Остров Идеальных Мужчин. Часть четвертая. Гл. 1-4

Часть четвертая

Глава первая

 Переплетение линий

Ольга с трудом пробиралась сквозь густую, непролазную чащу, ругаясь про себя, на чем свет стоит… Вслух произносить такое было боязно.
 Ее молчаливый провожатый легко шел по тропе, казалось, он скользит по льду или, даже, вообще – передвигается по воздуху. От этого сходство с призраком усиливалось. Утро вступало в свои права – из низин поднимался туман, капельки влаги скатывались с листьев, падая сверкающими алмазами. Птичий щебет серебристыми цепочками звенел на деревьях, поднимался выше, к самым кронам, оповещая лес о том, что начинается новый день. И только две человеческие фигуры – одна женская, в городской одежде и другая, странно бесполая и безликая, двигались в темноту чащи.
 Проводник ни разу не оглянулся.  Холодом веяло от его красных шелковых одежд, не цеплялись они за ветки и сучья, не замедляли шагов, только на поворотах балахон относило в сторону, и тогда струящиеся складки напоминали язычки огня, реющие на ветру.
 Ольга спросила – долго ли еще? Призрак не отвечал. Чем дальше углублялись они в чащу, тем больше женщине становилось не по себе, да только назад пути уже не было.

Становилось все темнее, деревья стояли почти вплотную, кроны их полностью закрывали небо. Густой вековой ельник сделал землю безжизненной – тут, на опавшей хвое, «росли» только гигантские муравейники. Приходилось лавировать между ними, перепрыгивать муравьиные тропы. Наконец, среди этих колонновидных елочных стволов вновь стали встречаться лиственные деревья. Лес постепенно светлел, выводя из чащи на поляну.
Ольга вышла вслед за провожатым на открытое пространство. В центре «площади» кем-то был выложен огромный белый круг.  Наверное, его сделали из плотно подогнанных белых камней, а может, просто зацементировали и выкрасили, она этого не успела понять.
 Вокруг центра, словно вокруг сердцевины цветка, располагались люди в красном. Они полулежали на подогнутых под себя коленях, вытянувшись вперед, лицом вниз, и верхушки длинных капюшонов почти соприкасались посередине. Распростертые фигуры образовывали лепестки кроваво- красного цветка.  Что-то, уже виденное недавно, померещилось Ольге в этой картине. «Стапелия»? Но у той было всего пять лепестков, а здесь их не меньше двадцати, и они намного ярче… Оля различила несильный, приторный запах, у нее закружилась голова.

Провожатый, так же молча, вывел ее в центр круга,  и Ольга устало опустилась на плотную  поверхность в самой сердцевине.
 Запах здесь был сильнее, он дурманил голову. Вдруг, как по команде, «лепестки» ожили и стали медленно смыкаться вкруг пришедшей. Послышались заунывные, монотонные звуки, похожие на жужжание пчел… или мух.
За деревьями проступили тени в красном. Их было очень много, и они издавали жужжащие звуки, поднося к губам какие-то деревянные музыкальные инструменты.  Секта готова была принять нового члена в свои ряды.

А и действительно! Пришла – дороги назад не будет, это был приказ главы секты. Никто возвращать Ольгины деньги не собирался, да и осведомленность о ее проблемах была полная. Зачем усложнять?
Капкан захлопнулся – не сама ли Оля решала все вопросы подобным образом?


Татьяна нашла записку, написанную сестрой, и сначала не поняла, что та хотела сказать. Что значит: «Ухожу»? Куда она собралась? Что надумала… Потом закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.
  Вскоре в воображении Татьяны возникла большая поляна и множество странно одетых людей, склонившихся над распростертым силуэтом женщины. Они что-то делали с ней, точнее - с ее головой. Татьяна напрягла все внимание и увидела, что женщина полностью обрита, а лицо представляет собой страшную белую маску. Глаза были закрыты. Когда красные силуэты расступились, лежавшая села, но движения были замедлены, как во сне. Внезапно веки женщины поднялись и на Татьяну глянули совершенно черные, пустые и холодные глаза сестры.
Вдруг раздался резкий звук, настойчивый и громкий, как будто кто-то пытался просверлить барабанные перепонки. Татьяна вскрикнула, видение рассеялось.

У входной двери разливались настойчивые трели звонка. Звук его был обычным, никаких мелодий или чего- нибудь новомодного, в этом роде. Зять поставил этот зуммер и объяснил, что не хочет и слышать разных там песенок, кукареканий, лая и прочего. «Звонок должен звонить». Он и звонил как бешеный. А залаял Фантик, так было положено сторожевому псу, коим он себя недавно назначил.
Пришел он к этому решению после долгих размышлений о роли содержащейся  в домашних условиях собаки. Выходило, как ни крути, что роль эта заключается в охране имущества, а также в защите различных интересов проживающих в доме людей.  В крайнем случае, и в непосредственной защите их жизни. Он, впрочем, надеялся, что до этого все же не дойдет.
Надо заметить, что положительное воздействие облучения аппаратом на песика было очевидным, но лишнему риску он подвергаться все же не хотел.
Фантик пошел проверить, не возникла ли угроза этим разным аспектам жизни вверенных ему граждан со стороны звонящего в звонок. Угрозы не было.

Пришла высокая, сухопарая тетка с каким-то неровным, будто потертым лицом, но весьма чисто одетая, гладко причесанная . В руке у нее была старая темно- синяя папка, с такими школьники ходят на уроки рисования. Она глянула на Фантика живыми карими глазами с приятной золотистой искоркой. Глаза Фантику понравились, они были похожи на его собственные глаза, которые песик недавно внимательно рассматривал в зеркало. Фантик милостиво замахал тетке лохматым рыжим хвостом.
 
Вошедшая в квартиру Алла - а это была, конечно, она,  смотрела на Татьяну просительно, ожидая обещанного раскрытия тайны своего рождения. Заведующая пищеблоком Екатерина так и сказала:
- Все в порядке, мы установили, кем были Ваши биологические родители!
Приходите, получите полную информацию.
Алла смотрела на высокую полную женщину с интересом и симпатией. Открытое, располагающее к себе лицо, внимательный взгляд.
- Присаживайтесь! Разговор будет долгим…
Татьяне гостья тоже понравилась, хотя и не сразу. Конечно, отпечаток прежнего запойного бытия имел место, но Алла выглядела уже намного лучше. Словно возвращалась в мир после тяжелой болезни.
Она и держалась скромно, но твердо, и смотрела умным взглядом. Интересное дело – генетика! Что заложено при рождении – невозможно вытравить никаким денатуратом. Наступит момент – проявится обязательно, только каким образом, предсказать сложно.

