Радость

Солнце игриво подмигивало сквозь весёлые морщинки белых облаков. Бойкие воробьи кувыркались в бликах тёплых луж, а голуби, забыв обычную степенность, вытворяли, вообще, чёрт-те-что. Умытые фасады домов и витрины магазинов бежали навстречу  вприпрыжку, толкаясь, словно исполняя некий хмельной танец.

При виде этого радостного оживления Василию Николаевичу самому хотелось что-нибудь учудить, закричать, попрыгать, потолкаться с симпатичными прохожими. Душа клокотала, купаясь в пузырях счастья, и рвалась наружу, как пар из скороварки.Такого с Василием Николаевичем не случалось очень давно, а, может быть, и никогда. Если б не солидный живот и возраст, он сделал бы колесо, мостик  или, на худой конец, ласточку.

Наконец, давление восторга прорвало броню приличия всегда сдержанного Василия Николаевича, и он не выдержал. В киоске "Союзпечать" он скупил все карандаши, ластики и все телепрограммы на неделю, а в забегаловке-полуподвале опрокинул в себя сразу 200.

После погребка улица встретила Николаича новым взрывом радости,  как старого приятеля после долгой разлуки. Она в натуре любила его. Василий Николаевич тихонько засмеялся. Открытым счастливым смехом человека, душа которого вырвалась наконец из мрачной камеры на волю. Нет, пьян он не был. А если и был, то не от вина. Почему он не замечал прежде, что жизнь так прекрасна? Каким он был глупцом, прячась в своей затхлой, скучной норе!

Василий Николаевич запел. Ни разу в жизни он этой глупости не делал, даже в школе на уроке пения. А тут вдруг пробило. Серая, нудная жизнь позади, отныне ничего не должно о ней напоминать! Запел громче. Прохожие и собаки стали останавливаться, приглядываясь и принюхиваясь с некоторой настороженностью, а дети невежливо тыкали в его сторону пальчиками. Николаич это видел, но сегодня это не беспокоило.

Толпа быстро прибывала. Отбросив подозрительность, все хлопали в такт и повизгивали от восторга. Они оказались при невиданном зрелище: прямо посредине улицы степенный мужчина в приличном костюме лихо приседал , выбрасывая коленца, хлопал себя по толстым бёдрам и оглашал центр города бодрыми выкриками явно экзотического характера. Среди набора бессмысленных звуков можно было разобрать только "браун гёл" и "ша-ла-ла-ла-ла". В рисунке дикого танца угадывался необузданный экстаз одурманенного травой  варвара.

- Спиридонов помер! - крикнул вдруг по-русски Василий Николаевич в толпу, задыхаясь от быстрых движений. - Тю-тю! Нету больше Спиридонова! И долгов нету!

Он хотел ещё что-то добавить, но упал и умер. Сердце не выдержало нагрузки.