Сказочный отпуск

Это продолжение приключений героев моего романа "Четырнадцатое, суббота"

Книга вторая
СКАЗОЧНЫЙ ОТПУСК

От автора.
Эта история произошла (или могла произойти) в середине «нулевых» годов этого века. Если что и мешало мне рассказать её раньше, так это то, что я считал всё это неправдоподобным вымыслом моего приятеля Ивана Горячева, который несколько лет назад поведал мне о своих приключениях. Однако когда я почти слово в слово услышал данный рассказ от хозяина пансионата «Сказка» Германа Аксенова, серьезного человека, антрополога и доктора наук, то почти поверил в его правдивость. Окончательно меня убедил в этом капитан ФСБ в отставке Игорь Мельников, тоже участник нижеизложенных событий. Поэтому я решил вынести на ваш суд рассказ Ивана Горячева, подтвержденный и дополненный другими реальными героями данной повести.
Часть первая. История толмача
Глава 1. Знакомство
Вынырнув на поверхность, Фрол отдышался, мотнул головой, стряхивая стекающую на глаза воду, разжал ладонь и осмотрел свою находку. Взору предстала лишь разноцветная галька. Выругавшись, он зашвырнул камушки в реку и снова нырнул. Омут в этом месте очень глубок, дно илистое, а вода в глубине мутная и темная — даже пальцев рук не видать. Опустившись к самому дну, он погрузил руки в склизкую, словно кисель жижу и выбрал из нее на ощупь горсть камней. И на этот раз в его руке оказался один паредрит — гранит, да известняк. Нырял он уже в двенадцатый раз, и неизменно доставал со дна только гальку. Ну, халцедон изредка попадался, да что с него толку, с халцедона-то, уж был бы хоть агат или оникс. А того, за чем нырял, нет как нет. Да, похоже, его алмазы в самые тартарары провалились.
А день уже клонился к вечеру. Фрол весь продрог — вода уж больно студена, не ровен час судорога, так и вообще не всплывешь. Надо согреться, да подумать о ночлеге. Раздевшись догола, Фрол отжал мокрую, изрядно поношенную одежду и разложил ее сушиться на камнях — на ветерке, да на солнышке. Сам побегал немного по травке для «сугреву», сорвал пучок сухой травы, достал кресало и, высекая искры, начал раздувать пламя. Когда трава затлела, он положил ее на теплое еще кострище и накрыл хворостом. Покидая стоянку, туристы залили водой свой костер, угольков не осталось, однако нагретая земля быстро просохла, даже пепел стал снова теплым на ощупь.
Вспомнив про туристов, Фрол сердито плюнул с досады. Сволочи! Если б не эти плотогоны, мешок бы, глядишь, и не прохудился, а если бы даже и прохудился, то, глядишь, не в реке, а на берегу — и не потонуло бы с таким трудом добытое богатство. Он разложил на плоском камне остатки былой роскоши — все, что не высыпалось, уцелело в порванном мешке, тринадцать штук необработанных алмазов, чертова дюжина. Два самых больших со спелую сливу, еще пять более-менее ничего, чуть больше желудя, а остальные — так, с горошину. А ведь было-то их — целый мешок! И экземпляры имелись чуть ли не с детский кулак. А камушки-то эти стоили жизни трем его подельникам. Дорогой ценой достались камушки. Э-эх! Теперь почти все богатство в реке.
Гады плотогоны, из-за них все! И откудова они, эти парень с девкой, взялись-то? Как же они из того, другого мира, выбраться-то смогли без амулета?
Ну, да ладно, хорош нюни распускать. На первое время и этих алмазов хватит — избенку приобрести, хозяйством обзавестись, да зажить потихоньку. А там можно будет и остальные алмазы забрать, они у берега Синявы в том, в другом мире, надежно спрятаны. Ведь он все-таки мужик-то дальновидный, не все богатство с собой потащил — поделил надвое, часть на черный день оставил. Мало ли, вдруг воротиться придется. Да и не утащить всего за один-то раз, тяжеловато больно. Только за остатками если отправляться, напарник нужен, точнее два, один чтоб туда попасть, а другой — чтоб назад вернуться. Но об этом думать пока рано.
Фрол поворошил в костре дровишки и еще раз огляделся вокруг. Да, место здесь тихое безлюдное. Не ровен час нападут лихие люди, да еще и эти алмазы отнимут. Надо бы их припрятать до поры, чтоб все не таскать с собою, от греха подальше. А потом найти селение, на ночлег попроситься, да выяснить, какой хоть нынче год на дворе, да что теперь за порядки, да кто нынче царь на Руси. Павел-то, государь, поди, уж помер давно. Алексашка сейчас, али еще кто? Может, самозванец какой власть узурпировал? А еще интересно, что тут за место такое, куда он попал, да что это за река? На Урал вроде не похожа. И далече ли до его родной Мечетной слободы, что в Оренбургской губернии? Село-то должны все хорошо знать, оттудова Емельян Пугачев в свое время смуту начинал, войско собирал, уж о нем-то слава была великая.
Правда, Фрола тогда еще и на свете не было, он родился аккурат в 1775-ом, в год, когда Емельку-смутьяна четвертовали. А Фрол, когда подрос, в церкви звонарем стал служить. Вот ему батюшка Филарет про Емельяна-то много чего сказывал, он хорошо его помнил. Образованнейший человек был этот Филарет, он Фрола учил и греческому, и по-аглицки. И в камнях разбираться учил, как изумруд от хризолита отличить, а горный хрусталь от кварца. Жив ли, интересно, батюшка Филарет? Тоже, поди уж, помер давно. Ведь сколько лет он, Фрол, на родимой сторонке-то не был! С тех пор, как по пьяни в сухой колодец свалился. Поначалу подумал, что вообще помер. Летел себе по темному коридору, вдруг черт навстречу. Фрол как начал осенять его крестным знамением:
— Сгинь, нечистый!
Того аж передернуло.
— Слушай, Фрол, — говорит, — прекрати! Выведу тебя на землю, уймись только!
