Путь

Я проснулся с восходом солнца. Потом, открыв глаза, долго смотрел в окно. За лесом грациозно разгорался рассвет, небо становилось ярче, и оттуда где минуту назад ничего не было, исходило все больше света. Диск солнца цвета жизни показался над верхушками чернеющих контуров деревьев.
Тогда я встал. Разогрев воду, заварил чаю, а потом, сидя на пороге дома в тишине юного дня, наблюдал как все вокруг вот-вот выйдет из тени и только ждет первых оживляющих лучей, пил горячий чай и думал; о своем – и обо всем.
Мне чего-то не хватало. Чего-то не сразу заметного, даже не видимого, но очень важного. Без этого я не чувствовал свою цельность, часть меня была еще где-то, звала к себе, и я больше всего на свете хотел найти ее и ощутить, что меня есть все, что должно быть у человека. Оно тянуло и вело куда-то, туда, где я не был, где ничего не знал, но понимал, что надо пойти туда, и что сидя на месте, останусь тем, кто я есть сейчас – со своими мыслями и своим будущим. Покажется даже – буду призрачно счастлив, но когда останусь один, пойму, что я не тот, кем хотел быть, не то, чем желал себя видеть, оттого, что не пошел тем путем, куда звала душа, чтобы обрести всего себя.
Как хорошо, сказал я себе, что понимаю это сейчас, когда и время будто есть, и силы остались. Но нельзя было и спешить. Я взбодрился холодной водой и вернулся в дом, решая, что же взять с собой.
Потеплело. Роса почти высохла, когда я вышел из дома, сменив обувь и взяв на первое время воды. Я не взял с собой ни вещей, ни оружия – знал, что должен вернуться и не собирался ни с кем воевать. Смысл был правдив и прост. Я хотел мира и знаний. И лишнее мне было ни к чему.
Уходя, я дал себе слово, что надо обязательно вернуться к вечеру, до того как солнце скроется за краем земли и вокруг снова станет темно.
Когда ворота старого дома остались позади, вдруг стало не по себе – первый раз в жизни я уходил из дома. С каждым шагом становилось все страшнее, и я сомневался, нужно ли мне идти, и не лучше ли все оставить как есть. Не так уж все плохо и было, сказать по правде, даже хорошо – тихо, мирно. Не остаться ли тем, кем я был, ведь таким я родился, и не мог вот так сразу сказать, зачем мне куда-то идти и почему надо изменяться для чего-то нового.
Я даже чуть было не повернул обратно, стоя в поле на пригорке, перед тем как свернуть и потерять свой дом из виду. Что-то тянуло, что-то звало, и хотя вернуться было так легко и – знал – будет мне дома снова хорошо и тепло, видел, что тогда ничего не изменится, и я со временем почувствую, как дом мой перестанет быть мне домом, на моих глазах дом будет стареть, трещать и осыпаться, пока я тихо не уйду отсюда, став здесь чужим. Представив все это, я решительно и смело пошел, хоть мой страх еще и оставался со мной.
Сначала было весело: светило солнце, пели птицы, дорога была прямая и даже чуть под гору, и будто сама толкала меня вперед, и я удивлялся тому, как все хорошо получалось, думал, путь мой будет полон радости и что ничего страшного в этом нет, что так теперь и будет, и ждал впереди ровную дорогу, прямую как стрела.
Так думал я пока не заметил, что солнце над головой светит не так уж ярко, да и дорога идет все чаще в гору. Впереди показалась полоска густой зелени, и скоро я оказался на опушке леса, в тени деревьев, и смотрел на уходящую в темноту дорогу. Я подумал, что это как-то не правильно, не так как-то я представлял себе линию судьбы нового дня, и тут понял, что правлю моей судьбой не сам, и что здесь я по-настоящему один, и что вижу свою ошибку. В совершенной растерянности я стоял перед стеной неизвестного леса и не знал, как мне быть дальше. Снова сомневался и чем больше страх разрастался во мне, думал: а не остаться ли хотя бы здесь, здесь еще светло и вокруг хоть что-то видно?
Тогда пришло согласие; где я есть – там я и есть, и не важно, сам ли я пришел сюда или меня привела судьба, но что я есть, то есть, обратно не повернуть, и надо идти. Дорога у меня теперь одна – вперед, и куда бы я не шел – все не зря, все моё. Все всегда не просто так и возможно нежданное окажется, что мне нужно или я когда-нибудь пойму что искал, а просто не знал сначала, не было у меня знания видеть.
