Тринадцатый рейд. Глава вторая

                Тринадцатый рейд

                Глава 2

                1
Январь1984г.

   Январский рейд ещё откладывали несколько раз. За все прошлые поездки на боевые Невский не мог припомнить такого. Вновь и вновь проводились построения, высокие начальники оставались не довольны подготовкой к боевым действиям. После многочасовых смотров некоторые солдаты буквально падали в обмороки прямо на плацу. Их приносили в Медроту на лечение.  Хорошо, что Невский со своей Автоперевязочной был избавлен от «этих прелестей», он по-прежнему активно работал в стационаре.

    По вечерам, весь «измочаленный»,  Невский возвращался в свою комнату в общежитии. И тут его спасали письма – они действовали, как глоток «живой воды».  Действительно, перечитаешь 3-4 письма,  и на душе становится легко и спокойно.
 
     Вот и сейчас рука привычно открыла свою тумбочку и достала пухлую пачку писем. Удобно устроился на кровати в предвкушении приятных минут. В одном из последних писем жена описывала предновогодние дни.

    « Лена ходит в детский сад. На новогодний утренник я сшила ей костюм звездочки. Она с девочками танцевала танец. Приходил под Новый год к нам домой Дед Мороз (это из твоего медсанбата прислали специально, как я попросила).  Так Лена сказала, что это Дед Мороз не настоящий, человеческий. Прямо так ему и заявила. Дед Мороз, правда, не растерялся, поговорил с ней, убедил вроде, что он самый настоящий. Лена ему песенку спела, получила подарок. А когда он ушел, то заявила: «Всё равно Дед Мороз не настоящий. У него борода ватная. Настоящего Деда Мороза не видно, а этот из человека сделан». Да, повзрослела наша дочь, ничего не скажешь.  Пятый год идёт как-никак. Лена обижается, что уже столько дней прошло, а папа всё не едет. Скучает она очень. Даже заявляет: «Вот поеду к нему и скажу, что это за безобразие! Пусть быстрее домой приезжает!»  Очень сердитая ходит каждый вечер…»

     … Когда рейд не состоялся и 23 января, то всех охватила настоящая апатия.  Не хотелось уже ничего делать.  Люди просто исчерпали весь запас терпения и ожидания. Кое-кто поговаривал,  что этот рейд вообще не состоится.  Да и то верно – воевать в зимнее время довольно тяжело.  Хотя днем температура и поднималась до плюс 25, но для «кандагарцев» это уже считалось холодно (?!).  Это не летняя 60-ти градусная жара.  Все ходили в бушлатах и в шапках.  Никому и в голову не приходило, например, пойти и поплавать в своём бассейне.  Эта собственность Медроты так и стояла заполненная водой и всеми позабытая.
 
 Всех насмешил новый старшина Медроты, прибывший по замене дней десять назад.  Прапорщик с самым решительным видом направился поплавать в пустующем бассейне, ведь для него эти плюс 25 казались настоящей жарой (приехал из холодной зимней Сибири).  На это чудо сбежался  посмотреть почти весь коллектив Медроты.  Еще бы – человек купается при «зверском холоде».  Даже начали волноваться за смельчака – как бы не простудился. Но всё обошлось. Позднее и он акклиматизировался, начал мёрзнуть наравне со всеми. В комнатах общежития медики тоже мёрзли – помещения ведь не отапливались, так что температура стояла, как на улице. Спали под двумя одеялами, сверху ещё укрывшись шинелью. 

    Новый выход в рейд был назначен на 6 часов утра 26 января.  Было объявлено, что это окончательный срок. Ещё утром 25-го выписался из госпиталя капитан Лузин. Его брюшной тиф не подтвердился анализами. При выписке поставили диагноз – «лихорадка неясной этиологии».  Парень пролежал 15 дней, исхудал до невозможности, еле держался от слабости на ногах. Но пытался уговорить Невского уступить ему этот рейд. Об этом не могло быть и речи.  Старший лейтенант вместе с женой Сергея легко переубедили Лузина.

   Поздно вечером Невский сел писать письмо домой. Это уже была его традиция – не хотелось волновать близких возможным долгим отсутствием писем.

