Сдают ли в Америке бутылки? продолжение 6

Зачем у Серёги голова?

Мужчина от женщины отличается тем, что перед совершением ошибки он всё тщательно обдумывает.
( Г.Фрумкер )

Вопрос риторический и вроде бы не требует разъяснения, поскольку считается, что большинство граждан  используют голову по своему прямому назначению — для стрижки, бритья, частичного или полного макияжа, если речь идёт о женщинах или Боре Моисееве, и, конечно, для принятия пищи. Последние лет пять голова, вне зависимости от половой принадлежности, стала полигоном для пирсинга и татуажа. Но сие не о нашем герое, ибо Рыжий, как всегда, выбрал нестандартный вариант в использовании этой важной части тела, он и Ленина-то любил за его фразу «Мы пойдём другим путём».
Всё началось, вернее, продолжилось, но в другом качестве, в тот весенний день, когда почтальон вручил под расписку заказное письмо, сообщавшее, что господин Яшник может выехать в Соединенные Штаты Америки. Но не более того, так как страховка и прочие блага, получаемые беженцами, его минуют. Не дотянул он до статуса. И сам по себе возникал вопрос — с каким же багажом ехать в эту Америку? Естественно, речь не шла ни о трусах, рубашках и даже ни о фирменных часах. Это было, есть и будет вне зависимости от гражданства и страны пребывания. Предстояло определиться, чем заниматься там по приезду. Карьера заправщика на бензоколонке, о чем он радостно поведал при собеседовании в посольстве, ну, совершенно его не прельщала. Хотя, как писал старый товарищ по отсидке, восемь долларов в час и чаевые пополам ему гарантированы. А что легче всего провезти через массу границ? Конечно, мысли. Никакая таможня в твоих мозгах копаться не будет, не научились ещё. А раз так — бей в барабан, строй батальоны в колонну — и на штурм.

-122-

Будучи человеком организованным, Серёга после всех дел по продаже движимого и недвижимого имущества (а договорился он, что жить в своей квартире и ездить на любимой  «тройке» будет до последнего дня пребывания в Киеве) составил письменный план действий, расписанный на четыре с гаком месяца, поскольку именно через этот срок улетал самолёт из Москвы в Нью-Йорк. С билетами творилось чёрт знает что. Но переплачивать за то, чтобы улететь на неделю-другую раньше, Рыжий принципиально не хотел. Всё, кончилась лафа для Советской власти, всё своё уношу с собой. Ничего, что чуть-чуть перефразировал пословицу, зато так вернее.
Пунктом номер один пометил для себя Серёга язык. Трёх фраз расхожих, которые знал каждый наш человек, хватило бы на полминуты общения. Сразу припомнился хороший лингвистический анекдот, рассказали ему когда-то в Одессе, как раз к случаю! Идёт  по морю маленький кораблик и сталкивается с огромным судном. Кораблик вдрызг. Среди обломков плавает боцман и орёт в сторону капитана лайнера:
— Шпрехен зи дойч?
С палубы:
— Найн.
— Парле ву франсе?
Оттуда:
— Нон.
— Ду ю спик инглиш?
Капитан радостно кивает:
— Йес!
Вот тут ему боцман и выдает на чистом русском языке:
— Так нахера кораблик потопили?!
Но шутки шутками, а язык надо знать. Новомодные аудиометоды обучения? Персональный педагог? Курсы при университете? Пока попробуешь всё, времени не останется. Серёга довольно долго размышлял на эту тему, но принял, как всегда, нестандартное решение. На Чоколовке жил старинный друг детства мамы — Риты Марковны — и даже вроде бы воздыхатель в юношеские годы — Натан Скрипник.

-123-

 А был этот Натан, не больше и не меньше, как полковником в отставке, проведшим на зарубежной работе, уж не известно по какому ведомству, лет тридцать, причем в англоговорящей стране, кажется в Новой Зеландии. Исчезнув перед войной, Натан объявился, когда и ему, и Рите Марковне было под пятьдесят. Да и отца Серёги уже не было в живых восемь лет. Изящный, одетый в фирму от «Марк & Спенсер», при дорогой трубке, Натан, приходя в гости чаёвничать, долгими часами рассказывал о жизни и немного о себе, а как-то раз демонстрировал английскую газету со своим портретом в траурной рамке и некрологом. При этом очень обижался на Хрущёва, который по недоумию на трибуне ООН разболтал секретную информацию, известную на западе только ограниченному числу разведчиков высшего эшелона. Пришлось после такой эскапады Натану свой налаженный бизнес срочно бросить и через третьи страны поэтапно выбираться в Союз. Слава Богу, через восемь лет выбрался, вышел в отставку с приличной пенсией, которой хватало и на дорогой трубочный табак. Имел дачу в Осокорках, где пописывал какие-то брошюрки по своей прошлой деятельности.
Всё это узнал Рыжий во время очередного визита к матери, когда она рассказала о предложении руки и сердца друга детства. Сергей уже жил отдельно, с Полинкой они поженились в прошлом году, но к маме забегал два-три раза в неделю. То продуктов занести, или денег немного подкинуть. Поговорили тогда с мамой откровенно. Серёга так прямо и сказал:
— Мамочка, ты вправе решать всё сама. Отца уже не воскресишь, а жизнь продолжается. Если тебе с Натаном комфортно, то в добрый путь. Я в твоей семейной жизни не помеха. Чем надо помочь, помогу. Если хотите — договорюсь во Дворце бракосочетания, обеспечим машину «Чайку», симфонический оркестр.
Мать засмущалась, обещала подумать. Но что-то там не связалось. Общаться они общались, но каждый жил у себя и хозяйственные заботы решал самостоятельно. А когда мама умерла, Натан организовал поминки, не скрывая, переживал, даже плакал.

-124-

На прощанье сунул Сергею визитную карточку, тогда это было в диковинку, просил звонить, не стесняться, если будет нужда.
Среди бумаг, подготовленных к уничтожению — квитанций, счетов и другой дребедени —, отыскал на следующий день Рыжий телефон Скрипника, их почему-то указано было два. Один глухо молчал, зато по второму откликнулся бодрый голос с характерным акцентом.
— Ну, конечно, Рыжик, о чём речь. Завтра часикам к десяти, ко мне на Чоколовку. А я как раз грибной супец сварю, друзья с Волыни передали белые и подосиновики.
Семьи у Натана не было, по крайней мере здесь, в Союзе, и к Серёге отставной полковник относился очень тепло.
Решение Яшника покинуть Родину принял Натан без осуждения.
— В общем, я тебя где-то понимаю. Второй жизни нам прожить не удастся. А здесь сейчас такой бардак заваривается. Я своим нутром чую, что лучше это смутное время пересидеть в сторонке. В Америке я бывал пару раз. Страна для жизни комфортная, думается мне, что за двадцать лет хуже там не стало. Заниматься будем по шесть часов в день, как меня натаскивали. Грамматики минимум, это ты там догонишь. Моя задача поставить тебе произношение, научить обходиться в быту и думать только на английском.
Господи! Как потом пригодилось в Америке то, что вбивал в него, не жалея себя и Серёгиных мозгов, старый разведчик! Никто из сотрудников организаций, ведающих обустройством эмигрантов в Америке, не догадывался, пока не брал в руки документов, что Яшник имел «советские» корни. Все принимали его за австралийца. И, естественно, отношение было совсем другое, более доброжелательное.
Язык языком, но следовало подумать и о том, на чём делать деньги. Обстоятельно расчертив лист, Серёга записал кучу названий журналов, от «Техники молодёжи», «Науки и жизни» до ведомостей центра по регистрации патентов и изобретений. Это было одно направление.

-125-

На книжном рынке и у букинистов устроил настоящую охоту за литературой, в которой описывались всевозможные махинации и афёры с конца девятнадцатого века и по настоящее время. Жизнеописания графа Калиостро, Бенвенутто Челлини, иных русских и польских талантливых прохиндеев, мемуары знаменитых фокусников, книги об умении влиять на людей — всё стало его постоянной литературой. Краткий конспект составлялся каждый день. Ключевые моменты заучивались наизусть. Это касалось и технических, и бытовых новинок, менеджмента, полезных домашних изобретений и всевозможных способов мошенничества. Глубина познаний в этой отрасли простиралась у Серёги до уровня древнего Египта, где первый в истории мошенник — завистливый брат Сет — обманом заманил царя Озириса в сундук, который и утопил в Ниле, а сам, естественно, сел на трон. Конечно, это наивное жульничество не требовало особой фантазии, смекалки и артистичности. Другое дело — афёры с пластиковыми карточками, компьютерные взломы, липовые медицинские счета, фальшивые авизо, то есть работа в современном зарубежном мире финансовых потоков. А подделка раритетов? Рыжий припомнил историю с опытным коллекционером Сократом, которому втюрили искусственно состаренный новодел под видом старинного японского ордена. Да и сам Серёга лично знал литейщика Колю с «Арсенала», который натихаря  отливал бронзовые статуэтки и украшения для каминных часов с абсолютной копией авторского клейма, соответствующей эпохе предполагаемого изготовления изделия. Уходила эта бронза за приличные деньги, и о рекламациях Серёга не слышал ни разу.
Предотъездное время пролетело одним мигом. Информация пёрла из Серёги и требовала скорейшего разрешения в практическое дело. Даже проходя по улицам Киева, он автоматически отмечал, что здесь, у остановки четырёх маршрутов транспорта, можно было поставить павильон с горячим чаем, кофе и печёной продукцией, а на следующем квартале, где пересекались две основные магистрали, удобно вписалась бы бензоколонка.

-126-

 Для челночников, таскающих несметное количество совершенно одинаковых сумок и постоянно скандалящих при погрузке и выгрузке из самолётов и поездов (из-за идентичной поклажи), можно было предложить маркировку багажа. И всего-то надо было потратиться на несколько трафаретов и баллончиков с разноцветной краской — аэрозолью. В родной державе оставалось ещё столько «чёрных дыр» в сфере услуг, что иногда в голову закрадывалась мысль: «А правильно ли я поступаю, решив покончить с совковым прошлым?». Но Серёга старался отогнать от себя эти раздумья. Раньше надо было сомневаться, когда затевалась кутерьма с выездом. Была, правда, ещё небольшая проблема. Производство, раскрученное Рыжим, продолжало существовать, приносить копеечку, но взамен требовало постоянного участия. Напарники, или, по-модному выражаясь, соучредители, пока справлялись и даже предлагали ему из дела не выходить. Дескать, твою долю мы регулярно будем перечислять на счёт, здесь или куда скажешь. Но человеческая природа слаба, особенно если речь идёт  о деньгах. Дабы не вводить в искушение партнёров, да и самому не мучиться подозрениями, Рыжий после недолгих раздумий созвал миниконференцию и объявил о своём решении выйти из дела. Условия поставил выгодные — шестьдесят процентов отдадут ему сразу. Остальные деньги через полгода, чтобы не вынимать оборотные средства из процесса. Предложение удовлетворило всех.
Полученные деньги передал в синагогу одному ответственному деловару в кипе. Получил письмо с адресом в Нью-Йорке, где эквивалент внесенной суммы будет ему возвращён при обращении. Схема была проверена не одним отъезжающим в Штаты и работала безукоризненно.
Перед отъездом, как и полагалось, устроил Рыжий отвальную. Снял ресторан на двести человек, накрыл стол неслабый, пригласил популярную группу с восходящей звездой, которая за весь вечер переодевалась раз пятнадцать, но при этом пела совсем недурно, доведя до слёз белоэмигрантским романсом половину гостей.

