Записки-2. Мелихово

15 сентября 1984
                Мелиховские сюжеты.    
 В пятницу, 14 сентября, я прилетел в Москву.  На другой день чеховеды,   актеры (Э.Полоцкая, Е.Сахарова, Е.Хромова и др.), а также музейная молодежь из Ялты, Таганрога, Сум собрались на Красной площади. Сели в автобус и отправились в Мелихово. День не задался, ехали под дождем. Промозглая хмарь  обложила  небо и над Мелиховом, где колыхалась тысячная толпа; на лужайке разместились  киоски с промтоварами и призами – что-то вроде Дня колхозника, праздника окончания сельхозработ.   
 Встречал нас директор Юрий Константинович Авдеев, скромный, невысокий человек в толстых очках и темном плаще, который, по первому впечатлению, больше прислушивается к себе, чем к собеседнику. Причиной тому было очень плохое зрение, поврежденное на фронте. Занятый с начальством, он поручил нас своей жене, Любови Яковлевне Лазаренко, главной хранительнице музея. Так из первых, можно сказать, рук  мы получили первые впечатления от усадьбы. Жаль, конечно, что все это происходило под аккомпанемент дождя.
   Группа за группой, стряхивая зонты,  заходили в  мемориальный дом... Влаги набралось столько, что  обои местами отстали от стен. Наш хранитель Юрий Скобелев умер бы от разрыва сердца. Дорожки, посыпанные по чеховской моде мелким щебнем, раскисли и превратились в месиво. Мемориальность и грязь несовместимы: надо что-то придумывать.                В чеховском кабинете  висит много копий с подлинников, находящихся в Ялте. В гостиной  за роялем сидел пианист из Москонцерта: когда входила группа, он начинал играть. Пели Глинку, Рахманинова,  «Валахскую легенду» Брага. Это впечатляло… Из интерьеров больше всего понравилась комната Павла Егоровича:  в углу перед иконой теплится лампада,  на конторке – счеты, на полу – сушеные артишоки, дыни и тыквы. Домотканый половичок. Ощущение домашности и уюта. В одной из комнат на полке - глинные изделия с Украины. Такие  любил Антон Павлович, такие украинские  друзья  привозил в Мелихово.
      За  два  года  до этой  встречи,  я  задумал   переиздать  книгу «Хозяйка  чеховского  дома» и  обратился  к  авторам с просьбой   расширить  и  дополнить  очерки.  Все  охотно  откликнулись. Появились и  новые  очерки. Особенно  интересный  материал  прислал из  Мелихова Юрий  Константинович  Авдеев,  который  благодаря   участию  Марии  Павловны   смог   восстановить  чеховский  дом  практически на  голом  месте.
      Сначала «на  разведку»  к  Марии Павловне  поехал  ее  племянник С.М.Чехов  с сыном  Сергеем. Они  привезли  для  новой  экспозиции  этюды   Марии  Павловны,   бытовые  вещи,  корневища  пионов -   тех  самых,  кторые  выращивал  в  Мелихове   еще  отец  писателя,  Павел  Егорович  Чехов. Зимой  1956  года  в  Ялту  отправились и сам Ю.К.Авдеев с  женой   Любовью  Яковлевной. Было  удивительно, как прекрасно,  в малейших  деталях помнила  Мария  Павловна то,  что  происходило  шестьдясят  и  более  лет  назад. На листах  проекта  она  делала замечания,  которые  помогли   архитектору  довести  проект  до  конца.  Ведь  от дома ничего  не  осталось! Музейщики  переживали,  что  экспозиция   будет   невыразительной без  подлинных  вещей, на  что  Мария Павловна  восклицала: «Да  не  будьте  вы педантами. Создавайте чеховское настроение!».
