Дуэлянты

               




        … Он был детским тренером по пулевой стрельбе … Он ненавидел детей … Они же не могли ему ответить той же монетой, и не потому, что не имели её … кстати и не без этого … а потому, что липли к нему как мухи на мёд, привлекаясь его эмоциональностью в мимике, поступках, высказываниях, подчас оригинальных, но всегда не лишённых злой сатиры на окружающих –  с юмором он говорил только о себе и о своих друзьях но, поскольку он друзей не имел, то всё ограничивалось на первом. Всё остальное было окрашено, когда грубой, почти площадной … когда ядовитой и тонкой, замечаемой только знавшими особенности его разговора, но всегда уничтожающей сатирой на присутствующих …   
       
        … – Господин Графоманов!!! Что это вы так несмело, но сосредоточенно ковыряете на презренной стенке, имеющей несчастье оказаться рядом с вами? – неожиданно поворачивается тренер к своей очередной жертве – сообщение миру о своей исключительности, выраженной через личные ФИО? Ну имя, я понимаю – это ваша собственность, кстати, пока вы не работаете, она в вашем имуществе будем оставаться в единственном числе – на недоумённый взгляд новоиспечённого «писателя», опошляющего стенку гвоздиком, тренер продолжает, уже перейдя на ты – да потому что от рваных ботинок до жвачных пузырей, на тебе всё материнское. Фамилия у тебя, кстати, тоже, насколько я понимаю, одна на двоих с матерью, значит, ты не имеешь права карябать её на любой, даже самой аппетитной стенке … даже в кабинете на глазах, своего горячо любимого школьного директора … самовольно, без материнского разрешения. А уж отчество … – я тебе удивляюсь, – ты же махровый представитель вольной безотцовщины. Ты же, благодаря этому ярлыку, имеешь полное право приносить домой одни пятёрки, заметь, без всякого напоминания широким ремнём, а ты, кстати, всё перепутал и приносишь одни двойки …
       
        ... Пацаны, занятые на огневом рубеже, и ожидающие своей очереди пострелять, понимая, что это спектакль одного актёра, с интересом поворачивают свои головёнки в сторону исполнителей, где главный персонаж самозабвенно продолжает …
        – Завтра же принесёшь из школы, для начала, хотя бы тройку … хотя бы по пению … и объяснишь мамке, что это только начало … что дальше пойдут и четвёрки, и пятёрки. И не ходи, пожалуйста дома и в школе кверх ногами, мне думается, поэтому и двойки тебе успокаивающе кажутся пятёрками.
       
        Наречённый Графомановым, чуть не плача, в душе клянёт, подвернувшийся под руку гвоздик и, вздыхая, ждёт момента, чтобы влезть своим риторическим шедевром –           «… Простите, я больше не буду…» между саркастическими фразами тренера, но мысль о непредсказуемости поворота тренерского монолога, удерживают его на позиции унылой бессловесности.
       
        Вторая серия спектакля начинается внезапно …
        – Дверьков, – обращается тренер к стоящему у дверей – принеси из чистилища (так называл он комнату для чистки оружия) щит, пожалуйста, он там один … смотри не перепутай со стульями или столами, надо помочь сеньору Графоманову в продолжении своих партизанско-орфографических изысков не на стене, а на легальной территории, на фанере …
       
        … Наконец, из комнаты чистки оружия, вибрируя в руках, сгибающая от тяжести и неудобства ноги, Дверькова, выплывает фанера и устанавливается на скамье.
        – Спасибо, Фанеркин … Прошу! – широким театральным жестом желающий увековечить себя приглашается тренером – для вас, маэстро, все условия! – штрафник, насупившись, не трогается с места.
        – Странное дело – недоумевает ругающий – исподтишка, так пожалуйста, хоть всю стенку изгадит, а с индульгенцией, да в отведённой резервации – только после торжественной и публичной декапитации!... Это, уважаемые стрелкачи, неразгаданный феномен школьного воспитания. А уж, кто из вас захочет в жизни его разгадать, тот приумножит свои глупости ещё на одну – когда окончит школу, пойдёт в пединститут и своим суматошным присутствием в народном образовании конечно не разгадает его, а ещё более укрепит. Да-а-а!!! ... И за это, к какому-нибудь пузатому юбилею получит почётный знак отличника народного образования, который на старости лет с великим удовольствием будет одевать, собираясь в баню … и ни одна мыслишка не проснётся у знаконосца, что с падением знака ему на грудь количество лоботрясов от этого не поубавилось, и ещё слава Богу, что не прибавилось!
       