-127-

Ночевал Серёга в гостинице, при которой находился ресторан, поскольку в первой половине следующего дня отбывал поездом на Москву. Последний поцелуй от Родины передала ему на перроне Полинкина тётка, которая его когда-то высмотрела и посватала. Тётке Броне было хорошо за пятьдесят, добрая и безалаберная, как говориться, цидрейтер — с лёгким приветом, но к Серёге относилась, как к родственнику, и он при случае не забывал её. Помогал по бытовой мелочёвке, с ремонтом комнаты, сантехники, да и продуктов иногда подбрасывал. В том, что распался  его брак, вина была исключительно Серёгина. Он это хорошо понимал и зла ни к бывшей жене, ни к её родне не держал. Броня пришла на вокзал с пирожками, испечёнными собственноручно, и с литровой банкой компота из сухофруктов. На прощание перекрестила его по-православному, чем несказанно удивила Рыжего, поплакала с причитаниями, потом поправила кокетливо древнюю шляпку и попросила проводника присмотреть в дороге за племянником. Броня была как Броня, в своем амплуа.
Столица встретила Серёгу суетой, слякотью и усиленными нарядами милиции на вокзале. И в лучшие времена в Москве было, как в дурдоме, а сейчас создавалось такое впечатление, что весь народ, снявшись с насиженных мест, рванул в столицу. Концентрация цыган, таджиков и других восточных людей превышала всякие разумные нормы. Пьяных, которых всегда было много, в этот раз оказалось неимоверное число. Молодые бритые пацаны в кроссовках и спортивных костюмах, бывалые ходоки в зону (их Серёга выцеливал опытным глазом), ларьки, ларёчки, будочки с ширпотребом и батареей бутылок, а над всем этим доминирует какой-то тревожный дух раздражения, озлобления, неуверенности — даже сразу и не сформулируешь. Да и небо над городом, обычно ласковое, безмятежное, сегодня казалось мрачным, низким, придавившим крыши зданий, возле которых бесконечной цепочкой стояли бабульки с сигаретами, соленьями, «левой» колбасой и палёной водкой.

-128-

Перед отлётом в аэропорту выдали на регистрации очередную анкету от принимающей стороны. Наряду с обычными вопросами был и пункт об изменении имени и фамилии. Представитель «Наяны», лысоватый колобок с пшеничными усами, на хорошем русском объяснил, что в свободной стране они могут взять себе любое имя и фамилию. Серёга вписал сдуру в анкету «Серж Питер Яшник», чуть-чуть американизировался за счёт отчества. Сдавали анкеты уже в самолёте, другому наяновцу, но тоже, видно, из бывших наших, потому что чесал по-русски с прибаутками и хохмами, как одессит, с фрикативным «г». Он же раздал в полёте по триста восемьдесят долларов и рассказал, что к каждому прибывшему будет прикреплён ведущий от «Наяны», который отвезёт в гостиницу, снятую на три месяца, поможет устроиться на языковые курсы, определиться с работой.
Пассажиры в самолёте практически все были  по линии эмиграции и держались вместе, как давно знакомые люди. А, может, так оно и было. Общая атмосфера эйфории как-то не затронула Серёгу. Ну, пошутил при посадке, уступая очерёдность семье из двух восточного вида мужчин и семи женщин различного возраста. Что-то припомнилось про гарем из «Белого солнца пустыни». Но до мужиков, по всей видимости, бухарских евреев, это не дошло. Петь песни в полёте, как это делали его спутники, Рыжий посчитал ниже своего достоинства. Попросил двойной виски у стюардессы и уснул, наверстывая недосып последних месяцев. Под обед, разбуженный соседями, попросил повторить двойной вискарь и вскоре вновь задремал. Проснулся  окончательно за двадцать минут до посадки, когда на уши давануло от резкого снижения. Американец ещё раз объяснил порядок прохождения иммиграционного контроля, добрал анкеты у тех, кто не успел сдать их при посадке в Москве, и тоже уселся в кресло, перетянув себя страховочным ремнём — порядок есть порядок.
Первые шаги по американской земле дались Серёге легко и просто. И хотя никогда раньше за границей он не бывал, но комплексов по этому поводу не испытывал.

-129-

В иммиграционном накопителе, куда шумной толпой двинулись пассажиры с его рейса, уже находилось человек пятнадцать китайцев, или вьетнамцев, несколько мужиков-латиносов, этих было видно и слышно издалека не только по шумной речи, но и по запаху чеснока, достаточно сильному. С китайцами и латиносами работали чиновники в противоположном конце зала. Бывших советских «еврейцев-красноармейцев» оформляли у стойки под номером семь. Времени на вновь прибывших ушло у американцев часа два. Просмотрели кое-какие медицинские справки, поспрошали об оружии и наркотиках, но никого не потрошили. Не в пример арабам, которых попросили на личный досмотр в кабины с матовыми стеклянными стенами. Одному неприметному латиносу одели без особого шума наручники и в сопровождении двух полицейских в форме увели куда-то вглубь терминала. Наконец, подошла очередь и Серёги.
— Мистер Серж Питер Яшник?
— Да, сэр.
— Везёте ли что-нибудь запрещённое?
— Только идеи.
Старший в группе проверяющих переспросил у полицейского на английском. Услышав перевод, рассмеялся:
— Надеюсь, не марксистскую идеологию? Этот товар у нас не в ходу, да и в Вашей бывшей стране уже почти вышел из употребления. Или Вы, как специалист по вторсырью, считаете иначе?
Залупаться Рыжему никак не хотелось, и он отрицательно мотнул головой, про себя отметив информированность иммиграционной службы. А потом догадался. Все сведения о нём были выведены на дисплей компьютера, куда старший периодически бросал взгляд. А понтов-то сколько!
Всё, наконец официальная тягомотина была окончена, и Серёгу с двумя пожилыми мужиками, которых также никто не встречал в аэропорту, вручили худенькой плоской барышне Ханне-Бейле — куратору от «Наяны». На маленьком микроавтобусе, с которым бывшая грузинская еврейка управлялась довольно шустро, проехали они минут тридцать.

-130-

Немного попетляв, явно не по центральным улицам, припарковались возле старого двадцатиэтажного здания отеля «Мэй флауэр». «Очень символично», — отметил про себя Серёга. Так назывался корабль, на котором прибыли в Америку первые поселенцы. В лобби (первый технический этаж) раздали ключи от номеров и талоны на питание в гостиничном ресторане.
— Отдыхайте, располагайтесь, как дома, другого у вас не предвидится, по крайней мере, ближайшие три месяца. А завтра часам к десяти я буду вас ждать в ресторане. Прошу не опаздывать. Кстати, ресторан работает двадцать четыре часа, но с полуночи до шести утра выбор ограничен дежурными блюдами, — с тем и упорхнула наш тощий ангел-хранитель, гремя на ходу костями, или многочисленными ключами.
Глаза у Серёги слипались, несмотря на то, что за окном светило почти полуденное солнце. Ну, да, сейчас у нас ночь, разница во времени около восьми часов. «У нас, — подумал он. — Сколько это ещё будет «у нас»? Нет уже никакого прошлого, только настоящее, здесь, в Америке, в этом довольно убогом номере с душевой кабиной, старым расхлябанным платяным шкафом, пыльным ковром и замытыми обоями, но с японским телевизором с дистанционным управлением и с безумным количеством программ, с кондиционером, в котором ещё предстоит разобраться, и минибаром в тумбе-холодильнике. Ах, «Кока-Кола» — символ развратной западной свободы из моего детства! Чуингам, обменянный на деревянную ложку у «Интуриста», первая пачка «Мальборо», вытащенная небрежно из кармана Трауженицем на школьном вечере, небрежно, но так, чтоб видели пацаны из класса. Вот оно всё здесь, сколько хочешь, но кому это теперь всё надо? Дорого яичко к Христову Дню».
Серёга открыл холодную колу, выпил, ощутив нёбом резкие пузырьки газа, неожиданно икнул, улыбнулся и, не разбирая постели, повалился на кровать. Слышались ему какие-то голоса, не то Бронин, не то горничной с этажа, но сил открыть глаза уже не оставалось …

-131-

Располагая полежать часик-другой, Серёга явно не рассчитал свои физические возможности и продрых до половины седьмого утра, почти семнадцать часов. Такие рекорды сна он в своей жизни помнил только дважды. Один раз в юности после двухсуточного гулевания на свадьбе у Трауженица и второй раз, когда, освободившись из колонии, проспал почти сутки в купе поезда «Новосибирск — Киев». Поезда «свободы», как его окрестили сидельцы.
Раздевшись, с опозданием почти на сутки, Рыжий принял душ, отметив отсутствие привычного вкуса хлорки в воде, побрился тут же в душе. Физиономия, увиденная в зеркале, была помятой и слегка отёчной и никак не смахивала на лицо покорителя Нового Света. Начинать конкисту с такой рожей просто было неудобно и, достав из чемодана коробку с парфюмами, Серёга протёр кожу тоником, положил питательный крем под глаза и на виски, а затем проделал нехитрый массаж, которому его научила одна из пассий, работавших в «Институте красоты».
К назначенному кураторшей времени вместо помятого мужика в зеркалах ресторана отразился нахальный молодой человек рыжей масти с лёгкой серебринкой на висках, одетый в строгий темно-синий блейзер, голубую рубашку, при галстуке вишнёвого цвета. Брюки, как и полагается, светло-серые. На ногах чёрные туфли из мягчайшей кожи, ручная работа, Португалия. В руках тоненькая папка, куда предварительно вложил талоны на питание, чистый блокнот и ручку.
Интерьер зала являл собой нечто среднее между «Метрополем» в Москве и центровым рестораном в Риге «Дзинтарс Перла». То есть было чистенько, уютно, на простенках висели старые судовые атрибуты: части такелажа, рулевой штурвал, буссоль и астролябия, а по центру зала, к искусственной скале, был принайтовлен носовой фрагмент старинного парусника с убедительной крылатой женской фигурой, символизирующей майскую бабочку.
— Конечно, истории-то с гулькин нос, а показать преемственность поколений надо, — подумал Серёга.
Слева, у стойки бара, обозначилась тощенькая Ханна-Бейла при чашечке кофе. В обозримой близи сидели за столами вновь прибывшие.

-132-

Диагноз им поставил Серёга по одёжке, чувствовалось такое неуловимое советское в боевой раскраске дам, в мужских добротных неэлегантных костюмах и в крупных, цветастых галстуках, завязанных, как удавки, на шеях узлами «а ля председатель колхоза». И ещё присутствовали в достаточном количестве массивные золотые цепи у тёток, перстни у мужчин и золотые зубы у лиц обоего пола в таком количестве, что составили бы половину запасов в местном Форте Нокс, где хранится, по слухам, золотая казна США.
Присев  на свободное место, Сергей с удивлением обнаружил табличку на английском языке со своей фамилией. Мелочь, а приятно. А вот меню никакого не подали. Темнокожий официант принёс два яйца, стакан сока и три крошечных сосиски. Хлеб, свежеподжаренный на тостере (эти штуки мы знаем) и кусочек масла в пластиковой таблетке. Точно в такой же упаковке, но с нарисованным на крышечке яблоком, находился джем. Не густо. Но дарёному коню в зубы не смотрят.
Обзорная лекция Ханны-Бейлы началась с декларации «Прав человека», затронула немного историю государства, правила судопроизводства, коснулась уровня преступности в Нью-Йорке, а потом четыре часа, с перерывами на чай, она посвящала неофитов в особенности американского бытия. Каждый шаг Серёги, да и остальных прибывших, был расписан на три месяца вперед. Но потом «Наяна», выполнив свою функцию, умывала руки, и всяк был волен устраиваться по своему желанию и возможностям — кто на работу, а кто и на вэлфэр. Отдельным престарелым везунчикам могла достаться и приличная пенсия.
После краткого перерыва на обед толпа под предводительством куратора направилась пешком в департамент социальной защиты, расположенный в двух кварталах от гостиницы. Там каждый заполнил в очередной раз анкету, в которой необходимо было отметить любимые блюда, выпивку и объём потребляемого алкоголя в месяц, какие марки сигарет предпочитает и сколько штук или пачек в день выкуривает и прочие заморочки по быту. Все эти данные, оказывается, необходимы для расчёта ежемесячного пособия, в том числе и на оплату за снимаемое жильё, которое в размере девяноста процентов оплачивал какое-то время департамент.