И вывел. Да неизвестно куда вывел-то. Другой мир, оказывается. А там нечисть всякая — лешие, водяные, русалки. А одна-то русалка была, ой руса-а-алочка! На Фрола нахлынули сладкие воспоминания. И ведь не утопила его, более того, открыла секрет нелюдей, как триста лет прожить можно…
Костер догорел, одежда вся высохла. Надо бы все-таки пойти припрятать камушки. Подальше от реки, да от тропинок, да еще чтоб место было приметное, не искать потом. А то оно ведь как бывает: или кто чужой откопает, или сам забудешь, где клад схоронил, и не отыщешь вовек.
Фрол оделся и стал подниматься по крутому склону на лесистую террасу, тянувшуюся вдоль берега реки. На противоположном берегу виднелась совершенно отвесная, высокая и узкая скала, торчащая вверх острым шпилем. А у ее вершины дождем и ветрами было проделано сквозное отверстие. Этакое гигантское игольное ушко. Надо встать так, чтобы дыра была видна вся на просвет. Это будет первая примета. Теперь нужно найти вторую. Деревья не годятся, их может повалить буря или спилить человек. А что там темнеет в склоне чуть поодаль, в стороне от тропинки? Пещерка? Вот это замечательно. Теперь в пещерке надо выкопать ямку, да поглубже. Чем копать-то? Только ножом, руками, да палкой.
Алмазы Фрол упаковал еще там, на берегу. Выудил из кострища обгорелую жестянку — плотогоны оставили. Ишь, какие у них штуки, небось заграничные. А в траве нашел еще какую-то заграничную штучку — мешочек из чего-то такого прозрачного, как бычий пузырь, но тонкий. Один алмаз, самый маленький, он оставил при себе — какому-нибудь купчишке продать надо бы, чтоб деньги на первые нужды имелись. Остальные завернул в тряпицу — некогда бывшую носовым платком, — потом в пузырь и затолкал в обгорелую жестянку. Осталось положить все это хозяйство в ямку и прикопать.
— Ты чего тут делаешь?!
Фрол резко обернулся. На него смотрели два злобных человечьих глаза и два дула. Два дула в одном ружье! Такого он еще и не видал никогда, что-то новое. А Фрола тут злоба взяла, да такая, что он и про страх позабыл.
— Какое тебе дело?! Убирайся!
Эх! Хорошее было место... Теперь придется подыскивать другое, этот тип наверняка здесь все перекопает. Вон у него и лопатка привязана к поясу.
— Ну-ка покажи, что там у тебя? — мужик указал стволом ружья на обгорелую жестянку.
— Еще чего!
Фрол сидел на корточках Он оперся на руки и резким движением ноги выбил ружье из рук мужика. Прогремел выстрел. Не дав противнику опомниться, Фрол быстро выпрямился и схватил мужика за горло. Но тут же скорчился от боли, получив удар в солнечное сплетение.
— Уй, сволочь! Ну, держись у меня! — Фрол наотмашь засветил мужику в ухо.
Завязалась драка, протекавшая с переменным успехом. Когда оба противника подустали и получили примерно равное количество синяков и ссадин, они уселись у входа в пещерку, тяжело восстанавливая дыхание.
— Ты кто? — спросил нападавший на Фрола мужик.
— Какое тебе дело?! Человек!
— А это что?
Незнакомец ловко подхватил валявшуюся обгорелую жестянку, вытряхнул на землю полиэтиленовый пакет с тряпицей.
— Моё! — заорал Фрол, быстро накрыв пакетик ладонями.
Драка возобновилась. Каждый тянул сверток на себя, в конце концов, тонкий полиэтилен порвался, тряпица размоталась, на землю посыпались алмазы.
— Ни фига себе! — произнеся это, противник Фрола на некоторое время онемел и даже остолбенел.
— Моё! — еще раз повторил Фрол, проворно сгребая камни.
— Откуда это?
— Откуда, откуда — оттудова! Места знать надо!
Незнакомец, не вслух, конечно, костерил себя последними словами. Если бы он спрятался и дал Фролу уйти, сейчас бы владел несметным богатством. Ну да ладно, как сказано в писании, не пожелай себе жены ближнего, раба его, осла, вола, чего там еще? — золота, бриллиантов... Кстати, о золоте, ведь он сюда пришел именно за этим.
— Ладно, — чуть дружелюбнее произнес незнакомец. — Мир!
— Ну, хорошо, мир! — Фрол обтер о свои лохмотья вымазанную в крови и земле ладонь, протянул противнику.
— Я-то ведь, собственно, за своим приходил, — продолжал незнакомец. — Я думал, ты меня обокрасть собирался.
— Это как?
— Самородок тут у меня припрятан. Если цел еще. Ну-ка, подвинься.
Он отвязал от пояса саперную лопатку.
— Тебя как звать-то? — спросил Фрол.
— Какая разница? Зови Петрович.
— Молод еще, по батюшке-то.
— Так что ж теперь, по матушке? — Петрович начал копать, отшвыривая землю как собака, откапывающая впрок заныканную кость. — Да не так уж я и молод, сороковник скоро.
— Неужто? А я думал, тебе и тридцати нет.
— А тебя как звать?
— Фролом с детства кличут.
— Редкое имя.
— Почему? У нас в слободе батюшка Филарет чуть ли не каждого второго Фролом нарекал.
— В какой слободе?
— Дык-э… в Мечетной слободе. Не слыхал?
— Не-а. Это где?
— Вот те на! В Оренбуржской губернии. Там Емеля Пугачев на бунт великий казаков поднимал.
— А-а. Родственник Аллы Пугачевой, что ли?.. О-па! Есть!
Лопата глухо звякнула. Петрович извлек из земли заржавленную жестяную банку из-под кофе. Банка весила никак не меньше двух килограммов. Петрович открыл ножом крышку и достал оттуда завернутый также в тряпицу и полиэтилен золотой самородок величиной с добрый кулак.
— Ох, ты ж, мать честная! — воскликнул Фрол. Теперь он в свою очередь пожалел, что не пришел на полчаса раньше и не стал копать ямку в этом углу. — Откуда ж такая хреновина?
— Так ведь ты не говоришь, откуда у тебя алмазы. Ну, все, я свое достал, теперь ты закапывай и уходи.
— Щаз!
— Ладно, шучу. Ну, бывай здоров. Заходи, если что.
