Ляля

Мне нужно было задать шаману два важных вопроса. Для этого я прилетел в Руанду и поперся к черту на кулички - в джунгли.

Тоскливые места, нужно сказать. Дикость и отсталость исчезающих племен  тутси и тва. Вонь и смрад отвратительных гадов, которыми кишмя  кишат здешние леса.  Зато я первый в мире журналист, который добился аудиенции у знаменитого шамана Ка Пн Чи.

Почему шаман согласился встретиться со мной – это загадка. Ему уже за сто, и он очень слаб. Главное, предупредили меня, задавать вопрос только  раз  и  не переспрашивать. Иначе шаман потеряет  силы и не станет отвечать.

Мне завязали глаза, хотя была ночь и видимости никакой. Я держался за руку проводника и карабкался по скользкой земле куда-то вверх.

Когда мы прибыли, меня подвели к хижине и оставили одного. Переводчик исчез. Я долго ждал, но никто не говорил, могу ли я входить. Я решил, что пора. И вошел. В хижине было темно, но я чувствовал, что шаман здесь.

Он спросил: «Ты знаешь, кто ты?». Он спросил на языке тутси. Но я прекрасно его понял. А в шаманской практике все невероятно – вероятно. И я не стал брать дурное, как говорится, в голову.

Я ответил: « Приветствую тебя, Ка Пн Чи. Я – журналист. И прибыл  из Украины».
Шаман чихнул. Или  засмеялся. Или мне показалось.
«Глупая профессия. Вы много болтаете. А знания – в молчании. Тот, кто знает – молчит».

Вот так, приехали. Значит все, что я узнаю здесь, я не смогу напечатать.
- Бесполезно, - сказал шаман в ответ на мои мысли, - люди слышат не то, что пишут, а то, что проходит сквозь них».

Я хотел переспросить –  что это значит, но вспомнил:  переспрашивать нельзя. Но время мое истекало. В любой момент шаман мог занемочь и уснуть. Надо было спешить.  И я задал первый вопрос.
- Уважаемый Ка Пн Чи, есть ли бог?
И тут же услыхал: «Нет».

Прошла минута. Но  шаман больше не вымолвил ни слова. А переспрашивать я не мог. И я продолжил: « Что создает мир?».
Шаман издал какие-то свистящие звуки. И мне показалось, что он уже спит. Вот так, все зря. Лететь за тысячи километров – что бы услышать одно слово. Но шаман престал свистеть и продолжил: « Ляля. Мы, народ тутси, зовем ее – Ляля. Это не бог. Это машина. Мертвая и бездушная. У нее нет сердца, души. Она – великая выдумщица. Ее цель – создавать игру. Все, что мы видим – это ее игра».

Мне оставалось только слушать, не перебивать и не переспрашивать. И я слушал, хотя ответ шамана мне казался детским  и наивным. Я был разочарован. Ведь мне сказали, что это самый мудрый шаман на свете.

Мои вопросы казались теперь нелепыми. А я казался сам себе олухом, поддавшимся на сильно преувеличенные журналистские слухи.
Шаман кашлянул и заговорил голосом ребенка. И мне показалось, что я вижу его, омоложенного, в темной хижине. Ребенок сказал: « Все звезды вокруг – мертвы и безжизненны. Нигде – куда ни глянешь - нет жизни. Ляля создала много видов видимой и невидимой энергии. Но это не жизнь. Это игра. Вы называете эту  игру – пришельцами. Но они – игра. Мы – люди, тоже игра».

Я задавал вопросы уже без всякого энтузиазма. Так, что бы как-то скоротать время. Потому что шаман ничего нового мне не сказал. И все его представления о мире – на уровне диких племен тутси.
Голос ребенка переродился в голос птицы, и она прощебетала что-то нежное, но я ее понял. Птица коснулась меня крылом и сказала: « Тебя нет. Ты – только игра. Смерти – тоже нет. Закончится твоя игра, ты умрешь, а затем войдешь в новую игру. И так – бесконечно».

