Загоризонтье. Глава 3

Наш мир так лоскутен, что каждый лоскуток мы воспринимаем, как целый мир. Мы не видим дальше пределов нашего лоскутка, но мним, что познаём целое. И, вот, изучаем каждую тропку, каждый закуток нашего царства, и глаза наши прикованы к земле, ибо её мы вычисляем, меряем и делим, ибо с ней связаны наши планы, на ней мы строим свои дома, заводим семью, рождаемся, растём и умираем. Мы умираем и с нами умирает царство, в котором мы жили, так как оно уже не будет таким же, каким было при нас. Это будет уже что-то другое, даже язык изменится, ибо и звёзды не стоят на месте, и на горизонте, в точке восхода солнца, поднимутся иные созвездия, которые ознаменуют собой новые эпохи. Наш мир лоскутен, и если созвездие Водолея поднимается над горизонтом в точке восхода солнца, то и всё наше внимание будет приковано к этому событию. Мы думаем о нём, приписывая ему всевозможные чудеса, опираясь на достоверные источники из древних, покрытых пылью фолиантов. Домыслы наши доформируют образы эпохи, и эпоха станет отражением наших домыслов, ибо всё, о чём бы мы не подумали, записывается в Книгу Судеб. Обозревая мир, как лоскутный, мы ограничиваем своё виденье событий, и видим в конце каждой эпохи катастрофы, которым приписываем глобальность, тогда, как они лишь незаметные вспышки в едином пространстве и времени. Нам кажется, что катастрофы неминуемы именно в конце эпохи потому, что можем увидеть только то, что принадлежит нашему лоскуту, в котором мы живём и который мы в силах подвергнуть нашему суду. Но, мы никак не можем прорваться сквозь завесь более отдалённых эпох, чтобы увидеть, что мир это целое, и он не может быть подвергнут суду тех, кто научился видеть лишь лоскут его. Сами себе придумываем наказание, но переносим его на головы наших потомков, так как всё, что мы совершаем здесь и сейчас, будет совершено там и потом в других масштабах, с иными последствиями. И, вот, вижу я, как поднимались раньше иные созвездия над горизонтом, в точке восхода солнца, и каждые 2160 лет происходила такая смена. И Великий Сфинкс, львиной мордой обращённый к востоку, смотрел на своего брата-близнеца в ночном небе, как его зеркальное отражение. И, вот, вижу пророков, которые пророчествуя, судили свою эпоху, но суд их пал на головы далёких потомков, ибо всё записанное в Книгу Судеб является причиной Будущего, а следствие судом Настоящего. Человек не научился ещё тому, чтобы не выделять свой мир из целого, точно также, как не научился он и оставаться наедине с самим собой. Один, но не одинок - это мудрость твоего состояния. Но, как же ты ещё далёк от этой мудрости, если мир твой лоскутен, а ты бежишь от себя самого, прячась в толпу. Ты не видишь своего тела целиком, но только части его. Станешь ли ты судить о себе по рукам и ногам своим, которые ты в состоянии рассмотреть? Они, лишь, часть тебя, но не ты. Ищешь толпу, потому что наедине с самим собой испытываешь тоску, а тоска это всегда страх перед одиночеством. А, страх перед одиночеством это твой глубинный ужас перед тем переходом, который ты когда-то должен будешь совершить один, без толпы. Но, убегая в толпу, что узнаешь ты о своих собственных возможностях? Толпа никогда не поможет тебе, она может лишь помочь потерять себя. Один, но не одинок. Лоскут на одеяле, не одеяло, если он осознаёт себя лоскутом. Мир есть целое, а ты есть одно с ним, но не часть его. Но тебе удобно проводить границы между эпохами, ибо, что за горизонтом, тебе не видно. А, то, что не видно, то пугает тебя. Но, вот, ты пошёл к этому горизонту, а он отодвинулся, и ты уже осваиваешь новую территорию, вновь деля её и устанавливая видимые, для удобства, границы. Ты опять не увидел целого, тебе опять нужно всё сделать ограниченным, ибо знаешь, что умом нельзя объять необъятное. Ты ничему так и не научился, а ум твой уже перегружен. Ты не смог отказаться от расчётов и освободить себя для проникновения сквозь границы невидимого, чтобы стать единым целым с миром. А, потому, ты снова вернёшься когда-то, чтобы продолжить свой путь к горизонту. И так будет до тех пор, пока не научишься видеть за горизонтом и не перестанешь ставить границы увиденному...
   Был я на верхушке скалы высоко в горах, видел горизонт далеко на западе, а у подножия той горы стоял город. И, когда я перевёл свой взгляд с горизонта на город, то увидел, что за горизонтом. Ибо, находясь среди стен старого города, я не подозревал, что он единое с горами, среди которых расцвёл. Но, теперь, я видел, что город со всеми его жителями стал единым с миром. Но жители его этого узнать не могли, так как стены города были непроницаемы, чтобы увидеть горизонт. Смешным показалась мне суета города, он был всего лишь малой точкой в бесконечности. И увидел я, как поднимались отважные альпинисты всё выше и выше, упрямо следуя к своей вершине, ибо они тоже открыли своё загоризонтье. Они поднимались, чтобы увидеть мир, частью которого перестали быть, слившись с ним...