Покрывало пестрое, лоскутное. 3

Лоскут бурый, за-то  цвета не маркого...

Ну, тут и Анька взвилась. За все напряги с соседями, ведь для нее-то они все одним миром мазаны, так и заорала , с какой-то радостью и силой. И дело не в том, что взвилась и заорала, угрожая раскуражившемуся в пьяном угаре Толику. А в том, что мельком, пока орала – увидела, что ножи острые лежали на столе совсем рядом с гостями. Значит, смогут защититься, если Толик набросится. И вдруг тоже ощутила такую злость, что сделай этот урод еще шаг – так и ткнула бы в бочину острый толстый шампур.
- Анатолий! Уходи! Не то пожалеешь! Пошел вон! – громко и злобно крикнула она на него.
И, неожиданно для нее, злобно зыркнув исподлобья, Толик повернулся и молча ушел. Все напряженно молчали.

- Что ты так дергаешься? Такое впечатление, что ты, Аня, в студенческие времена на картошку не ездила!- задумчиво проговорил Виктор, повернувшись к ней. Потом посмотрел на нее, словно в первый раз видел. При этом его лицо, маска усталого Пьеро, стало особенно печальным и задумчивым. Потом он словно повеселел и обратился к Николаю:
- А как мы там дрались... Помнишь, Коль? А?
- Ну, как забыть наши Озерки! Нас посылали на картошку в Озерки под Рязанью – напомнил он Анне. И продолжил предаваться воспоминаниям.
- Конечно! Крепко мы там метелились. Ведь всех на картошку гнали .И студентов, и всю техническую и всяческую интеллигенцию на моркву кидали. Сначала собирать, а потом на овощебазах – разгружать, перебирать, по мешкам сортировать... Всех гребли!

- Колхозников в поле в те времена и не увидишь. Одни студенты-интеллигенты. Ну, и конечно, местные девки, озверев от тоски со своими забулдыгами, на нас, приезжих, просто бросались. Это там на трибунах съездов заявляли: «У нас секса нет!» А у нас оченно даже был! – повесев от воспоминаний, раскрасневшийся, вспоминал Николай, смакуя шашлык
- И какой был секс! Капитализму и не снился!
- Свидания у силосной башни разве забудешь... Отсюда и инциденты с местными – вздохнул и усмехнулся Виктор.
- Ну, башни силосной на все свидания не хватило бы! Это ты брось! Зато кустов было предостаточно! На всех хватало! – добавил Николай, явно разогретый воспоминаниями, и добавил:
- А кстати, драки были не только с местными. Помнишь, как вместе с нами прислали геологов из ИНХИГП, ну, из Губкинского.
- А, помню! Мы еще по-своему расшифровали название института – Институт Неисправимых Хулиганов и Горьких Пьяниц. Да, почему-то нас, архитекторов, всегда с ними вместе в один барак заселяли.
- Атасная была публика!- вспоминал Сергей, перебирая струны гитары.
-Ты еще здорово скамейку с ними пятерыми перевернул, когда они впятером на нас двоих поперли. И как точно рассчитал, и опрокинул всех пятерых на землю! Всю жизнь, как вспомню - смеюсь! - сказал Николай Виктору.
-А как мы от них удирали! Ураган!- смеялся Виктор, вспоминая былое.
-А в полях...Посмотришь...Одни студенты; и под дождем, и в любую погоду ломаются. Да...А помнишь, мы наблюдали, как трактористы в те времена работали?
-Да, точно! Тут вот друг Толькин тоже вспоминал и нам рассказывал. И  с такой тоской по прошлому, и что так больше никогда не будет. Экая дармовая рабсила у них была! – подхватил Николай:
-Трактор в поле выкатит, заведет. Надерется и дрыхнет под кустом весь день. Трактор гудит. Издалека слышно, вроде бы работает.
- Вот поэтому я и не ездила! - вмешалась Анна. Я покупала справки в поликлинике.
Я, как дочь члена Союза Писателей, в поликлинике Литфонда состояла. А там спокойно в то время продавали эти справки для студентов... вот спасибо им за это! Так ни разу на картошке и не побывала- это ты верно угадал. Анна припомнила:
- Меня возмущало, что каждый год приезжали работать за них, а они даже не удосуживались хоть сколь-нибудь обустроить места для приезжавших людей. Поселяли людей в щелявых сараях. Не кормили толком, холод, грязь – возмущалась Анна.
-Ну, что считать грязью! По-моему, на картошку только больные не ездили! А все девки, ну, просто дождаться не могли - ответил ей Виктор, продолжая ностальгировать. Задумался и продолжил:
- У меня сложилось впечатление, что несмотря на все… пережитое, ты что-то не понимаешь, Аня… Ну… Это же было здорово!!! Какой там был секс! Да все за этим и ехали. А морква, ну, а где еще посмотреть, кто на что способен? Её ж в купальниках собирали! Мальчишки в плавках, а девчушки в бикини, пока работали.
- Точно!!! Да я в первые два часа норму делал и... с какой-нибудь бегом на речку купаться и это... в рифму, конечно – возбудился Николай.
-А ночные купания, все вместе, голышом! Речка кипела от наших затей. Ох, как вспомнишь! Ночь и... Толпа голых баб плещется! И все сотрудники, то есть научные сотрудницы.
В сущности, мы осуществляли культ Деметры.
Трах на полях по древним верованиям повышал плодородие! - и Николай, радостно дернув еще рюмашку, продолжил:

