Письма издалека. Париж

   «Прежде всего, куда бы вы не поехали, хоть в Тибет, границу непременно переезжайте в Эйдкунене»   Н. Тэффи



Вечный Жих.   Париж

  По первости отправляясь в Париж,  Жих  сдуру про Эйдкунен-то и забыл.  А впрочем и не слыхивал про такой. Тем более, что с самолёта всё одно было не разглядеть  какую именно деревню на границе  пролетели.

   Часа два лёту и вот на тебе,  уже и Париж.  Хотя какое там? Ещё только подрулил самолёт к аэровокзалу.  В окошке, от которого Жих не отлипал во время всего перелёта,  виднелось крыло самолёта.  Весь полёт виднелось и сейчас никуда не делось, что лишний раз  доказывает надёжность современных авиалайнеров.
   
  Чуть подалее, если изогнуться  да вывернуть глаз,  можно стало увидеть нег...ой! чёр..., нет, опять не так – афроевропьянца  с куском шпалы на плече.  Каковую шпалу,  этот индивид  потом ловко запихал  под колесо самолёта.  Жих про себя подивился  универсальности  транспортных материалов.  Что на железной дороге, что в авиации – шпалы присутствуют.  Может и в космосе без них не обходятся?

   На таможне, Жих  радостно, но наотрез отказался  «добровольно предъявить  оружие,  наркотики  и незадекларированную валюту».  За что и был пропущен без досмотра.  Далее,  проплутав по лабиринтам аэропорта  ШДГ* ,  неведомо как, Жих оказался на автобусной остановке, где и вступил в беседу с арабофранцузом, в униформе.  Выяснил,  откуда отправляется автобус до Арк-де-Триумф, хотя просил указаний как доехать до Тур Эффель, естественно.  Потом, прикинув по карте  расстояние  от одного объекта до другого,  плюнул на подметённую французскую землю  (не буквально конечно) и полез в автобус. 
 -  Ничего, - думал Жих, - на метро как-нибудь потом.  Есть же у них метро?
 
  А вот ежели бы поехал через Эйдкунен, как все порядочные путешественники,  да поездом.   Глядишь и привезли бы прям до центрального Парижского вокзала.

   Ну да впрочем, любые неприятности ,  когда-нибудь  да кончаются.  Автобус привёз  Жиха  до Триумфальной арки,  что вполне символично.  Метро доставило  до какой-то-там  Рю-не-разбери-поймёшь. Жих предварительно написал на бумажке  название  улицы и отеля.  Тыча бумажку под нос местным, парижанским прохожим и следуя их указаниям  добрался до отеля почти без потерь,  хотя и сильно пыхтящим.

   После устройства в гостинице  Жих  сразу же подался,  нет  не к Эйфелевой башне,  а поесть чего-нибудь.   Вышел на это самое Рю и поскольку пришёл в отель справа,  то конечно повернул налево.   Стараясь не соскочить с тротуара  и не зашибить какого-нибудь субтильного афропарижанина,  он не спеша топал вперёд, глазея на вывески.  Вот! Что-то знакомое.  Хотя написано на вывеске и непонятное,  но внутри мужики  пиво пьют закусывают чем-то.  Самое оно.  Только вот...как-то это слишком просто.  Всётаки первый день в самом Париже и в пивную.  Нет.   Надо выбрать кафе на каком-нибудь бульваре и что-то эдакое,  натурально французское  слопать.   Ну выбрал,  ну посмотрел чё дают.  Через пятое на десятое прочёл названия в меню.  Хотел позвать гарсона,  но только там таких не было, а как называется гарсон женского пола он таки себе и не знал.  Ну сделал как-то вот этак, пальчиком в воздухе, этакое завихрение.  Явилась мамзелька,  протрещала что-то приветственное.  Жих многозначительно покивал в ответ  и смело так заказал бифштекс а ля тартар!  Девчушка не на шутку всполошилась и принялась объяснять,  что это мол чисто-конкретно сырое мясо! И мол, не мог бы месье подумать, а то может чего другого подать? Ну ладно, подумал месье Жих и заказал Макрель с пюре картофельным.  Оказалось конечно, что во Франции макрель это очень сухая ставрида а картошку они и вовсе в пюре превращать не умеют, всё с комками какими-то.  Если б  не коньяк,  то прям хоть плюнь и в Макдональдс! Короче,  этот ужин сильно развеял миф о французской кухне.  А и то спросить?  Чего это вдруг рыбы захотелось? И не четрверг даже, а воскресенье. Взял бы, как все,  филе миньон с грибами по бордосски, так нет обязательно нужно себе выпендриться!
   Ну и ладно,  коньяк всёж таки был хорош.  Пора было идти на поиски Башни.  Редкая, залётная туристическая птица  не дошлёпает до середины Парижа, чтобы только отметиться под сей главной Железякой.  Вот Мопассану, кстати говоря, она не нравилась.  Тошнило прям господина Ги де  от вида этого клёпанного монстра.  Но Жих, Мопассана за толкового писателя не признавал  и по сему с мнением его не сильно считался.   
      Свечерело.  Пресловутые огни Парижа  кое-где не горели.  Но Жих  шлёпал по бульваром, почти безошибочно определяя направление, как потом оказалось. Совсем уже собрался поворачивать к отелю,  но сделал ещё пару сотен шагов.  И как положено, вдруг вышел на тот угол с которого открылся вид на детище Эйфеля.  Башня взлетала ввысь,  вся залитая огнями.  Казалось она горела. 
-  Париж всё таки! -  удовлетворённо сказал себе Жих.   Будто до сих пор,  пока не увидел башни,  он всё ещё в этом сомневался.

