Соседи

Подумала вдруг: "А о соседях что - ни слова? Какие люди жили рядом, а я о них ни слова? Ведь что такое сосед? Это зачастую в одном лице и друг, и брат, и сват, и приятель, и первая помощь... Нет, не рассказать о них нельзя. Чего один только дядя Коля стоит! Пьяница беспросветная: в доме шаром покати, жена в сине-жёлто-фиолетовых разводах и тёмных очках ходит. Пить начинал в день получки. Жена потихоньку у пьяного мужа деньги вытаскивала, но не все сразу, чтоб незаметно было, и по соседям разносила на сохранение. Иногда рублей семьдесят удавалось припрятать, худо-бедно на месяц как-то хватало, если экономить. А дядя Коля в один прекрасный день пить бросил. Лицо из кирпичного постепенно приобрело нормальный цвет, синяки на лице жены побледнели, пожелтели, а потом совсем исчезли и надобность в тёмных очках отпала. Она их даже в самый солнечный день не надевала - наносилась в своё время. Шли годы, в квартире мебель появилась - диван, два кресла, сервант на тонких ножках с зеркалом, а в нём посуда - простенькая, правда: стеклянные фужеры и сахарница, пластмассовые с витым краем сухарницы, тарелки с рисуночком... На полу палас пёстрый. Дачу купили и мотоцикл с коляской. Всё, как у людей. Однажды вышли во двор со свёрточком, уголок откинули, а внутри свёрточка - ребёночек, месяца два - не больше. Откуда? Оттуда! Наше - и точка! Гуляют, в свёрточек заглядывают, уголок поправляют, агукают.
Дочка Леночка подрастать стала, в сандаликах топать, а как подросла - с родителями на дачу в коляске ездить. Смешная: каску наденут - одни глазки и носик пипочкой видны. Повезло ребёночку, судьба по-другому повернуться могла.
А соседка моя Марина, которая потом подругой стала? Мы только переехали в дом - огромный, двенадцатиэтажный, на два квартала по набережной протянулся - китайская стена, а не дом. Никого не знаю, ни с кем не разговариваю, не станешь же приставать со знакомством. Вечером звонок в дверь - странно, кто это так поздно? Вроде некому. Открываю, на пороге женщина улыбается, а в руках огромная миска с маслятами, к рыжим шляпкам сухие травинки и палочки прилипли: "Здравствуйте! А я знакомиться пришла! Это вам" - и протягивает миску. Так просто, оказывается, можно познакомиться. Сколько ночей провели вместе! Дети и мужья спать, а мы - то пирожки затеем печь, да столько, чтоб на две семьи хватило, то срочно дошиваем Марининой старшенькой брючки - назавтра в лагерь уезжает, то просто закроемся на кухне, нальём чаю и жалуемся друг другу на всё  на свете. После таких жалоб все обиды проходят, жизнь слаще кажется.
Ой! Жаль, что Лидию Степановну и Васю не знаете! Лидия Степановна - старая донская казачка, женщина грузная, высокая, темноглазая, а сын Вася - голубоглазый, как будто кусочек неба в глаза опрокинулся, светлый, крупные кудри ветер перебирает. Семь сыновей у Лидии Степановны, а живёт с младшим, другие кто на Урале, кто на Дальнем Востоке, кто в Карелии обосновался. Умопомрачительной вкусноты рогалики стряпала Лидия Степановна. С маком или орехами. Запах уже при входе в подъезд угадывался. Принесёт на тарелочке: "Угощайтесь, пожалуйста! Только что-то не очень получилось сегодня (это она так кокетничала), попробуй, что скажешь?" - "М-м-м! - мычала я в ответ, запихивая рогалик в рот и возводя глаза к потолку -  нет слов, проглочу вместе с тарелкой!" Жильцов в подъезде много и у каждого что-нибудь не в порядке. Радиоточка не работает, утюг перегорел, картину прибить надо... А Вася: "Так сейчас, только переоденусь после работы." По первости спрашивали, что должны за услугу. Вася, не задумываясь, отвечал: "Бутылку!" и улыбался. Некоторые, бывало, приносили, а он снова улыбался: "Забирай обратно. Если б минералку принёс - другое дело!" Женился он скромно, без свадьбы, в тридцать четыре года. В положенное время ребёнок появился, мальчик. Вася, как всегда, улыбается, сынишку на руках носит, жена рядом идёт, глаза тихо светятся. Прибегаю на обед, только руки помыла, звонок в дверь. Открываю, Лидия Степановна белее стены, губы с синими старческими пятнами мелко трясутся, еле слова выговаривает: "Вася помирает". Если б сказали, что звёзды исчезли, скорее поверила бы. Стою, смотрю на неё и не понимаю. Спохватилась, побежала в открытую настежь дверь, Вася лежит на полу, картинно разметав руки. Как будто пацанчик в войнушку играл и притворился убитым. "Нашатырь! "Скорую" вызвали? Бросай ребёнка - кричу испуганной жене - помогай искусственное дыхание делать!" Она в рот воздух вдувает, пальцами нос зажимая, я руками работаю. Кто не знает, как люди уходят, тот не поймёт. Я это увидела - объяснить не смогу - только ещё был он без сознания, но здесь, а вот уходит, покидая своё тело, в которое вползает смерть... Уходит безвозвратно... Врачи долго пытались вернуть его - трижды электрошок, прямой укол в сердце - только напрасно. Ушёл Вася, не стало его улыбки, некому стало сказать: "Вася, что-то у меня с магнитофоном, не посмотришь?" И никто не ответит: "Сейчас, только переоденусь. Бутылку готовь!"
Нина Фёдоровна, соседка справа, женщина видная, всегда в причёске и маникюре, одета с иголочки. Положение обязывает - директор музыкального училища. "Заинька, зайди на минутку, посоветоваться надо, хочу в кухне интерьер изменить". Кухня - это пунктик, на котором она помешана. Каждые полгода, много - год - она меняет там всё - шторочки, скатерти, салфетки, подушечки на стульях, шьёт новую куклу на чайничек... И каждый раз просит совета какую ткань подобрать, с каким рисунком, какого цвета рюшечки сделать и делать ли их вообще... Пересмотрим кучу журналов, изрисуем половину тетради, обсудим всё до мелочей. Потом зовёт смотреть свою кухню-шкатулку и полгода ходит довольная.
 На Новый год - это традиция - обязательно готовит для соседей подарки - разноцветные шарики с сувенирами внутри, как только умудрялась запихнуть - брелки, лотерейные билеты, карандаши для век, губную помаду, даже шоколадные батончики.
А другие соседи? Ах, боже мой! Да о всех и не расскажешь! Много их было - разных, неповторимых. Потом, после Развала, многие уезжать стали, на их место приходили новые. Но каждая семья - сама по себе. Дом заметный, река рядом, квартиры прекрасной планировки, поэтому покупали их те, кто мог заплатить подороже. И каждая квартира замкнулась в себе, отгородилась от всех, обзавелась металлической дверью, застеклёнными лоджиями, сигнализацией. Народ вселился осторожный, кроме "здрасьте" старающийся ничего больше не сказать.
Да-а, чего-то жаль. Хотя... новое время - новые песни...