 
- Удивительная вещь - наша жизнь! - сказала Татьяна Михайловна, обдумывая козни этой самой генетической наследственности.
- Вот ведь как получилось, пришли Вы устраиваться на работу к моей дочери, а оказалось, что встретили свою, можно сказать, сестру!
Тон, которым были сказаны эти слова, был приподнятым, но в нем отчетливо сквозило внутреннее напряжение.

Алла буквально подскочила в удобном кресле, на которое было присела. Такого она никак не могла ожидать.
- Сестру??? Какую сестру…
- Двоюродную. Вы – дочь моей родной сестры Ольги. Следовательно, Катя – Ваша кузина.
Алла опустила глаза и машинально достала из кармана зажигалку. Раздался щелчок, зажегся огонек.  Она была настолько шокирована словами Татьяны, что боялась поднять на нее глаза, смотрела на зажигалку…
  Сестру! Вот это номер! Она еще сама не поняла, какие чувства всколыхнулись в ней, какие мысли вихрем закрутились в мозгу. Огонек зажигалки то вспыхивал, то гас. Наконец она спросила внезапно севшим голосом:
- Ничего себе… А… где же тогда моя мать? Я могла бы ее увидеть? А отец??? Он же Вам известен?
Огонек в последний раз вспыхнул и погас. Как видно, газ закончился.

- Вашей матери больше нет. - Татьяна потерла руки, как будто пытаясь согреться. - Она была моей сестрой, младшей. Но ее не стало…Недавно. Впрочем, она знала, что Вы ко мне придете. Она велела мне передать Вам, что просит у Вас прощения, понимая, что поступку ее нет оправдания. Не презирайте ее, не держите зла!
- А отец?
- Он давно умер.
Алла вздохнула, смиряясь с тем, что она так никогда и не увидит своих настоящих родителей. Потом ответила:
- Понятно… Да нет, что Вы! Я уже простила ее. Как я могу презирать свою мать, когда моя собственная дочь умерла, а я… - она, наконец, взглянула Татьяне в глаза и помолчала, справляясь с собой.
- Я ведь тоже виновата! Вы знаете, она вела дневник… там все написано.
Я испортила ей жизнь.

 Алла встала из мягкого кресла и подошла к стене, на которой висела большая картина. На картине было изображено нечто непонятное. Это Соня украсила бабушкин кабинет творением какого-то очередного молодого, но уже модного гения.

- Я знаю, что Ваша дочь погибла, - продолжала Татьяна Михайловна, которой стало ужасно жаль гостью. – это была случайная гибель, она выполняла особое задание. Поверьте, я наводила справки. Ваша дочь была замечательным человеком.
Ложь и правда в ее рассказе переплетались, как разноцветные мазки на картине юного гения, рождая впечатление вполне устойчивого хаоса.
Алла рассматривала картину очень внимательно, словно пытаясь разобраться в хитросплетениях линий и спиралей, как будто бы от этого могла зависеть ее судьба.

- Да,  Ваша мать была моей родной сестрой, ее звали Ольгой. Она работала в паспортном столе…
Таким образам, вы - моя племянница!- оптимистично закончила свои пояснения Татьяна, ничуть не удивленная вниманием, с которым эта новообретенная племянница изучала непонятный и запутанный, но очень красочный сюжет картины. Все люди по-разному реагировали на эту картину.

- А кем был мой отец? - голос Аллы стал намного теплее и спокойнее. Линии на картине стали приобретать некую гармоническую закономерность.

- Я его совсем не знала! - Татьяна помолчала, как бы прислушиваясь к самой себе - к сожалению. Наверно, отчасти, это было правдой.

Татьяна торопилась поскорее закончить тяжелый для себя разговор. Все, что могла, она сообщила!
Другие мысли занимали ее. Недавно пришло известие о том, что Сонечка, наконец, нашлась. Сообщили из больницы, в которую она была доставлена. А вчера и сама Соня позвонила, сказала, что чувствует себя хорошо, просит забрать домой. Катя и Павел уже выехали с утра в тот населенный пункт, где находилась больница.

Алла оторвалась, наконец, от созерцания картины и сделала шаг к двери, видимо, собираясь уходить. Она узнала даже больше, чем предполагала. Правда, ее родная мать, как поняла Алла, умерла, так получалось со слов этой женщины, а отец был неизвестен, зато нашлась родная тетя! Кроме того, раскрылась тайна непонятных записей в дневнике дочери. Маргарита, оказывается, была секретным сотрудником, выполняла задание. Ну, что же…
 
Алла еще продвинулась на несколько шагов по направлению к двери. Она выглядела растерянной, хотелось еще что-нибудь порасспросить о своих родных, но она испытывала неловкость -  и так доставила этой женщине много хлопот, да еще и оказалась ее племянницей! Вон какой богатый дом у этой дамы, еще подумает, что Алла покушается, на правах родственницы, на ее богатство.

Фантик понял, что пора  вмешаться. Пауза затянулась, хозяйка и гостья погрузились в какие- то странные мысли. Выходило так, что домашняя собака должна выполнять еще одну миссию - избавлять людей от излишней задумчивости! Фантик весело залаял, и стал бегать от одной женщины к другой, размахивая хвостом. В результате этих маневров хозяйка и гостья расслабились и заулыбались, а большая синяя папка, задетая радостно пляшущим хвостиком, упала, и из нее c тихим шелестом высыпались листы бумаги, исчерченные чем- то черным. Фантик негромко зарычал.

- Что это? – спросила, все еще продолжая улыбаться, Татьяна.
Недавно обретенная племянница очень смутилась. Она совсем забыла про свою папку, которую хотела унести домой, хотя папка-то, по сути, была не ее. Алла вроде как позаимствовала этот предмет.

