Соня - козья ножка

В начале второго курса нас отправили на помощь народному хозяйству страны - поработать на консервном заводе в разгар сезона. Группу разместили в Красном уголке на территории завода и сразу разбили на три бригады - дневную, вечернюю и ночную смены по десять дней в каждой. Нашей бригаде выпало начинать с ночной смены. Все, в общем-то, нормальные девчонки, для которых такая работа была не в тягость. Кроме Сони Гринберг. Мы вздохнули, но тогда и не подозревали, какое сокровище нам досталось. Почему - расскажу попозже. Вообще о Соне можно рассказывать часами. Вот есть люди, у которых такая необыкновенная жизнь, что о них можно часами рассказывать. А с Соней никогда ничего особенно яркого не происходило, но каждый её день, проведённый с нами, давал богатую пищу для того, чтоб малость поёрничать.
Была она единственным ребёнком в семье: папа, известнейший хирург, мама - не прима, но всё же оперная певица, прозванная нами "цветик-семицветик" за её любовь к разноцветным лакам для волос, в то время - жутчайшим дефицитом, и бабушка, которая ходила за своей "маленькой", как квочка за цыплёнком. Был ли у нас субботник, однодневный выезд на уборку винограда или что-то в этом роде, вся семья (редко одна бабушка) провожала единственный свой отпрыск до самой погрузки в машину. Приносилась небольшая кастрюлька с пирожками (с большим удовольствием поедаемыми нами на винограднике, в парке или просто на улице), термос, бутерброды, варёные яйца, помидоры... На Соню надевались варежки, завязывался шарф и давались последние наставления, как будто её отправляли не на день и не на сбор винограда, а на северный полюс. Наблюдая со стороны за проводами, мы тихо давились от смеха, зато потом отрывались по полной программе, соревнуясь в остроумии. Но Соня никогда не обижалась, только наивно оправдывалась и объясняла, как родители боятся её простуд. Прозвище "Козья ножка" появилось практически с первого дня, когда она, войдя в аудиторию, огляделась в поисках свободного места и смешно зацокала каблучками к столу. Шажки были мелкими, походка слегка неуклюжая, а цоканье такое характерное, что сравнение как бы напросилось само собой.
Надо сказать, что на первой же сессии выяснилось, что группа подобралась сильная, но "гвоздём программы" стала Сонечка, сдавшая сессию только на "отлично". Во время первого экзамена те, кто вошёл с ней в первую "пятёрку", потом вываливались из аудитории и, корчась от смеха, рассказывали, как выбирала билет Соня. Это представление повторялось от экзамена к экзамену и, в конце концов, мы установили очередь, чтоб всем полюбоваться зрелищем. Подошла и моя очередь. Наслушавшись рассказов, представлений в лицах, я с интересом наблюдала за моментом. И всё равно, действительность оказалась ярче. Соня вошла в дверь и на негнущихся ногах направилась к преподавательскому столу, по пути опрокинув вазу с цветами, купленными нами вскладчину для преподавателя. После небольшой суматохи по нейтрализации последствий аварии, Соня, наконец, остановилась перед столом с разложенными билетами и впилась в них полными ужаса глазами. Все взгляды были прикованы к ней. А она стояла бледная, с трясущимися руками, на подгибающихся ногах... Наконец зажмурила глаза, подняла руку и судорожно зашарила по столу, выбирая билет. Преподаватель остолбенело наблюдал, не издавая ни звука. Вот рука остановилась, зажав билет, и медленно стала подниматься к глазам. Преподаватель всё ещё оставался неподвижным, чего нельзя сказать о нас - мы уже корчились, хватаясь за животы. Соня открыла глаза, молча прочитала билет, краска стала возвращаться на её щеки и уже ровным, спокойным голосом она объявила номер билета. Все годы повторялось одно и то же с маленькими вариациями, но какой бы билет ни взяла "Козья ножка", ответ был блестящим. Сначала преподаватели, видя её ужас, подозревали Соню в незнании предмета и гоняли нещадно по всему прочитанному курсу, но здесь уже её поймать было невозможно: её знания, кругозор, умение точно выражать мысль, глубокое проникновение в профессиональные вопросы были на недосягаемой высоте. Она проучилась все годы только на "отлично", но ленинской стипендианткой, в силу своей национальной принадлежности, так и не стала, хотя ей вынуждены были всё же платить повышенную стипендию.
И вот жизнь на консервном заводе. В первую же ночь мы, легко и весело, собрались на работу, но Соня, привыкшая к режиму, никак не могла проснуться. Делать нечего, мы растолкали бесчувственное тело, посадили на кровати, напялили несколько кофт, обули, завязали шарф и, полусонную, выпихнули в ночь. Сонька, пока мы её одевали, плаксиво жаловалась на то, что не выспалась, что у неё режим, что не привыкла шастать по ночам, что завтра у неё будет болеть голова... Под её стенания мы прибыли на рабочее место. После двух ночи полагался часовой перерыв. Подхватив пустые ящики устроились среди яблок и завязался разговор, не помню о чём, но захватывающий. Соня, на удивление, встрепенулась и очень активно поддержала разговор, превратив его в монолог. Нас же, под её говор сморило и мы, привалившись друг к другу, стали подрёмывать. Тут появилась бригадир: "Ну что, девочки, перерыв заканчивается, пора на работу". Подошла и заслушалась, присев на свободный ящик. Мы, обрадовавшись возможности подремать ещё немного, даже не шелохнулись. А бригадирша зачарованно смотрела в рот Соне, потом вдруг подхватилась: "Ой, мы лишних сорок минут просидели!" Но с этой ночи зачастила к нам во время перерыва. А мы, устроившись на ящиках поудобнее, завидев бригадиршу, командовали: "Сонька, давай!" И она начинала бесконечные рассказы о людях, событиях, космосе, катастрофах, спектаклях... Бригадирша не отрывала от неё взгляда, а мы мирно дремали лишних тридцать-сорок минут.
К последнему курсу насмешливость наша по отношению к Соне как-то изжила себя, уступив место, я бы сказала, тщательно скрываемой нежности. Нам было обидно, что ей так и не дали ленинскую стипендию, обратились в деканат, но кто нас будет слушать? Перед куратором отстояли Соню, когда он взъелся за пропуск демонстрации, не поверив, что Соня действительно заболела. И вообще, "Козья ножка" звучало только тогда, когда вспоминали прошедшее, а так всё чаще называли Софик.
Сейчас Софик живёт где-то в Штатах, замужем, двое детей. Время от времени через кого-нибудь передаёт приветы, которые по цепочке облетают земной шар, а мы, в свою очередь, посылаем такие же приветы ей. И скучаем.