Большелобый

       Обычный, на первый взгляд, бродячий пёс, головастый, большелобый, большелапый, хвост- опахало загогулиной. В стае собратьев держится вожаком, по праву сильнейшего. С людьми добродушен и приветлив, но дружбы не предлагает, особо не заискивает, не привязываясь и не привязывая. Люди это еда, внимание, а большего и не надо. Подойдёт иногда, тычется лбом телячьим в ноги, просит погладить. Глажу. Жмурится от удовольствия и чтоб продлить его, наступает лапой на мою ногу, не отпускает.» Эх ты, телёнок. Что ж ты, бродяга, к людям то не прибьёшься?  Зима не за горами, холода. Прижился бы, вот тебе и забота и пропитание. Свободу любишь? Воля то слаще сахарной кости…»
В ответ мотнул головищей, в глаза заглянул и опять бодаться. Чувствуется по стати, по окрасу,  да по неглупому взгляду, что не всё просто с его родословной. Не иначе любвеобильная прабабка крутила бурный роман с каким нибудь Графом, Лордом или Мухтаром чистых кровей.
      Месяца два  назад головастый стал беспокоен, выл, подняв морду к звёздному небу, о какой то своей сердечной печали. Люди заволновались, примета недобрая. Прикрикнешь, замолчит обиженно, повернётся задом, сядет. Сколь не зови, не подойдёт, не оглянется. Непонимание…
    Стала наблюдать в какую сторону воет, не мешала. В сторону лесочка, а за ним дома. Оттуда ответный вой препротивным, кстати, голосом.   
    «Э, брат ты мой, да у тебя видно за лесочком подруга. Поди дворовая, цепная, да под строгим хозяйским доглядом. Это тебе не абы чего, а любовь с тоской, да подвывом. »- стала вслух строить догадки. Услыша эту версию, большелобый подскочил, подлетел по щенячьи легко, боднул в ногу и опять на исходную, мордой к лесу.» Чего выть то? Выкради, уведи, а там, увидишь…»
     Недавно пришел не один, с «прынцессой ». Сел с гордым видом, подняв морду, предлагая оценит свой выбор.  Небольшая черненькая собачонка, с проплешинами на  боках, вислоухая, брови домиком, в глазах вся скорбь еврейского народа. Визгливо, противно скуля,   с каким то неестественным прогибом, полуползком, начала крутиться возле наших ног. Поистаскалась, оголодала от лесных скитаний. Жадно поедала всё, что предложили, кроме хлеба.Позже появилась ещё пару раз, в более жалком, неприглядном виде и уже с подругами большелобого по стае. Но в отличии от их гордого ожидания угощения, вновь бедово скулила, выпрашивая еду. Потом пропала…
     Ошибся ты большелобый, другой крови подругу выбрал, рабской, цепной. Ты ей мир открыл, вольного ветра дал глотнуть, а она не поняла, не приняла, не оценила и поджав хвост, с виноватым визгом, бегом до родной конурки, плошки, да цепи. Присмирел большелобый, успокоился, выть перестал. Стал задумчив и грустен. Ушла щенячья прыть и дурость, пришли мудрость и смирение. Пройдёт время, тоску развеют  безкорыстные и верные подруги. Но ещё не раз завоешь на луну, вспоминая о первой любви, ещё не раз защемит твоё собачье сердце.