Дело было так. Три дня назад Алла шла по коридору опустевшей школы, так как ей не слишком хотелось идти домой - пустые стены и несмываемый, несмотря на все усилия, тошный запах, угнетали. Это было напоминание о прежней жизни, оно было еще слишком ярким и отчетливым. Дома было одиноко -  садись в кухне на табурет и кури, глядя в темное окно без занавесок! А больше делать было нечего.
«Вот заработаю первые деньги, и куплю розовые нарядные занавески, как те, что висели, когда здесь жили обычные люди - папа и мама, и маленькая девочка» - думала Алла. «И скатерть куплю!»
О том, что случилось потом, она пока старалась не вспоминать, обо всем этом она подумает позже.
Пока что, в ее сознании отчетливо проступал надежный островок теперешнего бытия: пустая квартира, несложная работа, осознание того, что она все делает правильно и возврата к былому нет.


Размышляя так, Алла шла по школьному коридору. Пахнуло забытыми запахами чего-то очень далекого, будто бы - давно ушедшего детства.
Пустая школа была необычно тиха и доброжелательна. Легко открывались двери кабинетов, множество вьющихся растений струились по стенам потоком блестящих листьев, карты рассказывали о необыкновенных странах, и скелет в кабинете естествознания был романтически задумчив. Казалось, на черепе его надета треугольная пиратская шляпа, в костлявой руке зажата трубка, и он, лязгая костяной челюстью, повествует притихшим муляжам и чучелам, расставленным на полках, о далеких морях, голубых лагунах и прекрасном острове, где живут вечно влюбленные, счастливые люди. Он и не подозревал, что нечто подобное находится совсем недалеко от него. Если, конечно, мерить масштабами земного шара.

А Алла в это время стояла, зачарованная, в кабинете рисования, или, вернее, в кабинете изобразительного творчества, как называли его в этой престижной школе. Директор много средств вложил в кабинет - кисти, краски, мольберты, множество глиняной посуды и гипсовых голов - все, как в настоящей художественной школе, которую Алла когда-то посещала.
 
Внезапно Алла, сама толком не осознавая, что с ней  произошло, подошла к мольберту, схватила уголь, и поднесла руку к плотному листу закрепленной бумаги. Перед глазами внезапно возникло видение -  длинный подвал.
То был подвал давно не работающего завода резиновых изделий, где ей пришлось как-то ночевать. Тогда, в запойном бреду, не помня ни себя, ни своих собутыльников, она пила там несколько дней. Там жили самые безнадежные, совсем опустившиеся бомжи. Немного протрезвев, Алла уползла в свою квартиру, и долго приходила там в себя, отлеживалась. Им уползать оттуда было некуда - только на тот свет. Даже в прошлой жизни, сама будучи опустившейся донельзя женщиной, она боялась этих ужасных, искалеченных и утративших человеческий облик обитателей подвала.   Они напомнили ей не людей, а больных птиц.
 Красные, закрытые белыми пленками глаза, костлявые когтистые пальцы, волосы, слипшиеся перьями, дергающиеся худые шеи. Даже носы их казались похожими на изломанные клювы. Скрипучие голоса и тяжелый, каркающий кашель усиливали сходство… Они что-то пили из грязных бутылок, в подвале стоял липкий смрад, и пахло, казалось, горелым или сырым пером.

Алла очнулась от отвратительных воспоминаний и вдруг поняла, что все это изображено углем на листе белой бумаги. И нарисовала весь этот кошмар, ужасных людей-птиц, она, Алла. Они, словно призраки той поры, смотрели ей в глаза бессмысленными глазницами, прикрытыми полупрозрачными веками. Трудно передать, что почувствовала Алла, воспроизведя на бумаге виденный ею когда-то грязный, вонючий подвал –  словно снова побывала там.

 Она схватила лист, сунула в папку и унесла, как воровка, в свою подсобку. На следующий день снова пробралась в заветный кабинет и снова рисовала, рисовала, изливая воспоминания о прошлом на бумагу. Таким образом, былые кошмары покидали ее сознание, не причиняя больше вреда. Каждый рисунок был как откровение, как рассказ о том, что лежит за пределами нормальной человеческой жизни.
 
Теперь эти рисунки, выполненные углем и графитом, рассматривала Татьяна, а Алла, нервничая заглядывала через плечо. Ей было не по себе.
 
- По-моему, это очень интересно! – неожиданно провозгласила Татьяна. Алла прикусила губу, как будто боясь сказать что-то лишнее.

 – Такое!!! Нужно поговорить со специалистами, в этом, определенно, что-то есть.
Татьяна прислонила рисунок к стеночке и отошла, чтобы рассмотреть издали.

- Я недавно была на выставке, там нечто представлено было, в подобном формате, дань моде, знаете ли… Сейчас многие принялись изображать «изнанку жизни». Но все как-то однотипно, поверхностно! А здесь необычно... пробирает аж до мурашек, одним словом, талантливо!

Алла обрадовано посмотрела на только что обретенную родственницу. Она, конечно, хотела бы, чтобы рисунки кто-нибудь посмотрел, но не решалась никого об этом попросить. Да и кого просить? У нее не было ни знакомых, ни друзей. И вот… такая удача!
Значит, не зря она все это рисовала. Вот эта женщина, ее тетка, сказала, что у нее талант!  Алла стала прощаться, заторопилась домой, ей надо было побыть одной, посидеть в кухне, покурить, подумать... Как порой сложна и запутанна наша жизнь, как неожиданны ее повороты!

И, сидя на своей кособокой табуретке и глядя в темное окно, она теперь видела не спящий, грязно- серый город, а яркие, переплетающиеся полосы и линии, то уходящие в тень, то появляющиеся на поверхности, непостижимые треугольники и пирамиды нашего сознания. Не зря, видать, юный талант писал свою картину. Алла, например, оценила ее по достоинству.

 
  Выбрав наиболее понравившиеся рисунки, Татьяна показала их на следующий день знакомому художнику, преподавателю Академии. И, как выяснилось, была права в своих оценках.
 Через месяц работы Аллы были представлены на выставке, посвященной жизни города. Прибывший для ознакомления с выставкой мэр города выспросил, где находится этот подвал, и, вскоре, там начались ремонтно- восстановительные работы. Обитателей подвала вывезли подальше, за город, а в подвале открылись офисы и конторы.

Жизнь Аллы круто изменилась. Она стала модной художницей, выставляла свои работы, некоторые из них купили элитные галереи.
Квартира Аллы преобразовалась – дорогая мебель, современный «евро» ремонт… Розовые занавески она купить не успела, а потом дизайнер не одобрил – не модно.
Племянница часто навещала свою тетку, Татьяну, и Фантик всегда радовался визитам.  Алла стала хорошо одеваться, приобрела приятные манеры. Никто бы теперь не узнал в этой подтянутой, строгой женщине бывшую пьяницу, Аллочку- зажигалочку.