        Наконец тема прикладного фольклора исчерпывается, попавшийся, и за этот инцидент заплативший минутами жгучего стыда, с ехидного посыла тренера приобретает кличку, конечно же не «Графоман» (поскольку пацанячьей душе не под силу переварить такую лингвистическую головоломку), но уж «Граф» – это точно.
       
        Кстати, присутствующие, получив большое удовольствие от спектакля и тайный урок повеления вблизи стен с гвоздевым провокатором в кармане, заимели прозрачный шанс подойти после тренировки к тренеру и потребовать разъяснения незнакомых слов, напичканных в монолог о настенном искусстве.

        Это был его крючок, закинутый в радужно-бурное море ребячьих душ. На него он хотел поймать пацана с незатоптанной классными дамами любознательностью. Но если эта непоседливость ума была ещё и в сплаве с хулиганством, то это гарантированно намекало на самородок. С ним он мог работать часами, и не только на огневом рубеже …
       
        – Ладно! Продолжаем занятия. Колька! Ты сегодня утром ходил в магазин? – при утвердительном ответе, произносилась фраза: «Вот тебе за это поощрение – раздай патроны на огневом рубеже.» При отрицательном же – тоже самое, но с точностью до наоборот – «Вот тебе за это наказание – раздай патроны на огневом рубеже, в следующий раз, когда ты мамке продемонстрируешь свою магазинную лень, я, в свою очередь, похвастаюсь перед тобою своей патронной ленью, а ты уж сам определишь, что выгодней – сбегать по утряночке в магазин, или отработать серию выстрелов вхолостую, когда слева и справа друзья нюхают дым пороха от родных выстрелов, да чувствуют приятную отдачу при своей стрельбе.»
       
        Далее тренер обращается к лежащей, на огневом рубеже, смене – пять минут работа вхолостую …, при стрельбе без патрона … – он делает красноречивую паузу, а пацаны, не в первый раз, принимая условия игры, взрывают тир звенящим хором … – затвор закрывается не до конца!»
       
        – Слушать задание: – Всё внимание на однообразие в действиях правой руки … Переводить на ваш язык не буду!... Приучайтесь к речи взрослого человека, хотя бы на огневом рубеже – чеканит наставник, приноравливая себе под нос зрительную трубу ...      

        Тренировка набирала нормальный ход … Ожидающие своей очереди пострелять, играли в шашки, хвалились и обменивались жвачными мультиками, корчили друг другу рожи и дразнились языками …
       
        … Тренировка была в полном разгаре …
        – Ванюша сегодня с утра успел провести капитальный ремонт квартиры да на сладкое умудрился разгрузить вагон угля … Ему, уставшему, разрешается вместо, холостой стрельбы,  просто полежать, а может даже, и поспать – над гулом ожидающей публики в ласковой елейности осаживается томный голосок тренера. Все смотрят на заёрзавший ванькин тощий задик в застиранных джинсах с двумя нахальными, претендующими на экстравагантность, дерматиновыми заплатами. Ему становится стыдно за своё легкомысленное сачкование – уши вполоборота набирают максимальную пунцовость и он начинает яростно выполнять упражнение, но … но уже с ошибками.
       
        – Микроб! – подзывает к себе тренер самого маленького пацана из компании ожидающих, всем своим видом демонстрирующим уникальные способности в откусывании руки хозяина, сунувшего ему в рот свой палец, – подойди к Ванюше и, щадя его самолюбие … на ухо … популярно … объясни, почему при холостой стрельбе затвор нельзя закрывать до конца.

        Слово «популярно» Микробом понимается весьма своеобразно и за угрозу поломки бойка, правда с предварительным объяснением, Ванькин затылок целуется с лихой микробовской затрещиной, но как дисциплинированный стрелок, Ванька, имеющий в руках оружие, не реагирует адекватно затрещине, а только с горькой обидой тонко ойкает.
       