— Хорошо. Только знаешь что, я прибыл издалека, ты, почитай, первый человек, с которым я встретился. Ответь мне на пару вопросов.
— Да не вопрос. Валяй!
— Кто сейчас царь?
— Где?
— Где, где — в Вологде-где. В Рассеи конечно!
— Президент, в смысле?
— Какой такой президент? Царь-батюшка! Все еще Павел Петрович, или уже Александр Палыч? А может, и Николай Палыч?
— Да ты с Луны никак свалился? Какой Николай Палыч? Двадцать первый век уж на дворе!
— Двадцать пер… — Фрол поперхнулся. — И какой же год ноне?
— Две тысячи четвертый.
— Это что же получается, я там двести с лишним лет пробыл? Ведь мы тыща восьмисотый год встречали, когда я в колодец-то рухнул!
— Псих! Вот не было печали с шизофреником встретиться!
— Да погоди, погоди! Ты верно говоришь? Ты меня не разыгрываешь?
— Вот те крест! — Петрович, усмехнувшись, размашисто перекрестился.
Но Фрол не заметил иронии.
— Теперь верю. Но и ты мне поверь. В 1800-м году я провалился сквозь землю и попал в другой мир. А сегодня только вернулся оттудова. Вот с этим, — он показал тряпицу с алмазами. — Энтого у меня еще больше с собою было, цельный мешок. Да мешок прохудился, и все в омуте потопло. Я нырял, достать хотел… Куда там, все в ил втянуло. Вот только, что спас…
— Слышь, а там… Ну, где ты был, там что, правда такие камушки можно раздобыть?
— Можно, можно.
— Я тоже хочу. А как туда переправиться, в этот другой мир-то?
— Все расскажу. Потом. Когда у меня доверие вызывать будешь.
— Ясно. Слушай, поздно уже, ты где ночевать-то собираешься?
— Да пока нигде. Я же вот, как есть, только что в этот мир и явился, никого тута не знаю. Хотел алмазы припрятать, а потом уж какую деревеньку найти, к добрым людям на ночлег попроситься.
— Да какая тут деревенька?! На две сотни верст в округе ни одного поселения нет.
— Да ты что! Где ж это мы?
— Где! В тайге, братан, в Сибири.
— В Сиби-и-ири! Вот оно что. Выходит, за двести лет ее так и не заселили.
— И еще двести лет не заселят. Значит так. Тут, в четырех километрах отсюда, зимовье. Я там ночую. Хочешь, пойдем со мной. Печку затопим, ужин соорудим, крупа у меня есть, дичь есть: я с утра сегодня рябчиков настрелять успел. А завтра видно будет. Лично мне в тайге делать больше нечего. Если пораньше встать, к вечеру до железки можно дотопать. Там разъезд, иногда поезда останавливаются. До большой станции доберемся — и в город. Такой план устраивает?
— Годится. Мне таперича все годится.
Они углубились в тайгу и через час оказались около небольшой избушки, стоявшей возле шустренького прозрачного ручейка. Солнце уже скрылось за сопкой. Пока Петрович возился с дровами и с печкой, Фрол сходил за водой, ощипал рябчиков. Наконец вода в небольшом армейском котелке закипела. Кинули туда крупу, а рябчиков насадили на прутики и пожарили так, на углях. Когда ужин был на столе, Петрович достал поллитровку, налил водку в кружки. Чокнулись, выпили.
— А я, понимаешь, задолжал браткам кругленькую сумму… — поведал Петрович свою историю.
— Своим братьям?
— Да нет, бандитам. Открыл свой бизнес, а он погорел.
— Чего у тебя сгорело?
— Да ничего. Дело я свое начал. И прогорел, понял?
— Понял.
— Нужны были бабки…
— Повитухи? Гадалки?
— Да какие повитухи? Деньги! Квартиру я заложил. И тут вспомнил, что еще лет пятнадцать назад в тайге самородок спрятал.
— А пошто прятал? Почему сразу с собой не забрал?
— Смотри, — Петрович достал свой кусок золота. — Вот тут видишь срез? Не то лопатой саданули, не то ковшом. Потому и не брал его никто. Я когда нашел, показал начальнику — я тут в геологической партии работал. А он как увидел, взял и зашвырнул подальше в кусты. Я говорю: «Ты чего?» А он мне: «А как ты его сдавать собираешься? У тебя спросят: а куда срезанный кусок дел? И все, срок дадут, к гадалке не ходи!»
— Срок? В тюрьму? За самородок?
— Ну да. Такие вот порядки были: скрываешь золото, значит преступник. Это ж восемьдесят девятый год, при социализме еще было. Короче, отыскал я его ночью в кустах, самородок-то, и спрятал. Решил, придет время, пригодится. Вот оно и пришло, время-то. Теперь порядки другие. И ведь цел, паршивец, сохранился как в банковском сейфе, пятнадцать лет пролежал — и ничего! Теперь за него сорок, а то и пятьдесят кусков зеленых отвалят. С братками рассчитаюсь, квартиру верну — и можно по новой в долги влезать.
— А эта музыка сейчас в цене? — Фрол похлопал по карману, в котором у него лежали алмазы.
— Эта музыка всегда в цене.
— И сколько это может стоить?
— А ну, давай-ка посмотрим.
Владелец алмазов расстелил на столе тряпицу и разложил свое состояние.
— Необработанные, да не все чистой воды… Сколько тут? В общей сложности карат двести с небольшим? Легально тоже ведь такую кучу не продашь, начнутся вопросы: откуда, да как? А на черном рынке тыщ сто — сто двадцать баксов получить можно.
— Что еще за баксы?
— Доллары. Валюта американская.
— Ты мне в рублях скажи. В рублях-то это сколько?
— По нынешнему курсу где-то три миллиона с копейками.
— Ты… ты… три мил-ли-о-она?! — у Фрола округлились глаза.
— Да не пугайся ты, на самом деле это не так много.
— Да ежели штоф водки двугривенный стоит…
— Стоил. Когда-то. А сейчас уже не двугривенный, а двести рублей. Так что обольщаться не надо. Но все равно, ты — богатый человек. Если умело пристроить эти деньги, можно скромненько жить на ренту.
— Эх, жаль, остальные утопли.
— Так ты говоришь, в каком-то там параллельном мире у тебя еще есть?