 Она стала очень похожа на свою мать, Ольгу, которую часто вспоминала Татьяна, особенно когда смотрела на Аллу. Но Алла больше ничего о родителях не расспрашивала, видимо эта тема была для нее не очень приятна, в остальном же она стала вполне открытой, общительной женщиной, у нее даже произошел непродолжительный роман с одним из устроителей выставки.  Алкоголь Алла не употребляла более никогда, ни под каким видом. Людей- птиц она больше тоже не рисовала.






Глава вторая

Встреча


Денис старался во всем помогать своей «мамочке», как он, полушутя-полусерьезно называл Ларису. Он взял на себя хлопотную обязанность посещать различные учреждения, куда поставлялось оборудование, которое выпускала Ларисина фирма, среди них были и медицинские заведения.
Он уже собирался уехать из небольшой больнички в отдаленном населенном пункте, как вдруг услышал разговор двух медсестер, который его очень заинтересовал, потому, что навеял воспоминания о событиях, произошедших не так давно.

- Ты представляешь, как интересно! Нашлась та девчонка, про которую передавали по телевизору. И она, представь, в нашей больничке! – громко и восторженно трещала одна медсестричка.
- Теперь телевизионщики понаедут! Будут снимать, стены наши облезлые всему миру продемонстрируют, - ворчала другая, явно постарше.

- Да брось! Скоро здесь все перестроят, центр будет. Психологического воздействия, - радостно возвестила первая, -  не слыхала, что ли, что наш главный говорил? При больничке откроют целое отделение, платное, деньги пойдут на наши нужды!

- В его карман пойдут деньги, у него нужды покруче наших! - Парировала старшая.
- А девчонка найденная сказала, что ее папа и мама придут, увезут домой, пока журналисты не набежали, - перевела разговор на другое первая медсестричка.
- У нее завтра день рождения, пятнадцать исполнится, говорит, они с папой шарики будут надувать, на крыше. Вот дите! Кто ж ее на крышу, больную, пустит?

Денис остановился, озаренный отчетливым воспоминанием. ОСИДМУ!
Вот он идет по золотистому песку, рядом с ним худенькая девушка с удивительными глазами, непослушные волосы ее топорщатся от легкого ветерка. Она говорит: «Я хочу, чтобы у меня сегодня был день рождения!», а он будто бы спрашивает: «А что нужно делать?» «Надувать разноцветные шарики!» - отвечает девушка. Ее зовут Соня, они бегут по песку, смеются, и Денис понимает, что никогда в жизни ему не было так хорошо, что это и был короткий миг счастья в его недолгой пока, но такой запутанной жизни. Потом девушку арестовали.
 Он помнит, что их связывало еще что-то, что-то важное, мгновения ослепительной страсти, или минуты тихой нежности - он точно не помнит…

Яркая вспышка прорезает сознание Дениса: сейчас, в этой маленькой больнице, на железной, видавшей виды койке, опутанная трубочками и проводами, лежит его потерянное счастье. Соня – здесь!!!

Денис распахнул дверь палаты интенсивной терапии. На него одновременно уставились три пары глаз—голубые, заплаканные глаза маленькой пухлой женщины, строгие темные глаза высокого худого мужчины и такие знакомые, сияющие на худеньком, бледном лице, глаза Сони.

- Дэн!!! - завопила Соня, и так уже переполненная радостью от встречи с родителями. - Ты меня нашел!!!
Какие-то провода, прикрепленные к ее телу, стали отстегиваться, отсоединяться и падать на пол. Прибор для снятия электрокардиограммы был уже далеко не молод, он, честно говоря, и так разваливался на ходу, а тут, после таких бурных эмоций, и вовсе отключился. И, похоже, что навсегда.

Лечащий врач, маленький, толстенький и чем-то удивительно похожий на Секучку, нашедшего Соню в лесу, хотел было рассердиться из-за гибели прибора, но, видя всеобщее ликование и учтя уровень благосостояния юной пациентки, молча удалился.
 Кроме того, в радостной сцене непосредственное участие принимал некий молодой человек, представитель фирмы, которая будет устанавливать у них в больнице чудо-прибор, «сверхпреобразователь», как он условно назывался, и с этим господином уже подписан договор. Так и черт с ним, с кардиографом!
…

Ларисина фирма, наконец-то, получила все, необходимые для успешного
производства, комплектующие. Совместное предприятие приступило к полномасштабному выпуску «преобразователя». Пронырливый Вирус одним из первых прознал, что именно будет выпускаться на новом предприятии закадычной подруги.

- Не забудь, я первая! - заявила Вера, прямо с порога, принося с собою горьковатый запах первых пожелтевших листьев и  празднично цветущих осенних цветов, которые так украшают дворы и палисадники маленьких и больших городов. Лето кончалось и дарило людям напоследок все разнообразие красок и запахов, чтобы помнили, ждали, чтобы вспоминали зимой теплые и щедрые его дары.

Вера поставила в большую вазу букет ярких георгин, и тотчас их крупные, упругие лепестки заблистали, словно язычки пламени в уютной подружкиной гостиной, выдержанной в нежных, пастельных тонах.

- Первая - куда? - спросила, не поняв ничего, Лариса.
- Первая на прибор! - возвестила подруга, чуть не уронив вазу, на «преобразователь»! Я уже взяла справку в поликлинике и в жилконторе, что нуждаюсь в первую очередь.
- Нуждаешься в чем?- опять ничего не поняла Лариса.

- В преобразовании супруга! - гордо возвестила та - он, правда, уже улучшен в этом, как его там, санатории, но предела совершенству ведь нет! Хочу дальнейшего прогресса.
- Ты сказку читала?- спросила, усмехаясь, Лариса, -  а то супруга спроси, он творчество А.С. Пушкина теперь назубок знает, там про рыбака и рыбку очень интересно изложено.

- Хочешь сказать, что я – старуха?-  вопросил несгибаемый Вирус, гневно сверкая глазами, - и вообще-то, при чем тут Пушкин? В его время преобразователей еще не изобрели!
-  Вообще-то, и слава Богу! - задумчиво произнесла Лариса, представив себе сверхпреобразованного идеального мужчину Александра Сергеевича Пушкина.

