Безобразный соловей

                Безобразный соловей

                *

            Этот красивый человек был прекрасно безобразен. Он был уродливо скроен и на посмешище сшит. Ваши глаза набили бы синяки, споткнувшись о его клювообразный нос, нависающий из маленькой физиономии утёсом из над  мелким подбородком. Между этими предметами был впавший рот. Рот с пухлыми еврейскими губами и широкий, как улыбка клоуна.  Да, забыл об ушах. В действительности ушей-то и не было, была пара торчащих локаторных тарелок. 


                ***

            Я слушал свою коллекцию великих певцов. На проигрывателе кружилась пластинка с неаполитанскими песнями, пел Карло Бути. Я открыл окно и выпустил «Марекьяре» во двор. Пока я менял пластинку, мелодия влетела обратно прекрасно преображённая, но я не мог узнать инструмента, на котором она звучала. Я перегнулся через подоконник. На земле стоял лысый мальчик и играл мелодию на губах с, поверьте мне, самой изощрённой и невероятной виртуозностью. Это было потрясающе. Мой подбородок отвис и глаза смущённо бегали вверх и вниз, оглядывая человечка. Мальчик поднял голову. Глаза его, два куска бархатного опала отсвечивающих искристым юмором, нашли меня, и солнечная улыбка расцвела на его физиономии.
            — Добрый день. Как  дела? Что за очаровательная мелодия. Я ваш новый сосед. Я имею в виду, я живу в следующем подъезде. На втором этаже. Это невысоко. С моей женой. Мне это очень нравится. Я имею в виду музыка. У вас хороший вкус, — сказал мужчина, потому что это был мужчина лет пятидесяти.
            — Вы музыкант? — спросил я.
            — О, я бы хотел. Нет, я не музыкант. Я почтальон. Точнее — доставщик телеграмм. Можете вы видеть мою руку оттуда? — Он показал мне крученую сухую ветку с мёртвыми пальцами. — Это, короткую ногу и пара медалей – всё, что я справился принести с войны. Я не могу разносить почту, так они дали мне эту позицию.  Мне не нужно приходить на работу по графику. Когда приходит  телеграмма мне звонят. Это хорошая часть. Я имею в виду, они поставили телефон в мою квартиру. Мне платят 60 рублей в месяц. Соседи пользуются этим. Я имею в виду, телефон. Вы тоже можете заходить, если хотите. Плохая сторона, что они могут позвонить мне в любое время суток.  Я имею в виду с почты.  Телеграмма-молния должна быть доставлена немедленно. Срочно как только возможно, при любых обстоятельствах. О, это очень важно. Я просто схожу с ума от этого. Я имею в виду музыку.
            Я поймал паузу в этом залпе стреляющих предложений и пригласил моего собеседника зайти.
            Он покачал головой:
            — Спасибо. Вас зовут Алик, я правильно услышал? Сейчас не могу. Мы это сделаем в другой раз. Мне нужно спешить на почту. Они только что мне позвонили. Вы, конечно, знаете, что певческий голос — самый деликатный инструмент в мире. До свидания. Что за талантливый голос!

                ***

            Я был рад видеть моего нового соседа в любое время и наслаждался его компанией. Я узнал, что у него не было никакого официального образования, но изучение Торы в детстве отточило его мозг, и наблюдения его были прозорливы и остроумны. Он воспринимал мир скорее интуитивно, чем на основе формального знания.
            Я узнал также, что они с женой переехали в наш дом в результате обмена. Прежнюю двухкомнатную квартиру они разменяли на две однокомнатные: для семьи младшего сына и для себя. Все дети имели семьи и жили отдельно. На праздники собирались у родителей. Меня изумляло всякий раз, когда я пытался представить столько людей в одной комнате.
            Безусловно, это было не в первый раз, когда советская действительность озадачивала меня. Другой загадкой было, как эти двое смогли поставить на ноги четверо детей на самую маленькую в стране зарплату.
            Вскоре после знакомства с почтальоном я повстречал во дворе его жену. По росту они подходили друг другу. Фигура её была приятно пухлой, черты смуглого лица мелки и миловидны. Работала она бухгалтером в жилконторе. Происхождения она была самого простого, но манерами пыталась показать себя дамой высшего света.

                ***
            Наши случайные встречи с маленьким почтальоном продолжались. Мы никогда не стали тем, что называется друзьями. Я был горд представить ему Хандошкина, гениального русского композитора XVIII века. Временами я спрашивал его о войне. Он отказывался говорить об этом. В другом случае я похвалил, как щедро наделила его природа музыкальными способностями. Маленький почтальон был польщён и улыбался благожелательно.
            При одной встрече я дал ему подарок.
            — Что это? — спросил маленький почтальон, поднимая брови.
            — Это соловей, из дерева. Я увидел это на барахолке и купил сразу. Ручная работа. Здорово сделано, а?! Это вам.
            — Почему соловей?
            Я похлопал себя ладонью по губам. Он улыбнулся счастливо и в следующее мгновение  звонкое щебетание малой птички заполнило комнату.
            — Неужели у вас нет желания показать свой талант где-нибудь? — спросил я.
            — Почему? Я прошёл всю войну и вышел живым. Я имею в виду, этого подарка достаточно, чтобы любить жизнь, а я влюблён в жизнь. И я надеюсь, по меньшей мере, что я делаю всё возможное, чтобы видеть моих детей счастливыми. Я имею в виду, это моя цель. Об одной вещи я только жалею, что ушёл от веры. Я имею в виду от еврейской, веры моих предков. Это даёт мне много огорчения. Я вижу, как однажды я вернусь в синагогу и приведу с собой мою жену. Я имею в виду, она выросла в семье коммунистов. Ой, что вы, она и слышать не хочет об этом. Я имею в виду Б-га. Ой-вей.

