Напарник

От автора

Долго думала, к какой категории отнести это произведение.
Рассказ о любви, который в определённых местах может возмутить слишком целомудренных читателей, пожалуй, эротическая проза.
Очерк об участии российских немцев в Великой отечественной войне и ссылке их в Сибирь, написанный со слов потомков.
Зарисовки о жизни эмигрантов в Германии и об их месте в новых реалиях.
Повесть, увы, не о розыске, поскольку герои работают не в криминальной полиции, в патрульной службе, о буднях работников правопорядка.
В общем, мне кажется, что получился роман о девушке, приехавшей из Украины на родину очень далёких, переселившихся в Россию ещё при царице Екатерине, предков, нашедшую своё место в новой стране... и любовь 



1.
Элька уже минут сорок сидела в приемной начальника полицейского участка. А что делать? Совещание у них. 
Директор школы, подписывая документы, так и сказал,
• Раньше нужно было подумать! А так, всего за неделю, это против правил! 
И никому не расскажешь, что в криминальном отделе, правда, ничего не обещали, но три раза звонили, и по электронной почте вопросы задавали, только на прошлой неделе,
• Нет! - сказали.
Всего-то один день,
• Ну, если я не нужна искусству... – побурчала, письмо в ближайший к дому полицейский участок отправила.
Вот и сиди, нервничай, потому что никто не знает, захочет ли начальник ради какой-то девчонки правила нарушать. 
Она родилась в другой, точнее сейчас уже в третьей стране, которой уже нет. В той стране были совсем другие правила, и другие причины, по которым эти правила нарушали. Найди кума, свата, брата, просто знакомого, который может тебе протекцию к нужному начальнику составить, принеси в конверте сумму эквивалентную указанной в негласном прейскуранте, и никаких правил, а здесь... Здесь вообще всё по-другому.
Стараясь отвлечься от беспокойных мыслей, Элька задумалась: Кто знает, какие вопросы у начальника возникнуть могут? О родных, о себе, кажется, всё, всё, что знала, вспомнила.

Для того чтобы в один прекрасный день родилась девочка Элька, провидению пришлось протянуть невидимые нити между посёлком городского типа с названием Берёзовка, расположившимся в центре Юго-Восточной части Западно-Сибирской равнины, и большим городом в Украине с портом, красивым театром, широкими улицами, степенно несущими свои тротуары и мостовые к тёплому, синему морю.
Два века жизни этого города сплетали  в тугой  клубок  народы, создавая необычные, для других мест с более крепкими национальными или националистическими традициями, семьи, смешивали гены и кровь, культивируя особенный человеческий гибрид, новую расу, впитавшую внешние черты, культуру приготовления пищи и юмор более ста народов, волею судьбы поселённых  на соседних улицах.
Название  городу  придумал  его  первый  градоначальник, и поскольку он был французом, а «город заложён» у моря упоминавшегося в произведениях великого, древнего грека, в частности в боевике о золотой шкурке барана, горожане, увлекающиеся топонимикой,* за почти двести лет со дня смерти основателя города разделились на два враждующих лагеря.
Одни считают, что название происходит от греческого города-предка, который, по мнению историков, находился в совсем другом месте. Другие доказывают, что  градоначальник  пошутил, короткую фразу, естественно по-французски, в противовес наветам завистников, уведомляющую императрицу, о том, что в городе, основанном не у реки, как тогда было принято, в степи, вдали от полноводных артерий, орошающих прибрежные склоны, воды достаточно, задом наперёд прочёл *.
Жаль, конечно, что, когда градоначальник жителей города, как утверждают очевидцы, по-свойски, без сюртука принимал, никто не удосужился прийти и спросить,
• Откуда ты мил человек слово такое взял? – но название это даже руководители Коммунистической партии и Советского правительства, томимые жаждой переоценки и переименований, ни разу не тронули.
В этом городе родились, учились, работали, проезжая мимо, остановились, отразили в своём творчестве...
И когда экскурсовод начинает перечислять имена гениальных, великих, знаменитых, известных служителей муз и науки на квадратный метр улицы старого города, высокомерный москвич, чопорный петербуржец, киевлянин, уверенный, что первый «человек разумный» появился на «схылах Днепра»*, притихают, потому что именно эти люди составили славу их великих городов.   
В этом городе рождались и жили Элькины предки.
Прадедушке маминому деду в сибирской ссылке ночами белый портовый маяк, встречающий корабли, входящие в гавань снился. Дедушка, папин отец, в городе Даллас, штат Техас старый двор, выложенный синей лавовой плиткой, с галереей опоясывавшей весь второй этаж давно завалившегося от ветхости дома во снах видит.
Папа в Германии, когда акация цветёт, целыми днями арию из оперетты,
• Со мною везде, ты всюду со мной... - себе под нос фальшиво мурлычет.
А что делать? Город такой! Своих горожан даже на краю света далеко от себя не отпускает...
Только прадед так до родного причала и не добрался, и дед, скорее всего, по улицам детства уже не пройдёт, возраст и перелёт через океан, а отец каждый отпуск не мир посмотреть, к сёстрам погостить, всё ли в родном городе на месте проверить, едет...

* Топонимика – раздел ономастики изучающий имена собственные, представляющие названия географических пунктов.

* «assez d’eau» (франц.) - воды достаточно.

*  Схыл (укр.) – склон (прибрежные склоны).

При такой наследственности, только Элькина мама могла умудриться в таёжном посёлке со стандартным названием Берёзовка, в одной из тысяч Берёзовок разбросанных по тогда ещё великой стране, родиться.
Элька в Сибири в большом бревенчатом срубе-корабле, построенном на пригорке прадедом – капитаном дальнего плавания, командиром партизанского отряда, орденоносцем, сосланным «За пособничество врагам народа» по указанию самого товарища Сталина, только один раз была.
Настоящий парусник с палубой, мачтами и капитанской рубкой, ей тогда очень понравился, а посёлок совсем нет. И название скучное, без фантазии. Тайга за порогом. Сосны кронами облака цепляют. Кедры в три обхвата. Ёлки только с вертолёта на Новый год нарядить можно. А они... Видимо традиция такая была, где три берёзки выросли, там и Берёзовка.
Прадед целых восемь лет долгой жизни, из десяти, отмеренных ему после не суда, решения какой-то «тройки»* о море тосковал, на флот всё равно какой, просился, а когда «отец народов» страну от своей опеки и заботы освободил, в Мавзолее, пока не закопали, окопался, вдруг идеей создания музея увлёкся.
С реабилитированными, домой возвратившимися, с родственниками тех, кто в тайге лежать остался, переписывался. Не только письма, фотографии, предметы быта ссыльных, старые карты, лоции, морские приборы, огромные, дразнящие перламутровыми пастями раковины, по почте от друзей, наслышанных о его тоске по морю, своими глазами сруб-корабль видевшими, получал.
Единственная наследница, Элькина бабушка, уезжая, городу все экспонаты подарила, дом за бесценок продала.

Бывают в жизни совпадения! Или это не совпадением, счастливый случай называется, когда двое друг друга совсем не ищут, а, встретив, вдруг понимают – это не случайность, не стечение обстоятельств, это судьба.
Папа в том самом городе у моря родился, окончив университет, на заводе инженером работал, выезжая в командировку, налаживать оборудование, наверное, совсем не думал, что его за тысячи километров от дома в посёлке, благодаря только что построенному машиностроительному заводу в городок превратившемуся, любовь на всю жизнь ждёт.
Мама решительная, импульсивная, как сухая солома от искры загорается, ещё не сформировавшиеся в мысли слова пригоршнями разбрасывает, а рассудительный, выдержанный папа не перебьёт, до конца выслушает, улыбнётся,
• А Баба-Яга против! – скажет.
Подойдёт, вулкан бушующий обнимет, и спор исчерпан.
Говоря: «Баба-Яга», он, конечно, не маму, себя в виду имеет, жена для него уже двадцать лет Василиса Прекрасная и Премудрая, и Превсякая в превосходной степени.
Интеллигентный, стеснительный, даже не вериться, что он решился в автобусе с незнакомой девушкой заговорить, видимо мама ему сразу очень понравилась. И папа маме сразу, очень... только она и сейчас «девушка с характером». Отец ей два года письма, как Петрарка Лауре, писал, телеграммы: «Я тебя люблю! Приезжай!» - посылал, потом прилетел,
• Я без тебя жить не могу! – сказал, и мама поверила, с ним через всю страну в трёхкомнатную квартиру, в которой тогда большая семья проживала, поехала.

* Тройка – полностью лишённый гласности судебный орган, состоящий из трёх назначенных, должностных лиц (обусловило название) в период Сталинских репрессий. Рассматривал дела и выносил приговоры исключительно по делам так называемых «врагов народа», по лживым доносам сограждан и сфальсифицированной дезинформации иностранных разведок на основании «чистосердечных признаний» добытых под пытками.

В этой квартире тогда помещались дедушка и бабушка, папа с мамой, папины брат с женой и две сестры тётя Варя и тётя Стася.
Элька папиных родителей совсем не помнит, её ещё и в проекте не было, когда дядя Витя и его жена тётя Люся в Америку эмигрировали, всех, кого смогли на одно свидетельство о рождении тёти Люсиной мамы, с нужной национальностью, с собой забрали. А тётки до замужества успели участие в воспитании племянницы принять, пелёнки стирали, в коляске в парк гулять возили, там, в парке с двумя студентами познакомились, одну свадьбу на двоих праздновали, к мужьям жить перешли.
Свято место долго пусто не бывает. Года не прошло, дядя Фёдор с женой развёлся, из Сибири к ним жить переехал, тоже в Элькином воспитании участие принял. Когда он домик себе в пригороде купил, племянница всю ночь проплакала, и квартира ей пока дедушка и бабушка, мамины родители к ним не приехали, свой вклад в процесс воспитания не внесли, огромной, пустой казалась.
Потом дядя Фёдор второй раз женился, но опять неудачно.
Мама всё время старшего брата поучает,
• Характер человека – судьба его! Слишком вспыльчив ты Федя!
Папа смеётся,
• Кто бы говорил!!! – с имеющимися в наличии родственниками, как сообщник, переглядывается.
Только Элька дядю вспыльчивым не считает, больше всех родственников любит. Хотя грех жаловаться! Не каждую девчонку родные, двоюродные, троюродные родственники наперебой к себе в гости зовут, некоторые даже проезд в оба конца оплатить, предлагают.

Дядя с тётей из Америки на Родину ехать боялись, слишком хорошо запомнили, как их родная страна с исключением из партии, собранием осуждающим предателей, и издевательствами мелких чиновников, провожала. А в Германию в гости сразу приехали, два чемодана подарков привезли.
Посидели, выпили.
Дядя Виктор,
• У нас с тобой Сашка шикарные жёны! Не только красавицы, хозяйки, но и средство передвижения! – сказал, от папы подзатыльник получил, засмеялся, - Мы бы без них до сих пор в эсэсэре сидели!
Папа улыбнулся грустно, грустно,
• Эсэсэра давно нет! Одно эссен «г» осталось, ты же знаешь, что «ессен» по-немецки «есть, кушать». Вы бортиком прошли, а мы, что положено, по полной программе съели. И зарплату не платили, и деньги на бумажки меняли, детский сад, в котором Марина работала, потом мой завод закрыли, в фирму превратили, а фирма обанкротилась. Хорошо вы и Федя нас подкармливали, совсем бы ноги протянули...
И дядя Витя грустно улыбнулся,
• Сестричек жалко...

Девочка Элька обо всех родительских проблемах, конечно, знала, только до конца тогда ещё не всё понимала, и в Германии жить ещё не привыкла, не тёток, которые не унывают, шутят, смеются, забросив дипломы о высшем образовании, на вещевом рынке чем-то торгуют, себя пожалела...
Там у неё много приятелей-одноклассников было, два проверенных временем верных друга остались, они почти каждый день по электронной почте переписываются, а здесь в Германии...
В школе её уважают, побаиваются, только друзей, увы, нет, может быть, её дурная привычка всё время вопросы задавать, мешает.
В отличие от большинства детей, начинающих свою ораторскую деятельность примерно в год со слова, «мама», Элька молчала почти до двух лет, и удивила родных, заговорив с вопроса.
Она сосредоточенно копала ямку во дворе, пытаясь выяснить, куда ушёл червячок, уже кажется, увидела его хвостик, торчащий из земли и услышав приказ мамы,
• Иди домой! – чётко спросила,
• Почему?
Радость родителей, уступила место смущению, когда за невинными вопросами,
• Куда уходит спать Солнышко? Зачем с неба вода капает? - или, - Кто мне веснушки, пока я спала, на носу нарисовал? – пришли другие, ставящие взрослых в тупик, например, - Почему Филипповых  двое, а я одна?
Филипповы соседские братья-близнецы всегда были вдвоём, первое время, не желали принимать в свои игры девчонку, на целых восемь месяцев младше. Они родились в один день, в один час и были похожи, как два оловянных солдатика, сошедших с одного конвейера фабрики игрушек, только как трёхлетней девочке, на вопрос,
• Почему их двое, а я одна? – с которым генетики и прочие учёные Homo sapiensa изучающие до сих пор справиться не могут, ответишь.
Вариации на тему, почему родители поленились и ей обеспечить сестричку-подружку, занимали Эльку примерно полгода, потом она подслушала разговор близнецов о том, что завтра, к их родителям придут гости, и братья, избавившись от строгого надзора, наконец, смогут осуществить давнюю мечту, залезть на старую яблоню в центре двора.
Утром, улучив минутку, когда мама увлеклась разговором с соседками, четырёхлетняя девочка первой взобралась на дерево, свистнула, обращая на себя внимание выбежавших на прогулку близнецов.
Мальчишки оценили героический поступок, и вопрос о сестричке отпал, сменившись интересом к более глобальным проблемам,
• Если Земля круглая, почему кенгуру в небо не падают? Почему птицы летают, а люди только самолётом? Кто придумал самокат? – и дядя Фёдор принёс ей в подарок двухтомную «Детскую энциклопедию», во всеуслышание, заявив, что племянница станет профессором.
Она не хотела быть профессором, просто тогда в четыре года не знала, что это такое. Элька хотела быть воспитательницей в детском саду, в котором работала мама, но две большие книжки с яркими картинками ей сразу понравились, и быстро научившись читать, в пять лет, она собралась в школу вместе с уже друзьями Вовкой и Лёнькой.
Семья была против её идеи, только дядя Фёдор, как всегда, поддержал,
• Племянница у меня клятая, она сможет! – но его заступничество в тот раз не помогло, да и не понадобилось, потому что Лёнька упал с дерева, сломал ногу, и в школу они втроём пошли на следующий год.
Говоря «клятая» дядя имел в виду, настойчивая. Элька уже полгода назад доказала, что умеет добиться своего.

В объявлении, вывешенном на двери в подвал, соседнего дома было большими буквами написано, «Школа-студия каратэ приглашает мальчиков и девочек пяти лет в новую группу для начинающих». Дальше маленькими буквами, видимо было указано время записи, но это было ей неинтересно, и то, что каратэ, в их городе самый модный вид спорта, Эльку как-то не интересовало, просто друзей родители записали. Не сидеть же одной два часа дома...
Она увязалась за мальчишками на тренировку и мастер, наверное, просто пожалел настырную девчонку, разрешил целый месяц приходить бесплатно.
Самая маленькая в группе, Элька падала и поднималась, закусив от боли губу, становилась в показанную тренером стойку, и когда кончился подаренный ей месяц, мастер сам пришёл к ним домой уговаривать её родителей оплатить деньги, не забирать дочь из секции. Она была благодарна Сергею Суреновичу не только за то, что вначале пожалел, за то, что не жалел потом, многому научил, и ещё за то, что больше всех расстроился, когда они собрались уезжать...

