Выборы прошли чеп-честно! - сказала цыганка, тетя

 
Вай-вай, до чего же эти столичные - капризные. Из-за них, нам, провинциальным, нет нормального житья – бытья. Вечно чем–то не довольны, с жиру бесятся, никак не хотят понять, что если   ручку кетменя объявят начальником, то ее надо уважать так, как  будто она сделана из карельской березы или красного дерева.

Вот из-за них, на днях позвал меня редактор нашей газеты  « Гулабадская правда» и начал с порога свою тираду – «Ты у нас по штату числишься как политический обозреватель, а не как  рекламщик зеленого чая, который целыми днями сидит в чайхане играя в нарды. Когда ты наконец, будешь работать?».
 
«Ну, шеф…, побойтесь Священной Седьмой Конституции, вы же сами командировали меня в чайхану, чтобы я пустил слух об оппозиционных партиях в период выборов», - шепотом возразил я, с тревогой глядя на розетку, как будто там находятся подслушивающие устройства и акимиата и оппозиции.
 
Таинственность и тревога в моем голосе заразили и моего шефа. Он, почему-то открыв крышку  заварочного чайника, внимательно посмотрел  на его коричневое донышко. На всякий случай выдернул вилку радиоприемника. А для полного успокоения трижды плюнул через левое плечо, предварительно убрав портрет нашего...кх-ммм, который висел на стене за его спиной.   И тоже шепотом начал:  «Ты мне в зубы не заговаривай, выборы прошли как положено. Все наши соседи по СНГ признали, что они были чисты, как слеза младенца, честными, как наши суды, прозрачными, как, как…род…род…, а-а-ап-чхи». «Родник» - водка», - поспешил я на помощь, напоминая ему его же любимый напиток.
«Смотри ты у меня! Ты что, с утра наелся стручкового красного перца? Не «Родник», а родниковая вода», - он угрожающе округлил глаза. Скажу вам, это  страшное зрелище. Особенно когда он смотрит на вас через свои очки с толстыми линзами. Я благоразумно промолчал.

«Так вот, тема выборов давно уже закрыта. Однако, в центре нашего главного города нашлись несколько умников – экстремистов, которые не верят, что выборы прошли честно. Они, оказывается,  ходят от ЦИРКа до мэрии, оттуда на главную площадь, затем к Высшему Совету – к новым депутатам - с плакатами «Я не верю». Чиновников и  народных избранников пугают. Это недопустимо!» - с гневом в голосе, громко сказал он, почему-то обращаясь в сторону  розетки.
Потом, опять  перешел  на шепот: «Хоть убей, но одного не могу понять – причем здесь ЦИРК? В чем секрет этого фокус-покуса? Неужели и обезьянам разрешили голосовать?», -  он сокрушенно покачал головой.

«Да нет. Не может быть такого. Просто, милиционеры, которые задержали этих экстремистов, в протоколе перепутали ЦИК с ЦИРКом. А может, специально сделали, чтобы нашу державу выставить посмешищем на весь мир. Ведь и среди них, наверняка, найдется, какой– нибудь «честный», - ответил я в унисон.
Этим  своим откровением ещё пуще напугал бедного моего шефа. «Ладно, как пишет протоколы наша доблестная милиция не наше дело. Наш священный долг -  разъяснить народу, что выборы  были честными, как всегда. Если каждый правозащитник с плакатом будет  плясать вокруг тебя, и подкравшись сзади гаркнет под ухом - «Я не верю», знаешь что будет? Даже страшно подумать».

Почему-то мне стало смешно, когда я представил   вокруг себя танцующих правозащитников, периодически выкрикивающих – «Ау-у-у! Я не верю-ю..., я не вер-юююю…!».   А члены ЦИКа, судьи, прокуроры, милиционеры  и депутаты от партии  власти, тоже танцуя,    поют - «А нам все равно, а нам все равно. В самый в жуткий час косим трын-траву». Поделиться со  своими фантазиям с редактором, я, конечно, побоялся.
 
«А этот мальчик, как его там…да-да, этот  Максимжан Кулешов, наверное, думает, что он великий режиссер Стаханов. Кто он такой, кто ему дал право усомниться, и на всех углах кричать – «Я не верю, я не верю», - никак не хотел успокоиться мой редактор. «Не Стаханов, а  Станиславский. Он был …», -  не успел я закончить фразу. Со словами «а ты заткнись, уже третий раз поправляешь меня. Учти, я все считаю» - он яростно  прервал меня.  Возмущение и тревогу грозного начальника понимаю, ведь его сын Эшмат тоже сидит в новом Высшем Совете. Этот безбожный вор и взяточник возглавляет Комитет Законности, Справедливости и Правды.  Чтобы не ляпнуть вслух что-нибудь о его сыне, я быстро начал сглаживать свою оплошность:  «Извините Ташмат-ака, я перепутал, Станиславский шахтером был, кажется с Караганды. Ну, у вас память, как вам это удается. Молчу, молчу, чтобы не сглазить».

Чуть подобрев после моих слов, шеф продолжил: «Короче, ты должен написать разгромный материал против «неверных». В смысле неверующих в отношении наших правителей. Опроси студентов, председателей квартальных комитетов, директоров школ, председателя ветеранов и так далее. К НПОошникам, правозащитникам не подходи на пушечный выстрел. Найди какого-нибудь политолога, пусть он скажет типа того, что если пересмотрят итоги выборов, то народ выйдет на улицы для защиты своих депутатов и правителей. В общем, он должен попугать».
 
