.
Привели Лилитку с Азазелькою. Алеша Распопович путы с них отринул и на проход указывает:
-Ступайте, мол, отродье бесовское, бо охранять вас нам – только силы свои пылить.
Азазелька было устремился, да Лилитка его за хвост осадила.
-Чего мы там не видывали? После того, как мы операцию провалили, да наболтали со страху, нас же там вмиг и порешат. Нам таперя один путь – отсидеть, да здесь и натурализоваться.
-Это хорошо, что вы ситуацию понимаете. Тады слухайте план.
И такой им Алеша изложил план кампании, что беси задумались. Даже не потому, чтобы долю свою через тот план поправить. Бесей, их от природы на авантюры тянет, а это ж еще и беси-шпиёны, то есть авантюристы вдвойне. План же сей Алешин наижутчайшей авантюрой был, да и для двойной игры пространство предусматривал. То есть, обычно бес человека искушает ради души его, а тут, как бы, обратное случилося. И удалось Алеше Распоповичу то искушение бесовское.
Токмо, допрежь, как, благословясь, на причале устроиться, порешили ватажники еще один вопрос свентилирить. Баб, да кобеля хворого в безопасное место отправить. Алеша им так про это и доложил. Однако со шпиёнами у него ловчей вышло. Возопили бабы голосами дурьими, кобель же до того хворым сказался, что зараз четверых человек покусал. А как угомонились, так Аленушка и аргументу сказывает.
-Вы, - грит, - мужики, и вовсе умом покатилися. Куды нам иттить? У Анютки в мире ином никого не осталося, к кому сердце прислонить. Куда не пойдет, а сердечко ея все равно здесь останется. А я сколь безобразом моталася? Покуда… - тут замялась Аленушка, да и о другом речь повела. - Ну, бабская наша доля, она завсегда. Так хучь бы кобеля хворого пожалели. У него, может, сызмальства задумка была – ране других помереть и тем огорчение всем доставить. Что ж вы ему весь жизненный план рушите, последнего удовольствия бессловесную животину лишаете?
Устыдилися мужики речей Аленкиных, перед бабами да кобелем повинилися, да и пошли оборону занимать, к неприятностям, значить, готовиться.
ГЛАВА 13,
или Оборона Старой Башни, часть первая.
Причал междупространственный, он, в общем-то и не совсем причал был. Скорее он на стыковочный узел космической станции был похож. Но в те времена про диво такое и слыхом не слыхивали, потому и далее будем называть его причалом. К единственному окну – шлюзу переходному – был пристыкован транспортный иноземный корабль, кой Филя да Змей подвыпивший второпях за обоз приняли, да пограбили.
Пошуровали ватажники в корабле иноземном, теперь уж на новые знания опираючись, и нашли нечто, вроде шлюпки спасательной – капсулку небольшую двуместную. Управлялась шлюпка сия автоматом, только красную кнопку нажать выходило. И забрались в ту шлюпку бесенята геройские – план хитроумный осуществлять.
В распоследнюю минуту старый чорт приперся, а с ним – Бегемот да моська. Чорт шуметь начал – я, мол, заместо пионеров жертвовать собой поеду! Пропустите ветерана! Потому как нагрузился он уже изрядно и в резоны не вникал. Насилу его геройствование пресекли.
Тошка с Ашкой довольны были, дальше некуда, - в приключение попали. Нажали на красную кнопку, да и поехали. И в скором времени подобрал их, как терпящих бедствие, корабль военный, что от чуждых берегов до наших со злодейской миссией шел.
Привели бесенят до офицера.
-Так, мол, и так, - Тошка ему докладывается, - родителев наших шпиёнских в ГПУ взяли, а мы сбегли, потому как оченно нам хочется за ваши поганые деньги нашу любимую Родину продать.
Офицер ему и поверил. Потому как у них там отца с матерью боле Родины почитать принято, а книжек он наших не читал по зазнайству, и не знал, что пионеры-герои Родину-мать ни на какие поганые деньги не обменивают.
Расспрашивать стал офицер бесенят малолетних, да все на деньги их обсчитать норовит. Но Алеша Распопович Тошку с Ашкой строго инструктировал: поперва о деньгах уговоритесь. Если фишка не выгорит, так хоть будет на что выпить на собственных поминках. Бесенята и стараются. А офицер вражий видит, сколь оне до денег жадные, и еще пуще им верит противу прежнего.
Сошлись на 30-ти сребрениках. За эту сумму немалую вызвались Тошка с Ашкою вражий десант тропами тайными мимо дозоров провести.
-На причале дозор малый стоит за оскудением, - Тошка неприятельскому командиру сказывает. – Двое, с мечами да арбалетами. Они по скудости культурной полагают, будто обоз грузовой собою дыру насовсем позатыкивал.
Десантники гогочут. С мечами да арбалетами! – вот потеха. Эта ж хрень их доспех не берет. И оружием потрясают невиданным – всяки там лазеры-пролазеры, энергетические проекторы (А проекторы – это ж как? Это, как в кино, что ль – Кузькину мать во всю стену показывать?). Им бы токмо на волю, в пространство нормальное вырваться.
И подходит военный корабль к транспорту ошвартованному. Тихонько подходит, без шума и пыли. Переходный рукав к аварийному люку приладили, поперед Тошку пустили, за ним – десантников, а Ашку офицер при себе держит, для гарантии, потому как по его разумению – 30 сребреников – сумма для полной верности слову недостаточная.
И ведь у мужиков наших задача-то была архисложная. Им и десантников неуязвимых перебить полагалося, и корабль захватить – а на корабле-то, небось, как смекнут, что к чему, враз своих бросят и улепетывать примутся . Да еще и чтобы пионеры остались живы.
Так, чтобы все вышло, воры диспозицию сконстролили.
Ближе всего к аварийному люку на транспорте из укромных мест под засаду гальюн расположен был. Там Филька со Змеем схоронилися. Филька за толчком укрылся, а Змей – в сливном бачке, потому как под водою умел не дыша. Змею полагалось с тылу ударить, да Ашку выручить, потому как хитрость иноземную наши изначально просекли на корню. У Фильки задача посложней была – корабль вражий от экипажу взять. Ему, правда, Лилитка с Азазелькою план корабля изобразили, да кто где пребывает по расписанию, однако ж именно от Филькиной работы вся операции на волоске висела. Не дай Бог, оплошает Филька.
Прочие ж, с тактикой чужеземной ознакомившись, по разным иным местам схоронилися – десант глушить. Что доспехи ихние нашим оружием взять нельзя, ватажников ничуть не смутило. Они ведь как рассудили? Будь эти черти безмозглые, они бы вжисть до технологии этакой не додумались. А раз у них есть мозги, так от их встряхивания в голове кружение должно состояться. И решили действовать методом исключения. По башке, стал быть.
Лилитка с Азазелькою вначале вроде от безысходности действовали, а после их за живое проняло. Им же прикольно стало – а ну как мужики эти лапотники самому лучшему спецназу рога завинтят? И как представили оне при этом вкособочившуюся рожу шефа своего бывого шпиёнского, так и стали работать не за страх, а за совесть. Да и понимали, что от советов праведных жизни детей их приемных зависят.
А тут еще и Бегемот из мастерской своей подпольной столько всякой хрени понатащил, что Хоттабыча аж завидки взяли. Бегемот, он же ростом да сложением не получился, а что с того? Гурии-то все одно его интересовали. Так, чтобы их заместо внешности широтой души покорять, бес этот мелкий изобретательством занялся всяких полезных на продажу вещей. А какие вещи промеж чертей спросом пользовались? – Вестимо, пакостные. Вот этой-то пакости он и понатащил.
