11. О христианах, эпикурейцах и врачах

Историческая повесть "Врач из Вифинии". Часть первая. Две Каппы.
Начало смотрите здесь: http://proza.ru/2009/07/04/912


- Уже недалеко, Фессал. Устал? – Каллист похлопал юного спутника по плечу. – Надо было тебе остаться в гостинице и отдохнуть.

- Нет, что вы, Каллист врач, я не устал, - замотал головой Фессал. – Зачем мне оставаться в гостинице? Я никогда не был в Новом Риме, я хочу посмотреть… Это и есть статуя императора Константина?

- Да, - кивнул Каллист.

Они стояли на площади недалеко от какой-то базилики, к которой на полном скаку мчался недвижимый всадник в императорской тоге. Его лицо с огромными глазами и тяжеловесным подбородком было полно отчаянной решимости.

- А там – христианская церковь? – спросил Фессал – бледный от усталости, с тенями под глазами. – Можно мне посмотреть, Каллист врач? Я вас потом догоню.

- Можно подумать, ты не видал никогда христианских церквей, Фессал. Давай потом…- начал Каллист, но, увидев, как опечалился его ученик, кивнул:

- Хорошо, только быстро. Я подожду тебя у фонтана.

Радостный Фессал бросился к базилике. Каллист сел на мраморный борт фонтана, разулся, опустил ноги в прохладную воду, и потом растер их краем своего пыльного плаща. Вода быстро снимает усталость. Новый Рим! Он построен по плану, улицы здесь прямые, заблудиться сложно – не то что в древней Никомедии, где улицы петляют, словно ходы в лабиринте Минотавра. Он вдруг вспомнил, как случайно увидел, посещая кого-то на правом берегу Никомедии, двух мальчишек из синойкии , рисовавших углем на стене кузницы клубок путаных линий и чудовище. Пока старший, черноволосый, пыхтя и высунув от усердия язык, изображал  получеловека-полубыка (Каллист даже удивился тому, с каким искусством он это делает!) второй печатными буквами писал на стене: «Лабиринт. Минотавр». «Ксен, бежим!» - завопил вдруг творец Минотавра  и мальчишек словно сдуло ветром, прежде чем волосатый кузнец, держа в одной руке мехи для горна, успел схватить их за уши. Подмастерья, почти ровесники Ксена и его брата, тем временем высунулись из кузницы и, зажимая рты руками, чтобы не смеяться в голос, показывали друг другу на изображение на стене. Минотавр был явно списан с кузнеца. Каллист рассмеялся – сходство было уловлено точно. Кузнец неодобрительно посмотрел на прохожего в богатой одежде, потом поскреб темя, погрозил исчезнувшим сорванцам и вернулся в кузницу, повторяя: «Отец пьет беспробудно, а дети как трава полевая растут!»

- Каллист врач! – запыхавшийся и раскрасневшийся Фессал подбежал к нему. – Знаете, кто здесь похоронен?

- Не знаю, - ответил Каллист. – Ромул и Рем?

- Нет! – радость Фессала не омрачилась даже от скепсиса старшего друга. – Врач из Вифинии! Пантолеон! Помните, Леонтий архиатр говорил? Он тоже был последователь божественного Плотина…а потом крестился! Пойдемте, Каллист врач! Это же ваш земляк, он поможет нам в этом городе! Это знак богов!

- Ох, Фессал, - покачал головой Каллист и улыбнулся. Юноша был охвачен радостью и ликованием, и едва не пускался в пляс.

- Пойдемте, зажжем на его гробе свечи! Пойдемте, Каллист врач! Я не стал без вас!

- Знак богов, говоришь? – Каллист поднялся на ноги. – Ну, если хочешь, пойдем.

В базилике было уже мало людей – судя по всему, все уже расходились после какого-то христианского собрания. Каллист взял две маленькие восковые свечи, опустил серебряную монету в ящик для пожертвований и протянул одну из свеч Фессалу. Тот, следуя примеру каких-то ремесленников, приклонил колена у гробницы и, прижавшись лбом к теплому каппадокийскому мрамору с золотистыми прожилками, что-то зашептал. «Какой хороший мальчик, - подумал Каллист, вертя в пальцах тающую свечу. – Кто бы ты ни был, вифинец, христианский герой, подай Фессалу добрую удачу Тюхе в этом городе!» Он поднял глаза, рассматривая мозаику. «Пантолеон врач» - светились в полутьме буквы над кудрявой светло-русой головой молодого человека в белой одежде – то ли тоге, то ли в белом хитоне и белом плаще. Рядом была изображена процессия, несущая ковчег навстречу спешившегося и простирающему руки вперед императору Константину – его было сложно не узнать, он был точь-в-точь  как всадник с площади. Над ковчегом была надпись – «Пантелеимон, свидетель Всемилостивого Спасителя Христа». Мартир. Свидетель. Он – христианский мученик, Панталеон Вифинец, врач.