Первым уехал дядя Фёдор. С женой он давно развёлся, детей у них не было, а тут ещё завод, на котором он почти полжизни проработал, закрыли, кому-то продали.
Пришёл и сказал,
• Мне терять нечего! Везде на свои руки, муки найду! – потом написал, - Приезжайте! Здесь всё совсем иначе! – и они поехали.
Тот, кто на себе не испытал, даже представить не может, как тяжело оставить родной город, где с самого детства знакома каждая улочка, каждое дерево, друзей, просто знакомых, даже дворового пса Шарика, который приветливо машет хвостом, завидев знакомую девчонку, голубое небо, тёплое южное море и домик на берегу, который тётки шутливо называют «фазендой», огромные базары, манящие изобилием даров щедрой, плодородной земли, горы больших полосатых арбузов, и маленьких, жёлтых, как Солнышко, пахнущих степными ветрами и летним дождём, дынь прями на улице, среди тротуара, приехать в совсем незнакомую страну с другими обычаями и культурой.
Да! Здесь всё оказалось совсем иначе! Одна комната на всех в общежитии, знакомый с детства немецкий язык, на котором переговариваются бабушка и дедушка, и тот немецкий язык, который преподавала в школе учительница Лилия Артуровна, совсем другой немецкий язык, чужой непонятный. Даже двери на входе в магазин, которые сами открываются при приближении покупателя.
В Украине, тогда ещё такие двери с фотоэлементами были только в богатых офисах, в которых простым людям делать было нечего, да и грозные охранники не впустили бы, и дед, по научению соседа, сообщивший раздвигающимся стёклам свою фамилию, присмотревшись, обиделся, чуть не подрался со стариком, проживавшим в соседней комнате.

Первые две недели они почти голодали, потому что папа не запомнил с первого раза, как брать деньги в автомате, и все они, наслушавшись рассказов «добрых» соседок по общежитию, боялись, лишний раз выйти на улицу, ожидая вопросов от прохожих, от полицейских, на которые не смогут ответить. А потом дядя Фёдор, устроившийся в большом городе, взял отпуск, приехал за ними, и всё снова стало совсем иначе. Он поехал с родителями в какие-то учреждения, заполнил сотню анкет, и они быстро, на зависть соседям, знающим, как открываются двери в магазине, получили сразу две квартиры, три комнаты для мамы, папы и Эльки, и две для бабушки и дедушки.
Это было так здорово, так необычно, свою, отдельная комната, в которой только твои вещи, твои игрушки, твоя кровать, а не раскладушка «Вертолёт», которую складывают каждое утро.
Карточка для оплаты посещений музеев и театров, подаренная городом. Подарок новым переселенцам от транспортного управления, бесплатные проездные билеты для всех на один месяц. И Метро надземное и подземное, и электрички в центре города идущие по огромным тоннелям глубоко под землёй, и автобусы точно по расписанию минута в минуту приходят, и если бежишь, опаздываешь, обязательно какой-то добрый человек найдётся, на кнопку дверь открывающую нажмёт, чтобы вагон без тебя не ушёл.
Огромный зоопарк, Аква-парк с минеральной водой, и проводы зимы, когда по городу идут и едут на открытых грузовиках и в автобусах ряженые, бросая в толпу пригоршни конфет.
Ещё совсем незнакомые соседи по четырнадцатиэтажному многоквартирному дому, каждый раз желающие тебе в лифте хорошего дня и продавцы, благодарящие покупателя за мелкую покупку, тоже всего хорошего, а в пятницу и субботу ещё и хороших выходных желают.
И очень важно не забыть, поблагодарить,
• Вам того же! – сказать.
Это было так здорово, так необычно! Но больше всего удивил Эльку дядя Фёдор. Всего пять лет назад маленькая девочка рассталась с горячо любимым, грустным пожилым человеком, а здесь совсем по-новому узнавала энергичного моложавого мужчину, который там, после двух неудачных браков опустил руки, тихо старел у своего токарного станка, а здесь нашёл работу, снова женился, в шестьдесят лет впервые сел за руль своего автомобиля.
Он показывал любимой племяннице город, закармливал её незнакомыми фруктами и кондитерскими изделиями, никому не доверил, сам пошёл девочку в школу оформлять. 

В Германии и система образования совсем не такая, как там на Украине. В четвёртом классе начальной школы ещё совсем маленькие люди экзамены сдают, и для большинства именно эти экзамены всю дальнейшую учёбу, а значит, и будущую профессию решают. Получил единицу или двойку – здесь это лучшие отметки, учись в гимназии, окончив которую можно поступить в университет, троечники пожалуйте в реальное училище, откуда прямая дорога в учебное заведение, именуемое здесь институт, а всем остальным в высшую школу и дальше в местное ПТУ, в рабочий класс. За шесть лет учёбы каждый может постараться или облениться, выше подняться или вниз скатиться.
Только это всё для тех, кто язык знает. Для маленьких эмигрантов интернациональные классы, в которых немецкую речь лишь от учителя слышишь, по десять слов на турецком, хорватском, индийском, и ещё каких-нибудь языках выучишь. Вот он Интернационал, о котором столько говорили большевики, на улицах, в магазинах, в школах. Турчанки в ярких платках – хеджабах, индусы в разноцветных чалмах, компании молодёжи, как Олимпийские кольца. Лица, лица, лица – белые, чёрные, жёлтые, все вместе, все дружат, только эмигранты из СНГ по языковому принципу в стаи собираются, уверенные, что вокруг никто не понимает, матом ругаются.

Заявив,
• Смелость города берёт! – дядя Фёдор всё-таки Эльку в гимназию вести не осмелился, директора реального училища принять племянницу сразу, без интернационального класса уговорил.
Эльке пришлось снова идти из седьмого в пятый класс. Она первое время почти ничего не понимала из того, что говорит учитель. Слова знала, а всё предложение... По-русски просто: Как дела? – или, – Как поживаешь? – а по-немецки: Wie geht es dir? – Как идёт это тебе? – глагол в предложении всегда на втором месте и без него никак нельзя. Украинский поэт П.Г. Тычина, видимо немецкий язык вспомнил, украинскими словами, предложение: «Я есть народ, какого правды сила...» - по-немецки построил.
Сам директор школы попросил двух её новых одноклассниц, приехавших из России давно, пришедших в школу из местного детского сада, быть переводчицами.
Математика понятно, с нею всегда были проблемы. Ещё в первом классе Элька быстро прибавляла к десяти два, делила сумму на три, но в это время начинался дождь или наоборот оканчивался, и среди облаков появлялся первый Солнечный лучик или птичка усаживалась на подоконник, и полученная при делении четвёрка умноженная на шесть давала  в результате, например двадцать шесть. Но биология и химия, любимые история и география...

Поднимая руку, Элька быстро говорила ответ и удивлялась, не могла сообразить, почему так хмуриться учитель, хихикают соученики. Переводчицы не стесняясь, требовали от неё подарки, отбирали, купленные мамой канцтовары, и она молча отдавала им всё пока однажды, уже после Нового года, не поняла, что они переводят совсем не то, что она говорит, специально выставляя её на посмешище.
Дурочки! На рост свой, на то, что новая одноклассница на полголовы ниже понадеялись, секцию спортивного каратэ с пяти лет, не учли. Она не стала жаловаться родителям, сама разобралась с обидчицами.
Подбитый глаз и разбитый нос переводчиц произвели впечатление на класс, Эльку стали сторониться, но уже не смеялись, и она не простила насмешки.
Может быть, именно из-за отсутствия друзей или от обиды она трудно, но быстро учила немецкий язык.
Элька читала всё: рекламные плакаты на остановке автобуса, сказки братьев Гримм, «Жизнь животных» Брема, Гёте и Шиллера.*
Не удовлетворившись развлекательными программами по телевизору, она брала в библиотеке видеокассеты на немецком языке, со знакомыми, почти наизусть заученными, американскими мультипликационными фильмами, десятки раз просмотренными по-русски, и уже к концу года всё-таки доказала учителям, что кое- что знает.
И в новой спортивной секции, научившись говорить по-немецки, она и здесь нашла для себя каратэ, её уважают, за то, что, не обращая внимания, на боль, отчаянно принимает бой с превосходящим по мощи противником.

За свои шестнадцать лет Элька уже мечтала стать воспитательницей детского сада, артисткой, стюардессой и путешественницей, как Тур Хейердал, но папа близнецов работал в милиции. Мальчишки сразу и бесповоротно решили, что когда вырастут, как отец наденут синюю форму, получат табельное оружие, а пока, насмотревшись телевизионных фильмов, они изображали Шерлока Холмса и доктора Ватсона, капитана Жеглова и Володю Шарапова, и примкнувшей к ним Эльке вначале доставались роли миссис Хадсон, Маньки Облигации и собаки Баскервилей. Потом на телеэкране появились миссис Марпл и следователь Каменская, Элька стала главной, и поняла, что мужскому практицизму рядом с женской логикой делать нечего.
Приехав в Германию, она сразу, ещё в Аэропорту приметила стройную девушку в нарядной форме, позже поняла, что девушка-полицейский здесь совсем не редкость, и окончательно выбрала свою судьбу.
Все каникулы в девятом классе она проходила практику в банке, на почте, в детском саду, в фирме продающей стройматериалы: Полицейский должен знать, уметь всё! - не возражая, слушая доводы родных о том, что женщине подходит профессия учительницы или врача, вела переговоры с вежливым господином из криминальной полиции.
Больше всех переживала мама,
• Всю жизнь с отбросами общества возиться... и опасно... и учишься неплохо... Можешь себе более интеллектуальную работу подобрать!
И опять, как всегда, племянницу поддержал дядя Фёдор, прикрикнул на сестру,
• По-твоему в полиции одни дураки работают? Она сможет, справиться!

* Гримм братья Якоб и Вильгельм – немецкие филологи, основоположники германистики, как науки о языке. «Немецкая мифология» (1835), «Детские и семейные сказки» (1812), «Немецкие предания» (1816).

* Брем Альфред Эдмунд – немецкий зоолог и просветитель. «Жизнь животных» в шести томах (1863-69).

* Гёте Иоганн Вольфганг – немецкий писатель, мыслитель и естествоиспытатель. «Буря и натиск», «Страдания молодого Вертера» (1774), «Фауст» (1808-1832) и др.

* Шиллер Иоганн Фридрих – немецкий поэт, драматург, и теоретик искусства просвещения. «Разбойники» (1781), «Коварство и любовь» (1884). «Теория эстетического воспитания, как способа достижения справедливого общественного устройства».

Служащий патрульно-постовой службы Юрген Райх был сегодня не в настроении, и немудрено, конец месяца, последний срок отчёты сдавать, а напарник Йоган Зонненберг отпуск на неделю взял, на свадьбу сестры в маленький городок в отрогах Альп к родителям укатил. И погуляет, и на лыжах покатается, отдохнёт, а всю бумажную работу другу подбросил.
Жаловаться не на кого! - Райх обречёно вздохнул: Если бы не оставили писанину на последний день... - и криво ухмыльнулся:  А впрочем, девушки должны выходить замуж, и сестёр иметь закон не запрещает... Это я один, как перст. У мамы и папы времени на второго ребёнка не хватило. Хотя я не в претензии. Вся родительская любовь одному досталось!

Его отец не спешил жениться. Собственно даже не так! Папа был так занят, что на мысли о браке долго времени не хватало. Он окончил университет, поступил в аспирантуру, защитил диссертацию, стал передавать свои знания студентам, проводя всё свободное время в библиотеке Альма Матер, музейных залах и запасниках картинных галерей Европы. Папа свободно говорит, читает по-английски, по-французски и на итальянском языке, побывал, кажется, везде, где выставлены или спрятаны до срока картины художников столь любезной его сердцу эпохи Возрождения, пишет статьи, которые с удовольствием принимают в печать научные издания.
Юрген совсем не думал, что молодой учёный целомудренно, как монах, прожил тридцать три года, не обращая никакого внимания на призывные взгляды университетских красавиц, но как гласит семейное придание, однажды он пришел в аудиторию, чтобы рассказать первокурсникам о Микеланджело Буонарроти * и увидел в первом ряду зелёные колдовские глаза балтийской русалки.
Он читал эту лекцию для неё, и ещё много лекций в аудиториях, в залах музеев, в своей спальне только для неё, даже познакомил её со своими родителями. А через два месяца  мама уехала на каникулы в родной Гамбург и не возвратилась к началу занятий...
Среди семестра, оставив студентов, отец поехал за нею на север к морю, долго орал, что она ненормальная, что с её способностями нельзя бросать университет, что она должна окончить обучение, получить диплом.
Мама ответила,
• Ребёнок, для меня дороже всех образований, всех дипломов!!! – получив официальное предложение руки и сердца, помолчала, размышляя, стоит ли говорить, прошептала, - Твои родители будут против нашего брака!– и папа почти силой надел ей на палец обручальное кольцо.
Папины родители и сейчас невестку, дочь докера, скорее уважают, чем любят, но долгожданный внук...
Когда Юргену исполнилось три года, старики дом в столице земли после войны отстроенный оставили, в университетский городок, чтобы к внуку ближе быть переехали, каждым удобным поводом мальчика на день-два к себе пригласить пользовались.
Дед, как и положено аристократу, по образованию военный, но в душе всегда строителем был. После поражения, когда столица земли в руинах лежала, в пригороде, на землях испокон веку семье принадлежавших, дом для себя и три десятка двух-трёх этажных коттеджей для сдачи в аренду построил, как будто точно знал, что город расти станет, принадлежащий ему посёлок на окраине через время в черте города окажется. Он от запаха свежей древесины и сырого бетона на десять лет молодеет, в каждом районе столицы пай в какой-нибудь дом вложил, доход получает, всех знакомых строящих, перестраивающих, ремонтирующих дома консультирует. И приняв решение, что два учёных червя, мама тогда в аспирантуре училась, не смогут воспитать достойного продолжателя рода, дед не спешил, купил землю, дом, с размахом, построил.

Родители преподавали, проводили семинары, выезжали на конференции, иногда неделями дома не бывали, а бабушка с дедушкой проводили и посещали светские мероприятия, и мальчик получил сразу два воспитания демократическое и аристократическое.
Мама говорила,
• Вымой за собой стакан, поставь на место!
Дед наставлял,
• Это не твоё дело! Горничным за это деньги платят! – рассказывал о многочисленных героических предках, сражавшихся под знамёнами короля, о дуэлях и кодексе чести, сам учил пользоваться столовыми приборами, устраивал пятилетнему мальчишке экзамены, - Какую политику проводил Карл Великий?* – и, услышав ответ, без перехода, спрашивал, - Какой вилкой едят торт?
Как тогда с ума не сошёл? Впрочем... - Юрген иронически улыбнулся: ни одна из воюющих сторон не достигла стопроцентного результата.
Он и сейчас не очень спешит поставить стакан на место, если завтра придёт экономка фрау Функ и сделает это за него, и от всех этих балов и банкетов по поводу и без повода как может, уклоняется: скучно... - предпочитает посидеть в кресле с хорошей книгой.
Любовь к чтению, интерес к произведениям искусства, привили родители, они не заставляли, рассказывали, три года, когда, окончив школу, сын учился в университете, избрал искусствоведение праздновали победу, а потом...

* Микеланджело Буонарроти – итальянский скульптор, живописец, архитектор, поэт.

* Карл Великий – франкский король с 768 г. император из династии Каролингов. Его политика способствовала формированию в Европе феодальных отношений.

