Юбилей

     - Ну, явился?, - спросила язвительно жена тоном, не сулящим ничего хорошего, окинув взглядом его умильно расплывающееся лицо, сразу же уловив по выражению, а также далеко распространявшемуся запаху спиртного, смешанного с табачным дымом, что Гарик ( так звали  мужа) изрядно набрался. Закрыв за ним дверь, Леся ( так звали ее ) в сердцах отмашисто отвесила Гарику увесистый подзатыльник. Шлепок прозвучал мощным и одиночным ударом медного церковного колокола. Так, во всяком случае, оценил ситуацию Гарик, но боли не почувствовал. Лера же, напротив, довольно ощутимо испытала боль в ладони, отчего, поморщившись, потрясла ею в воздухе. Она снова размахнулась, чтобы отвесить Гарику другой подзатыльник, но что-то ее остановило... Леся вытерла руки о синий опрятный фартучек и уперев в бока, уже вкрадчиво полюбопытствовала у качающегося из стороны в сторону Гарика:
- Ты знаешь, что из-за тебя, кретин, я весь день нервничаю и не имею возможности обзвонить своих коллег и родню, чтобы пригласить их к завтрашнему твоему, заметь! -  кретин, юбилею?...  Ты положил деньги на мобильный?
    Кретин, между тем, поскреб лоб, туго соображая, что от него вообще хотят и, пристраивая свою куртку с оторванной петелькой в платяной шкаф, силился вспомнить, а что, собственно, он такого сделал?... Но так и не вспомнив, коротко выдохнул алкогольные пары. После нескольких неудачных и нескоординированных манипуляций с курткой, он прицепил таки ее кое-как за воротник, кивнув при этом удовлетворительно головой. Гарик развернулся к Лесе, собрал губы в трубочку и капризным голосом протяжно вывел:
- Ну, пуся... я устал... я  устал, - умозаключил он с полной убежденностью своей правоты, перейдя к громкому шепоту и потянулся к лицу жены мокрыми, мягкими, расплывчатыми губами.
      Леся решительно отстранила качающуюся фигуру мужа и, смерив его презрительным, гневным взглядом, начала отчитывать четко поставленным голосом. Дело в том, что Олеся Георгиевна занимала достаточно высокую должность в одном крупных промышленных гос. учереждений столицы, где они, собственно и проживали. Ее кандидатуру не единожды предлагали выдвинуть на пост заместителя директора деревообрабатывающего комбината, но, что-то ее останавливало. Возможното обстоятельство, что должность начальника отдела кадров ее вполне устраивала. Сотрудники относились к ней уважительно, соблюдая субординацию, поскольку многолетний опыт общения по работе с ней показывал, что Олеся Георгиевна строга, дисциплинированна и взыскательна. И если случалось, что кто-то из коллег по халатности опоздывал на службу или же позволял себе не являться на утреннюю планерку, взбучка на "ковре" не заставляла себя долго ждать. Мало того, что Олеся Георгиевна отчитывала нерадивого службиста, она могла еще и влепить строгий выговор с занесением в личное дело. С такой женщиной ухо держали должным образом почти все кабинетные сотрудники, разве что один Альберт Иосифович позволял себе приволокнуться за Лесей, видя в ней не только грозного начальника, но в первую очередь "Кустодиевскую" красотку, с полненькими формами, белейшей кожей лица и умело взбитой прической, всегда подтянутую и пахнующую такими тончайшими духами, что, когда она проходила мимо Альберта Иосифовича, он всякий раз замирал, и волна нежности прокатывалась в его груди... Впрочем, Леся и сама все прекрасно понимала, но держала Альберта Иосифовича на приличном от себя расстоянии, несмотря на то, что как-никак, а он занимал более высокую по сравнению с этой милейшей особой, должность, работая главным инженером производства.
