Благодатка

В самом сердце моршанских лесов есть поселок лесорубов Парля. Состоит он из нескольких новых рубленых домов со всех сторон окруженных сосновым лесом. Воздух здесь бесподобный! От него пьянеешь, настолько он насыщен самыми разнообразными ароматами леса.
Мы прошли Парлю не останавливаясь, и как-то очень быстро лесная тропа вывела нас к круглому озеру под названием Святое. Сколько их в нашей области с таким названием? Не счесть. Как правило, легенда, связанная с ними гласит, что была на месте озера церковь, да ушла под воду и теперь колокольный звон, доносящийся из-под толщи воды можно иногда услышать. Может эти легенды, появляются от тоски русского люда по утраченным святыням? Кто знает.
На берегу озера мы обнаружили кучи досок и штукатурки – все, что осталось от деревни некогда бывшей здесь. Кучи эти густо заросли бурьяном и стали местом обитания новых хозяев этих мест – змей. Решили заночевать недалеко от озера, для чего нашли небольшую полянку, где и разбили свой лагерь. О чем, впрочем, позже пожалели: таких злых комаров и в таком огромном количестве мы не видели за все время своего путешествия. Ночь провели прескверно, рано утром искупались в водах Святого озера, нас это несколько взбодрило и к следующему пункту на маршруте поселку Заречный пришли довольно быстро. Поселок когда-то принадлежал Воронцовым-Дашковым. Здесь у них была водяная мельница и лесопилка. Сам поселок расположился вокруг большого пруда, на южном берегу которого находится источник, где жители набирают воду. Над источником сооружена беседка, в которой можно посидеть и отдохнуть. Местные жители почему-то приняли нас за потомков бывших хозяев села и решили, что мы приехали, чтобы осмотреть свои владения. Разубеждать селян мы не стали, Григорий, показывая на Антона, говорил, что он и есть внук графа. Заречане также оказались не без юмора: уже покидая поселок, мы спросили у какого-то мужика какой дорогой нам лучше пойти и тот, подозрительно ухмыляясь, указал нам ее. Следуя этим путем мы часа два проплутали по лесу и вернулись снова в Заречный, где нам и пришлось ночевать.
Весь следующий день шли. Даже зной не останавливал. Дорога в лесу то была широкой и прямой, то превращалась в узкую тропу, петляющую между деревьев. Наконец, к исходу дня, вышли к селу с удивительным названием – Благодатка. По преданию, первые крестьяне, которые были определены сюда хозяином на жительство, оказавшись на новом месте, и увидев эти необычайно красивые лесные просторы, только и могли воскликнуть: «Благодать!» Так и назвали новое поселение – Благодать, это оно потом, в советское время, стало Благодаткой. Кажется, здесь ничего не изменилось со времени первых поселенцев. Такие же дома с соломенными крышами, колодцы с «журавлями» для подъема воды, бескрайние леса и тишина, нарушаемая только птичьим щебетом и мычанием коров. О церкви, некогда стоявшей на центральной площади села, ныне напоминали лишь тополя, когда-то росшие вокруг храма, а теперь стоящие полукругом над пустым местом.
Жители встретили нас довольно приветливо. Мы для них были в диковинку. Пройдя через все село и получая от добрых крестьян то ломоть домашнего хлеба, то лукошко огурцов, то банку варенья, мы, уже в полной темноте, ставили палатки на опушке леса вблизи грунтовой дороги ведущей в село Альдия. После ужина еще долго не ложились спать, сидели у костра и говорили, говорили….