         В  1956 году  женский  праздник совпал  с  масленицей. Авдеевы  обошли   рынки  и  оранжереи, чобы  купить  цветов. Для  северян  цветы в  марте  были  сказочной диковинкой.  Пришли  на Белую  дачу с  большим букетом  цинерарий  и несколькими  горшками ярких  цикломен. У  Марии  Павловны  весь день  были  визитеры. Елена  Филипповна   угощала  всех   блинами. За  праздничным  столом   сидели  главврач   санатория  имении  Чехова   доктор  Лещ,  мать  Павлика  Морозова… Мария  Павловна  погрузилась в воспоминания: Из  этих  рюмок пили на свадьбе  Павла  Егоровича… А  эта  сахарница  куплена  в год  рождения Антона  Павловича…».  Зазвонил  телефон:  из  Москвы  с  поздравлениями -  Ольга  Леонардовна. Все  невольно  примолкли...
         Накануне отъезда   мелиховцев  Мария  Павловна  повела  их  по музею. Она  достала  из «дорогого  многоуважаемого  шкафа»,  что  стоит в  спальне  Антона  Павловича,  белый  картуз и  шарф. Юрий  Константинович,  встав  на колено,  принял  драгоценный  дар. «Вот  письменный стол,  за которым  Антон Павлович работал. Восстановите  его  -  и  получите  его. А  за  труды  благословлю  вот этой  иконой…» Она  взяла  складень с бронзовой  монограммой, подаренный   Чехову  крестьянами  при  освящении  Новоселковской  школы.  На прощанье  она подарила  гостям  книгу с  надписью: «Дорогим  новым  хозяевам  моего  любимого Мелихова Любови  Яковлевне  и Юрию  Константиновичу на  добрую  память. Мария  Чехова. Я  скоро приеду в  Мелихово.  Берегите  его. Бывшая  хозяйка Мелихова… 10  марта  1956 года». 
    Благодаря   этим  воспоминаниям   супруги  Авдеевы  стали  для  меня  людьми  близкими  и  дорогими.  Я внимательно присматривался  ко  всему, чем  занимались эти  маститые  музейные  люди.   Гордостью  Любови Яковлевны и всего коллектива  был французский огород  перед домом.  Грядки с тыквами, артишоки, капуста причудливой формы… Артишоки растут и в ялтинском саду – плоды похожи на гигантские репейники. Обычный вопрос – а как их едят? До сих пор не знаю. Перед флигелем в Мелихове сажают гелиотроп – вдовий цвет, упомянутый в пьесе «Чайка». Авдеев сумел достать семена аж в Голландии. В этом году цвета нет. А жаль. Гелиотроп – растение с литературной биографией:  цветок  гелиотропа влюбленный Пушкин получил от Анны Керн и засушил между страницами дневника…  Кстати, нет ли тут переклички  с образом Тригорина? Сюжет  с гелиотропом относится в Тригорскому - вот тебе и разгадка фамилии.  Сами отношения маститого поэта (литератора) и молодой поклонницы – разве не  характерны для Пушкина?. Стоит подумать…
     Во время осмотра флигеля  к нам подошли два  явных иностранца. Высокий человек в жокейской шапочке – Вадим Гловна: он прибыл в Россию  вместе с Верой Чеховой снимать фильм о семье Книпперов. Вот, приехали  в Мелихово… Как на грех, дождь…Фильм, как я понял, рекламного свойства: Вера Чехова приезжает в СССР, очаровывает тутошних Чеховых и Книпперов… Заключительная сцена намечена в березняке: русские друзья Веры собрались чествовать актрису за  роскошным столом. Она появляется в умопомрачительном платье  Ольги Леонардовны… Апофеоз.
     Познакомились. Вадим Гловна, кинорежиссер польского происхождения,  потащил меня в автобус, где   от дождя сокрылась его жена Вера Чехова и ее штат – тон-оператор, переводчик, осветители, гримеры и тому подобное. Со скрипом раскрылась передняя дверь, я поднялся на две ступеньки и оказался лицом к лицу с маленькой женщиной с огромными светло-серыми глазами. Лицо поразительно напоминает внешность знаменитого деда,  Михаила Александровича Чехова: те же  скулы, раскосые глаза, нос уточкой… Говорят, в молодые годы она училась в балетной школе и танцевала. Отсюда легкость и воздушность движений. Вот богиня подает мне руку…От волнения я пролепетал какие-то комплименты. Она выслушала перевод и сказала:  это мы отснимем для фильма. Пришлось  повторять… Потом нас сняли на фотоаппарат, записали адрес…Жаль, снимок не прислали: мы с Верой вдвоем, она  подцепила меня под ручку…Она тут же расписалась на визитной карточке Вадима Гловны – храню автограф Веры Чеховой как  зеницу ока до сих пор.