Каллист зажег свою свечу и пристроил ее среди других в простенький подсвечник с белым морским песком – как на побережье Пропонтиды, у Никомедии. «Видишь, Вифинец, он же еще совсем отрок, Фессал. И сирота. У него никого нет, кроме меня и Леонтия, но Леонтий умер, а ему еще надо учиться. Пусть Кесарий пристроит его куда-нибудь. А я поеду…ну, куда мне поехать? В Рим? А что, Вифинец, это мысль… Да, в Рим».

- Ты – эллин?– кто-то тихо спросил его.

- Да! – резко обернулся Каллист, готовый дать отпор.

- Не сердись, - засмеялся незнакомец в полумраке. – Пантолеон Вифинец все исполнит, - собеседник Каллиста смолк, закутался в плащ и поспешил к свету, льющемуся из дверного проема.

- Ну что, Фессал? – спросил Каллист. – Рад?

Юноша поспешно вытер слезы.

- Клянусь Гераклом! Ты опять ревел…

- Не сердитесь, Каллист врач! – растерялся Фессал.

- С Гераклами своими в капища свои поганые идите! – раздался величественный баритон, и какой-то небритый мужчина в длинном хитоне с метелкой в руках подскочил к ним.

- Ты, кажется, пол подметал? – заметил Каллист, заслоняя испугавшегося Фессала. – Вот и продолжай.

- Я – чтец при этой базилике и не позволю вам осквернять гроб мученика! – воскликнул небритый служитель.

- Ты его своим одним видом оскверняешь, - заметил Каллист. – Киник нашелся! В баню сходи, а то рядом с тобой задохнуться можно. Идем, Фессалион!

Когда они снова оказались у статуи Константина и у фонтана, Фессал проговорил:

- Я за вас молился, Каллист врач - чтобы господин Кесарий нашел вам хорошее место.

- Вот как! – Каллист ощутил, как к его горлу подкатил комок, и сглотнул. – Вот как… Чудной ты…Пусть бы он тебя пристроил, а я уж не пропаду.

- Я тоже не пропаду, Каллист врач. У меня имение небольшое на Лемносе, недалеко от Гефестии. Наследство. А у вас… я знаю, у вас же… отняли все?

Фессал робко заглянул в глаза Каллисту.

- Откуда ты знаешь? – грубовато ответил тот, но, прежде чем Фессал успел испугаться, крепко обнял его за плечи. – Неважно. Философ должен уметь жить без имения, без семьи…

- Каллист врач, знаете, что? – вдруг воскликнул Фессал, и его, потухшие было, глаза загорелись. – Поедем на Лемнос! У меня маленькое имение, но нам хватит. Десяток рабов, поле небольшое, три-четыре масличных дерева, виноградничек. Проживем! Правда? Поедем! Это герой Пантолеон мне мысль эту послал, я ручаюсь! Мне и в голову не приходило раньше.

- Послушай, Фессалион, дитя мое,- засмеялся Каллист, - подожди ехать в свою Гефестию, пока ты не попытал счастья в Новом Риме. Гефестия не убежит… Где же дом Кесария? Клянусь Гераклом, надо пройти через рощу – мы как-то с ним гуляли по Новому Риму, он показывал мне короткий путь от площади с базиликой.

- А как мы найдем потом нашу гостиницу? – встревожился Фессал. – Наши вещи, книги, инструменты…

- Найдем, не волнуйся. Думаю, что Кесарий позволит нам остановиться у него на первое время. Пошлет в гостиницу рабов, они наши вещи принесут. Да не переживай же ты так, Фессал! – он потряс его за плечо. – Плохо, конечно, что у меня нет рабов – я все деньги тратил на библиотеку, а теперь понимаю, что хоть одного раба завести нужно было. Пригодился бы в дороге.

