Линия твоей жизни

Линия твоей жизни начинается с точки, в которой ты внезапно осознаешь себя – крохотного неуклюжего несмышленыша, пытающегося выбраться из своей детской кроватки, чтобы исследовать этот огромный незнакомый мир, но прутья кроватки слишком высоки, а ты еще слишком мал ростом, и потому тебе остается лишь громко плакать и дожидаться, пока теплое, пахнущее родным существо по имени «мама» не выдернет тебя из этой клетки, чтобы покормить или погулять с тобой по улице, где солнце ослепительно бьет в глаза и огромный незнакомый мир обступает тебя со всех сторон, но ты его совсем не боишься, потому что большая добрая мама рядом, и защитит тебя от любой угрозы, но ее не будет рядом, когда придет время идти в школу, где незнакомые тебе люди вколачивают в твою голову какие-то знания, которые тебе абсолютно не нужны, ведь ты и так знаешь, как устроен этот мир, и тебе вполне хватает этого знания, и ты уныло смотришь в окно под монотонный рассказ учительницы, разглядывая бледно – голубой лоскуток неба, и тихо мечтаешь, что станешь известным космонавтом и первым полетишь к звездам, или моряком, отважным капитаном, просоленным всеми ветрами, и однажды много лет спустя ты явишься в родную школу в красивой форме с блестящими пуговицами, и небрежно расскажешь о своих дальних странствиях, и обступившие тебя учителя будут ахать и восхищаться тобой, и извиняться, что когда-то стыдили тебя за недостаточно усердную учебу, но пока ты не вырос, надо делать домашнее задание по ненавистной математике, иначе поставят «двойку», и мама будет гневно хмуриться и кричать, что ты должен учиться хорошо, иначе всю жизнь будешь махать метлой во дворе, где гуляют хулиганы – старшеклассники из твоей школы, не упускающие случая поиздеваться над тобой, и при их виде тебя охватывает мерзкое липкое ощущение беззащитности, нашептывающее тебе, что никуда от них не денешься, и ты боишься их, но еще больше боишься пожаловаться родителям, так как уже знаешь, что ябедничать нехорошо, и надо терпеть в надежде, что когда-нибудь им надоест издеваться над тобой, и они примут тебя в свою взрослую компанию, а потом ты сам вырастешь, станешь большим и сильным, и непременно набьешь им морды, как твой любимый Ван Дамм, фильмы с которым ты пересматриваешь часами, и чтобы стать таким же крутым, ты записываешься на секцию каратэ, которую забрасываешь через полгода, когда тебе надоедает получать ногами по голове и проливать литры пота, и однажды внезапно ты обнаруживаешь, что сам уже стал старшеклассником, и до выпуска всего ничего, и надо что-то срочно решать с вузом, чтобы не идти в армию, потому что нормальному человеку там делать нечего, как говорит твоя мама, которая желает тебе только добра и знает жизнь лучше тебя, и потому засовывает тебя на экономический, ведь это престижно и платят много денег, и ты тихо хоронишь свои давние детские мечты о покорении океанов и полетам к звездам, забывая о ней уже на втором курсе, когда тебе кажется, что ты уже совсем взрослый и познал жизнь, потому что живешь отдельно от предков, тайком от комендантши потягивая пивко с соседом по общаге Мишкой, и забивая на лекции, которые никому не нужны, кроме самого препода, невзрачного сутулого человека в потертом сером костюме, выдающего лоха и лузера, живущего на одну зарплату, но ты так точно жить не будешь, ведь ты гораздо умнее и знаешь, что главное в этой жизни – получить диплом, который станет пропуском в сверкающий белизной пластика офисный мир, где можно ни хрена не делать и много получать, и вот твоя мечта сбывается, и тебя берут на испытательный срок с мизерным окладом, и пускай ты пока лишь мальчик на побегушках, но ты знаешь, что так будет недолго, надо чуть потерпеть, и ты скоро дорастешь до менеджера среднего звена, и у тебя будет своя машина, конечно же, черная блестящая иномарка с мощным мотором, символ твоего жизненного успеха, и эта мысль примиряет тебя с паскудной реальностью, в которой