- Разговор ни о чем! - сердилась в это время Вера. - Я и без тебя очередь займу. И не забудь, это я организовала вывоз твоего обожаемого Дениса из санатория. Я тебя никогда не подводила! А тебе жалко? - она стала говорить просительно.    - Ну, пожа-а-а-алста-а-а!!!
- Да ладно, -Лариса махнула рукой,  - успокойся, никакой очереди пока что нет. А будет, ты первая узнаешь! Обещаю.

- Сейчас нет, а потом набегут, знаю я! – удовлетворенно промолвила Вера, садясь в просторное кресло и вытягивая уставшие за день ноги. Справки из поликлиники и жилконторы даром не дались.
 – Помни, я тебе верю! Ты обещала!

Лариса уже слушала ее вполуха. Денис уехал утром в небольшой городок, и до сих пор еще не вернулся. И связи что-то не было, она звонила уже несколько раз. Куда он пропал?

По просьбе Дениса, вспомнившего о своей прежней, «доосидмовской» жизни практически все, Лариса разыскала следы его матери. Собственно, адрес проживания стоял в паспорте Дениса, но по этому адресу уже находились другие люди.
Выяснилось, что мать недавно вышла замуж, продала квартиру и уехала на постоянное место жительства в далекую страну. Ее сын считался без вести пропавшим.
Связь с ней оборвалась, и Лариса даже обрадовалась - она уже стала считать Дениса своим.
Да и взрослый он, сам решает, где жить.




Денис в это время сидел в маленьком кафе, расположенном на берегу живописного пруда. И кафе, и пруд находились в старинном парке, напоминавшем чем-то парки ОСИДМУ.
 Разговор шел о Соне, которую родители хотели поскорее забрать из больницы.

 Из Сониных рассказов следовало, что молодой человек, встреченный ею в санатории, был красивым, вежливым и «просто замечательным!»  Дочь также сообщила, что ее кавалер работал на лодочной станции. Такой характеристики было явно недостаточно. Мало ли красивых и обходительных молодых людей выдают весла! Теперь же перед Павлом и Катей сидел внушающий доверие человек, работающий в солидной фирме и имеющий по отношению к их дочери самые серьезные намерения. Тут двух мнений просто быть не могло! Пусть это знакомство продолжается, они будут рады видеть его в своем доме.
Хотя Катя и пыталась возражать, но Павел был настроен вполне благожелательно.

- Да ведь она еще совсем ребенок! - восклицала Катя, сильно похудевшая после всех этих  тревожных событий. – ей только что исполнилось пятнадцать!
- Ну и хорошо. Пусть встречаются, есть время присмотреться друг к другу.
Катя задумалась…
- Ты прав, пусть. А там видно будет.
- Кстати, у нее ведь сегодня день рождения… Совсем с этими переживаниями память потеряли! – спохватился Павел. - Нужно что-то купить.
- Шарики! - засмеявшись, сказал Дэн.
- А ты откуда это знаешь? - погрозил пальцем Павел.—Это была наша тайна!
- Похоже,  никаких тайн больше не осталось, - сказала Катя, окончательно понимая, что придется уступить. Пусть все идет своим чередом.

А Денис задумался. Все было ясно, он вспомнил Соню, он ее снова нашел! И все же… Чего-то, очень давнего, он никак не мог вспомнить.

 Иногда ему снился красивый большой остров, парк, лодки. Вдали виднелось колесо обозрения, играла музыка, пахло сиренью и жасмином. Что он там делал?
 А иногда неясно вспоминалась женщина в белом меховом жакете, ее черные волосы были спрятаны под пушистый воротник, и он никак не мог понять, какой же они длины.  На них тихо садился, не тая, искрящийся в свете фонарей снег. Потом снег укрывал ее голову плотным капюшоном, сливаясь с белым мехом, и женщина, становясь невидимой, исчезала.
Кто это был?
На эти вопросы Денис так и не нашел ответа.


Глава третья

 Прощание



Татьяна шла по аллее, на которую уже начали, медленно кружа, падать первые желтые листья. Дано отцвели кусты сирени, а кусты жасмина стояли, словно нищие, просвечивая голыми прутьями. Райские усиленные ароматы сменились горьким запахом опадающей листвы.
Дорожки никто не расчищал, и они постепенно сливались с такими же неубранными газонами.
На садовой скамейке, где не так  давно сидели, судача о достоинствах санатория, две кумушки, лежала мертвая бабочка, занесенная сюда ветром. Ее пестрые крылья были широко раскрыты, хрупкое тельце будто окаменело, она напоминала брошку.
Отдыхающих не было. Страна переходила на «преобразователи» широкомасштабно, с подведением научно-просветительной базы, в связи с чем будущее ее граждан представлялось весьма туманным.
Шли дискуссии – нужно ли пропустить дам вперед? Почему бы сначала не преобразовать «слабый пол», сделав его крепче? Мало ли, что ждет впереди.
С какого возраста можно преобразовывать детей?
Следует ли создавать объединения преобразованных одного типа с целью защиты их прав от преобразованных другого типа? Предлагалось назвать такие объединения партиями, выбрав соответствующих вождей, то есть председателей. Поле деятельности становилось все более и более широким, такие перспективы открывались – дух захватывало у предприимчивых людей. Они-то сами надеялись избежать «преобразования» - им и так неплохо жилось под руководством зарубежных партнеров.


 Санаторий уже не мог предоставлять тех услуг, которыми он так славился. Работающие там мужчины, лишившись воздействия переносных приборов, питающихся от центрального, уничтоженного Татьяной, стали приходить в себя и в первую очередь попросили расчет. Некоторые получили весьма приличные суммы, но мало кто из них повез эти деньги домой.

В секторе казино произошла пьяная драка, в результате которой сломалось «колесо обозрения» и обгорели «американские горки». Потом разгульная компания захватила несколько лодок и уплыла в неизвестном направлении, прихватив из кассы все имеющиеся в наличии деньги.
Случилось, правда, и одно приятное событие. Излеченный от запоев плотник, тот самый, что чинил дверь, предложил руку и сердце даме, которая постоянно пользовалась его услугами. И дама предложение с радостью приняла.