Петрович снова налил в кружки грамм по сто водки. Пусть у мужика язык побольше развяжется. Конечно, он малость… со сдвигом, но вдруг на самом деле проболтается, где алмазы прячет.
— Есть, — Фрол завернул камни в тряпицу и спрятал в карман, лишь после этого взял кружку и чокнулся с Петровичем. — Два мешка там было, мне не с руки их оба тащить-то, я и решил один оставить на черный день. Один с собой забрал, а другой там схоронил.
— Так, а как туда попасть-то, в этот параллельный мир? Я уже вхожу в доверие? Трапезу мы с тобой поделили, все сокровенное рассказали, можно сказать побратались, — Петрович потрогал ссадину на скуле. — И что это за другой мир? Разве такое бывает?
— Да я поначалу и сам не поверил, — Фрол выпил водку и занюхал рукавом. — В сухой колодец упал по нечаянности и лечу себе. Да только не вниз почему-то лечу, а вверх. А навстречу мне черт. «Помогу, — говорит, — тебе выбраться». Вот и помог. И очутился я неизвестно где…
Глава 2. Другой мир
А очутился Фрол на заснеженном чистом поле. Темнотища кругом — луны на небе нет, лишь тусклые звездочки слегка освещали снежную целину. Вглядываясь в небо, Фрол не нашел ни одного знакомого созвездия. А мороз пощипывал крепко. И куда идти? Где согреться? На сковородке-то в аду небось тепло было бы. Оглядевшись по сторонам, увидал Фрол кромку леса примерно в версте или полутора от него. А маленький тусклый огонек указывал на то, что там имелось человеческое жилье. Хотя, могло и померещиться. Быть может, глаз волчий в темноте блеснул.
И все же, Фрол медленно, проваливаясь по колено в снег, побрел в том направлении, где огонек приметил. Морозный ветер колол щеки и забирался под тулуп.
— Вот тебе и Новый год! — ворчал он себе под нос.
Однако от энергичной ходьбы по глубокому снегу стало тепло, даже в пот бросило. Добрался он, наконец, до леса и среди деревьев увидел маленькую избушку. Снег вокруг нее был утоптан, причем, какими-то странными следами, вроде и птичьими, но шибко великими. Страусиные, что ли? Батюшка Филарет как-то рассказывал ему об огромных птицах, живущих в Африке, которые не летают, а только бегают.
Он обошел избушку вокруг, отыскал дверь, постучал и, не дождавшись приглашения, вошел, впустив за собой клубы пара. Хотел перекреститься на образа, да так и не нашел их. Перекрестился на пустой красный угол.
— Ну, здравствуй, добрый молодец! Дела пытаешь, аль от дела лытаешь?
На лавке за столом сидела старуха. Заиндевелое окно за ее спиной отражало золотистыми искорками свет лучины. Всю обстановку в избе составляли лавка, сундук, гладко выскобленный стол и русская печь.
— Долгих лет тебе и здоровья, бабушка, — вежливо ответил Фрол. — Пока не знаю, за каким делом иду. Позволь погреться до утра. А там пойду, куда ноги поведут.
— Ну садись, милок, грейся. Стужа вон какая, а у меня печка топлена. Ужо и каша, наверно, поспела.
Старушка поднялась, сняла с устья печи заслонку, поддела ухватом чугунок и водрузила на стол. Дала деревянную ложку.
— Вот, кушай, касатик.
Пшенная каша была на воде и жидкая, скорее — похлебка. Но Фрол уже успел проголодаться, время-то глубокая ночь. Поэтому ел с большим аппетитом.
— А бражки крепенькой испить не желаешь?
Хмельной угар апосля возлияний тоже давно выветрился.
— Было б неплохо! — согласился Фрол.
Старуха достала глиняную баклажку и наполнила из нее деревянную ендову. Брага была сладкая, с медовым привкусом и мятным запахом. От тепла, сытости и хмельного питья сразу потянуло в сон.
— Вот, яхонтовый, ложися суды, на лавку, — старуха задула лучину в светце, стало темно…

Фрол резко проснулся от внезапной тревоги. В избе стояла кромешная темень, ее развеивал лишь тусклый свет из окна. В этом синеватом свете он увидел нависший над собой силуэт старухи. В приоткрытом рту ее сверкнули длинные острые клыки.
— Бабуль! Ты чего это?!
Голос его прозвучал глухо — от страха в горле сразу пересохло.
— Ничего, милый, ничего…
Клыки приближались к шее.
— Бабусь! Да ты… вурдалак, что ли?
— Не, касатик, хуже. Ты про Бабу-ягу слыхал?
Фрол кивнул.
— Вот я она самая и есть. Эх, давненько я человеченкой не лакомилась!
Фрола охватил ужас. Он хотел ударить старуху и отбросить ее от себя, но совершенно не мог пошевелиться…
Тем временем, за окном явно начинало светать. Баба-яга распрямилась. Клыки ее становились все меньше.
— Эх! Не успела я! В неурочный час ты проснулся, милок. Ну да ладно, ступай с миром, пока я добрая. Иди в сторону заката, там деревенька верст через пять. Спроси, может кому работник нужен.
В деревне Фрол прошелся по дворам. В одном, довольно богатом, ему сказали, что хозяину нужен помощник конюха. Там он и остался. Все пытался выспросить у местных, как далеко его Мечетная Слобода, да никто о ней и слыхом не слыхивал
До лета он ухаживал за лошадьми, а дальше случилось вот что. Настал Купалин день, или, как его в этой местности называли — Иван Мокальник. С этого дня начиналось купание в открытых водоемах. Поверье гласило, что окунуться можно лишь после полуночи, иначе русалки утянут под воду. Фрол в этот вечер погнал в ночное лошадей. Он расположился на опушке леса, недалеко от реки, но подальше от костров и молодежных гуляний. Не любил он этого шумного веселья. Да и Дуняха, за которой он приударил весной, вдруг стала выкидывать фортеля и загуляла с Ванькой-кузнецом. Кузнец был парень дюжий, с ним Фрол спорить не решался, но от душевных страданий разобиделся на всю деревню, и вообще на весь белый свет.