-133-

Конечно, речь шла не о пентхаусе, а о скромной квартирке. Там же, в офисе, можно было получить информацию о пунктах благотворительной помощи, где выдают одежду, питание, бытовую технику.
Следующий день начался опять с лекции в ресторане, после чего всей группой отправились на сабвее в бюро натурализации иммигрантов, где опять заполняли анкеты, но уже касавшиеся специальности в прошлом и выбора будущей профессии. Там же получили идентификационный код, открыли на каждого счёт в банке и научили пользоваться кредитной карточкой. При этом откатали у всех отпечатки пальцев, сфотографировали в фас и профиль. Довели до сведения порядок получения грин-карт, автомобильных корочек — драйвер-лайсингса, поскольку русские права здесь не канали. Проблема в получении прав на вождение заключалась в том, что комиссии, кроме искусства управления автомобилем, требовалось пять доказательств, что ты есть ты. Например, документ из соушел секьюрити, паспорт или грин-карт, письмо в твой адрес, чек, выписанный на твоё имя, или белая карта, которую заполняли в самолёте, с печатью паспортного контроля аэропорта прибытия. Всё это предстояло Серёге собрать, накопить и представить в необходимом количестве для того, чтобы пройти испытание. Мороки и формализма явно поболее, чем на бывшей Родине.
С английским было мистеру Яшнику и просто, и тяжело. Объясняться, благодаря Натану, он мог, и многие его даже понимали. А вот при обращении к нему звучала такая речь, которую трудно было сопоставить с тем, чему его учил бывший разведчик. Это касалось и языковых курсов, которые начались на третий день по приезду, и бытового общения в маркетах, гостинице, офисах. Это потом уже, через полгода, он научился отличать еврейский английский, от испанского, китайского, индийского, техасского и ещё чёрт знает каких диалектов. Воистину не город, а утопическая мечта интернационалистов.

-134-

В магазинчиках средней руки и товар был средний, в основном китайского производства, но под фирму. Продуктовое изобилие поражало — фрукты, овощи, о которых раньше и не слышал, колбас более ста сортов, консервы рыбные, мясные, овощные, и цена вполне доступная для тех, кто живёт на пособие. Ресторанчики самые дешёвые китайские и мексиканские. На семь—десять долларов можно наесться на целый день. Ну, и, соответственно, получить изжогу дня на три. Серёга как-то полюбопытствовал и присел на маалокс — средство от гастрита с повышенной секрецией.
Конечно, тем, кто получил статус беженца, было легче, у них и медицинские страховки, и лекарства даровые, и фудстемпы — талоны на бесплатные продукты в магазине. Близко Серёга с этой проблемой пока не столкнулся, но за маалокс пришлось уплатить двенадцать долларов, а визит к врачу, по словам Ханны-Бейлы, тянул долларов на сто.
На второй неделе пребывания, пользуясь путеводителем по городу, Серёга отыскал заветный адрес и после предварительного созвона получил наличными свою долю. Сумма образовалась довольно приличная, поэтому пришлось абонировать в банке ячейку. Не афишировать же свои капиталы. Здесь налоговое ведомство очень тщательно следило за благосостоянием граждан, чтоб урвать законную толику в федеральный бюджет.
Позвонил своим знакомцам, Файншмидту и Погребу, и был очень удивлён, когда вместо приглашения приехать сию минуту, как это водилось в раньшей жизни, ему назначили встречу через пять дней у Володи и через неделю у Лёвы за ланчем. Такие, сука, деловые, что приятеля в дом к себе пригласить не могут, обамериканились полностью!
Презрев гостиничный харч, пообедал для интереса в кафе, принадлежащем Шварценеггеру. Слава Богу, стейк подали не бутафорский, и цена оказалась вполне умеренной…
Вообще, отмечалась здесь удивительная коллизия — все Серёгины одногруппники, жившие в гостинице, через месяц начали разговаривать по-русски с явным английским прононсейшн, будто не бывшие совки учили чужой язык, а американцы учились русскому.

-135-

Одного такого активиста Изю, из Махачкалы, Серёга под настроение просто послал на хер, когда тот, коверкая язык, начал подшучивать над ним. Рыжий старался вообще ни с кем особенно не сближаться. Неинтересны ему были эти людишки со своими мелкими радостями и хлопотами. Присматриваясь к ним, он пытался определить, с кем бы мог партнёрствовать, раскрутить бизнес, но такового не видел даже в дальнем приближении. Только один парнишечка глянулся ему — программист из Херсона с абсолютно славянской физиономией и неопределённой по национальному признаку фамилией — Стафич. Волей случая они очутились за одним столом в ресторане. Молодой человек всё свободное время зубрил язык, предложил Серёге воспользоваться своим аудиокурсом, а однажды после ужина сделал попытку угостить Рыжего выпивкой. При этом явно было видно, что средств у паренька недостаточно. Только те, что выдали в «Наяне» для адаптации. Серёга попытку угощения отмёл, а следующим вечером, купив в шопе бутылку хорошего шотландского виски за двадцать пять долларов, небольшую закуску, пригласил к себе в номер Володю Стафича. Где-то верхним чутьём Серёга ощущал, что компьютерам принадлежит будущее, и на этом рынке ещё много свободных мест. Но вот обстоятельных знаний у Рыжего в данной отрасли не было. Малый из Херсона был сиротой, воспитывался в детдоме. Просчитав ситуацию в стране, при получении паспорта выбрал национальность еврея и почти сразу подал документы на выезд. Два года, пока морочили ему американцы одно место, решая, впустить или нет в страну, Володя ходил на курсы по компьютеру и научился очень недурно писать программы. Здесь по приезду он отослал уже два интервью в различные фирмы и теперь, одолевая английский, ждал приглашения на работу. Несмотря на разницу в возрасте, Серёга, выросший без отца, хорошо понимал парня, проникся к нему симпатией и предложил за выпивкой дружескую поддержку в житейских вопросах взамен на краткий курс компьютерной грамотности. Володя с радостью согласился, но заметил, что обучаться «на пальцах» гораздо сложнее, хорошо бы всё показывать в живую на установке.

-136-

— В чем проблема? Завтра после курсов пойдём и выберем, какой душа пожелает.
На следующий день, до начала занятий, Сергей мотнулся в банк, забрал из ячейки две тысячи долларов, и в четыре часа вечера обалдевший Стафич уже ковырялся в инструкции, соединяя различные блоки компьютера. Радость парнишки была искренней и очень непосредственной. Володя любовно оглаживал бока монитора, нежно касался клавиатуры, а разноцветные обмотки соединительных проводов и аккуратные фабричные разъёмы действовали на него не хуже, чем виски, выпитое накануне.
Теперь маленькая комнатка Яшника превращалась по вечерам в компьютерный класс, где два часа Володя занимался с ним информатикой, а потом сам возился до полуночи, составляя программы. В общежитии Володя был парнем свойским, без стеснения, по-хозяйски заваривал чай, пользовался харчами Серёги, если хотел перекусить поздно вечером, но на следующий день притаскивал корзинку продуктов из ближайшего супермаркета.
В чём-то он напоминал Серёге молодого себя, но в чём-то был гораздо свободнее, самостоятельнее, как говорят нынче — продвинутее.
С английским у Стафича было похуже, чем у Рыжего, и Сергей с удовольствием реализовывал свои педагогические наклонности.
Перевоплощаясь в Натана, он учил Володю привязываться к образам и действиям, осмысливать ключевые слова и фразы, устанавливать логические цепочки мыслеобразов. И через две недели пацан активно заговорил. Сначала неправильно, с ошибками, но, самое главное, уверенно, не стесняясь этого и не замыкаясь в своих комплексах. Серёга тоже серьёзно продвинулся в компьютерной грамоте. Сложность заключалась в том, что и клавиатура, и программы были английские. Но, посовещавшись, напарники приняли решение не искать лёгких путей и, соответственно, не приобретать русский вариант.

-137-

— С волками жить — по волчьи выть, — подытожил Сергей.
— Чегой-то Вы, дяденька, так не любите эту страну? — пошутил Владимир.
— Пацан! Я не умею любить того, чего не знаю! И советую тебе приберечь эмоции на будущее. Всё, что мы видели за время пребывания здесь, — это ещё не жизнь, а красивая конфетная обёртка. Нравится мне или нет, я смогу сказать где-то через год, когда каждый из нас найдет себе место в новой ипостаси. Одно скажу, что явного антисемитизма здесь нет. Хотя нарисованную свастику в районе негритянского квартала я видел.
— Сергей Петрович! — Так по-домашнему это прозвучало. — А у Вас семья есть?
— Да нет, один я, как перст. Отца похоронил в детстве, мама умерла несколько лет тому назад, с женой расстался не по своей воле, хотя «горшки» мы не били, просто по жизни не сложилось. Да так, что бывшая супруга теперь в Финляндии, а я на другом конце света.
— А мне тут одна девочка нравится из Саратова. Вы её видели, они за четвёртым столиком сидят в ресторане. Родители и две дочери. Одна моя ровесница, а другая школьница.
— Н-да. Огней так много золотых на улицах Саратова. Парней так много холостых, а я люблю пейсатого! Нравится — атакуй. Пригласи к нам в номер поиграть на компьютере. Я вечерком выйду побродить, а ты уж сумей её обаять. Когда назначишь свидание, предупреди меня загодя. Купи цветы и что-нибудь к чаю. Только не алкоголь, это пока не нужно. Страсти-мордасти не разводи, здесь на этот счет законы суровые. Освежи в памяти пару-тройку стихов, что-нибудь лирическое. Сам-то не пишешь?
Володя зарделся:
— Есть немного. Хотите, почитаю?
— Валяй, пока у меня настроение хорошее.
— Я на сербском почитаю, можно?
— А при чём тут сербы?

-138-

— У меня родители были политэмигранты, не сошлись в идеологии с маршалом Тито. Жили в Союзе восемнадцать лет, а потом решили вернуться в Югославию. Я в это время в школу ходил, в пятый класс, поэтому они поехали на разведку сами. И что-то там в Белграде, по приезду, произошло, мне сказали автокатастрофа. Ну, и определили меня в детский дом. А на сербском я свободно говорю и пишу.
Володя замолчал, задумался, глядя куда-то в прошлое, а его голубые глаза затуманились, стали серыми, взрослыми.
— Ладно, ладно, пацан. Мы с тобой оба сироты. Пробьемся и в этой жизни. Ты только меня держись, а свой «клондайк» мы отыщем. А теперь давай поэзию…
Как прошло свидание, Серёга не знал. Он это время просидел в ресторанчике на Брайтоне. Захотелось узнать, чем тут бывший наш народ дышит. Обнаружил в зале даже несколько знакомцев. Один комбинатский хозяйственник из Норильска, с ним они крутили пару раз овощно-фруктовую карусель. Потом эта тема умерла, и пришлось выходить на горплодовощторг. А второго еле вспомнил — начальник первого цеха на лакокраске. Он по одному делу с отцом проходил. Публика Рыжему не понравилась. Шумная, упакованная в дорогое шмотьё, бабы увешанные золотом и при этом с безразмерными бюстами, двойными подбородками и необъятными, как просторы нашей Родины, задами. Оркестр наяривал без перерыва «Семь сорок», «Поспели вишни в саду у дяди Вани» и прочую кабацкую мутотень. Когда-то, не далее полутора месяцев тому назад, и он выступал на отвальной под этот репертуар. Выходил к микрофону, пел про журавлей, покидающих Родину, про байковые рейтузы тёти Нади, про скамеечку на бульваре Гоголя. Сейчас же это действовало на нервы, казалось всё неискренним, показушным.
Серёга на секунду прервал своё брюзжание, тебе нет дела до этой мишпухи. Просто Вы, сэр, сегодня не совпадаете в тональности: они в мажоре, а вы в жопе. Почему? А потому, что, наверное, чуть-чуть завидуете Вовке, который охмуряет сейчас эту смугленькую. Потому что уже больше месяца не спали с женщиной. А те, кто сегодня «выступают» в кабаке, не укладываются ни в какие рамки, не говоря уже о постели.