Так что, диверсанты вражьи таем, с опаскою по транспорту пробираются, а только видят, что и впрямь нет никого, как перебежчики им сказывали. И бдительность свою расслабили. Тут-то Тошка словно бы споткнулся и ногу подвернул.
-Уй, блин, - говорит. Только на него прицыкнуть хотели, как и началось.
Ашка, как «Уй, блин» услышал, из рук офицера вывернулся и на пол залег. А и вовремя. Потому как тут же командир иноземный под огнемет попал трехголовый. А уж после, понятное дело, и по башке! И то тут, то там слышится – хрясь!!! хрясь!!! хрясь!!! И следом – «У-у-у-у!!!» (Это ведь тоже домашняя заготовка была: с такими словами у них - в иномирье - страшный щупальценосый вампир Горгун на добычу кидается). Враги в панику от гласа сего запали, вертятся дуром – где, мол, Горгун-то? - Вот тут их и – по башке!
Конечно, не всех так легко перебить случилось. Десантники – народ опытный. По закуткам позаховались, круговую оборону заняли. Их ведь даже теперь больше чем ватажников было. Ежели они это дело сообразят, да и скопом на прорыв двинутся – что вперед, что назад – не удержать.
Тем более что и у Фильки не очень-то дело заладилось. То есть на корабль вражеский он пролез, и почти весь тамошний экипаж перебил. Да только один вражина шустрый оказался – изранетый весь, а в главную рубку проскользнул, и люк за собой запечатал. То ли он от усилия последнего тама помер, то ли валялся в бессознательности, а токмо ничего не предпринимал – и на том спасибо. Но ведь и Филька в главную рубку попасть не может, то есть, с бесовского того корабля нет нам никакой прибыли. А ну как диверсанты обратно попрут? Им-то код замка ведом.
Опечалился Филька.
А тем временем ватага диверсантов засевших на транспорте все же потихоньку доканчивала. Пять человек на камбузе засели, так их решили пока не брать – на потом оставить. Только у Змея уточнили – водку они всю вынесли, когда этот обоз грабили? Не всю? Как, и вовсе не брали? Ну, пущай диверсанты сидят, разговляются.
В кают-компании четверо обосновались. Этих Бегемот хитрою хитростью выкурил. Порассыпал перед дверьми ихними склизких шариков малых не меряно, а после им вовнутрь для острастки фалоимитатор кинул. Те скумекали – мол, граната, выскочили, да на склизких шариках все и попадали. Тут им и по башке.
Еще четверо в машинном отделении заперлись. Так Бегемот паскудный туда через дымогарную трубу надувных гурий спустил. А наши гурии, видать, получше ихних будут, потому как на приманку эту диверсантники отвлеклись. А как оне доспехи с себя поснимали, забывшись, тут и Змей Горыныч:
-Руки вверх!! - говорит. – Прочее опустить можете.
Так этих даже в полон улучить вышло.
А там уж и камбузники дозрели. За ними, вообще-то, можно было и грузчиков присылать, да уж воры сами расстарались, чтобы мирное население, значить, в боевые действия не вовлекать.
И к Фильке.
А замок бесовский, как кобеля хворого увидал, да мужика с гандшпугом, так и сам собой отворился. «Нет, а что я, самый герой, что ли? – думает. – Не герой я, так, железяка хренова». И отворился.
Ох, уж сколь трофеев понабрали! И зараз их стали исследовать.
ГЛАВА 14,
в которой воры не токмо юридические, но и физические законы нарушают.
-Вот, скажем, эта – шикарная штука! Жаль, она в междупространстве не работает, - Азазель Иеронимусу объясняет. – Называется «малый стационарный энергетический проектор». Не гляди, что малый, - как шарахнет! На городе вашем древнем я бы проверять не советовал.
-А потшему этот проектор ф переход не рапотать? – немец спрашивает.
-Причины две. – Азазель оказался по технике крутой эксперт. Женка-то его боле – по шпиёнской части, а он – вроде как военный инженер, выходит. – Во-первых, генератор его в аномальной области не фурычит. А длинный кабель тянуть – у вас такого кабеля не найдется, да и у нас на кораблях, пожалуй, тоже. Энергия здоровая, все погорит на фиг. Во-вторых – наведение. Он всю энергию в точке сфокусировать должен. С координатами – икса, там, игрека, зета и темпоральная тау. А это междупространственное пространство – оно как бы все – одна разожравшаяся точка. И времени там толкового нет. Так что автомат наведения не может найти, на чем же ему сфокусироваться. Физика, ничего не попишешь.
С физикой немец согласен, и вроде как затрудняться стал. Но тут ему отчего-то дьяк Митрофан вспомнился, как они вместе бумаги хитроумные констролили, так, чтобы и по правде, и как надо получалося.
Так что, решил Иеронимус с наведения начинать. Вытащил прибор наружу, точку на камне нарисовал, да и на нее устройство навел. И в памяти координату зафиксировал: этот, мол, булыжник имеет координату (икс, игрек, зет, тау). После, прибор, покамест, здесь оставил, а булыжник отнес в зону аномалии. И из памяти координату в прицельном устройстве вызвал.
Упс, упс, - и пушка на булыжник нацелилась.
-Ага, - немец соображает. – Значить, туда со своей точкой прицеливания следует приходить. Теперь бы с подводом энергии разобраться. Подвод, подвода, подводы, противу закона ,… контрабанда… Змей Горыныч!!!
Попробовали, выйдет ли у Змея контрабандой энергию от генератора к орудию ведрами носить? Получилось! Тем временем Анка с Филькой уж и точки прицеливания заготовили, к стрелам заместо наконечников присобачили, да еще и смолой умазюкали, чтобы от цели не отскакивали. И у каждой ведь своя координата была, чтобы пушка впопыхах не ошиблася.
Азазель просто охреневает. Ведь вопрос, над коим у них лучшие умы понапрасну годами трудилися, эта ватага дураков за пятнадцать минут разрешила. «А что же будет, если у них тут весь мир головою думать начнет?» - спрашивает себя бес, и ему страшно становится.
Дальше – еще интереснее.
Кой-как наперекосяк оборону сладивши, воры подвиг пионеров-героев отмечать принялись. А тут же девять пленных диверсантов маются. Так, чтобы их не охранять, их к столу пригласили. И все так перепились, что если бы не кобель хворый да бабы трезвые, да Хоттабыч правоверный, так и забрать бы мог ворог ватагу голыми руками. Азазель с Лилиткою то в жар, то в холод кидаются. Они же жизни свои шпиёнские в эту игру поставили, и на кого поставили?!
Однако ж с гулянки той будто бы навар получился.
Десантники-то нерусские, вроде как тоже ворами были. Птицы вольные, гуси там, али лебеди – хрен их упомнит. За деньги дрались, да за долю в добыче. А ныне добыча-то наша! Они и задумались. Тут же их никто не неволит, пить-гулять дают, офицер не орет и в рожу не тыкает – нету офицеров-то, золотопогонников вшивых!
Короче, сговорились – по 30 сребреников на рыло, гурий резиновых и водки – бесплатно по желанию. А по завершении операции – натурализация, гражданство с полным посмертным пансионом для души.
Так что нашего полку прибыло.
Поняли Лилитка с Азазелькою, что тащит ворам не меряно, и что любые законы, природой , али человеком установленные нарушать им выходит легко.
В это время волчиха Аленка тревогу подняла – еще, мол, один корабль показался.
-О! – говорит Алеша Распопович, - Постреляем! Во, забава-то!
И к пушке нетвердым шагом направляется.