Кони напились воды из реки и мирно щипали на лугу траву. Фрол разложил свой собственный небольшой костерок, чтобы дымом отгонять комаров. Он лежал на траве, лениво подбрасывал в огонь сухие былинки и хворост, и вглядывался в светлое небо. Раскаленный за долгий день воздух еще не остыл, было жарко. Издалека доносился смех, звон балалаек и девичье пение. Фрол закрыл глаза и почти задремывал, как вдруг услышал совсем рядом задорный женский голос:
— Эй, Фрол! Не спи, замерзнешь! Пошли купаться, вода как парное молоко!
— Не, — сонно ответил Фрол. — До полуночи нельзя…
— Да ты на меня-то посмотри, неужели откажешься?
Открыв глаза, он увидел обнаженную девушку. Длинные мокрые волосы даже в свете оранжевой вечерней зари отливали зеленым. Они струились с плеч на живот, прикрывая грудь и все остальное, спускаясь чуть ли не до колен.
«Русалка!» — догадался Фрол.
— Ну, айда! — девушка повернулась и побежала к реке.
У кромки воды она присела на песок и натянула на ноги что-то типа серебристого узкого мешка, оканчивающегося рыбьим хвостом. По-змеиному извиваясь, она скрылась в воде, вынырнула и позвала еще:
— Ну, Фрол! Догоняй!
Суеверный страх и робость вступили в борьбу с желанием и интересом. Ну и пусть! Быть может, вся жизнь стоит этой минуты. А Дуняха еще пожалеет об измене, еще наревется, проливая слезы по нём! Чем самому топиться или вешаться, так лучше помереть с весельем. И, словно под гипнозом, Фрол скинул одежку и побежал к реке…
Поутру они поднялись на высокий яр к сосновому бору. Русалка шла совсем голая, неся свой «хвост» в руке, а Фрол забрал с берега вещи и надел их. Коней уже отогнал домой старший конюх. Кто-то видел, как Фрола заманила русалка, его считали утопшим. Если он и вернется в деревню, его примут за нечисть, за ходячего мертвеца. Они зашли в бор, а возле поляны русалка велела Фролу остаться и спрятаться за деревом. Сама вышла на поляну, подошла к одному из деревьев, достала из дупла балахон и надела его.
На поляне появились несколько таких же девушек, одетых в балахоны, и одна пожилая женщина.
— Почему он еще жив, Анастасия?! — грозно спросила матрона.
— Я полюбила его.
— Полюбила! Х-ха! Тогда сжигай хвост и ступай к людям! И больше русалкой никогда не станешь! Через сорок лет ты будешь старухой и помрешь, вместо того, чтобы до пятисот лет жить и веселиться. Ты этого хочешь?
— Я не знаю…
— Тогда сгинь с глаз моих! Если одумаешься, через час покажешь мне его труп!
Русалка Анастасия заревела, а у Фрола внутри пробежал неприятный холодок. Еще вчера ему было наплевать на все, а сегодня страстно хотелось жить. Еще не поздно было удрать, но он стоял за деревом и ждал свой приговор. Уж не влюбился ли и он?
Матрона удалилась, девушки тоже разошлись. На поляне остались только две — Анастасия и еще одна молодая русалка. Она утешала подругу и что-то шептала ей. Минут через десять обе подошли к Фролу.
— Пойдем, — Анастасия взяла его за руку. — Марья вчера двоих завлекла, наша старшая об этом еще не знает. Мы наденем на одного из утопленников твою одежду и скажем, что это ты. А ты будешь спать, пока я не выношу нашу дочь и не воспитаю ее до кровей. На это потребуется много лет, но для тебя это время пройдет как одна ночь. И после ты каждый год осень и зиму будешь спать, и проживешь впятеро больше, чем простой человек.
Русалки привели Фрола к тихой заводи, сняли с него одежду и нарядили в нее утопленника. А Фролу велели нырнуть на дно водоема, и там он погрузился в сон.

Сколько минуло лет, Фрол так и не узнал. Когда его разбудили, ему и на самом деле показалось, что прошла всего лишь ночь. Анастасия почти не изменилась внешне, зато их дочь, названная Светланой, стала уже подростком. Фролу не нравилось жить под открытым небом и ночевать на дереве, как это делали русалки. Задумал срубить хотя бы маленькую избенку, да вот беда — голыми-то руками избу разве поставишь? А инструментов нет. И где их взять? Купить не на что, нет денег. Продать тоже нечего, и так ни кола, ни двора. Наняться в работники — это ж с Анастасией на время разлучиться. Она к людям не пойдет, а ему невмоготу без нее, полюбил он.
Вот и решил прибегнуть к самому банальному способу — воровству. По ночам стал ходить в деревню, лазить по дворам: где топор стащит, где лопату. За пилой вот долго пришлось охотиться: на одном дворе собаки чуть не порвали, на другом хозяева чуть не застукали. Наконец, ему удалось собрать кой-какой инструмент и за лето поставить в лесу небольшую полуземлянку-полуизбушку.
Питалась его семья в основном рыбой, которую ловили Анастасия и Светлана. А Фролу понравилось промышлять воровством, хотя первое время побаивался, да старался не зарываться: раз в неделю то несколько репок, то морковки, то огурчиков с чужого огорода стырит, то курицу из курятника утащит. Одно жаль — овощи, они только к осени поспевают, когда уж и спать пора на зимовку укладываться. А муки надыбать хлеб испечь, так и вовсе проблема. Ну забрался в амбар, зерна утащил, так надо еще муку смолоть. Вот тогда он и придумал: наточил нож поострее, да угрожая им, ограбил крестьянина, везшего муку с мельницы. Правда, проявил справедливость, не все забрал, всего мешок только.
Годы летели, дочь подрастала, а сколько лет они так пролетовали и сколько зим в анабиозе перезимовали, Фрол точно и не помнит. Да только вот надоело ему до чертиков это дикое первобытное существование. Очень уж по-человечески пожить хочется, в комфорте, в сытости и в достатке. Прослышал он, что есть в Сине-море остров Буян, а там и алатырь-камень отыскать можно, что все желания исполняет. И решил Фрол попытать счастья, отправился по весне к Синю-морю.