В лесу было тише, и птицы пели другие и где-то далеко. Лишь на опушке с соседнего с дорогой дерева сорвалась сорока и диким криком оповестила лес о моем приходе. Хотя лес, казалось, об этом уже знал. Здесь было страшно, но с первых же шагов стало очень интересно и загадочно. Старая дорога часто петляла среди массивов леса, все куда-то сворачивала, и часто, шагов через десять, я уже не видел места, где был только что.
Лес, обступив, проглотил меня, все вокруг наполнилось влажным древесным духом. Скоро я свыкся с темнотой и тишиной, с внезапностью поворотов, резкими короткими звуками леса и манящей неожиданностью дороги. Даже больше: я ловил себя на мысли, что начинаю понимать эту темноту и тишину, ощущать застывшее время, ход дороги, и весь лес в целом. Казалось, я могу объяснить себе, зачем это все здесь и что я здесь.
На пути встречалось много удивительного, и я никогда не угадывал – чего, но чем больше узнавал, тем больше видел пользы в каждом встречном дереве или кусте, бугре или овраге, в порыве ветра или редком луче солнца, вдруг пробившемся через потолок фигурной листвы и осветившим дорогу впереди. Я увидел, что все не зря, все это здесь было очень давно, все имело скрытую силу и истинные знания, и учило меня. Во мне только должно было гореть желание дышать жизнью.
Проложенная кем-то давно пустая дорога в лесу, сворачивая и петляя, стала все больше зарастать. Пробитые стопами и колесами колеи исчезали, и скоро трава все окончательно скрыла. Дорога исчезала в траве, растворяясь в зарослях, и больше не подталкивала и не направляла, я ориентировался по одной прорубленной просеке, и не в силах вернуться, все шел, пока было куда идти.
Когда впереди показался просвет, я вышел на большую лесную поляну, поросшую колючей малиной. Дальше поляны просеки в лес не было, как не было видно и ничьих следов. Надо было либо оставаться здесь на поляне, где было и солнце, и тепло, или идти дальше в лес, где я ничего не знал, в еще большую темноту и неизвестность, туда, куда меня что-то тянуло.
На поляне было хорошо, и я присел отдохнуть. Хотелось пить, а вода, что я взял с собой, заканчивалась. Я набрал горсть сладкой малины в рот и, разжевывая ягоды, зажмурился от удовольствия. Среди бушующих раскидистых кустов стоял большой, старый пень, и стало ясно, что эта светлая и полная сладкой малины поляна, есть большая старая вырубка. Годами люди на тракторах и машинах, визжа пилами, валили здесь лес, обрывая рост вековых громадин, и легко срезали лишний тонкий молодняк. Потом люди ушли и остались только диски старых пней от тех деревьев. Молодой лес на этом лесном кладбище разрастался неохотно.
Я прилег отдохнуть и немного разомлел на солнце, устроившись на мягком и сухом мху. Когда очнулся, сказал себе, что вот уже сколько времени прошло, солнце в зените, и скоро начнет склоняться к западу, а я еще не только ничего не нашел, но даже не догадываюсь что же такого, самого на всем белом свете нужного, мне найти надо.
Тогда я встал, огляделся, и снова вошел в тень леса.
Стало еще тяжелее: никакой дороги не было и в помине, все поросло самыми густыми, какие я только видел, зарослями, через которые надо было пробираться, обдирая руки и царапая лицо. Стояла жара и духота летнего полдня, с меня ручьями катил пот, и страшно хотелось пить. Со всех сторон приставали голодные комары-кровососы, а чуть не на каждой ветке висящая паутина лезла в лицо, отвратительно прилипая к коже. Так я продирался, пока кущи резко не исчезли, я вдруг почувствовал, как куда-то проваливаюсь, и кубарем покатился вниз с крутого склона по крапиве и кустам.
Очнулся на дне глубокого оврага, в хлюпающей грязи, вдыхая запах плесени и сырости болота, проклиная тот миг, когда решил вообще куда-то идти. Кругом было мерзко, всюду кишели одни гады. Стало страшно. Страшно и стыдно за ту наивную радость, когда увидел в стене кущей просвет и ни о чем не думая, рванулся вперед.
Интересно, подумал я, как ты, ко всему, казалось, готовый поведешь себя здесь? Как справишься, что победишь в себе или перед чем-то сдашься? Что придумаешь или чему ужаснешься? Выберешься ли?
Я ощупал лицо и увидел на ладони вязкую смесь черного и красного – грязи и крови. Повернулся, оперся рукой на землю и привстал на колени. Перевел дух. Огляделся, насколько хватало глаз. Было очень тихо, и ни единый кустик не шелохнулся. Тогда я вздохнул, вздрогнул и встал на ноги. 