В школе учительница посадила рядом мальчика, который на перемене, как курсант пажеского корпуса, церемонно склонил голову, протянул руку,
• Фридрих!
Только Юргену сначала не понравился всезнайка, кажется, без труда отвечающий на все вопросы преподавателей.
На рождественские каникулы Райхи всей семьёй поехали в горы кататься на лыжах, и как неодобрительно констатировала бабушка,
• Не уберегли ребёнка.
Изнывая от скуки, бесконечных таблеток и полосканий, он уже неделю лежал в постели, отворачиваясь от надоевшего телевизора, размышлял о том, что сегодня с утра выпал снег, уроки окончились и одноклассники уже катаются на коньках или на санках с горы, когда пришёл Фридрих.
Сосед по парте принёс домашнее задание, но не ушёл, до вечера просидел, развлекая Юргена.
Они стали друзьями, наверное, больше чем друзьями, братьями, близкими людьми. Это был странный союз двух совершенно разных по интересам мальчишек. Высокий спортивный Юрген по семейной традиции увлекался литературой и изобразительным искусством, что не мешало ему с интересом смотреть боксёрские турниры, заниматься боксом в школьной секции, и болезненный Фридрих в очках с толстыми стёклами с удовольствием, для развлечения решающий математические и шахматные задачи, интересующийся трудами Канта и Фрейда,* почитатель классического балета.
Фридрих был особенный, как аристократ, здороваясь, целовал руку хозяйке дома и очень демократично успевал первым извинится перед случайно толкнувшей его прислугой, добрый, интеллигентный мальчишка, не умеющий заискивать и лгать, не кичащийся своими знаниями, уважающий других и без самомнения себя.
Его любили все, даже дед, постоянно старавшийся выискать у друга внука, глубоко запрятанные аристократические корни.

Окончив гимназию, они одновременно поступили в университет, правда, на разные факультеты, но это совсем не мешало их дружбе,
• Соединив искусство и точные науки, мы, охватываем больший диапазон мироздания! – посмеиваясь, высокопарно произносил Фридрих, и уже перешли на четвёртый курс, когда случилось страшное, непоправимое...
В один день родной городок, живущий вокруг целого города университетских факультетов, не пострадавший во время войны, старинный, красивый медленно ползущими в гору улочками, цветной черепицей крыш, нежной зеленью оживающих после зимней спячки деревьев, стал непригодным для жизни воспоминанием, в котором каждый дом, каждая спускающаяся вниз к широкой аллее лестница, кричали,
• Вас было двое!!! Двое!!! Двое!!!

Дождавшись суда, Юрген выпросил у деда ключи от старого дома в столице земли, и уехал, казалось на время, а оказалось, видимо навсегда...
Он поступил на двухгодичные курсы полицейских, совсем не чувствуя призвания учился избранной по убеждениям, профессии, учился жить самостоятельно, проклиная сгоревшую котлету и недоваренный суп, уборку дома и стирку белья.
Не сразу, постепенно работа стала приносить удовлетворение, позволила пригласить, приходящую два раза в неделю, экономку, наладить так и не поддавшийся ему быт, найти друга. 
Йоган не заменил Фридриха, занял опустевшую нишу, и от этого, или время действительно лечит, боль притупилась.
Напарник тоже с детства занимался боксом, и, посетив очередной матч, они устраивали в подвале дедушкиного дома настоящие турниры, вместе ходили в кино, на вечеринки, знакомились с симпатичными девушками.
К большому сожалению Юргена, друг не мог поддержать беседу об искусстве, не читал книг и из периодических изданий предпочитал мужские журналы из магазина для взрослых. Его не занимала политика, интерес к музыке сводился к просмотру современных клипов, желательно с полуобнажённой натурой, развлекали компьютерные погони и войны. В общем, обычный современный парень, хороший полицейский, отличный напарник, рядом с которым чувствуешь себя уверенно в любой передряге. Чего ещё желать?
И с Сабиной их Йоган познакомил и не обиделся, когда они поженились.

* Кант Иммануил – немецкий философ. Родоначальник немецкой классической философии.

* Фрейд Зигмунд – австрийский врач-психиатр и психолог, основатель психоанализа.

Прекрасно понимая, что самая нудная часть работы никак не рассосётся, Райх уже пододвинул к себе клавиатуру, но начать работу не успел, вспомнил вчерашний разговор с шефом, и настроение окончательно испортилось.
Вчера уже домой ехать собрался, секретарь позвонила, сказала, что его вызывает господин Баус.
Вызов к высокому начальству настораживал, рабочие вопросы через руководство патрульной службы решаются, но Райх не очень удивился. Совсем не часто, однако бывает, что Генрих его к себе в кабинет, чтобы что-то об изобразительном искусстве спросить, приглашает.

Юрген только пришёл на работу, ещё оформляя документы, услышал, что у одного из будущих коллег проблема. Никто не хотел быть напарником Генриха Бауса совсем не потому, что у него плохой характер, просто почти сорокалетний полицейский, наконец, собрал деньги, решил поступить в университет. Бросить работу ему было никак нельзя, жена, два сына уже в школе учились, старухе матери помогать нужно. А кто же захочет постоянно во вторую и по ночам в третью смену работать только потому, что напарник по утрам желает лекции посещать?  Это сейчас шеф располнел, и природную близорукость возрастная дальнозоркость уровняла, а тогда в тридцать семь мужчина небольшого роста в очках, с уже наметившейся лысиной, чем-то неуловимым, может быть неистребимым желанием познать всё, напоминал Юргену друга Фридриха.
Райх сам подошёл к Генриху, предложил работать вместе, и не разу не пожалел об этом. Опытный полицейский за три года многому научил молодого коллегу. На маршруте они с удовольствием обсуждали старые и новые книги, выставки картин и скульптуры, последние изобретения и очень интересовавшие Генриха сведения о летающих тарелках, и Юрген поражался разносторонним интересам напарника. Он был не готов поделиться своей болью, и напарника не расспрашивал, но со временем по крупицам, по ненавязчиво рассказанным во время ночных дежурств эпизодам составил себе представление о жизни Бауса, понял, почему напарник поступил учиться так поздно.

Отец Генриха, был врачом, работая в клинике, женился, после рождения старшего сына, решил, что супруга больше работать медицинской сестрой не должна, старый принцип,
• У женщины три задачи, три «К»: - Kirche, K;che, Kinder, проповедовал *.
Ещё один сын родился, через два года дочь.
Решил господин Баус старший ссуду в банке взять, свою практику открыть, только со своим делом у него сразу что-то не поучилось. Сначала он боролся, потом руки опустил, а потом два десятка рецептов себе на лекарства, в состав которых наркотики входят, выписал, и ушёл: от пациентов, от семьи, спустя шести лет из жизни, в психиатрический лечебнице, расположенной под городом Берлином.
Старший сын, не доучившись в гимназии один год, окончил курсы полицейских, работал, помогал матери, долг банку отдавать, полюбил, дом для молодой хозяйки построил, только после этого свою мечту о высшем образовании вспомнил, деньги стал собирать. 
Юрген был уверен, что, получив диплом, волевой, решительный напарник побоялся сделать первый шаг к самостоятельной деятельности, и искренне порадовался, когда Генриху предложили должность заместителя начальника Патрульной службы. За десять лет господин Баус сделал головокружительную карьеру. Целеустремлённость, патологическая работоспособность плюс благоприятное стечение обстоятельств, и удача, которая, наверное, выпадает не каждому. Наедине Генрих до сих пор называет бывшего почти двухметрового напарника «Малыш», и, наверное, из-за этого «Малыш», подчёркивающего разницу в возрасте, а может быть, потому, что у женатых мужчин совсем другие заботы, они тогда не стали близкими друзьями, а сейчас ещё и субординация. Юрген давно привык к тому, что господин Баус не напарник – начальник.   

* Kirche, K;che, Kinder - кирха, кухня, дети.

Шеф письмо по электронной почте присланное показал,
• Смешная девчонка! – сообщил, - Другие каникул ждут, чтобы отоспаться, погулять, а она к нам на работу просится: «С детства преступников ловить мечтала», - пишет.
• Девчонки с детства о прекрасном принце должны мечтать! - ещё не зная, какую заботу, собирается на него начальник повесить, пошутил Райх,
• Я и говорю, что смешная девчонка! – улыбнулся начальник, - Эмигрантка из поздних  переселенцев, а по-немецки говорит почти без акцента. Сам позвонил, проверил. Из школы рекомендация. Тренер по каратэ хвалит. Может быть, из неё полицейский получиться? Сам знаешь, в полиции человек, который русский язык знает, особенности их поведения понимает, не помешает.
Юрген пробурчал,
• Ну, да! Их понять сложно!!!
Предвосхищая возражения, совсем не господин Баус, напарник Генрих, напомнил,
• Тебя ведь тоже когда-то учили Малыш! – подытожил, - В общем, так! Зонненберг только в четверг на работу выйдет, вот ты завтра и начни, покажи девочке, как преступников ловить. Может, одумается, прекрасного принца искать побежит!
И возразить нечего!
Пробурчал только,
• У меня отчёты за две недели...
Начальник радостно закивал,
• И прекрасно! Пусть она тебе поможет! Сразу узнает, что работа в полиции это не только стрельба и погони!

Не разбираясь в причине, Юрген ещё  не познакомившись, заранее настроил себя против практикантки.
Эмигрантка! Мало того, что после падения Берлинской стены вместе с теми, кто честно работать хочет, всякое отребье, преступники, аферисты понаехали, так ещё и эти... Немцы! Какие они немцы? Кто может понять людей, приехавших из дикой страны, впитавших законы государства, в котором никакие законы не действуют. Не успеют приехать, сразу спешат по мелочам всё, что можно нарушить. Музыку на всю громкость, которую колонки выдать могут, включить, песни, танцы заполночь устроить, полку поздно вечером, когда соседи уже спать улеглись, к бетонной стене час прибивать, утку в парке поймать, тут же на глазах у гуляющей публики, зажарить и съесть, курить в неположенных местах.
Им говоришь,
• Запрещено!
А они,
• Почему?
Водку не рюмками, бутылками пьют, драки устраивают, ругаются...

Юрген вспомнил, как они с Йоганом в прошлом году двух скандаливших на площади перед вокзалом молодых мужчин разнимали. Хорошо ещё, что прохожие вовремя в полицию сообщили, до драки успели.
Прежде чем штраф выписать, напарник спросил о причинах ссоры, и взрослый мужчина совершенно серьёзно пояснил,
• Я два года назад с девушкой встречался. Красивая, умная, только мне не нравилось, как она одевается, и мы расстались, а сейчас этот хочет на ней жениться!!!
Влюблённый в Сабину, романтически настроенный Райх, сочувствуя, спросил,
• Вы её любите?
Задержанный резко бросил,
• Нет! Я на Тане женился! Мы с моей Танюшей друг другу, как две половинки одного яблока подходим... – отвечая на недоуменный взгляд полицейского, пояснил, - Просто он мне не нравиться!!!
Ну, какое дело мужчине до нового друга бывшей возлюбленной?
Подумав, что американские коллеги не зря считают русскую мафию опаснее Коза Ностры, потому что у итальянцев всё продумано, просчитано, а эти из России вне зависимости от национальности, непредсказуемы: Никакой логики!!! Одни чувства!!! - он, снова пододвинул к себе клавиатуру: Нужно работать...

Долетающие из-за двери обрывки разговора на повышенных тонах совсем не добавляли уверенности в успехе предпринятого начинания.
Как назло, когда так нужно, чтобы господин Баус был в хорошем настроении! А впрочем, и риск невелик. Откажут, можно будет поспать вволю, телевизор посмотреть, книжки почитать, только очень хочется ещё раз себя проверить, убедиться, что не ошиблась...
Из кабинета стали выходить люди в форме, и симпатичная, улыбчивая секретарь, подмигнула, 
• Да не волнуйтесь Вы так! На Вас лица нет.
Неопределённо пожав плечами: После такой беседы у любого желание добрые дела делать, пропадёт! - Элька заставила себя улыбнуться, но, видимо секретарю, её улыбка слишком жалкой показалась.
Женщина заверила,
• Шеф у нас человек добрый, голос никогда не повышает.
И, как будто подтверждая её слова, из кабинета начальника через динамик переговорного устройства, раздражённый баритон загрохотал,
• Нина! Кофе, пожалуйста!
Совсем не испугавшись гневного приказа, секретарь неспешно налила из кофеварки ароматный напиток, насыпала в чашку две ложечки сахара, взяла со стола папку, скрылась в кабинете, и, кажется, сразу появилась в дверях, одобряюще улыбнулась,
• Входите.
Господин Баус был похож на гнома-ворчуна из диснеевской сказки. * Жёлтая круглая борода без усов, красные щёки, детские васильковые глаза и соломенная опушка вокруг розовой лысины. У него был очень грозный вид, но Элька всё же подумала: Только колпачка с кисточкой не хватает.
После обычных приветствий и просмотра документов, начальник задал ей несколько вопросов, услышав,
• Я с детства мечтала расследовать преступления! – улыбнулся, и его напускная суровость  слетела с круглого лица, как бабочка с цветка.
Он сказал,
• Поработайте в патрульной службе! Это хорошая школа для начинающих! Можете приступить прямо сейчас!
Поняв, что её принимают на практику в полицию, Элька быстро закивала головой. Начальник участка потёр двумя руками лицо,
• Тут один наш коллега запустил отчётность, приводит в порядок документы, - в его голосе послышались извиняющиеся нотки, - помогите ему, а завтра  получите план практики на две недели, с фамилиями кураторов, - шеф поднялся, показывая, что разговор окончен, - Нина… фрау Гросс, представит Вас господину Райху.
Сообщив секретарю,
• Вас вызывает начальник, - Элька присела на стул и попыталась успокоиться.
Работа в полиции!!! Даже не вериться!

* Дисней Уолт – американский мультипликатор. Экранизировал сказку «Белоснежка и семь гномов».

Жарко то как! Стараясь не отстать от фрау Гросс, Элька стянула курточку, уложила в рюкзак, вслед за секретарём вошла в большую комнату.
Письменные столы, телефоны, компьютеры, как в банке или офисе фирмы. Клерки все куда-то подевались, только один у окна в углу с отвращением стучит по клавиатуре двумя пальцами.
• Господин Райх! – строго произнесла секретарь, и он встал,
Лучше бы он сидел! Элька подняла голову, составляя в уме давно изученный, столь необходимый розыскному работнику словесный портрет. Рост метр девяносто шесть - девяносто восемь, плечи атлета, узкая талия, длинные руки и ноги, волосы черные волнистые, коротко стриженные. Глаза?
Глаза он так и не поднял, и, ожидая проявления обычной вежливости, обе женщины, кажется, целую минуту смотрели снизу вверх в хмурое лицо. Потом секретарь быстро сообщила имя и фамилию практикантки, добавила, что у неё спортивный разряд по каратэ, так и не дождавшись кивка или хотя бы взгляда, раздраженно произнесла,
• Шеф распорядился! - кажется, хотела ещё что-то сказать, но только махнула рукой, и, развернувшись, пошла к выходу, оставив Эльку возле стола.

