Баба Даша и все все все...

(пунктуация автора)


Дорогу в прошлое находить все сложнее
Я плутаю, сбиваюсь с пути

Прежняя острота ответного отклика выцветает  я с трудом и чаще безрезультатно всматриваюсь в старые вещи пытаясь вызволить на свет то что  с ними пребывало

Сколько живу после детства – столько и верю что подберу ключик и отомкну крошечную дверцу за которой живет пряная и душистая, осязаемая память моих детских пальчиков – я силюсь рисовать рожицу: простейшую из фигур - кружок с точками глаз, общепонятный символ лица который рисовала химическим карандашом на газетных полях моя бабушка

Кружок выходил неровным плясали точки и заваливался на бок нос Это был знак всего моего детства пароль для сказочно быстрого перелета из любой точки жизни – в мгновения детства

Но едва пальцы мои пытаются его воспроизвести и начинает рука выводить и завмыкать окружность и кажется вот-вот ключик повернется и произойдет чудное совмещение и я совпаду в тоне с бледнеющим от времени, с пронзительно острым когда-то звуком – он исчезает, оставляя меня ни с чем

Кажется всесильный кругляшок напитает меня теплым раствором воскресающих чувствований четырехлетней девочки – волшебной смесью запахов лимонада, старости, перин, пыли, высохшей мочи, имбирных пряников и лампадного масла, оживит блеклый ситчик обоев, голубиную дробь на цинковом отливе окна куда громогласная, переваливающаяся уткой племянница бабы Даши – Рита – ссыпала изрезанный в мелкий кубик черный хлеб

Но слишком ровен мой кружок и глаза-точки не находят своего места

Я оставляю это занятие, так и не отомкнув дверцу
Между тем это остается одним из самых живых воспоминаний – бабушка брала меня с собой к соседке бабе Даше грузной на высоких перинах кулем оплывающей старухе, едва перемещавшейся по комнате да и то при крайней необходимости
Она занимала одну из трех комнат коммунальной квартиры точно такой – же  в какой жила наша большая семья только этажом выше

Казалось в бабе Даше нет жесткой основы и вся она есть собранный горкой тряский большой холодец, облепленный снаружи крупновязанной черной кофтой
Щелки глаз ее слезились сморщенная кожа собиралась со всей головы и открывалась просветом беззубого рта; липкие губы то и дело размыкались, давая излиться жалостливому всхлипыванию, такому же кислому, как ее постель, как воздух ее жилья

За бабой Дашей ухаживала бездетная племянница Рита неопределенно-пожилого возраста, округлостью лица на  нее похожая. Рита со сверкучим глазом носила стянутый на затылке седой клубенек волос, привычным взмахом голой по  локоть руки поправляла гребень и была наготове бабе Даше и подать горшок и подоткнуть съехавшую перину

Мы с бабушкой приносили Дарье Егоровне, - бабушка величала старуху по имени отчеству, - душистые половинки батона и черные четвертушки орловского – мамин голос с небес докучает: а знаете почему орловский такой сладкий? - да потому что в него добаляют патоку карамельного производства! –
... и молоко в зеленоватых бутылках с жестяными серебристыми крышками - когда племянницы не было рядом

Сердцем обители был высокий облезлый комод с ящиками  и салфетками-ришелье  - с него тянулись вверх узкими матовыми свечами две симметрично стоявшие по бокам вазы Из их прихотливых пыльных раструбов выглядывали бумажные церковные цветы на проволочных стеблях и предназначались они двум фотографическим портретам погашенным множественной ретушью до мертвенности фарфора

Воображение усердного фоторемесленника дорисовало утраченные эмульсией ноздри оживило зрачки – они бойко проклюнулись, проявились и растаявшие в дымке прядки вымогая бойкий взгляд на молодую красу бабы Даши и ее покойника-мужа
Ни сын ни муж с войны не вернулись и баба Даша уповала на свою бездетную племянницу и жалость соседей

...я пытаюсь задержаться в той комнате и повнимательней вглядеться, разглядеть и комнату и бабу Дашу и тотчас чувствую как теплые руки моей собственной «нательной» бабушки крепко придерживают меня за бока сколько я ни силюсь выскользнуть из оградки ее колен
На глаза мне попадаются кривоногие щипчики для колки рафинада треснувшая супница в которой хранятся пряники изрубленная доска с просыхающим хлебным провиантом для голубей и липкая кожа цветастой клеенки

Бабушка моя бесконечно добра терпелива и сочувственно cлушает прокисающий на глазах плач с подвываниями бабы Даши который есть неизменный рассказ о задавившей немощи больных ногах одиночестве утраченных близких неповоротливости дебелой племянницы и о желанной смерти

Если Рита рядом – она пытается развлечь меня берется резать черствую четертушку сперва на хлебную лапшу а потом на мелкие кубики ведя разговор то с прожорливыми голубями которые навострили «бисюрки»-глаза, то со мной извертевшейся от желания залезть в местный комод

В какой-то момент мое пленение уже невозможно и тогда бабушка берет со стола огрызок чернильного карандаша слюнявит его и щуря глаза принимается нетвердо выводить рожицы на газетных манжетах
Я должна сделать все по образцу чтобы баба Даша не расплакалась вконец из за нашего неурочного ухода

В награду мне полагается пряник