-139-

Внезапно глубокие философские размышления Рыжего были прерваны удивлённо-радостной фразой:
— Масть! Ты ли это?
К столику, чуть вперевалку, приближался здоровенный мужик ростом под два метра, вылитый Эйб Линкольн, только в ширину немного поболее. Короткая стрижка ёжиком, сплющенный нос и уши поломанные во всех направлениях. Ну, конечно, это Паша-Амбал, мастер спорта по вольной борьбе и сосед по бараку в лагере, тянувший срок за драку в ресторане.
— Привет, Амбал! — Серёга чуть улыбнулся. В лагере они не особенно дружили, но и не враждовали.
— Э … уже не Амбал, а мистер Корн, Пол Корн, — владелец двух маркетов, прачечной и небольшой фирмы по ремонтно-строительным работам. А ты каким образом сюда, в гости или напостоянно?
— Я теперь натурализованный эмигрант, чуть более месяца. Живу в гостинице, вхожу в курс дела. Думаю, где свою копейку буду зарабатывать.
— Это правильно. Ни в Англии, ни в Италии, ни в Германии наш человек никогда не станет полноценным гражданином. Только в Америке. Если ты заработал и уплатил налоги, второсортным тебя никто не назовет.
— Паша, а как ты очутился здесь, ты же вроде из ростовских, и фамилия у тебя была другая, русская?
— Как, как, да как все. Женился на своей Ларке и взял её фамилию. Получили статус. У жены здесь родня. Пригласили в бизнес, за три года я уже самостоятельно две фирмы открыл и работаю довольно успешно. Если будут проблемы с работой, могу помочь. Даже мусорщиком устроиться.
— Ты что, слегка охуел? Я — и мусорщиком?
— Масть, ты не понимаешь. Мусорщик получает восемнадцать долларов в час, это двадцать семь тысяч в год плюс медицинская страховка и муниципальное жильё. Тут на эту работу просто так с улицы не устроишься.
— А что, надо бабки давать?
— Нет, ну, через связи.

-140-

— Через братву?
— Я с этим делом завязал. Так, видимся иногда, перетрём одну-другую тему и разошлись краями. Да и братки, что осели в Нью-Йорке, всё больше бизнесуют. Не без того, чтобы «крышу» кому-нибудь устроить или лоха пощипать. Но это отдельный разговор, если захочешь.
— Нет, спасибо. Я и в Союзе с синими не очень якшался. А тут они мне вовсе ни к чему. Оставь свои координаты. Вдруг действительно захочу в мусорщики, — Серёга усмехнулся, налил Паше и себе водки. — Давай за встречу…
— Амбал, а у тебя тёлки дежурные есть?
Паша опасливо оглянулся на соседний столик.
— Вообще-то есть. Но я здесь с Ларкой. Так что ты особенно не ори. Девки хорошие, наши, не проститутки. Одна у меня в маркете — администратор, вторая в турфирме переводчиком подвизается. А что, Масть, стояк замучил? — Паша улыбнулся, показав отлично сделанные зубы.
— Не без того. Как говорил Маркс: «Ничто человеческое мне не чуждо». Да и не привык я в Союзе так долго на сухой диете находиться.
Паша достал электронную записную книжку, потыкал пальцами в клавишу, удовлетворенно гмыкнул:
— Записывай, Томочка, это администратор в магазине, она освобождается в восемь вечера, работает через день. Надежда в свободном полёте, сегодня здесь, а завтра на Ниагаре или в Мехико. Тут как повезёт. Аппойтмент назначай в ресторане, бабы любят погужеваться. Можешь приглашать обеих, если позволяют финансы и здоровье. При звонке смело ссылайся на меня. Это мои кадры.
— Ну, давай, Паша, ещё по одной, а то твоя уже косяки в нашу сторону бросает.
— За удачу.
— За неё, родимую. Чтоб не обошла стороной. Эх, Масть, кто бы мог подумать там, в зоне, что мы с тобой будем сидеть, как белые люди, в американском ресторане, жрать от пуза и пить «смирновку»? Ты так и не куришь?

-141-

— Нет, не собрался в молодости, а теперь и подавно. Чифирнуть — это пожалуйста.
— А я перешёл на сигары, престижно, хотя, конечно, ко вкусу ихнему до сих пор не привык. Ну, бывай, Масть.
— Пока, пока, Паша …
Вернулся Серёга в гостиницу уже за полночь. Номер был пуст. Звонить Пашиным барышням, из ресторана он не стал. Время позднее, и куражу надлежащего не возникло. В комнате было одиноко, чисто и свежо. Пёстрая портьера слегка колыхнулась из-за приоткрытого окна. На письменном столе отсвечивал матовым боком компьютер, а по дисплею лениво передвигалась золотая рыбка с плакатиком в плавнике «Спасибо, м-р Яшник».
Слегка захмелевший Рыжий, глядя на экран, добродушно усмехнулся, представляя себя в роли мусорщика. Выдумают же люди — деловар Масть выгребает из урн пластиковые пакеты с собачьим дерьмом!
Разбудил Серёгу настойчивый стук в дверь. За окном едва брезжил рассвет, но рядом, где-то на карнизе, воробьи уже устроили утреннюю перекличку.
— Кого это чёрт принёс в такую рань? — проворчал, подтягивая пижамные штаны, Рыжий.
Стук повторился ещё раз, и пришлось впустить назойливого посетителя. На пороге стоял сияющий Володька с пакетом в руках.
— Я свежие булочки принёс. Сейчас кофеек заварю и до завтрака немного посидим за компьютером.
— Ладно, проходи, Ромео ты наш. Судя по твоей физиономии, вечер не прошёл даром?
— Сергей, давай не будем об этом. Девчонка она замечательная. Сечёт в языке, знает ещё французский. Сорвали её со второго курса иняза. Стихи мои похвалила. Я ведь не только сербские читал, и на русском тоже. Мы на нашем компьютере поиграли.
— «Нашем, — отметил про себя Сергей. — Ну, да, пацан детдомовский, а там всё общее. Это нормально».
— Ладно, вари кофе, а я пока в душ, привести себя в порядок. Газеты свежие принёс?

-142-

— Да. Они там, в пакете. Только Вы не долго, булочки ещё горячие. Я взял с корицей, ванилью и марципанами. Это для Даны.
— А что, будем иметь счастье сейчас лицезреть девушку?
— Нет, я их часть булочек занёс в триста семнадцатый, где они живут. Поговорил с её мамой. Вполне современная женщина.
— Тебя с твоей активностью на разрушение Берлинской стены можно запускать. Виданное дело — вечером первое свидание, а утром уже булочки. Так я через месяц посажённым отцом на свадьбе стану.
— Об этом мы ещё не думали. Надо пока работу найти, приличное жильё. Мне тут, как и Дане, не очень нравится. Они-то, в конце концов, хотят из Нью-Йорка уезжать. Какие-то знакомые у них в Сан-Франциско есть. Обещали помочь с обустройством.
— Фриско — это далеко. Через весь континент придется тебе мотаться. Ну, да ваши годы молодые. Я лет восемь тому назад тоже к одной девушке летал из Киева в Ленинград два раза в неделю. Такая тяга была. Одурел, как олень во время гона. Потратил тогда за полгода столько денег, что хватило бы на два жигуленка. А ничего с собой поделать не мог.
— Сергей наконец добрался до душа, тщательно выбрился, напарфюмился и, не переодеваясь, прошел к столу. Приложился к теплой сдобе.
— Кофеек с утра — это замечательно! А с хорошей булочкой — просто поэма.
— Неделя шла за неделей, рутинные курсы, еда без особых изысков в ресторане при гостинице, вечерние посиделки с Володей и шутливое перемигивание с Анной Александровной, матерью Даны, за завтраком. Ничего не приплывало к Серёгиному берегу — ни хорошее, ни плохое. Виделся он за ланчем с одним и другим товарищем. Выяснил своё финансовое положение — забрав налом кровные шестьдесят пять тысяч и проценты, что набежали за год. Но идеи, плодотворной идеи, все не было. А через восемь дней «Наяновские» блага кончались. Хорошо, что успел права получить и фордик подержаный купить для облегчения жизни.

-143-

Правда, страховка на машину была почти в треть её стоимости, да и бензин здесь дорогой, около доллара за литр. Паркинги бесплатные только для инвалидов, так что ещё долларов семьдесят — восемьдесят в месяц за парковку набегает. Но на общественном транспорте или такси много не наездишь.
— В один из дней, когда уже подперло под горло, позвонил Пашкиным кадрам. Назначил встречу обеим сразу, чтобы времени не терять. Пригласил в итальянский ресторан в Бруклине, посидели неплохо, выпили граппы, съели по порции пасты с моллюсками. Барышни оказались разными, но каждая по-своему хороша. Надюша — тоненькая блондинка с круглой попкой, Тамарочка попышней с отменной грудью пятого размера и иссиня-чёрной гривой волос. Продолжили вечер у Надежды в квартире. Попили кофе, а потом без особых комплексов улеглись в постель. Получилось неожиданно хорошо — покувыркались втроем почти до утра и разошлись по делам, вполне довольные жизнью и общением. Рыжий барышням по флакончику «Шанели» вручил на прощанье. Договорились не теряться, поскольку все остались при хороших эмоциях. Надежда, в свою очередь, пригласила на экскурсию в ближайший уикенд на Большие озера.
— «А что, возьму Володьку с Даной, и съездим», — решил Серёга.
— На следующий день обговорил с корешем этот вопрос, а вечером Володька сказал:
— Нет возражений, только можно ещё Даны сестренка с нами поедет?
— Узнаю, если есть свободное место, то почему бы и нет?
— Свободное место оказалось, и к концу дня в пятницу компания погрузилась у отеля в автобус, а утром была уже на озёрах. Позавтракали в придорожном ресторанчике, потом перешли все на кораблик и поплыли по красивейшим местам. И хотя  на палубе было очень холодно, и периодически срывался снег, в салоне сидеть никто не хотел.

-144-

Шутили, смеялись, некоторые разогревались выпивкой, а Надя очень интересно рассказывала об истории Америки, о войне англичан и французов, о том, какую роль сыграли в победе англичан индейцы и кто послужил прообразом героев Фенимора Купера. Экскурсию вела на трех языках, поскольку группа была сборная — большая часть русских, несколько азиатов и шесть французов, явно арабского происхождения.
— Скалистые берега, поросшие лесом, в основном хвойным, но встречались и жёлто-багряные вкрапления березняка, клёна и осины, низкое свинцово-сизое небо, впору рукой достать, — все было так похоже на Онежское озеро, что, казалось, вот-вот за поворотом на берегу нарисуется рубленый раскольничий скит, крытый деревянной щепой, обросший изумрудным мхом. Но не было этого, а объявилось вдалеке причудливое сооружение — двухэтажный деревянный форт, окружённый бревенчатым частоколом, а вокруг — конусовидные чумы, надо понимать, индейские вигвамы. Типичная картина времён войны за независимость, так и пояснила экскурсовод.
— Леди энд джентльмены, прошу вас подготовиться к двухчасовой пешеходной прогулке, затем нас ждёт обед по рецептам двухсотлетней давности и театрализованное шоу с участием первопоселенцев и аборигенов. Ночлег в лесной комфортабельной гостинице в двух милях от форта. Нас туда доставят автобусом. — В этой части объявления Надюша посмотрела многообещающе на Серёгу.
По ходу экскурсии у него никак не представлялась возможность обговорить ночную программу, а теперь всё стало ясно. И копчёная оленина, и лосось на гриле, и традиционная индейка — всё пошло в масть, даже не очень любимый вискарь. Нашей водки не оказалось, а смирновская была только можжевеловая, на любителя.
В Нью-Йорк вернулись к воскресному полудню, наглотавшись кислорода и впечатлений впрок до весны. Понравилось всем без исключения, вне зависимости от расы и вероисповедания. О молодых и говорить нечего. Володька, попробовав впервые в жизни ловлю спиннингом, вытащил трёхкилограммовую щуку, которую после фотографирования по местным обычаям пришлось отпустить в озеро.

-145-

Никто, правда, на улов особенно не претендовал, в городе было полно еврейских ресторанов, где можно отведать любую фаршированную рыбу. Серёга получил свою порцию любви, а Надя — расшитые бисером мокасины, купленные после длительного торга за тридцать пять долларов у декоративного индейского вождя, который к отъезду экскурсантов неожиданно оказался вполне современным студентом университета и совсем не краснокожим.
Кое-что досталось и Дане с сестричкой. По крайней мере, два ожерелья с деревянной тотемной фигуркой Володя сторговал в присутствии Сергея у того же индейца.
В среду Ханна-Бейла устроила прощальную вечеринку, на которой пожелала удачи и реализации всех возможностей. Раздала присутствующим маленькие сувениры на память. Серёге достался брелок в виде рыжего нахального кота. В чём-чём, а в наблюдательности этой маленькой еврейке не откажешь. Где-то половина прибывших с Сергеем на вечеринке отсутствовала. Часть, найдя работу, отказались от услуг «Наяны», некоторые убыли к знакомым в другие штаты, а кто-то просто растворился в огромном людском муравейнике города. На следующее утро Рыжий переехал в недорогую квартиру в Бронксе, с маленькой кухней, душевой, гостиной и спальней. По размеру чуть больше однокомнатной кооперативной квартиры на Нивках, в которой Серёга начинал семейную жизнь. Контракт с менеджером заключил на год. Обошлось это удовольствие в пять тысяч долларов, не много и не мало, но приличного жилья подешевле не нашлось. Серёга прикинул, что, если не работать, то его запасов хватит ровно на пятнадцать лет скромного существования. С учётом долларов двести в месяц на питание и шестьсот долларов в год на одёжку. Но болеть при таком раскладе категорически не рекомендовалось, а автомобильные расходы придётся сократить до минимума.
Компьютер Серёга забрал на новую квартиру, но второй ключ от жилья отдал Володе с тем, чтобы малец мог работать по необходимости.