- Вы уехать хотите, Каллист врач? – печально спросил Фессал. Они шли по роще, среди деревьев, на влажных ветвях которых уже проклюнулась из набухших почек ранняя нежная зелень. – Не уезжайте…

«Да разве это от меня зависит, Фессалушка!» - хотел он сказать, но промолчал. Все теперь зависит от Кесария – столичного архиатра и сенатора.

- Он ведь ваш друг, - неожиданно сказал Фессал, словно прочитав его мысли.

- Друг? – переспросил Каллист.

- Конечно, - уверенно продолжил Фессал. – Он должен вам помочь.

«Люди не должны ничего друг другу, Фессал», - опять мысленно ответил ему Каллист. Юноша, наивный юноша! Ну что ты знаешь о жизни! Ну и что, что Кесарий был приветлив и великодушен с помощником архиатра Никомедии – а нужен ли ему просто Каллист врач в Новом Риме? Он – архиатр, при дворе самого императора, член сената… не запятнает ли его тогу такое сомнительное знакомство с племянником сосланного теурга Феоктиста?

- Он же… ну, он же – из христиан, - продолжал лепетать Фессал. –Не из таких, как этот, с метлой, - поспешно добавил он, поймав насмешливый взгляд старшего товарища, - а из… из настоящих христиан. А настоящие христиане не оставляют других в беде.

- Ты что, креститься собрался, Фессал? – удивился Каллист. – Ты уж больно много о христианах знаешь.

- Я совсем немного знаю, - заспорил молодой врач. – Вот Архедамия – та много знает, она креститься собирается…

Каллист весело расхохотался. Фессал покраснел.

- Архедамия? Все понятно, Фессал! Вот в чем причина.

- А вы, Каллист врач, - неожиданно вскинув голову, с вызовом произнес лемноссец, - неужели вы никогда не любили?

Каллист удивился тону обычно робкого ученика и долго не отвечал. Фессал, умолкнув, шел за ним следом по тропе.

- Нет, Фессал, - наконец, ответил Каллист. Перед его внутренним взором предстал образ огненно-рыжей девушки из церкви мученика Анфима. Финарета? Да, так ее звали…

- Нет, - повторил он. – Вот дом Кесария.

Весенняя роща закончилась. Каллист и Фессал стояли у ворот трехэтажного особняка, увитого вечнозеленым плющом.

На стук долго никто не выходил.

- Может быть, Кесарий врач переехал? – растерянно спросил Фессал, рассматривая табличку с длинными латинским именем, заканчивающимся словами «Caesarius medicus» на стене дома. – А табличку еще не успели сменить.

- Кто вы и откуда? – осторожный глаз раба заморгал через приоткрытую на цепочку калитку.

- Мы к Кесарию врачу.

- Его нет дома, - голосом, полным достоинства, ответил раб.

- Так пропусти нас, мы подождем его внутри! – сказал Каллист, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности.

Молодой раб в длинном хитоне вылез наружу и, придерживая рукой калитку, заявил:

- Сегодня приема нет!

- Мы не лечиться пришли, - ответил Каллист.

- По вопросам денежной помощи тоже нет приема! – деловито продолжил раб, крутя между большим и указательным пальцами новехонький медный крестик на шерстяном шнурке. – Хозяин в отъезде.

- Ты нас, все-таки, милейший, пропусти в дом, - с угрозой в голосе продолжил Каллист.

- А кто вы? – спросил раб, придвигаясь ближе к калитке и не отпуская крестик.

- Мы – знакомые твоего господина из Никомедии! – с трудом сдерживая гнев, проговорил Каллист.

- Он вас приглашал? – продолжал уточнять раб.

- Нет, но… - совершенно некстати встрял Фессал. – Он хорошо знает Каллиста врача! Он его друг!
Раб испытующе окинул взглядом усталых путников в запыленной одежде.

- Разве вы христиане? – недоверчиво спросил он после осмотра.

- Нет, конечно! – взревел Каллист не хуже Минотавра. – Пропусти нас в дом, дубина стоеросовая!

Раб в один прыжок скрылся за калиткой и задвинул все три запора.
- Мой господин со всякими эллинами не якшается! – презрительно задвигались его пухлые губы в узенькой калиточной щели.

- Идем в гостиницу, Фессал, - резко повернулся Каллист к своему младшему спутнику.

- Нет, нет! – Фессал порывисто схватил его за руку. – Каллист врач! Это всего лишь глупый раб, не стоит обращать на него внимания!