Но печального все же было гораздо больше. Сломанное колесо возвышалось, накренившись одним боком и его срочно нужно было демонтировать. Черный обгоревший остов «горок» возвышался над парком, корпусами и беседками, над прудами и аллеями, как напоминание о былом. Напоминание о том времени, когда звучала музыка, возносились ввысь влюбленные парочки и, за отдельную плату, можно было попросить остановить колесо так, чтобы вагончик оказался на самом верху. И как же здорово было вволю целоваться в нем, между небом и землей!

Наиво-романтический Остров Идеальных Мужчин постепенно погибал..  Содержать такой большой комплекс на те деньги, которые можно было получить за предоставление обычных услуг, было невозможно.

 Раньше здесь покупали мечту, теперь продавать было нечего. Со всей страны сюда стремились женщины, уставшие от вечной проблемы - как отдохнуть вдвоем так, чтобы не следить постоянно за своим спутником: вдруг напьется, или приударит за соседкой по коридору, или найдет себе компанию и весь отпуск проиграет в преферанс.
 А то и вовсе пролежит перед телевизором, ласково прижимая к себе очередную банку пива.
 
А тут, на ОСИДМУ! Где теперь найдешь таких внимательных, заботливых, романтичных кавалеров, готовых круглые сутки исполнять маленькие прихоти своей дамы? Платили за сказку. Теперь она кончилась, вернее, время сказок прошло.
Тут, и только тут, можно было гулять под ностальгические мелодии до утра, любуясь полной луной, чей бледный двойник плыл по реке, дробясь в мелких волнах. Если же надоедало бродить по газонам, можно было искупаться в темной теплой воде, хоть в одежде, хоть и вовсе без! Какой, скажите, муж, даже самый любящий, потащится после десяти лет брака купаться ночью в речке?
 Да еще читать при этом стихи? Если только очень провинился. Вот на рыбалку, это да! А просто так?

Платили за романтику. А романтика  – неустойчивая вещь, со временем исчезает. Сегодня есть, а завтра…  Тут ее гарантировали всем, кто за нее платил!

Тут упоительно цвел шиповник, дикий сородич нежных роз, и знойные «мачо» бесподобно танцевали настоящее аргентинское танго, сжимая свою партнершу в сильных объятиях. Здесь бушевали страсти и проистекали головокружительные романы, вспоминать о которых потом можно было годами.
 Здесь простенькая дурнушка могла почувствовать себя королевой, и потом, оказавшись в обычном, привычном для нее мире, вдруг пройти горделивым шагом, посмотреть уверенным в своей красоте взглядом, и, может быть, найти свое счастье…
Платили за счастье. За то, чего за деньги не купишь, но, как оказалось, можно было купить. Только тут, на Острове Идеальных Мужчин, который теперь доживал свои последние дни.

Здесь платили за любовь, пусть мимолетную, но счастливую. А цена ее высока. И кто знает, что это такое, эта самая любовь? Разве не ее покупает усталая домохозяйка в виде книжечки в мягкой обложке, на титульном листе которой нарисованы два сердечка? И читает всю ночь напролет, пока за стенкой храпит дорогой супруг и сопят не менее обожаемые детишки.
 Разве не за нее платят женщины всего земного шара, купив билет в темный кинозал, и, замерев перед экраном, со слезами на глазах внимают последним словам героини, навсегда прощающейся с возлюбленным? Они ведь отдают себе отчет, что это вымысел…  Но, с замиранием сердца, представляют себя на месте героини. А здесь, на Острове, запросто можно было стать участницей любого, на выбор, романа!
 Пусть даже иллюзорного, но кто знает, что такое иллюзия? И не сильнее ли иной раз она влияет на людей, чем реальная жизнь?

Здесь платили за путевку на  остров идеальных взаимоотношений, которых не бывает там, в реальной жизни.
Хотя, надо признаться честно, идиллия достигалась искусственным путем и была создана именно для женщин. Впрочем, до этого санаторий работал исключительно для обеспеченных мужчин!

Татьяна задумалась…  Пусть тогда, раньше, обслуживающих девушек никто не преобразовывал, они работали вроде бы добровольно, но… разве шуршащие купюры – не мощное воздействие?
Получается, никакой идиллии не бывает – всегда есть принуждение?
Так или иначе, кто-то всегда должен жертвовать.
Главное, чтобы жертва приносилась добровольно – но как этого достичь?
Татьяна в свое время не смогла уступить мужа сестре, не захотела жертвовать даже своей, не шибко счастливой, жизнью.
 
Ладно… Ничего не вернешь. Вот и работа всей жизни – ОСИДМУ престал существовать, теперь этого острова уже вроде бы и не было. Массовый выпуск прибора в скором времени должен был обеспечить всех желающих преобразованными спутниками и спутницами жизни, которые были бы всегда рядом, под рукой, так сказать, а не на каком-то далеком острове.
 А это, согласитесь, уже совсем не то. Это – массовое производство, а не штучный товар!
Зато никаких тайн, все на добровольных началах. Полная и окончательная демократия.
От этих мыслей у Татьяны окончательно испортилось настроение.


 Тем временем, в мире действительно происходило нечто невообразимое.
 Ситуация вырвалась из-под контроля, мужчины, понятное дело, добились равных прав в использовании прибора и предоставления им возможности аналогичного воздействия на своих подруг. Те, как всегда, бурно возражали, что им менять нечего, они и так всегда правы.

 Газеты пестрели яркими заголовками. «Молодая семья совершила двойное сверхпреобразование». «Эстонская семья решает, кого подвергнуть преобразованию первым, давно уже решает».
 Нетрадиционно ориентированные пары жаждали повышенного внимания к их проблемам.  Они требовали скидок при оплате прибора, но пользоваться им не собирались.
 
Один известный режиссер начал снимать фильм под названием  «Угнетаемый остров». В нем рассказывалось о том, как некий молодой человек попадает на ОСИДМУ и, переодевшись женщиной, ломает прибор и поднимает там восстание подневольных мужчин.

 Первое место в хит- параде занял ремейк на известную песню, с небольшими изменениями в тексте - «Я тебя преобразую, ненаглядный мой».
 Мусульманские страны закрыли свои границы для ввоза любых медицинских приборов, произведенных за пределами страны.

