Домовой

   из цикла легенды Хаджибея

   Был вечер. Горел огонь в маленькой печурке. Трещали шумно дрова и дул сильный ветер. В комнатёнке было тепло и уютно. Откуда—то из угла лилась тихая мелодия. Царила идиллия. Клонило ко сну и мечтам. Хотелось какого—то вселенского мира и покоя. Но... вдруг, за порогом раздался душераздирающий вопль, и что—то яростно заскребло в дверь. Казалось, сам дьявол хочет ворваться в дом.
   Сердце от неожиданности задрожало мелко и часто. Похолодели от страха ноги и застыли в неподвижности. В голове застучало и щёки стали пылать так сильно, что руки, прижатые к ним стали согреваться. Мысли судорожно роились, перескакивая от одного предположения к другому. Трезвого объяснения не приходило.Прошло  минут пять и всё утихло. Но обострённой кожей чувствовалось, что ТОТ ЗА ДВЕРЬЮ не ушёл. Он выжидает. За окном послышались шаги и шуршание одновременно с чьим то тяжёлым топаньем по камням дорожки.
    Первое, что пришло в голову — это необходимость спрятаться. Но комнатка была так мала, как открытая ладонь. Выключать свет, чтобы слиться с темнотой было ещё хуже. Свет будто мешал ему ворваться во внутрь. Будто он сам боялся, что окажется на виду.
Шёл уже первый час ночи, а война ощущений и напряжённая борьба с неизвестным продолжалась. За дверью раздался жалобный писк, но дикий порыв ураганного ветра сразу отрезвил и заставил ожесточиться.
    Хотелось плакать от беспомощности ситуации. БЫТЬ или НЕ БЫТЬ? Ноги сами развернулись к дивану, который занимал почти треть комнатки. Время тянулось медленно. Казалось, эта странная ночь никогда не кончится. От жара в печке размаривало. По стенам плясали  красные отсветы и заколдовывали взгляд. Веки отяжелели. Глаза стали  слипаться, как вдруг, истошное мяуканье голодного кота разорвало пелену. Он кидался на  дверь, как на амбразуру. В последней надежде одолеть крепость ОН  вгрызался в древесину  клыками и когтями пытался приоткрыть дверь хоть немного. Начала снова мучить совесть. Однако же никаких котов в  округе не было  и в помине.
   Утро пришло  неожиданно с первым деревенским  петухом,  который охрипшим спросонья кукуреканием согнал сумерки с окна, разбудил коров внизу у лимана и вернул надежду на то, что весь ночной кошмар породил ветер. Но в деревне над самым лиманом прошел слух, что опять на склонах стал шалить домовой.
   Так то оно  так, только  деревенский старожил, что жил на углу дороги возле остановки автобуса,  говорил  совсем другое.  А надо заметить, что деду было за восемьдесят,  и повидал он, живя на берегу Хаджибея почти век, многое. Он был очень говорлив. Когда приходил автобус,  дед уже стоял на остановке, поджидая очередную жертву его говорливости. Участок  возле дома, где жил он с сыновьями,  густо заросший  огромными лопухами  со стороны дороги,  сливался с камышами, растущими прямо в лимане. В этих камышах, по словам деда, всегда водилось много всякой рыбы.  А с недавнего времени рыба исчезла. Такого он не помнил за всю свою долгую жизнь. Так вот исчезла она потому, что её всю выловил камышовый кот. Дед утверждал, что однажды рано утром, когда он семенил на остановку встречать первый автобус, он услыхал крики, а потом увидел, как из камышей выскочили два браконьера. За ними мчался,  ужасно разъярённый полосатый кот величиной с собаку.  Те двое еле ноги унесли. Дед сокрушался, что этот кот ещё покажет когти в окрестных камышах и не только в них.  Солнце пригревало, размаривало,  тихо подмулыкивая деду,  тёрся о его ногу усами полосатый серый  котёнок.