Хоттабыч его быстро отловил, потому как точку прицеливания-то еще не установили, и усадил тихонечко. Алеша фыркнул пару раз, и заснул.
Анка стрелу с первой точкой прицеливания в арбалет наладила, и во вражий корабль впиндюрила. Прилипла точка.
Змея Горыныча водой облили, он энергии к пушке натаскал, залил по горлышко.
Немец (при поддержке Хасана) нужные координаты из орудийной памяти вытащил. Нацелилась пушка. А уж на кнопку нажимать все сбежалися.
-Дай мне! Нет, я первый!
Так и не поняли, кто нажал. Пушка как заедренит!!! Выбило на корабле машинку и аварийные шлюпки заодно.
Народ еще выпил и требует продолжения.
С корабля тоже орут.
Во-первых, они не поняли, каким Макаром их шваркнули. Потому как – не могет такого быть! Во-вторых, страшно им. И что еще раза шваркнут, и что пропадать им посереди этого ничего при полном отсутствии средств спасения. Верно бы так и случилось, если б не выручил их Змей Горыныч. Потому как всю энергию за один выстрел истратили, а Змей вырубился и захрапел. Так что боле стрелять не ране, как Змей проспится получится.
Стали тогда ватажники думать.
-А ведь там тож людя, - Алеша Распопович сказывает. – Жалко ж их, сволочей. Эй, на корыте! – кричит. – В полон сдаваться будете?
Те малесь повыпендривались, а что делать? Жить-то хочется. Так наши их по одному на своих шлюпках перевозили и в камеру к Астароту заперли. И то хорошо, потому что Астарот третий день не жравши сидел – забыли про него второпях. А с подбитого корабля вдругорядь натаскали образцы искусства бесовского.
Азазель вокруг прыгает, руки потирает, про действие оружия различного рассказывает. А ему в ответ:
-Дык ить, эта, ты, братан, не вошкайся, сядь, вона, да выпей с народом, за победу нашу неминучую выпей!
И что замечательно – десантники их бесовские, за 30 сребреников нашу сторону взявшие, полностью с позицией такой соглашаются.
И неизвестно, чем бы это все кончилось, да только ране кончилась выпивка. Ходят мужики хмурые, башку в руках держат, а поправиться-то и нечем.
Тем временем и наемники отрезвели, да и измену задумали. Дело в том, что на втором корабле полонили воры не то генерала, не то герцога ихнего. Наемники и порешили – мол, ежели генерала-или-герцога того отбить, да обратно доставить, будет им всепрощение и премия великая. И стали бунт готовить. Однако же их жадность сгубила. Потому как один захотел еще и наши 30 сребреников отхапать. Подходит к Алеше и вопрошает: когда, мол, сребреники выдавать будут? Рядом же Унылый Мужик оказался, а у него с похмелья завсегда бдительность обострялась. И что-то ему эта история со сребрениками напомнила. А Аленушка, как бдительного мужика увидела, сразу с Хоттабычем, да со Змеем снеслась.
Только наемники оружие похватали – измену делать, а Хоттабыч уже с утра руку на бороде держал. Трах-тибидох!!! Оружие у наемников и не работает. Тут их всех и перебили. Заодно и тех, что в камере перебили. И Астароту не повезло. Только генерала-или-герцога оставили. Потому как прикольный оказался мужик. Ничего не боится, военную тайну не выдает. Зато загадки загадывает.
Скажем так: заходит к нему Алеша Распопович и спрашивает:
-Карта или секир башка?
-Карта, - генерал-или-герцог отвечает.
Приносят ему колоду карт. Он поиграет ими, поиграет, растасует профессионально, а после и вытянет крестовую даму. И сколь с ним не билися, все крестовую даму выбирал.
Ватажники уж и думать умучились.
А тут генерал-или-герцог им иную загадку загадал. Взял, да и из колоды три карты выкинул – тройка, семерка, туз.
-Это, - говорит, - судьба ваша.
Снова ватажники над загадкой его головы ломают. Да ничего в головы поломанные не приходит.
Они уж ему и говорят:
-Ты, главное, мил человек, не бузи. Ты мужик с пониманием, уважаемый. Вот замирятся наши Шайтаны, мы тебя тут же на какое-нибудь дерьмо и обменяем. Ты ж тайну не выдавал, своих тебе бояться нечего. Главное, не бузи.
-Дык ить, эта, не был бы я генералом-или-герцогом, коли б не бузил, - тот им отвечает.
И верно. Почитай каждый день бежать норовил. Ловили его, ясное дело, били. И не хотелось, может, так положено – поймал, надо по шее накостылять.
А токмо однажды Фильке Рватому в голову мысль взошла: «Неспроста этот генерал-или-герцог бежит. Дело у него тут есть». Филька ж, он как? Он на себя сперва прикинул – стал бы он, Филька, каждый день по шеям получать? Раз-два получил бы, пожалуй, потому, бежать – оно непременно надобно. Но, чтоб каждый день? А Анютка сумление Филькино увидела, да его и вопрошает:
-Може, помочь чем?
Филька знаками ей тогда и пояснил. И запала та мысль в Анкину голову. Да только некогда тут стало, потому снова оне из дыры полезли.
ГЛАВА 15,
или Оборона Старой Башни, часть вторая.
А ихние вояки не дураки были. Поняли, что мужики наши крупные корабли каким-то дуром топить выучились и полезли на лодейках мелких числом невиданным.
Прут и прут. А ведь на каждом корабле, что у причала притулился, не мене трех люков – главный, грузовой, аварийный, где шлюпки спасательные. А с одного еще и пушку сняли, значить, через башню орудийную пролезть способно.
И на бошки супостаты себе новые кастрюли нацепили, с амортизаторами. То есть, метод исключения не проходит. Выходит, что? - и совсем их не возьмешь?
Первую волну Хоттабыч отшить придумал.
На трофейном корабле последними Филька со Змеем билися. А как оне в переходной рукав юркнули, да люк за собой задраили, так корабль тот ифрит отстыковать да отпихнуть велел. И покамест на корабле разбирались, что к чему, их из пушки и шваркнули.
А дальше что делать?
Азазелька говорит:
-Тута, во второй партии трофеев, ракеты имеются. Только оне в том пространстве, обратно, не наводятся ни хрена.
А чего тут наводить? Бьем-то почти в упор. Головки самонаведения с ракет скинули, заместо их засыпали гвоздей да кузнечного лома, и на глазок шарашить принялись. Вроде и вторую волну отбили, а только радоваться нечему. Потому как, видно и у них дурак нашелся, - под конец чем-то таким из серой мглы шарахнуло, что транспорт у причала с места не сходя развалился.
Однако, вроде и в атаках перерыв наметился.
Тогда Филька с Анкой, да Унылый Мужик с Аленушкой к генералу-или-герцогу намылились, как будто пожрать ему принести, и кобеля хворого с собой прихватили.
-Дык ить, эта, одну загадку твою мы, навродя, чуток понимаем, - Унылый Мужик генералу-или-герцогу докладывает, – про тройку-семерку-туз. Три дня, сталбыть, и семь атак будет. А после уж – туз – либо тот, либо этот. Иного не понимаем – что ж ты кажный день по шеям получить норовишь? Али дело у тебя здесь какое?
Генерал-или-герцог на хворого кобеля посмотрел и отвечает:
-На вопрос я ваш ответить ну никак не могу – присягу давал, а только лучше б для всех было, если бы у меня убежать получилось.
Так коли б тут Алеша Распопович присутствовал, он бы по тем словам враз обо всем догадался, ан не было Алеши – в дозоре стоял. Токмо тут хворый кобель к генералу-или-герцогу подходит и говорит:
-У-у!