-146-

У пацана протекал бурный роман с Даной, а поскольку она с родителями осталась жить в гостинице, то и малый продлил срок пребывания там же на два месяца. Денег у Стафича было не густо, а статуса, как и Серёга, он не имел, поэтому они с барышней устроились подрабатывать в ресторан: она — мыть посуду по вечерам, а он — подменным портье. Но перед этим Володя перехватил у Сергея взаймы триста баксов на пару месяцев. Хотя Рыжий считал, что кредит портит отношения, но парень хороший, а деньги не очень большие. В конце концов, почти такую сумму он прогулял в первый вечер знакомства с Надеждой и Тамарой.
Серёга сладко потянулся, вспоминая шальную ночь. Сексуальный опыт у него был более чем достаточный, но в такой чувственной эротичной композиции он, пожалуй, участвовал впервые. Серёгу вымочили в джакузи, уложили на широчайшей тахте, в четыре руки натерли тело каким-то ароматным маслом под сладкое пение Фрэнка Синатры. Постепенно освобождаясь от изящного кружевного белья, заманчиво подставляя под Серёгин взор округлости ягодиц и тёмные манящие складки с нежной опушкой, усердно работая язычками, девчонки превратили Рыжего в один огромный фаллос. И он через пару минут выплеснулся вулканическим извержением, не успев войти в желанное тело. Да это оказалось и не нужным. Пока Рыжий приходил в себя, барышни продолжали ласкать друг друга, периодически издавая протяжные стоны, конвульсируя в сладкой судороге. Вид сплетённых женских тел, слепленных страстью в божественной красоты многорукое и многоногое чудо, так возбудил Сергея, что боевая готовность восстановилась минут через семь. И вновь всё пошло по кругу, до звона в ушах, до беспамятства, до растворения друг в друге, до третьего, пятого, седьмого пота …
Надо будет позвонить девчонкам, пригласить на новоселье, тем более что Надежда сейчас не в отъезде. Вчера вечером записал на её автоответчик послание с новым адресом и телефоном. А сегодня поздно ночью она позвонила и спросила о планах на неделю.

-147-

У Серёги как-то с Надей завязались более дружеские отношения, хотя Тамара ему тоже была очень симпатична.
Следующий день Рыжий посвятил поискам работы. Нет, он не ходил в департамент, где получил две недели тому назад грин-карт, не звонил Паше-Амбалу и другим знакомым. С утра обложившись ворохом газет, большей частью на русском языке, он изучал предложения на рынке труда. Каких только специалистов не искали в этом городе! И гувернёров, и сиделок-компаньонок, требовался наборщик в типографию, связист по обслуживанию офисных телефонных линий, портье в гостиницы, мастер по рисунку на ткани, продавцы видео-аппаратуры, ковров и мебели.
Предлагали купить медальон на такси, штук пятьдесят мелких фирм, овощной маркет, бензозаправки, врачебную практику и салон красоты. Совершенно случайно на глаза Серёге попалась заметка достаточно негодующего содержания об увеличении цен на бензин и дизтопливо. Несколько дней назад, заправляя свой фордик, он с неудовольствием отметил этот факт, выложив не обычные сорок долларов за солярку, а на восемь долларов больше. Будь это в Союзе, он бы воспользовался старым проверенным методом. Нашёл бы в депо машиниста тепловоза и купил бы солярку по бросовой цене, раза в три дешевле, чем на автозаправке, а качеством даже лучше. Но это в Союзе. А что, если и здесь поискать варианты?
Вечером, отложив намеченные звонки к Надежде и Тамаре, Рыжий, уже выбрав методику поиска, поставил забежавшему к нему Володе конкретную задачу:
— Даю  тебе три дня. Через компьютер выясни цены на дизельное топливо у оптовиков. Как распределяется горючка между потребителями, то есть в каких отраслях и по какой цене идёт  солярка. Какие налоги платятся реализаторами и уровень обложения оптовиков и розницы. Схему контролирующих инстанций и периодичность контроля. Всё это изложишь в русском варианте, письменно. Если будет дополнительная информация, тоже присовокупи. Ведь всего предусмотреть невозможно. За эту работу мы с тобой будем квиты,  и никто никому не должен.

-148-

Нагрузив так плотно пацана, Серёга внутренним чутьём, обостренным годами советской крученой жизни, ощущал серьёзную денежную тему. И уже азарт подгонял его, торопил первым застолбить золотоносный участок. Но, не получив исходных данных, не имело смысла выстраивать модель поворота громадной денежной реки в нужную сторону, а то, что деньги здесь крутились громадные, даже по масштабам США, так это и козе было понятно.
Следующий день Рыжий посвятил решению бытовых вопросов. Прикупил хорошую большую кровать, водяной матрац, новый телевизор с видео и музыкальный центр. Поменял светильники, микроволновую печь и пылесос. После недолгих раздумий к покупкам добавил утюг и кухонный комбайн. Поскольку всё приобреталось в одном магазине, удалось получить скидку почти в тридцать процентов. Расплачивался он наличными, это позволило сбросить цену ещё на сто долларов. Транспортировка, сборка и установка за счёт магазина. Мелочь, но приятно.
Вечер в преображённой квартире прошёл в маленьких домашних хлопотах. В качестве подарка мебельная фирма приложила два комплекта постельного белья, правда, несколько легкомысленной расцветки. К микроволновке дали презент — комплект специй в миниатюрных стеклянных баночках и набор жаростойкой посуды. Всё это надо было расставить, застелить, сделать уютным, создать единую концепцию жилья. Достаточно долго Серёга искал место для двух акварелей, прикупленных ещё на Андреевском спуске дома, в Киеве. Но нашлось место и картинкам. Одна, с городским пейзажем, украсила гостиную, другая, с ярким весенним голубым небом и берёзками с набухшими почками, готовыми вот-вот взорваться под напором молодой листвы, оживила сумрачную спальню, окно которой выходило в торец соседнего дома. Намаявшись до позднего вечера, Серёга с сочувствием вспоминал маму с её повседневными хлопотами по дому, постоянной уборкой, готовкой еды. Это притом, что каждый раз надо было четыре-пять часов побегать по городу и выстоять очередь за продуктами. И так изо дня в день!

-149-

«Труд домохозяйки должен оплачиваться наравне с шахтёрским, — подумал Рыжий. — По крайней мере, если у меня когда-нибудь появится домработница, то скупиться я не буду».
Оставшихся сил хватило на лёгкий ужин, приготовленный в микроволновке, и стаканчик джина пополам со швепсом. Не то чтобы очень хотелось выпить, но так полагалось — обмыть покупки. А маленькое новоселье с участием Тамары и Надежды Сергей решил сделать в субботу. И, в соответствии с американскими правилами, надиктовал на автоответчик обеим барышням приглашение на ужин с просьбой перезвонить и подтвердить своё участие. Конечно, надо было бы пригласить и Пашу-Амбала, но неизвестно, как поведёт себя Пашина жена в присутствии девиц. Да и устраивать большой сабантуй не позволяла площадь квартирки.
Спал Серёга, как обычно, без снов и утром встал с хорошим настроением, с лёгкой, но приятной тяжестью в мышцах. Минут двадцать поразминался, покачал пресс, отжался от пола, с третьей попытки сделал стойку на руках. Решил с этого дня больше внимания уделять физической нагрузке. Тем более, что небольшой тренажёрный центр с бассейном находился в соседнем доме.
«Сегодня же забегу, узнаю расписание и стоимость», — подумал он.
После завтрака не спеша вышел на улицу. За ночь в городе похолодало градусов до пяти мороза, выпал снежок — белый на деревьях и карнизах домов, тёмный на тротуарах. Зато солнце светило ярко и празднично. В такую погоду хотелось жить, заглядываться на красивые женские ножки и совершать лёгкие безумства — съесть мороженое или пойти в театр на мюзикл. В другое время он, наверное, и поддался бы хорошему настроению, похерил бы работу и устроил себе маленький праздник, бывало с ним такое в Союзе, но сегодня, взяв себя в ежовые рукавицы, Серёга накупил свежих газет, приобрёл абонемент на спорт и вернулся в свою квартиру. Правда, по пути успел сделать доброе дело — поймать поскользнувшегося на наледи негритянского древнего старичка, который явно собирался свалиться под колёса грузовика.

-150-

 Всё произошло в доли секунды, под запах палёной резины и дикий визг тормозов. Рыжий поразился мгновенной алебастровой бледности, залившей старика и водителя, тоже оказавшегося чернокожим. Серых негров ему ещё видеть не доводилось. Оклемавшись, пожилой камикадзе предлагал деньги, долго благодарил, когда Серёга негодующим жестом отмёл пятидесятидолларовую купюру, что-то бормотал о своей сестре. Оказалось, что они со стариком живут в одном доме с Серёгой и уже в лифте спасённый церемонно вручил Рыжему свою визитную карточку.
«Патрик Джеймс Ростоу», — прочитал Серёга. Сам он ещё визитками не обзавёлся. Хотя теперь, когда уже определился с жильём и телефоном, визитка как средство коммуникации просто необходима. Надо по газете подобрать поближе агентство, где можно отпечатать карточки. Кстати, в одной из позавчерашних было объявление с адресом и телефонами.
Поработав со свежей прессой часа три, он созвонился и заказал на завтра карточки. Наличные уже кончались, поэтому расплачиваться он решил кредиткой, лень было пилять в банк. Получил подтверждение на субботу от Надежды и ещё раз перезвонил Тамаре. Но там пока было глухо, и он вновь записал послание на автоответчик. После обеда включил компьютер и разыскал (самостоятельно!) сайт Лондонской нефтяной биржи, посмотрел котировки акций нефтеперерабатывающих компаний США, закупочные цены на различные виды горючего. Отпечатал для себя на принтере ряд необходимых данных, касающихся нефтяной отрасли, и с чистой совестью отправился в бассейн.
Перед сном позвонил Стафич, он сегодня портьерствовал в гостинице.
— Мистер Яшник, Вы гений! Я тут такого интересного наковырял! Когда мне приехать завтра?
Серёга на секунду задумался:
— Давай часам к пяти вечера. Поговорим, а потом заодно и поужинаем у меня. Идёт ?
— Нет вопросов. А можно я возьму с собой Дану?

-151-

— Володя, давай договоримся раз и навсегда — мухи отдельно, котлеты отдельно. Речь идёт  о бизнесе, и это наше с тобой вдвоём дело. Будет время, и я с удовольствием приму вас в гости с Даной либо другой девушкой. Сколько их у тебя ещё будет. И не рефлексируй по этому поводу. Я сам совсем недавно был молодым.
Стафич явился вовремя, при пакете с любимыми булочками с корицей и толстенной кипой компьютерных распечаток. Разговор получился долгий, подробный, и чрезвычайно полезный. Суть находки состояла в том, что до сорока процентов дизельного топлива, проходившего через рынки страны, использовалось для отопления зданий. Около пяти процентов предназначалось для железных дорог. Кроме того, существовал федеральный резерв дизтоплива на случай экстренной ситуации. Этот резерв обновлялся каждые три года. Изюминка заключалась в цене. Если горючка для автомобилей стоила оптом по два доллара за галлон, то та же самая солярка, абсолютно одинакового качества, отпускалась для котельных на тридцать семь процентов дешевле, а в федеральный резерв ещё по более низкой цене. Даже не вникая в подробности, полученная информация при должном развороте дела сулила прибыль, сравнимую с доходами корпораций-гигантов. Это впечатляло, да так, что у Стафича, не очень разбиравшегося в бизнесе, глаза загорелись почти фосфорическим пламенем. Не подвел нюх Серёгу!
— Володя, о том, что мы с тобой выискали, не должен знать никто! Ты понимаешь, можно стать очень богатыми людьми, но при малейшей утечке информации шансы остаться в живых равны нулю. С тех пор, как Маркс сказал, что капитал готов за прибыль в двадцать процентов на любое самое грязное преступление, ничего в мире не изменилось. Ты работал на гостиничном компьютере?
— Да, там.
— Сможешь стереть всю полученную информацию и вообще уничтожить следы твоего пребывания в сети?
— Сделаю сегодня же.
— Распечатки в одном экземпляре?
— Конечно. Зачем мне дубликат?