        – Прошло три секунды вашего бытия на огневом рубеже!!! – объявляет тренер, нагло перепутав минуты с секундами, а «Барон», длинный и, как все акселераты, нескладный, с шустро бегающими острыми глазками, имеющий эту кликуху не столько от барского поведения, сколько от экстравагантных фантазий барона Мюнхаузена в оценке реальностей, влюблённо глядя на тренера, мечтательно произносит – вам бы в парке отдыха на карусели работать – пускать её и останавливать.
       
        – Это уже было – задумчиво, конечно, не имея в виду конкретно карусель, но, в принципиальном плане что-то похожее, от чего ему пришлось ой как не сладко, пробормотал тренер. Потом встряхнувшись, скомандовал – Враг хитёр … умён … и коварен …!!! Заряжай!!! ... Огонь!!! – слух резанули короткие и сухие щелчки «Тозиков», запахло свежим и волнующим пацанье воображение дымом пороха …
       
        – Второй номер! У тебя же винтовка вниз смотрит, я в трубу это определяю по характеру разброса пробоин, как по твоим губам иногда можно определить, какое варенье ты попробовал втихаря от матери с антресолей в прихожей. Что же ты, милый, правое плечо опускаешь и заставляешь – на этом слове он делает ударение – заставляешь винтовку насильно смотреть на мишень. Ну-ка, прекрати насиловать свою ружбайку и прими такую  изготовку, чтобы оружие само – и на этом слове он делает ударение – само смотрело на яблочко …

        - Ты не знаешь, как это делается? ... Я тебе подскажу … – и задумчиво – Но за подсказку поднимешь руку на математике и ответишь не на двойку – … а на кол … – тихо, чтобы не слышал тренер, прошептал Барон. Но тренер услыхал и, свирепо глядя на Барона, но в упор «не видя» подсказчика, продолжил … – я тебе подскажу … Отползи назад весь, со всеми потрохами на один несчастный миллиметр … Винтовка же у тебя на упоре. Вот она и поднимется стволом вверх, когда плечо прекратит давить на приклад.
       
        Закончив теребить второй номер, он начинает издеваться над его соседом …
– А кто это у нас под третьим номером? – Небезызвестный лихоимец жвачных мультиков?... На сколько штук согрешил сегодня? –
        – Сегодня я чистенький – в тон тренеру ответствует дед группы – сегодня я пять мультиков раздал салажне … из личных запасов.
       
        – Ой-ой!!! Что-то не вяжется с твоими принципами и амбициями. Ладно, давай ваши мультики оставит на потом и рассмотрим твою стрельбу. Страте-е-ег, ты не те цели поставил перед собой. Настоящий стрелок не стреляет, а занят процессом, он работает и только тогда за эту работу получает плату в виде хорошего результата. А что делаешь ты, мультяшный альтруист – как раз-то и не работаешь, а затаив дыхание, ждёшь выстрела, как перезревшая невеста самого завалящего жениха. Ведь, я же тебя, ко всему прочему ещё и учил оставаться неподвижным ещё пяток секунд после выстрела! Ну и что же ты вытворяешь? Страдания жадного лентяя, в одиночестве, ни с кем не поделившись, съевшего огромный арбуз, мало этого, дотянувшего до последнего … и в закрытых дверях равнодушного сортира, наткнувшегося на вежливое объявление – извините, мол, у нас ремонт, ближайший туалет за углом … через десять кварталов … Вот ты и дергаешься, как марионетка … Граждане! Вы гляньте на него! – а граждане давно уже с интересом наблюдаю и за тренером, и за мультяшным лихоимцем – гляньте-гляньте!!! Ведь пуля ещё ползёт по каналу ствола, а жаждущий облегчения любитель сухих штанов так дёргает пятками в момент выстрела, что с них вот-вот слетят экскрементодавы. Естественно, искажается направление ствола и пуля, а она, как вы подозреваете, – дура, вместо мишени летит пахать тартан в пяти метрах от блиндажа. Я чувствую, что ты не стрелок, а тартановый заплечных дел мастер … – и уже к отстрелявшей смене – Открыть затворы!!!... Встать!!!... Быстренько собрали и сдали гильзы!!!...