      Глубокий, грудной голос Леси, однако, ни как не возымел своего действия на Гарика...  Судя по всему, он достаточно сегодня набрался. Пока он, с вывернутыми пустыми карманами, покачиваясь, как парусник в морском заливе,  неуверенно "плыл" с целью "пришвартоваться" к кожаному черному  большому дивану, находящимся в его "рабочем кабинете", до него доносились лишь отрывистые обрывки  бранных отчитываний жены, ибо он находился в самом, что ни на есть, блаженнейшем расположении духа и к тому же, ужасно утомился. До него доносилось:
- Ах ты, дрянь такая!   Посмотри, который теперь час...  Я весь день на кухне, не покладая рук...  Кретин...   Тупица...  Необязательный человек...   С каким лицом ты завтра выйдешь к гостям...  Неблагодарный, несознательный элемент...   Ну почему, почему тебя угораздило так напиться именно сегодня....   - распекала Леся Гарика, курсируя ладьей из комнаты в кухню и обратно, подогревая себя гневом снова и снова, рационально меж тем, прикидывая умом, как выйти из сложного положения и успеть заблаговременно пригласить к праздничному столу дорогих гостей. В который раз Лера отметила с легким сарказмом, что Гарика, по большому счету, не пьющего человека, тянет на выпивку именно накануне каких-либо неотложных событий. Так, например, он преподнес ей однажды сюрпзиз, напившись, как свинья под самый канун Рождества, ее любимейшего праздика... Она в тот день специально пришла с работы на час пораньше и застелила стол кисейной скатертью, приготовив его излюбленный деликатес - жульен из грибов и телятины. А он, где-то в городе, у метро, встретил Марика, своего одногруппника по институту, и и Марик оказался для него дороже Леси... Нет, нет... Леся любила мужа горячо и нежно. Гарик являлся и по сей день для нее самым желанным из мужчин, которых она когда-либо знала...  Проводить время в постели вдвоем им еще ни разу не наскучивало, ночи были исполены такой откровенности от его прикосновений и близости, что Леся и сейчас часто пунцовела, вспоминая эти милые эпизоды их семейной жизни...
   Надо сказать, что Гарик вовсе и не отличался  тягой к спиртому. И не был заядлым пьяницей. Выпивал он крайне редко, и, как правило, по какому-нибудь поводу. Работал Гарик художником - реставратором, обновляя фрески храмов и часовенок, как близлежащих, так и весьма отдаленных от столицы, а стало быть, он работал и с выездами на тот или иной объект, подлежащий восстановлению. Он слыл искусным реставратором в среде профессионалов и имел достойное образование, выучившись в Академии художеств по специализации натюрмортов. Гарик, однако, отнюдь не был приверженцом какой-либо из религий, хотя и занимался непосредственно, обновлением церквей. Он просто-напросто работал с душою и делал свое дело со старанием. И, поскольку Гарик не был лишен романтических всплесков души, как, впрочем, все творческие люди, то, иногда, под настроение, забавлял себя тем, что рисовал эскизы обнаженных женщин карандашом. Женщин, преимущественно, близких, знакомых, а также и мимолетнно увиденных им, но оставшихся в памяти и воспроизведенных затем, в самых раных позах и позициях, на бумаге. Коллекция его уже перевалила за сотню экспонатов.
        ... Наконец, Гарик, добрался до дивана, и, плюхнувшись в уютную мягкость кожаного лежбища, начал было стягивать с себя джемпер, блаженно лыбясь, вспоминая то один, то другой из эпизодов прошедшего дня, проведенного  в  шаловливой и раскрепощенной компании своего бывшего сослуживца, рубахи-парня с широкой душою, Кирюхи и его: "Хи-хи-хи...", - Гарик, прыснул от удовольствия - прелестной озорницы, пассии, подружки Али. Стягивая тугой ворот джемпера, который мешал дышать изрядно подвыпившему Гарику, в его памяти медленно всплывало,как он в обед вышел из своего подъезда, имея при себе пятисотку для мобильного жены, как он еще подумал, что стационарный телефон некстати сломался , а технический мастер появится не раньше, чем через два дня. Как он пошагал в сторону Володарского проспекта, к миниркету, где и собирался пополнить счет мобильного телефона этой злополучной пятисоткой. Неожиданно увидев в маркете Кирилла, и его радостную улыбку, тормознул. Они давно не виделись, а потому сразу нашелся повод для часа другого более близкого общения. купив по баночке пива "Балтика", и опорожнив, Кирилл сказал, что с год назад приобрел однокомнатную квартиру в районе станции метро Пролетарская. Кирюха когда-то работал вместе с Гариком на поприще реставрационных работ, но решил сменить курсив, рассчитался и перешел в более перспективную профессию, переквалифицировавшись в дизайнеры. Тем более, что офис располагался в пяти шагах от дома и секретаршей в нем служила прелестница Аля, с которой Кирюха, вольный по всей натуре, холостяк, быстро "снюхался" и привел ее в качестве подружки в свое новое жилище.
        Дойдя до дома, оба поднялись на третий этаж, с куражем смеясь и иронизируя по каждому пустяковому поводу, позвонили в дверь Кирюхиной квартиры. Открыла им миловидная кудрявая шатенка, броской внешности, даже претензионной; в легких шелковых домашних брючках и в облегающей белой футболке с фривольной красочной надписью на груди " плейбой, я с тобой!" Как выяснилось, это и была та самая Аля или Аленькая, как называл ее Кирюха. Кирюха был готов жениться на ней хоть сейчас, но что-то пока не задавалось и останавливало.
   Подвыпивший Гарик, встретив ее задорный, искрящийся взгляд оливковых , обрамленных густыми черными ресницами, глаз, и нежнейший пушок над верхней губкой, забыл,зачем он вышел из дома. Он моментально попал под ее очарование и захмелел еще больше от такого соблазнительного личика. Компания складывалась, что надо. Вечер обещал быть долгим.