Улыбнулся генерал-или-герцог:
-Эх ты, псина болезная, тебе-то война и совсем ни к чему.
Переглянулись ватажники, да и с камеры вышли. Волчиха задержалася.
-Ты, как пожрешь, - говорит, - проверь, не забыли ли мужики по пьяному делу дверь запереть.
Хороший мужик оказался этот генерал-или-герцог-то. Вот воры ему и поверили.
А Алеша Распопович, посколь в дозоре особо стоять было не трудно, да и кореша развлечь его поприспели, так и размечтался.
-И на фига ж, - говорит, - нам Царь?
-Эт точно! – общественность его поддерживает. – Вот с пакостью всякой разберемся, придем домой – и революцию сделаем. (Принято это на Руси было – как хто с войны живой возвращается, так сразу и революцию делает).
-Какую революцию? – Алеша Распопович смотрит на товарищей обалдело.
-Ты ж сам сказал: на фиг нам царь? Вот, мы его скинем, а после – революцию сделаем, - Змей Горыныч потягивается с удовольствием, да дым пускает.
-Я же не в этом смысле! – Алеша аж покраснел, как его неправильно поняли. – Я про то, что фиг ли нам Царя обкрадывать, когда мы Шайтана чужеземного обворовать можем. Оно круче получится.
-А что у него брать, у Шайтана чужемордого, - Змей опять спрашивает. – Евошние деньги, небось, у нас и не в ходу.
-А вот вы смотрите: я чай, не впервой тот Шайтан у нас проказничает. Сколь же наших душ православных, должно, в плену у него томится! А ну, как их у него обратно украсть?
-И пропить! – Змей Горыныч еще не совсем отошел после праздника, и местами заговаривался.
-Что пропить? – возмущенно Алеша спрашивает.
-А мы о чем говорим-то? – Змей ответствует. – Ты, Алешенька, вечно мудреное затеешь, а с нас после спрашиваешь. Пропить-то я не возражаю. Что, только, пропить? – вот в чем вопрос.
-Ежели мы в заварухе этой живы останемся, да и кобеля убережем, так что хошь после пропить не жалко, - поддержал разговор Унылый Мужик.
Посмотрел на них Алеша Распопович, и замолк. И умная мысль его вдругорядь посетила.
-Давайте-ка мы все трофеи наши из башни наружу вытащим. Потому как, оне вдругорядь шарахнут, и с чем мы тогда воевать останемся?
Делом мужики занялись, ящики перетаскивают, пушку выкатывают, иной скарб распределяют. Анка с Аленкой в ближнем строении новый быт налаживают, хворый кобель под ногами мешается. Все при занятии. Про пьянку и думать забыли.
Тут за работой Анютку и мысль дельная посетила.
Она - к Фильке.
-А что, если смолу кипящую на головы им лить, как полезут. Крепости-т завсегда так обороняют. Ежели смола им доспех и не прожжет, так хари заляпает, не видать ничего будет. Оне хари-то поснимают, а тут….
Обрадовался Филька, Анку до Алеши представил, она и ему те слова повторила. К стражникам гонца послали, котлы принесли, костры поразводили, смолу топят - кипятят, штурму ожидают.
Приспела штурма. Как по причалу екнули – причал вдребезги. Да только наших там уж и не было. А после на лодьях мелких скопище невиданное и поперло. Одни за одними. Причаливают, по обломкам конструкций наверх лезут.
Издаля-то мужики их пушкой малесь шарашили. Почитай все точки прицеливания извели. Как те на остатки причала полезли – смолу стали лить, а после Змей их обратно шваброй спихивал (швабра-т, она широкая, сразу нескольких спихнуть получается). Оне взад падают, а от смолы не видят ни фига. Так или топнут, шлюпку свою не нашед, или хари сдирают, а тут их Анка с арбалета или Хасан копьем метательным. Потому как стражники, кроме смолы и еще много чего принесли полезного. Сами, правда, в битву особливо не лезли – боязно, да воры их и не завлекали.
Еще одну атаку покоцали. Местные за новой смолой побегли, ватажники Азазельку за пивом наладили, как технического эксперта. Сидят, поправляются, раны зализывают. Нашим, ведь, тож доставалось, только они сие не сказывали, чтобы врагу боевого духа не подымать. Как послед раз супостаты бежали, Филька вдогонку им аж задницу показал, потому как она едина у него была не изранена, и тайну военную ворогу выдать не могла.
-Интересно, а что они вдругорядь придумают? – Алеша Распопович размышляет. – Верно, хари сменные, али покрытие склизкое, чтобы смола к харе не липла. А нам что делать?
-Слышь, мужик, - Аленка своему говорит. – А давай мы попробуем, покамест головы наши ничего не надумали.
-Это как это?
-Ну, с кобелем.
Посмотрел мужик на нее уважительно – надо ж, какую хитрость девка придумала, а кобеля-т жалко.
-А вдруг гандшпуг не выдержит? – вопрошает.
Засмеялась Аленушка, да и еще три гандшпуга из кустов вытащила. Запасливой оказалась волчиха-то.
Расчистили место перед выходом из междупространственного состояния, провели тама магическую черту, заклинание на ней надписали:
«Хворый кобель. Последняя линия обороны»,
и мужика с гандшпугом у двери поставили.
Заново супостаты полезли. Как Алеша и полагал, варом облитые, оне с себя накладную харю сымали, а под ей иная, настоящая харя оказывалась. Тады наши с остатков причала отошли. Аленушка на магической черте кобеля установила и держит, потому как кобель хворый урчит и в драку рвется, аж падает. Мужик на кобеля поглядел, гандшпуг ухватил половчее, да как давай хреначить. Супостаты-то из двери по одному вылазили. И никакая броня супротив хворого кобеля не действовала. А уж кои слегка в живых оставались, так тех Филька с Хоттабычем в оборот брали. Так измолотил мужик в щепки три гандшпуга.
И потеряв вои многие поганые отошли взад.
На том и второй день обороны окончился.
Потом, правда, Унылого Мужика откачивать пришлось, потому как за кобеля он переволновался. Да и перетрудился малесь. Так Филька его по-нашему восстанавливать принялся: девкам баньку велел истопить, а после мужику – стакан – и в баню, стакан – и в баню. Мужик от релаксации такой чуть вовсе не окочурился, однако ж заботами многими к утру оклемался.
ГЛАВА 16,
или Оборона Старой Башни, часть третья.
Только всю ночь Азазелька с Лилиткой не спали и совестью маялись.
-Зря мы с тобой Родине изменили, - говорит Азазель. – Не выдюжат лапотники. Оне уж и ныне на последнее средство пошли, а поутру, верно, наши боевых роботов пустят. Надо бы нам с тобой двойную игру делать.
Лилитка же бабьим своим чутьем иное чуяла.
-Что у лапотников на уме – того и оне сами не знают. Авось, что издумают. Али подмога им откель придет. В Земле Русской завсегда так, ежли уж совсем смертью помирать надобно, так подмога приходит.
-Это – поп с Ягой, что ль? – Азазель сумлевается.
-А хоть бы и поп. От них, попов, всего можно ожидать.
На том они и зависли.
А на рассвете дела пречудные начались.
-Смотри, вона хрень какая плывет, - говорит Алеша Иеронимусу (им вместях в дозоре стоять по утру выпало).
-Это, верно, есть боевой робот, унд дело наше есть плохо, - немец отвечает и к пушке бегом бежит.