                ***

            Был первый день зимних каникул. Дверной звонок прозвучал вторжением в мой сон. Я открыл дверь. Маленький почтальон с опущенной головой стоял на пороге без движения.
            — Доброе утро, — сказал я. — Вы что, не будете входить? Он приподнял голову. Я увидел печальное и состарившееся лицо. Губы дрожали в конвульсии. Я отступил в сторону. Почтальон вошёл, оглянулся на меня испуганно и сжался в кресле.
            — Ваши дома? Уже ушли? Тогда поставьте для меня что-нибудь для сердца.  О жизни. Я имею в виду… — Он запнулся и ушёл в молчание. Зазвучала 6-я Чайковского, заполняя душу философской трагедией окончания жизни. Я присел напротив маленького почтальона, но увидел наполненные слезами глаза и  поспешно отвернулся.
            — Ночью мне позвонили. Это был час, пока я добраться до почты. Мороз был страшный, а ветер просто сумасшедший. В четыре утра я вышел из конторы. Вечность прошла, пока я нашёл в темноте и метели адрес. Адресат жил на пятом этаже. Когда я позвонил в дверь, я был куском льда. Всё, чего я хотел,— чашку горячего чаю. Дверь открыл полусонный великан. Он был в трусах. Сказать, что он был взбешён, значит не сказать ничего. Здесь же в дверях он вскрыл и прочёл телеграмму, потом он прочёл её ещё раз вслух. Его здоровенный кулак смял бумажку и швырнул комок мне в лицо. Он обозвал меня идиотом за то, что я разбудил его в такую рань этой ерундой: его брат приезжает на следующей неделе. 
            Этот амбал схватил меня за воротник и через всю площадку швырнул в стенку. Он орал. Он показывал, как он меня сейчас задушит одной рукой. Он рычал, что из-за грязных жидов в России нет жизни приличным людям. Он кричал, что за деньги, которые я украл у честных, тяжело работающих русских людей, еврейский доктор испортил мне руку, чтобы я мог пересидеть войну в Ташкенте.
            В конце концов он захлопнул дверь. Я сел на ступеньку и заплакал. Несправедливые обвинения ударили меня в сердце. Я имею в виду, вот я здесь. У меня нет сил идти домой. Моя жена больная. Мне нужно место, чтобы успокоиться. Он родился после войны. Я имею в виду великан, а я спас его жизнь.
            Я пошёл на кухню и принёс два стакана чаю с печеньем. Он начал прихлёбывать. Чай оттаял его тело и обиду. Я перевернул пластинку и спросил, часто ли такое случается. Маленький почтальон глубоко вдохнул, закрыл верхнюю губу нижней и долго выдохнул:
            — Да. Это случается. Но это моя вина. Видишь, у меня есть плохая привычка. Я жду. Никогда же не знаешь, что в телеграмме. Это очень важно ночью. Я имею в виду, есть много старых одиноких и больных людей. Иногда, после плохой новости, им нужна помощь. Другая вещь, иногда получатели дают на чай, если они, конечно, хотят.

                ***

            Отправляя меня одним утром в школу, мама упомянула:
            — Я что-то не вижу маленького почтальона. Ты не знаешь, что с ним?
            — Не знаю, мама.
            — Ходят слухи, что у его жены нашли рак.
            — Откуда ты знаешь?
            — Вчера я была в ЖЭКе. Люди говорили, что маленький почтальон приходил к начальнику просить дополнительный отпуск для жены. Начальник отказал. Он не видел причины. Женщина хороший работник.
            — Почему?
            — Почему хороший работник?
            — Нет, почему маленький почтальон просил об этом.
            — Врачи сказали ему, что жене нужно для поправки здоровья побыть дома. Ей нужна диета и отдых. Маленький почтальон пытался уговорить жену уволиться. Она отказалась решительно,  не хочет испортить пенсию. Она ничего не знает о своей болезни.

                ***

            Однако болезнь брала своё. Женщина оставила работу. Теперь она проводила много времени на скамейке у подъезда. Она жаловалась на ноги, которые безо всякой причины стали вдруг слабыми. Приятная припухлость её щек ушла, что она приписала диете и была этим горда. Природа этих перемен ускользала от неё.

