Убейте меня!

(рассказ-быль)

Наступила вторая половина сентября. Оленеводы третьей бригады совхоза «Антипаютинский», что кочуют из года в год по своему маршруту в районе мыса Трёхбугорного, возвращались к местам, где их ждали нарты с зимними амгарями*. Накануне белый пушистый снег покрыл всю тундру.

Стойбище из пяти больших чумов спало мирным сном. Только из крайнего вышла пожилая заспанная женщина, которая тихо отошла несколько метров от жилища, присела по нужде, затем, поёжившись от утренней прохлады, спешно направилась в тёплый чум. Всё семейство ещё крепко спало,  хозяйка снова прилегла на своё место…

Через какое-то время на улице дружно залаяли собаки из соседнего чума, лай подхватили все остальные собаки.

Пожилая женщина медленно поднялась, осторожно выглянула из чума и увидела разбросанные в беспорядке вещи вокруг нарт. За стоящими в конце грузовыми нартами, где обычно хранятся продукты, неистово лаяли собаки. Она пристально всмотрелась в огромную тёмную тень и невольно воскликнула: «Ой! Неужели это ты, Хибидя Хакэця?!*»

За грузовой нартой стоял большой бурый медведь и одной большой лапой пытался отпугнуть лающих, на некотором расстоянии от него, многочисленных собак.

«Пыдкокор пынякумна ядэрама! Маня нюктина таня! Харт сехэрэвнад ядэрама!»* – тихо проговорила женщина и сразу же отпрянула назад, внутрь чума. Страх обуял её так, что на какое-то время она как бы лишилась дара речи, затем дёрнула ночную ягушку мужа и тихо проговорила: «Нявэ! Юркад! Тайна Нгыляка тувы! Хакэця ханона пявы!»*

Муж быстро вскочил, натянул малицу, на голые ноги сапоги  и выскочил из чума, бросив на ходу жене: «Доставай ружьё! Надо будить всех!»

Не успел он выскочить на улицу, как увидел страшную картину: огромный бурый медведь ударил правой лапой одного из оленей, привязанного верёвкой к нарте, тот свалился на землю и больше уже не встал. По тундре пронёсся страшный гул и рёв, будто ударил гром…

«Ох, и силища у тебя, Хакэця!»* – подумал пастух Геннадий Ядне. А медведь тем временем пытался ударить  своей огромной лапой второго оленя, но… промахнулся.

Молодой бык вывернулся из-под удара косолапого, резко дёрнул верёвку, которой был привязан к нарте, верёвка порвалась, и олень, что есть мочи, галопом помчался в сторону большого оврага.

А Хакэця* же одной лапой схватил большой мешок сахара с грузовой нарты, ловко закинул его на спину и побежал в сторону оврага, где исчез молодой бык.

Около своих чумов стояли уже все пастухи, кто-то держал в руках старое ружьишко, кто-то – мелкашку. Последним вышел из своего чума с новеньким карабином в руках бригадир Михаил Пуйко.

Все пребывали в шоковом состоянии, никто ничего не говорил. Женщины тоже молча разглядывали свои грузовые нарты. Нарты крайнего чума были полностью распакованы, вещи и продукты раскиданы по земле. Только теперь люди заметили вокруг своих чумов на белом пушистом снегу чьи-то большие следы.

Но почему ночью никто не почуял присутствия медведя?
Мешки с печеньем и сушками были рассыпаны, а содержимое банок со сгущёнкой было высосано, мишка когтем прокалывал их.

После завтрака женщины из чума бригадира стали упаковывать грузовые нарты, а мужчины стали передвигать их для составления аргиша*: это означало, что и другие семьи стойбища также  должны следовать их примеру и готовиться в путь.

Вечером прибыли на новую стоянку недалеко от изгиба реки Юрибей*.
Наступил новый день, а тревога не оставляла людей от опасного соседства. Дежуривший пастух, Митя Ядне, сообщил, что Я Мядотако* завалил ещё трёх оленей. Он бил оленей одной правой лапой, те замертво падали на землю, с одного снял скальп, у другого содрал только шкуру, третьего  покусал, но не съел, ушёл в большие заросли ольховника на берег Юрибея* и там затих до самого утра.

Так несколько дней Я Мядотако* преследовал людей, неожиданно появлялся неподалеку в разных местах. Детям старшие запретили уходить на прогулки далеко от стойбища.

«Наш отец в таких случаях забивал упитанного оленя, разделывал, резал на большие куски и в холщовом мешке увозил далеко от стойбища, к местам его обитания. Может, нам надо сделать то же самое и тогда он успокоится и уйдёт на свою территорию!» – тихо сказал опытный оленевод Нерчу Ядне.

«Тут нам надо принять единственно верное решение! Он нас преследует и не собирается уходить!» – добавил Анатолий Ядне.

«Думаю, что надо с ним кончать! Пусть Великий Нум* простит нас, но мы не виноваты, думаю, что Я Мядотако сам решил свою судьбу! У нас есть дети, и мы тоже хотим жить!» – решил за всех бригадир Михаил Пуйко, собирая аркан, чтобы начать утренний загон оленей.

«Моё ружьё вышло из строя, но всем остальным надо приготовить ружья! А так как в армии я был командиром, буду командовать этой операцией! Я старый человек, и мне ничего не страшно. Он будет преследовать нас долго! И может случиться что-то нехорошее, чует моё сердце!» – с воинственным видом заговорил пятидесятилетний Геннадий Ядне, подвязывая старую малицу широким армейским ремнём.

«Пусть Всевышний, Великий Нум, войдёт в наше положение. Тюку яля маяда тара! (Сегодня нужно его завалить!) Иначе так жить, как живём последние дни – невозможно! Собирайте упряжки, сами поедем к нему, на его территорию у реки!» – предложил бригадир Михаил Пуйко.

«Как решат старейшины – так и будет! Я готов ехать вместе с Вами!» – чётко отчеканил шустрый молодой человек Тэтамбой Ядне и помчался к священной нарте своего отца, чтобы вынуть и приготовить старое отцовское ружьё.

Через некоторое время четыре упряжки помчались в сторону территории обитания медведя. Решили занять круговую оборону и если что, то притеснят зверя к глубокой реке. Сначала признаков его нахождения здесь не было, но люди были начеку: матёрый зверь мог в любую минуту напасть на них.

Продолжение см. http://www.proza.ru/2010/04/03/185

Ядне Нина Николаевна.
2007 год.