-152-

— Отлично. А теперь давай ужинать. Да, ещё вопрос. Ты в деле?
— Я ещё не думал как-то об этом. И вчера пришло приглашение на работу из Калифорнии. Мне, конечно, не хочется уезжать отсюда. Но они обещают тридцать тысяч в год и какие-то проценты с продажи программ. А это круто. И машина, и дом, и полноценная медицинская страховка.
— Если ты в деле со мной, то много не обещаю, но свой миллион ты получишь. О подробностях поговорим позже, когда ты примешь окончательное решение.
— Сколько мне можно подумать?
— Два дня. И не скрою— я заинтересован в работе с тобой. Компьютерное обеспечение полностью отдам на твоё усмотрение. Подберёшь толковых специалистов, снимем офис. И самое главное — светить тебя я не собираюсь. Твоё подразделение будет вполне легальным. Усёк? Самостоятельная фирма, работа по белому, уплата всех налогов. Так, чтобы комар носа не подточил.
— Я согласен, сейчас.
— Ну и ладушки.
В субботу утром объявилась Тамара. Оказывается, она летала в Новый Орлеан на фестиваль диксиленда. Привезла видеокассеты, тараторила по телефону о впечатлениях и казалась слегка обалдевшей, видно, от избытка джазовой музыки. Поэтому Серёгино новоселье прошло, с подачи его подружки, под фестивальным флагом. Но это не помешало им втроем хорошо поддать, а потом заняться любовью по отработанной схеме. Жаль, что джакузи у него не было, зато, в порядке компенсации, Советского мускатного шампанского выдули целый ящик. И пошло, да ещё как, аж до обеда в воскресенье. Ужинали, правда, уже порознь, хватило всем суток на общение. Серёге к понедельнику надо было иметь свежую голову. Хотя из всех врёмен года больше всего он не любил утро понедельника …

-153-
 
Двое в обезьяннике
Сэр Арчибальд

Всякий имеет право применить все средства и совершить всякое деяние, без коих он не в состоянии охранить себя.
(Томас Гоббс)

Ох, и помотало нас в этом Нью-Йорке, покрутило, помяло, разве что только не пожевало. И на том спасибо. Представьте себе: чужой город, в кармане ни гроша, а из документов — одна матросская книжка на двоих и потертый советский паспорт, который в своё время был так дорог Владимиру Владимировичу Маяковскому, что вдохновил его на сочинение возвышенных стихов. Небось, в школе учили в своё время. Кстати, ранняя лирика у этого поэта мне больше нравится. Но, увы, нет уже ни Маяковского, ни страны такой, а мы, её граждане, никому не нужны. Лёпа, напарник мой, по жизни не Бог весть какой оптимист, а тут вообще потух. Тем более, что средств на выпивку никаких, не говоря уже о еде. А жрать хотелось смертельно. Подножного корма в виде бананов и цитрусовых на пирсе также не наблюдалось. Потолкались мы в порту сутки, пообщались с народом (он хоть разноязычный и разноцветный, но неплохой), подкормили нас на одном панамском танкере. Но морской работы нигде, увы, не нашлось. Мы-то хотели по поварской части устроиться, как на «Королеве Виктории».
Умные люди подсказали, что все концы ведут в профсоюз моряков, а офис этого профсоюза находится в Бронксе, и адрес нам дали. Добирались мы туда пешим ходом. Хорошо, что город спланирован так, что не заблудишься. В Москве-то переулки всякие — кривоколенные, староконюшенные, китайгородские — голову сломать можно. А здесь милое дело — впилился с востока на запад и отсчитывай сто двадцать три квартала. К ночи доковыляли, без малого тридцать километров отшагали. В офисе, конечно, никого. У Лёпы так в животе бурчит, аж неприлично. Нашли мы неподалёку скверик небольшой, расположились на ночлег. Часа два подремали, а потом Лёпа и говорит:

-154-

— Пошли, Арчибальд, попытаемся хлеб насущный снискать.
Любит он иногда выразится с эдакими выкрутасами. Хотя, как я замечал раньше, он выпендривался больше, когда в хорошем настроении был.
Отошли мы от скверика метров двести, к ночному бару «Олд Версаль». У входа жизнь идёт активная, кто-то подъезжает на такси, кого-то швейцар провожает к машине. У входа девушек стайка ошивается, те ещё красотки. А нам в этой ночной круговерти места как-то не находится. Лёпа собрался духом, встал у бордюра и монотонно, навроде господина Воробъянинова, повторяет, только без пафоса:
— Месье и мадам! Же не манж па сис жур — я не ел шесть дней.
Нам рассказывал Дусик Койченко, что его знакомый профессор физики летал года три тому назад в Париж курс лекций в ихнем университете прочесть. А по-французски знал только это выражение. Решил он в самолёте пошутить и своей соседке, такой изысканной пожилой француженке, говорит знакомую всем интеллигентным советским людям фразу. Что тут было! Мадам в шоковом состоянии вызывает стюардессу, профессору накрывают стол, взволнованные пассажиры собирают для физика деньги. А тот уплёл всё за милую душу, запил бокалом «Курвуазье», денежки взял, раскланялся перед спутниками и был таков. На второй день пребывания в Париже он на эти дармовые деньги сходил в «Мулен Руж». Сам бы, конечно, никогда туда не попал, командировочных профессорам дают не намного больше, чем нам, артистам.
Стоял так, мучился, нудил Лёпа минут сорок, не работает его обращение — может, произношение не то. Я уж и руку протягивал, и по животу себя жалобно гладил — ноль эффекта. Вдруг из кабака этого выходит барышня миловидная, хорошо поддатая (по походке можно определить), вслушивается в Лёпино тоскливое бормотание и на чисто русском языке кричит в сторону бара:

-155-

— Серёга, иди сюда, тут бывший депутат Государственной думы просит подаяние.
Подваливает такой рыжий мужик, тоже под газом, и так агрессивно к Лёпе:
— Чего пристаёшь?
Мой засмущался, робко так отвечает:
— Жрать очень хочется, мне и Арчику, — и кивает в мою сторону.
Не люблю я этой фамильярности на людях. В конце концов, у меня есть имя — сэр Арчибальд Тетис Ноубл Найт. Рыжий как меня увидел, присел на корточки и руку подаёт:
— Здоров, братан, Серёгой меня кличут. А тебя как обзывать?
Я ему в ответ руку пожал, а другой по животу своему впалому погладил, мол, кушать хочу. Он это сразу просёк. Достал пачку денег и барышне говорит:
— Надюшка, принеси харчей на двоих и бутылочку водки захвати.
А сам меня по плечу похлопывает, сейчас, дескать, пару минут. Притащила барышня туесок пластиковый. Наметали туда и птицу, и хлеб, и фрукты разные. Отдельно бутылку для Лёпы, в пакете. Сунул рыжий мне в карман курточки двадцать долларов, руку ещё раз пожал, с тем и отбыл, с Наденькой на такси. Мы в баре ещё бутыль с колой прикупили и отправились в свой сквер ужинать.
Вот говорят, случайных встреч не бывает, а ведь, действительно, не попадись мы тогда на глаза м-ру Яшнику,  могли бы и пропасть в Нью-Йорке. Это сейчас мы у него в ресторане работаем на ставке, хватает и на еду, и на жильё. А в тот момент свободно могли помереть от голода и безысходности.
В профсоюзе моряков нам показали от ворот поворот. Официально не членам Союза ничем помочь не могли. Посоветовали обратиться в Русское консульство. По-житейски поддержали морально и немного деньгами — дали сто тридцать долларов, план города, в котором отметили точки бесплатного питания и пункты, где одёжкой можно разжиться. Подобрали мы себе приют католический, там два раза в день горячую пищу раздавали, а вечером разрешали помыться в душевой и на койке с одноразовым бельём переспать до утра.

-156-

Кантовались мы почти три недели при приюте. Лёпа даже два раза на церковную службу сходил, свечку поставил за упокой наших моряков с «Виктории». Приоделись мы за это время. Футболки одинаковые с эмблемой чикагских буйволов, бейсболки, джинсы, почти новые, но с масляным пятном на заднем месте, для меня и костюм клетчатый для Лёпы, на правом лацкане только дырка от сигареты, а так хороший. Лёпа хоть побриться смог по-человечески. А то зарос бородой, как снежный человек. Подыскали мы наконец себе работу, по-чёрному. Въездная виза у нас давно кончилась, а права на труд мы в США не имели. Оформили нас мойщиками окон высотных зданий. Вернее, не нас, а оформился один новый знакомый поляк. У него-то грин-карт уже был, с ним договор фирма и заключила, но работать должны были мы. За это нам поляк платил кэшем три доллара в час. Мыли мы этот фасад десять дней. Шутка ли шестьдесят этажей отдраить. Зато и заначка у нас образовалась — без малого четыреста долларов. И это при том, что в еде мы себе не отказывали и покупали бананы, папайю и разные там гамбургеры с пиццами, поскольку харчеваться в приюте у нас не получалось по времени. Вот при такой работе сноровка цирковая очень пригодилась. Высоты мы не боялись, ловкость моя всем известна, и паблисити мы себе приобрели за эти десять дней. Всё-таки парочка мы неординарная, от зевак отбоя нет. Пока погода стояла тёплая, успели мы ещё один небоскрёбик обработать. Только поляк нас нажухал, аванс дал, а окончательный расчёт зажилил. Смотался с нашими деньгами. Больше мы его не видели. Считается, что румын — это не национальность, а профессия. Так я полагаю, что поляк — это тоже профессия, и даже больше, чем румын.
В отношении нашей заначки приняли мы решение хранить деньги у меня. Нашили мы на курточку потайной кармашек в рукаве и туда всё сложили, поскольку потеря бдительности на Кубе обошлась нам достаточно дорого.

-157-

Мы опять в приюте стали на довольствие, днём ходим, ищем, где бы подзаработать, попутно город изучаем, в магазины заходим. Кое-что из продуктов берём себе на память. Это, конечно, моя заслуга. Один раз в качестве сувенира я баночку чёрной икры для Лёпы унёс. Она сто долларов стоит. Конечно, мы никогда бы не смогли купить это. Утешало то, что не один такой я, половина Америки этим занимается. Небось, читали в газете, как жена миллионера в магазине косметику воровала? Довелось и мне увидеть, как одна женщина, вроде беременная, в мешок на животе здоровенного лосося и две палки колбасы запихнула — ну, чисто кенгуру! Короче, на одном из таких продовольственных рейдов мы и залетели. У них, оказывается, в супермаркетах камеры слежения установлены, и мои манипуляции все на плёночке зафиксировались. И всего-то ничего я взял — крем для бритья, запаску жиллетовскую (бритву я раньше в другом магазине засувенирил), баночку кофе и коробку мармелада лично для себя. Всего долларов на двадцать пять. На выходе из маркета нас и взяли, Лёпа-то только за хлеб и пиво заплатил. Отвели меня с Лёпой секьюрити магазинные в свою комнату, обыскали, отняли то, что я на память взял. Заначку нашу, слава богу, не обнаружили. Составили протокол и передали в руки двум приехавшим полицейским. Вот уже грубияны! Одели нам с Лёпой наручники — приковали друг к другу. Затолкали в машину, напарнику моему ещё и под зад дали, чтоб шевелился побыстрее, и отвезли в участок. Там повторно нас обыскали, как чувствовали, что не все выпотрошили. Хорошо, что по пути я заначку нашу за щеку спрятал. Курточку мою они вывернули и карманчик тайный нашли, а там пусто. При этом я незаметно ключи от наручников у старшего копа изъял, на всякий случай, и ещё пачку сигарет, зажигалку и ментоловые леденцы в коробочке. Я и сам люблю, когда свежее дыхание. Запихнули нас в обезьянник — такая большая комната, где вместо одной стены решетка. Что мне понравилось, так это отсутствие дискриминации.