     Тем временем чеховеды собрались в деревянном  доме Авдеевых, примыкавший к усадьбе. По традиции, накрыли стол с немудреными сельскими закусками. Вино мы привезли сами. Сам дом – необыкновенный дом: все стены увешаны картинами Юрия Константиновича – пейзажами с яркими, броскими, даже диковатыми красками. Настоящее «фове». Секрет  фовизма мастера был прост и печален: Авдеев терял зрение… поневоле приходилось писать  ярко и  насыщенно.
    И вот я сообщаю о бедной Вере, которая одиноко  печалится  в автобусе. Надо ее пригласить сюда! Авдеев замялся. Оказывается, не так все просто в этом Подмосковье! Мелихово попало в зону противокосмической  обороны  столицы, доступ иностранцев  сюда весьма и весьма ограничен. Директора музея предупредили, чтобы якшался с иностранцами поменьше… Бог их знает, что они собираются снимать!
-    Но  мы-то люди  пришлые, мы от  военных не зависим! –
восклицаю я.
     Решили послать нас с Евгенией Михайловной Сахаровой  в автобус. Надо  пригласить немецких гостей в дом, пусть попьют чайку, обогреются. А заодно познакомимся. Все-таки внучка знаменитой актрисы Ольги Чеховой, о которой столько легенд ходит!
     И вот мы за столом. Тут же кинокамера -  снимает процесс общения на пленку. Мы задаем вопросы – Вера отвечает. Увы, ни Вера, ни Гловна по-русски  не понимают совершенно. А мы, естественно, по-немецки.
     Я спросил о ее сыне Нике:  чем занимается, учит ли русский язык. Вера ответила, что сын сейчас живет в Америке, изучает композицию (он музыкант). Русский будет учить позднее… Спрашивали о Михаиле Чехове, о его знаменитой художественной системе, которая, по его же замыслу, продолжала и развивала идеи Станиславского. Вера, к сожалению, о системе ничего не знает. Играла ли  в чеховских спектаклях?
- Да, играла. В молодые годы  участвовала в спектакле по пьесе «Смерть во Владивостоке»…
     Чеховеды переглянулись. Все сидели и соображали, что имеется в виду под «Смертью…». Ничего в голову не приходит. Елена Хромова язвительно замечает, что при ее-то фамилии можно было бы знать Чехова и получше… Глядя на черноволосую и скуластую немку Веру  Чехову, она  добавляет:
- Вам, вероятно, удалась бы роль  героини в  рассказе «Тина» – там тоже девушка в «цыганском вкусе»…
      Гостья, разумеется, иронии не поняла, а кто-то из чеховедов заерзал на стуле и пробомотал: «Сомнительный комплимент…».
    На том и расстались.