Алеша тревогу поднял, ватагу побудил, и первого робота немец из пушки сжег. Только за ним второй полз, и так шарахнул, что от орудия нашего один Иеронимус остался, и то потому, что пригнулся вовремя. Были у ворогов, оказуется, иные хитрости, что в переходе неплохо действовали. И остались мы супротив монстра этого без ничего.
Ежели по правде, так растерялись воры. То есть, от бою отступать у нас не принято, а ничего разумного, кроме как помереть с честью, придумать не выходит. Тут и железяка вражья могучая из выходу лезет, и по-вокруг огнем палит – аж клочья летят.
Алеша Распопович покрестился:
-Не посрамим Земли Русской! – говорит, и глаза у него бледные.
-Не посрамим! – чорт седой ответствует, тельняшку на груди рванул, и вперед кинулся. Ватажникам аж страшно стало. А что делать? Матюгнулись, да и следом в атаку пошли. Бегут, иные зажмурились, чтобы ужаса сего не видать, матерятся для поднятия духа. «Эх, выпить бы сейчас!» - думают.
А старый чорт как к монстру подскочил, ухватил его за ходилку, да и перевернул в проход обратно. И откуда силы взялись?
Монстр чужеземный-то кверху задом плавать и не умел. Потоп, стал быть.
Токмо чорт изранетый сел наземь, да и застонал тихонько.
-Ох, - говорит, - верно, перетрудился я – не вижу ничего.
А и то – выжгло ему глаза-т. Тут моська да Бегемот к старику подбегают. Моська вкруг него прыгает, чорта вылизывает, рада, что жив остался. Бегемот на раны его глянул, понял все, подняться помог, вниз с башни свел, в сторонку на травку уложил.
-Совсем я ослеп? – чорт спрашивает.
-А ништо, - Бегемот ответствует. – Не пропадем, небось. Моська, вона, поводырять тебя будет, а я уж на троих где уворую.
Тут и ватага собирается, уважение геройскому старику выказать.
-Ты, - грит Алеша Распопович, - почитай, всю нашу мирозданию от беды спас. Так неужто ж люди тебя в беде оставят, али Господь своей милостью обойдет?
Повеселел малесь чертяка.
-Бутылку-т я и на ощупь открою….
Только ведь еще две атаки остались. Ежели генерал-или-герцог не наврал. Атаки-то две, а мысли – ни одной, по прежнему. Да и виданное ли дело – отбивать армию, на несколько эпох тебя обогнавшую. Ладно, хучь доселе добрались.
Послали гонца, из стражников местных, чтобы госпиталь эвакуировали, да и оставшийся в живых люд в леса отводили. Нет надежи город удержать. Да и попа ловить сказывали, до мясорубки этой не допускать. Сами же стали готовить ловушку хитрую. Филька предложил.
Большую-т ловчую яму воры бы вырыть все одно не поспели. Так Филька надоумил малые накопать, как с башни слезешь, чтобы роботы ихние кверху задом переворачивались. Кверху задом-то они не очень!
Только ямы понакопали, как и полезли, родимые. И роботы, и пехота ихняя. Смолой их для видимости полили, оне над хитростью той надсмеялися, и из прохода в башню выперлись. В башне Хасан всяких ловушек понапридумал. Петлями, да камнями падучими, да ступенями выпадающими несколько роботов ихних опрокинуть получилося. И интересная получилась штука.
Кверху задом ихний бесовский механизм работать был не предусмотрен. Он через то полностью ориентироваться переставал, и палил, куды ни попадя. Так что нашим просто в сторонку отойти оставалось, да и смотреть, как супостаты с собственной техникой воюют, дорогу от нее расчищают.
А уж, как они из башни вылезли, тут Филькина хитрость заработала. Воры перед башней таких колдобин наковыряли, что в них и роботы, и пехотинцы ихние падали бессчетно. Тут же и еще одна домашняя заготовка сработала. Сверху, с башни, на паданцев этих взад смолу вылили. Филя там засаду устроил, а после по веревке с другой стороны спустился, как дело сделал. Еще-то одной запасной хари у супостатов не было.
Ослабить-то мы их хорошо ослабили, да и машины их дьявольские врагам самим порушить пришлось, чтобы куды ни попадя не палили, опрокинутые. А токмо дальше - все одно, в рукопашную. Иначе – не выходит, на дистанции-т оружие бесовское востократ крепче нашего.
А бесей все пребывает и пребывает. И верно совести у них совсем поубавилось, потому как задние по своим передним палить стали, лишь бы ватажников зацепить.
Мужик Аленке кричит:
-Кобеля уводи!
Совсем худо, значить.
Филя Анку от себя отсылает.
Всплакнули девки, да мужикам-то виднее. Поховались сперва, после уходить стали. Кобеля за собой тащат, и чорта слепого с моськой. Кобель огрызается, рычит жалобно.
Бегемот биться остался. Они с Иеронимусом робота одного схитили, мозги из него вынули, а на их место сами залезли. И такую хитрую игру завели! Что будто бы они и есть натуральный робот. И что будто бы в воров стреляют. А только промахиваются. Вкруг воров-то сплошь супостаты. Как по вору промажешь – обязательно в ворога попадешь.
Индо, как ни крути – сила солому ломит.
Изотчаялись ватажники, с последнею силой бьются. У Змея уж и горючее кончилось, он только зубами рвет.
Вдруг слышат, будто кто мать нашу (Землю Русскую) поминает.
Глядь – Иван-Царевич. Как есть, дурак дураком, без броней, без ни хрена, с одним мечом, в этой чортовой уйме просеку прорубает. А посколь он не ведает, что скафандры ихние нашим оружием не берутся, так и сечет их наскрозь – от плеча до пят.
За ним и поп с Василисою. Попу оружием баловаться по чину не положено, так Вася в физкультурно-оздоровительных целях распятие нагрудное себе на полпуда сконстролил, им супостатов и благословляет по башке. Как благословит кого – тот благодатью, значить, проникается, и в нирвану впадает.
Василиса из ушата кипятком напра-нале плещется. И кипяток у нее, заметьте, не переводится. А что интересно, доспех, кой Змей Горыныч не мог огнеметом прожечь, Василисин кипяток до кости пронимает.
Поверх Яга парит, из ночного горшка вражьи головы нечистотами сбрызгивает.
Но и это еще не все.
Из облака, ровно парашютист, макак здоровенный с дубиной вывалился. Позу принял, семь этажей по-китайски построил, и давай дубиной оборачивать!
Короче, скинули супостатов обратно в проход, истревожив изрядно.
Лилитка довольная Азазельку за нос дергает, - чья, мол, взяла?
Царевичи промеж себя поздравкались и о дипломатических сношениях наперед сговорилися.
Девки с кобелем воротились, от радости плачут, кобель хворый хучь кого укусить пытается. Иеронимус с Бегемотом из робота вылезли. Довольны все. За победу бы, да за встречу бы! То есть назревает пьянка козырная. А ведь еще атака, самая страшная предстоит.
Да и хрен с ней!
Послали Горыныча до кабака – он и летает быстро, и взять может сразу много. А сами на травке расселись, старых друзей о делах расспрашивают, с новым товарищем знакомятся. Поскольку китайского языка вовсе никто не знал, переводить взялся Филька. И через то вышло, что истинное положение вещей только спустя несколь столетий узнали. Покамест поняли друг об друге то, что у нас все пьют да воруют, а у них – воруют все , а пьет один Джубадзе. Но и то ладно. Для дружбы народов сгодится.
У прохода один Хоттабыч непьющий сидит, волоса в бороде пересчитывает. Совсем борода поредела. У нас же почему потерь-то покамест нет? Ифрит колдовал. Чтобы повреждения смертельные от друзей своих отвести. Вот борода и повылезла. Хватит ли ее?