Мой вопрос был банальным, но и его следовало, хотя бы для галочки, все же задать. Что-то же я должен написать в  статье об Африке. И я его промямлил, хотя уже думал о том, что пора сваливать и поскорей возвращаться в гостиницу, где меня ждет  вонючая лежанка и отвратительный  кофе. Но и лежанка, и кофе теперь для меня имеют очень важный смысл. Гораздо более важный, чем  авантюрная командировка к шарлатану из племени тутси.

Птицу сменил леопард. Он тихо подкрался и потерся о мою щеку своей бесподобной мягкой шерстью. Я ощутил огромное удовольствие. Леопард ударил меня лапой по спине и перегрыз горло. Я увидел собственную кровь и ощутил невероятное блаженство.

Я спросил леопарда: « Что такое любовь?». Леопард сверкнул глазами и лизнул мою кровь.  «Вот это и есть любовь. Ляля создала множество видов любви. Это энергия, которая  пронизывает наши органы. Любовь – это энергия. Она пронизывает все-все организмы на Земле. Но это только игра. Все любовные переливы, которые испытывает организм, придуманы Лялей. Ей все равно, кто кого любит. Вы называете это извращением.  А  это ее игра».

Еще как-то вопрос вертелся в голове, но после того, как леопард перегрыз мне глотку, я его позабыл.  Мою оторванную голову шаман положил на стол, а тело отдал  своему племени.

Голые, истощенные от нужды аборигены племени тутси разодрали мою грудину и достали сердце. Моей кровью вымазались все члены племени, а мое сердце  проглотил шаман.

Тутси подняли мое тело и  ушли, а я закрыл от усталости глаза. Теперь я, скорей всего, переносился в новую игру. И меня уже не интересовали мои вопросы. Все равно их не напечатают. Ведь я уже мертв, а моя кровь залила  африканские джунгли и все местные ручьи.

Я с усилием открыл рот и попытался сформулировать вопрос. Но у меня ничего не вышло. Мой язык, оказывается, тоже вырвали и утащили эти проклятые дикари.
.
Одними только губами я прошипел свой более чем дурацкий, для такого мига, вопрос. Кому это теперь  надо, если моя голова торчит в утлой хибаре, спрятанной в непроходимых африканских чащах. А мое тело изрублено на мелкие кусочки и переваривается в желудках  людоедов.

- Уважаемый Ка Пн Чи, последний вопрос, - с издевкой над ситуацией, в которой оказался, прошлепал я немеющими губами. - И мне пора бежать. У меня скоро самолет. (Хотя –  какой самолет. Туда – в другую игру – меня мигом доставят и без всякого самолета. А вот в редакцию – вряд ли. А меня предупреждали коллеги – никакой Африки. Там  только  всякой заразы можно нахвататься.  Вот и нахватался).

« Какое будущее у моей страны?» - был мой последний вопрос. А зачем мне теперь моя страна, странно?

Ка Пн Чи стал сотрясаться и в одно мгновение превратился в угандийского тирана  Иди Амина. Потом в  никарагуанского  – Анастасио Самоса, затем в эфиопского - Хайле Мариама,  в  филиппинского – Ферди Маркоса и еще в многих-многих тиранов, которые когда-либо населяли планету. Затем он превратился в правителя Украины. Без лица. Был видим только контур головы.

Шаман прошипел голосом питона.  «Украина – бедная страна. Как, впрочем, и все страны на Земле. Ляля сделает Украину богатой. И эти богатства принесешь Украине ты. Твое тело скоро найдет  и соберет эти богатства. Но голова останется   у меня. Ни один человек не смог  устоять  при взгляде на  несметные богатства. Потому что все люди теряли при его виде волю и рассудок».

Голос шамана затих. Он, кажется, уснул. Я тоже устал. Мои глаза закрылись. И последней моей мыслью было – я умираю. И я, действительно,  умер.

Очнулся я с восходом солнца. Я был один. Передо мной простирался луг с дивными цветами. У меня не было головы, но я все отлично видел. Мое тело  не съели, как оказалось, и даже аккуратно зашили  грудину. Теперь у меня нет головы и сердца. И мне предстоит вернуться к людям в таком странном виде.

