Заповедные тропы Поэма-путешествие с эпилогом

А.К. Загорулько


1

Конечная. И наш троллейбус замер.
Вокруг нас горы в зарослях деревьев.
Под легким ветром тихо и немолчно
листва лесная шелестит. Да редко
промчит машина с шорохом и гулом.
Промчит и скроется за плавным поворотом —
как будто растворится в тишине.


Нам, двум друзьям, любителям походов,
осталось лишь рюкзак взвалить на плечи
и рубчатою башмака подошвой
ступить на серую блестящую поверхность
асфальта — последнюю примету человека.


По сторонам укатанной дороги
раскинулись зеленые чащобы,
которые расчерчены неровно
лишь узенькими тропами зверья
и тропами маршрутов пешеходных,
проложенных стараньем тех людей,
кто, раз познавши, навсегда влюблен
в леса и горы, в ручейки и кручи,
кто, как с любимой, нежен и понятлив,
и осторожен с лесом — и с огнем,
и кто всегда как гость сюда приходит.


И вот мы медленно взбираемся по склону.
Их много впереди — подъемов, спусков,
но нас они нисколько не пугают, —
нас с другом, знатоком чащобных тропок,
изрезавших густою паутиной,
весь горный крымский лес…
Нас двое. И дорога не из легких.
Но красота нетронутой природы —
высокие стволы дубов и буков,
лучи косые солнца вперемежку
с узорною колеблющейся тенью
от крон зеленых, редкий выкрик птицы,
который быстрым эхом меж деревьев
пронесся и затих на дальнем склоне;
упругий, тонкий и почти прозрачный
подлесок и сухой валежник серый —
прекрасная растопка для костра;
грибы, как блюдца, и цветы лесные, —
волшебная вся эта красота
с лихвою искупает неудобства
палатки из зеленого брезента
и пахнущего потом рюкзака,
что тянет плечи днем, а ночью поздней
застежками карманов и углами
консервных банок засыпать мешает,
и неудобства спальника на кочках,
и варева в железном котелке...


Но вот горы покатая макушка
и первый спуск.
                Да по крутому склону.
Зигзагами к подножию, к деревьям…
Тот, кто ходил горами, подтвердит:
спуск утомительнее, чем любой подъем.


Внизу прохладная тенистая лощина
встречает нас ручьем прозрачным, мелким
(журчит он тихо меж камней, а на запрудах
негромко плещет, падая с уступов),
и толстым слоем палых листьев бука,
слежавшихся и побуревших за год.
Когда их башмаком разворошишь,
они так остро пахнут сыростью и спиртом.
Ручей холодный освежает быстро
лицо и душу. И бодрит заметно.
Вода — как лед. Хлебнешь — и зубы ломит.


Привал в пути. Немного отдышаться.
Присесть на камень или на корягу,
а может, на рюкзак или на землю
и, ноги вытянув, недвижно посидеть.
Проблемы, неурядицы, заботы, —
все в городе осталось. Мы одни.
Молчим. Любуемся природой и молчим.
Зачем слова, зачем восторги, ахи,
когда вокруг такая красота?..
Любое слово только нарушает
гармонию, где свет и звук, и цвет,
и даже запах сплетены искусно
непостижимым и невероятным
вселенским гением создателя миров.
Кто знает, как его зовут на самом деле?


Но вот привал окончен. Снова в путь.
Опять размеренно своими башмаками
мы бороздим слежавшиеся листья.
И в такт шагам дыхание с трудом
стараемся не сбить, идя по склону.
И так весь день — до самого заката.


2

Великолепен крымский полуостров.
Кто станет спорить с этим утвержденьем?
Руины древних городов и укреплений:
Неаполь Скифский, Херсонес, Боспор и Каффа,
Мангуп и Сурож, Алустон и Джуфт-Кале.
И безымянные развалины на скалах
монастырей и замков, что погибли
под натиском захватчиков жестоких.
Курганы повелителей забытых
и клады, и пещеры, и музеи.
Подвалы винные, сады и парки, виллы…
Дом Чехова. Толстой и Айвазовский.
Куприн и Пушкин, Гоголь и Волошин,
Марк Твен, Булгаков, Эйзенштейн и Грин…
А красота дворцов — жемчужин Крыма —
давно известна разным континентам.
Бахчисарай — столица крымских ханов.
Дворец в Алупке графа Воронцова.
Дворцы царей — Ливадия, Массандра…
Недаром утверждал поэт Неруда:
Крым — это орден на груди планеты.
И все же полуостров уникален
не только этим и не столько этим.
Нерукотворная краса живой природы,
невероятно разной (от пустыни
до джунглей уголки есть), но при этом
и уникальной, местной, только крымской, —
вот ценность главная, вот главное богатство
Тавриды, окруженной Черным морем.