До Синя-моря путь не близок, долго шел Фрол, чуть не месяц. Питался грибами да ягодами, а то, бывало, в деревне какой на ночлег оставался, а там добрая душа находилась, накормит-напоит странника. Или работу кто даст — сено переворошить, дров наколоть. В деревнях расспрашивал, далеко ли до Синя-моря и что за остров Буян, да в какой стороне. А как до Синя-моря добрался, стащил он лодку, большую, с парусом, по-местному «акваплав» зовется. Куда точно плыть не знал, с навигацией Фрол знаком не был, но понадеялся на удачу, мол ветер куда надо принесет.
И повезло — доплыл до острова, благо, что недалече совсем. Берег дикий, неуютный, скалистый. Никто сюда не заглядывает, место, говорят, гиблое. И корабельщики это место из-за суеверия стороной обходят. Но Фрол плевал на суеверный страх, ежели дело сулило богатство и выгоду.
До осени там и жил, хижину соорудил, питался рыбой, грибами-ягодами, да силки на дичь ставил. А алатырь-камня так и не сыскал. Зато нашел другие камушки — агаты, ониксы да опалы. Не драгоценные, конечно, но продать можно, все какой-никакой доход. И решил на острове не зимовать, на материк вернулся, чтоб по весне продолжить поиски.
Первым делом в портовом городке зашел он в ближайший кабак и кабатчику найденные камни показал, чтоб оценить свое богатство.
— Золотой рупь целковый даю за все, — назвал тот свою цену. — Больше не проси.
Фрол убрал камни в котомку.
— Ну хорошо. Ендрик серебром в придачу.
— Не, — ответил Фрол, поняв, что торг уместен. — Раздумал продавать.
Пытаясь задобрить клиента, кабатчик за счет заведения подал Фролу кружку пива и вяленую тюльку. Фрол от угощения не отказался, но камни продавать не стал, рассчитывая выручить за них хотя бы два золотых. Если умеренно тратить, только на хлеб, то до весны худо-бедно дотянет, а там и травка да корешки вылезут. В крайнем случае, можно на месяц-другой снова в конюхи или пастухи наняться. Он уже не страшился реже встречаться с Анастасией. За многие годы страсть прошла, любовь наскучила, да и Анастасия уже не та привлекательная девица — годы, они ведь никого не красят, даже русалок. Так что, пока есть силы, надо бы и делом заняться.
На зимовку решил он вернуться в знакомые места, к реке Синяве, туда, где избушку свою поставил. Во-первых, не ровен час ее кто-нибудь займет, а во-вторых, не по трактирам же скитаться. А в спячку впадать уже поздно. Сам-то он не сумеет, а пока до тех мест доберется, Анастасия, поди, заснет уже. Пристроился он к каравану, что как раз отправлялся в те края. Чтоб заплатить за оказию, продал он купчишкам с того каравана свои опалы и ониксы, два целковых за них и выручил, плюс и за дорогу расплатился.
Караван состоял из пяти подвод, запряженных каждая парой ломовых. Купцы везли из Заморского Королевства шелка и бархат, украшения, диковинки разные, штучки-дрючки, каких здесь не имелось. Караван выбрался из города и двинулся в западном направлении по широкому, хорошо наезженному тракту. Лошади шли бодрым шагом, поскрипывала упряжь, колеса изредка погромыхивали на неровностях дороги. Фрол ехал вместе с купцами на головной подводе.
— А расскажи, Афанасий, что тут без нас творилось, — обратился старший к своему товарищу. — Мы ж, почитай, полгода в родимой сторонке не были.
— Да, — согласился Афанасий, — долго вас не было. Уж я испереживался, успеем ли до распутицы домой добраться.
По весне двое купцов отправились через Сине-море в Заморское Королевство закупать товар. В то время с Заморским Королевством только что закончилась война, и обрадованные коммерсанты поспешили за море возобновлять торговлю. Афанасий и четверо ломовиков (одной подводой Афанасий правил сам) оставались в порту приглядывать за телегами, ухаживать за лошадьми и ждать товарищей.
— Что творилось? Да вот, деньга новая вышла. Долбоном называют. Во!
Афанасий достал из кармана монету, и двое товарищей стали ее разглядывать.
— Ишь ты! Новенькая, золотая! А блестит как! И почем она?
— Шесть ендриков дают. Полрубля, то бишь.
— И кто же их чеканит?
— А правитель новый. Не слыхали разве?
— Слыхали, что как война-то с Заморским Королевством кончилась, здесь смута началась, а чем она кончилась, толком не слыхали
— Вот, смута. И Колян Второй отрекся от престола. И в Заморское Королевство, говорят, подался.
— Ух ты! А дочь его?
— Дык она ж за мужика, без роду без племени, замуж вышла. Мужик, правда, головастый, Емеля-то.
— Это тот Емеля, что печеход придумал?
— Ага. Он самый. При дворе механик он.
— Ну, а сам двор-то таперича чей он? Кто правит?
— Дык вот. Колян Второй, значит, отрекся, а смута-то продолжается. За власть все, кому не лень, по-прежнему грызутся. И видать Яриле это стало не по нраву, он посланца-то своего на землю и выслал.
— Постой, постой!
— Тпррру! — Афанасий резко натянул вожжи.
— Да не про то я. Но! Трогай! Какому такому Яриле? Что ты мелешь? Бог-то один на небеси!
— Ну, не знаю, народ так молвит. Опустился на Главную площадь Стольнограда человек на огненном шаре. И все, кто там был, вознесли руки к небесам и закричали: «Вот наш избавитель!»
— И стал он царем?
— Ну не царем, но сказал, мол, я ваш правитель.
— А как его звать-величать?
— Могучий повелитель, властелин ночи, его магейшество Бэдбэар!
— Ишь ты. Магейшество. Колдун что ли?
— Не знаю. Я ж тоже не из первых уст слышал. За что купил, за то и продаю. Стольноград-то, от Синя моря далече. Пока молва дойдет... Вот приедем, все как есть и узнаем. Но, милае! — подхлестнул лошадей Афанасий.
Фрол внимательно слушал все эти новости. Теперь он хоть начинал понимать, что происходит в этом мире. А то ведь в деревнях политикой особо не интересовались. А русалкам вообще все это до... до хвоста, короче.