Райх протянул руку, сказал,
• Юрген! - со всей силы сжал её пальцы, её ладошка просто утонула в его огромном кулаке, и уставился на неё.
Элька даже не скривилась: С пяти лет привыкла к боли! С трудом, преодолевая смущение: Он сказал всего одно слово, своё имя, но его голос, -  у неё не было до сих пор ни одного знакомого с таким мощным басом: и чуть картавое немецкое «р» грозное, как рокот водопада... -  заставила себя поднять голову, бесстрашно посмотрела в жесткие зелёные глаза и замерла, утонула в их изумрудной глубине. Какое-то время они, не мигая, смотрели друг на друга, как в детской игре «Кто кого пересмотрит». Вот это пытка! Она нервно передёрнулась, освобождаясь от магии злых зелёных глаз, прищурилась, стараясь не показать, как больно пальцам в сжимающих тисках, а он сдавил ещё сильнее, склонил голову на бок, с любопытством наблюдая за её реакцией, и ей показалось, что его интерес совсем не к человеку, к разложенной под микроскопом лягушке. Дёрнется придавленная лапка, или нет?
Потом он отпустил её руку, ехидно оскалился,
• Откуда прибыть изволили?
Элька прошептала,
• Из Украины.

Благодаря Оранжевой революции, кажется, никому неизвестная Украина недавно прославилась на весь мир, и уже узнавая в телевизионных новостях президента с изуродованным лицом и блондинку с косой, главный борец участка с безобидными розыгрышами, по его мнению, обижающими коллегу, ёрничая, бросил,
• Украина это где? На островах Антиподов?
Юрген был совершенно уверен, что девчонка понятия не имеет об этих островах, но она посмотрела на него с вызовом,
• Острова Антиподов необитаемы! Расположены в Тихом океане. Название обусловлено местоположением почти противоположным Гринвичу. А Украина самое большое по площади государство в Западной Европе. Южная граница проходит по северному Причерноморью...
И уже понимая, что её лекция не ограничиться географическими координатами, он перебил,
• Первый раз слышу, что немцы жили у Чёрного моря!
Девчонка повысила голос,
• Историю почитайте! Германские племена остготы, их ещё грейтунгами называли, жили в северном Причерноморье в третьем веке нашей эры. В 375 году союз племён во главе с королём Эрманарихом был разгромлен гуннами, что не помешало им в 488 году во главе с Теодорихом вторгнуться на территорию Римской империи, где в 493 году они основали королевство...
Не желая выглядеть полным невеждой, Райх продолжил,
• Королевство, которое в середине шестого века было завоёвано Византией! 
Пусть не думает, что она одна историю знает!!!

Стараясь скрыть немотивированное раздражение, он сел и несколько долгих минут она созерцала его макушку, продолжая словесный портрет, констатировала: Признаков облысения нет.
Характер стойкий, нордический!  - всплыла фраза из старого советского фильма.
Элька улыбнулась и вздрогнула, услышав,
• Ты работать пришла или улыбаться? Ждёшь особого приглашения?
Злыми глазами Райх ещё раз, кажется, специально демонстрируя пренебрежение, внимательно осмотрел её с ног до головы, и она опять почувствовала себя лягушкой под прицелом окуляра.
Он спросил,
• Ты умеешь печатать? - когда она кивнула, приказал, - Садись! – удобно устроился с другой стороны стола, пододвинул к себе блокнот, и, понимая, что обратной дороги нет, Элька демонстративно шмыгнула носом, как невоспитанный мальчишка, села за стол, с отвращением уставилась в экран монитора.

Три часа он, не останавливаясь, диктовал, а она печатала его нудные отчёты, сохраняя переходящие из документа в документ фразы-штампы в компьютере на отдельном листе. Райх заметил «маленькую хитрость», ехидно, как Кларк Гейбл,* приподнял правый уголок губ, только у американского артиста глаза в такие моменты снисходительно улыбались, а у господина полицейского, как у притаившегося в кустах, в ожидании добычи тигра хищно блеснули и тут же погасли.
Ровно в час Райх встал, потянулся. Его глаза равнодушно остановились на её лице, и Элька уже открыла рот, чтобы сказать, что она совсем не претендует на его одобрение, не на подиум, в полицию работать пришла, что культурный человек не должен, столь откровенно демонстрировать, что другой человек ему не понравился, или что-то в этом роде.
Она стиснула зубы, стараясь сдержать, в общем-то, редкие, но сейчас навернувшиеся на глаза, слёзы, только он никак не среагировал, просто сделал вид, что не заметил, развернулся на каблуках, и, не говоря ни слова, вышел из кабинета.

* Кларк Гейбл – американский актёр. Наиболее известная роль Ретт Батлер фильм «Унесённые ветром».

Обедая, Юрген размышлял о подопечной. Его сразу стал раздражать её вид. Должна была сообразить, что в такой майке на работу не приходят! Маленькая, лет пятнадцать, а глаза большие, чёрные, горячие, до самой души прожигают.  И никакого вкуса! Щёки, губы, как девка, ярко намалевала.
Почитатель прекрасного, он восхищался женской красотой, всегда любил изящных, изысканно одетых, ухоженных девушек...

Ему исполнилось четырнадцать, когда к ним в гости приехала тётя из Бремена. Собственно она и тётей ему не была, так дальняя родственница, троюродная сестра мамы, по понятиям подростка взрослая женщина.
Мартине было лет двадцать шесть, и изящная, длинноногая красавица просто не обращала внимания на крутившегося рядом мальчишку.
В среду родители ушли на ужин устроенный благотворительным комитетом, оказывающим помощь малообеспеченным студентам университета, членами которого они были уже много лет, и приходящая домработница домой отправилась.
У Юргена был выбор. Бабушка с дедушкой очередной бал устраивали, к себе звали. Только его от всех этих великосветских бесед давно тошнить стало, разговоры ни о чём, просто так, чтобы время провести, достали.
И к Фридриху, у которого девчонка появилась, не пошёл. По своему опыту знал, что они целоваться, обниматься захотят, но друг интеллигент, ему неудобно при Юргене будет.
Захватив на кухне бутерброд, он уселся возле телевизора в своей комнате.

Минут через десять появилась Мартина в прозрачном дезабелье, надетом, кажется, для того, чтобы ещё больше подчеркнуть наготу, и босоножках на высоченном каблуке, но его это совсем не смутило. Мальчик, выросший среди картин и книг об искусстве, с детства привык рассматривать человеческое тело, как одну из реалий окружающего его мира, и переходный возраст видимо ещё не вступил в решающую фазу.
Когда Юрген проходил через гостиную, родственница с кем-то на повышенных тонах говорила по телефону, была явно не в настроении, принесла с собой бутылку вина,
• Одной пить противно! – и видеокассету.
Он был тогда обычным мальчишкой, совсем не ангелом, и с девочками целовался, и мальчишеские сны, от которых всё тело сладко ломит, посещали, и пиво с другом пробовали, и журналы, кем-то из одноклассников принесённые смотрел, но от двух бокалов вина, от целой армии тел, мелькающих на экране, закружилась голова. Юрген откинулся на подушки дивана, кажется, на миг прикрыл глаза, и задохнулся, потому что Мартина навалилась на него решая всё за двоих.
Он испытал облегчение, когда она, наконец, оставила его в покое, смущение, встретившись с «тётей» утром за завтраком и просто всепоглощающую радость, когда через три дня родственница отбыла в свой Бремен.
Второй опыт, с хорошенькой десятиклассницей был значительно более удачен. Третий... пятый... десятый... уже и считать перестал. Он никогда не был потрясающе красивым, как сокурсник Вольфганг, как коллега Гюнтер. Высокий, мощный лоб, крупный нос с несколько резче, чем требуют каноны красоты обозначенным рисунком ноздрей, тяжёлые, американские скулы, завершающиеся круглым, как яблочко чуть раздвоенным подбородком.
Только Аполлоновы пропорции лица совсем не главное для мужчины. Рост, сила, уверенность в себе, и большие, зелёные, мамины глаза. Красавицы не отказывали в любви высокому, стройному чемпиону города по боксу среди юношей, нападающему футбольной команды факультета, просто весёлому, симпатичному парню. Первое время они были старше, прощали ему отсутствие опыта за рост и силу, и он быстро набрался знаний, стал передавать свой опыт молодым, без сожаления менял подружек, кажется, честно влюблялся и быстро забывал, судорожно вспоминая имя случайно встреченной на улице бывшей возлюбленной... А с такой, шмыгающей носом, постоянно, как корова, жующей резинку, девчонкой и возиться не хочется!!!

Размазывая по лицу остатки косметики, Элька уже минут пятнадцать рыдала в туалете. На неё никто никогда так неодобрительно не смотрел. Увы, отнюдь не красавица! Небольшого, для своих шестнадцати роста, крепкое, плотно сбитое, тело, широкие бёдра, грудь, не нуждающаяся в бюстгальтере.
Мама всегда говорит,
• У тебя идеальная фигура.
Только Элька давно уже точно знает, что идеальной фигуры длинной, тонкой, плоской, без всех этих выпуклостей и вогнутостей у неё не будет никогда.
Рост, это родители пожадничали, недоработали. А бёдра – сама виновата! С Вовкой и Лёнькой весь город, все тропинки у моря на велосипедах сто раз объездили. И спорт! Ни грамма жира, одна мышечная масса... Только табличку: «Я не толстая! Я мышцы нарастила!» - на лоб не прицепишь, каждому хаму не расскажешь... И всё-таки так нельзя!!! Нужно было ему сказать... - запоздало соображала она, понимая, что, даже придумав раньше, ничего бы ему не сказала, на все лады ругала себя за недостаток, который будет мешать в жизни, в работе.
Она, боролась с собой уже лет пять и, увы, всё время проигрывала! Элька стеснялась мужчин. Выяснить пустячный вопрос у клерка-мужчины в банке, просто спросить у прохожего мужчины на улице, где находится бассейн или почта было сущей мукой.
Убеждая себя, что он совсем не мужчина, потому что мужчины так себя не ведут, просто коллега и работа в полиции совсем не предполагает общение исключительно с интеллигентными людьми, она всё равно бы, наверное, плакала и дальше, но в туалет вошла фрау Гросс и принялась её успокаивать,
• Не пойму, что с ним происходит, - говорила она, поглаживая Элькино плечо, - Нормальный парень, со всеми в хороших отношениях, и начальство его уважает... Правда говорят, что он строг, нетерпим во всём, что касается исполнения закона, но к Вам ведь это никакого отношения не имеет... В четверг выходит на работу его напарник, а Вас шеф к кому-нибудь другому переведёт.
Долго умываясь холодной водой, медленно бредя по длинным коридорам к временному рабочему месту, Элька успокаивала себя: Господин Баус сказал,
• ... завтра  получите план практики на две недели, с фамилиями кураторов, - может быть завтра у меня будет другой куратор...   

До конца перерыва десять минут: но есть, совсем не хочется.
Достав из рюкзака термос, она налила кофе, поставила чашку на стол, ожидая, когда напиток остынет, услышала активное движение за своей спиной, и обернулась.
Здороваясь за руку с мужчинами, целуя в щёчку женщин по комнате двигался пропорционально сложённый, самоуверенный красавец с улыбкой американской кинозвезды. Светлые волосы, огромные голубые глаза, яркий чувственный рот, широкие, красиво очерченные скулы, даже чуть великоватый нос гармоничен на наглой физиономии, не портит её привлекательности. Громогласно разбрасывая комплементы, бесцеремонно вставляя свои замечания в тихие беседы, возвратившихся с дежурства коллег, он пересёк комнату, пропел,
• О! Новенькая! - нахально, по-мужски оценивая Эльку.
В отличие от Райха, он, кажется, остался доволен осмотром, подошёл совсем близко, попытался поцеловать в щеку, она ловко увернулась, и тогда он грубо схватил её одной рукой за затылок, а другой за плечо, притягивая к себе. Только не рассчитал, видимо на свою силу понадеялся, оставил девушке место для размаха, и она, не долго думая, развернулась, ударила его по щеке.
Красавчик дёрнулся, заверещал,
• Да ты, что!?! Да я тебе... – не успел окончить угрозу, потому что уже знакомый голос прогремел над ними,
• Это я тебе Гюнтер физиономию испорчу!!! Давно пора!!! Пошёл вон! У нас много работы!!!
Ровно минуту, Элька была искренне благодарна своему защитнику. Потирая большой ладонью свою гладко выбритую щеку, он одобрительно хмыкнул,
• Здорово ты ему врезала! – но, усевшись за стол, язвительно зашипел, - Если бы ты не намазала щёки и губы, как клоун, у него бы мысли лизаться не возникло! -  и её снова охватил гнев,
• Что Вы себе позволяете? – заикаясь, прошипела она, - во-первых, это не Ваше дело, а во- вторых, на мне нет ни грамма косметики!
• Ты можешь поклясться на Библии? – он иронически улыбнулся, удостаивая её шутки, но, как и раньше как-то странно, одними губами, и Элька не приняла усечённый жест доброй воли, со злостью уставилась на него. Райх перегнулся через стол, как будто специально подчёркивая, что она маленькая, не поднимаясь со стула, легко дотянулся до Элькиного лица, проведя длинным пальцем по её губам, внимательно осмотрел свою руку, и у неё от возмущения перехватило дыхание, а он, как ни в чем не бывало, приказал, - Садись! Пора работать!!!

Усаживаясь за компьютер, Элька заметила на столе свою чашку, гася гнев, обжигаясь, не чувствуя вкуса, сделала несколько глотков, стараясь не пропустить ни слова, на ходу корректируя сухой канцелярский стиль, с головой ушла в работу. Она вспомнила о кофе минут через двадцать, когда Райх остановился, приказал проверить напечатанное. Не отрываясь от экрана монитора протянула руку, и не найдя чашку подняла глаза. Он стоял возле окна и внимательно исследовал вещественное доказательство. Не удовлетворившись визуальным осмотром, провёл по краю керамической посудины пальцем, не обнаружил «следов преступления», вернулся к столу, отпив несколько глотков, поставил чашку на место.
В обычных условиях Элька не стала бы пить из одной чашки с совершенно чужим человеком, но: На войне, как на войне!!! Он снова стал диктовать, не останавливаясь, и она, продолжая печатать, сделала несколько торопливых глотков. Через время на ощупь протянула руку. Чашки на столе не оказалось. Райх сидел напротив, вытянув длинные ноги, и спокойно допивал кофе, только ругаться у неё уже не было сил.
Наконец, он удовлетворённо произнёс,
• Все! – и просто отупевшая от усталости, (она никогда так много не печатала) девушка уставилась на медленно выдающий листы принтер, чтобы унять боль в кистях, не глядя, положила руки на стол, обожгла пальцы, и удивилась нечаянной милости.
Райх принёс ей кофе из автомата в коридоре.

Просматривая отпечатанные листы, он констатировал,
• 21.20
Элька подумала, что родители волнуются, посмотрела в окно: Даже не заметила, что день давно кончился... - уже сунула руку в карман, отыскивая мобильный телефон, но он не дал позвонить, спросил,
• Где ты живёшь? - она назвала улицу, услышав приказ, - Я отвезу тебя домой! - процедила,
• Не утруждайтесь господин Райх! Я прекрасно доберусь автобусом!
И он, уже привычно, ехидно осклабился,
• Ты видимо ещё не поняла! Я не Гюнтер! - посмотрел на её руки и довольно ухмыльнулся, - Господин Баус считает, что из тебя может получиться  полицейский...
Он сделал паузу, и в наступившей тишине, Элька кожей почувствовала, что господин Райх не разделяет мнение господина Бауса, вздрогнула, от мощного баса,
• Шеф до четверга поручил руководить твоей практикой мне, поэтому по дороге мы обсудим некоторые аспекты нашей совместной деятельности.
Получасом позже, она сидела в его «Мерседесе» и слушала его бесконечные «Я»,
• Я не люблю, когда опаздывают и отпрашиваются с работы! Я не приемлю…  Я не понимаю… Я не оправдываю… Я не потерплю… - и ещё десяток наставлений в том же духе.
Примерно за два квартала от её дома, он спросил,
• Где остановиться? – Элька уже собралась сказать: Здесь! - поймала неодобрительный взгляд, скрипя сердцем, назвала номер дома, и он молча уставился в ветровое стекло, может быть, боялся проехать, пропустить искомый объект.
Машина резко затормозила на тротуаре возле подъездной аллеи, она протянула руку, чтобы открыть дверь, но он снова заговорил,
• Нам предстоит какое-то время работать вместе, и я прошу думать о главном и не обижаться по мелочам. Всё понятно Эльвира? - повернулся к ней лицом, впервые назвал её по имени, но непривычно, по-взрослому, и, наверное, поэтому кровь ощутимо быстро побежала по венам, окрашивая в пунцовый цвет щёки, мешая говорить.
Только кивнула, но когда он прорычал,
• Не слышу ответа! - из последних сил ехидно отрапортовала,
• Да господин Райх!!! –  снова вздрогнула, потому что он зло заорал,
• Я прошу прекратить балаган!!! – и снизил тон, - И, пожалуйста, не называй меня «господин Райх»!
Примирительно прошептала,
• Ладно, Юрген… - просто ругаться уже не было сил, выползла из машины, даже: «До завтра» - сказать забыла, встрепенулась, услышав,
• Спасибо за помощь. Без тебя мне пришлось бы работать всю ночь! – но не успела ничего ответить, машина рванула с места. 