Я видел много заповедных мест.
Вот только не бывал в пещерах крымских.
Их много, интересных и опасных,
но нечего о них мне рассказать...


3

Ночлег, костер, палатка на поляне…
Ночь у костра, когда ты точно знаешь,
что ни души нет далеко в округе,
что ты один...
                нет, двое...
                только двое...
Как это мало, и как мы малы.
Два человека под огромным небом —
как вакса черным, в мириадах звезд,
которых в городе нет даже поздней ночью.
И эти звезды, крупные, как слезы
обиды горькой, как капельки росы,
в немыслимой сверкают глубине, —
как будто россыпь ограненных бриллиантов
под ярким светом гранями играет
на плотной черной ткани мирозданья…
Банально, каюсь, но зато — как есть.


Костер так жалок в темноте безбрежной.
Он слабо освещает нас двоих,
валежник для костра да рюкзаки,
бурлящий котелок да вход в палатку.
Вокруг костра дрожат и пляшут тени,
а дальше — тьма, сплошная, как стена.
И странный, дикий, первобытный страх
в душе вдруг начинает копошиться.
Кто прячется за тусклым кругом света?
Кто там крадется в темноте чернильной
на мягких лапах с острыми когтями?
И чутким вдруг становится наш слух.
Мы ясно слышим каждое движенье
ночного леса — шорох и шуршанье,
всполошный птичий вскрик…
Волной над головами прокатился
порыв ночного ветра — он пронесся,
взъерошив листья на ветвях деревьев,
невидимых во тьме…
И вдруг мы слышим где-то в отдаленье
стук громкий костяной...
                А это что?
Уж очень странный звук,
опасный, непривычный, непонятный...
Да что же это!..
Мы настороже — совсем как пращуры
из тьмы тысячелетий…
Нет, все в порядке. Это только ветки
под ветром застучали друг о друга...


Но вот костер подернулся золою, дотлел,
погас. Тьму разгоняет лишь фонарь —
расплывчатый круг света под ногами.
В палатке тесно, жестко, неудобно,
и все не так — совсем не так, как дома.
И кажется — вовек нам не уснуть
в опасной близости к невидимой природе...
Глаза закрыл на миг — и утро.


4

Рассвет в лесу. Поляна в легкой дымке.
Все краски стерты, тусклы. Тишина.
И небо в серой мгле, как будто в тучах.
Над кронами деревьев — гор вершины
лиловые и сизые без солнца.
Земля остыла. Зябко и свежо.
Приятно подниматься до рассвета
в лесу. Сонливость вмиг с тебя слетает.
Не то что в теплой городской постели,
когда, разнежен, глаз открыть не можешь,
пусть даже разрывается будильник.
А встав — себя бодриться заставляешь.
И, словно за вихры, растрепанные сном,
ты в будни утра волочешь себя, —
как всем известный выдумщик барон
тащил себя за волосы из топи.
В лесу — иначе.
                Ледяной ручей
остатки дремы как рукой снимает.
Ты снова бодр и свеж... Палатку собираешь.
Походный завтрак — как походный ужин.
Да нет, еще скуднее!..


И снова в путь, едва вершины гор
под розовой зарей и небом бледным
вдруг вспыхнут ослепительным сияньем
в тот самый первый миг восхода солнца,
когда оно полоской вдруг сверкнет
над краем дальним горного хребта
и морем света через миг затопит
леса окрест.
                И — начат новый день.
И целый день в пути...
День — полный впечатлений.


Поблизости от 10-25 —
вершина так означена на карте —
попали мы под ветви вековые
деревьев древних с толстыми стволами,
сухой корой, морщинистой, шершавой,
с тенистой кроной. А с ветвей свисали
какие-то лианы, стебли, лозы —
как в джунглях, где Тарзан по веткам прыгал.
И папоротник рос — густой, высокий —
вокруг тропы, заросшей мелкой травкой.
Напомнил этот лес картины-сказки
Билибина, а также Васнецова.
Но только все потрогать было можно...
Оттуда не хотелось уходить.