Почувствовал себя слабым, грязным, но живым и свободным. И тут увидел перед собой струившийся узкой лентой ручеек, растекавшийся под ногами в лужу грязи. Чуть пройдя, увидел бьющий из-под земли родник, нагнулся, и стал долго и жадно пить. Полегчало. Ноги крепче стояли не земле, и я пошел вперед быстрее и увереннее.
Идя по ручью, вышел к небольшому лесному озеру. Вода в нем от застоя испортилась, покрылась ряской, и не то что пить, но даже мыть руки в ней было противно.
Озеро находилось на дне огромной чаши. От всех ее берегов вверх шли крутые склоны оврага, и надо было обязательно карабкаться наверх. И не обойти, и назад никак – еще там, в овраге поклялся не возвращаться, пока не поднимусь – и думать, думать нужно, на какую кручу карабкаться. Нельзя ошибиться тут, упадешь, так второй раз можно и не подняться.
Подкупила пологость справа: не так круто, и хоть и трава, не ветки, но света как будто больше. И я полез. Все силы собрал и полез, только не остаться, только не в болоте, не вместе с гадами ползучими. Вон сколько их тут: и не все, вроде, мерзкие, а глаза – скользкие, холодные. Этим гадам болото их кажется центром мира, прекраснейшим местом на Земле; им и света не надо – хладнокровным; они на солнце ссыхаются, задыхаются, свет их слепит. Но я-то болото от чистого поля и свежего ветра, слава богу, отличаю. А потому – лезу, карабкаюсь, руками землю загребаю...
Но не угадал. Не земля подвела – за стебелек маленький, полусухой схватился, на неживом – омертвевшем – удержаться хотел. И слету – снова вниз, в болото, в грязь, к гадам.
Как очнулся и не помню, дыхание на вздохе прервалось, тут уж не сила, сама жизнь на дыбы встала и рывком вытащила из воды, на берег и руки и ноги шевелиться заставила.
Полежал, пришел в себя, снова встал. Как головой не на камень, как не захлебнулся, как на ноги встать смог? Но встал, вдоль по берегу прошелся, гадов, шипящих и трещащих, послушал, и даже смешно стало; нервический такой смешок.
К другому склону подошел, вверх посмотрел – и высоко, и круто, но и деревца, и веточки, и корни торчат из-под земли – как-никак верные помощники мои. Но не сразу полез, присмотрелся, как лучше ногу куда поставить, за какой корень рукой зацепиться, за какую ветку схватиться, как ползти лучше – не по прямой оказалось, а извилисто надо.
Не было бы внизу болота, полез не глядя, а тут кто знает, сколько у меня времени осталось? Идти надо. Хорошо это слишком – сидеть; заснешь среди мерзости, в болоте, можно и не проснуться.
Одну руку сюда, ногу вот здесь, шаг за шагом, метр за метром, в землю вжимаясь, света не видя. Тяжело, господи, как же тяжело! Кто бы мог подумать? Я себе и представить не мог, как страшно и тяжело может быть. Кажется, никогда это не кончится, и ты вот сейчас не выдержишь. Особенно один.
Снизу смотрел – высоко было, когда лез впереди ничего не видно, да и сил не было смотреть, а только думал, как еще шаг сделать, продвинуться как. И не заметил, как подъем кончился, и я вдруг на верху, на ровном светлом месте сижу, руки и лицо о траву вытираю, и – дышу, дышу, дышу чистым, свежим, ароматами цветов и лесных смол. Как же хорошо! Руки не двигаются, ноги от усталости не ходят, но как же хорошо после подъема, после грязи всей этой, подняться и вздохнуть, лечь на землю и смотреть на небо.
Где нахожусь, не представляю, куда идти, не знаю, устал так, так вымотался, такого насмотрелся, что одного теперь хочу – домой.
И уже не до чего дела не было, не до того, что было, и не до того, что так искал, а только жутко, до дрожи, домой хотелось, в родиной пахнущие места. К земле, от которой тепло, к ветру, что так свеж, к зеленой траве, к чистой воде, к жаркому огню, к уюту дома, где я был самим собой, где ничего не надо было, и где видел себя свободным и счастливым.
- Господи, вот оно, вот! - сказал себе. – Что же это я раньше до этой простоты не додумался? Все время о чем-то себе думал, все какие-то вопросы и проблемы решал, все кого-то слушал и с кем-то спорил, а самого главного и такого ясного не понимал!