- Мы тут с Анькой оказались в тех местах, в Озерках. К заказчику ездили. Анька там росписи стен у одного в коттедже делала, а я ему башню рядом с домом проектировал. Вот и проезжали мимо. При нас, когда туда на картошку бросали, поля колосились. А теперь... Бр-р! Мерзость запустения, жалкий заброшенный вид! Поле – сплошной бурьян! Правда, Ань? – и, не дожидаясь ответа, продолжил:
- Сразу видно, что туда больше никого на картошку не гоняют! Траха нет - и урожая нет!
Культ Деметры! Язычество – дело серьезное!
-А нам: Вудсток, Вудсток!!! Видете ли -хиппи, о-хо-хонюшки..- сексуальная революция... Фу! Вудстоковскую хронику, как высший пилотаж разврата, одну и ту же сценку много лет показывают. А всего-то: там: одна девчушка вскочила на мальчонку, прикрывая все юбчонкой и слегка на нем попрыгала. Этих бы ребят, да тогда к нам на картошку, мы бы им показали класс, и ,что такое настоящая сексуальная революция наших 70-х.
-Да, Ань! Если ты не бывала на картошке... – задумался вслух
-Правильно... жизни не видела! Совсэм дэвочка ! – дурачился Ленька.
-Наверное, поэтому ты мое самое сильное впечатление в жизни!- отшутилась Анна, сообразив, глядя на него, что дальше сидеть с ними – только портить этот редкий праздник встречи сокурсников.
И, собрав уже ненужную грязную посуду, пошла на кухню.
Пока спускалась вниз по лестнице, до нее еще доносились обрывки воспоминаний:
-Помнишь, Колька? Тебя прозвали «всепогодный истребитель», потому что ты был всегда... «всегда готов»... Ха-ха...

На кухне Анна мыла посуду. Даже сквозь шум воды со второго этажа доносились всплески хохота. Да, видно, было что вспомнить этим ветеранам сексуальной революции. Она ушла в комнату и прилегла на диван, уткнувшись носом в спинку.
И задумалась о том, что в сущности пока никто так и не разобрался, зачем на самом деле была нужна та секс-картошка…

Вот прямо у них с Николаем под окнами поля агрофирмы «Настасьино». Никаких толп, состоящих из студентов, младших научных сотрудников с инженерами-рационализаторами, словом без физиков и лириков поля прекрасно обработаны.
Анна отдернула занавеску и, поставив локти на подоконник, опустила подбородок в ладони. Она рассматривала заканчивающих пахать в поле перед их окном. Поле как раз готовили под картошку. Всего-то два трактора на два больших поля. Что же не находилось тогда и двух-трех трезвых мужиков на весь колхоз? Нужно-то для работы в поле несколько человек. Правда, работают они совсем не так, как при социализме. Совершенно трезвые. Даже перекрикиваются друг с другом без мата. Пашут несколько дней, с утра до вечера. Четко и слаженно. И нужно-то, оказывается всего несколько работящих мужиков, а вовсе не толпа продрогших горожан с высшим образованием.

Как-то резко стемнело и она отошла от окна .Прилегла на диван. Но эти наблюдения не давали ей покоя.
- Что же это было? Классовая неприязнь и зависть к людям с образованием? Задачи оздоровления генофонда страны? Потому, что уровень гормонального обмена видимо просто зашкаливал на полях Отчизны... Одно ясно, что картошка на картошке была явно ни при чем!

Думая об этом, она сама не заметила, как провалилась в сон.
Проснулась она оттого, что Коля громко сопел у нее за спиной. В комнате было темно, в доме тихо. Видимо, его друзья уехали, не стали ее будить. Она опять закрыла глаза. Но проснувшийся Коля обнял ее. Анну пощекотала мыслишка:
- Забавно... Со мной ли он сейчас мысленно? Быть может, с какой-нибудь картофельной нимфой тридцатилетней давности?
Но из уже окутывающего теплом и негой предвкушения, ее вытряхнул чудовищный крик, раздавшийся где-то за стеной.
Николай одним прыжком соскочил с дивана и направился к входной двери.
Натягивая на бегу юбку, она догнала Колю, опасаясь после событий этого дня оставить его одного. Уже в коридоре они оба хором выкрикнули:
- Кто там?
Лоскут синий-синий.