Смотрит ифрит – генерал-или-герцог идет и мешок на себе тащит. Тяжеленный, видать, мешок. Кряхтит генерал-или-герцог, в три погибели скрючился. Хасан поднялся, пособил человеку мешок до двери дотащить, а после и спрашивает:
-Как жи эта ти от нас убег?
-Да вот, мужики по пьяному делу камеру не заперли, когда жрать приносили, - говорит генерал-или-герцог. – Я и убег. Помоги-ка, друг любезный, хреновину эту распаковать, да и вовнутрь занести.
-Схрон, что ли свой раскапал?
-А хоть бы и схрон.
-Значит, нэ вэс ище вас шпиён пэрэловилы.
-А хоть бы и не весь? – усмехается генерал-или-герцог. – Слушай, у вас тут шлюпки спасательной не осталось? А то ведь придется мне помирать на чужбине.
-Пачиму нэ асталас? Асталас.
-Ну и ладненько. Про даму крестовую поняли?
-Чито ж тут нэ понят? Крэст – душа крэщений, дама трэф – иной игра старшая. Главний задач наш полагаиш – душа православний из нэволи виручит. Сам отпустит нэ можишь – прысяга давал.
-Только я тебе этого не говорил, - смеется генерал-или-герцог. – И ловить вас там буду без всяких поблажек.
-А ти сначал паймай! Пока чито ми тибэ паймали, - ифрит улыбается.
Генерал-или-герцог хреновину в никуда оттащил, таймер на ней завел, сел в шлюпку, Хасану рукой машет.
-Взрыва сильного не будет. Хлюпнет чуток. Проход закроется. Ватага у тебя славная. Жалко, что враги.
Мотор завел и отчалил.
Подождал Хасан, покуда «хлюпнуло», и пошел к своим.
ГЛАВА 17,
в которой наши победу празднуют.
Город гудел неделю.
Кроме воров мало кто знал, кого победили, зачем победили, и что теперь дальше будет, но только весело стало у всех на душе.
Пропили все (что для хренландцев в их обычном состоянии несвойственно). Хотели даже пропить стены городские, но целиком их никто не брал, а не кирпичи разобрать не вышло – добротно были стены сложены.
Аристократия (Сунь У Кун, невесть откель взявшийся Джубадзе, Полтинник, Иван Царевич, поп с Василисою, баба-Яга, старый слепой чорт и белая моська) пьянствовали в ратуше. К ним из местных примкнуло число немалое.
Людишки попроще (Хасан, Унылый Мужик с кобелем и Аленкою, Змей Горыныч, Бегемот, Алеша Распопович) гуляли в уцелевшем кабаке, который Змей во времена батальные не нашел и, следовано, не порушил. К ним население оставшееся присоседилось.
Филька с Анкой тож гуляли. Токмо, они по городу гуляли. Анка Филе рассказывала, как хорошо тут допрежь было, да что за дома пречудные на месте пожарищ стояли. Филя ей тож про житье-бытье объяснялся, что за леса у нас великие в Земле Русской, что за речушки быстрые да чистые…. И ведь что знаменательно – Филька-т тверезый был. То есть весь город – пьяный, а Филька – трезвый!
Ежли б хоть кто был, способный это осознать – он бы подивился.
Лилитка с Азазелькою, да Тошка с Ашкой не гуляли нигде. Вроде как игру свою шпиенскую беси сыграли, и не продули, а токмо страшно им было. Все ждали, коль за ними придут. Пионеры ж за родителей названых тревожились и вдругорядь с ними вместе сховалися.
А все не идут за ними.
Почему не идут? – Забыли! Дела-то все уладили, пить-гулять самое времечко. Черти ж шпиёнские ноне безопасные, кой чего и чистосердечно искупили. Что ж им праздник-то портить?
Неделю черти сидели в подвале собственного дома и боялися. После, как на улицах изредка трезвые рожи попадаться стали, черти и повылазили. И пошли по инстанциям.
Сперва нашли Хоттабыча. Он в это время при исполнении был – туфли чистил.
-Так, мол, и так, - говорят, - мы есть шпиёны и в ГПУ сдаться хотим.
-Ну, так и сдавайтэс, - ифрит ответствует. – Я вам нэ ГПУ. Я нынэ – вор.
Пошли Лилитка с Азазелькою дальше.
Видят – Алеша Распопович по нужде из кабака выходит. Подождали черти, покуда он душу свою облегчит, и к нему с тем же вопросом.
Алеша почесал в затылке:
-Даже и не знаю, уважаемые, что вам сказать. В Новом Граде у нас есть стрельцы легавые, так это отсель далеко, и не занимаются оне такими делами. Попробуйте еще кого поспрошать.
Дале идут беси, а и совсем духом упали уже.
В ратушу пошли, к аристократам. Боязно, правда, там и по шее можно отхватить безо всякого ГПУ, а что ж делать?
Сперва к своему, чорту старому слепошарому подъехали. А он, как зрения лишился, никак не мог меру потребления точно определить, чтобы в плепорции…. И через ту неточную меру был до изумления. Азазеля он сразу отверг, как пидора, а в Лилитку вцепился. Пришлось бесовке в целях освобождения супружескую измену совершить. Однако даже такими крайними мерами к вожделенному ГПУ шпиёны не приблизились.
С ними уж истерика начиналась. К Змею Горынычу, что ль пойти? Может, хоть по башке дадут для прояснения?
Змей в их положение отчаянное вошел. Он же добрый был, Змеюшко.
-Я вас очень даже понимаю, - говорит, - потому как сам уже давно не понимаю ни хрена. А про ГПУ это все Мужик Унылый сказывал – его и спрашивайте.
И поплелись беси к Унылому Мужику. Мужик в это время как раз хворому кобелю укол в задницу делал. Он и бесям предложил:
-Оченно для здоровья помогает.
Азазелька с Лилиткою за заботу его поблагодарили вежливо, и про ГПУ выспрашивать стали – как туда шпиенам на отсидку попасть?
Затруднился мужик.
-Я вот точно знаю, что ежели ты, скажем, шпиён, то тебя непременно в ГПУ возьмут. Придут и возьмут. А где это ГПУ, я не знаю. Служба-то у них секретная. Если бы каждый шпиён знал, где у нас ГПУ, так какой бы с него прок тогда был?
-С кого прок? – спросила обалделая Лилитка.
-Да ни с кого бы тогда проку не было, - говорит мужик. – Чтой-то вы, ребята, бледные. Давайте, я вам все-таки укол в задницу сделаю, а то еще расхвораетесь.
Получили беси еще и укол в задницу, и дальше пошли. От мрачных мыслей их, правда чуток отвлекало, что задница болит после укола, а токмо это облегчение-то временное.
Всех обошли черти несчастные, ни в ком утешения не получили. Иван Царевич, правда, сжалился, в розыск их объявить хотел, да под рукой дьяка не случилось, а сам-то царевич, как бумагу грамотно составить не знал.
Забились Лилитка с Азазелькою обратно в подвал, сидят, боятся.
Тады Тошка с Ашкою за родителей названных ратовать вылезли. Они поначалу к стражникам пошли. Спрашивают:
-Как нам папку с мамкой в тюрьму посадить?
Подивились стражники на нравы бесовские.
-Это дело непростое, - отвечают, - долгое, однако ж вполне решаемое. Вы донос напишите, да и в ящик для доносов скиньте. Бургомистр, правда, помер, и судья помер, и капитан наш (упокой, Господи, душу его) тож помер. Так что ждать придется до выборов. А уж как новое начальство назначат, так донос ваш и разберут по справедливости. Вы в чем родителев-то обнести хотите?