Будильник зазвонил ровно в шесть, и любительница подольше поваляться в постели быстро вскочила.
После душа, расчесывая волосы, вернулась в свою комнату. Рука, машинально потянувшаяся к косметичке, безвольно повисла, вспомнив «химическую экспертизу» чашки. 
Она красилась уже давно: тональный крем, скрывающий здоровый румянец, бледная помада на малиновые сочные губы, (сейчас яркие цвета не в моде) серые  тени и побольше туши на ресницы. Рыжая! Густые, пушистые ресницы летом выгорают и становятся золотистого цвета…
С отвращением  вспоминала,
• Намазала щёки и губы как клоун! 
И сразу на «ты», здесь даже учителя в школе ученикам «Вы» говорят.
В половине восьмого Элька вошла в кабинет и уселась за стол Райха.
Минут через десять комната начала наполняться людьми. Они оживлённо переговаривались, копались в ящиках своих столов, мужчины обсуждали вчерашний футбол. Не попав на стадион, Элька всегда смотрела игры любимой команды по телевизору, но вчера на футбол не осталось сил, и сейчас она с интересом прислушалась.
В проёме двери появился Гюнтер, заскользил по кабинету обходя столы, посмотрел на Эльку, подошёл к группе мужчин и что-то сказал. Все засмеялись, а она просто вжалась в стул: Неужели они смеются надо мной? - отвернулась и встретилась с ироническим взглядом жёстких зеленых глаз.
Райх видимо вошёл через боковую дверь. Он стоял, широко расставив ноги, заложив руки в карманы форменных брюк, и с интересом рассматривал её.
Со старшими нужно здороваться стоя, - подумала Элька вставая, - но приветствовать по форме  здесь, видимо, не принято, - тихо произнесла,
• Здравствуйте Юрген!
 Не отвечая, Райх провёл пальцем по её раскрасневшейся щеке, с интересом осмотрел его, приказал,
• Наведи порядок в моём столе! – и развернулся, видимо, собираясь присоединиться к обсуждающим вчерашнюю игру коллегам.
Всё утро Элька уговаривала себя успокоиться и не реагировать на хамские выходки, но не поздороваться – это переходило все границы.
Встав по стойке смирно, как в кино об армии, она приложила руку ко лбу, старательно звонко щёлкнула подошвами кроссовок, чётко произнесла,
• Здравия желаю, господин Райх!!! – услышала, как за её спиной несколько человек рассмеялись.
Она просто почувствовала, как напряглось его длинное тело, увидела, как, оттопыривая карманы брюк, сжались кулаки, сузились от злости глаза.
С раннего детства Элька никогда никого и ничего не боялась, вместе с друзьями без страха взбиралась на самые высокие утёсы у моря, плавала к волнолому, куда не всякий взрослый доплыть решиться, один раз сама, мальчишки тогда с родителями в пансионате отдыхали, залезла на тополь, возвышавшийся над крышей трёхэтажного дома, чтобы снять соседского котёнка, а сейчас подумала: Он меня ударит! - и её кажется, впервые в жизни охватил ужас.

Титаническим усилием, избавившись от странного желания не ударить, схватить, сжать изо всех сил, так чтобы у этой практикантки все кости затрещали, Райх заиграл желваками.
Его любили, на него обижались, одна девчонка кричала,
• Я тебя ненавижу!!! – но ни одна женщина не смотрела на него с первой минуты с таким обожанием, и ни одна, даже жена Сабина не позволяла себе так откровенно насмехаться, так намеренно злить его.
Металл и яд смешались в его хриплом голосе,
• Здравствуй Эльвира! Наведи порядок в столе!

На целый день он загрузил её, кажется бессмысленной канцелярской работой, приказал сменить наклейки на старых, пылящихся в шкафу папках.
Вздыхая: Хоть над душой не стоит! - Элька взялась за порученную работу, и, на всякий случай, делая вид, что проверяет, хорошо ли подшиты документы, просмотрела несколько наиболее интересных с её точки зрения дел, заведенных на карманных воров, на лиц, нарушавших общественный порядок в нетрезвом состоянии, на хулиганящих подростков.
У трети задержанных нарушителей были с детства знакомые места рождения. Конечно не все, но, увы, и не редкие бывшие сограждане, в большинстве своём, сменив, отслужившие в России свой срок имена: Иван, Пётр, Андрей, на немецкие: Йоган, Петер, Андрэас, выпив «что (и сколько) Бог послал» снова становились Иванами, Петрами и Андреями, забывающими меру. И душа, впитавшая за века русский размах, требует веселья. А какое же веселье без водки, без драки?
В прошлом году, и ни в чём не повинной Эльке, из-за пагубной привычки земляков, досталось.
Новый мальчишка, оставшийся на второй год в девятом классе, когда она попросила его убрать ноги с её стула, ни к месту во всеуслышание сообщил, 
• В России у всех вместо крови водка. Там даже новорожденных младенцев не молоком, водкой кормят!
Элька обиделась за себя, за своих родных, удар не рассчитала, а учитель не разобрался, штрафные работы обоим назначил. Только мальчишка второгодник и штрафные работы мелочь, а Райх...

Он уходил и возвращался, удивлённо поднимал бровь,
• Сколько можно возиться?
• Тут работы на час!
• С такой скоростью не преступников догонять, овец пасти!
Когда Элька, только один раз, огрызнулась,
• Для того чтобы овец пасти и скорость и сноровка нужны!
Ехидно бросил,
• Тебе виднее!
Вечером он тщательно проверил насколько аккуратно выполнено задание, улыбнулся, как мачеха в сказке о Золушке, приказывающая падчерице разобрать горох и чечевицу из одного мешка в две торбы. Положив перед практиканткой на стол два листа бумаги с таблицей, отпечатанной мелким шрифтом, показал пальцем на полки большого шкафа, на которых в беспорядке, зачастую корешками вниз, были втиснуты книги, от переиздания опубликованного в 1533 году  Уголовно-судебного уложения «Священной Римской империи германской нации» до последнего земельного Закона о времени работы магазинов.
• Сложи в соответствии с описью!
С утра куратор не явился на работу, и Элька сначала обрадовалась, улыбаясь всем, входящим, кроме Гюнтера, тщательно укладывала книги, в обед сбегала в столовую: Фрау Гросс позаботилась, практикантке талоны на обед для служащих принесла, - а потом загрустила: Неужели он сегодня вообще не придёт? - стала оборачиваться на каждый скрип двери.
Райх появился, когда она собралась уходить домой, взяв со стола список, долго изображал, что сверяет с каталогом наименования книг, пробурчал,
• Завтра выходит из отпуска мой напарник. Приходи к трём. Может быть, и у него поручения для тебя найдутся!

Напарник Райха, белобрысый, курносый парень, улыбаясь, протянул Эльке руку,
• Йоганн! - весело подмигнул, - Что такая хмурая? Замучил тебя наш законник?
Опасливо глянув на дверь, она призналась,
• Немного...  – и естественно в этот момент появился Райх, свысока кивнув ей, радостно улыбнулся напарнику, протянул ему руку,
• Заждался! А ты, наверное, там не скучал!
Господин Зонненберг захохотал,
• Скучал! Все глаза выплакал!!! – обнял напарника за плечи, отвёл в сторону, зашептал, - Подружка невесты... у неё такая...
Дальше Элька слушать не стала: Не интересно и подслушивать некрасиво! - подумала: Они, наверное, ровесники. Лет по двадцать семь, двадцать восемь... - С одним прямо в точку попала, другому на три года польстила, видимо потому, что, без объяснений захотелось, чтобы Райх был моложе, и чтобы обручального кольца на его пальце не было, отвлекаясь от странного желания, решила: но такие разные... Йоган тоже высокий, не такой, как его напарник, но всё равно голову поднимать приходится, чтобы в глаза посмотреть. Только ему в глаза смотреть значительно проще, и по имени называть легко. Он из себя взрослого начальника не строит, - рассказал ей о свадьбе сестры, шутил, покраснел, засовывая под бумаги журнал с очень красноречивой обложкой, и они вместе быстро навели порядок в его столе.
Потом он ненадолго ушёл, возвратился, с довольной улыбкой сообщил,
• Пошли! Тебе будет интересно!

В ярко освещённой комнате, по другую сторону тонированного стекла под табличками с цифрами стояли пятеро молодых мужчин, и Элька сразу поняла: Опознание!
Четверо лениво прислонились плечами к стене, улыбались, думая о чём-то своём, а пятый под цифрой «два» всё время смотрел в пол, руки в карманы спрятал, чтобы никто не заметил, как они у него дрожат. Только лицо не спрячешь! Зубы сжал так, что скулы покраснели. Вот он преступник!
Она уже  хотела поделиться своими выводами с Йоганом, когда в сопровождении женщины в форме, вошёл потерпевший. Элька почему-то считала, что потерпевшими обычно бывают старики, женщины, дети, но этот крупный, сильный мужчина, два раза спросил, 
• Им меня не видно? – только дважды получив отрицательный ответ, внимательно  осмотрел пятерых за стеклом, уверенно сказал, - Четвёртый!
Элька собралась детально изучить преступника, нагло улыбающегося там за стеклом, но Йоган дёрнул её за руку, показал на мужчину под цифрой «два»,
• Смотри, как наш завхоз бесится! От шефа нагоняй получил! – и она пообещала себе никогда больше не принимать необдуманных, скоропалительных решений, а новый знакомый спросил,
• Ну, что тебе ещё показать?
И совсем не веря в удачу, она прошептала,
• Я хотела бы посмотреть, как вы на маршруте работаете...
С сомнением, покачав головой, Йоган сказал,
• Законник сейчас орать начнёт! – в кабинете отвёл Райха в сторону, что-то долго ему говорил, возвратился к притихшей Эльке, - Еле уговорил! Садись на заднее сидение, и молчи.

Позвонив маме, Элька затаилась, вжалась в мягкую, велюровую обивку, приготовилась молчать, но Йоган сам заговорил,
• Ночное дежурство, самое милое дело. Сиди себе за рулём отдыхай, машин и прохожих мало. А когда за рулём напарник, если уж глаза совсем слипаются, клади голову на спинку сидения и спи пока тихо... – спросил,
• Сколько тебе лет?
И Элька быстро прибавила себе полгода,
• Семнадцать!
Девять вечера. Сумерки, а на улицах только редкие прохожие, иногда мелькнут габариты сворачивающей во двор машины. Спальный район. В центре города ещё гуляет, веселится молодёжь – каникулы, а здесь уже почти все окна тёмные, редко где мелькнёт голубой свет телевизора. Ставни закрыли, свет погасили, спят. Всем, кто работает, завтра рано вставать.

Райх сразу за руль сел, в ветровое стекло уставился, а Йоган только недавно приказавший Эльке молчать, трещал, как сорока, шутил, и сам хохотал над своими фривольными шуточками, задавал ей вопросы о школе, о секции каратэ. Усевшись вполоборота к практикантке, господин Зонненберг улыбаясь, прижал ладонью к подлокотнику её пальцы, лаская.
Быстро убрав руку в карман, Элька поймала его косой взгляд, брошенный не на неё, на напарника, вдруг почувствовала, поняла, что Йогана совсем не интересует секция каратэ, и практикантка. Все эти разговоры о свадьбе, демонстрация опознания, протежирование и выезд на маршрут, вопросы и ладонь на её руке, всё назло Райху. Про себя произнесла: Он очень не любит, специально злит Юргена! - вспомнила, что-то непонятное, пугающее и манящее всего два раза мелькнувшее в самой глубине жестких зелёных глаз, от чего и сейчас сладко сжалось сердце, и ей совсем расхотелось общаться с Йоганом.   
В половине двенадцатого поступил вызов.
• В парке дерутся подростки!
Одновременно приехали три машины. Элька уже дверь открыла, собралась участие в операции принять, но Райх заорал,
• Сиди в машине!!! Без тебя разберёмся!!!
Действительно разобрались. Двух мальчишек, у которых при себе проездные билеты с обязательными фотографиями и указанием места жительства были, записав данные, отпустили. Шестерых без документов, две другие машины в полицейский участок повезли.
Сообщив практикантке,
• Завтра родители получат квитанции об уплате штрафа! – Йоган зевнул, - Всё!!! Смену окончили! – попросил напарника, - Высади меня здесь. Я ещё на последний автобус успею.
Элька тоже хотела выйти, но этот автобус идёт совсем в другую сторону, и Райх через плечо бросил,
• Сиди! Я тебя домой отвезу!!!