Чудовищный крик пронзил тишину теплого летнего вечера.
Николай вскочил, тотчас совершенно отрезвевший. Анна от ужаса вжалась в мягкую и пышную спинку вельветового дивана. Шум доносился со стороны Зиттелей, из-за стены. Шум, грохот опрокинутых стульев. Визг не то Ларисы, не то Арины. Там явно была драка.
Что-то кричал Лешка. Но вскоре яростный крик и стук к ним в дверь включил и их в происходящее полностью. Николай и Анна, подбежав к двери и спросив: «Кто там?», было озадачены услыхав за дверью Аришкин плач, сквозь который прорывалось: «Помогите, помогите!»

Открыв дверь, они увидели, что на Аринке висит ее муж,то есть Толька. Он был весь в крови. Толик только стонал и мычал: «Убью гада! Убью!»
Отец! Это отец... голову ему пробил! Монтировкой! – поясняла сквозь слезы Аринка и умоляла:
- В больницу надо! Умрет ведь!
- Так я же выпил! Меня любой гаишник тормознет! Эх! Да… Надо везти! Ладно, остановит, откупаться придется – говорил Николай, усаживая истекающего кровью Толика.

Анатолий, как выяснилось потом, разгоряченный и обозленный отказом дать денег на машину, заявился в семейство, все так же поигрывая топором. Да еще и рявкнул на тещу, замахнувшись на нее. Потому Лешка, его тесть, защищая жену, и хряснул его монтировкой, заодно выбив топор из рук.
- Анька, возьми там мои отпускные – с досадой сказал Николай, тотчас собрался и пошел открывать машину. Анна, еще помня, как несколько часов назад Анатолий пытался с помощью топора «одолжить» у них денег, с нескрываемым раздражением, все же пошла за деньгами, на которые они должны были жить в отпуске.
Когда Николай сел в машину, Арина помогая Толику идти, тоже подошла к машине. Аня принесла деньги и два подвернувшиеся под руку махровых полотенца. Большие, сшитые ее мамой из широких, в розово-желтую полоску полотен, им в подарок для бани. Анатолий так истекал кровью, что у Анны мелькнуло в голове, что Зиттели мыть салон машины не станут. Нужно застелить.
Они проворно застелили сиденье, и Анатолий с Аринкой сели сзади. Уехали. Старшие Зиттели: Алексей и Лариска затаились, что обрадовало Аню. На сегодня этой семейки ей было явно более, чем достаточно.

Николая долго не было. Больница, потом милиция - такая рана не могла не вызвать подозрений .А Коля как раз и оказался готовым свидетелем. И вызывать не надо. Сам привез потерпевшего. Словом, замяли. Семейный скандал, с кем не бывает. Но еще раз Алексей показал, что удар его смертелен.

К счастью для Толика, удар пришелся по касательной. Монтировка соскользнула и Алексей просто чудом совсем не раскроил Анатолию череп. Но повредил парня основательно. В больнице, однако, он пробыл недолго. Вскоре вернулся домой.
Когда весь забинтованный, с отекшим лицом, с синими фингалами,он гордо говорил:
- А ничего! Я на битье крепкий! – ничего не оставалось, кроме как согласиться.
И действительно–крепкий оказался. Быстро зажили и эти раны.

Приближался день платежа Толику за работу. Уже полгода прошло, как они договорились, что он будет работать по дому за 200 баксов в месяц. Доделывать забор, что-то обивать и прочее по хозяйству. Работы вокруг не было, хоть застрелись. А если и было, нужно было далеко ездить. Вставать рано утром. Работа есть работа, где еще найдешь такой вариант. Так что для укрепления отношений с соседями по дому, Николай и предложил этот хороший по тем временам, тем более для деревни, заработок.
Но в воспитательных целях положил толстую тетрадь с привязанной ручкой, чтобы Толик записывал, что сделал за день. Да и «Ниву» Николай оставлял на время своего отсутствия для хозяйственных нужд. В магазин ли в Настасьино съездить, за врачом, да, мало ли что понадобится и молодой семье, и надолго без него остающейся Анне.

День настал. Николай дал Толику заработанное - 200 баксов. И нужные 500  собрались. И Толик  решил, что пора ехать за машиной. Ранним утром намеченного для поездки дня Толик был уже на ногах. Долго спорили, куда лучше и надежнее зашить в одежду деньги, так долго и тяжело добываемые. «Подальше положишь – поближе возьмешь» – весомо приговаривала теща Лариса, зашивая 500 баксов в подкладку куртки.

В этот долгожданный день, в честь важного и переломного в жизни семьи события, Анатолий, прощенный и примиренный со всей семьей, вышел из дома. Всё многочисленное семейство вышло провожать Толика в Москву, в Южный порт, где, по слухам, можно было недорого взять приличную машину.

Вся семья, сплоченная радостью примирения, шла к автобусной остановке, продолжая наставлять Толю, как беречь деньги, как торговаться, как выбирать машину. Когда увидели, что автобус, идущий в сторону Денькова, приближается, все стали целоваться и прощаться. Словно в армию мужика провожали. И Анатолий прощался степенно, обстоятельно.
Наконец, когда водитель, устав ждать, посигналил, Толик неспешно и солидно поднялся в автобус. Таким, по его представлению, и должен быть человек при деньгах: несуетлив и солиден.