Новогодние приключения Жени Пенькова

– Людка, сволочь, открой! – орал пьяный Женя и бил руками и ногами в дверь. Но чаще все же ногами, так как руки уже устали. Был он здесь давно и уже успел опрокинуть в себя две шкалика коньяка. Чувство попранной несправедливости распирало его.

Сколько лет он кормил, помогал этой неблагодарной бабе. Пришел к ней почти трезвый, чтобы разделить вдвоем праздник, а она гадничает, дверь не открывает.

В очередной раз, разбежавшись, словно бык, Женя рванул на непреодолимое препятствие, стремясь к заветной цели. Под натиском плеча, жалобно заскрипели петли, но и только.
Тяжело дыша, невидящим взором он смотрел на дверь, которая вдруг отворилась. На пороге стояла женщина с уставшим лицом, она дала ему в руки пакет, который он машинально взял и сказала:
– В пакете все, чтобы ты хорошо встретил Новый Год. Сюда больше не приходи. Будешь хулиганить вызову милицию.

Женя хотел запустить этот пакет в Людку, но не успел, она быстро ретировалась. В хмельных раздумьях, что же делать дальше, Женя поскреб небритую щеку и устремился в ближайший «ночник», где купил спиртного и любимой сушеной воблы.

Женя присев на скамейку, закурил и открыл бутылку пива, ему было одиноко и пусто. По дорожке бежали две женщины, торопясь, домой, чтобы успеть накрыть праздничный стол.
Вот и Людушка, всегда так домой торопиться, с сумками, авоськами, – подумалось Жене. На душе стало так тепло, словно она здесь, рядом. Такая лучистая, добрая, мягкая. Ветер свирепо завыл, и Женя стал противен сам себе – Хлюпик, распустил нюни. Да пошло оно все – одернул себя Женя. Теплота с души ушла, но стало легче, захотелось еще выпить. Осушив бутылку, он заглянул в пакет. Там лежали теплые, новые носки, пара вышитых носовых платков, бутерброды и его документы.

Женя долго и тупо смотрел на все это, не зная, радоваться ему или еще немного выпить. В голове что-то булькало и тарахтело. Решение пойти к Люде в надежде, что она наконец-то откроет ему дверь, пришло молниеносно. Он шел по безлюдной улочке, порывы ветра качали и убаюкивали его. Дорогу перебежал черный кот, с неба повалили хлопья белого снега. Женя тер глаза в них все мелькало, прыгало и кружилось. Он уже не видел дороги, но решил идти на автопилоте, который ему никогда не отказывал. Ноги сами вынесут к знакомому дому. Но сначала надо передохнуть. Женя почувствовал страшную слабость в ногах, присел на какую-то корягу, запустил руку в пакет, достал бутерброд и стал машинально жевать.

Вдруг неподалеку он увидел двоих. Они о чем-то беседовали. До Жени долетал их разговор. Один худой в очках и пальто говорил другому, маленькому мужичонке, который был в лаптях и длинной рубахе.

– Вы поймите, что преобразование общества и типа цивилизационного развития всегда предполагает изменение глубинных жизненных смыслов и ценностей, закрепленных в универсалиях культуры. И переустройство обществ всегда связано с революцией в умах, с критикой ранее господствовавших мировоззренческих ориентаций и выработкой новых ценностей. Никакие крупные социальные изменения невозможны вне изменений в культуре. В качестве социального индивида человек является творением культуры. Он становится личностью только благодаря усвоению транслируемого в культуре социального опыта. Сам процесс такого усвоения осуществляется в качестве социализации, обучения и воспитания. Но это уже все пустое. Революция в умах-то произошла, но ориентация и выработка новых ценностей просто ужасает! Здесь надобно уже говорить не о культуре, а об отсутствии таковой в обществе вообще.

Худой очкарик закончил и смахнул навернувшуюся слезу. Тот, который был в лаптях слушал и кивал головой, видно было, что ему мало, что понятно из этой речи, но он сочувствовал всем своим видом. В паузе он вставил:
– Дык, барин не страдайте Вы уж так. Все время управит и поставит на свои места. И культура ваша никуда не денется.