5

За полдень было. Мы вошли в долину
речушки маленькой — Восточного Суата.
Под старым дубом отдохнуть присели.
Напротив нас, за склонами долины
просторы Караби-яйлы суровой
раскинулись. Здесь жесткая трава
торчит пучками из расщелин в камне,
холодный ветер носится по плато,
на крепость корня пробует кустарник,
распластанный ветвями по земле.
На плато этом каменном, безводном
источников никто не находил.
Здесь только дождь источник сил и жизни.
Зато здесь есть глубокие пещеры —
начало их в обрывистых воронках.
Низины есть, заросшие ковром
лесных тюльпанов на коротких стеблях.
И можно встретить на вершинах скал,
изъеденных жестокими ветрами,
цветок упрямый — крымский эдельвейс...
Яйлу мы эту перешли однажды...


Мы с другом отдыхали на траве,
прикидывая, сколько нам осталось
идти до моря тропами лесными.
И вот мы видим, как в долину, к речке
спокойно, мирно и неторопливо
с яйлы спускается табун голов в двенадцать
прекрасных разной масти лошадей.
Хвосты и гривы спутаны и длинны,
блестят под солнцем шкуры на боках.
Вожак — песочной масти жеребец.
Не знаю, право, есть ли масть такая,
но цвет его был именно таков...
По дикому, свободному их виду
мы с другом быстро поняли, что это
мустанги крымские. И мы тогда решили
поближе подойти — насколько нас подпустят.
Без резких и пугающих движений
мы встали осторожно и пошли
по склону вниз. Мы медленно шагали,
и речку вброд мы перешли не глядя —
в два шага мы ее переступили,
почти не замочивши ног, по мелководью.
Мы, дети города, во все глаза глядели,
как лошади с достоинством паслись.
Они без хомута, без человека
смотрелись лучше — им и было лучше.
Резвились на поляне жеребята.
Беременная самка отдувалась
и фыркала — ей было тяжело
носить почти дозревший плод любви.
Красавец жеребец, увидев чужаков,
что крадучись подходят к табуну,
спокойно боком встал меж ним и нами,
кося на нас блестящим умным глазом.
И только подпустив нас очень близко,
он фыркать начал, бить копытом землю,
как будто знать давал: налюбовались, хватит...
Мы поняли его и отступили.


Немного дальше в этой же долине
наткнулись мы случайно на табун —
еще один, — большой и тоже дикий.
Гнедой вожак не столь был с нами вежлив.
Он осерчал и бросился на нас.
Пришлось спасаться бегством...


6

Какие приключения и встречи
готовят лес, озера, реки, горы
на крымских тайных, заповедных тропах?
Прекрасные и сочные картины
природы южной. Буйное цветенье
и пышную зеленую листву.
И родники с чистейшею водою.
Зверье лесное...


Средь бела дня, усталые, в поту,
мы у куста присели отдохнуть.
И вдруг вскочили.
                Прямо из-за спин
стремглав метнулись в сумрак ближней рощи
две серых тени с длинными ушами —
два зайца испугали нас. И сами,
должно быть, перетрусили не меньше.


Мы видели лису с хвостом пушистым,
которая стрелой неслась по склону,
преследуя добычу — грызуна.
А в зарослях мы, потеряв тропу,
вдруг встретили косулю. И — спугнули.
Тропу нашли. Косуля убежала —
она в подлеске скрылась в два прыжка.
И это было, без сомненья, грациозней,
чем балерина на престижной сцене
Большого или Мариинки...


А крымские лесные кабаны...
На выводок наткнулись мы случайно.
А может, выводок вдруг выскочил на нас.
В чащобе раздается треск и визг,
и громкий хор из хрюкающих глоток.
И на тропе — десяток поросят
таких же полосатых, как арбузы,
но только серых в черную полоску.
«Где поросята, там же и мамаша», —
заметил друг задумчиво. И тут же
мы на валун взобрались от греха.
И вовремя.
                Клыкастая мамаша
огромной серой тушей появилась,
чтоб защитить детишек от пришельцев.
Она внизу на нас орала жутко,
стараясь испугать и бросить в бегство,
и даже подкопать валун пыталась.
А мы, как Симеоны-столпники, сидели,
спокойно глядя на ее старанья...
Она устала вскоре и убралась,
своих детишек охраняя с тыла...