Я смастерил из цветов  какое-то подобие головы, пристроил к шее и замотал ее рубашкой. Мой вид был как у местных хуту, которые обматывают покрывалом лицо, защищаясь от палящих солнечных лучей.
Я шел по лугу наугад, склоняясь к мысли, что это лучше, чем дикие джунгли, и где-то, быть может, он закончится и приведет меня к людскому поселению.

И тут я обо что-то ударился. Я глянул себе под ноги и увидел огромный алмаз. Он так радостно сверкал на солнце, будто был приготовлен для показа на аукционе "Сотбис". Одного такого камешка мне хватило бы, чтобы жить припеваючи лет пятьсот.   Но тут моя нога ударилась еще об один камешек, и он был не меньше первого. А затем камни просто посыпались к моим ногам. Я нашел пещерку, из которой камни градом    валились наружу, переливаясь всеми цветами радуги. И главное – крыша у меня не поехала, а разумом я не сдвинулся. Потому что моя голова осталась на столе у шамана.

Я сплел из травы корзину и насыпал в нее, сколько поместилось, крупных  и мелких камней. Жаль было покидать дивную пещерку, но я подумал, что если ничто не помешает, можно  вернуться сюда и забрать остальное сокровище.

Вот теперь моя страна станет самой богатой на свете. А ее люди – будут купаться в роскоши.   Но вот  как провезти драгоценные камешки через  руандийскую таможню?  Может быть – затолкать их в желудок какой-нибудь твари, например - питону? А питона провезти через границу как домашнее животное. Это будет замечательно. Один набитый алмазами питон – а всей Украине колоссальная прибыль.

План авантюрный, и если он раскроется, руандийский правитель отправит меня в тюрьму. Но я готов был рискнуть. Тем более, что обезглавленным журналистом вряд ли кто-то всерьез заинтересуется.

У меня поднялось настроение. Хотя я весь заштопанный и анатомически какой-то несуразный. Но для меня главное теперь не я, а мое родное государство.

Наконец-то, страна заживет. Никогда еще на этой земле не жили люди  богато. А теперь – заживут. У всех будут и дорогие машины, и двух, нет, трехэтажные коттеджи, и новехонький асфальт на всех дорогах страны.  Будут и личные вертолеты, и вертолетные площадки. Чудесно.

А фонтаны…  Разве ж это было раньше возможно? Возле каждого крестьянского коттеджа – по роскошному фонтану в римском стиле. Ах, красота.  Заживем, наконец-то. Ведь алмазов-то – вдоволь!

В гостинице я взял свой рюкзак и вернулся к пещерке за алмазами. Затем - поспешил на базар. Здесь я приобрел самого жирного питона, усыпил его и набил его чрево обернутыми в целлофановые пакеты алмазами. Через таможню в аэропорту я прошел без проблем. Мой спящий питон тоже.

Вернувшись в Украину, я немедленно сдал алмазы правительству. Ведь Украине так нужны деньги. Себе я оставил  пару самых крупных алмазов, но дома их держать не стал. Закопал  в лесу. Пусть лежат.

Пока у меня нет головы, мне ничего особенного от жизни и не надо. Ни говорить я не могу. Ни есть, ни пить. Жизнь потеряла  прежний смысл.

Вот только бы дожить до того дня, когда Украина станет сильной и богатой. Когда простые украинские люди станут миллионерами и каждому украинцу дадут по коттеджу. И  забьют высокими струями по  всей стране римские фонтаны. Как мило.

Когда я утром проснулся, уже у себя в киевском общежитии, я побрел в туалет умыться. Воду, как всегда, отключили. Унитаз забился. А на лестничной площадке перегорела лампочка. Я споткнулся и упал. На голове появилась огромная шишка. Я чертыхался, проклиная тот день, когда родился на свет, но делать было нечего.

Общежитие – это хоть какое-то жилище. Все наши журналисты, как ни крути, перебиваются с копейки на копейку,  а потому живут где придется. Один мой коллега,  а папаше уже за сорок, снимает угол у выжившей из ума  бабки. Каково это  - интеллигентному человеку  жить бок о бок со старой ведьмой.

И тут только до меня дошло. Если есть шишка, значит, есть и голова. А значит – теперь можно выкопать свои алмазы. Вот теперь-то они мне пригодятся.   Чтобы там ни говорил дедушка Ка Пн Чи.