Барин, который был больше похож на чеховского героя, потер ухо и ответил:
– Ах, Степан, представьте себе недавно подходит ко мне отец с сыном. Сын у отца спрашивает – Папа это кто? А тот почесал голову и отвечает – Не знаю, сынок, наверное, писатель какой-то. А я поэт! Севостьянов Александр Васильевич! И не какой-то там Лубкин или Шмуров, а признанный! Столько изданий, трудов, а меня не помнят. Поймите, культуры нет, воспитания тоже...

И уже в голос зарыдал.

Степан то ли гукнул, то ли крякнул:
– Вот барин с этого и надо было начинать. Вас гордынька с тщеславием мучают. Я же говорил, время все расставит по местам. А Вы зацепились за весь этот хлам, вот здесь и торчите. Ваш памятник, видите ли, не узнают! Экая невидаль. Но ведь все равно приходят и в школах Ваши стихи дети учат. Поэтому не переживайте. Ко мне на могилку вообще никто не приходит. Да и могилки уже давно нет. Если б жену свою не бил, не пил, не было бы меня здеся. А так барин мы хоть и разного сословия, но беда у нас одна. Господь сотворил нас, Вы все стишкам своим отдали, так и не поняв, что это за дар, в угоду людям старались, а обо мне уж и говорить нечего.

Женя жевал и думал:
– До чего напились, уроды! Вот это и есть белая горячка. Оба бред несут, уже покойниками себя считают. Ужас, да и только.

Сзади него раздался веселый хохот, он обернулся и увидел красивую, кареглазую, молодую женщину в странных одеждах.

Она подсела к Жене:
– Да они, милый, и есть покойники. Повадились сюда в гости ходить. Вот тот в очках поэт известный, ты его знаешь, а другой – простой крестьянин. Здесь место для духов хорошее. Старое капище. Вот и эти сюда являются. Поэт из столицы, другой из соседней деревни. Сейчас я их прогоню.

Она три раза хлопнула в ладоши и что-то забормотала. Женя смотрел на нее и удивлялся, вот и еще одна с «белочкой». Точно говорила моя Людка: Город алкоголиков, вурдалаков, упырей, и прочей нечисти.

Тем временем беседующие о чем-то своем призраки испарились.

Незнакомка уютно устроилась возле Жени, накинув на его плечи шаль. Сразу стало тепло.

– Ты я вижу совсем замерз. Еще немного и окочуришься. К этим двоим присоединишься. А ведь был инженер, а скатился до свиньи. И Люда столько лет тебя терпит.

Женя решил, что, наверное, это одна из Людиных подруг, – может ей в морду врезать? Уже сжал кулак, но руки стали ватные, хотел встать, но ног не чувствовал.

А красавица все продолжает словесные кружева крутить:
– Не дергайся, хуже будет. Я тебе не врач, лечить тебя бестолку, беседы вести тем более. Лучше поглумлюсь над тобой немного. Ты хочешь быть свиньей, так будь ею!

В тот же миг возле ног женщины захрюкала свинья. Так и хрюкал Женя несколько дней. Пока волшебством Эльги он не превратился обратно в человека. И обрел первозданный свой образ в канун Рождества, уже и не думая оказаться в родном теле.

Все дни, которые он был неприглядной скотиной, Женя страшно боялся, потому что понял, что встретил колдунью Эльгу, о которой ему рассказывала еще бабушка. Встреча с ней была равносильна смерти. Поэтому, ощупывая себя Жене не верилось, что он жив, здоров и уже не хрюкает.

Рядом он увидел ведьму, она, насмехаясь, сказала ему:
– Не заслужил ты быть человеком, но по молитвам твоей бабки и Людмилы мне велено отпустить тебя. А жаль. Славным поросенком был. Хотя запомни, милый мой, если будешь и дальше быть свиньей в человеческом обличье то непременно, милый, с тобой встретимся. И уж тогда задушу тебя в своих объятиях!

И захохотала, так задиристо и нахально. Все поплыло, закружилось в метели перед глазами Пенькова. И он потерял сознание.

Утром Женю Пенькова нашли. После проведенного экстремального Нового Года, Женя бросил пить, устроился на работу, ни с кем никогда не вспоминал и не говорил о том, что с ним произошло. А вскоре женился и уехал из города навсегда.