Кто рожден быть повешенным, тот не утонет

               
   
   Лена увидела его сразу. Он стоял прямо перед дверью у выхода из метро, отрешенно глядя прямо перед собой. Сколько же они не виделись? Да целую вечность, почти пятнадцать лет. Располнел, волосы немного поредели, но все равно узнаваем. И улыбка тронула ее губы, расползаясь все шире по мере приближения к нему. Он еще не видел ее, и ей доставляло удовольствие вот так разглядывать его. Наконец, они встретились глазами. Но он был абсолютно равнодушен, как будто не узнавал ее. "Неужели я так изменилась?" - подумала она. Нет, он смотрел прямо на нее и даже сделал шаг навстречу. Улыбка медленно угасала у нее на губах, она недоумевала - ведь только вчера он был очень рад, договариваясь о встрече. Все так же равнодушно, словно делая ей одолжение, он обозначил намерение поцеловать ее. Она инстинктивно отклонилась. Вот еще! Когда это ее целовали из одолжения?! Видно, и, правда, ее время прошло.
   - Привет! Наконец-то встретились!
   - Привет! И куда пойдем?
   Вроде необходимые стандартные фразы были произнесены, но натянутость не исчезала. Было трудно смотреть друг другу в глаза. Они зашагали в близлежащий кабачок. Разговор не клеился. По дороге Лена вспомнила, что вот также он надевал маску равнодушия в прошлой жизни, пряча свои истинные чувства от посторонних. "Значит, теперь я для него посторонняя", - подумала она, но ее настроение все-таки улучшилось.
   Они сидели и медленно цедили мартини, дожидаясь заказанных блюд. После двух бокалов за столом стало оживленнее - неловкость первых минут встречи куда-то испарилась, слишком многое связывало их в прошлом. А потом кавказская война разбросала всех по городам и весям, в разные концы необъятного шарика. Только недавно благодаря интернету удалось хоть кого-то разыскать. И тут как раз эта командировка.
   Они смотрели друг на друга, и словно не было стольких лет разлуки.
   
   - Я удрал из города в начале октября 91-го,- рассказывал он. - Мне тогда знакомая сказала, а у нее друг состоял в окружении Дудаева, что следующим после ректора университета буду я. Видимо, это было следствием моего опрометчивого выступления на совещании "в верхах". Не выдержал, стал критиковать новое республиканское руководство. Устроился в федеральную миграционную службу, и уже после Дудаева снова вернулся, помогая вывозить оставшихся в живых. Жутко было - разрушенный город, грязные голодные люди... Грузили их на автобусы, вещей с собой не взять... Но всё равно все были рады, что вырвались из этого ада.
   - Да, уж, как будто раньше нельзя было этого сделать, - вступила Лена. - Впрочем, что от них ожидать... Ты же уехал раньше, а к нам приезжали ельцинские эмиссары в том же октябре - Горгулис с Четвертановым. Выясняли настроение масс... Ну, мы им, конечно, выложили всю правду и про то, какие вывешивают плакаты: "Русские, не уезжайте - нам нужны рабы", "Не покупайте квартиру у Маши, все равно она будет наша", и про то, что на улицах опасно - убийства, похищения, в некоторых школах начинают преподавать на чеченском, которого наши дети не знают... И что ты думаешь, нам ответили: "Не нравится - уезжайте, это их земля". Тогда Валя Гречнева и спрашивает: "Сюда из Краснодарского края приехали мои бабушка с дедушкой, я здесь родилась, здесь же родились и мои дети. В Краснодаре нас не прописывают, там мы не нужны. Здесь жить нельзя. Так где же моя родина?" Вопрос получился риторическим. Стало невыносимо, и я пошла к выходу. Заключительную фразу Горгулиса услышала уже в дверях: "И что бы вы ни говорили - это все-таки демократия!" После этого всем стало ясно, что надо быстрее уезжать. Вот так и прекратила существование наша организация...
   Воспоминания получились невеселыми.
   