В Соединенных Штатах чуть не сорвались очередные выборы. Все кандидаты на пост президента были настолько хороши, что возникали сомнения, не внушены ли эти качества при помощи мощного преобразователя, и нет ли здесь происков Кремля.
В результате победил некий подозрительный тип, резко отличающийся от остальных кандидатов своей склонностью к коррупции, связями с криминалом, а также гигантской задолженностью по неуплате алиментов в различных штатах. Его кандидатуру выдвинули с связи с новым законом о политкорректности по отношению к лицам, не подвергавшимся воздействию преобразователя.
Одним словом, идея всеобщего преобразования всколыхнула весь мир.




Татьяна не читала газет и вообще старалась избегать всего, что напоминало ей о приборе. Она попыталась сделать все возможное, чтобы остановить это безумие, но джин, однажды выпущенный из бутылки никогда не возвращается обратно!

Она приехала на ОСИДМУ в последний раз, по распоряжению нового начальника, Антона Антоновича, которого, действительно, вскоре все стали называть «Антошкой». Он велел ей сдавать дела, писать отчеты и вносить предложения по дальнейшему использованию острова и расположенного там санаторного комплекса.

Татьяна не хотела ничего писать и вносить, а хотела только «сдавать». Она безмерно устала от всего этого, да и годы брали свое. Уехать с Фантиком за город, поселиться в прекрасно оборудованной даче и солить огурцы, используя свои паранормальные способности для определения прогноза погоды!

 Хотя нет, она должна была выполнить еще одно важное дело. Она обязана была узнать, что же на самом деле произошло с Ольгой. Для этого одних паранормальных способностей было мало. Ей хотелось поговорить с сестрой еще раз.


Глава четвертая

Красные одежды


Татьяна легко сопоставила данное ей посредством ее новых способностей видение лесной поляны с людьми в красных балахонах с тем, что она знала о секте. А ей было многое известно.
 
Об этой секте периодически писали пронырливые репортеры, туда, в лесную глушь даже собиралась как-то целая экспедиция, или комиссия, теперь уж и не вспомнить! Пугало одно: оттуда никто не возвращался. Олино желание «уйти» вполне соотносилось с тем, что Татьяна знала о белолицых братьях и сестрах. Поэтому-то она и сказала Алле, что ее матери больше нет. Это не было, по большому счету, неправдой! Однако Татьяна не зря столько лет прослужила в Конторе. Зацепочки у нее были везде, и дорогу в лесную чащу она знала. Но и оставаться там навсегда она тоже как-то не собиралась.

Надо сказать, что Ольга для производственного удобства занимала второй этаж общего особнячка, но имела еще и отдельную квартиру – небольшую, но отделанную по последнему слову квартирного дизайна. Цена ее была весьма и весьма немалая…

Двухкомнатная квартирка находилась в шикарном доме с нарядным, увитым виноградом и плющом, подъездом. Открыв входную дверь запасным, хранящимся у нее чипом, Татьяна ступила на отделанную мраморной плиткой площадку первого этажа.

Темно-коричневая, с серебристыми накладками дверь в Олину квартиру была опечатана. На площадке стоял охранник, молодой паренек в черной форме.
- Что тут происходит? - строго спросила Татьяна Михайловна, показывая уголок удостоверения, которое она всегда носила с собой.
- Вход в квартиру блокирован. Хозяйка продает ее со всем своим имуществом! - отрапортовал охранник.
- И что, уже документы есть? - снова спросила Татьяна.
- Уже есть покупатель. Но сообщить, кто он, не имею права, даже Вам, - снова четко ответил парень.
- А где же сама хозяйка? - начала было Татьяна, но страж прервал ее. Видимо, решил, что сказал лишнего.
 Он так громко рявкнул «Не могу знать!», что Татьяна тотчас осознала всю бесперспективность своих вопросов и поспешила вниз по лестнице. И, вправду, он-то откуда знает! Квартира продана через подставных лиц, а счета, вероятно, уже заблокированы, тут все ясно.


На звонок долго никто не реагировал. Наконец загремела дверная цепь, в щелочку просунулся пухлый носик, затем убрался обратно, дверь снова закрылась и, наконец, распахнулась настежь. На пороге стояла та самая толстая тетка, с которой не так давно разговаривала Ольга.

- Татьяночка Михайловна, и Вы к нам? - пропела тетка приторно-сиропным голоском.
- Значит, Оля у тебя была? - полувопросительно- полуутвердительно сказала Татьяна, входя в скромно обставленную прихожую.
- Не могу ничего сообщить по интересующему Вас вопросу! -  казенным голосом, лишенным всякой сладости, ответствовала тетка, жестко сдвинув брови. Ее умение менять тактику удивляло даже видавшую виды Татьяну.

- Брось, Лизавета! - устало молвила визитерша, - забыла, сколько я для тебя и твоего сыночка- уголовника сделала?
- Ни в жисть! - снова переменила тон Лизавета, - чтоб мне на нарах околеть!
Татьяна покачала головой:
- Потому - слушай! Поговорить я хочу с ней, напоследок. Как это сделать?
- А Вы точно, к нам не собираетесь? - нормальным голосом спросила тетка.
Она принесла стул откуда-то из глубин жилища и поставила его перед гостьей.

- Не собираюсь и собираться не буду! - ответила Татьяна, присаживаясь. – Спасибо! Набегалась, ноги гудят…

-  Жаль! - начала было толстуха, но Татьяна ее перебила:
 -  Больше ни о чем не попрошу. Она записку оставила, но что-то мне кажется, врет она в этой записке, пишет одно, а думает совсем другое. Пусть сама скажет, объяснит все. Неспокойно у меня как-то на душе. Надо все точки расставить, над всеми буквами.

- Туда вход заказан, если только без возврата! Как говорится, билет в одну сторону… - Лизавета помолчала. - Но! Можно попробовать, запись сделать. На диск. Пусть сама все скажет, а тебе, Татьяночка, решать, правда это, или нет. Силком-то никого не держат!
- Ну что же. Это разумно! – гостья поднялась. На этом визит к толстой Лизавете, вербовщице, координатору и доверенному лицу главы секты закончился.



Прошло две недели. И вот Татьяна Михайловна сидит на диване в своей гостиной. В руке у нее плоская коробочка с диском. Там - все, что Ольга ей захотела сказать. Татьяна вставила диск в дисковод и нажала «пуск».