«Ладно, - сказал я, - всех лиц, которых вы перечислили, быстро найду, они почти наши «штатные источники», но где найду политолога в нашем маленьком Гулабаде?» 
«А это твои проблемы, хоть обращайся гадалкам на базаре. На худой конец спроси нашего сторожа Сатимкула аксакала. Он целый день в своей конуре слушает радио. Наверняка, уже наизусть знает все комментарии политологов. Необязательно искать настоящего политолога.  Главное -  кадры, а не их образование и диплом. Вот, например Калтаев, заведующий ГорОНО, бывший зоотехник. В прошлом  году сел в кресло, а через год стал Заслуженным Учителем Державы».
 
Получив ещё несколько наставлений, я пошел «делать разгромную статью против экстремистов». Первым делом зашел в каморку нашего сторожа. Он, конечно, политолог никудышный, но по части слухов - непревзойденный специалист. «Э-э, кариспандет. Как жизнь, какие новости, какие слухи? Ты слышал, оказывается, правительства хочет отменить льготы пенсионерам, а реку Нарын, горы Тян-Шань и Памир хотят продать  Россию, Китаю и Казахстану?».
 
«Ну,  даете аксакал, вы всегда в своем амплуа. И без ваших прогнозов на улице и в доме холодно, а   после ваших слов волосы на голове мерзнут», - обиженно сказал я. «Вы лучше скажите, за  какую партию голосовали?». Плеснув теплый чай на  пиалу с трещиной, он сказал: - «Как за кого, за всех, чтобы не обидеть. Так как  я не умею расписываться, везде поставил свой пальчик». И показал – большой палец между указательным и  средним пальцами.
 
Убедившись, что от нашего аксакала не добьюсь, ничего вразумительного, я поплелся в местный университет в поисках своего племянника – оболтуса. «А ну, честно признайся! Ты веришь итогам выборов?», - задал вопрос племяннику. «Конечно, верю. По приказу нашего декана  весь  наш факультет по пять раз голосовал за  правительственную партию, членом которой он стал  за десять дней до выборов. Я точно знаю - у них   больше голосов», - парировал мой приказопослушный родственичек. «Заткнись, больше никому не говори об этом. Ты нарушаешь тайну голосования», -  округлил я глаза, как мой редактор. Мда-а…, с политологом–сторожем и студентом–избирателем полный облом получился.

Придется идти к самому беззубому «эксперту». Знакомый директор школы, едва услышав  слово «выборы» побледнел: «Че, опять? Когда? Зачем?». Я еле успокоил его, трижды клялся, что не будет выборов, даже помог выпить валидол. Все равно он продолжал смотреть на меня с ненавистью, как будто я и есть главный виновник  всех  войн в истории человечества, развала СССР и, конечно, в присвоении бюджетных денег,  предназначенных для учителей.  Глядя на него, я понял, почему раньше падишахи и ханы казнили гонцов с плохой вестью. Пришлось тихо и незаметно ретироваться из его кабинета.

Я начал тревожиться, почувствовав, что  разгромной статьи у меня  не получится, что же делать?  Наверное, остается единственный путь - идти на запад! Наш главный городской базар как раз находится на западе города и там можно найти дюжину колдунов, знахарей и гадалок. Первая попавшаяся цыганка, поймав меня за рукав, начала тараторить: «Подожди, сынок, если мне дашь пятьдесят сомов, то через неделю на базаре найдешь тысячу сомов. Как зарплату не получил? Значит, твой начальник - плохой человек».

Со второй частью откровения я полностью был согласен, что не говорите, в этих цыганах  есть какое–то таинство. «Вот что, сестра. Я вам дам двадцать сомов, а вы поможете решить одну проблему», - и коротко рассказал суть дела. «Как они не верят, нам, цыганам, всегда надо верить», - начала злиться цыганка. «Вы не поняли, они, оказывается, не верят, что выборы прошли честно. Не верят нашим правителям, депутатам, ЦИК, судьям, прокурорам и так далее», - постарался я разъяснить. «А-а… какая разница? Между властью и нами, цыганами, много общего, разве не находишь», - таинственно хихикнула старая цыганка. «Через два дня полнолуние, если дашь триста сомов, я нашлю порчу этим правозащитникам, которые не верят итогам выборов,неделю не будут выходить из туалета».

Этот вариант меня не совсем устраивал. Честно говоря, я тоже немного сомневался, но так как работал в государственной газете, не афишировал свои мысли. Значит, заговор цыганки  подействует и на меня.  Перспектива - целую неделю провести на унитазе не очень меня радовала. Кроме того, только Аллах знает, сколько таких, как я, скрывающих  сокровенные думы. Вдруг вся страна выйдет из строя, включая и госслужащих. Тогда мне хана.  Это могут расценить как диверсию против Конституционного строя. Из-за десятка правозащитников не стоит рисковать целой  державой. Молча, отдал двадцать сомов  опасной цыганке и поспешно удалился с базара.

Видать, не будет ни разгромной статьи, ни  заслуженного гонорара. Я тихо начинал ненавидеть столичных правозащитников и оппозиционеров. Вечно из-за них нам, провинциалам, нет спокойной жизни.

Абдумалик ибн Шариф, из Гулабада.
________________________________________