День темнее ночи, часть VI

Данило был хмур и всем на свете недоволен:
- Куда схватились? Овсов дождаться - и с лабаза* его брать… Недели три осталось. Нет же ж, загорелось. Всё, ату его! Бежим! Куда бежим?
- Да ладно, дядь-Данил, - примиряющее заговорил Алексей. – Ведь мужика-то заломал? Ну, и чего ждать? Пока девки за грибами пойдут?
- Девки! Одни девки на уме! Еще одну с собою прихватили! Нешто нужно на охоте? Тьфу! – ворчал себе под нос старик, входя в холодную воду и забавно поджимая ноги.

К полудню подъехали к развилке, распрощались с Еленой и свернули на лесной проселок. Алексей подсел на телегу. Дорога была тряская, говорить не хотелось. Раз телега колесом застряла в выбоинах, три раза – экипаж Ильина. Останавливались, надсаживаясь, вынимали. Уже устали лошади, и люди, и собаки, когда лес расступился, и  за небольшим полем показалось лесное Завьялово: полста домов и старая, с тесовой крышей, церковь.
- Мать, мать… приехали! Утку режь, давай, - кричал жене завьяловский староста Захар, завидев показавшийся на дороге поезд**.
Перед воротами все спешились. Северьян, растирая затекшие ноги, обернулся к Даниле:
- Ну, дядька, ты все печёнки нам отбил своею таратайкой. А, Алёш?
Алексей в ответ неловко улыбнулся.

Сытый ушел устраивать собак на ночлег. Хозяин с сыном выпрягали лошадей. Белобрысая ладная девка принесла два ведра воды – пить и умываться. Через четверть часа все сидели в горнице, и долговязый мужичок Зосима певуче, словно древнюю былину, рассказывал историю отношений завьяловцев с медведем:
- Повадился, поганый, скот таш-шить! У вдовы Морозихи двух гусей задрал. Андреевым сарай взломал, козу унес. Приваду*** два раза ставили – не вышло. Один раз лисы подкопали. Другой – медведица с детями раскатала. Не стали брать её – пускай!.. И ночью раз, ужо под утро, парнишка мой ужо пришел с гулянья, чу – в окошко стук. Я: «кто?» Сосед Никита: «Я, сусед! Бери ружжо, мохнач*** телка унес! Бежи, исчо догоним!» Я сына растолкал, штоб мужиков собрал-от. Сам взял берданку, да топор за пояс, и – за ним. На открытом месте-от светало, а в лесу-то – темь. Доносит: впереди Вьюнок, кобель Никиткин, лает. Мохнач – молчок. Потом – жах! - выстрел. Мишка раз взрыкнул, и – крик нечеловечий. У меня аж всё скрутило внутре. Бегу. Смотрю, возня: Никита мой лежит, и мохнач над ним. Больше-енный, рыжий! Я стрельнул, да только нарочно высоко. Боялся по Никите попасть. Тут мужики со сворою ... Он бросил и Никиту и телка, насквозь лес прошел, на луг. Но нА-выстрел так скрасть*** и не смогли. Свернул в овраг… Ну, и ушел болонью****. А Никита жив еще был. Шепчет мне «телка-то заберите». Ну, мы этого телка потом за помин его души и съели… Царство Божие, Никите-то…

Тверитинов помрачнел и закрестился. Михаил, невольно подстраиваясь под напевную речь, спросил рассказчика:
- Ну, а со мной кричанами*** пойдете? Сколь мужиков-от соберешь?
- Да, барин!.. – закивал Зосима.
- Михаил Аркадьич, - подсказал Михаил.
– Да, Михаил Аркадьич! Низкий наш поклон! Потому, как жисти-от не стало. Бабы в лес нейдут. Ребяток – не пускаем. А ведь - нужда: дрова - нужны, грибы – нужны. Ну и зайца пострелять. Как без того-то?.. Оно, может мы б и сами его взяли... Да только свора наша слабовата - пустобрёхи одни. А с вами – это низкий наш поклон! Придет до двух десятков мужиков. Два бердана расточенных, две мосинки***. У остальных – мелкашки, те – не в счет, только в кричане. Рогатчиков есть трое. Все пойдут!

Назначили на завтра. Приходило еще мужика четыре, уточняли детали. Потом хозяйка выставила ужин: картошку-развариху, квас и жареную почти без соли утку. После вчерашнего Кло де Вужо***** и осетра в шампанском, Алексей ничего почти не ел, отщипывал от каравая крошки и запивал их горьким квасом. И чувствовал мучительную неловкость: оттого, что нельзя вытянуть ноги под столом, не толкнув чужих колен, и оттого, что с печки слышалось кряхтение старика, укрывшегося, чтобы не оскорблять глаза гостей своею немощью. Алексей не считал, что он в чем-то лучше этих людей. Но он не понимал их, часто не разбирал их языка, за всех стыдился этой скученности, где всё дышало луком, пОтом и масляной копотью лампад. И тем с большим восхищением он смотрел на старшего брата. Михаил, который на рождественском приеме в Кремле так непринужденно кружил в вальсе Великую Княжну, а в марте, как знал Алексей, подписал 12 человек в каторгу за крушение поезда, здесь, в закопченной низкой комнатке, забитой народом, подхватывал оловянной ложкой темные, почти черные куски жареной птицы и пил квас из кринки. Не чувствуя себя чужим, появившись два часа назад в жизни этих людей, он уже легко обращался к каждому по имени, взял на себя власть и объяснял, кто и что будет завтра делать на охоте. И все беспрекословно подчинялись и не сомневались в его праве всем вокруг командовать.