« Здравствуйте, мои милые Наташа и Леночка! Как здоровье у вас? Какие есть новости? Пишите, очень жду писем. Давно не получал уже их, соскучился.  У меня все в порядке. Жив-здоров,  полон сил и энергии. На работе варимся в «собственном соку», выдержали такие серьёзнейшие проверки, выше не бывает.

    Приехал недавно по замене наш новый прапорщик, старшина Медроты. Сейчас целыми днями потчует нас рассказами о жизни на «Большой Земле». Интересно послушать.
 
    Погода несколько поиспортилась – затеяли дожди, даже ливни настоящие, очень высокая стала влажность. Температура держится на уровне плюс 20-25.

    Попалась мне под руку книга со стихами Эдуарда Асадова. Был просто поражён, раньше я его даже не знал. Молодец, как пишет!  Одно стихотворение даже решил написать тебе, моя милая Наташа, любимый мой человек:

«Ты далеко сегодня от меня
И пишешь о любви своей бездонной
И о тоске – разлучнице бессонной
Точь-в-точь всё то же, что пишу и я.
   Ах, как мы часто слышим разговоры,
Что без разлуки счастья не сберечь!
Не будь разлук, так не было б и встреч,
А были б только споры да раздоры.
   Конечно, это мудро, может статься,
И всё-таки не знаю, почему,
Мне хочется наперекор всему
Сказать тебе: «Давай не разлучаться!»
    Я думаю, что ты меня поймёшь,
К плечу плечо, и ни тоски, ни стужи!
А если и поссоримся - ну что ж,
Разлука всё равно намного хуже».

     Завтра утром я уеду на некоторое время. За меня не волнуйтесь, всё будет хорошо. Писем писать пока не смогу, так что не переживайте, что не будет весточки. Сразу по возвращению напишу подробный отчет вам, мои милые девчата.

   Вот,  пожалуй, и всё. Уже поздно, спать осталось всего 4 часа, рано утром подъем. Надо отдохнуть перед поездкой. Всего вам доброго!  Целую вас крепко-крепко. Обнимаю. Люблю. До свидания. Пишите чаще. Саша. 25.01.1984г.»               

                2
Январь 1999г.

- Какая здесь большая пачка писем! Это всё твои письма из Афганистана?

- Нет, тут много писем  и от твоей мамы, от моих друзей и родственников. Мне многие писали. Я смог большинство сохранить, как  и мои послания уцелели. Полезно  бывает их почитать – столько интересного вспоминается.

   Отец с младшей дочерью через пару дней вновь уселись в большой комнате и занялись разбором бумаг и фотографий по Афгану. Было приятно, что для дочки это не было «однодневной акцией»  - она всерьёз задумала изучить «афганский период» отца.  Вскоре к ним присоединилась и старшая девятнадцатилетняя дочь,  студентка исторического факультета Университета, не  осталась в стороне и жена. Получился настоящий  семейный вечер воспоминаний. Читали письма, смотрели фотографии, просматривали вырезки из газет, слушали рассказы главы семьи.  Он рассказал о своем прибытии в Кандагар, о первом полёте на вертолёте (чуть не закончившимся трагически), о первом выезде в рейд и спасении солдата с необычном расположением сердца.
 
   Дочери слушали очень внимательно. Изредка жена напоминала детали (она уже слышала многие эти воспоминания, помнила  их не хуже участника).

-Писать тебе надо, папа! Это могут получиться хорошие рассказы,- авторитетно заявила Лена, старшая дочь.

- Куда я с этой писаниной потом сунусь? Кто меня захочет печатать? Сейчас в России наступили «смутные времена», не до афганских воспоминаний.

- Ну, не сейчас. Может позднее. Не всё же время страна будет в таких временах.
 
-Да, будем на это надеяться. А вообще в России наступило странное время: история крутанулась на сто лет назад. Опять – начало развития капитализма в России. Опять новые капиталисты, как их называют – «новые русские». Опять – все уродливые явления и язвы капитализма: туберкулез, многие другие  социальные болезни, нищета, трущобы… Те же нравы. Одним словом, «На дне» Горького. Ой, что это я вам такие страхи рассказываю. Испугал, поди.