-158-

Никакого пренебрежительного отношения ко мне. Курточку после обыска сразу вернули, поместили с Лёпой в одну камеру и кушать давали два раза, как и всем другим постояльцам. Кроме нас там уже сидели два молодых субъекта, подозреваемых в грабеже. Нас они трогать не стали, тем более, что мы их сразу угостили куревом. Я в кино видел, что так полагается поступать в любом пенитенциарном заведении. Молодняк этот — пуэрториканцы, образования никакого, просто одноклеточные. Про СССР хоть чего-то слышали, а об Украине понятия не имеют. Лёпа их в рамс научил играть, карты у этих чиканос свои были, при обыске колоду почему-то не отобрали. Так мы по ходу дела на двадцать семь долларов разжились. Размышлял я долго, пока Лёпа в карты дулся, и пришёл к выводу, что поговорка «Народ и партия — едины, отдельно только магазины» работала лишь в нашем бывшем государстве. Здесь же щепетильные американцы выпячивали своё законопослушание. Мы же хотели с этими секьюрити договориться не доводить дело до полиции, предлагали им сотку денег. Но они, придурки, ни в какую, дескать, принципы у них. Homo Homini Lupus est — человек человеку волк…
Утром нас повезли в суд. Там просто КВН какой-то. Судья в мантии с квадратным колпаком на голове выслушал минуты две про наши грехи, стукнул молотком и выдал приговор:
— Штраф две тысячи долларов или полтора месяца тюрьмы с последующей депортацией за пределы США.
Денег на штраф у нас, конечно, не было, и отправились мы в узилище. Американская тюрьма мне понравилась. Есть спортивный зал, кормят хорошо. В камере душевая кабинка, телевизор, можно в библиотеке книги брать, а постели меняют каждую неделю. Работать нас приспособили при пищеблоке, по четыре часа в день. Потом два часа можно было проводить в спортзале. Вот уже здесь мы оторвались — и на тренажёрах, и в настольный теннис, а ещё мы каждый день репетировали старую программу и осваивали один новый трюк. Начальник тюрьмы как узнал, что мы цирковые, нам кое-что из реквизита подбросил и сам на репетиции приходил смотреть.

-159-

Он, оказывается, цирк очень любил. Вот только ножей метательных нам не дали, не положено, говорят. Зато в спортзале в дартс играть можно, сколько хочешь. Это стрелки в мишень метать. Тут, в тюрьме, даже чемпионат проводится. Так вот для сведения сообщаю, что я чемпион по этому виду спорта во второй федеральной окружной тюрьме. И если бы мы получили срок побольше, то, наверное, стал бы первым и во всём штате Нью-Йорк.
За полтора месяца мы на казённых харчах отъелись, познакомились с кучей хороших людей. Лёпе даже поступило предложение деловое от нашего старосты Джеймса Филта — ему специалист «форточник» в Организацию нужен. Жаль, что этому Филту ещё семь лет сидеть, а то бы я с удовольствием поработал. На прощание мы с позволения администрации показали фрагмент из нашей старой программы. Моноцикл нам притащили, перш, булавы для жонглирования, колоду карт для фокусов, а соответственное музыкальное сопровождение Лёпа подобрал на тюремном магнитофоне. Звукооператором сделали одного бывшего торговца наркотиками, костюмы нам начальник тюрьмы на прокат взял. Не скажу, что успех был грандиозный, но хлопали нам дружно, свистели и орали, как на футбольном матче. А следующим утром на машине отвезли в Украинское консульство и сдали с рук на руки. Помещение у хохлов очень бедное, мебель старенькая, почти как в приюте, и то стулья там покрепче будут. Консул — толстячок с могучими усами и пузцом, выпирающим арбузом. Секретарша, правда, ничего, одета элегантно и глаза приветливые, видать, местная. Усатый поглядел на нашу парочку и только руками развёл:
— Поселить вас у меня некуда, денег на дорогу тоже нет. Сам без зарплаты сижу второй месяц. Может, вы, хлопцы, к россиянам сходите? Они всё же побогаче.
В общем, перспективы никакой. Толкнул я незаметно Лёпу, он адрес русского консульства записал, и двинули мы по знакомому маршруту в свой католический приют. Пакет с нашими документами, что американцы консулу передали, я незаметно свистнул. Иди знай, может быть понадобятся.

-160

Вечером в приюте нас встретили, как дорогих гостей. Коечки отвели, помыться дали, покормили тунцовыми консервами. Шкафчик выделили для наших шмоток, всё путём.
Лёпа на радостях из нашей заначки денег попросил, долларов двадцать на бутылку вина и на фрукты. Дал я ему, скрипя сердце, всё-таки надо отпраздновать первый день свободы. Тем более, что начальник тюрьмы нам двести долларов подарил на прощание. Хоть и полицейский, но добрый, да и мы, надеюсь, люди неплохие. Лёпа его всяким карточным фокусам научил. Староста наш, Джеймс, при расставании телефончик дал, сказал, что при желании поработать в Организации можно позвонить его заместителю, который остался на хозяйстве, пока он свои семь лет отбудет. Примут нас по его протекции сходу, без волокиты и соблюдения формальностей, а с легализацией помощь окажут в дальнейшем, если хорошо себя проявим.
Поскольку распитие спиртных напитков в нашей богадельне не приветствовалось, расположились мы на плэнере…
Как там наш коллега Ди Стефано? В компанию к нам напросился настоящий индейский вождь, весь в амулетах, татуированный, где только можно, с труднопроизносимым на своём языке именем Длинное Ружьё. Сейчас он, как и мы, был без работы и жилья, а когда-то воевал в Корее и даже медальку получил от Конгресса. Вот уж не думал никогда, что придётся с настоящим индейцем ужинать! Мне казалось, что их уже и нет. Так, в легендах и фильмах только существуют. Этот Сиу всё больше молчал, но после полпинты виски начал президента своего чехвостить. Конгрессу тоже мало не показалось. Я так понимаю, что нелюбовь к правительству — черта международная. Лёпа с Дусиком, как набирались, тоже Горбачёва  по кочкам несли. Длинное Ружьё охмелел враз, и доза-то была небольшая. А потом я вспомнил, что у индейцев и других азиатов очень мало дегидрогеназы — фермента в крови, нейтрализующего алкоголь. Зато у моего напарника этого фермента на троих хватит.

-161-

Он потом добавлять захотел, но тут уже я денег ему не дал. Хорошего понемножку. Хотя, удивительная страна Америка, всё в ней есть в изобилии. Такое впечатление, что Нью-Йорк на экваторе расположен: бананы, клубника, манго, арбузы, папайя, виноград, персики, моллюски, рыба, лангусты — на любой вкус. И, надо отдать должное, не очень дорого, если, конечно, есть заработок. За двести долларов можно вдвоем целый месяц нормально питаться. Ежели по ресторанам не шастать. Правда, хлеб здесь — совершенная вата, внешне красивый, а на вкус никакой. И культа кухни у американцев не существует. Быстрое питание в различных забегаловках, подсчёт калорий, витаминов и микроэлементов — вот и всё наслаждение от жизни. Во всех ресторанчиках — от еврейских, до вьетнамских — обязательно в меню указывается энергетическая ценность продуктов. А вот пюре, такого, как делала Лёпина мама, со взбитыми сливками, яичным желтком, — этого и в помине нет. Пюре вообще  к разряду еды отнести невозможно, скорее, из картошки создается художественное произведение. Ну, и, конечно, икра из синеньких! За такую икру можно душу продать (тьфу, тьфу, чур меня!). А украинский борщ на бульоне из грудинки, да зажарочка с луком на старом сале — это же «ларец здоровья»! Нет, не умеют в Америке кушать.
С Длинным  Ружьём нам повозиться пришлось. Он минут двадцать ещё повыступал и отключился полностью. Мы его еле до приюта доволокли. И не то чтобы очень тяжёлый, просто дух от него шёл ужасный, как от сыра с плесенью — «Рокфор», что ли, называется. Нет, вру, как от десяти сыров. Наш индеец после Кореи дал обет, что никогда в жизни мыться не будет, дескать, это ему на войне очень помогло, вот он больше сорока лет марку и выдерживает. Только иногда влажной махровой салфеткой грязь с себя скатывает, как какой-нибудь китаец. Это у них принято по жизни. Если бы не запах, то дружить с Сиу можно, он добрый. До того, как мы в каталажку попали, угощал меня апельсинами, орехами и подарил банджо. Я, пока  в тюрьме сидел, немножко играть научился. Скорлупку от земляного ореха вместо медиатора использовал, а то кончики пальцев стираются до крови.

-162-

В цирке раньше я на барабане стучал лихо. Особенно когда надо было дробь выбить перед тем, как ножи метать.
Длинное Ружьё обычно ездил на заработки играть в Гринич — Виллидж. Там около студенческого кампуса ресторанчик индейская семья держала, а он недалеко у входа наигрывал, долларов двадцать в день. Он и на скрипке умеет, только инструмента нет. Потерял, наверное, по пьяни. Я когда этого Сиу впервой увидел, аж зашёлся. Длинноволосый, в смокинге на голое тело, и камуфляжные штаны в высокие сапоги заправлены. В таких наш бывший соотечественник художник Шемякин по Нью-Йорку ходит. Демократия в отношении одежды в Америке простирается безгранично. Как кому удобно, так и одеваются. Можно увидеть негритянку в норковой шубе, но колготки с дыркой, зацепами, и в домашних тапочках. Мужики в камуфляже, в твиде, в смокингах от Кардена, деловые костюмы или шорты с рубашкой гавайской расписной. Такая вещевая мозаика на улицах — диву даёшься. А зашёлся я оттого, что Длинное Ружьё полностью, до малейших деталей туалета, походил на безумного дирижёра с «Летучего голландца», который привиделся мне на подходе  к Нью-Йорку. Ничего хорошего, как вы помните, из этого не вышло.

*  *  *

Лёпа

Всё, что тут сэр Арчибальд напел, подобно Баяну, в общих чертах соответствует действительности. Может быть, кое-какие детали упущены, которые по его обезьянней логике не важны. Ну, и в отношении моей тяги к алкоголю явно перебарщивает. Ментальность русского человека и водка неотделимы, как Карл Маркс от бороды. Почему трехсотлетний дом Романовых профукал власть? Да потому, что какой-то идиот подсунул царю на подпись «сухой закон». А придурок Горбачёв, реформатор, — первый шаг к развалу Союза — борьба с алкоголизмом. Да та же Америка в Великую Депрессию въехала из-за запрета на продажу алкоголя. А водка нам помогает и при горе, и при радости, и для сугреву. Мы на водке фашизм победили.

-163-

Три кита экономики государства, три монопольных столпа — производство денег, водки и табака. Это даже мне понятно без защиты диссертации. Я же все эти нюансы не могу своему напарнику объяснить. Да, люблю иногда в хорошей компании  заложить за воротник. Но это же не система, а так, в радость. Груз-то ответственности за нас двоих с меня никто не снимал. И по части лидерства в нашей паре Арчибальд себе, конечно, льстит. По большому счёту, кто он? Шимпанзе со справкой о прививках от ветеринара. Другое дело, что друг преданный и в меру своих возможностей старается нам жизнь облегчить, где только можно. Но в кутузку мы по его милости попали. Незачем было совершенно всякую ерунду в супермаркете тырить. Обошёлся бы мой фейс без фирменной бритвы и крема, а кофе нам в приюте и так наливают, сколько хочешь. Всё равно не очень вкусный. Сэра Арчибальда, когда нас захомутали, хотели сразу в зоопарк оформить. Еле упросил копов, чтобы не разлучали. Пришлось даже пару цирковых фокусов в участке продемонстрировать. А в суде, естественно, всю вину я на себя взял и раскаивался сразу за двоих. В окружной тюрьме директор — человек, без проблем нас с Арчиком в одну камеру определил. Мы потом с ним на почве цирка общий язык нашли. Он в детстве в своей Северной Каролине в цирке два года на каникулах подрабатывал. И терминологией нашей манежной владеет, хотя уже лет сорок прошло с тех пор.
Я, конечно, понимаю, почему Арчи в своём рассказе упустил этот факт. Когда мы в приют попали, то от меня потребовали верного друга взять на поводок. И как я ни сопротивлялся, пришлось нашего Сэра по улицам и в приюте водить в упряжи. Ничего приятного в этом, конечно, нет, но со своим уставом в чужой монастырь лучше не соваться. Зато на верхотуре мы с ним порезвились уже как хотели. Я хоть страховочным поясом пользовался, а напарник мой летал, как бывало под куполом цирка, без лонжи. Мы когда первый небоскрёб мыли, очень интересная история получилась. Я по жизни далеко не пуританин. Даже пару раз женат был. Но какая жена выдержит, если муж в разъездах по году бывает, а домой заскакивает на два-три дня в пятилетку.

