Нежить

Стойте!

Не подходите. Не трогайте меня... Прошу вас, заклинаю... не трогайте, ради всего святого!.. Кто знает - может быть, это заразно? Вдруг, придя сюда сейчас здоровыми, крепкими - хотя бы с виду - людьми, - вы вернётесь домой такими же жалкими тварями, как то, что вы видите перед собой?..

Но, впрочем, я знаю по себе (и, пожалуйста, не спорьте с этим!..), что человеческое любопытство – одна из самых сильных вещей на свете. Порой оно оказывается сильнее даже смертного страха… Что ж, давайте по существу. Раз уж вы считаете, что не можете обойтись без каких-нибудь сведений о моей никчемной жизни... Кажется, это называется - история болезни. Да ещё из первых уст... под соусом пафоса и трагизма... Острое блюдо, не правда ли? Как раз такое и любят люди... по крайней мере, любили, когда я покидал свои родные места, - как оказалось, с тем, чтобы в конце концов оказаться в этой пустыне... Впрочем, вряд ли людские вкусы могли сильно измениться за это время - сколько бы его ни прошло; должно быть, почти целая вечность. О люди, люди! Несчастные создания!.. Чего не хватает вам?.. Неужели вы готовы были бы даже страдать всю свою жизнь, изнывать каждую секунду от ненависти и горечи - только бы это было необычно, надрывно, остро?! О, горе мне, горе; горе нам всем, потому что мы сами всё это избрали - себе на погибель!


...Говоря по существу, я - нежить. Может быть, не совсем я и не совсем ещё нежить, если только вы в состоянии понять меня... Сколько же мне стоило совершить глупостей и гадостей, сколько пройти и увидеть - только чтобы дойти до этого неутешительного вывода!!.. 
...Что это я говорю такое: дойти до неутешительного вывода. Но как ещё скажешь?.. Заглянуть в бездну? Познать ад прежде смерти? Вздор! Все фразы такого рода звучат лишь ещё пошлее... о, эта пошлость, которой мы поработили свои языки, свои умы и сердца - ради чего, скажите мне?! Ради мимолетного удовольствия ни о чем не думать?!! Ради...
Ах да, я всё время забываю, что собирался говорить по существу. Итак, я наломал в жизни порядочно дров. Всё началось с того, что я захотел избыть навеки эту самую пошлость и начать строить новую жизнь, полную трепета и восхищения перед прекрасным; а зла во мне и вокруг меня не было бы вовсе…
Не помню, в каком именно месте, у какого поворота я оступился и начал сворачивать с истинного пути, по которому я сначала шёл (а это было, было совершенно точно - я, кажется, даже помню цвет песка на его перекрестках, хотя вернуться теперь уже не смогу…); поэтому начну с того момента, когда я окончательно своротил с него.
Итак, сначала я – по нелепому навету –  сжёг всё, что было мне дорого, и выжег эти вещи из своего сердца, хотя оно, бедное, так и кричало против… Я наивно полагал, что перестану распыляться и стремиться к минус бесконечности, как только избавлюсь от всего, что будет для этого предлогом. Знаете ли, зло и его спутница, та самая дурацкая пошлость, постоянно водят нас за нос... Что ж, я напряг все свои силы, и предлогов быть среди суеты больше не стало - но со временем мало-помалу появились другие, совершенно не лучше тех! В них было ещё меньше того, что могло принести пользу… чего-то чистого, светлого, высокого…
Тут, однако, было лишь полбеды; болезнь стала уверенно развиваться и перекинулась на другую область бытия.
Вскоре мне стало казаться, что всё дело в окружающих меня людях, что это они влияют на меня не самым лучшим образом... Нет. Я не ненавидел людей – наоборот, я, по меньшей мере, горячо жалел их и старался, когда это было нужно, помочь им, облегчить их муки… Просто мне хотелось от этого куда-нибудь деться… от этой нашей общей болезни, которая проявлялась в приземленности, пошлости, равнодушии и в добром десятке других несчастных явлений. Избыть, изгнать, исцелиться… Потребность перешла в желание, желание – в намерение, намерение – в решение, как это обычно бывает.

К побегу на волю я готовился долго - разумеется, не в смысле сбора пожитков; я считал такие вещи и раздумья о них недостойными. Вместо этого я без конца размышлял о побеге как таковом, вертел эту идею так и этак, не спал ночами… "Если я уйду - поможет ли мне это? И если поможет, то насколько?.." - без конца шептал я куда-то в пространство; однако пустота была не в состоянии ответить мне.
Наконец, я решился - неожиданно сам для себя.

Стояла глубокая ночь; клонилась к западу луна, было тепло и душно. Мне не спалось в тесной каморке под чердаком. Я спустился оттуда по пожарной лестнице прямо на улицу - глотнуть воздуха, надеясь, что там, внизу, он будет по крайней мере свежее, – да так и не вернулся. Ноги сами понесли меня к окраине города, к лесу...
Дальше, дальше, дальше.