   В последний вечер они расположились у него на кухне и вспоминали милые пустячки, интересные лишь им двоим: как в ненастную погоду на уикенде в Сержень-Юрте они играли в третьего лишнего и, поскользнувшись в луже, он растянулся во весь рост, и его потом сообща отмывали. А на обратном пути автобус застрял в разлившейся реке, и он выносил ее на руках.
   - Ты знаешь, я ведь тогда была в тебя влюблена, - вдруг сказала Лена.
   - И ты мне тоже очень нравилась, только казалась недоступной, - ответил он.
   И он накрыл ее руку своей. Лена взглянула в его потемневшие, ставшие огромными глаза, и ее рука задрожала. Тогда он встал и склонился над ней. Все дальнейшее происходило очень быстро, где-то на пороге кухни осталась одежда... Еще она помнила удивление в его глазах, когда он увидел ее обнаженную грудь с розовыми размытыми полукружиями:
   - Я никогда не видел блондинок так близко, - пояснил он, и нежно коснулся губами набухшего соска.
   У нее давно не было секса, и Лена заново постигала эту нехитрую науку, послушно следуя за его ритмом. Возбуждение нарастало, и Лена перестала воспринимать окружающее. В памяти остался только волшебный миг как вершина мучительного наслаждения.
   Лена вернулась из командировки, и коллеги не узнавали ее: сияющие глаза, летящая походка, как будто сброшен груз прошедших лет. Она часто вспоминала тот последний вечер, и тогда на ее лице появлялась задумчивая улыбка. Чувствам, бушевавшим в ее душе, она еще не знала названия, да и не задумывалась об этом. Она была счастлива.
   Прошел месяц, наступила весна, буйная, какая бывает только в северных краях: еще вчера - влажные голые ветви с набухшими почками, а сегодня уже зеленеют листья, прозрачное голубеющее небо, зеленая трава, ощущение чуда пробуждающейся природы. Именно в такой день брат и повез Лену на дачу. К тому времени ее телефонный аппарат был полон кратких смс-ок от него. Удалять их было жалко, она их часто перечитывала, и ее сердце наполнялась нежностью. А брат был настроен решительно. В очередной раз он принялся за своё:
   - Почему ты не хочешь встречаться с Вадимом? Ну, чем он тебе не хорош? Работает, дача, квартира, машина... нормальный мужик...
   С Вадимом они познакомились на дне рождения брата, потом пересекались еще несколько раз. Действительно, нормальный мужик... как все... Но представить его рядом с собой Лена не могла. После неудачного замужества она сама устроила свою жизнь так, как хотела. Семья была большой - родители, дети... Забот хватало. Опять же работа, командировки, диссертация... А потом - борьба за выживание. Нет, влюбляться она, конечно, влюблялась - сердцу не прикажешь. Но Вадим...
   А брат не унимался:
   - Сколько уже случаев ты упустила: Володя, Толя Корчагин... Он, вон, магазин открыл, помогала бы ему, внуков его воспитывала.
   - Слушай, и чего он на меня так запал? Других, что ли мало?
   - Он говорит, что ты светлая.
   - А, так он тащится от блондинок? Их и без меня хватает, вроде бы.
   - Не прикидывайся дурочкой!
   - Я же блондинка, мне и прикидываться не надо!
   Так она отмахивалась и раньше, но сегодня брат не принимал шуток:
   - Все ждешь, как в том стишке: когда я стану старой теткой... в кошмарных спущенных колготках..., ко мне негаданно нагрянет по злой иронии судьбы мой долгожданный принц-засранец,, мой гений чистой красоты...
   - Иногда и сказки становятся былью: не беспокойся, своего принца я уже нашла, - вдруг выпалила Лена.
   Брат застыл на очередной фразе, но быстро взял себя в руки:
   - И зачем я тогда бисер мечу? Так бы сразу и сказала.
   Разговор был исчерпан, Лена надеялась, что навсегда.
   И снова потянулись будни. Но вырвавшаяся тогда на даче фраза смущала ее и не давала покоя. Наконец-то ей пришлось разобраться в своих чувствах. И это открытие и поразило и обрадовало ее: в ней снова проснулась женщина с ее извечным стремлением любить и оберегать, не требуя ничего взамен. Ее чувственность искала выхода, и она стала рваться в командировку, которая все так и не случалась. А потом пришла смс-ка: " Я уезжаю в длительную загранкомандировку". Рваться стало некуда.
   Прошел месяц, потом еще два. На работу Лена теперь ходила без прежнего воодушевления, мысли ее были заняты совсем другим. Постепенно ощущение счастья, озарявшее все вокруг и наполнявшее жизнь, потускнело, в ее душе поселились тревога и неуверенность. Она уже стала сомневаться, не пригрезилось ли ей все, что было тем вечером. Но проснувшаяся в ней женщина требовала своего, и все чаще она задумывалась о Вадиме. Нормальный мужик, действительно... Может, зря она тогда...
   А однажды, включив вечером телевизор, она увидела в Новостях какой-то прием по случаю подписания важного контракта. И там был он! Но он стоял рядом с красивой молодой дамой и улыбался! Это было как удар молнии, у Лены сразу что-то сжалось в груди, кажется, сердце. Резкая боль не отступала. Ночью она тупо смотрела в темноту, чувствуя, как леденящая пустота заполняет душу. С этим что-то надо было делать.
   Поезд двинулся, медленно ход набирая,
   покатился по рельсам, меняя маршрут,
   но не я пассажир, - пришли на память строки.
   - Возвращайся, родная,
   в настоящее время, где любят и ждут. Ъ
   На следующий день мысль, маячившая где-то на задворках сознания, стала обретать очертания. Звонить Вадиму Лена не хотела: ведь она не оставила ему никаких шансов, а времени прошло уже немало. После недолгих раздумий, она, наконец, решилась и стала набирать номер брата.
   Она все еще сжимала в руках телефон, когда он снова ожил, высвечивая голубой конвертик смс-ки:
   - Я вернулся! Приезжай, а?
   Кто рожден быть повешенным, тот не утонет...Ъ, -подумала Лена.
   
 
   
   Ъ Использованы строчки из стихотворения B.Vershov "Неотправленное письмо"
   
   19.05.09