Последний космонавт

        В отличие от первого, о последнем космонавте не пишут книг и не снимают фильмов. И если спросить у случайного прохожего – кто был последним космонавтом на земле – скорее всего не получишь ответа. И хотя на первый взгляд люди ценят прошлое, на самом деле это всего лишь иллюзия. Прошлое ценится только как основа будущего. А все, что завершает эпоху, становится прошлым в том нелепом смысле, которого все стараются избегать. Завершение эпохи – это всегда поражение. Даже если впереди что-то новое и светлое, то все равно мучительно больно и жалко расставаться с привычными вещами. Слишком сложно признать поражение. Поэтому, если спросить у случайного прохожего, кто был последним космонавтом на земле, скорее всего не получишь ответа.
 
        За окном крупными хлопьями падает снег. Серое небо неспешно светлеет к приходу нового дня. Неспешно, как и все вокруг. Кажется, время застыло и, наверное, как и он, живет лишь прошлым. В мире без будущего сложно жить по-другому. А у его мира будущего уже давно нет.
Тогда было иначе. Тогда нужно было успеть совершить невозможное. И тогда все думали, что делают что-то важное. Они не шли в будущее, они тащили его к себе, напрягая мускулистые руки. Потому что это самый лучший способ. Потому что другого они не знали.
Вчера он опять поругался с женой. Из-за того, что сказал что-то не то. А может из-за того, что сказал. Слова, кажется, единственное что их связывает. И теперь к ним нужно относиться особенно трепетно. Вымерять каждое из них, думать, как они будут смотреться вместе с другими словами. Теперь так часто нужно думать о несущественном. Все жизнь его становится какой-то несущественной. Так блекнут краски на полотнах старых мастеров. Но где живет реставратор жизни он не знает.
Тогда было иначе. Тогда они любили друг друга. И все больше молчали, избегая слов. Тогда они могли позволить себе роскошь чувствовать, а не думать. И не умея подобрать слова, просто смотрели друг другу в глаза.
На кухне пахнет вареньем. Вот оно стоит в банках, разного размера, вдоль стены. Он ведь никогда не подумал бы, что все кончится вареньем. Он мог представить огонь сгорающей ракеты, разгерметизацию кабины и еще сотни подобных возможностей. Даже авиакатастрофу. Но представить себе, что все закончится вот так никчемно, он не мог.
Тогда все было иначе. Тогда были звезды и вера.
Он мог бы спиться, но и это не получилось. Он знал тех, у кого получилось – может так и лучше.
На даче нужно скидывать снег с пологой крыши. Сначала взять лопату в сарае у самой калитки и прочистить дорожку к дому. Потом достать лестницу и медленно, не торопясь скидывать снег. Сугробы будут до самых окон.
Тогда все было иначе. Он чистил снег на плацу, матерясь про себя, и считал дни до дембеля. А потом было летное училище. Он чистил от снега дорожки ведущие к главному входу. Потом ему дали комнату и он чистил от снега двор на субботнике. А теперь нужно чистить крышу дачного дома. Пожалуй, все как всегда.
В тот день было холодно. Он и сейчас ощущает этот холод. А еще было страшно. Вдалеке высится колонна ракеты. Автобус – старенький, громыхающий привозит их к стартовой площадке. Потом лифт наверх. Тоже громыхающий. Вокруг суета. Сейчас это кажется каким-то бессмысленным. К звездам надо летать гордым и спокойным. Гордым. Он, конечно, гордился, но уже потом. Гордился как человек, побывавший там и вернувшийся, а не как странник вселенной, безупречный и смелый во всех делах своих. 
Тогда было по-другому. Была мечта. А потом они не заметили, как стали упускать ее. Мечта уходила медленно. Давая шанс все исправить, окликнуть ее, растворяющуюся в тумане безвременья. Но за суетой и похмельной действительностью никто этого так и не сделал. Мечта уходила медленно, растворяясь во времени, как метал в кислоте, но никто не попытался ничего изменить.
Позавчера он, мучаясь от бессонницы, смотрел, как в небе падают звезды. На балконе было холодно, хотя конечно не так, как там, в бездне. Он курил и смотрел на опустевшие улицы. Ночь лишь слегка разгоняемая светом уставших фонарей была на редкость выразительной. Там, на орбите, звезды выглядели почти так же как и здесь. Но там не было фонарей, только бесконечность. Наверно поэтому туда больше не летают. Конечно, он знает про деньги, бюджет, корпорации, про то, что это никому не нужно. Но это лишь видимость. Просто человек так и не смог привыкнуть к безмятежности. К простой красоте бесконечных миров. Он так и остался зависим от суеты, времени, шума, фонарей и домов. И видимо это его судьба.
За окном крупными хлопьями падает снег. И еще есть немного времени. На плите неспешно закипает чайник. Неспешно, как и все вокруг.