-Шутишь, что ли? У нас на третьем курсе ещё не такие страхи на лекциях рассказывают. Прямо уши «вянут». Да, прямо сегодня записала высказывания одного профессора. Сейчас принесу.- Лена сбегала в свою комнату, вернулась с тетрадкой.-  Вот послушайте: «Россия напоминает древнего динозавра. Любое хорошее начинание в стране обречено на провал. То,  что сделали со страной – не случайно.  Сейчас у России перспектив маловато. Пока есть природные ресурсы, ценности, будем как-то жить. А дальше…Кризис, который давно стал перманентным, уже никого не удивляет – мы привыкли к кризису. Мы привыкли жить без зарплаты, привыкли к всеобщей лжи.  В любой стране мира, произойди такой обвал, такой рост цен, как в августе прошлого 98-го года, было бы всеобщее побоище. Получили бы все – и торговцы, и правительство. У нас же, говоря словами Некрасова,  « и пошли они солнцем палимые, разводя безнадежно руками».  Дальше он давал прогнозы, я не успела всё записать. Но, короче говоря, есть ещё шанс выкарабкаться нам из кризиса.

- Спасибо, доча! Успокоила. Вот и будем с этой надеждой жить.

- Папа, я тут какое-то странное письмо нашла в этой пачке. Обращаются к какому-то Михаилу Ильичу, а речь идет о тебе. Что это?- младшая дочь Наташа протянула несколько листочков, исписанных убористым,  красивым почерком.

- А, это очень важное письмо. Его написал мой товарищ Андрей Дубинин, врач первого батальона 70 ОМСБ (Отдельной Мотострелковой Бригады). Мы очень с ним сдружились в Афгане.  Помню, он был ранен в рейде в октябре 1983 года, меня направили срочно вместо него. Тогда и для меня получилось не сладко – подорвался на мине в БТР, как-нибудь позже ещё расскажу об этом.  А Андрей в январе 1984 года лежал с малярией  в инфекционном отделении. Он узнал о моём ранении,  одним из первых прибежал меня проведать, а потом всю операцию простоял рядом с операционным столом много часов. Его же первого я увидел, когда очнулся от наркоза. Андрюха ухаживал за мной не хуже любой медсестрички.  Наконец, он и предложил мне написать это первое письмо о ранении, но не жене, а надежному другу. Я дал адрес своего соседа по лестничной клетке, подполковника одного, он работал в оперативном отделе дивизии. Когда я уезжал в Афганистан, он обещал помогать моей жене, вашей маме, и маленькой Лене. Наташки – то пока ещё не было. Так вот,  Андрей и отправил такое письмо, чтобы подготовить  моих родных к этому известию.

- Да, Лена часто ходила в гости к нашим соседям, пропадала у них часами, пока я успевала все домашние дела переделать. Они очень много мне помогали. Хорошая у них семья оказалась. Свои-то дети у них уже были большими, вот и любили с Леной водиться.

- А давайте прочитаем это письмо вслух. Мам, давай ты,- младшая дочь взяла листочки у отца и протянула их матери.

- Ой, нет, я не могу. Ещё разревусь. Я лучше пойду отсюда, читайте без меня.

   Наталья-старшая ушла на кухню.

- Давай я почитаю,- старшая дочь решительно взяла письмо. – Слушайте. Только оно большое.

                3
    «Михаил Ильич, здравствуйте! Вам пишет старший лейтенант м/с Дубинин Андрей Иванович боевой товарищ Александра Невского. Спешу предупредить, что он жив; здоровья, правда, пока маловато, а потому сам письмо написать не может по причине повреждения руки. Но об этом ниже. О вас он  мне говорил, поэтому «поддерживать связь» я решил с вами. В Афганистан я приехал чуть раньше его – в феврале 1982 года. Как-то в одной из боевых операций разговорились.  Оказалось – земляки, причем по-крупному счету.  Оба четыре года учились в мединституте в Свердловске, затем перевелись в Томск на Военно-Медицинский Факультет. И, наконец, вышли из стен «альма-матер»: он – в 1978г, я – в 1980г. Встречаться, видимо, встречались, потому как каждый «рожицу» другого где-то видел, хотя,  где – не помнит, обычная история. Словом, земляки. И этим всё сказано. Служим теперь в одной части, встречаемся, чуть ли не каждый день.

