Мышьяк пепла обсыпал колени

…Мышьяк пепла обсыпал колени. Коридор сужался, и равнины вставали ночью без ума. Пастух звал петуха на казнь, виляло ветром безмолвие… глаз потух. Холодный пепел в ладони. Запах камыша коснулся губ сыроватым шепотом.
Очищенный мрак. Отрепья полнолуния в зеркале – в холщовой игре теней, на коже рук. Захолустная игра времени и света… жег сухую траву в поле, медленную печаль. Она не слышала ничего – было не разбудить ее: спавшую, познавшую…
Умер петух и проснулся новый рассвет! Орел грел поле взглядом: бархатным ремеслом убийцы

Монотонное жжение света… Американский ветер сжег ночь, и тихую паутину рассвета. Костюм палача трепал ветер – пылающий черный костер.
Околодомная возня. Буковая сырость. Нега текла сыроватой рекой в ночи… Безъязыкая ласточка ткала побег, протыкала тьму. Завещано будущее. Околдован костром и хищниками – нет выхода… гончарный круг под этим обожженным небом: последний

Величина присутствия
Черный страх в словах. Губы. Хамский ветер и стеганое одеяло
Отданный птицам и хрустальному молчанию! драгоценный край перекрестков – пустынные аллеи света… Чужим голосом отданное послание – дождь, прозвучавший трехкомнатным эхом… начало западни.
Немой кашель. Холодный портвейн. Хромой воробей на подоконнике подклевал звезду и замысел, сложившийся в благоухании окон.

Натянутая память как сеть, удерживающая самоубийцу. Нагота, облившая кожу перед вынутым лезвием: сторожевой, тайной ночью
Пылающая хризантема в углу. Пустая улыбка. Кость сновидения, обрастающая плотью. Не выпустим изо рта веревки, будем немы как рыбы.

Пересадка сердца кораблю.
Сухие сплетни полей куклам света, сторублевая нагота шоссе.
Журавль или ангел, пересекающий горячую синеву.

Творимый пауками парк пах луной
и сытым безумием питались зеркала, встречая ветер
и обрывки звезд