-Да шпиёны оне у нас, - Тошка вздыхает.
-А чьи?
-Шайтана классово чуждого.
-Не, эт не по нашей части. Ежели бы они, скажем, русские шпиены были, так их бы и не тронули – русские, они сами не знают, зачем лазутчиков шлют. Воевать нас не хотят. Мы их – тоже. Что нам с медведями ихними делить? Ежели б, скажем, немецкими али аглицкими шпиёнами были – их бы тоже не тронули, потому как то – державы великие, что нам с имя ссориться? А Шайтановые? Эт к пастору надо.
-Так помер же пастор, - в отчаянии возопил Ашка.
-А ежли бы и не помер? Пастор все равно в тюрьму сажать не волен без судьи. Вы б лучше родителев своих в чем другом оговорили. Украли они чего, иль убили, например. Покойников-то ныне до фига, и не разберешь, может и впрямь, втихаря кого убили.
Заплакали Тошка и Ашка и пошли домой.
Только встречает их тут волчиха Аленушка.
-Что ж вы плачете-то, пионеры-герои? – спрашивает.
-Да вот, папку с мамкой в тюрьму не берут, - и поведали бесенята про семейные их страдания.
Подивилась Аленушка. Взяла бесенят с собою, да и к мужику привела. Подтвердил мужик: были у него беси шпиёнские, и рассказал он им все, что про ГПУ знал. Аленка и говорит:
-И что ж им теперь делать?
-Как что? Жить. В некоторые периоды истории цельные страны только того и ждали, как их в ГПУ возьмут. Иных взяли, а иные вон до сих пор теплятся. Може и нас когда в ГПУ возьмут. Что ж, и сидеть теперь в подвале?
Подивились бесенята речам его неслыханным, а токмо запомнили. И родителям передали. Обрадовались Азазель с Лилиткою, что никуда им не деться от суда праведного, да и пошли в кабак. И надрались там, на радостях, как до разоблачения.
А Аленушка с мужиком пошли под город гулять, кобеля проветривать. Идут, а кругом красотища невиданная – дома вкривь и вкось обгорелые, стены закопченные, воронье тучами вьется да песни поет, а над всем этим солнце закатное, да морок сизый – грозу с юга натягивает.
-Вот уж расстарался Змеюшко-то, хорошо профилактику делал, добросовестно. И людям показать не стыдно. Не хрень бестолковая – война прошла.
-А ведь война-т, ежли подумать, она же и есть самая хрень бестолковая, - Аленушка молвит. – Кой с нее толк-от, с войны?
-Толку с нее и верно немного, а вот ты представь, чтобы ее и вовсе не было? Филька б с Анкой не встретились – раз! Змей бы по сю пору собственной тени шарахался, силы своей не знал. Иван-Царевич, почитай бы со скуки помер, дьяками заеденный. Василиса у себя в огороде сидела б дура дурой.
-Ну и сидела б, - огрызнулась девица. – И баба-Яга бы ощущение свободного полета не вспомнила. А сколь бы людей были живы?
-А сколь еще живы останутся? Укол в задницу – это не хвост собачий. Покруче клистира получается. Вот Иеронимус завод по производству уколов сконстролит, так и все эпидемии в прошлое отъедут.
А токмо тут и дождиком их накрыло. Мужик рубаху скинул, кобеля в нее обернул, в руки подхватил для ускорения, и побежали они укрываться. Кобель рычит жалобно, брыкается, мужика укусить норовит – попасть не может.
ГЛАВА 18,
в которой всем сестрам достается по башке. Ой, блин! – по серьгам!
Вот так – всем сестрам – по серьгам.
На следующее утро собрались ватажники после праздника поправиться да дела воровские обсудить: нужен ли им Царь хренландский или сразу на иномирного Шайтана замахнемся, без тренировки. На собрание и свой, родной Шайтан пожаловал.
Выглядел Иблис смущенным весьма, и оттого ругался пуще обычного.
-Что ж вы, курицыны дети, до сих пор молчали? Мы думали – тишь да гладь у вас, следствие идет, а тут целая война состоялась. Что ж вы подмогу не кликнули? Один на один с силой связались необоримой?
-Почему ж необоримой, коли мы ее обороли? – Змей Горыныч возражает, потому как Змей силу свою почуял, и возразить теперь кому хошь был готов.
-Так ведь чуть не пропали все до единого, - Шайтан свое гнет.
-Не пропали же. Да и атаман наш сказывал – нельзя помощь звать, конфузия будет дипломатическая.
А Алеша Распопович красный сидит, стыдно ему – как же он самомнением своим мозговитым родную ватагу подставил? Ведь помереть же ребята могли через него, дурака.
-Какая там конфузия? Пригнали б наших чертей, Аллах бы своих дал, вместе б и навалились, всем миром. Дело-то такое, всеобщее. Ну, да ладно. Молодцы вы, даже и слов нет сказать, какие молодцы! Дело откупорили знатное. Хоттабыч, ты бумажонку черкни, на своих, да на местных, кто на какую награду тянет, а я к Аллаху пойду. Должен, старик, уважить.
Тут Унылый Мужик вылез:
-Разрешите вопрос, - говорит. – Шпиёнов иноземных жалко. В подвале сидят, выйти боятся, ждут, когда их в ГПУ посадят. Нельзя ли людям посодействовать?
-В какое еще ГПУ? – изумился Иблис. – Нет у нас никакого ГПУ. Это – человеческое изобретение, у нас бы вжисть до такого не додумались. А шпиёнам тем скажи – пусть идут работать! Мало того, что нашпиёнили, еще и в тюрьме их зазря кормить, дармоедов.
-Так у их документы фальшивые. Как же они по фальшивым документам работать будут?
-А как все работают? У нас с документами этими такая бодяга выходит, что я уж думаю, не отменить ли их вовсе. Черти возражают. Говорят, ежели без документов, так и воровать невозможно станет. А жалование-то у них невеликое. Вот и терпим пока.
-Я вам тут иное известие принес. Чума-то в Ключ-городе была незаконная, людишки, стал быть, зазря померли. Так от Аллаха карт-бланш вышел. Ежели у вас тут своего интереса нет, можно сделать так, чтобы никакой чумы и не было.
Запрыгали воры, в ладоши захлопали – сколь людишек-то оживет взад да жизни своей будет радоваться! Один Хасан вроде бы и не совсем радуется.
-Ти, дарагой, людям-то да канца правда расскажи, оны жи наш дэла ны вэдают….
-Да, - говорит Шайтан. – Есть тут особенность. Если чуму отменить, получится время вспять повернуть. То есть, не только чумы, а и ничего, что в это время произошло, не останется.
Ватажники скакать перестали и задумались.
-Укол в задницу жалко, - Унылый Мужик вздыхает. – Сколь бы народу он от хвори выручил!
-Души, чуждым Шайтаном ухищенные жалко, - Алеша Распопович чуть в себя пришел, да и обратно пригорюнился. – Так и не узнаем мы про них, а – и вызволить не сможем.
-Вы хрен-те о чем горюете, - Аленушка голос взяла. – А вот Анюткина семья для вас – ни к чему? Оне ж в той чуме померли. Сколь же еще по городу сирот таких, кои, с праздника протрезвевши, в петлю грехом лезть готовы?
Со слов ее ватага на Анку оборотилась. Тут до народу и доходить стало.