    С вами, как с военным и старшим товарищем, буду говорить напрямоту.  Ходим в операции, выполняем разные задания, вам это известно. 26 января было начало одной из таких больших  операций. Колонна благополучно прошла Кандагар, но по выходу была обстреляна из гранатомётов и стрелкового оружия. Саня ехал в Автоперевязочной (ГАЗ-66). Граната влетела в кабину и попала в подсумок на бедре справа. Взорвалась.  Как он очутился на земле – не помнит. Помнит одно, что кто-то его тащил в сторону с дороги (из-под обстрела). Правая нога и рука безжизненно волочилась по земле. Боль, конечно, была сильная. Медицинскую помощь оказал фельдшер. Саня сам подсказывал ему, что делать. (Растерялся сержантик на первых порах).

     Когда стрельба поутихла, его перевезли в безопасное место, положили в вертолёт и доставили в госпиталь (наш, военно-полевой). Там я его и увидел. Держался он молодцом. Кровь, конечно, сочилась как с руки, так и с ноги, несмотря на повязки. Хирурги собирали раненого буквально по косточкам, т.к. на снимке (рентгеновском)  многооскольчатый перелом  правого бедра в верхней трети; перелом плеча и предплечья правой руки. Большой дефект мягких тканей в области правого бедра, брюшной стенки – рана очень обширная.  Множество осколков,   как в руке, так и в ноге, в животе. Ну, и конечно, массивная кровопотеря, больше 2,5 литров.

 Во время операции перелито 6 литров крови, потом ещё. В общей сложности в первые дни ему перелили 10 литров(!), не считая кровозаменителей.  Я бы тоже сдал кровь, но у меня другая группа.  Удалили 8 см бедренной кости, вставили металлический стержень  (остеосинтез бедра), в руку вогнали шурупы. Руки-ноги на месте. Живот подштопали (не было задето ни одного важного жизненного органа. Это чудо!). Голова, грудь, левая рука, левая нога – в порядке, без царапин. Зрение, слух, речь и т.д. и т. п. – в норме.

     Почему так подробно описываю всё – для того, чтобы у вас сложилось впечатление о характере ранения.  Итак, правая рука  и правая нога отремонтированы, позже наложат гипс, когда раны подживут.  Сейчас обладатель всего этого лежит в хирургическом отделении, уже переведён из реанимации в обычную палату. Самое страшное – позади. Впереди – длительное лечение, это минимум полгода, если не будет осложнений.  Вот об этом–то я с вами и хотел бы поделиться своими соображениями.

     Не секрет, что психологический климат оказывает на выздоровление либо положительное, либо отрицательное воздействие. Пока Саня здесь – всё идет хорошо. Ребята, с которыми он служил, дружные, компанейские. Кто сегодня не занят на службе, приходят навестить: поболтать, просто одобрить словом, поддержать. Девушки-медсёстры постоянно готовят что-то вкусненькое, домашнее. Одиноко он себя не чувствует, в болезнь не уходит. А потому и заживление ран идет хорошими темпами, он сам быстрее набирается силенок.  Начал даже читать литературу – штудирует Ильфа и Петрова, их «12 стульев» и «Золотой теленок» (правда, чаще ему другие читают).

     Но госпиталь, как я уже сказал, военно-полевой. Сроки лечения здесь минимальные, условий для длительного лечения нет, хирургов-травматологов тоже нет.  Если оставить его здесь, то «поведут» общие хирурги, у которых опыта лечения таких больных нет. (Хорошо, что в момент ранения  здесь, на месте, были ведущий хирург и травматолог – они на время боевой операции прилетели из Кабула, а с ними были два военных специалиста из самой Военно-Медицинской  Академии в Ленинграде. Ещё одно чудо! Но ведь они скоро улетят обратно). А если осложнения?  Тьфу-тьфу! Вот потому-то Саню в скором времени (через неделю, наверное) переправят в Кабул, а затем и в Ташкент, где таких ребят находится около 400 человек. А как за ними за всеми присмотреть, о каком индивидуальном уходе может идти речь? Кто навестит? Знакомых тоже нет. И, конечно же, чувствовать себя он будет одиноко, помимо своей воли больше положенного начнёт думать о болезни. Это незамедлительно скажется на лечении. В конечном счете, заживление ран будет протекать медленнее.