    Забегая вперед, скажу,  что еще одна встреча с немецкой носительницей фамилии произошла в 1994 году в Баден-Бадене, модном курорте, побратиме Ялты. В «Иезуитенхалле», красивом зале при городской ратуше, мы открывали выставку чеховских реликвий. Так мы совместно отметили  90-летие памяти великого писателя, умершего неподалеку, в Баденвейлере. Вера Чехова была почетным гостем мероприятия, специально приехала из Берлина. Вадима Гловны при ней уже не было. Новый муж был элегантный бизнесмен, обещавший привезти актрису в Ялту. Увы,  ялтинская встреча не  сложилась…
    Среди  самых близких друзей Авдеева  состоит Михаил Констан-тинович Аникушин, знаменитый скульптор из Ленинграда. Невысокий, добродушный, круглолицый старичок с  ласковыми глазами ходил по садьбе в сопровождении заместителя министра культуры  А.Шкурко. Над Чеховым Аникушин работает  чуть ли не всю жизнь. Две работы имеются в экспозиции Мелиховского музея. Галина Уланова в Ялте говорила про «балетные ноги»  аникушинского Чехова. Есть возможность сравнить впечатления! Так и есть.  Чехов и Левитан – два тонконогих акслерата  в рубахах «а ля рюс»  под поясок. Отдельная  фигура Чехова в том же стиле – тонкая  жердь, задрапированная до пят в  бесформенное пальто. Лицо аскета с  торчащим острым сухим носом, как у Максима Горького. На изможденный лоб падают пряди волос.  Воистину, страдалец земли русской. Нет здесь ни богатства души, ни его юмора,  ни значительности, проистекающей от глубокого погружения в суть жизни. Почему нет чеховской просветленности, происходящей от провидения будущего? Жить – значит, предвидеть завтрашний день. Чехов не ставил свое страдание на пьедестал, поскольку свою частную жизнь видел в контексте, охватывающем сотни и тысячи лет… 
      Вечером сидели с Авдеевыми  за чаем… Сколько интересного, поучительного и драматического услышали мы! Сколько пришлось им пострадать за Мелихово! К примеру,  Авдеева обвиняли даже в «семейственности»: дескать,  назначил  жену  главным  хранителем… А Любовь Яковлевна – это      г л а з а   директора, который сам почти не видит из-за ранений и диабета.
    Понял я, что Авдеевы не видят себе преемника в коллективе. И то правда: сильный, самостоятельный человек и десятка лет под Авдеевым,  человеком своевольным, не усидит. Рассчитывают на  приход  варяга из Таганрога,  бывшего замдиректора А.С.Дымова, которого в родном коллективе благополучно «съели».  Но, оказывается, очень трудно прописать  человека со стороны:   Мелихово в режимной  зоне … Пост директора после смерти Авдеева унаследовала сотрудница музея Абраменкова, человек малоинициативный. Музей ветшал, посещаемость упала до минимума. К концу ее работы  дело дошло до того, что  в декабре  музей посетило, если память не изменяет, человек семь-восемь…
    Рассказывал Авдеев о ялтинском романе Чехова с дочерью известного татрального деятеля Ниной Корш.  У Нины якобы родилась дочка, которую «удочерил»  сам Федор Корш. Об этом Авдееву рссказала Нина Ильинична Гитович, автор  «Летописи жизни и творчества А.П.Чехова»…. Услышал я историю о том, как огромный архив Марии Павловны Чеховой после ее смерти «уплыл» из Ялты. В архиве  хранилась переписка сестры писателя с Буниным, Куприным, Шаляпиным, другими деятелями отечественной и зарубежной культуры. Ялтинским музейщикам это богатство оказалось не с руки. Бесценный архив попал в Москву и частично в Мелихово…

                * * *
     21 июня 1987.
   Вчера позвонила из Москвы  скульптор Аста Бржезицкая: в среду от рака  умер Юрий Константинович Авдеев… Послали телеграмму соболезнования. Похороны состоялись через три дня,  в субботу.  Могилу устроили возле мелиховской церкви, где покоится прах Сергея Михайловича Чехова.