Машина медленно двигалась по тёмным, тихим аллеям. Он, сокращая дорогу к её дому, поехал через парк.
Иногда свет фар выхватывал из темноты целующийся молодняк, и сама не понимая, зачем, Элька сказала,
• Давайте и этих погоним!
• Они не нарушают! – устало произнёс Райх.
Она сообщила,
• Всё равно противно! – сжалась, когда он, как-то нервно рассмеялся,
• Почему же?
Почувствовав, что хочет сломать, разрушить её уверенность в своей правоте именно в этом вопросе, Юрген остановил машину, вышел, галантно открыл перед ней дверцу,
• Выходи!
Элька спросила,
• Что случилось? – но послушно выбралась из машины, в соответствии с указанием,
• Иди сюда! Посмотри! - вошла за ним под навес над скамейками, стилизованный под крышу хижины, задрала голову, широко открыла глаза, чтобы рассмотреть что-то в проломе в пластике, имитирующем древесину, но увидела только две яркие зелёные звезды, почувствовала его руки.
Нежно, очень нежно он обнял, и её голова оказалась на его груди.
Элька сделала попытку вырваться, но он только сильнее прижал её к себе правой рукой, лаская левой, горящую, как от огня, щеку.
Она всё-таки успела прошептать,
• Отпустите… ну, пожалуйста… - но он не послушался или не услышал,  провёл губами по её щеке, нашёл губы, непокорно сжатые, холодные и начал медленно разогревать их своим дыханием.
Юрген целовал невинно, почти по-детски потихоньку раскрывая её рот, когда Элька вздрогнула от удовольствия, резко провёл языком по её нижней губе.
Она сдалась, закинула руки на его шею, его фуражка полетела в кусты, её пальцы зарылись в чёрные волосы, поползли по коже, лаская затылок, он поцеловал совсем иначе страстно, требовательно, заставляя ответить, нежно коснулся губами её шеи, ещё... ещё раз... и она задохнулась от неведомого чувственного наслаждения. Его рука, пробравшись под футболку, ласкала грудь, а губы неспешно продолжали свой путь по шее, к ключице и ниже, ниже... Потом он прижался щекой к затвердевшему соску, потерся губами, жестко втянул его в рот, стал ласкать языком. Зелёная звезда проникла сквозь её сомкнутые ресницы, обжигая всё внутри, когда его губы опять жадно нашли её рот, захватили нижнюю губу, трясущиеся руки расстегнули змейку на брюках и гладили... ласкали нежную кожу её бедер.
Не думая, не соображая, кажется, целиком, без остатка охваченный вибрацией страсти от её губ, от запаха её тела, он уже готов был повалить её на землю, взять, если она вздумает сопротивляться, силой, сейчас, здесь, в парке на траве, но с приоткрытых, подрагивающих, сочных губ, сорвалось, проникая в затуманенный желанием мозг,  слово на незнакомом языке, и он резко отстранился, опустился на землю.
Ещё лаская рукой его затылок, Элька тихо сползла, дрожа, прижалась к нему, почувствовала, как его трясёт от сдерживаемого возбуждения, кажется, хотела... но он оттолкнул её, вскочил, обнял сосну, лбом, плечами, всем телом прижался к холодной, пахнущёй хвоей коре дерева, остужая жар.
Она первая пришла в себя. Закусив губу, застегнулась, поправила футболку, подобрала с травы фуражку и протянула ему. Райх рванул из её пальцев головной убор, не оглядываясь, побрёл к машине.
Она услышала,
• Что ж ты делаешь со мной? – побежала за ним, хотела что-то сказать, только что не знала, и он уже сел в автомобиль.
До дома всего три квартала, но, кажется, очень долго ехали молча.
Элька отвернувшись, чтобы не видеть обручального кольца на сжимающей руль руке, без мыслей, смотрела в окно, и вся её кожа, всё тело горело от стыда, от обиды.
Дёрнула головой, когда он, затормозив, произнёс,
• Полицейский овладел практиканткой в городском парке. Прекрасный заголовок для утренних газет! - и засмеялся.

Сабина удовлетворённо вдохнув, давно уснула, чуть слышно дышала на его плече, как всегда во сне, чуть впивалась остренькими коготками в кожу на его груди, а Юрген не мог заснуть, в сотый раз, повторяя себе: Какая глупость! 
Ему сразу не понравилась эта практикантка. Маленькая, рыженькая девчонка, угловатый подросток, вжимающий голову в плечи, вечно старающийся засунуть в карманы джинсов большие пальцы рук украшенных какими-то дурацкими серо-белыми тесёмочками, заменяющими браслет. Ярко-красные щёки, яркий рот, и родимое пятнышко под левым уголком  нижней губы...
Он не верил во все эти глупости: предчувствие, вещие сны, только ещё за день до разговора с шефом ему приснилась белочка.
Белки каждую зиму приходили в сад, окружающий дом, и он специально для них посадил на участке несколько кустов ореха, подкармливал их, отдыхал, глядя, как они резвятся, гоняясь, друг за другом по деревьям. Зверьки, почему-то убегавшие при появлении Сабины, совсем не боялись хозяина сада, подходили, брали из его рук орешки. И во сне одна малюсенькая рыжая белочка подошла, но не взяла орех, прыгнула ему на грудь, прижалась, совсем не как зверёк, по-человечьи нежно посмотрела на него чёрными бусинками-глазками.
Юрген запомнил этот сон, этот взгляд, проснулся от странного, сладкого чувства тревоги, предвкушения радости. 
Может быть, поэтому он сразу почувствовал, кажется, не раздражение, дискомфорт, когда Нина ввела практикантку в кабинет. Девочка смотрела на него нежно, лаская, и чтобы избавиться от магии чёрных глаз: Сам не понял почему, понял, что будет проблема! - он сжал её пальцы, стал дразнить.
И ведь совсем не красавица... обычная девчонка... По сравнению с Сабиной ничего собой не представляет...
Нежно, легко, чтобы не разбудить, погладил спину, отвернувшейся к стене жены.

В позапрошлом году Йоган пригласил его к себе на день рождения. Выпили, и Юрген уже уселся возле миленькой блондинки, стрелявшей в его сторону, умело подведенными голубыми глазами, когда именинник, чуть придерживая за локоть, ввёл в комнату стройную принцессу.
Высокая, может быть слишком высокая для женщины, но не для его метра девяносто семи, несмотря на рост, хрупкая, изящная девушка в коротеньком платьице, и длинных перчатках не шла, подавала себя, не улыбалась, дарила улыбку, предлагая оценить оказанную милость.
Райх сразу отметил элегантный дорогой наряд, двойную нить изумрудов в серебре ещё более подчёркивающую длину шеи, минимум косметики, правильные, как будто резцом скульптора доведенные до совершенства черты, аристократическую белизну лица, в обрамлении забранных в высокую причёску каштановых волос.
Знакомясь, он посмотрел в холодные серые глаза, и, про себя пожалев напарника, увивавшегося вокруг принцессы, отвернулся, продолжил развлекать беседой свою даму. Покрасовавшись в полутьме, у стены, лично разрисованной Йоганом стаей летящих птиц, Сабина сама села рядом на диван, сама завела разговор, очень тактично сама напросилась, чтобы Юрген её проводил, но потом, когда он подвозил её к тётке на своей машине, стыдливо опустив глаза,  решительно сказала,
• Нет! –и он не стал настаивать.

О чём говорить в машине во время дежурства. Обсудили баскетбольный матч, поговорили о работе, а потом Йоган стал рассказывать о подружке сестры,
• У её отца конный завод в пригороде, не дом замок с садом, прислуга, всё, как положено. Их предки ещё при дворе Фридриха Барбароссы * должности занимали! – дальше пошли эпитеты в превосходной степени, - Красавица! Богиня! Просто непреступная крепость ни штурмом, ни осадой не возьмёшь! - напарник, вздохнув, сообщил, - В неё все мальчишки в школе влюблены были! – и, понимая, что друг больше всех, Райх не позвонил по оставленному телефону, порвал, искушающий кусочек розовой, глянцевой бумаги с золотым теснением. 
Сабина позвонила сама.
• К тётке ехала, а машина почти на въезде в город стала, и Йоган, видимо мобильный телефон отключил, на звонки не отвечает, - удручённо жаловалась она.
Извинилась, что беспокоит, спросила совета, и, радуясь, что она позвонила именно ему, Юрген приказал,
•   Ждите! Выезжаю!
Подумал, что, кажется, не давал ей номер своего телефона, но какое это имеет значение, если такая девушка в темноте, между двух населённых пунктов возле леса на дороге одна.
Лес оказался всего лишь зелёным ограждением, и окна трёхэтажной усадьбы в ста метрах от дороги уже осветили подъездную аллею, но сегодня она была соломенной блондинкой, этот видимо натуральный цвет ещё больше подчёркивал её красоту, и ему было приятно оказаться спасителем, получить в благодарность нежный поцелуй.
Она часто приезжала в город: к подружке, к родственникам, к парикмахеру, и они весело проводили время в ресторанах, гуляли по весёлым, нарядным центральным улицам. Забыв о друге, Юрген всё время ждал минуты прощания, предвкушая тот миг, когда в тёмной машине сможет, наконец, вобрать восхитительный капризно-улыбчивый рот, прикоснуться губами к длинной шее, к соблазнительно чуть приоткрытой груди.   
Он целых полгода медленно, по крупицам завоёвывал вражеские редуты - пуговки нарядных кофточек, получая то возмущённый отказ, то милостивое разрешение, и это было так увлекательно, как новая компьютерная игра, в которой всё туманно, непредсказуемо и только в самом конце, если конечно сумеешь дойти до конца, тебя ждёт вожделенный приз.

На Рождество, он пригласил её на обед, который уже много лет устраивали для друзей дедушка с бабушкой, и Сабина целую неделю выспрашивала его об интересах и привычках его родных.
Она прекрасно подготовилась. Без жеманства, со знанием предмета, поведала деду и его друзьям свою родословную, покорила пожилых дам умением пользоваться самыми замысловатыми столовыми приборами, среднее поколение комплементами и беглым французским. Молодёжь сдалась без боя.
Это был её день, день её торжества, и, восхищаясь любимой, он ещё не знал, что за этим днём наступит его ночь.
Как только затихли разговоры в коридорах, хлопнула дверь последней гостевой комнаты, принимая временного постояльца, она пришла к нему в спальню, и он уже открыл рот, чтобы спросить: Что случилось? – но понял, всё понял, без слов, привлекая её к себе.
Это была волшебная ночь, но, утоляя жажду, Юрген всё-таки заметил, что, несмотря на явное доказательство невинности, его любимая совсем не так неопытна, как казалось вначале.
На рассвете, провожая Сабину до спальни в конце коридора, он прошептал в маленькое, украшенное бриллиантом ушко,
• Кто-то мог увидеть. Ты так рисковала ради меня... – чуть поморщился, от задорного признания,
• Риск придаёт приключениям особую остроту! – но он уже всё решил полчаса назад в спальне, целуя желанные губы... по веками выписанным правилам произнёс,
• Я люблю тебя! Давай поженимся!

* Фридрих I Барбаросса –германский король с 1152 г. из династии Штауфенов.

Старики были в восторге от избранницы внука,
• Дворянская кровь сразу чувствуется!
И отцу невеста сына, долго беседовавшая с будущим свёкром об итальянском искусстве эпохи Возрождения, сразу понравилась.
Только мама нахмурилась,
• Ты уверен сынок? – два раза спросила.
Он уверен, что сделал правильный выбор, он счастлив, счастлив уже почти год. Правда, молодая супруга не учится, не ищет работу, категорически отказывается вести дом, постоянно пребывая в мечтах о новых нарядах и украшениях, но Сабина всегда в хорошем настроении, не лезет в его дела, без сцен и упрёков принимает ночные дежурства.
Юрген прикрыл глаза, и увидел чёрные, совсем не холодные, жгучие, восторженные глаза практикантки, стыдясь мальчишеского самодовольства, вспомнил: Как она на меня смотрела, когда я ей руку сжимал!! - отдёрнул себя: Девчонка... а туда же, каждому глазки строить! Точно этот восхищённый взгляд перед зеркалом отрепетировала, на каждом мужчине проверяет! - и повернулся на другой бок, отгораживаясь от жены, потому что запротестовало чувство справедливости: На красавца Гюнтера, она смотрела совсем иначе! Со злостью... с презрением... И на Йогана, как на хорошего парня, с которым поболтать можно...
Уже засыпая, спросил себя: На кой чёрт мне эта девчонка? - вдруг сообразил, что никогда, ни с одной из возлюбленных не был так уверен, что женщина в его власти, и он может сделать с нею всё, что захочет, как с первой минуты, разговаривая, приказывая этой молоденькой практикантке: И поцеловал, чтобы проверить! И обалдел от своей власти! - осудил: Разве так должна смотреть девушка на понравившегося ей мужчину? Ни дарящего надежду, прикрытого тайной обещания, ни умелого, милого женского кокетства... на лбу, в глазах текст аршинными буквами, как на рекламном плакате!!! - подумал: Дурочка! - устыдившись собственной нежности, провёл рукой по лицу, стараясь удержать рвущиеся вверх веки: Только совсем не дурочка! Целая лекция о древних германцах... информацию об Украине я ей дать не позволил...
Эти острова Антиподов... Он недавно прочёл о них в одном из научно-популярных журналов, которые для придания дому налёта интеллигентности выписывает ничего не читающая жена. 
Сабина раскладывает новые журналы на столах в кабинете и библиотеке, по десять раз повторяет гостям,
• У Юргена почти оконченное высшее образование! – прозрачно намекая, что, выбрав не престижную профессию полицейского, её муж постоянно повышает свой интеллектуальный уровень
В свободное время, внимательно прочитав два научных издания, которые, не теряя надежды, ежемесячно присылает отец, Юрген просматривал эти журналы, и, листая «ГЕО» наткнулся на удивительную информацию о том, что и сейчас существуют необитаемые острова. Даже всезнайка Генрих Баус об этих островах Антиподов ничего не слышал, а девчонка...
Решив, что она тоже прочла журнал, Райх приказал себе: Всё!!! Нужно спать... Завтра первая смена... утром рано вставать...

Элька приняла душ, пожелала «Спокойной ночи» родителям, обняла старого льва, много лет служившего дополнительной подушкой.
Этого огромного плюшевого зверя привёз ей в подарок муж папиной сестры тёти Веры дядя Семён.
Они собрались в Сибирь. Мамины родители дом свой городу продать решили, а нотариус зачем-то подписи детей давно в другой конец страны уже ставший другой страной жить уехавших потребовал.
Готовились почти полгода.
Мама всё время волновалась,
• А если их здесь не пропишут? – у папы спрашивала.
И дядя Фёдор тоже волновался,
• Детство... юность... первая любовь... – себе сообщал.
Папа в десятый раз перепроверял какие-то документы, а Элька нервничала, плакала, отказывалась сесть в самолёт. Увы, у неё были на то причины...

Завод, на котором  папа работал, стал коммерческим предприятием, уже не станки, бытовую технику выпускал, и папу опять в командировку, только не в Сибирь в Баку послали.
В книжечке, прилагаемой к билету, было написано: «При наличии билета у взрослого пассажира, один ребёнок в возрасте до семи лет перевозится бесплатно без представления отдельного места...». И удобно устроившись на папиных коленях, Элька сначала очень боялась, что они никуда не прилетят, потому что за маленьким круглым окошком-иллюминатором под синим небом, расстилалась всё время одинаковая, освещённая Солнышком белая равнина, и ей казалось, что самолёт стоит на месте.
Самолёт всё-таки долетел, и в аэропорту их встретили двое. Два высоких, взрослых мужчины с усами Гейдар и Эмин говорили папе «дядя Саша», а шестилетней девчонке «сестра», привезли их к резным деревянным воротам и скромно отошли в сторону. Возле калитки гостей уже ждали. Папина тётя, ласковая старушка с добрыми, подслеповатыми глазами, двоюродный брат и его жена, сразу повели в двухэтажный дом к накрытому столу, но папа спешил на завод, захватив с собой большой кусок плоского хлеба-лепёшки, сразу уехал, оставив дочь на попечении родственников.

Элька уже знала, папа научил, что бабушку зовут просто, по-русски Мария Сергеевна, дядю Палад, а вот тётя... и, высокая, восточная женщина с почти сросшимися на переносице бровями, заметив потуги девочки правильно воспроизвести совершенно непроизносимое имя, приказала,
• Называй меня тётя Зина. Меня все русские соседки так называют! – улыбнулась, - Чувствуй себя, как дома! – весело засмеялась, когда маленькая гостья добавила,
• Но не забывай, что ты в гостях! - стала угощать племянницу, предлагая на выбор, знакомые и диковинные восточные блюда и сласти.
Уставшая с дороги, разомлевшая от обильных угощений Элька с благодарностью приняла предложение отдохнуть, проснувшись от весёлого шума, выглянула в окно.
За домом в саду, прямо под деревьями уже поставили столы, и не меньше десятка женщин под руководством восседавшей, как на троне, в плетёном кресле Марии Сергеевны, несли из кухни огромные блюда с овощами, девочки и молоденькие девушки расставляли тарелки, мужчины и мальчишки крутились возле дымящего мангала. Решив, что они случайно попали на свадьбу, Элька надела новое платье, расчесала волосы, спускаясь с крыльца, остановилась, разыскивая глазами папу, уже приметила рыжую шевелюру в толпе черноволосых мужчин, но пробраться к нему не успела. Её заметили, подошли знакомиться, и всегда мечтавшая о братике или сестричке Элька, просто обалдела от обилия новых родственников.
Дяди и тёти, совсем взрослые братья и сёстры, их мужья и жёны, племянники и племянницы, но больше всех ей понравились малюсенькая девочка Лейла на весь сад кричавшая,
• Смотрите все!!! Моя внучка приехала!!!
Эльку поразила, широта восточного праздника, восхитила присыпанная песком времени роскошь древнего города-крепости Ичери-шехер с дворцом ширваншахов, минарет Сынык-Кала и Девичья башня. Ей понравилось строгое убранство станций Метрополитена, удивили мужчины, прямо среди улицы, предлагающие прохожим ароматный чай в красивых фарфоровых чайничках. Рассмешила картинка восточного базара, продавец огромных сочных гранатов устроился в тени гранатового дерева, увешенного не меньшими, чем на прилавке плодами, навсегда запомнились пряные запахи специй и маринованного чеснока, яркие, пёстрые ковры и улыбающиеся, вежливые люди... 