    Когда я находился в Свердловске, помню, как однажды, «Скорая помощь» приехала в Кольцово (аэропорт), с санитарного самолета в неё на носилках  занесли раненого. Самолёт прилетел их Ташкента. Раненого «Скорая» увезла в наш, Свердловский военный госпиталь. В аэропорту его встречала жена. Она и вызвала того раненого офицера (фамилии не знаю) из Ташкентского госпиталя.

    Вот, собственно говоря, к чему мы и пришли. Нам-то это сделать проще. Саня в этом госпитале (я о Свердловске) проходил интернатуру (учился на хирурга). Он хорошо знает главного хирурга округа Лапина Бориса Паисовича и ведущего хирурга окружного госпиталя  – Никулина Михаила Илларионовича, травматолога-начальника отделения  Семёнова Владимира Александровича и его старшего ординатора-травматолога  Пяшкур Валерия Генриховича.   Уверен, что и они помнят лейтенанта Невского, тем более  что он у них был на неплохом счету. Хорошо его помнит ещё по Печоре хирург Скотигор Геннадий Николаевич, теперь он тоже служит в  окружном госпитале.  А  после учёбы для работы в госпиталь в Печору никто иной, как Никулин порекомендовал в первую очередь Сашку.
 
     Обо всём этом я и собирался посоветоваться с вами. У меня соображения такие: начальник медслужбы вашей дивизии, конечно, знает кое-кого из окружного госпиталя. Переговорите с ним, он свяжется с окружниками, далее останется лишь оформить вызов и встретить Саню в Свердловске.  Это – основной вариант. Его выполнение в состоянии осуществить лишь вы.  Запасной вариант: я связываюсь с профессором Климовым В.Н. (ректор Свердловского мединститута), а он – с начмедом Уральского Военного Округа или с руководством окружного госпиталя. И, наконец, если и это не получится, то тогда я приеду в Свердловск, сам нагряну в госпиталь и всё объясню.
 
   Немного о себе. Женат. Жена работает в Новосибирске, врач-стоматолог. Сыну 4,5 года. В отпуск приеду числа 10 февраля, сначала в Новосибирск. В Свердловске у меня две старшие сестры, поэтому в этом городе буду в любом случае.

   Неясные вопросы мы можем с вами решить по телефону, заказав переговоры. Жену Сани ставить в известность, видимо, не следует, учитывая теперешнее её положение (беременность). Скоро он сам ей напишет (нацарапает), помогут друзья.
 
 Не зная главного, – в каких числах Саня будет в Ташкенте -  пока решать вопрос перевода мы не сможем. Но предварительно вопросы лучше сейчас решить.
 
   Большой привет вам и вашему семейству от Александра.  С уважением. Андрей Д.
5.02.1984г. Да, завтра у Сани день рождения. Я знаю, его сослуживцы затевают большой праздник для него. Я тоже постараюсь прийти.

    PS. Ещё раз убедительно прошу весь этот разговор держать в строжайшей тайне и всячески поддерживать жену Саши разговором о том, что почта идет с задержкой по причине нелётной погоды, там, мол, сезон дождей, затянулся рейд и т.д. и т.п.

     И ещё. Слово «ВЫ» я всегда пишу с маленькой буквы, даже родителям. Не вижу в этом ничего плохого. От этого я уважаю их ничуть не меньше».

-Дальше он тут сообщает свой домашний адрес в Новосибирске и телефон. Всё, я закончила читать,- старшая ночь шмыгнула носом, вытерла покрасневшие глаза и сложила аккуратно листочки письма.

   Младшая дочь плакала, не скрывая слёз. Потом обе дочери подошли к отцу и крепко его обняли, расцеловав.

 Это было лучшей наградой.  И не надо ничего больше говорить.

= продолжение следует =