Стоят Анка с Филькой сами не свои, рожами как смерть бледные. Им-то ведь, что так, что так – хорошего не выходит. Разве ж может девка не пожелать семьи любимой своей воскрешения? А как время вспять повернется – что ж получится? – Она – дочь стражи городской гвардии капитана, да Филька – иноплеменный бандит, с вырыванием ноздрей всеми клеймами меченый. Как же им встретиться вновь? Да и узнают ли друг друга?
И понимают воры, что не им Шайтаний вопрос решать.
Иван Царевич, было, утешить вызвался: дескать, Алешину женитьбу мы с батюшкой почитай решили, и вам поможем. А того не смекает, дурень, что ведь и памяти не останется, ни у Анки с Филькой, ни у него, дурака.
Поп Василий прямо на Иблиса попер:
-Вот за то мы, попы, вас, чертей, и не любим. Нечто ж можно людям муку такую придумывать?
Того гляди, прямо святым крестом по рогам благословит. Насилу уняли попа.
Филя Анке чуток помочь хочет, знак подает:
-Дескать, рож-то разбойных – полна Земля Русская, а батя с мамкой – одни на свете, - у самого-то Фильки родителев никогда не было, так он полагал, что верно хорошо, когда родители, раз ему не досталося. А у самого рожа разбойная вся исказилася, страсть, его, когда и на дыбу брали – мене переживал Филька-то.
Так уж что уж делать?
Если бы там другое что выбирать, а то ведь с одной стороны – почитай целого города жизни, а с другой – счастье какое-то эфемерное. Которое еще и на чужих костях быстро строится, да плохо стоит.
Руки сцепили Филька с Анкой, да и стали по малесь расходиться. И глаз друг от друга отвести не могут. Души-то помершие все равно оживут, и мук своих помнить не будут, а им бы хоть немножечко, хоть чуть-чуть….
А уж и ждать боле нечего.
Да только разверзлись тут небеса.
Нет, вы не подумайте, будто дождь пошел, или иное погодное явление, - дверца маленькая наверху открылася.
И входит Аллах.
Позади него Полтинник маячит – весь в белом, с крылышками, и с кубиками дивизионного комиссара в петлицах.
А Аллах, он хитрый был и такое обличие принял, что каждый в нем своего Бога узнал (даже Змей Горыныч). Потому как один Он у нас, только знаем мы Его под именами разными. Но воров не больно обманешь, рожу-то Его они, почитай, сколько времени у Хасана на кокарде наблюдать могли.
Встали воры уважительно, поклонились Аллаху земно. Только Филька с Анкой вроде Его не заметили – друг на друга на послед наглядеться не могли. А Аллах не обиделся. Подошел к ним, за плечи обнял, рядом поставил.
-Свидитесь вы, - говорит, - обязательно свидитесь.
После в халате порылся, вытащил два колечка, да на пальцы им и надел по обычаю православному.
У Иблиса у самого глаза на мокром месте от растроганности, однако ж службу свою Шайтан не забыл, и Господу возразить почел:
-Вы, - сказывает, - Господи, аккуратнее, ибо Вами же созданный закон причинности нарушаете.
Поглядел на него Аллах, улыбнулся и молвит:
-Я этот мир сотворил, так Я его, случай что, на хрен и переделать могу.
Токмо тут Унылый Мужик не выдержал и всю торжественность момента нарушил, потому засвербело его:
-Товарищ Аллах, разрешите обратиться к товарищу дивизионному комиссару, - по форме докладывает. А после уж Полтиннику: - И что ж это ты, клык моржовый, мозги нам столь времени конопатил?
Но Аллах за сотрудника своего вступился.
-И вовсе не конопатил он вам мозги, а находился при исполнении. И вообще, Полтинник у нас – человек заслуженный. В давние времена спасаться пришлось Мэриам от гонителей, и бежала она. И встретились звери ей неразумные – на предмет разодрать. Иса же совсем маленький был, мамку оборонить не мог. Вышел тогда из лесу вепрь могучий, зверье разогнал, а Мэриам с Младенцем до верного человека сопроводил, за что был живым взят на небо. И очень неплохо прижился в ведомстве по охране конституционного строя.
«Еще б не прижиться, - Полтинник лыбится, - когда тут почитай все свои».
А уж после того уяснения Аллах и откланялся. Может и хотелось ему с ватагой посидеть, почаевничать, с Иблисом да Хасаном молодость вспомнить, а только дел у него много было – хозяйство-то вон какое, за всем и не уследишь.
Как Аллах вышел, поп Василий враз Шайтану язык показал: что, съел, сила нечистая! Иблис на него только рукой махнул, потому как сам исходом событий премного доволен был, а на попов так и вовсе не обижался.
И случилось так….
Случилось так, что в это самое время Аленушка за Унылого Мужика взялась. А и то верно. Вон, уж и поп с Василисою, и Алеша с Настенькой сговорилися, теперь и Филе с Анкой чего забрезжило….
-Слышь, мужик, - говорит Аленушка, - мы с тобой уж давно знакомы. Ты, чай, думаешь что?
-Дык ить, эта, - мужик отвечает, - думать-то я хоть сейчас, а токмо… мы ведь с Хоттабычем, почитай, ровесники…. Стесняюсь я. Зачем же тебе, эта, старый пердун-то?
Посмотрела на него Аленушка внимательно и сказывает:
-Дык, ты и не старый, вроде, ты – зрелый.
А мужик как представил себе зрелого, матерого, состоявшегося по жизни пердуна, так его и прикорючило. На спину упал, ножками дрыгает, аж не может. Того гляди, со смеху окочурится.
Аленушка стоит над ним, рожу кривит, а сама довольная, потому в веселом виде ей мужик еще боле нравится.
ИНТРОДУКЦИЯ.
Хорошо смотреть на восход солнца с крепостной стены. Оченно Анка это дело любила. Ничто горизонт не застит, и видно, как вылазит оно, солнышко ясное, прям из-за лесу вылазит. А рожа-то у него красная, опухшая со сна. Облака горят, первыми лучами пронзенные, туман книзу жмется да распадается розоватыми клочьями.
Красиво.
И батя ее, городской стражи гвардии капитан, рядом стоит. Потому как, ежели служба позволяла, завсегда он со старшенькой вместе рассвет встречал.
А только взор его поострее дочкиного случился, и первым он по дороге дальней движение заметил. Будто пыли клубы, как от колонны воинской и дым поверх.
Посуровел городской стражи гвардии капитан.
-Как бы не война, - говорит. - Стражу пойду подымать. Дрыхнут, небось, поросячьи дети. И тебе, Анхен, на стене боле делать нечего.
-То не война, папенька, - дочка почтительно отвечает, а у самой все поджилки трясутся. – То верно Змей Горыныч едет от Земли Русской, а с ним люди хорошие Государя Царя нашего обокрасть хотят.
Изумился батя словам ее, а только Анка на грудь ему припала, да всю правду и выложила. И колечко показала.
Пречудные дела, конечно. Трудно в такое поверить. А только врать или там сны за явь выдавать Анхен его была не обучена. Да и в колечке сила чуялась дивная. Не по его части сила, не военная, но пребольшущая.
-Надобно, - говорит стражи городской гвардии капитан, - с пастором посоветоваться. Чтобы и в грех не впасть, и людям добрым по мере сил посодействовать.
Тут Анка от радости так запрыгала, что вдругорядь чуть со стены не свалилася. Потому как, ежли уж батя ее поддержал, так боле даже и думать не о чем….
КОНЕЦ.
Гулящие люди. Роман. Часть вторая
© Copyright: Дикий Собак, 2009
Свидетельство о публикации №209092201018
Свидетельство о публикации №209092201018
Рецензии