Через десять дней они опять устроились у окошка в чреве прекрасной птицы с белыми крыльями, и Элька оторвавшись от планов о большой, дружной семье, уже размышляла о профессии командира воздушного корабля, когда стройная девушка-стюардесса объявила,
• Уважаемые пассажиры! Самолёт проходит турбулентные потоки. Экипаж приносит извинения за временное неудобство.
И на воспоминания о гостеприимных родственниках и городе из сказок «1001 ночи», на мысли о будущей профессии не стало времени и сил. Эльку тошнило, и, отдавая в прямоугольные бумажные кулёчки все Бакинские деликатесы, что съела сегодня утром, вчера на ужин, на обед и на завтрак, она клялась себе, что больше никогда не сядет в самолёт, о чём сразу, ступив на твёрдую землю, сообщила родителям.
Вопрос о полёте в Сибирь испортил ей целых две недели честно заработанных каникул, приправляя горчащим привкусом страха: утку, нафаршированную яблоками, по случаю прихода гостей, любимых жареных рыбок, которых смешно, как маленьких сынов коровы, называют «бычками», дары лета: салаты из жёлтых и розовых помидоров, сочащиеся сладким, клейким соком фрукты.
У моря, где всё время хочется, есть, Элька, чуть откусив, отдавала папе сладкую, жёлтую, присыпанную крупней белой солью кукурузу, которую все торговки в городе называют «пшёнка», мороженое на палочке, заманчиво красные полумесяцы огромного херсонского арбуза. 
Как раз в это время дядя Семён поехал в Санкт-Петербург, возвратился из командировки домой, раздав подарки, поманил, обиженную, что, одарив всех, её забыл, племянницу в спальню.
Он показал рукой на, устроившегося, на кровати огромного льва,
• Смотри! Царь зверей! Я по дороге через город игрушек Бобренец * проезжал. Он ко мне сам в окно купе прыгнул,
• У вас в городе девочка, которая самолётом летать боится, живёт. Возьмите меня с собой. Я её буду от турбулентности защищать! – попросил.

Девять лет прошло, но и сейчас Элька все свои сны и проблемы Лёвочке поверяет. Он её мысли без слов читает, своё мнение, как экстрасенс, без слов, передаёт.
Прижавшись к пушистому ушку, она спросила: Зачем он так? - Лев, помолчав, ответил: Сама виновата! Сидела бы себе тихо, ничего бы не случилось! И стало стыдно, даже щёки запылали. Почему вдруг к этому Райху, который целую неделю нервы мотал, обратилась,
• Противно! – сказала?
Ей действительно было противно целоваться. Что за удовольствие, когда кто-то прижимается к твоим губам, языком в рот лезет, своих микробов тебе отдаёт? Только об этом никому не скажешь! Засмеют! 
В позапрошлом году они с мамой в Украину автобусом ездили. Друзей, знакомых повидать. Себя показать. Маму подружки встретили, а Эльку братья Филипповы.
Мальчишки подросли, и усики над верхней губой у обоих одинаково наметились. У автобуса скромненько подружку в щёчки целовали, а вечером во дворе Лёнька первым минутку, пока братец за мороженым для гостьи бегал, улучил, в губы поцеловал. Кажется, он очень старался, но всё зря. Чтобы выяснить, кто из близнецов ей больше нравиться, Элька, на следующий день позволила и Вовке поцеловать себя. Он целовал совсем иначе, но и его ласка не принесла подружке никакой радости, и она решила не создавать проблемы друзьям.
Два одинаковых оловянных солдатика должны на двух одинаковых бумажных балеринах жениться. Что в городе девочек-близнецов нет?
Перекинув игрушку, Элька повернулась на другой бок: А этот злобный зануда Райх... - ей понравилось... очень понравилось...
Подумала: Просто тогда ещё до взрослых поцелуев не дозрела, а сейчас расцвела... 
Лев, поймав, льющийся через окно лунный свет, ехидно оскалил белую, атласную пасть: Распустилась! - и, не желая больше спорить с вредным зверем, она отвернулась к стене, обхватила руками подушку.

* Бобренец - город в Белоруссии. В описываемый период зарплату рабочим Фабрики мягкой игрушки, расположенной в городе, выдавали изготовленной продукцией, и игрушки продавали пассажирам прямо на железнодорожной станции. 

В соответствие с планом практики, который во вторник вручила ей фрау Гросс, с пятницы, то есть с завтрашнего дня практиканткой займётся другой куратор, фрау Бёзэ. Очень многообещающая фамилия. Немецкое прилагательное «бёзэ» означает злой, а впрочем, фамилия не обязательно характер отражает. Фамилии от кличек произошли, их людям, кажется, веке в двенадцатом-тринадцатом давали, сколько поколений сменилось. «Райх» значит богатый, а богачи в полиции не работают!    
Фрау Бёзэ оказалась совсем не бёзэ.
Она показывала Эльке как готовить информацию для ввода в справочную систему полиции, из которой каждый полицейский Германии может узнать всё о нарушителе закона: за что, где, когда: задерживался, привлекался, был осуждён. Только личность правильно идентифицировать.
Справочная система и в этом вопросе поможет: отпечатки пальцев, фотографии, словесный портрет. А при наличии имени, фамилии, даты и места рождения плюс Интернет величайшее изобретение человечества всё, всё о человеке: где живёт, работает, учится, какими болезнями болел, какие операции перенёс, на каких зубах пломбы ставили, если знаешь, как к вопросу подойти, не отходя от компьютера выудить можно.
Регина Бёзэ профессионал, всё знает, кое-чему и практикантку научила. Удивившись, что предыдущий куратор этого не сделал, она рассказала Эльке обо всех службах, повела в маленький тир, с особой оптикой, удаляющей мишени.

Ещё три дня практикантка помогала господину Риделю готовить документы для отправки в архив. Узнав, что это она сменила корешки на старых папках, удивляя Эльку, уверенную, что в век компьютера все эти бумажки ни к чему, старик долго хвалил её и её куратора за то, что позаботились, подготовили всё надлежащим образом.
Во время обеденного перерыва Элька бегала к автомату за кофе, несколько раз выходила на улицу подышать свежим воздухом, один раз во дворе встретила Йогана, вежливо поздоровавшись, собралась пройти мимо, но он, крикнув уже усевшемуся в машину напарнику,
• Подожди! - придержал её за локоть, спросил, - Как дела? - и они несколько минут побеседовали, так ни о чём.
Несколько раз в другом конце коридора мелькал длинный силуэт, и Элька, развернувшись, старалась не бежать, просто быстро шла в другую сторону.
А впрочем, могла и не спешить. Никто и не собирался догонять...




2.

Всё, как три года назад... Только тогда в кабинете шло совещание, а сейчас «милая беседа» тет-а-тет, и фрау Гросс улыбнулась, как старой знакомой, кофе предложила.
Элька окончила школу, сдав экзамен по ненавистной математике, поняла, что недобрала баллы. Чтобы поступить в университет, нужно ещё три года в гимназии учиться, а в гимназию её с таким средним арифметическим, выведенным путём деления суммы отметок на количество предметов не примут, и, следовательно, мечте о работе в криминальном отделе пока не суждено сбыться. Но решение работать в полиции уже принято, только и осталось план из трёх составляющих: курсы полицейских, права на вождение автомобиля, жёлтый пояс по каратэ, осуществить.
За дверью в кабинет, двое мужчин, раздраженно пререкались то, ненадолго затихая, то, переходя на крик, и узнав голос оппонента начальника, Элька съёжилась, ругая себя за нерешительность. 
Нужно было сразу сказать, что она не хочет работать близко от дома, только скажи она такое, её бы точно сочли ненормальной. Вакансия всего в трёх остановках от места постоянного проживания, а человек отказывается. Глупость какая-то! Не станешь же каждому рассказывать, что он её поцеловал, и она не хочет, не может работать рядом с ним, потому что ей все эти три года зелёные глаза снились. Даже посмотреть в «Соннике» из Украины мамой привезенном, к чему змея с зелёными глазами сниться постеснялась.
Всё время, пока оформляли документы, Элька надеялась, что он уволился или его перевели на другую работу: например начальником полиции города, - но услышала голос и что-то сладко дёрнулось, заныло в груди.
Секретарь возмущённо подняла брови, ни к кому не обращаясь, произнесла,
• Райх! - подошла к Эльке, как заговорщица, почти зашептала, - Вы его помните? – на миг задумалась, - Он же Вашу практику курировал! – не дожидаясь подтверждающего кивка собеседницы, зачастила, - Говорят, что он застал свою жену в постели с напарником, сломал тому нос, ещё что-то вывихнул. Только шеф почему-то сторону Райха принял, заставил Зонненберга заявление о том, что он сам с лестницы упал, покалечился, написать, договорился, чтобы парня в другое отделение, ближе к дому перевели... А зря!!! Всякое в жизни бывает,  – философски произнесла фрау Гросс и повысила голос, - поженились, развелись, а Райх просто взбесился,  женщин в последнее время, по-моему, просто людьми не считает.
От полученной информации, или от очень громко прозвучавшей, из-за двери тирады,
• Ну, знаешь! С мужчинами ты работать не хочешь, с женщинами не можешь, а без напарника я тебя на дежурство отпустить не могу, инструкция запрещает! Так что разговор окончен!!!  - Эльке стало совсем неуютно в приёмной.
• Да... – ни к кому не обращаясь, мечтательно пробасил, проходя через комнату, Райх, - я предпочел бы напарника, какого-нибудь среднего рода!!! – вышел демонстративно громко хлопнув дверью приёмной, и фрау Гросс улыбнулась,
• Вам назначено! – повела рукой, предлагая Эльке пройти в кабинет.

Беседа с начальником заняла всего несколько минут. Обычная формальность. Всё давно решено, подписано, оформлено. Пожелание хорошей работы. Прощальное рукопожатие.
Элька уже собралась развернуться, чтобы выйти из кабинета, но господин Баус придержал её руку в своей широкой ладони, улыбнулся, как мальчишка, задумавший хорошую шалость,
• Вашу практику курировал господин Райх, вот и поработайте с ним десять дней, пока господин Фишбах в отпуске...
И она, конечно, не придумала, что сказать. Приказы начальника полицейского участка, даже те, что высказаны в такой дружеской форме, подчинёнными не обсуждаются.
А шеф уже произнёс,
• Я распоряжусь! – уселся за стол, пододвинул к себе какой-то документ, намекая, что разговор окончен.
Сердце бешено колотилось: Райх!!! Райх!!! Райх!!! Но приказы не обсуждают, поэтому пока, нужно стать кем-нибудь среднего рода. Интересно, что он имел в виду?

Осмотрев красными от бессонницы глазами зал, Юрген прошёл со своим подносом в самый дальний угол, уселся за свободный столик, постарался сосредоточиться на вылавливании шампиньонов из супа, заметив, начальника втянул голову в плечи. Покаянно подумал: Утром я вёл себя просто по-свински!  - и встал, потому что господин Баус уже подошёл, по-хозяйски располагаясь, пододвинул к столу стул пять минут назад специально отодвинутый Райхом, чтобы никто не присел рядом, подальше в угол.
Ковыряя вилкой бифштекс, Юрген настроился на продолжение воспитательной беседы о необходимости наладить если не дружеские, то нормальные рабочие отношения с напарником: Кажется, уже со всеми коллегами переругался!  - но шеф заговорил о девочке-практикантке,
• Помнишь, ты три года назад практику школьницы курировал?
Подавившись куском хлеба, Райх откашлялся, долго пил воду, стараясь утопить, застрявший в горле ком, прохрипел,
• Да...
Он очень хорошо запомнил эту девчонку, из-за неё, из-за этого дурацкого поцелуя в парке какое-то время чувствовал себя виноватым, потакал капризам Сабины, не настоял, не заставил жену заняться чем-нибудь. Может быть, если бы она была чем-то занята... Только сейчас об этом уже поздно думать...
Начальник помолчал, с удовольствием доедая томатный суп, сообщил,
• Курсы окончила, к нам работать пришла. Физическая подготовка у неё отличная, каратэ с пяти лет. Год без происшествий машину водит. Вполне прилично стреляет, но практики никакой, одна теория... - напомнил, - Ты на работу после курсов пришёл, тебя ведь тоже учили, теперь твоя очередь...
Перейдя к тефтелям с пюре, господин Баус опять замолчал, и, понимая, что это не просто пауза, сейчас его реплика, Юрген, не придумав других возражений, пробурчал,
• Женщина...
Генрих, улыбаясь, поправил,
• Барышня!– не дождавшись ответа, пообещал, - Недельку наставником поработаешь, Дитер из отпуска выйдет. Он, кажется, ещё твоим напарником не был!
И Юрген просто не посмел сказать: Нет! Шеф и так, по старой памяти, его капризы уже год терпит.

Начальник Патрульной службы, ознакомил Эльку с графиком дежурств, ещё раз разъяснил ей правила работы,
• Завтра утром я представлю Вас старшему патруля, а сегодня...
Не надеясь на свою память, она быстро записала в блокноте три пункта.
В соответствие с указаниями получила на вещевом складе обмундирование.
В маленьком тире демонстрировала придирчивому мужчине в очках с толстенными стёклами своё умение владеть пистолетом, подписывала предупреждения об ответственности за утерю оружия, и за превышение полномочий, связанное с употреблением оного.
Зайдя за удостоверением в канцелярию, Элька неожиданно встретила знакомую девушку. Они жили в одном доме, но, будучи старше года на три, Катрин свысока здоровалась с малолетней соседкой, а на работе обрадовалась,
• Давай вместе на работу и домой пешком ходить. И быстрее, и полезно, а одной скучно!
До их дома действительно пешком два квартала, а автобусом в объезд три остановки, ещё и к перекрёстку сто метров топать. Элька разъяснила, что у неё график дежурств, совместные походы получатся не чаще одного-двух раз в неделю, и немножко поболтав, девушки договорились встретиться после работы.

Всё! Можно идти домой... но...
В первые месяцы важно показать себя с лучшей стороны, и если для этого нужно на время стать существом среднего рода, рот на замок закрыть, ехидные замечания стерпеть... Выдержу, не заплачу! Только если он опять про острова Антиподов разговор заведёт...
Прекрасно понимая, что Райх её тогда специально дразнил, из себя выводил, Элька за прошедшие три года кажется всё, что есть в Интернете, об этих островах прочла, координаты без запинки сообщить может, но взрослой стала: Решила же, что не буду с ним заводиться!!!
Мама говорит,
• Женщина должна быть настолько умной, чтобы муж считал её дурой.
А он мне не муж. Больно нужен! Фрау Гросс сказала, что от него жена ушла, а анекдот, придуманный кем-то, ещё в СССР, гласит: Не люби разведённого, жену не любил, и тебя любить не станет...

