Берег

Берег нем словно рыба. Запах реки…
Растоптана ночь конями, зовущими в пыль глазами человечьими –
темными наречиями. Тростник пылал, край тумана плыл… тихое чувство
лежало глухо, вытер ноги о порог вечер – теплый дым, теплый…
Мы сидели тихо, глухо. Намело мысли на окна: жаловался свет серебристый ручьем, стоял у порога. Тревожное чутье, сушь волос и день весь в ответах. Косые мысли берез стояли тихо вдоль стен – слушали шорох, разворачиваемый как язык – принесенный, отданный жертвам (булькали пузыри в болоте). Крабы в травах шевелились, крались. Треснула ветка осторожно в часах настенных. Вышел, взяв отражение в зеркале (Кровавый король шел вдоль стен).
Отданный в лунное распоряжение: и зов птичий тонул камнем – тихо зовущим…

Сотканный из вечера исчезал в ночи, весь заляпанный сиренью как поцелуями. Радугу свело в судорогу. Темный воин стоял – погибло отражение в ручье. Вернувшийся положил ответ на стол, вышел из комнаты…

Смерть спала в доме – воцарялась, когда мы засыпали. Тягучие лучи как чулки, травы в кровати тесной – лунная казнь… Терпеливый страж лил воду в таз: мокрые ноги от крови – чернила еще не кончились. Травы зовут в глубину зари, ветер расцвел внутри – посмотри! Безумный голубь взорвался в небе! Ты был там, где кончилась песня волка…

топкий закат: тронул за рукав, обернулся – ветер…
                где-то я гуляю на свете

Безмятежность в развевающихся одеждах. Мутный мотив вытворил плоть из плохо слышных гармоний. Там где была кошка, открыла тень свой рот. Чувству друга была дорога рука. Подводной тишиной снесло ум на мель: выросла дочка, стала кустом жасмина. Стоял на коленях перед ней, просил милостыню: грех… Ты пой, пой руками надо мной, над моими мыслями… таяла ответом над ручьем, у корней…
А весь голос выгорел от слов моих! Город раздарил чайкам, сильным.

Был день, звался май – ни на что не откликнулся, ничего не забыл. Ты свей грозу из рук своих, положи мне на голову: убитая змея… плела тоска сердце зверя, ждала изгородь оклеванных птиц. Путь тянулся в поля, ждала солома журавля. Дом холоден как улей, черен. Зеркало отражало часы, которых не было в доме. Это шли за мной, сюда. Лежит у ног звезда: Ты мне помог
Пуст порог.
Ангел поранил плечо о камень: остался в доме печью белой…
Оторвался пастух от неба, сошел с ума или нашел любимую – словно пух, словно пух разносимую сквозь поля… Теплая память текла рекой, омывая голову. Голубь жал синеву, валялся ребенок в поле – настежь. Невидимой причиной оставлен – и рыл соловей зарю золотым наконечником (как могилу, себе могилу). Степные двери подставили щеку ветру: степные колосья касались ладоней, терлись нежно как жеребята. Чужой день подарил черное тепло (и пух теплый). Прилег на берег челнок пустой: черепа-чайки разбросаны последними объятиями. Сгорел костер, превратился в одежду латанную: пошел по земле – греть ноги, искать судьбу. Белый камень плыл по реке брошенной казнью. А я голову потерял, заглядевшись в небо, птички несли корм на губы: губы улыбались (улыбка в чернике брошенной горстью – лови!)
Сгорел яд полей, согрел душу. Вслушивался в утренний бубен соловья. Окропил камень росой. Шел по травам босой. Время текло по губам мертвой песней: кто слышал  – терял тень. Или память… Оборотень облачный. Береста лет текла мертвой рекой. Костистое тело: босой у ног океана…
Остановились пески, как мысли – век глядеть в даль без богов. Говор российских голубей: рядом яд как память.