ты трясешься в переполненном метро, заткнув уши плеером и меланхолично глядя на свое отражение в окне, за которым мелькает мрак тоннеля, пронизанный жилами кабелей, и твое лицо с чернеющими провалами глазниц напоминает лицо мертвеца, живого, мать его, мертвеца, как этот сидящий напротив высохший старик с желтым морщинистым лицом мумии и строго поджатыми губами, и ты ловишь его неприязненный взгляд и отвечаешь ему тем же холодным взглядом, ведь ты лично ему ничего не должен, а он сам виноват, что просрал свою единственную жизнь впустую и не нажил ничего, кроме нищенской пенсии и горба от работы на стройках социализма, они просто не умеют жить, эти глупые наивные старики, осколки совкового прошлого, а ты умеешь, и зубы у тебя достаточно остры, чтобы побороться за место под солнцем, и скоро твою старательность заметит начальство, повысит тебя в должности и ты пересядешь из метро в свою шикарную тачку, и на тебя наконец-то обратят внимание ослепительно красивые девушки с ногами от ушей, ведь ты знаешь себе цену и другие тебе не нужны, а та прыщавая страхолюдина в твой первый неловкий секс была ошибкой, просто тебе было интересно узнать, что это такое, о чем все говорят и вокруг чего вертится мир, но первые красотки факультета тебе не давали, ведь ты не золотой мальчик – мажор на «порше – кайенне», и пришлось довольствоваться тем, что доступно, но никакой радости тебе это не принесло, лишь ощущение чего-то липкого и грязного, как тающий весенний снег под твоими ногами, по которому ты механически перебираешь ногами, внезапно сознавая, что теперь отвечаешь не только за себя, но и за любимую женщину, волей судьбы ставшую спутницей твоей унылой однообразной жизни, в которой уже нет места юношескому бунтарству, а есть лишь голый холодный расчет, говорящий тебе, что единственный верный путь - встраиваться в эту систему, а не бунтовать против нее, как это делают лузеры и неудачники, называющие себя свободными людьми, но они просто смешны, наивно думая, будто можно остаться свободными в этом мире, где все покупается и продается, были бы деньги, заработать которые можно лишь сдавая себя в офисное рабство с десяти до семи, где ты делаешь вид, что работаешь, потому что так принято, красными от недосыпа глазами пялишься в монитор и тайком от начальства поглощаешь мегабайты информационного мусора с развлекательных сайтов, скрывая под маской равнодушного пофигизма бурлящую ненависть к боссу - самодуру, втирающему тебе всякую херню о корпоративной сплоченности и командном духе, тающих как дым при малейших трудностях, и ты понимаешь, что в этом мире каждый сам за себя, но делаешь вид, будто целиком разделяешь ценности компании, и послушно строишь из себя клоуна на корпоративных вечеринках, пропитанных фальшивым позитивом и пьяным весельем, отдающимся ударами молота в твоей голове на следующее серое утро, похожее на предыдущие, как шарики попкорна в картонном ведре, который ты покупаешь в кино на выходных, чтобы на время забыть о тягучих офисных буднях и на пару часов унестись в мир грез, где неубиваемые мускулистые супергерои в очередной раз спасают мир, и глядя на их похождения, ты вспоминаешь свое детство, когда и сам мечтал стать таким же героем, чтобы спасать людей и наказывать зло, но взрослая жизнь выветрила эти глупости из твоей головы, и теперь ты знаешь, что герои – одиночки существуют лишь в кино, а в этой дерьмовой жизни все совсем по-другому, она безжалостно ломает, подминает под себя, превращая тебя в серого скучного человека, больше всего боящегося вырваться за флажки, и однажды ты с пронзительной ясностью сознаешь, что давно не принадлежишь себе и делаешь то, что хотят от тебя другие, и ты мчишься, мчишься куда-то в ежедневной круговерти дел, и кажется, что эта бессмысленная беготня никогда не кончится, и в хаосе мелких проблем ты все чаще забываешь позвонить родителям, чтобы справиться об их здоровье, и изредка со свербящей в груди тоской