Голоса. Тель - Авив

 Но голоса! Это надо слышать. Громкие, не так себе, громкие, а ГРОМКИЕ! Гортанно хриплые. Несмолкаемые. С постоянным «Х» и «ГЭ» и это «ГЭ» на бумаге не передать, это не буква, это крик души. Со смаком, с чувством. Я не мог понять, почему этот язык раздражает первые пару даже не дней, а часов. А потом становится давно знакомым. Я когда оттуда уехал, понял – это «ГЭ», это наша глубинка, это сплошная Одесса. И весь этот   шум и гам, тоже наше. И нескончаемые «Бэн Егуды», «Бэн Гурионы», «Дезингофы» - становятся давно слышанными и понятными*. И на этом громком, хриплом и гортанном, почему-то хочется заговорить. Но, как они галдят! Если всего лишь больше двух. А если десять сразу, и нужно решить вместе одну проблему. Например, найти выход. Не из положения. Тут они мастера. А дверь, EXIT, - так сказать, вот это надо видеть! Каждый знает лучше. И каждый убеждает, и одновременно старается прекричать. Потом   этот «табун» начинает метаться во все стороны. Это глубоко потом, это прошло уже с пол- часика. (Я рассказываю, как мы пытались выйти поздно вечером из одного Тель- авивского ночного клуба). Когда метания не помогают, они в тоске стихают и начинают с надеждой смотреть друг на друга. Барышни тихонько заламывают руки. И уже совсем потом, кагда ты говоришь: « Эй, друзья, вот он Ваш выход! У Вас перед носом!». -Начинается настоящий праздник. Ликование!. Они целуются! Обнимаются! Щиплют друг друга за щеки! У барышень на глазах слезы счастья. И шум! И еще с пол- часика. Потом весь этот фестиваль выходит разом из одной двери… И образуется пробка… И совершенно неясно, как они устроили такую страну... Но они ее устроили. И строят дальше. А мы нет.Не получается у нас...
И мне сняться их голоса.   Мне слышится весь этот страшный шум.   И мне это нравиться.   И хочется рассказать.   
И дай им Бог удачи.   
А нам – еще вернуться…       

сентябрь 1998г.