Вы можете столкнуться с лесником...
Уж тут как повезет. Бывает разно...
Но встреча эта все ж не из приятных.
А если вдруг вдобавок так случилось:
он с перепою, а у вас — ни капли...
Вот это приключенье оказаться
похлеще может, чем визит опасный
малышки Элли в людоедский замок.


Шагая через лес, мы у ручья
таких же непосед с рюкзачными горбами
однажды встретили на перекрестье троп.
Кивнули дружески: «Привет!» — «Привет!»
И разошлись — у каждого свой путь...


В походном братстве есть такой закон.
Когда встречаешь ты кого-нибудь
в лесу, на склонах гор, в долине на привале,
ты должен поздороваться со встречным.
И если в сумерках ты подойдешь к костру,
тебе предложат место у огня, чтоб отдохнуть,
еду и кружку чая. Все — искренне.
Ты можешь к ним подсесть.
А можешь, коли мимо путь лежит
и силы есть еще, лишь поздороваться
и лагерь свой разбить немного дальше.


7

Перевалив последнюю гряду
покрытых лесом гор, вершин скалистых,
на Южном берегу мы оказались.
Один лишь переход остался к морю...
Природа здесь освоена заметно,
и чувствуется близость человека.
Загон овечий у пустой кошары.
Коровы, колокольцами звеня,
пасутся на лесной поляне мирно...
Вот только не понравились быку
мы с другом, уж не знаю, почему-то...
А дальше — виноградники на склонах,
сады фруктовые и грядки овощей...
И вот уже видны дороги, крыши
в долине яркой, праздничной, зеленой...


Привал последний. Ночь. Звенят цикады.
Огни селений там — на склонах дальних.
Внизу идет автобус по дороге.
Мы видим — фары желтыми снопами
асфальта ленту освещают ярко,
и габаритов красные огни во тьме горят...


Костра не зажигаем. Так спокойней.
Мы видим все, а нас никто не видит.
Запасы наши на исходе. Ужин скудный —
консервы, родниковая вода,
которая на дне во флягах плещет.
И рюкзаки заметно полегчали...
Во тьме негромко вспоминаем с другом
подробности и случаи, и шутки
своей походной неспокойной жизни.


Ну разве можно было нам не вспомнить,
как ливень нас застал в разгаре лета
на узкой тропке над крутым обрывом.
Под теплыми, но хлесткими струями
его пережидали неподвижно —
чтоб ноги не сорвались с тропки скользкой —
лицом к обрыву и спиной к скале,
где небольшая выемка была.
Туда впихнули наши рюкзаки,
не снявши с плеч, чтоб дождь их не мочил.
Самим просохнуть легче на ходу,
чем высушить рюкзак со всем добром.
И сердце волновалось, и вода
стекала понемногу в башмаки, за шиворот
и со скалы в обрыв...
А там, внизу, на дне обрыва — склон,
на склоне — лес под ливнем, словно в дымке...


А вот еще был случай на привале...
Тогда с ночевками мы целой группой шли.
Светало. Было пасмурно и зябко.
В палатках все лежали, просыпаясь.
Продлить хотелось неглубокий сон.
И вдруг — шуршанье листьев и шаги.
Кабан лесной сердито начал хрюкать
и землю рыть почти что у палаток.
А нрав у кабанов лесных суровый...
Девчонки, зная это, всполошились.
И друг, который вел нас по маршруту,
кто чем вооружиться приказал
и тихо посидеть в своих палатках,
покуда прочь кабан не уберется.
И тут же начал делать перекличку —
и вдруг не досчитался одного.
Все за пропавшего ужасно волновались...
Но вскоре оказалось — он в порядке.
И выяснилось — он-то и шутил,
прикинувшись свирепым кабаном.
Его девчонки чуть не отлупили...