Не знаю, сколько я шёл - наверное, очень много. Может быть, год или два... хотя - кто знает.
Это было хорошее время. Я был почти счастлив. Впрочем, я уже почти не помню, что тогда происходило со мной и во мне…
Итак, я шёл и шёл за своим счастьем, которое мелькало прямо перед носом… Каждый день был не таким, как другой - и всё же они сливались в единый поток, в гармонию, состоявшую из многих и многих звуков.
Но однажды я остановился: удивительную мелодию, сопровождавшую меня, вдруг прервал грубый трубный звук. Всё вдруг распалось на множество маленьких цветных осколков, как красивая амфора, которую смахнули на каменный пол.
Я почувствовал - сначала именно почувствовал, лишь потом понял умом, - что моё дело пошло прахом. Что и  сейчас и здесь, одинокий, свободный, - я по-прежнему болен!..
Это было подобно… нет, я не знаю, с чем сравнить тот миг. Наверное, вы сможете примерно представить его себе, если я скажу, что он был подобен внезапному удару клинка. Секунда – и ты вдруг чувствуешь внезапную теплоту и удушье, а кожа резко выбрасывает капли холодного пота сквозь поры. Ещё секунда – и ты валишься на раскалённый песок, который чуть шипит под струями тёмной крови; а к концу третьей секунды ты уносишься куда-то в небытие, краем взора заметив своё разрубленное пополам тело.
И – всё…

Тогда мне стало по-настоящему страшно.


…Я вспомнил после, что в отчаяньи рухнул на землю, на камни и песок, и безмолвно лежал, глядя в небо. Там, наверху, не было ни облачка. Лишь огромный, раскалённый солнечный диск жарил всё вокруг, словно бы желая испепелить, да где-то далеко-далеко в синеве кружились две или три чёрные точки. Но мне не было дела ни до них, ни до жары… ни до чего бы то ни было.
Всё померкло для меня.
Всё застила ужасная вспышка внезапного открытия, за которым-то я, выходит, и шёл на край света!..

Небытие исходило не откуда-то извне - от звуков улиц, от моих рукописей или чьих-то постмодерновых полотен. Оно была в моей крови; и мне некуда было от него деться. Ведь даже самая смерть не разлучила бы меня с моей болезнью, а лишь усугубила бы ее, и она тянулась бы из вечности в вечность – вместе со мной, неотрывно от меня…
И всё-таки я - в своём существе, в самой глубине - не был этой нежитью! Вот что было и есть самое мучительное. Не будучи всем этим, я тяготился им, но в то же время у меня никогда не хватало духу окончательно отринуть это и попробовать жить вне этой пошлости, этой дряни…

…В тот день я так и провалялся на песке до заката, а потом и до рассвета. Это теперь я вижу, что начало моей агонии длилось лишь сутки, лишь жалкие, ничтожные сутки!.. Тогда же это была – вечность, навсегда разделившая мою жизнь на До и После.
На второй день в небе снова появились эти чёрные точки. На сей раз они кружили уже не в стороне, а прямо надо мной, постепенно снижаясь. То были, как оказалось, грифы. Они приняли меня за падаль… А я был ещё жив. И, как ни горько было мне, но, увидев этих громадных птиц и ощутив неописуемый смрад, который исходил от них, я всё-таки испугался смерти. Я вскочил со своего места, завопил что было силы какую-то ересь, стараясь их отогнать, и стремглав побежал оттуда…

Так я и оказался здесь: вскоре после встречи с грифами набрёл на этот маленький оазис, где даже была пещерка, в которой на день можно было укрыться от солнца, а на ночь – от холода. По ночам сюда, к источнику, приходили дикие звери, и я замирал от страха, слыша их крики и возню… Странно, но на меня тогда никто не польстился. Даже грифы. А теперь – и подавно. Вероятно, я стал для них совсем невкусным.
Так вот я теперь и живу. Не больно-то прекрасно… но на лучшее я уже не надеюсь.

Что?..
А.
Вы хотели слышать, по какой причине я всё ещё здесь? Так слушайте. Причина - это я сам.
Преграда - во мне самом, потому что избавление – до смешного просто, но неосуществимо. Из-за чего? Из-за меня!!
Мне нужно просто взять самоотвод - но я не могу.
Мне нужно отказаться от всего этого, отречься от себя, какой я есть теперь, и согласиться стать другим - но я не могу!..

Я ненавижу себя. Ненавижу так, как ещё никогда и никого - и всё-таки я не хочу отрекаться от нежити, которая со мной и во мне уже настолько давно, что я привык считать её собой! Не хочу, потому что не могу. Или не могу, потому что не хочу... потому что не могу захотеть.
А назад… нет, я не хочу назад. Лучше от этого не будет. Какой прок от того, чтобы на какие-то годы впасть в забытье, чтобы потом вновь вернуться… вернуться в чёрную бездну небытия?!..

Поэтому-то я до сих пор терзаюсь.
Поэтому-то я всё ещё сижу в этих пещерах.
Поэтому-то я до сих пор вслушиваюсь по ночам в жуткие звериные крики, ем жалкие зёрна пустынных растений и дышу песком!..

Чего же вы ещё ждёте?
Я сказал всё, что мог.
Отпустите меня.




[неделя шестая.
сентябрь-октябрь 2009 года.]