Этот Чёртов Фестиваль

Второй с половиной текст, полученный из сна.
Прошу любить и не жаловаться.


Меня каждый год зовут на Этот Чертов Фестиваль.
Вот оно, очередное приглашение на дорогой муаровой бумаге самого изысканного лилового оттенка: "Многоуважаемый Владислав-Всеволод, с полуночи 28-го августа до полудня 31-го августа состоится ежелетний Чертов Фестиваль. Нижайше просим почтить всеобщий праздник Вашим присутствием". На самом деле для всех мой приезд будет вроде тяжкой повинности, для меня же - поначалу поводом для раздражения, а потом просто еще одним скучным мероприятием. Но не пригласить Старшего Чародея нельзя, и не приехать тоже нельзя. Вдруг что-то случится. Хотя уже лет десять ничего не происходило. Обычный летний фестиваль.

Каждый год в этом здании, выстроенном много лет назад с претензией на легкую помпезность, собирается изрядное количество разных существ, имеющих то или иное отношение к чарам и колдовству. Всех не перечислю, так как стараюсь в большей мере следить за устройством праздника, чем за его гостями; но ведьмочки, перекидыши и призраки бывают каждый год. Первых и вторых просто много, а последние наведываются, думаю, в основном от скуки.
В прошлом году, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, я приехал накануне Фестиваля, вечером, и, к вящему беспокойству устроителей, за ночь неспешно обошел все четыре этажа и обширный сад, исправляя множество мелких деталей на свой вкус. В этот раз я прибыл точно тогда, когда полагается - чуть позже, чем вовремя, когда все остальные уже прибыли, но праздник еще не начался.
Как только я вошел в ночной сад, где толпились гости, оркестр грянул нечто громкое и торжественное. Взоры горели ожиданием моей благосклонной улыбки - получив ее, черт знает какой по счету фестиваль немедленно начался.
Была произнесена короткая речь, и затем гостям было предоставлено, наконец, развлекать себя самим. Многочисленные столики, как обычно, ломились от яств. В воздухе то и дело мелькали призраки, совы и летучие мыши. Ведьмочки флиртовали со всеми подряд, перекидыши заразительно хохотали над собственными шутками, демонстрируя окружающим прекрасные белоснежные клыки. В пруду, напоминающем бассейн, под ревнивым присмотром водяных резвились русалки. Пара юных вампиров, держась за руки и стыдливо розовея, испросила моего благословения на брак. Я ничего не имел против.
Два дня все было как обычно. Я слонялся по пустым коридорам - гости предпочитали помещению открытый воздух, то бишь сад или крышу, - в послеполуденные часы позволяя себе развалиться в кресле с каким-нибудь фолиантом. На всеобщем летнем празднике во мне не было нужды; ну да оно и к лучшему.
Наконец, наступила Последняя Ночь Фестиваля. Сад был украшен с особой торжественностью, закуски были обильны и вместе с тем изысканны, гости веселились изо всех сил. Для приличия пройдясь среди гостей, я опустился в отведенное мне кресло и принялся коротать время, курсируя взглядом между толпой и книгой по астрологии.
Прошло около часа после Полуночи, а затем все гости были приглашены на спектакль.
Толпа, оживившаяся в преддверии неожиданного развлечения - насколько я помню, такого действительно давно не устраивали, - шумно потекла в здание.
Трижды отзвенел колокольчик, и представление началось. Пьеса оказалась на удивление неплохой.