Укрытое со всех сторон лесами, Завьялово вечером погружалось в сумерки. Сидя на Даниловой телеге, Алексей смотрел на сливочные звезды и вспоминал вчерашний вечер... Но тут на крыльцо вышел сын хозяина с беременной молодой женщиной.
- Павлуш, ну поздно ж. Все собак спустили…- тихо, неуверенно говорила она.
- Сказал, к матери иди! – грубо ответил он.
- Да спят они ужо…
- Иди, сказал! Прибью! – цыкнул на нее муж, и она, поникнув головой, скользнула через двор, чуть стукнув за собой калиткой.
Алексей расстроился этою минутной сценой. Думать о Наташе расхотелось. И он пошел на отведенную ему лежанку из тулупов на душистом свежем сене.

Выспаться не вышло. Под утро Алексей продрог, от тулупа разило овчиной, и как не кутался он в шинель и как не зарывался в сено, заснуть не смог, спустился с сеновала. Хозяйка уже возилась во дворе.
- Зазябли, барин? – ласково окликнула она долговязую нахохлившуюся фигуру. – Ступайте в дом, сейчас доспеет самовар.
Алексей пошел в дом. В сенях Северьян, пристроив на короба свечу, двумя руками - за рукоять и острие - держал охотничий свой нож и, что-то шепча и без отрыва глядя на огонь, то вносил лезвие в язычок свечи, то прижимал к губам. Алексей молча осторожно прошел мимо товарища. В горнице свистел самовар, и давешний старик сидел за столом с чашкой горячего чая. Увидев гостя, он засуетился встать, но Алексей сказал, в тон ласковому оклику хозяйки:
- Сидите, дедушка. Сидите, ничего!
Старик благодарно закивал, спешно собирая в рот мелко расколотый щипцами кусочек сахара. Вошел Северьян. Хозяйка подала чаю.
- Что, Алеш, работу-то в Москве можно найтить? – спросил Северьян, громко хрустя сахаром. - Мне очень, очень нужно!
- А кем работать-то хочешь? Охотники и рыбаки в Москве не нужны!
- Ну, может, на завод какой? Я – не гордый. Могу дрова рубить, мешки таскать, копать…
- А что в Москву? Вологда вот ближе…
- Нет, мне в Москву надо-ть! Там тепло! – и, снизив голос, наклонился к Алексею: - Я, брат, женюсь. На Покров свадьба будет. А к Рождеству, даст Бог, ужо родится маленький! Невеста моя – Катя. Может, знаешь, хуторская, старого Елима дочка…
Алексей покачал головой и улыбнулся:
- Поздравляю, Север! Молодцом! Ну, если "очень надо", я узнаю. А на свадьбу Надькину приеду – всё перескажу! Жить-то куда ее приведешь? В свою сторожку?
Ответить Северьян не успел, потому что в окно застучали, и сразу в дверь ввалился запыхавшийся взволнованный мужик:
- Михаил Аркадьич спят? Данило прислал будить его. Забава след взяла! Мохнач – тот самый, рыжий. В черничнике за нижней рощей.

В пять минут все поднялись. Седлали, проверяли ружья, молились на ходу. Хозяйка резала, спешила, свежий хлеб. Когда выезжали из ворот, прибежал еще один, босой, задыхающийся от бега парень, выпалил затверженную фразу:
- Данила передал: Ребровым ехать к оползню, а Ильину с Никитой – на Горелую сосну.
- Где оползень, покажешь? – спросил его Михаил.
Парень кивнул, и Михаил подал ему руку, помогая сесть сзади него на коня.
- Сосну эту вашу кто может показать?
- Братуха мой, Антон… Изба от церкви третья, беленая труба, - переводя дух, сказал парень.
- Найдете? – спросил Михаил Тверитинова.
Кит кивнул.
- Ну, с Богом! – и, разделившись у ворот, всадники взбили два пыльных облака на утренней деревенской улице. 

* Лабаз (лавас) - полати в лесу, кровать, полок или помост на деревьях, откуда бьют медведей (словарь В. И. Даля)
** Поезд - ряд повозок, следующих одна за другой (словарь Ожегова).
*** Привада – приманка на охоте. Привада на медведя – негодная (старая, больная) скотина или падаль, которую кладут недалеко от обнаруженных следов медведя. Вокруг приманки сооружают небольшой сруб, а неподалеку на дереве – лабаз для охотника.
- Мохнач – одно из названий медведя.
- Скрасть, скрадывать – приближаться к зверю.
- Кричане – загонщики на охоте.
- Рогатина – деревянное копье с металлическим острием (прямое или с «рогаткой») для охоты на медведя.
- Мосинка – винтовка Мосина.

**** Болонь - низкая, болотистая луговая равнина, заливаемая водой; пойменный луг;
***** Кло де Вужо – французское вино.