Он силком усадил Каллиста на скамью у калитки под зеленеющим миртовым деревом.

- Послушайте меня, Каллист врач, - заговорил он, садясь перед Каллистом на корточки и хватая его за руки. – Послушайте меня!

- Ну что, Фессалушка? – тяжело ответил тот, взъерошивая светлые прямые волосы юноши. – Видишь сам, Новый Рим – христианский город. Вернемся в гостиницу, пообедаем, отдохнем, и узнаем, когда корабль на Лемнос. Если ты, конечно, еще не передумал путешествовать вместе со мной… - невесело усмехнувшись, добавил он.

- Нет, нет, не надо плыть на Лемнос! То есть… - Фессал смутился и покраснел. – То есть я не то имел в виду! – глотая слова, продолжал он. – Не надо уезжать! Гефестия не убежит! Посидите здесь, а я пойду, поищу другой вход – здесь наверняка есть вход в йатрейон, в приемную клиники! Это какая-то ужасная ошибка! Не уходите, Каллист врач!

- Не уйду, не уйду, - пробормотал Каллист. Фессал убежал.

Каллист опустил голову на скрещенные руки и закрыл глаза. Как этот мальчишка еще может бегать после такой утомительной дороги? А он, Каллист, так устал – он вдруг понял это. Наверняка, в Новом Риме есть общественные бесплатные бани – надо будет сходит туда непременно. Баня оживляет и тело, и душу. А потом – на Лемнос. Фессал пропадет один, бросать его нельзя. Что за глупыш. Ну, куда он побежал, зачем? «Искать вход в йатрейон»! Одна надежда – может, столкнется с настоящей жизнью, как она есть, и поумнеет, перестанет быть таким наивным ребенком. Как жаль, что у них нет раба! Придется самим разузнавать про бани и про корабль. Рабы… У него в распоряжении был всего лишь один раб – с ним он приехал на Кос. И то, через пару месяцев бедный Демокед объелся зелеными яблоками и умер от диарреи . Никто не подсказал тогда Каллисту, как ее лечить – теперь-то он бы вылечил тебя, старина Демокед, да уже поздно…
 
+++

- Заканчивай ругаться, в самом деле, а то и тебе какую-нибудь операцию сделаем! Геморрой прижжем! – пробасил Филагрий, снимая забрызганный кровью и гноем передник.

- Кругом, кругом знаков своих волшебных христианских понаприбивали! – возмущался поселянин в поношенном фракийском хитоне. – И над дверьми, и на ножах своих, и на потолке… Тьфу, тьфу, тьфу, сохрани нас, Зевс Ксений!

- Сейчас доплюешься – заставим весь йатрейон мыть! – заметил спокойно Посидоний.

- Кровью, вестимо, младенческой все позабрызгивали!– не унимался фракиец, забившийся в угол рядом с креслом для вырывания зубов. – Дух захватывает, в глазах темно от гонтейи  вашей галилеянской! Знаки ваши кругом!

- Нет, это невозможно! – заорал Филагрий, отбрасывая ветошь, которой он протирал свой нож. – Сейчас точно прижгу тебе что-нибудь!

- Где ты христиан видишь, скажи на милость? – проговорил приветливо и терпеливо Посидоний. – Нет здесь христиан, дружок. Одни знаки на стенах.

- Зна-аки ваши!.. – измождено стонал в углу фракиец, брызгая слюной.

- Они такие же наши, как и твои, - ответил Посидоний, передавая свой и братнин передники Трофиму и выпуская  золотистые кудри на свободу из-под кожаного ремешка.

- Мы не христиане, полоумный ты человек! – добавил Филагрий, с грохотом открывая дверь кованого шкафа с инструментами.

- Семфей, да полно уж тебе, - слабо застонал старик с ложа.

Посидоний уже ловко бинтовал его обеими руками, туры бинтов легко и красиво ложились вокруг поясницы старого фракийца. Трофим деловито и умело поддерживал больного.
- Нам скажут крест и «Хи-Ро» над дверью прибить – пожалуйста, - продолжал невозмутимо Посидоний, закрепляя повязку. – Мы и под «Хи-Ро» прооперируем, если надо. А скажут – Солнце Непобедимое нарисовать, мы и под Солнцем Непобедимым нарывы вскрывать будем.