Внезапно двери распахнулись, и в зал полувошел-полувлетел призрак молодого мужчины в светлых брюках и светло-коричневой куртке. Он был почти неотличим от человека - только совсем немного просвечивал, проходя мимо канделябров.
Я мысленно "потянулся" узнать его имя: в голове прозвучало "Алегза-андэр" - тем все еще невинным тоном, каким двенадцатилетние передают говор манерной особы. Максимально сосредоточив внимание присутствующих на актерах, я стал следить за вошедшим. Призрак порывисто прошагал через весь зал с выражением крайнего раздражения и, дойдя до маленькой дверцы, ведущей за кулисы, с яростью швырнул невесть откуда взявшийся пыльный комок мятой бумаги в своего сородича, призрака темноглазого брюнета, самозабвенно глядящего на сцену. В следующий миг он скрылся, оставив мне ощущение, что призраки знакомы недавно, но достаточно близко.
Комок я не задумываясь испепелил, затем наскоро соорудил отличного доппеля на замену себе и копию нервного гостя, усадил рядом с ничего не заметившим брюнетом - дружелюбное "Лев!" в голове - а сам последовал в закулисные сумерки.
Найти Александра не составило труда. Он прислонился к косяку маленькой душной комнаты, отведенной под гримерную, и смотрел на меня невидящими глазами, полными злых слез. В этом здании во время фестиваля, да еще с моей восприимчивостью к магии, при мне призраки овеществляются настолько, что практически обретают свои прежние тела - и сейчас передо мной стоял почти обычный мужчина.
Эмоции, которые лились из него, невидимые всем остальным, на мгновение заставили меня застыть. В нем полыхала такая страсть, что нельзя было точно назвать ее любовью или ненавистью, и невозможно было предугадать, что последует за коротким забытьем.
В следующий миг я шагнул вперед, глядя призраку прямо в глаза. Из его груди вырвался еле слышный полувздох-полустон, и Александр начал медленно опускаться, будто терял последние силы. Я не дал ему упасть, подхватив безвольное тело, и на руках внес в комнату.
От его потусторонних волос пахло туманом и водяными лилиями, сам он был легким, будто больной ребенок, и из-под опущенных ресниц катились слезы. Я сел на пол, все держа его на руках, и молча коснулся губами влажного лба. Призрак вздрогнул и снова затих. Я хотел узнать все, что он мог рассказать сейчас, мне нужно было узнать...
Склонившись над Александром, я поцеловал его горячие губы. Еще, еще - не давая ему опомниться, не давая ему остыть. "Что в твоей голове - нежность сакуры или батальон смерти?" Прохладные светлые пряди, влажные от слез щеки, припухший рот - все это было так мучительно для моего сердца, и странная пронзительность поцелуев изумляла меня самого. "Говори, - шептал я, ловя ртом воздух, сжимая Александра, словно не давая сбежать, - говори же, что случилось, скажи мне, отчего эти слезы?"
И он, дрожа от рыданий, рассказал, как познакомился со Львом, как заболел этими добрыми темными глазами, и этой молочно-бледной кожей, и этой мягкой улыбкой в обрамлении облака вьющихся волос цвета кофейной горечи. Как они сидели на крыше, и Лев рассказывал о картине, которую не решился написать при жизни, а сам Александр, замирая от незнакомого отчаяния, лишь вслушивался в звуки его мягкого голоса.
Я продолжал целовать его, словно выпытывая касаниями губ новые слова и новые признания, перемеженные судорожными всхлипами.
- Я... я не могу потерять его... я не смогу... без него...
Я понимал. Он не мог предложить Льву продолжить их короткое знакомство, а если бы и мог - положение друга было бы мучительно для него. Он даже с трудом мирился с самим фактом своей сумасшедшей страсти.
В груди щемило, в голове стояла какая-то звенящая и горячая тишина... Наконец, поток слов и рыданий иссяк. Глаза Александра устало закрылись, нервное дыхание постепенно выровнялось и стало тихим и легким. Невесомые руки стиснули мою ладонь.
Поджав губы, я всмотрелся в его чуть размытые черты. Светлые волосы и светлая кожа, но брови черные, как воронье перо, и ресницы, слипшиеся от слез, почти такие же темные. Кажется, он погиб лет в двадцать пять или около того. Почему-то мне не хотелось узнавать его возраст точнее. Незачем.
Высвободив руку из прохладных узких пальцев, я встал, подхватил Александра и вышел со своей легкой ношей в сад. Уложил его на мягкий диван, стоящий под раскидистым каштаном, навеял забытье покрепче, а потом сел рядом, в кресло, и задумчиво задымил трубкой.

Рассвет наступил как-то незаметно. Только что горели окна, бросая сквозь листву обрывки света, - и вот уже по небу расползается бледная розовая краска.
В сад потекли гости, с восторгом обсуждающие спектакль.
Я встал, чтобы направиться свою комнату. На прощание я обернулся и бросил взгляд на будто бы спящего Александра. Брови его были тревожно сведены, тонкие губы чуть искривлены словно от физической боли. И вдруг я увидел: если до конца Фестиваля он решится заговорить с тем, в кого так истерично влюбился, - он будет счастлив, он получит то, чего так боится и жаждет. Улыбнувшись краем губ, я отправился к себе.
В полдень прозвучал прощальный звон небольшого колокола, и все принялись горячо прощаться. Ведьмочки чмокали друг друга в щеки, оборотни - хлопали по плечам. Повсюду слышались приглашения добираться домой вместе и продолжить веселиться по пути, строились планы на следующий год и на следующий Чертов Фестиваль. Все было скучно, все было как обычно.
Кроме одной сцены, за которой я желал пронаблюдать лично.
Льва я нашел в солнечной аллее, ведущей к главным воротам. Через пару мгновений после того, как я определил, что развязка еще не настала, появился Александр.
Он подошел к улыбающемуся брюнету, тоже неуверенно улыбнулся и заговорил:
- Пора прощаться... Лев, я... Я хотел сказать...
Он запнулся. Повисла короткая пауза, но призрак сделал вид, что всего лишь растроган минутой расставания.
- ...что был рад познакомиться с тобой и провести в твоем обществе целых два с половиной дня.
Лев ответил крепким рукопожатием и даже обнял друга. Мужчины обменялись парой обычных фраз насчет обязательной встречи в следующем году, а если выдастся случай, то и раньше. И разошлись. Сомнений не было - навсегда.
Я поднялся на крышу и закурил - глядя в ясное небо последнего летнего полудня и думая сам толком не понимая о чем, но где-то на самом дне своего давно окаменевшего сердца чувствуя едкий осадок досады.

7-31.8.9. СПб.