На следующий день встали поздно и первым делом озаботились приготовлением пищи. В этот момент наш лагерь посетили гости. Пришла старушка, одетая в черное платье в черном же платке, сопровождали ее два здоровенных пожилых мужика. Старушку, как выяснилось, звали теткой Аксиньей, и требовала она, чтобы мы не разжигали костра в лесу, так как селяне боятся пожара. Она рассказала нам о последнем пожаре, который был у них в 1972 году, тогда горел лес, пламя так близко подступило к селу, что пришлось всех людей вывезти в другое место. От нее же мы узнали, что когда-то вокруг Благодатки не было таких массивов леса, а почти сплошные поля. Деревья стали активно сажать в 60-х гг. XX в., и теперь лес надвигается на село, со всех сторон, отвоевывая у крестьян лучшие луга и участки земли. Мы успокоили старушку и все время молчащих мрачных мужиков, что огонь разжигать будем только на дороге, соблюдая все правила пожарной безопасности. Тетя Аксинья узнав о нашем интересе к истории села и церкви, заявила, что обо всем этом лучше может рассказать Анна Степановна Анохина, живущая в доме напротив того места, где была церковь. В полдень отправились к Анне Степановне. Ее маленький, в четыре окна дом, действительно находился почти рядом с бывшей церковью. Мы постучали в окошко, и на наш стук вышла старушка, еще довольно крепкая на вид. Она вытирала руки о передник и приветливо улыбалась нам. Мы присели на лавочку, стоявшую рядом с крыльцом и началась наша беседа:
- Баб Аня, а вы помните, когда и кто построил вашу церковь и как она называлась?
- Называлась Покровской и в Альдии такая же была и в Шарике.  А строили ее году в 1910-м. Долго строили, аж до 1919 –го. До этого церкви не было, ходили в Песчанку. А после к нам стали ходить из Михайловки, Богородицкой и Ивановки. В субботу приедут, остаются на ночь, а в воскресенье, после службы назад возвращаются. Закрыли церковь до войны, году в 1936–м. Сперва было зернохранилище, потом, после войны, клуб, ну а потом стали разбирать: колокола еще в войну сняли, купола на школу разобрали, остальное, что получше, сами растащили.
- А что с иконами стало, с утварью?
- Те иконы, что большие были, сожгли или кто себе в свинарник заместо полов взял, они ж толстые. Были еще такие из жести, много. Из них у нас тут один кружки делал.
- Батюшку помните?
- Да он у нас один был, отцом Степаном звали.  Как церковь закрыли, его раскулачили и куда-то выслали. Здесь его сын жил, Анатолий.
Она умолкла. Видно невеселые воспоминания ее расстроили. Оживилась только тогда, когда мы стали расспрашивать о ее отце. Выяснилось, что он погиб еще в Первую мировую. Анна Степановна показала нам его фотографию бережно завернутую в целлофан. И опять разговор зашел о сегодняшнем дне. Баб Аня говорила, что раньше поля распахивали, засевали, а теперь все в запустении и заросло лесом. Школу в селе закрыли, медпункта нет, почты тоже. Был некогда в Раевке промкомбинат, но и он давно не работает.
Подошла тетя Аксинья. Она принесла несколько жестяных икон и сказала, что их спасли, когда храм разрушали. Мы усадили старушек на лавочку и сфотографировали. Затем, попрощавшись с ними, пошли к себе в лагерь. Остаток дня провели на кладбище, где осматривали могилки местных «черничек». Так называли в селе тех, кто в отсутствии церквей и пастырей совершал требы и в некотором роде руководил духовной жизнью крестьян. Четыре аккуратненькие могилки располагались в одной ограде. Они были ухожены и убраны цветами. Большие дубовые кресты возвышались над ними, и только на одном была фотография миловидной женщины в беленьком платочке, на табличке под фотографией значилось «Параскева Люлина» и год смерти «1975». Из рассказов благодатцев, раевцев и песчанцев мы уже знали, что она долгое время была среди черничек как бы за главную. Ее очень любили и уважали, говорили, что никогда не видели ее сердитой или раздраженной, хотя жизнь ее нельзя назвать легкой: более двадцати лет она терпеливо ухаживала за своей парализованной теткой, да еще успевала помогать многим другим людям.
Вечером собирали грибы и ягоды, а ночью любовались огромной луной медленно плывшей над полями и лесом, и освящающей серебристым светом соломенные крыши благодатских домов.