-164-

Как в том анекдоте, про двух эстонцев.
Один другого спрашивает:
— Ты что любишь больше — Новый год или секс?
Второй отвечает:
— Конечно, Новый год. Он же чаще бывает.
Та семья, что по молодости у меня случилась (с третьего курса института по пятый), как-то исчезла, растворилась безболезненно. Детей мы не успели наклепать, и жилья у нас своего не было. Обитались при родителях моей первой супруги. Вот во втором браке, который состоялся в начале моей артистической карьеры, пришлось потяжелее. У нас уже и квартира имелась в Днепре, и дочь родилась, заработки были неплохие, я ещё по детским утренникам крутился. Но не сложилось. Сначала по мелочам накапливалось раздражение — то не так книгу положил, то не ковыряйся в носу (а это, кстати, стимулирует умственную деятельность), то за дочкой опоздал в садик. Но и у меня претензий тоже набралось, и по хозяйству, и по моральным делам. Моя вторая была ярой общественницей — председателем горкома Красного Креста. Что ни день, то на каком-нибудь собрании или по местному телевидению засвечивается. Но это ещё ничего. Через раз с запашком домой является. То именины у подруги, то городской актив, а однажды вообще не пришла ночевать. Я, как идиот, с пацанкой по больницам и моргам бегал, а она, как оказалось, на загородном банкете. Были там или нет элементы ****ства, я не стал разбираться. Выставил её из квартиры и месяца два жили мы с дочкой душа в душу. Малой тогда три годика с небольшим было. А потом состоялся суд, и ребёнка передали при разводе матери. Жаль, Алёнка со мной в цирк на репетиции уже привыкла ходить, как на работу. На шпагат садилась свободно, колесо, сальто делала, двумя, пока двумя, мячиками жонглировала. Когда планировались вечерние спектакли, с дочкой сидела моя мама или я нагружал соседку по площадке, а ей не в тягость — своих троих вырастила.

-165-

Квартиру по суду разменяли — мне комната в коммуналке, а супруге отдельная, почти в центре города. Я так понимаю, что сработал общественный статус.
Ну, да не об этом речь. Мыли мы третий день окна, дошли уже до двенадцатого этажа. Арчик, как бес, в люльке скачет. Производительность у него сумасшедшая. Я пока аэрозоль напылю и щеткой пройдусь, он уже стекло своё отполирует и двигает дальше. На одно моё окно приходится два его вымытых. Компания мы с Арчиком необычная, в глаза бросаемся своей внешностью, я имею в виду напарника, ну, и тем, что дружба у нас — последнее пополам разделим. Кроме тараканов. Их в Америке такое множество, не меньше, чем в Индии. Правда, там покрупнее. Для Арчика это лакомство, а меня увольте. Смотреть не могу, как он их вроде семечек щёлкает. Хотя Иоан Креститель в пустыне тоже акридами питался. Так вот, на двенадцатом этаже офис одной телекомпании. Они-то нас и заприметили в окошко. В Нью-Йорке как раз выборы мэра готовились, а кандидат, которому телевизионщики паблисити делали, был нетрадиционной ориентации и с симпатией относился к голубым, розовым и прочим аномалиям. Подсняли нас за работой, потом в студию пригласили, вопросы разные заковыристые задавали. Арчик парочку-тройку тараканов перед камерой схрумкал, на оператора и режиссёра это никакого впечатления не произвело — протеин он в любом виде протеин. В Китае, например, свободно саранчу употребляют — тот же таракан, только зелёный. А вот когда Арчибальд у меня в голове искать начал (есть у него такая привычка), это их очень вдохновило. Минут двадцать снимали в разных ракурсах. Дали нам наличными за съёмку по сто долларов на брата. А потом, как оказалось, ославили на весь город. Прокрутили сюжет с определёнными комментариями в поддержку будущего мэра. Нам об этом коллеги по мойке окон рассказали и подначивали до конца коммунальной эпопеи. Всё бы ничего, я и не такие шуточки выдерживал, но на уровне пятого этажа у меня лёгкий флирт завязался с симпатичной азиаточкой. Несколько дней просто улыбались друг другу, потом я как-то в люльке завис перед её окошком, поболтали, вроде всё склеивается.

-166-

Грудки её остренькие под блузкой так меня волнуют, аж дышать тяжело. А тут это интервью раз шесть за сутки прокрутили по разным каналам. И вышел мне от ворот поворот. А что такое мужик без женской ласки почти полгода, можете сами себе представить. Так в море хоть за это валюта идёт . А тут пришлось гонорарные поступления ополовинить и купить себе на час местную путану. Не бог весть какая, но нужду справил, опять же к большому неудовольствию Сэра Арчибальда. Зажимистый он на деньги, как кот Матроскин из Простоквашино.
Арчик ко мне попал совсем ребёнком. Уж я с ним возился не меньше, чем с дочерью. Из соски молочком отпаивал, мультики показывал, книжки детские читал. За это теперь и имею вырванные годы в определённые жизненные моменты. В воспитании зверей что важно? Умелое сочетание поощрения и наказания. Эту истину нам в цирковом училище внучка Дурова преподносила. У них с дедушкой ещё в тридцатые годы был спектакль, где зайцы на штурм Перекопа ходили с революционными лозунгами. И всего-то за морковку и капустную кочерыжку. Саму капусту, я думаю, семья Дуровых на обед лично употребляла, в целях долголетия. Потому что на ужин капуста в коллективе смертельна.
Как я ни старался подобрать лакомство для своего воспитанника, ничего не получалось. Конечно, он и фрукты любит, и грильяж в шоколаде, но доброе слово для него всегда более значимо. Помню, осваивали мы прыжок через три горящих кольца. Ни за какие коврижки Арчибальд прыгать не хотел, а поговорил с ним спокойно, убедил, шейку почесал — и прыгнул, да ещё как, с обратным сальто. В каждом случае разбираться надо, почему твой напарник упрямиться: может, у него кураж пропал или болит что-то, или обидел кто? А наказывать хлыстом —шамберьером больного телом или душой — последнее дело. Хотя в цирке  не все так считают.
Мы с сэром Арчибальдом для манежа перестарки. Обычно наши мужики к сорока годам уходят на пенсию либо резко меняют профиль работы.

-167-

Гибкость уже не та, сухожилия перестают тянуться, и суставы жёсткие. Обезьяний век на манеже ещё короче — шесть, ну, в крайнем случае, восемь лет — и в зоопарк.
Зоопсихологи утверждают, что после шести лет обезьяны становятся агрессивными и практически не поддаются дрессуре. Арчибальду уже двенадцать, и самые эффектные трюки мы сделали с ним как раз после шести лет. Жаль, что, по большому счету, наше умение здесь не востребовано. Когда нас в маркете цапанули и из полицейского участка направили в суд, я думал, нам полный капец пришёл. Устроят Нюрнбергский процесс с последующим расстрелом под барабанный бой. Но никакой торжественности, прессы, телевидения — сплошная рутина. Дела, как на конвейере, решаются. За пять минут нас определили на полтора месяца в окружную тюрьму. Не рай, скажу вам, но условия получше, чем в Союзе. Несвобода — она везде одинакова, но быт и харчи американские на порядок выше. И самое главное — отношение начальства к русским очень доброжелательное. Перестройка ещё у всех на слуху, да и профессия артиста не последнюю роль сыграла. Начальнику тюрьмы как доложили, что у него циркачи парятся, так он работу похерил и на репетиции регулярно стал являться, свои детские мечты реализовывать. Кое-какой реквизит подкинул, а иногда в качестве ассистента выступал. В этом смысле американцы без комплексов. Не могу представить, чтоб наш чиновник, даже средней руки, с заключёнными цирковые трюки делал. Просто невозможно такое вообразить. Нонсенс, как говаривал Ди Стефано.
Контингент в этом скорбном Федеральном месте совершенно разный, начиная от вульгарных гоп-стопщиков и кончая интеллектуалами — компьютерными хакерами. Один, который с нами на тренажёрах ежедневно разминался, взломал защитную систему банка и перевёл на свой счёт более полумиллиона долларов от разных клиентов. А погорел на том, что налоги вовремя со своих доходов не уплатил. Теперь девять лет, если губернатор не помилует, будет тренироваться на тюремном компьютере. Другой умник, сидя здесь, по электронной почте торгует на бирже акциями. К выходу, говорит, миллионов пять наторгую.

-168-

Он, правда, по более лёгкой статье чалится, за угон автомобилей. С местным аферистом раззнакомился. Тот в фирменных магазинах обувь дорогую покупал, естественно, с гарантией. В сэконд-хэндах подбирал аналогичную старую, протёршуюся, надорванную и по гарантии с магазинов права качал на приличные суммы. Всё бы хорошо, но склероз подвёл. Когда он в один и тот же магазин по третьему разу пришел за отступными, дирекция наняла детектива, а тот уже всё раскопал и на камеру отснял археологические изыскания бедолаги. В итоге схлопотал пятёрик. И новую обувь, что ещё не успел толкнуть, отобрали всю.
В тюрьме я для себя много истин открыл. Кое-что самостоятельно, а что-то при помощи пресвитерианского проповедника. Он за присвоение общинных денег сидел. Но язык у преподобного, как у лектора из общества «Знание». Библейские тексты напамять шпарил целыми главами. Сам потом по книге проверял, всё почти дословно. Из проповедей отца Чарльза я понял, что в России самыми  истовыми христианами являются коммунальщики, которые, следуя постулатам Христа, пересказанным Матфеем в главе пятой, бросают соль народу под ноги в зимний период. И уже совершенно самостоятельно дошёл до понимания феномена Сталина. Он просто был талантливым эпигоном, насколько приложимо это понятие к слову «талант». Здесь, в Америке, Библия в каждой тюремной камере имеется. На досуге всяк почитать может. Заглянул и я, наверное, впервые в жизни, и понял, что ничего нового Иосиф Виссарионович не изобрёл. Забитый деревенский мальчишка с массой комплексов и не отягощённый никакими знаниями, попав в духовную семинарию, намертво заучил тексты священного писания и, вырывая отдельные концепции, развивал  их в дальнейшем до абсурда. Отсюда и «героический» Павлик Морозов, и безумие всеобщего доносительства, и публичные отречения от близких и родственников, замена любви между мужем и женой суррогатом обожания вождя и Отца народов.

-169-

Всё это прослеживается в Библии даже не между строк, и  не надо быть особо одарённым историком, чтобы написать трактаты подобно Волкогонову и Буничу. Недаром Козьма Прутков говорил: «Зри в корень». Что в человеке заложено смолоду, то и будет развиваться в дальнейшем; причудливо, извивисто, не всегда сразу узнаваемо, но, по большому счету, прогнозируемо. Поинтересуйтесь, чем увлекался студент — философ Михаил Горбачёв? Явно, работами утопистов — Сен-Симона, Фурье, Компанеллы. И развал Союза был предрешён в ту секунду, когда меченого избрали Генеральным Секретарем.
Жаль, что нет рядом Дусика — пельменной души. С ним бы покалякать, эту тему раскрутить. Мозг у него с большим IQ. Вот только первой его любимой книжкой в детстве была книга «О вкусной и здоровой пище», но никак не доменное производство. А мне …  мне читала мама «Каштанку» …

-170-