    Я был хорошо знаком с покойным: впервые мы встретились весной 1981 года в  Ялте, на юбилейной Чеховской конференции. Это был мой дебют в ялтинском музее писателя. Судьба же  Авдеева была долгой и нелегкой: фронтовые раны, диабет, прогрессирующая потеря зрения – для художника это было  трагедией.  Наконец, потеря жены Любови Яковлевны Лазаренко,  которая была не только глазами Юрия Константиновича, но и  миротворцем. Она смягчала  его резковатый характер,  гасила шороховатости в общении с коллегами. Характерно,  когда захотели «съесть» Авдеева, то ударили прежде всего по Любови Яковлевне: дескать, развели в музее семейственность… Осенью 1985 года  во время Чеховского праздника в Мелихове они принимала нас, молодых  музейных чеховедов  из Таганрога, Сум, Ялты по-домашнему, в старом бревенчатом доме возле  мемориальной усадьбы.  Это было что-то вроде летней резиденции Авдеевых: квартиру они держали в городе Чехове. Любовь Яковлевна провела нас по  экспозиции, потом  все сидели за столом, пили привезенные  напитки, закусывали солеными огурцами и картофельным пюре с  маслом.  Мы и спали в этом доме, увешанном картинами  Авдеева:  яркие, дикие цвета  - попытка хоть как-то вернуть  свет в  тускнеющий мир… Писал он в основном пейзажи – на сюжетные полотна  зрения не хватало.
    Юрий Константинович – невысокий, тихоголосый, усталый человек, ушедший в себя за толстыми линзами очков. За ним по пятам ходил  человек с помятым, испитым лицом - инженер Чеховского полиграфического комбината.  Авдеев привечал его ради типографских услуг.
    Наши отношения имели свою драматургию.  Перебравшись в Ялту и став директором, я нарочито тянул с поездкой в Мелихово: хотелось явиться к мэтру  не мальчиком, но мужем… Гордыня человеческая!  Мы изредка переписывались; в последних открытках, которые писала жена, он просто  ставил  внизу каракулю.  Есть у меня и его книжка  о  музее -  дарственную надпись Авдеев по недосмотру сделал   на последней странице…
     Меня восхищала его уверенность в том, что ради Чехова, ради культуры надо действовать без оглядки на начальство, на  канцелярские правила. Даже вопреки им.  Вот, смотрел я  открытые им филиалы – школу в Новоселка,  медпункт в Крюково. Стал выспрашивать о технологии созда-ния филиалов. По положению, следовало провести решение чуть ли не через Совмин: тут и бюджетные средства, и ставки сотрудников, и  разрешения  органов  охраны памятников… Авдеев хмыкнул и пренебрежительно махнул рукой: я сначала делаю, а потом оформляю бумаги... Мне по молодости лет это казалось чуть ли не геройством… Впрочем, и самому приходилось ставить начальство перед фактом, а потом прикидываться дурачком.
     У нас возникла даже косвенная полемика из-за  чеховского стола. Человек увлеченный, Авдеев лепил  вокруг  мемориальной вещи настоящие легенды. Сам стол в 50-х годах был передал в Мелихово  из ялтинской Белой дачи. Сделала это Мария Павловна ради  «усиления» мемориальности  вновь созданного мелиховского музея.  В Ялте осталось еще два стола.  По легенде Авдеева,  за этими столами Чехов якобы не написал ни строчки: все заслуги приписывались столу, который переехал в мелиховский флигель. Дескать, за этим столом Чехов писал на Садово-Кудринской, потом в Мелихове, потом и в Ялте… Именно за ним написаны «Вишневый сад» и «Три сестры»… А в Ялте, стало быть, столы-самозванцы…
     Был и другой  случай  чрезмерной музейной ретивости:  вместе с женой Авдеев вывез из Ялты все до одного гипсовых слепка, которыми М.П.Чехова пользовалась в годы  занятия рисованием. Старенькая   Мария Павловна запустила его на чердак флигеля, и он забрал все, что попало под руку.  Ну, хоть бы один слепок оставил!
   Сейчас я думаю, что  настоящий музейщик должен быть  именно таким. То, что простодушные наши дамы считали хламом,  было сокровищем. Тот, кто равнодушно проходит   мимо возможности  прибрать в музейную коллекцию все,  что плохо лежит,  –  не заслуживают уважения.  Авдеев создал мелиховский музей на ровном  месте: от подлинного чеховского дома, кажется, только остатки фундамента и сохранились. Сейчас же это целая Чеховская страна – с парками, прудами,  школами,  медпунктами,  церковью и дорогими могилами… Вот, прибавилась к ним еще одна…