   Аля накрывала стол , и, когда проходила мимо Гарика, невзначай задевала его бедром или рукой. Это не ушло от внимания Гарика. Это его неимоверно будоражило и подталкивало воображение к новым подвигам. Он совсем равеселился и оживленно поддерживал беседу с Кириллом, на тему искусствоведения. Они начали дискутировать, разглядывая древнюю икону , купленную Кирюхой где-то в глубинке прошлым летом, куда он имел обыкновение ездить каждый отпуск. Гарик же, ни на минуту не выпускал из внимания жесты Али и бросал на нее из-под ресниц быстрые , но многоговорящие взгляды... 
  Когда стол был накрыт, они непринужденно уселись, затем опорожнили бутылку грузинского коньяка под горячую круглую картошку, присыпанную свежей петрушкой и  молодым укропчиком, да под разносолы, сготовленные изящными Алиными ручками.
- А она у тебя ничего! - шепнул уже слегка окосевший Гарик Кирюхе на ухо, смакуя каждое слово и промокая салфеткой рот, при этом поддевая скользкий гриб на вилку.
- Офелия! Амазонка! Шехерезада! - страстно выдохнул Кирюха, пытаясь сосредоточить рассредоточенные от выпитого глаза.
   Вторая бутылка коньяка была выпита компанией под непринужденный смех и шутки также расторопно, как и предыдущая. Гарик, разгоряченный от крепкого напитка, разомлел и совершенно размяк. И сам того от себя не ожилая, положил ладонь на Алину коленку, опустив руку под скатерть стола. Аля же, нискольлечко не конфузясь, сразу ответила Гарику взаимностью, угостив его шаловливым щипком за то, что находится несколько ниже пояницы, тонкими, унизанными колечками и перстенечками в камушках, пальчиками...
    Дальше все пошло, как в широкоформатном цветном фильме о любовных похождениях из хорошо известного эротического сценария " Страсти от заката до рассвета"... Самым неожиданным образом, Аленька, то оказывалась на коленях Кирюхи, шепча ему какие -то шаловливые словечки, перемежая их взрывным смехом, то у Гарика, обвалакивая его туманом оливковых глаз и гламурной улыбкой, мило мурлыкая и обнимая его шею... Прошел час, и два, и три, пока гости не осоловели друг у друга на глазах. Гарик, имея натуру впечатлительную, если не сказать, пылкую, решил расстараться для девушки, вынув из нагрудного кармана пятисотку и сунув ей купюру за распахнутый вырез футболки, тиснув денежку поплотнее и прижав для верности ладонью. Он непрестанно  и вальяжно улыбался. А где-то внутри шла борьба между "нет" и "да". Решительное "да" твердило ему, чтобы он не упускал возможности увлечь Алю на плюшевый диван и предаться с нею восторгам вспыхнувшей страсти. Но резонное "нет", как остаточная доля трезвости рассудка подавляла похотливое стремление и этим останавливало. К тому же, Кирилл, уже почти спящий, и наполовину съехавший со стула, все-таки, как ни верти, оставался для Гарика отличным приятелем и он не хотел вероломно нарушить его идеаллистичесокй возвышенной любви к Але. Хотя, Аля была совсем не прочь провести некоторое время в теплых руках Гарика. После отчаянной и продолжительной борьбы верх одержало "нет". Гарик, краснея и смущаясь, нехотя поднялся из-за стола, затем, нетвердой походкой направился в прихожую, где все-таки позволил себе долгий поцелуй с Алей, вложив в него всю свою неутоленную страсть и горячность от выпитого им коньяка. Как он добрался до дома, знает один Бог. В ушах его звенел Алин смех, а ее игривый взгляд всю  обратную дорогу в родные пенаты сопровождал его и до умиления будоражил в нем тягу к творчеству...
         Он так и уснул на своем кожаном диване, в не до конца снятом джемпере, с блаженным выражением на лице, и когда Леся, прохлопотавшая с проблемой приглашения гостей, подошла и обнаружила Гарика спящим, с детским выражением лица, она, осторожно присев рядом, долго смотрела в лицо мужа, безмятежно спящего счастливым сном. Потом подправила его неловко подвернутую руку, укрыла теплым пушистым пледом и задумчиво покачала головой, разговаривая тихо с сопящим Гариком: " Ну, за что я тебя так люблю? Горе ты мое луковое..." Леся хотело было растолкать его и увести в ванную, но, что-то ее остановило. Она тихо встала, включила ночник в виде цветка лотоса, который муж когда-то привез ей в подарок из очередной поездки. Ночник засветился мягким светом. Леся вышла, тихо затворив дверь.

 
   Рассказ находится в обработке.