вспоминаешь, что давно не встречался со студенческими друзьями, давно не пил с ними пиво в кафешке на Невском, и все ваше общение сводится к редким созвонам и скупым строчкам и-мейла раз в пару месяцев, ведь это так удобно и здорово экономит время, которого катастрофически не хватает, нет времени уединиться, полежать в абсолютной тишине и вспомнить, чего ты хочешь на самом деле, а пора бы определиться, ведь тебе давно стукнул тридцатник, и экватор жизни уже перейден, но еще не поздно свернуть, заняться чем-то стоящим, ведь ты еще полон сил и чувствуешь себя вполне бодро, и пару раз в неделю ходишь в фитнесс-клуб по абонементу, оплачиваемому твоей компанией, из которой ты давно мечтаешь уволиться, потому что здесь тебя не ценят как специалиста и платят унизительно маленькие деньги, которых едва хватает, чтобы расплатиться по кредитам, в которые ты залез по глупости, купившись на рекламу, вдалбливающей в твою голову, что живем только раз, и брать от жизни надо все, что хочется, здесь и сейчас, пусть даже потом заплатишь за это втридорога, но ты уже привык платить за все, потому что кормилец семьи, в лоно которой ты возвращаешься каждый вечер после очередного изматывающего дня, едва находя в себе силы, чтобы совершить ритуальный механический секс с женой, которая тоже давно охладела к тебе, и вы живете вместе по привычке, потому что комфортно и вроде как притерлись друг к другу, пусть уже нет былой страсти, и глядя на подрастающего сынишку, уткнувшегося в экран компьютера, ты мучительно думаешь, что он не должен повторить твою ошибку и прожить такую же бессмысленную жизнь, где на нелюбимую работу ходят в обмен на сытое комфортное существование, а не по велению души, с каждым годом все настойчивее требующей сбросить оковы повседневности, послать все к черту и уехать в кругосветное путешествие, о котором так приятно помечтать, глядя с балкона на зажигающиеся в небе вечерние звезды, но ты знаешь, что никогда не решишься на это, ведь синица в руке лучше журавля в небе, и тебе страшно потерять накопленное за эти годы, и порой кажется, что если хорошенько присмотреться, ты увидишь тонкие белесые нити, тянущиеся из твоего тела к захламившим квартиру вещам, и тебе становится жутко от понимания, что ты превратился в раба этой бетонной клетки, в которой тебе суждено прожить до самой смерти, чье несвежее дыхание начинаешь ощущать с подходом пятидесятилетия, таким коварным возрастом, когда ты вроде еще бодр, но более молодые коллеги фальшиво улыбаются тебе на офисном сабантуе и наперебой говорят, как молодо ты выглядишь в свои годы, и по их лицам ты понимаешь, что они лгут тебе, чтобы лишний раз прогнуться, ведь ты их начальник, и можешь делать с ними все, что хочешь, но власть над людьми не приносит тебе удовольствия, какое ты ожидал в молодости, и откручивая пленку жизни назад, ты видишь, что все твои желания были миражами путника в пустыне, и достигнув их, ты неизменно разочаровывался, понимая, что это вовсе не то, что ты искал, а где то самое, что зажжет тебя и заставит тихо тлеющую душу гореть чистым голубым пламенем мечты, ты и сам не знаешь, да и неважно это уже, потому что жизнь пролетела стремительно, как сверхзвуковой истребитель в блеклом жарком небе, и еще вчера она казалась бесконечным простором безбрежного океана, а сейчас скукожилась до размеров лужи, через которую ты неловко переступаешь, уже не в состоянии перепрыгнуть, как в молодости, и все чаще колет сердце, все чаще ломит спину и слабеют ноги, и они уже едва держат тебя в переполненном метро, и страшно хочется присесть, но некуда, потому что все места заняты, ведь каждый сам за себя, один Бог за всех, и напротив тебя стайкой сидят гогочущие подростки, опьяненные энергией безбашенной молодости, и глядя на них, ты с неприязнью думаешь, что в твое время молодежь не была такой наглой и развязной, и больше чтила старших, и эти мысли всплывают на твоем высохшем лице живой мумии, и кто-то из