Вытер мысли устало. Согрел чай, напоил душу без всяких хлопот (день берестой соловья присутствовал). Сел на стул неумело. Рядом горела свеча, в блюдце: воск капал, растекался палец в ладонь. Неизвестное небо стояло за окнами. Рассказал сказку беспокойству: зашевелился ветер в деревьях, снимая маску. Текла душа смолой или медом из уст: соловьиных?! Дышал ртом, словно горном зари исчезнувшей. Тропой сам себе снился, туманом или дымом сухим несло со стороны – странный был сон – как будто разыскиваешь бесконечность
рек долгожданных – скользких от неба

Наволокло сырость на головы.
Наверное, дождь будет шить одеяло
городу. Чепчик чайки залетел за крышу…
Натерло солнце пятно в голове: пора перевернуть сухую страницу
на спину: другая сторона дня

Не сберечь усталость бумаге.
Выдержал гром ответ неба
Вышел кот на площадку
и сделал сальто
Налипла майка на тело, цветы на балкон
как стихи.

Кислотность труб водосточных сочилась блеском, протирала глаза ароматам: город проштрафился, стал беловатой дымкой…
Семь колес наползли на тело. Грубые руки как объятия глины. Грубый голос. Христос ответил глиняной птичкой-свистулькой: Семь чудес спрятали гнезда.
Оклики колес чудесные, стоят мальчики небесные (держат птиц, свет светит). Одноколесное облако мое возвратилось из детства. Плеснула рыбка в банке, в руках. Сам Гость на Земле. Добился соловей сказки!
Будь моей прялкой, время!: тяжелой прялкой и легкими крыльями! Монотонный день вечен. Схвачена саранча за ухо. Восковые плечи твои печальны, царевна. Ты стала моложе – похожа на пепел кожа: единственный взмах ветра

Атласный день
Алтайский сон из слоновой кости. Вьетнам как салфетка. «Макао!» – кричат птицы, занимая небо. Стянуто поле, открыв дорогу. Мягкая лошадь гибла в своей форме – дошла только до этого смысла.

Случилось это на днях, на костях…
Река кладбищем молча текла. Слезы-березы... Вылил день за порог, с грязной водой. Несколько слов не отмытых лежат на столе (надо выйти пока не дорого). Зарой могилу, а то упадешь: (надо встать, выйти пока не поздно…) стоят вокруг, топчутся как мысли. (Стая зевак на деревьях). Мысли есть у полковников – о покойниках: еще несут службу. Убьют – выпьют за дружбу. Неси сани сюда скорей! Уже видишь во снах Царей?! Выльется тебе вино на колени. Возьми в провожатые тени…
Натекла черная тень под ноги. Черным мылом искупался грех единственный. Голос таинственный – черным жасмином цвели звезды.
Однажды коснулся края крыла – вышла она: стояла одна… для тебя одна принцесса (Твоя Богиня, Рабыня). Сдвинь льдину у ног, подтолкни в волну-седину: садись у ворот, раз пришел, парень…
Южная ночь как клубника: нежная тень реки… возьми венок за голову тихо: милый друг, плыви за месяцем-отражением – только вернись…
Южная беда навлекла глаза. Черные глаза черемухи ночной. Черный ветер обнимает за плечи на ночных тротуарах, сушит губы птичьи ночной жемчуг. Холодного ужа прикосновенье на постели. Жареный петух потух: клюнул словечко – выпало сердечко. Милый мой, прости – только вернись…
тяжела высь. Монотонно окно, с гвоздем в стекле – в сердце. Распахнулась дверца: печь пустая… ночь холостая. Вчерашний вечер под окном, чужой гость задержался почуяв высь. Глядел в пол стол. Милый, прочти эти мысли – только вернись…

Черный соловей – пепел с полей.
Черный ручей – голос ничей.
Вышла моя судьба налегке:
несли шаги к милому, вышли к реке.
Отведи меня к милому:
              мне прощенье – угощенье, только вер…