«Жизнь сложилась так, как она сложилась, и ничего уже изменить нельзя!» -прозвучал спокойный голос сестры. Татьяна взглянула на монитор. Вот она, Ольга, сидит на деревянном стуле и говорит, глядя прямо в глазок видеокамеры. Узнать ее трудно, так она переменилась, и только голос… такой знакомый, низкий, хрипловатый, чувственный… Голос родной сестры. Татьяна вытерла глаза – непрошенные слезы просились наружу.

«Жизнь обошлась со  мной жестоко, но я никого не виню. Я сама стала жестокой, очень жестокой, ты это правильно заметила, сестренка! Я все думаю, когда это началось, наверно, когда Он в первый раз вошел в нашу комнату.» Ольга выделила голосом слово «он» и Татьяна ощутила безысходную грусть в этом слове. 
 «…Когда я его увидела в первый раз. Помнишь, как он пел «Очи черные»? И на меня все смотрел…»
 Ольга замолчала.

«Я ведь хотела спрятаться здесь, пересидеть трудные времена, придумать что-нибудь. А теперь я рада, что попала сюда и уже ничего не хочу!»
 Татьяна посмотрела на белое, бесстрастное лицо. Глаза Ольги были полузакрыты.


«Эти красные одежды означают, что все страдания, страсти, словом, все, что сжигало нас в той жизни,  теперь только оболочка. Только память. А внутри—все чисто, бело, мертво. В этом - счастье».

Не хотела бы я такого счастья! - Подумала Татьяна, а Ольга продолжала.

«Я наконец- то нашла покой, здесь забывают свою жизнь, свое «Я»… нас много и мы безлики! Меня больше нет!» - голос стал надрывным, неестественным. «никого нет, вокруг пустота, и только Посвященные...» и она понесла какую-то обычную сектантскую околесицу.  Татьяна поморщилась. Наверно, Ольга это сделала специально, для того, кто записывал. В порядке рекламной паузы.

«Ведь и его больше нет!»- вдруг сказала она.
 Эти слова прозвучали тихо, но с такой болью, что Татьяна невольно вздрогнула.
 «Это он заставил меня отказаться от дочери, я умоляла его развестись с тобой, думала, большой срок моей беременности его вразумит, а он… он ударил меня. И потом еще раз. И ушел, хлопнув дверью».

Татьяна слушала, уронив руки на колени. Она то сжимала, то разжимала пальцы. Слезы текли по лицу. Призраки прошлого держат их такой же мертвой хваткой…
«А я.. Я так и не смогла его разлюбить. Я тогда все для него бы сделала, не только это…»
Татьяна пристально всматривалась в белое лицо сестры, понимая, что видит его в последний раз. Ольга медленно подняла глаза. Черные провалы глазниц казались подсвеченными снизу. Узкая линия рта болезненно искривилась.

«Какое счастье, что ты никогда никого не любила! Ты сама не знаешь, как тебе повезло. Любовь - это ложь, предательство, боль…На своем острове ты торговала яркими обертками, дешевой подделкой! Что с тебя взять? Ты не знала, что такое любовь…» она еще помолчала.
 « У психологов есть такое выражение : потребность сузить мир до управляемых размеров… я хочу  этого».
 
  Оля смотрела в объектив, пауза затянулась. Было слышно, как гудит монитор.
«Скоро я возьму обет молчания. Его здесь многие берут. Такие, как я. Бывшие преступники…»

 Лицо ее стало совсем спокойным.  - «Все свое состояние, квартиру, счета, все-все, я передала общине. Моя дочь может распоряжаться оставшимся имуществом – этажом в твоем особняке. Не ищи меня больше. Через три года меня объявят без вести пропавшей».
 Ольга опять прикрыла глаза.

«Сходи к нему на могилу» - вдруг сказала она тихо, не размыкая век…  «Помолись там за нас обоих… ведь нас уже нет!»

На экране ползали и извивались какие-то линии, прыгали точки, скручивались и расплетались спирали.
«Фантасмагория!» - вспомнила Татьяна недавние слова.
 Какая жуткая фантасмагория!



Эпилог


Как и положено, все закончилось хорошо. Татьяна Михайловна живет на даче, поливает гряди. Фантик помогает, по мере сил. У собаки, живущей на даче, много дополнительных обязанностей. Но рядом с любимой хозяйкой и сельхозтруды не в тягость.
 
Соня изредка навещает бабушку. И всегда вдвоем с Дэном. Она не отпускает парня от себя ни на шаг, только по очень уважительным причинам.
 Через год они поженятся, если Соня не передумает. Так сказал Дэн. Смешно! С чего бы ей передумывать?

Мама с папой…О! Тут все не просто! У Сони скоро будет братик. Она рада, будет тренироваться, помогать с младенцем. Потом, со своими, будет проще!

Алла нарисовала семейный портрет. Все члены семьи получились очень похожими, только у Сони опять волосы дыбом стоят. Да и Бог с ними, раз Дэну нравится.

Лариса вся в работе. Так и жизнь пройдет мимо! Ей бы притормозить, собой заняться… но куда там, не до личного счастья. Хотя, оно у нее есть! А Денис?
Вот пойдут внуки – Лариса одумается, не сомневайтесь. И будет трепетно катать коляску и заново испытывать давно забытое чувство…

А бедная Вера в страшном горе. У нее случилось непредвиденное, но предсказанное! Давно, одним классиком.
 Она все же приобрела каким-то сложным способом новый прибор - «сверхпреобразователь». И подвергла бедного, и так уже преобразованного Кируса, новому воздействию. То ли там интерференция образовалась, то ли дифракция пошла, но супруг ее, Кирилл, вдруг стал прежним, то есть таким, каким был до ОСИДМУ. И брючки помялись, с пуза сползли, и волосенки над плешкой закудрявились, и глазки нехорошим блеском засверкали, как только новую лаборантку увидел!

И умчался он в какую-то командировку, уж не на Курилы ли? И осталась Верочка…
 Ну, нет, дудки! От Вируса еще никто не уходил. Будет искать! В этом ее радость, в конце-то концов! В этом ее трудная, но такая счастливая, жизнь.

 Это и есть – любовь.  Ведь никто не знает, что это такое на самом деле… У каждого она своя.
 
А люди… преобразовывайте их, делайте лучше, а они все равно найдут способ все испортить и зажить своей неправильной жизнью, не идеальной, неразумной, но вполне естественной. И, ругая свое бытие, будут, тем не менее, всем довольны.
Сколько раз пытались создать счастливое будущее для всего человечества? Сколько раз удалось?
Вот так-то.