                ***

            Я встретил маленького почтальона на улице. Он нёс сетку с продуктами.
            — Я достал немного свежего сыра и настоящей неразбавленной сметаны: девочки в магазине добры ко мне. Они даже дали мне хороший кусочек мяса на котлеты. Посмотри какой красивый. Я имею в виду мясо, без костей, почти. Моей жене нужна свежая, здоровая пища, высококалорийная.
            — Я слышал, что ваша жена больна.
            — Глупости, — ощетинился он,  — у людей длинные языки. Она просто устала. Я поставлю её на ноги за неделю.
            — Но люди говорят, что доктора…
            — Болтовня, мой друг, болтовня. Что врачи знают об этом. Медицина до сих пор не наука. Это искусство, полное догадок и предположений. Один доктор слушает тебя и прикладывает симптомы к болезни А. Другой, на той же основе, называет болезнь Б. Я имею в виду, нужно слушать их советы, конечно, но не надо терять и здравый смысл. Тут вот ещё что. Алик, Ваша мама уважаемый человек в торговле, я это знаю. Я имею в виду, не могла бы она достать для меня каких-либо дефицитных овощей, фруктов? Я переплачу, если надо. А теперь извините меня. Я должен идти к жене. До свидания.

                ***

            Болезнь была упрямей и брала своё. Бедная женщина слегла. Она не могла ходить желудком. Ей сделали операцию. Теперь фекалии выходили через трубку в боку. Вонь в квартире была невыносимая. Маленький почтальон разрывался между работой и уходом за больной. Он прилагал неимоверные усилия поддерживать чистоту в квартире. Он кипятил постельное бельё, сушил на балконе и прожаривал утюгом. Он готовил и пытался кормить жену. Он менял бинты, давал ей лекарство и выполнял остальные назначения врачей. Да что там… какой смысл перечислять все дела, которые нужно было делать 24 часа в сутки. Это был ад, однако… через какой-то месяц я услышал под окном знакомую трель.
            — Эй, мой добрый человек, как дела?
            — Алик, Вы помнишь, что я говорил Вам о докторах? Я был прав. Ей лучше. Моя дорогая, как я люблю её. Она попросила кушать, и ей не нужны болеутоляющие больше. Она пошла на поправку. О Г-споди, завтра я иду с утра в синагогу благодарить Всемогущего. Вы не пойдёте со мной?

                ***

            Этой ночью женщина умерла.

                ***

            Похоронная процессия медленно шла за гробом, поставленным на открытый кузов грузовика. Родственники,  друзья, соседи несли венки и цветы. Маленький почтальон был в первом ряду. Он не плакал. Лицо его было серым и исхудавшие губы крепко сжаты. Он едва был в силах передвигать ноги, и дети несли его вдоль дороги.

                ***

            После похорон маленький почтальон сдал совсем. Жизнь без жены не имела  для него смысла. Дети навещали отца, пытаясь поддержать его существование в приемлемом состоянии. Эти усилия не срабатывали. Маленький почтальон напоминал хлипкую тень прежнего себя. Видя его бредущим бесцельно через двор, женщины плакали.

                ***

            В то отчаянное утро, когда я был на пути в школу, женский визг поднял дом на ноги:
            — Люди, помогите. На помощь.
            Не знаю почему, я немедленно подумал о маленьком почтальоне и побежал к его квартире. На площадке уже толкались соседи, но не осмеливались входить вовнутрь. Дверь в квартиру была приотворена.
            — Я иду вниз на работу, — плакала женщина (по-видимому та, которая кричала), — смотрю, дверь открыта. Я сразу почувствовала что-то недоброе. Я вошла, и тут… О бедный, бедный… Прости Г-сподь душу его грешную.
            Я протиснулся через группу собравшихся и прошёл в комнату. Она была пуста. Пусты были кухня и ванная. Моя голова закружилась. Я осмотрелся спокойнее,  даже заглянул под кровать. Надеясь, что женщина что-то напутала в замешательстве, я снова вошёл в пустую кухню. Тень слева спугнула меня. Я повернул голову. Вверху, под потолком шла газовая труба, к ней была привязана бельевая верёвка, а на ней вдоль стены висел скрюченный, весь высохший и уже почерневший гороховый стручок.
            Я попытался снять тело, но у меня не хватало силы. Вошёл милиционер. Он взял кухонный нож и обрезал верёвку. Мы вдвоём отнесли тело маленького почтальона на кровать.
            — Я скоро вернусь, — сказал милиционер, — посиди здесь, не разрешай никому ничего трогать.
            Я кивнул, слёзы катились по моему лицу, но я не вытирал их. Я беспомощно глянулся кругом, ища куда бы сесть, и увидел на столе записку.
             «Милые дети, у меня те же симптомы, что у мамы. Доктора лгут мне, но я не могу обманывать себя. Мои любимые дети и внуки, у меня нет смелости сражаться с ещё одной такой же бедой. Простите меня.
            А Г-сподь пусть простит мою душу и поддержит вас, мои дорогие.
            Ваш папа и дедушка.»

                ***

            Записка была прижата к столу соловьём.

                *****