        - Петро! Ты когда начнёшь уважать своего тренера? Он, ведь, умеет считать до пяти, а если поднатужится да сосредоточится, то и … до шести, а ты почему-то всегда сомневаешься в его математических способностях и подкладываешь ему на сдачу всегда четыре гильзы. Но меня волнует не твоя любознательность математических способностей тренера, а однообразие твоих изобретательских умений. Почему ты в маниакальном упрямстве всегда прячешь одну гильзу во рту? Почему ты думаешь, что я забуду посчитать, или ошибусь, считая до пяти, и она трофеем достанется тебе? В таком случае, ты рискуешь познать летальный исход от непроходимости кишечника, если нечаянно её проглотишь. После такого исхода тебе уже всё будет неинтересным. Ну-ка выплёвывай государственное имущество! – и в гильзовую банку падает позорно украденная, слюнявая гильза …
       
        Далее, с небольшими риторическими вариациями, где вскользь затрагивается широкий реестр пацанячьего бытия от мытья дома полов до кодекса дворовой чести, стреляют следующие смены …
       
        … Наконец тренировка благополучно заканчивается …
        – На этом всё!... Кому мало, я приношу свои сочувствия … В гардеробе не толкаться… Если вдруг кому захочется материться – выразите это молчком, через мимику – Микроб тут же начинает корчить рожи – Микроб! Я же сейчас переведу, и тебе придётся покраснеть … лучше не кривляйся!... Да! Курить только в туалете и тайно от любопытных унитазов!
        – А я не курю – деловито заявляет Ванюша.
        – Все берём пример с Ванюши – ему двенадцать лет, а он уже бросил курить! Представляете, какое счастье для матери? Да она на вырученные от курева деньги через два года ему мопед купит!
       
        – Не ... не купит. Я через два года поумнею и эти деньги отдам ей на норковую шапку, чтоб зимой не болела …
        – Значит так – резюмирует тренер, играя пустой патронной коробочкой – через пару годков посмотрим … у кого не будет мопеда, или норковой шапки у своей мамки, тот, понятно, курит!
       
        – А можно сестре на приданое? – дёргая тренера за рукав, несмело, боясь отказа, спрашивает Петро.
        – А-а-а!!! Так ты тоже куришь? Вот не ожидал от кого, так это от Петюньчика!
        – Я не курю, но завтра начну, и тут же брошу, а деньги, которые должны идти на сигареты, буду собирать в копилку на приданое.
       
        – А я брошу ... сразу дорогие сигареты, с них быстрее накопишь на мопед – солидно, тоном специалиста с двадцатилетним стажем курильщика, изрёк Барон.
       
        – А я на жвачке буду экономить. От неё, вы говорили, язва желудка развивается, а с язвой в морскую пехоту не берут – сообщает Микроб.
       
        – Тебя и без язвы не возьмут – задумчиво парирует Барон.
        – Это почему же? – наскакивает на него, краснея и догадываясь о подоплёке баронского выпада, пацанёнок.
        – Это потому же, что ты без шишек под стол пешком гуляешь – уничтожающе ответствует дылда, вытянутой рукой не подпуская к себе машущего впустую кулаками Микроба.

        Назревающую разбираловку легко пресекает тренер обращением к шпингалету – между прочим, Наполеон и Суворов были очень невысокого роста, а баскетболист Сабонис в десять лет был самым маленьким в классе, а теперь, вот, в баскет за Испанию играет. Так что не важно на какой высоте будет твоя бестолковка. Важно, чтобы в ней ... на этой высоте, варилось нечто серьёзное – и, уже обращаясь ко всем – Так!... Всё!... По домам!... Гардеробщице, вахтёру улыбнуться и сказать «Cпасибо, до свиданья!... Вы все мне надоели!... Скорее бы на пенсию!
       
        – Вы нам тоже – парируют на разный лад пацаны – только до пенсии нам ещё далеко, вот и придётся к вам походить … до пенсии!...
      
        … Он ненавидел детей … А они не могли ему ответить той же монетой …
        … Кстати о мухах – ведь они липнут не только на мёд …
        … Но обвинять героя, с позиции мух, или реабилитировать его, а заодно и автора, дело прочитавших это чтиво ...