- А инструменты это не ихние вовсе, а Кесария врача. Он молодым врачам их дать изволили, пока они свои ножи кузнецу заточить отдали, - певуче заговорил Трофим, бережно придерживая стонущего деда. – Он христианин, вот он и заказал с крестом и «Хи-Ро» инструменты себе. У лучшего мастера! Почему бы и нет? Имеет право. У него с «Хи-Ро», у Филагрия врача со священным асклепиевым ужом, например.

- Видишь, Семфей, мальчики и не христиане, и богов чтят, а ты себя с ними так себя ведешь! – укоризненно проговорил старый фракиец, после того, как Трофим удобно уложил его на постель. – Доброй вам удачи, сыночки!

- Да не чтим мы богов никаких, деревенские ваши головы! – вдруг воскликнул замолчавший было Посидоний. – Нет их вовсе, богов ваших!

- Батюшки мои… - прошептал уже почти пришедший в себя Семфей. – Батюшки…Мать богов, Аполлон врач, не погуби! Еще почище галилейского зловерия! Эпикурейцы вы нечестивые, али как?!

- Да ты глаза-то свои разуй, - неожиданно жестко проговорил Посидоний, и его красивое лицо вдруг стало взрослым и строгим, словно после тяжелой изнуряющей болезни. – Разуй глаза-то и на мир посмотри. Посмотри, что в нем делается! Какие-такие твои боги, дурачина? Слепая судьба и все. Кому повезло, тому и счастье.

-Ладно тебе, Донион, - нахмурил брови огромный Филагрий, омывая руки над медным тазом и беря из рук Трофима белоснежное полотенце.

- А что – скажи, не так? Не так? – подскочил к нему брат, лицо которого мгновенно покрылось пунцовыми пятнами. Напуганный Семфей прижался к своему отцу, который громко шептал гимн Матери богов об отвращении зла.

- Почему бесполезный дурак живет до семидесяти лет, набивает себе пузо и не знает печали, а молодой и талантливый человек оступается на крыше и…

Посидоний захлебнулся словами и потряс воздетыми тонкими руками перед знаком «Хи-Ро» у притолоки. Горгонейон на его шее перекрутился на шнурке и свисал теперь на спину.

- …и мозги – по всей мостовой?! Почему? Боги, говоришь? Да?! Какие-такие твои боги?! Да на что они? На что они мне? Я не верю в них! Ни в каких! Понял, Фила? Понял? Почему Артемида нашу мать из петли не вынула? Почему Асклепий с Аполлоном смотрят, как наш отец в параличе лежит и под себя ходит?! И ничего нельзя сделать! И почему Зевс не видит, как у Каллиста врача отняли имение, и он – сын патриция, да, Фила! – теперь работает за жалованье помощником архиатра! А если видит, что же он молчит? Послал бы стрелу в…

Филагрий заткнул рот брату ребром своей огромной ладони.

- С ума сошел? – прошептал он. – На остров захотел? В ссылку?

- Ох, мать Кибела-Деметра, - заплакал старик фракиец. – Не покарай! Поправлюсь, жертву тебе принесу, за себя и за мальца этого…Руки у него золотые, сердце доброе… Не попусти погибнуть нам всем в нечестии!

- Не бойся, не погибнем! – отчаянно и весело сказал Филагрий, усаживая брата в зубное кресло и наливая ему вина. Посидоний жадно отпил и откинулся на пологую спинку.

– Вот и Телесфор к нам пришел! – вдруг сказал Филагрий без тени удивления, как будто Телефоры давно уже ходили к ним в йатрейон толпами. -  У нас свой Телесфор есть, дед, смотри! Поправишься, никуда не денешься! Фессалушка, заходи!

- Фессал!

Ученик Каллиста в запыленном плаще растерянно стоял на пороге иатрейона.

Посидоний вылетел из зубного кресла и заключил Фессала в объятия. Трофим, вскрикнув, выронил медный таз – тот с мелодичным звоном упал на каменный пол, и ручейки воды заструились по сухим плитам.

- Молодой господин! Фессалион! А Каллист врач с вами прибыть изволили?

- Каллист врач остался там, у главного входа, - смог вымолвить Фессал после того, как его дружески помяли и Посейдоний, и Филагрий.

- Как так – у входа? Тоже стал бояться галилейских знаков, что ли? Не шути так, Фессалион!

- Его раб не впустил… - тяжело дыша после перенесенных объятий Филаргия, проговорил Фессал.

- Раб?! Не впустил?! – хором закричали братья.

- Асклепий Сотер! Совсем Гликерий с ума сошел! – завопил Трофим. – Бегу! Бегу!