На восьмой день пути, когда до реки Синявы, где Фрола завлекла Анастасия, оставалось совсем немного, купцы решили, что надо поторапливаться и, не боясь уморить лошадей, ехали до поздней ночи. Тут-то на них и напали лихие люди. У разбойников были ружья, пистолеты и сабли, а купцам обороняться было нечем. Троих купцов и одного ломовика застрелили сразу, троим ломовикам удалось бежать, а Фрол спрятался за повозкой.
— Не убивайте меня! — взмолился он, когда его обнаружили. — Я бедный человек! Вот все, что есть у меня!
Он протянул атаману два золотых рубля.
— Х-хех! Бедный говоришь? А золотишко при себе имеешь! Да мы и так, и весь товар твой, и все что на тебе есть до исподнего заберем!
— Да товар-то не мой! Я не купец, я так, до Синявы реки в попутчики напросился. Я тут вообще человек новый. Я из того мира!
— Юродивый, что ли? Вижу, что не от мира сего! Ну что, братцы, пожалеем убогого?
— Как хошь, атаман, — отозвался кто-то из шайки. — Грабить обоз он нам не помешает. Пусть живет.
— Я точно вам не помешаю! — поспешил заверить Фрол. — Я не юродивый. У меня мозг хорошо работает. Возьмите меня в свое разбойничье братство, я вам еще пригожусь.
— Ладно, — атаман заткнул саблю за пояс. — Посмотрим, как себя в очередном деле проявишь. Не струсишь — возьмем в шайку.
Глава 3. В шайке
И стал Фрол разбойничать. Тем временем, в стране происходили большие перемены. Новый правитель принялся расширять свои территории. Конечно же, путем завоеваний. Придворный механик Емеля еще при Коляне Втором придумал железную телегу, которую двигала паровая машина. Это сооружение называли «печеход», поскольку с виду напоминало оно печь. На такие печеходы устанавливали пушки, а снаружи обшивали их железом для защиты пушкарей и машиниста от вражеских пуль и стрел. Эти боевые машины в народе называли «короба». Когда шла война с Заморским Королевством, короба наводили страх на противника. Его магейшество Бэдбэар велел наделать побольше таких коробов с целью захвата и покорения соседних государств.
Печеходы стали использовать и в транспортных целях. Дороги покрыли утрамбованным песком, на него уложили бревна, а на эти бревна по всей длине дороги колею — две чугунные слеги, чтоб колесам легче катилось. К печеходу цепляли тележки, с подачи Бэдбэара названные каригами. Фрол как-то в одну из вылазок видел это чудо. По мосту через реку печеход, похожий на русскую печку, тянул за собой пять или шесть кариг.
Для производства коробов, печеходов и кариг, а также для строительства дорог стране требовалось много железа, меди и угля. Все это имелось на севере, в Скалистых Горах, где хозяйничали гномы, трудолюбивый и покорный народ. Они жили общинным строем и очень уединенно, сторонясь контактов. Они почти добровольно пошли под гнет Бэдбэара, только бы их раса не была уничтожена. К ним проложили «чугунку» и возили оттуда уголь, металл и железные изделия.
Но главное — в Скалистых Горах добывались алмазы. Гномы не представляли их ценности и отдавали почти задаром целыми мешками. Но зато в Шема Ханстве, богатой стране, что на юге, и в Заморском Королевстве, и в соседних мелких царствах, да и в самой стране Бэдбэара алмазы и бриллианты ценились очень высоко. Как только закрома Бэдбэара стали наполняться алмазами, он назвал подвластную территорию Алмазной Долиной, а столицу переименовал в Даймондтаун.
Вся эта информация доходила до Фрола с базарной площади маленького городка. Разбойники по очереди ходили на рынок прикупить продуктов и вина, если долго не попадалась добыча с какой-нибудь снедью. Еще надо было покупать порох и пули, да и оружие обновлять. Все-таки, в этом мире оно несовершенно. Кремниевые ружья часто давали осечку, да и пистолеты служили недолго.
В том же городке разбойники сбывали награбленный товар скупщикам краденого. Скупщики платили за товар вдвое, а то и втрое дешевле его настоящей цены. А добыча все мельчала, попадались лишь небогатые жадные купчишки. А владельцы больших караванов не скупились на серьезную охрану, разбойники их не трогали.
И Фрол все больше начинал задумываться, что профессия разбойника — это мелковато. Да и стремно как-то разбойничать, не ровен час стражники схватят всю шайку, тогда ведь точно повесят! Хорошо бы сразу взять большой куш, а потом жить припеваючи и только и делать, что ничего не делать. Когда Фрол размышлял об этом, ему обычно представлялся тот поезд, ехавший по мосту…
Как-то на одной вылазке Фрол увидел чудо. Они сидели в засаде у тракта, подстерегали обоз, и вдруг по небу над ними пролетел ковер. Самый обычный ковер с бахромой. А на нем люди сидели. Фрол ущипнул себя за ухо, потом начал креститься. Напарник, сидевший с ним в засаде, рассмеялся:
— Ты чего это, ковер-самолет никогда не видал?
— Не-а! Такого чуда в нашем мире нету!
— Да это, брат, не чудо!
— Как же не чудо? Ведь летит!
— Ну летит.
— И что? Куда хошь полететь можно?
— Ну не куда хошь. Чтоб он летел, АГЗУ нужны.
— А енто что за хрень?
— Да бес их знает. Как-то енти вот АГЗУ на ковер воздействуют, и он летит. А ежели на пятьсот саженей от АГЗУшки отлетит, а другой поблизости нету, то на землю и свалится.
Свист атамана прервал дальнейшие технические разъяснения — на дороге показался обоз.
А потом до Фрола дошли слухи еще об одной диковинке. Молва твердила, что воротился в здешние края некий амулет, который многие годы считался утерянным. Сей амулет мог выполнить три желания владельца. Одним заклинанием хозяин мог превратить любого человека в какое-нибудь животное, хоть в осла, хоть в муравья. Вторым заклинанием он мог мгновенно перенести себя в любую точку мира, хоть в Заморское Королевство, хоть на Край Света. А третье заклинание открывало врата в совершенно другой мир. И ежели туда попасть, то назад ужо не воротишься, поэтому народ этого заклинания пуще всего страшился. Но Фрол смекнул: не в его ли мир, где он родился, провел детство и юность, открывает врата этот амулет? Возможно и Бэдбэар, который теперь велел себя величать «Великий Волшебник, Маг и Чародей, Властелин ночи, Повелитель Алмазной долины» ни с каких небес не сходил, а прибыл из того мира, где раньше жил Фрол. Возможно, он англичанин, ведь после его появления в местный лексикон добавились аглицкие словечки, которых доселе тут не было. А что если он пробрался в этот мир именно с помощью того самого амулета?