подростков отвечает тебе взглядом озлобленного волчонка, чего уставился, старый хрен, ничего мы тебе не должны, и в горле встает горький комок, а грудь сжимает раскаленным обручем, выдавливая воздух из легких, и мутнеет в глазах, и кажется, что во всем мире исчез кислород, и ты хватаешь воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, и в таком состоянии едва добираешься до своей холодной пустой квартиры, и долго лежишь на кровати, приходя в себя и слушая рев несущихся за окном мощных машин, намного мощнее, чем во времена твоей молодости, но не мчаться тебе уже на этих быстрых машинах, наслаждаясь бешеной скоростью, а тихо доживать отпущенное, мучительно ковыляя по годам, которые все никак не оборвутся, хотя не мешало бы уже, потому что смертельно надоело жить так, больным немощным одиноким стариком, которому родной сын давно не звонит, погрязнув в своих неотложных делах, и ты вспоминаешь, что и сам давно не звонил ей, а надо бы, ведь много лет прожили вместе и разошлись из-за сущего пустяка, который ты сам уже вспомнить не можешь, но пытаешься, и ты закрываешь глаза и ослепительной вспышкой пронзает видение другой, несостоявшейся жизни, где вы вместе и счастливы, и в доме твоем царит радость, и никто никого не ранит злыми словами и мелочными придирками, а в старости есть кому поднести стакан воды, холодной родниковой воды, вкус которой ты явственно чувствуешь прямо сейчас, и соленая горечь затапливает твою душу, выходя наружу слезами, и ты понимаешь, что ничего дороже семьи в этом мире быть не может, и у тебя был шанс ее сохранить, но ты его упустил, твое семейное счастье ушло, просочилось, как песок сквозь пальцы, потому что ты слишком любил себя, и потому умираешь в своей одинокой пустой квартире, и сердце судорожно трепыхается в груди больной усталой птицей, которую пора бы отпустить на волю из старой прогнившей клетки, и на грудь опускается холодная могильная плита, неумолимо давит, давит, давит, сжимая ее невыносимой болью, от которой хочется кричать, но из горла вырывается лишь тихий хрип, и ты едва успеваешь сорвать трубку, набрать «03» и выдавить адрес, а потом пальцы разжимаются, и повисшая на шнуре трубка – последнее, что ты видишь перед тем, как накатывает тьма, а за ней яркий ослепительный свет, и теплые ласковые волны бережно несут тебя куда-то ввысь, и необъяснимая блаженная легкость охватывает все твое существо, и ты обнаруживаешь себя парящим под потолком, над собственным распростертым телом, над которым стоит молодой врач с изможденным лицом, и в его стылых глазах ты читаешь свою смерть, и пара санитаров грузят твое отработавшее тело на носилки, и везут в «труповозке» в морг, и кладут его на стол прозекторской с белыми кафельными стенами, и вспарывают плоть острым скальпелем, чтобы зафиксировать причину смерти, и ты спокойно наблюдаешь сверху, как люди в белых халатах кромсают твое тело, но тебе уже все равно, потому что кусок плоти под окровавленной простыней – это уже не ты, сам ты больше недоступен этому глупому жестокому миру, ты больше не его пленник, и от этой мысли охватывает чистая спокойная радость, что наконец-то настал срок вернуться домой, и ничто здесь тебя больше не держит,  и тебе немного жаль плачущих родственников, сгрудившихся у твоего гроба, где лежит твой двойник в костюме с необыкновенно спокойным и умиротворенным лицом, и, кажется, ему совсем не страшно, что сейчас его опустят в холодную глубину и засыплют землей, оставив на съедение червям, алчно пожирающим бренную плоть, от оков которой ты уже свободен, и совсем скоро предстанешь перед Ним, своим настоящим Отцом, выпустившем тебя в этот скоротечный мир, и призвавшим обратно, в свое Небесное Царство, и перед тем, как навсегда раствориться в сияющей неземным светом выси, ты склоняешься над своей могильной плитой, долго смотришь на выдолбленную в камне крохотную черточку между двумя датами, и внезапно понимаешь, что это и есть линия твоей жизни.