Но далеко убежать ему не пришлось, потому что в йатрейон вошли две женщины – одна высокая, еще не старая, полная матрона в темно-синей столе, другая, семенившая за ней, - худенькая, пожилая, в черной одежде. Несмотря на такую разницу во внешности, в их лицах проглядывало неуловимое сходство.

- Трофим, Кесарий еще не вернулся? – спросила первая женщина с сильным гортанным каппадокийским выговором, и Фессал удивился властной интонации ее голоса, сразу напомнившей ему речь константинопольского архиатра.

- Нет, госпожа Горгония, - покачал Трофим головой.

- Ах, где же он? - с волнением в голосе проговорила худенькая старушка в черном. – Его ищут! Опять только что был гонец из сената! Где же он? Его могут заподозрить в государственной измене! Такое творится, а его нет… Решат, что он – перебежчик, и отправился к Юлиану в Галлию! Тем более, узнают, что они в детстве вместе играли…

- Мама! – строго произнесла Горгония. – Никто бы никогда не узнал про это, если бы ты сейчас не вспомнила. Кесарий поехал к больным, вполне возможно, что случай сложный, и он задерживается.

- Но его требуют в сенат! – беспокойно говорила Нонна. –  Горгония, это ведь не шутки! Где же он? Ты знаешь, где он может быть, Трофимушка?

Верный Трофим молча покачал головой. Братья переглянулись, но промолчали.

- Так это – сам Кесарий иатрос меня сюда прислал на своей повозке из Потамея? – в крайнем изумлении простонал отец Семфея. – Это его дом? Что за чудный человек, да благословят его боги…. А вы его мать, добрая женщина? У него глаза, как у вас – синие, как у Матери богов в нашем храме...

- Дедушка, тебе нельзя много говорить, - ласково сказала Горгония. – О тебе позаботятся, поправишься, и поедешь в свой Потамей.

- Может быть, Гликерий знает, мальчики? – продолжала Нонна, умоляюще глядя на молодых врачей.

- Гликерий?! Госпожа Нонна, да он же френит перенес, - сказал Посидоний небрежно. – Кесарий врач его из жалости выкупил у хозяина и выходил. Он только и может, что горшки мыть. И порой несуразицы такие плетет, что диву даешься, насколько у него от дискразии разум помутился. Избыток черной желчи, да, Фила?

- Избыток, это точно, - пробасил Филагрий. – Давай, Трофим, впусти наконец, Каллиста врача. Стыдно даже! Мы все болтаем, а он у закрытых дверей ждет!

- Каллистион! – радостно всплеснула руками Нонна. – Каллистион приехал, а мы ничего и не знали, Горги! Где же он?

… Каллист полудремал от голода и усталости, поэтому, когда калитка настежь распахнулась и выбежавшая старушка стала его обнимать и целовать подумал, что ему снится сон.

- Дитя мое, дитя мое, Каллистион! Голодный, с дороги, усталый! Трофим, баню приготовь немедленно, вели, чтоб на стол накрыли! Вы в гостинице остановились? Сейчас рабов пошлем за вещами… Фессал – это твой братишка? Вы похожи! Кесария нет, уехал по делам, ты не обижайся на него, он всегда у меня такой был, непутевый…

Нонна повела Каллиста в дом – он, опешивший, растерянный, последовал за ней, как Эвридика за Орфеем из подземного царства. Филагрий и Посидоний бросились к нему на шею, Горргония радостно улыбалась ему из-под покрывала, раздавая приказания прислуге. Филагрий влепил здоровую затрещину крутившемуся здесь же Гликерию, и тот захныкал. Нонна снова всплеснула руками, восклицая: «Ах, зачем же?» «Ничего, это лечение такое по методу книдской школы», - ответил Посидоний за брата. Потом Трофим отвел их в баню, натопленную, со столом с прохладительными напитками и закусками, нубийцы помогли им с Фессалом вымыться, и, наконец, переодетые в чистые хитоны, с пахнущими благовониями волосами, они расположились в триклинии  на обеденных ложах.

- Как хорошо! – проговорил Фессал. – Правда, Каллист врач?

- Да, - улыбнулся тот. – А где же Кесарий?

- В асклепейоне, - шепотом произнес Фессал. – Но не говорите этого госпоже Нонне ни в коем случае!

Продолжение - http://www.proza.ru/2009/10/10/1260