Первая детская

"У них все мальчики влюблены в Илону". Так шутливо говорила моя мама, когда рассказывала гостям за столом про мою подготовительную группу в детском саду. "Не все...", – пытался возражать я. Но взрослые мне не верили и только умиленно улыбались. И были правы. Как не быть влюбленным в нее? К необычному имени прибавлялось умение "красиво" рисовать (кружОк детского рисунка), лучше всех танцевать (детская балетная школа), гарантированное участие во всех мальчишеских играх в роли главной романтической героини. Два беспощадных пажа и соседа по дому, Боря и Витя, всюду следовали за ней. Боря дрался кулаками, а Витя дразнился обидно и смешно, так, что никто, под хохот окружающих, не мог выдержать этого без слез. Стоит ли говорить, что все героические роли отдавались этой троице. Уделом остальных были злые волшебники, белогвардейцы и фашисты, достойные быть только уничтоженными.

      Один раз, когда на улице шла сильная гроза, воспитательница, вместо прогулки, посадила нас на стульчики и строго приказала сидеть пока она не вернется. Сделалось темно. Всем было страшно от молний и, еще больше, от грома, который прилетал вслед за каждой из них и, ударяясь в окна, казалось, стремился ворваться внутрь. Мы сидели замерев. Я достал платочек из кармана штанишек и стал рассматривать его, чтобы занять себя чем-то. Девочка Оксана, сидевшая рядом, посмотрев на меня, тоже достала свой платочек и, расстелив его на коленях, стала водить по нему пальцем, путешествуя между маленькими цветочками и геометрическими фигурками. Мне понравилась идея и я сказал: "А давай, это будет карта!". "Давай", – согласилась она. "Это будет Москва", – предложил я. "А это – Киев", – сказала она. "Это – Черное море. Плывем..." – "Это океан. Остановка на острове!" Островом стал цветочек с четырьмя лепестками и двумя листиками.

      Я вспомнил, как папа накануне, вместо сказки, рассказывал мне содержание взрослой книжки, которую он читал. "Это – остров Святой Елены", – сказал я авторитетно. Она посмотрела на меня с вопросом. "Туда отправили Наполеона, чтобы он больше не убегал из тюрьмы", – пояснил я. Имя Наполеона, к тому же, увековеченное советскими кондитерами, было на слуху. "Он там умер", – закончил я. Какое-то время мы пораженно смотрели на цветочек, который вместил в себя трагедию жизни Наполеона: человека и торта. "А это – наш садик", – смягчила она, указав на красный ромбик невдалеке.

      С тех пор, мы часто играли "в карту". С Оксаной было просто. Мы ни разу не поспорили. Не посмеялись друг над другом. У меня было чувство, будто у меня появилась важная недостающая часть. И она была доброй девочкой: никогда не мешала мне искать внимания Илоны.

      Как-то случился осенний вечер. На кухне горел свет. Передо мной стояла тарелка с едой. Мама спросила меня: "А ты знаешь, эту девочку, Оксану? Я с ее мамой в садике сегодня говорила, пока ты одевался. Оксана уезжает в Германию на 5 лет! У нее папа – военный. Получил направление". Последнюю фразу мама сказала с легкой завистью. Она ничего не знала о нашей дружбе и хотела дать мне оптимистический взгляд на это событие: "Когда она приедет, вы так вырастите, что уже и не узнаете друг друга!"

      Пять лет! Это было длиннее моей сознательной жизни. Это был срок, который нельзя переждать. Это была вечность. И я до сих пор помню острое чувство потери и, почему-то, вины.

      А Илона стала архитектором. Иногда вижу ее издали возле продуктового магазина. Но не подхожу.

      И не понимаю, до сих пор: кто же была моя первая детская любовь?