Однажды мы пошли с друзьями летом
как следует руины осмотреть
былого замка, что стоял на круче
пятьсот, а то и больше лет тому назад.
Добраться до него не так-то просто.
Со всех сторон вершина обрывалась
отвесною скалой. По высоте —
не меньше знаменитых небоскребов.
И только древняя заросшая кустами
дорога узкая вела к вершине круто.
Мы одолели трудную дорогу.
У замковых ворот мы заглянули
в пещеру — храм средневековый,
где некогда молились христиане.
Потом среди руин бродили долго,
спустились стертыми ступенями в подвалы,
в осадные колодцы заглянули,
сидели на остатках стен и башен.
И вот едва собрались уходить,
как вдруг один знаток военных дел
сказал негромко, но весьма зловеще:
«А ведь никак внизу стоят ракеты».
И показал рукой нам со скалы
на часть военную — как будто бы пустую.
«Заметят если — будут нам проблемы, —
ответил друг. — Пора отсюда двигать...»
Глядел он будто в воду. Нас вояки
заметили уже и осветили
большими зеркалами. И на мушку
нас тотчас взяли, — это без сомненья.
И солнечные зайцы с нас размером
слепили, гнали прочь туристов бедных...
Вдобавок всю обратную дорогу
военный вертолет летал над нами,
покуда мы не вышли на шоссе...


Воспоминанья длятся допоздна.
Но вот мы с другом видим, что в долине
огни почти везде погасли. Люди спят.
И нам полезен будет до рассвета
короткий чуткий сон...


8

С утра выходим на асфальт шоссе —
асфальтом начали, асфальтом и закончим.
Полдня шагаем по пустой дороге.
Лишь изредка проносятся машины,
бензиновою гарью обдавая.
Вот поворот, дорога вверх уходит.
Бросок последний. Сверху вниз глядим
и видим море. Мы идем быстрее.
И только вниз и вниз...
Дома, заборы, плавки, тенты,
купальники, кафе и магазины, —
все мимо. Перед нами только море.
Песок и галька — под ногами пляж.
Рюкзак долой и налегке — к волнам.
Вода морская плещет и шипит
у ног усталых наших. Мы пришли.


Купание бодрит и освежает.
Мы нежимся на солнце. Отдыхаем.
Лишь вечером вернемся мы домой.
Автобусом — в Алушту, а оттуда
троллейбусом неспешным доберемся
обратно в Симферополь. Путь окончен.
Но всех воспоминаний от походов —
от этого и множества других —
на двадцать лет нам хватит или больше.
Еще успеем детям рассказать.


9

Промчались незаметно двадцать лет —
стремительные, как в калейдоскопе!
Обрюзгли, постарели, поседели
два друга, что ходили по горам.
Привыкли ездить на машинах в лес
и пикники устраивать с друзьями.
Уж много лет, как не были в горах,
не шли пешком по заповедным тропам...
Но помнят до сих пор свои походы.
Барсучья поляна, Кара-Даг,
вершины Чатыр-Дага, Демерджи,
величественный водопад Джур-Джур
и каменные ванны Черной речки,
«ишачка» — склон крутой, поросший лесом,
и Буковый кордон, и Караби, —
им снятся по ночам все чаще, чаще...
И каждый год они вовсю клянутся
друг другу, что хоть раз, но непременно
они еще пройдут тропой знакомой
и вновь, как было прежде, насладятся
прекрасными картинами природы —
лесов и гор, и быстрых горных рек.
И каждый год им что-нибудь мешает.
Успеют ли?..
Так быстро жизнь проходит!


Эпилог

Все кончено!
                Мой друг ушел навеки —
ушел в прощальный свой поход маршрутом,
которым все мы, рано или поздно,
пройдем к своей последней и печальной,
холодной, мрачной и сырой стоянке.
Ушел нестарым, от тяжелой хвори...
Мы так и не успели с ним исполнить
мечту свою — еще раз, как когда-то,
вдвоем отправиться задуманным походом
по прежним и знакомым заповедным 
горам, полянам, тропам и ущельям,
по руслам рек и берегам озер...
Увы, друзья!
                Настало время новых,
пришедших нам на смену, поколений.
Увы для нас...
                Однако наша смена,
влюбленная, как мы когда-то с другом,
в походы, в путешествия по дикой,
изменчивой, прекрасной, уникальной
природе заповеданных маршрутов,
должна увидеть дивные места и
непременно после поделиться —
тем рассказать, кто им придет на смену, —
как потрясающе, пленительно чудесны
все эти тропы смелых и отважных...
И сохранить для новых поколений
прекрасный мир нетронутой природы.

Симферополь
1999, 2002, 2016.