«Эх, завладеть бы тем амулетом — думал про себя Фрол. — А еще ограбить поезд, в котором везут алмазы со Скалистых Гор. А потом с помощью амулета да с алмазами перебраться в родную сторонку».
Там-то его точно не сыщут, в тюрьму не сунут и не повесят. Зато заживет он как барин. Купит себе деревеньку и дом в Питенбурге с камином и с пианиной, балы устраивать будет и княжескую дочь возьмет в жены.
Но осуществление этих планов пришлось ждать долго. Он прожил в разбойничьей шайке много лет. А шайка постепенно редела. Одних валили болезни и старость, другие были убиты во время разбойных нападений. А когда преставился их атаман, лихих людей в шайке оставалось всего четверо, считая Фрола. Вот теперь-то он и решил осуществить мечту об ограблении «алмазного» поезда.
Прежде всего, надо было узнать, как перевозят алмазы, в какое время и как велика охрана, насколько хорошо вооружена. Нападать на станции было бы глупо — там всегда дежурят стражники. В чистом поле тоже рискованно — слишком много свидетелей, ведь в поезде еще пять-шесть кариг, в которых едут пассажиры. Но Фрол выяснил, что каригу с ценным грузом цепляют в хвосте, а охраняют груз всего четыре стражника.
Фрол уже имел в голове план, но для его осуществления нужен был ковер-самолет. Достать ковер взялся один из подельников. После нескольких тренировок им удалось освоить пилотирование, ничего сложного в этом не оказалось.
Дело было зимой. Они добрались до чугунки, до перегона, который находился в зоне действия АГЗУ, притаились и стали поджидать поезд. Когда поезд проехал, разбойники поднялись в небо, догнали последнюю каригу, посадили ковер на ее крышу, а потом отцепили ее от состава. Карига двигалась немного по инерции, и вскоре остановилась. Двое стражников выпрыгнули из нее, чтобы узнать, в чем дело, но были тут же сражены пистолетными пулями. За ними из кариги выпрыгнули двое оставшихся. Заметив на крыше людей, они подняли ружья и уложили одного из разбойников. Но два других подельника Фрола тут же выстрелили в них.
В кариге было два мешка алмазов, каждый весом едва ли не в пуд. Пока двое товарищей Фрола восхищались этим богатством, Фрол выстрелил им в спины из двух пистолетов одновременно. Он затащил мешки на ковер и поднялся в воздух. Долетев до реки Синявы, почти до того места, где он когда-то проводил счастливые годы с Анастасией, ковер стал терять высоту — кончалась зона действия АГЗУшки. В этом месте на реке начинался плес после порогов. В порогах все еще грохотала вода, а плес был покрыт льдом и снегом. Верстах в двух ниже по течению виднелся мост, а до деревни, где Фрол служил конюхом в первый год как попал в этот мир, от моста было еще версты четыре.
Вокруг не было человеческих следов, но Фрол для надежности завернул мешки в  ковер, спрятал в кустах и забросал снегом. Он сбегал в лес к своей избушке. Избушка была еще цела, но обветшала и все в ней заросло пылью и паутиной. Фрол вернулся на берег, перетащил в избушку свое богатство и устроил тайник, тщательно его замаскировав.
Теперь началась его охота за амулетом. По весне он обнаружил его след. Оказалось, амулет попал на опыты в некое научное заведение, под названием НИИКоГО — там ученые и маги проводили с ним какие-то опыты. Но и оттуда он таинственным образом исчез. А в итоге был подарен одним купчишкой вождю племени дикарей. Похоже, сей вождь не знал о его магических свойствах, воспринимал лишь как драгоценную безделушку. Фрол проник в это племя, быстро выучил язык, поскольку языки давались ему легко, и стал толмачом. Он пытался войти в доверие к вождю, чтобы получить амулет в подарок…

* * *

Петрович уже задремывал, слушая этот длинный рассказ. В бутылке оставалось немного водки. Петрович разлил ее по кружкам и, зевая, спросил:
— И судя по тому, что ты здесь, он его тебе подарил?
— Не, — выпив водку, ответил Фрол. — Амулет он подарил парню одному, причем, кажись, пришельцу из этого мира. Ну… того, где мы сейчас. Я долго гонялся за ним. Потом подкараулил их с его зазнобой, девку схватил, нож ей к горлу приставил, говорю: «Дари мне амулет, не то зарежу!»
— Ну ты, блин, террорист! — Петрович взял вертел с аппетитно зажаренным рябчиком.
— А что делать?
— Значит, добыл-таки амулет.
— Ага! Вот он, — Фрол достал из-за пазухи круглую золотую бляху с изображением сидящего крылатого льва в шлеме, сжимающего в лапе рубиновый меч.
— Уй, какая штучка! А ну дай позырить.
— А ты мне ружье свое поглядеть дай. Никогда еще такого не видал. Ишь ты!
Фрол бережно взял двустволку, протер рукавом вороненую сталь.
— Пять унций, не меньше, золото чистое, — Петрович взвесил в руке амулет. — А пробы нигде нет. Меч из рубина, ты смотри и поворачивается!
— Ага. Вот это вот положение перемещения. Как соберемся, значит, в тот мир, где алмазы, я скажу: «Дарю его тебе…»
— Спасибо!
— Да погоди ты! Я говорю, когда в параллельный мир тот перемещаться будем!
— Отлично! — Петрович любовался амулетом с разных сторон, поворачивая его в одной руке, а в другой все еще держал прутик с жареным рябчиком. — А что тут за слова какие-то написаны?
И он прочитал вслух заклинание…

Если вас заинтересовал роман и хотите прочитать до конца, пишите мне в личку, я пришлю полный текст в любом формате.