   Вечером  следующего  дня,  Жих сидел в номере  гостиницы  и  за неимением  бумаги,  тыркал пальцем  в клавиши  ноутбука,  письмо  сочинял.
   «…а вот что я тебе скажу!  Попасть в Париж,  прямо в понедельник,  это  удача.  Сразу-то  я  не допёр.  А тут  прошёлся  по  городку  и  понял.  Во !  А  в понедельник-то  музеи  не работают.  И  чего  с  меня  возьмёшь,  раз  я  туда  не  попал?  Нет,  ну  я конечно  стремился.  Эйфелёву  башню,  само-собой  смотрел.   А  как же,  её  все  тут  смотрят.  Во-первых,  абсолютно даром  и  отовсюду  видно.  Никто  не  загораживает.  Хочешь   в сторонке  смотри,  хочешь  поближе  подойди  -  места  хватает.  Только  если  близко,  голову  запрокидывать  нужно,   а   это,  если   долго – трудно.   И  тоже  опять  же  сверху  кто  плюнуть  может,  или  опять  же  тоже  птичка  пролетит.  Так  что  я  со  стороны  поглядел  и  ладно.  Тем  более,  что   под самой  башней,  какие-то  мулаты  непонятные  пристают,  купи,  говорят,  сувенир,  или два  купи,   дешевле  будет.   А  сувенир  опять  же  башня  в  разные  размеры  ненатуральной  величины.  Взял я  правда   пару,  но  за  карман  держаться  пришлось .   Потому,  народ  там  ушлый  ошивался.   Даже прямо  скажу  не  парижанской  наружности.   Не  зря  же  под  самой  башней  военные  ходят,  да с  автоматами.  Это  как?
  А  потом сел  я  на  пароход,  на  Сене.  На  Сене  то есть  речке.  Местная  такая речка.  Мутная и не  широкая,  но мостов  много.
  На  пароходе  что  удобно?  Билет  один  раз  купил  и  хоть  весь  день  катайся!  Можешь  сойти  на  какой  пристани  погулять,  а  потом  обратно  опять же  на  следующий  пароход  садись  и  следуй  дальше.  Вот  я  например,   сошёл  на  набережной  Орси.   Хотел  там  в  музей  заскочить,  одноименный.  Там  как раз  и  узнал,  что  в понедельник музеи-то  и  закрыты.
   Интересные  у них  тут  порядки,  я  скажу,   из вокзалов  понаделали  музеи,  а  в  музеях  потому  теперь,  как на  вокзалах!  Народищу  тьма!  Вот  я  например  раз  в  музей  не  попал   подался  в  церковь.  Ну,  ту  самую,   Парижской  Богоматери.  Вот  там   точно  как  на  вокзале.   Народ  прёт  несмысленной  толпой,  будто  все,  как  есть  на  поезд  опаздывают.  Лба  не  перекрестят,  а  ить тоже  однако,  Храм  Божий.
    Повсеместно все  с  фотоаппаратами  и  щёлкают  и  щёлкают.  Куда там  про матерь-то  думать.  И  то  видать,  память-то у людей  теперь  только в  фотике  и  хранится,  а  своя  отсутствует.  Вот такие тут церкви,  такие  музеи...».
  Жих  отвлёкся  от  компа,  глянул  из  окна  на  вечернюю  парижскую  улочку  и  горестно  вздохнул.  Маловато  ему  Парижа  показалось.   И  то  сказать,  за  один-то  день,  много ли  увидишь.   Побродил  возле  Сены,  глянул  на  Нотр-Дам.   На площади  какой-то  шуганул  приставучую  тетку.  Скажи  говорит,  говорите ли  вы  на  английском!   А  с  какого  пряника  он  тут,  в  Париже,   должен  на  английском  говорить,  Франция  тута!   Так  он  тётке  той  и отрезал.  Незнамо  как  вынесло  его  мимо  Сорбонны  в  Люксембургский сад.  Жих  сел  на скамеечку у  балюстрады  и долго,  с  удовольствием  наблюдал  гуляющих  Парижан.   Пока не припёрлись  четыре   аглицких  туриста,  хорошо так навеселе.  Стали те туристы шумно промеж  собой  разговаривать,  да на всех  пальцами  тыкать.   Интеллигентный  французский народ  потихоньку из  сада двинулся.  Тогда  англичанцы  стали  на  Жиха  позыркивать,  да  ещё  громче  бузить.   Но  только  Жиха  как-то  не  проняло.   Ну мало  ли  народ  не добрал  по  малой,  пусть  себе.   Он  только  сделал  морду  понесмысленней   да  глаза  постеклянней.  Вот   те  туристы  шумные  как-то  сами  собой  и отвалили.   А  тут уж  по  саду  и  посвистывать  стали,  народ  стало быть  выгонять.   Явилась  ещё  одна  компания,  под  самое  закрытие.   Да  пошумнее англичан.   А  потому  что  шесть  тёток  да  мужик  приличного  вида,  с  большой  хозяйственной  сумкой.  Одна  дамочка говорит, - ребята,- на  чисто  русском  языке  говорит,-  не  тушуйтесь  ребята  ещё  пятнадцать  минут  осталось.   Я  знаю.   Ещё  успеем  Танькино  рождение  спрыснуть  в  который  раз.   А то  по  всему  Парижу  спрыскивали,  а  тут,  напротив  дворца  ихней  юстиции  ну  просто  обязательно.   Только, - говорит, - надо  нам  клюквенную  развести.   
-  А чем  это?-  спрашивает  мужик,  - и к чему?
- А водкой! – отвечает  знающая  дамочка,  - а то некрепкая  она  эта  клюквенная,  да  и холодно...
Жих  ещё  малость постоял  у  окна,  ещё  повспоминал   ушедший  день  да  и  засобирался.  Завтра  домой.   Шутка ли  цельных  полтора  дня  в  Париже  прогостил.