Что же теперь? Идти не куда, вокруг все – одно, и сторон света не вижу я здесь. Только не вниз и не наверх мне, не сидеть и не кружить, прямо идти надо, только прямо, и ни за что не сворачивать, четкое направление держать. И дорогу искать надо, если сам не знаешь куда идти. В лесу любая дорога куда-нибудь выведет.
Вслух себе повторил, умом в себе утвердил, и пошел. Снова кущи густые, сушняк, бурелом, но проходить теперь их легче, я уже знал, как здесь надо идти, как с крапивой обходиться, как за колючки не цепляться. Комары кусали, мошка в глаза лезла, и паутина липла, но насколько теперь это было легче, что внимания не обращал. Шел все быстрее, хоть дороги и не было, направление находил по стволам деревьев, а главное, чутьем. Не было его никогда у меня, а тут – откуда ни возьмись. Овраги переходил по стволам упавших деревьев, по лесу шел как можно тише. Прямо, не сворачивая, по заданному направлению.
А как сомневался! Сколько гадал: не ошибаюсь ли? Как свернуть хотелось туда, где лес реже, где просветов казалось больше. Но не скоро еще конец леса, не конец еще моему пути. Дорогу найти ты еще должен. Не видел я ее и не знал, есть ли она и где, но верил, что должна быть, не может ее не быть, не для того я столько открыл, чтобы теперь заблукать здесь. Не справедливо это, не по той, высшей, справедливости… Польза должна быть, если будешь жив.
И вышел. Не увидел даже, а просто света вдруг стало больше и под ногами земля тверже. Хорошая дорога – проезжено, протоптано. И полегчало – понял, что не зря все, все для дела.
Никого слушать не буду, - решил себе строго. Доводились, добегались, допрыгались… ни на какой луч света или тень впереди не куплюсь! Нагляделся, набродился! Себя слушать! Свой голос, голос божий внутри. Тут никому доверия нет, столько фальши!
Учили, говорили, даже читал я об этом. И ощутил, и внял, но пока сам носом не ткнулся, в кровь пока не разбился, не ошибся, не упал, пока не увидел где свет, а где тьма, где дьявол скалится, а где ангел летает, где ложь, а где правда, истина где моя – ничего не понял.
Шел к счастью. Без вмешательства, без отклонения, без предпочтений, без привычек и подчинения. Был собой, и в этом вся моя правда. А еще правда была в свежем ветре, в синем небе и теплом солнце; в простоте и смысле.
Скоро я вышел из леса. Впереди до горизонта стелилось чистое поле, и задохнувшись от этой чистоты пространства, я побежал по высокой ржи. Невдалеке, на самом пригорке, рукой подать, увидел свой дом. За ним, выводя контуры крыши и стен, садилось солнце.
Немного пройдя, я оглянулся на лес. Верхушки крон краснели на закате. В глубину леса уходил неизвестная темнота. Я сказал ему «спасибо!». За все: за грязь и рвань, за падения и подъемы, за острые камни, за втягивающее болото, за темноту и за тишину, за редкий, но сладостный луч солнца сквозь ветви, за родник воды средь непролазных кущей. За все – спасибо тебе. Тихое, ясностью отвечающее спасибо.
Никогда не чувствовал себя лучше. Сколько же надо пройти, чтобы научиться дышать? Чтобы почувствовать вкус ветра на губах? И не важно, сколько шагов до дома, что передо мной – я уже видел, как подхожу к стареньким воротам, как рукой земли касаюсь и чувствую ее тепло.
 Я дома. Наступил вечер и я вернулся. Чувствую дыхание знакомого ветра, кожу ласкает приветливый луч солнца на закате. Много в этом дне было – как кусок жизни. Никогда столько не ходил. Сколько чего видел – не пересказать, сколько открыл – словами не передать. Я был наполнен жизнью, и слышал как бьется сердце.
В доме кто-то был. Я никого не встретил, но ощущал его присутствие во всем окружающем. Этот мой друг – в нем я не сомневался – еще не пришел, он был еще в пути, но уже чувствовался здесь, все для него было готово, и я ждал его появления в своей жизни. Слишком долгим было одиночество. Я воссоздал и восполнил себя, был свободен, но по-прежнему одинок, и не кому было сказать всё, о чем я думаю. Я помнил о нем, он был мне нужен, я представлял его себе и ощущал его рядом.
Я сел за стол, достал бумагу, взял ручку и подумал о том, что когда этот друг появится рядом, мне будет что сказать ему. 

апрель 2007. Узловая         
август 2011. М.