двести 30

Кисть её правой руки была исцарапана - должно быть, поучаствовал в этом какой-нибудь кот Небоскреб – нежный и бешенный одновременно, а, может, виновно в этом было желтоглазое облепиховое дерево, названное кем-то «внимательным кустом», впрочем, злодеяние сие могло быть занесено и на счет некоей сеньоры Flame Meillandina – миниатюрной розы, проживающей в доме на улице Солнечных зим (ежедневно сидя на подоконнике), состоящей с видом на море в непонятных отношениях...
 
...Скорее всего, выкрутасы моей фантазии были вызваны простенькими духами Наташи, аромат которых, несмотря на его нежность, я все же чувствовал, потому как стоял с ней рядом, пару раз коснувшись даже продрогшим локтем её теплой батистовой кожи, - провинциальной частью своего зрения я посматривал на мягкий поворот Наташиного носика, на соединение её гипнотических губ, на жемчужного цвета кожу её шеи, на изысканную петлю её красного галстука...

Утренняя линейка должна была вскоре завершиться, мои ноги начинали уже жалобно ныть от усталости и, наверное, Наташа тоже испытывала нечто подобное, стояла не так спокойно, как в начале построения, еле заметно покачивалась из стороны в сторону, переступала с одной ноги на другую, касалась меня своей рукой – чуть теплой...
Уже прошагал третий отряд, которому было доверено начинать сегодняшнюю праздничную утреннюю линейку, уже сказал свою речь, посвященную Первомаю, директор пионерлагеря, уже прочли стихи «О Родине, Партии и Детстве» девочки из нашего, второго отряда - но гость из Министерства все что-то тянул, все не выступал с ответной торжественной речью, а потому построение обязано было продолжаться.
Апрельское утро выдалось зябким, ветреным, моросящим и, выдерживая приступы озноба собственного организма, я не мог равнодушно смотреть, как замерзает Наташа, хотел обнять её, согреть, прогнать в теплую комнату вожатых - с этой чертовой линейки, повторяющейся уже третий раз, прочь от этого подтянутого человека из Министерства, которого все что-то не устраивало.
- Как думаешь, применение ядерного оружия... Возможно?.. – вопрос Наташи я, скорее, не расслышал, а попросту понял, прочитал по губам – прикованным к ним, завороженным взглядом.
- Нет, все понимают, что... - только и успел прошептать я перед тем, как разорвался немедленный оклик:
- Разговоры!

Вечером, по ставшей уже незаметной привычке, я обошел весь корпус, проведал палаты и девочек, и мальчиков – там, похоже, все спали, лишь только Вася Забавнов с фонариком под одеялом читал, скорее всего, Майн Рида - тихо-тихо заглянул в комнату для вожатых – Наташа сидела за столом, поддерживая голову тонкими линиями рук, - вздыбила всеми своими пальцами черные волны волос, утопила теплый остров своего крохотного личика в бездонной тени, отбрасываемой стопкой книг у нее на столе, да так и замерла...

Мне надо было сделать всего три движения – достать небольшой, очень тонкий нож, что держал я, как дурной фокусник, в рукаве, подойти к Наташе и, зажав её рот рукой, ощутив тепло, влажность её губ, её беззащитность, её беспомощность...
- Миша?
- А... Кто ж еще?
- Миша, я рада, что ты пришел. Тут... У меня никак не получается разобраться. Миша... Что-то случилось?
- Нет, Наташа, нет... Всё нормально.

«Миша...» Всего лишь четыре буквы - четыре знака, четыре звука – доказали мне, сделав это незамысловато и неоспоримо, сделав это в течение каких-то нескольких секунд, что я никогда не смогу сделать порученное мне Партией, Родиной – целой страной. Всего лишь четыре буквы – М-И-Ш-А... Или... Что-то еще...
Я не смогу ликвидировать оплот тренировочного лагеря, готовящего для переброски в тыл СССР малолетних диверсантов, ликвидировать всех лиц руководящего состава, набранных из военнопленных, так называемых «вожатых» - у меня не получится равнодушно проткнуть шеи этих четырех совсем еще девчонок...
Я не смогу внести свою лепту в борьбу своего народа против капиталистической Европы и американского милитаризма - у меня не получится  помочь своей Партии и Правительству освободить Европу от империализма...
Ничего, и без моих ничтожных сил победа будет приближена – и она не за горами – большая часть Европы уже освобождена, остаются порабощенными лишь запад Франции и Британия. Я же...

- Миша, тут приведена статистика по жертвам во Франции... Цифры не точные, но... Как ты думаешь, можно хоть чем-то оправдать гибель стольких людей, стольких детей?.. У тебя вся ладонь в крови... Миша!..
Только сейчас я ощутил боль где-то около запястья – мне на мгновенье показалось, что слишком сильно сжатый нож сам вонзился в мою дрожащую руку.