Ухмыляясь Элька быстро переодевшись в новенькую форму, сбежала по лесенкам в туалет, уничтожив так тщательно нанесенный с утра скромненький макияж, забрала волосы под фуражку. Посмотрела на себя в зеркало, подтянула ремень, застегнула верхнюю пуговку на рубахе: Интересно, так, по его мнению, существа среднего рода выглядят? - и заняла позицию во дворе, возле стоянки, на которой парковали служебный транспорт.
Чёрт его знает! Может быть, он в кабинет не пойдёт, сразу на своей машине домой уедет.
Из подъезжающих автомобилей, выходили люди в форме, смеялись, о чём-то разговаривая, проходили в помещение.
Элька уже порядком замёрзла, и машины, приняв новые экипажи, стали разъезжаться, освобождая места на стоянке, когда подъехал ещё один автомобиль. С водительского сидения выбрался Райх, громко хлопнув дверкой, широко зашагал к входу в здание.
Высокая блондинка лет тридцати, кажется, специально замешкалась, доставая с заднего сидения сумку, зло бросила,
• Бешенный! - с сожалением покачала головой, - А какой был парень…
И не согласившись с нею: Он и раньше бешенный был! - Элька побежала за своим старшим патруля.

Стараясь не делать лишних движений, она уже представилась, сообщила, что по распоряжению начальства они с завтрашнего дня работают вместе, как должное приняла безразличный кивок: Я знаю! - собиралась проститься, но в помещение заглянула Катрин, спросила,
• Элька! Ты идёшь домой?
Райх ехидно приподнял уголок губы, раздельно произнёс,
• Эль – Ка! – констатировал, - Лимитед Корпорейшен!
Обиделась, только виду не подала, ответила соседке,
• Сейчас! Подожди меня... – и вздрогнула от резкого окрика.
• Ждать нет смысла! Мы не скоро освободимся!!!
Целый час он читал ей лекцию, повторяя то, чему учили на курсах, то, о чём сегодня говорил начальник Патрульной службы, что втолковывал мужчина со склада вооружения, совсем, как три года назад, сказал,
• По дороге мы обсудим ещё некоторые аспекты нашей совместной деятельности!
Наплевав на принятое решение не связываться с ним, Элька уже готова была повторить его трёхлетней давности,
• Я не приемлю... я не люблю... я не потерплю... – но, усевшись за руль, он на минутку включил свет в машине, разыскивая в карманах форменной куртки сигареты, искоса посмотрел на неё, и совсем не от страха, от чего-то другого говорить расхотелось.
А Райх бросив,
• Надеюсь, ты понимаешь, что наша работа опасна и любая небрежность может стоить тебе или напарнику жизни! - замолчал, сосредоточился на дороге.

Эти нежные чёрные глаза смотрят с опаской, и всё-таки... Несмотря на боль, на уже привычное плохое настроение, нестерпимо захотелось повторить эксперимент, поцеловать несуразную девчонку, даже губы пересохли.
За эти годы столько всего произошло, столько изменилось в его жизни, а она не изменилась. Школьница-практикантка, которая в его власти.
Из счастливой студенческой юности всплыл маленький фокус, придуманный Фридрихом, почти детская проказа, доставившая им обоим тогда немало приятных минут. Не отрывая глаз от трассы, Юрген привычно нашёл на панели управления кнопку, незаметно придавил пальцем, затормозил возле её дома.
Всего четверть часа молчания в тёмной машине тянулись для Эльки, как приторная лакричная конфета. Уже рот, язык, даже желудок слиплись, пропитались терпкой сладостью, а тонкая, свернувшаяся змеёй, коричневая липучка тянется и тянется из маленького пакетика, не желая оканчиваться. Показалось, что это совсем не машина, самолёт с надписями «Аэрофлот» на круглых боках, попавший в турбулентные потоки, и она не девушка: Совсем нет! - она часть корпуса железной птицы и её сотрясает страшная вибрация, подбрасывают и кидают в бездну перемещения воздушных слоёв. Даже зуб на зуб не попадает!
Автомобиль резко остановился, но тряска не прекратилась, и, стараясь быстрее убежать из этой бьющейся в эпилептическом припадке машины, она потянула ручку на себя, но дверь не открылась.
Райх не вышел из автомобиля, как того требуют правила этикета, прогнулся, прижался щекой к её груди, целую вечность что-то, чертыхаясь, дёргал, справившись с замком, спокойно сообщил,
• Завтра нужно будет к механику заехать.
И понимая, что он слышал: Слышал! - как бьётся её сердце, Элька пробурчала,
• До завтра, - ища защиты, побежала по дорожке к дому.

Он уже часа два лежал на спине, высматривая что-то на потолке спальни, изо всех сил старался не думать, но в голову нагло лезли непрошеные воспоминания.
Совсем не идеализируя жену, он отнюдь не разделял её взгляда, не считал, что и в двадцать первом веке аристократке по крови следует вести праздную жизнь, заниматься только собой. Учёба, работа, благотворительная деятельность. Он, кажется, сто раз предлагал ей заняться каким-нибудь делом. И дело было совсем не в деньгах, Юрген вполне мог обеспечить семью из трёх человек, только Сабина и ребёнка не хотела.
Несмотря на это, вроде бы единственное разногласие, ни разу не переросшее в ссору, он любил Сабину. Не задавая себе вопросы: За что? Почему? -  эти два года, пролетевшие, как один счастливый миг, он любил её серые глаза, капризно-улыбчивые губы, задорные ямочки на щеках, взгляд, походку... Даже обидный холод в постели считал признаком утончённой натуры, был уверен, что это издержки аристократического воспитания, винил себя, надеялся, что его жар и время растопят лёд. Он баловал жену дорогими подарками, приносил цветы, терпел её друзей, наезжавших по выходным дням, превращавших, заработанный неделей труда день отдыха в весёленький сумасшедший дом.

Ему казалось, что она пусть и не пылает в костре жгучей страсти, влюблена, искренне привязана к нему, а потом... потом его послали на краткосрочные курсы в другой город.
Он звонил каждый день, Сабина нежно отвечала,
• Я жду тебя. Я соскучилась.
 Юрген планировавший по дороге заехать на день к родителям, в последний момент передумал, решил вернуться домой, а, приехав, в один миг понял, чего стоит женская нежность, да и мужская дружба тоже.
На них не было ничего, просто ничего... Два белых, как слизни, сплетённых тела, в подрагивающем свете свечей, на чёрной в мелкую золотую звёздочку шёлковой простыне... Копна соломенно-золотых волос, изящная белая рука, и знакомое обручальное кольцо, которое он надел ей во время венчания в кирхе на Безымянный пальчик...
Он ещё не до конца осознал, не успел оправиться от первого потрясения, и получил второй удар, кажется не менее болезненный, чем первый.
Мужчина скатился на бок, и Райх увидел на его левой руке чуть ниже предплечья большое, родимое пятно, знакомое, сотни раз мелькавшее перед его глазами во время боксёрских турниров. 
Лучший друг и напарник полз вниз, извиваясь, как подбирающийся к дворовой луже червяк, и когда он дополз, добрался, и его голова оказалась между, даже в такой миг, изящно приподнятых колен, светская красавица Сабина, взвизгнула, как порно-звезда в фильме, хрипло зачастила,
• Ещё... ещё... ещё...

Юрген передёрнулся от брезгливого омерзения, которое уже больше года испытывал ко всем женщинам, ко всем мужчинам, предполагая, подозревая коллег, знакомых, прохожих на улице, в том, что, возвратясь домой, задёрнув шторы, своих жилищ, они сбрасывают вместе с одеждой напускную респектабельность, превращаются в животных, охваченных мерзкой похотью.
Он стоял и смотрел... усилием воли избавившись от столбняка, поднял ногу в тяжёлом, форменном ботинке. Сейчас уже и не вспомнишь! - но, кажется, метил напарнику и другу в живот, в самый низ живота, где вздымалось орудие преступления. Йоган, услышал, почувствовал, рванулся в сторону, сам нарвался курносым носом на удар, неловко падая, вывихнул себе руку. Сабина заорала без слов, и, зажав руками уши, Юрген ушёл в кабинет, запер дверь изнутри, достал из бара бутылку коньяка. Он пил, пил, смешивая виски и ром, вина и ликёры, не чувствуя вкуса, заливая обиду и боль. Не слышал, когда друга забрала «Скорая помощь», не знал, когда, собрав свои вещи, уехала жена, не реагировал на вопли телефона в гостиной, просто выбросил в окно на тротуар, запиликавший мобильный телефон.

На третий день запасы спиртного в кабинете кончились. Он перешёл на кухню, чтобы далеко не ходить, устроился в кладовой на полу между бутылок с коньяком, которые ящиками закупала для вечеринок Сабина.
Там на полу и нашёл подчинённого господин Баус.
Юрген до сих пор не понимал, почему начальник не послал кого-нибудь, приехал сам.
Шеф только хитро щурился,
• Проезжал мимо! Увидел открытую дверь! Вошёл!
Сабина, уезжая, оставила, ставший ненужным город на разграбление.
На трезвую голову, Райх никогда никому бы не рассказал о своём позоре, но он был тогда пьян, сильно пьян, сердце переполнилось невыплаканными слезами, и Генрих, как много лет назад, спросил,
• Малыш, что случилось?
Ему грозил суд по статье «Нанесение телесных повреждений средней тяжести», служебное разбирательство: Унизительно! Стыдно! - и ещё неизвестно признали бы суд и комиссия основания достаточными для возникновения у ответчика состояния аффекта или нет, но Генрих сам взялся за дело.
Он переговорил с потерпевшим, и как в старом французском водевиле, обманутый муж выплатил любовнику своей жены приличную сумму в возмещение физического и морального ущерба.
Йоган взял деньги, написал заявление, что упал с лестницы, а за одно и рапорт о переводе в другое подразделение, но, уходя, не постеснялся рассказать кому-то из коллег об истинных причинах травмы, и по кабинетам поползли сплетни, любопытными взглядами, тихим шелестом догоняя главного героя драмы, превратившейся в фарс.

Юрген стал сторониться людей, на работе сведя контакты с коллегами до минимума, мучительно ждал того выходного дня в конце месяца, когда его, по традиции, приглашали к обеду родители, просто потерял всех знакомых. И когда-то любимые книги, фильмы и выставки, бокс и футбольные матчи больше не интересовали, не приносили удовольствия. После работы, он лежал на кровати один в пустом доме, испытывая облегчение оттого, что не нужно ни с кем разговаривать, отвечать на вопросы слишком любопытного или просто скучающего в машине напарника, тупо смотрел на потолок, стараясь не думать, не вспоминать, призывая единственное избавление, оставивший его сон.
Он страдал, вспоминая, что его предали те, кого он любил, кому верил, потом понял, что такое настоящая боль, когда позвонил её адвокат, сказал,
• Моя клиентка не станет предъявлять материальных претензий, если Вы согласитесь указать в качестве причины развода, несоответствие запросов, - господин юрист, скрывая смущение, хмыкнул, - в щекотливом вопросе. В этом случае всё пройдёт быстро и относительно безболезненно для обеих сторон...
Прохрипев в трубку,
• Провалитесь Вы вместе со своей клиенткой!!! Делайте, что хотите!!! – Райх решил, что больше не любит её, что он не может больше никого любить, никому верить, как в чашу с ядом, окунулся в новый виток омерзения, злости на вес мир.
За это время он сменил уже восьмого напарника, обозвал Вивьен дурой, уехал, оставив Франца Гутке на улице, разругался с Кнехтом, со Штоком, с Лизой Кнопп... Он молчал, они сами бежали к начальнику Патрульной службы, просили, требовали другого напарника.
Подумал: И девчонка завтра - послезавтра побежит! - безразлично пожав плечами, переключился на другую мысль: Начальник Патрульной службы давно бы с работы выгнал, но господин Баус не даёт, только, видимо в наказание, девчонку  нянчить заставил...

Особенно тщательно собрав волосы в тугой узел на затылке, Элька примерила фуражку, убедилась, что сооружение прикрыто полностью, не приподнимает материал форменного головного убора, отметив, что и без косметики, увы, не выглядит фантастическим чудищем среднего рода, показала зеркалу язык.
Пояснив себе: Обычный хам! Злой, как собака! - поспешила на улицу.
Прищурясь, улыбнулась ещё холодному, но уже яркому, весёлому, как праздник, весеннему Солнышку, остановилась на минутку разглядывая пробившиеся из жухлой прошлогодней травы, белые, жёлтые, фиолетовые колокольчики фрезии.
Идя по дорожке к участку, вдохнула пропитанный нежными весенними запахами воздух, поймала лицом свежий ветерок. Захотелось обнять синее небо в мелких барашках облаков, улыбающихся прохожих и маленького белого пуделя, из озорства, лающего на, важно прогуливающихся по газону, голубей, и Солнце, и этих голубей, и весь мир, и просыпающиеся от зимней спячки деревья, уже выпустившие из набухших почек маленькие, зелёненькие коготки клейких листочков, подумала: Зелёные, как его глаза! - и подивилась несправедливости природы: Такая красота и столько злости... на небо, на Солнце... на весь мир...

Вслед за Элькой в кабинет вошла блондинка, обозвавшая вчера Райха бешенным, протянула руку, представилась,
• Лиза, - вздохнула, - Мы бы с тобой сработались, но сам господин Баус приказал... – посоветовала, - Ты на него не реагируй, считай прохожих, - улыбнулась, - Я за неделю двадцать две тысячи семьсот сорок шесть человек насчитала! 
Собираясь предложить соревнование: «Кто больше собак за неделю насчитает», Элька открыла рот, но сказать ничего не успела.
Явился Райх, с порога зарычал,
• Поехали! - наверное, Лизин совет слышал, схватил с ближайшего стола карандаш, легко переломал его сильными пальцами на четыре части, кинул в корзину для мусора и вышел.
Коллега, покраснела, прошептала,
• Иди! Не зли его!
И ободряюще улыбнувшись, расстроенной женщине: Как будто это ей целый день с бешеным напарником работать! - Элька схватила свой рюкзак, побежала к машине.
Райх уже сидел за рулём. Дверь с другой стороны настежь распахнул. Она уселась, подумала: Поехали! - как мама, добавила - С Богом!

Неделю они раз за разом объезжали свой участок. На улицах ничего противозаконного не происходило, и диспетчерская вызывала по мелочам: пьяный мужчина уснул на автобусной остановке, школьники мусор на улице разбросали, поздно вечером в пустом трамвае сумочку у женщины из рук вырвали.
Иногда получив приказ,
• Смени меня за рулём! – или, - Не лезь вперёд! Иди за мной! – Элька, молча кивала головой, внимательно посматривая по сторонам, первое время краем глаза считала взрослых, детей, собак, потом забыла совет Лизы, потому что улица, как две картинки для развития памяти «Найди десять отличий» в детском журнале.
В стационарных декорациях квартала постоянно что-то меняется. Час назад возле булочной стоял маленький ярко-жёлтый автомобиль, а сейчас на этом месте тяжёлый внедорожник на высоких колёсах устроился. За столиком в кафе двух старушек влюблённые сменили. В витрине магазина одежды, вчера манекены лысые и в платьях стояли: Кстати! Чем не существа среднего рода? - а сегодня их плакатом: «Скидка до 50%» прикрыли.
Элька вертела головой, как ребёнок, молча улыбалась своим мыслям, а Райх, кажется, весь год искавший такого напарника, который не будет приставать с разговорами, вываливать на его голову свои проблемы, злился.

Не желая заводить долгую беседу, он всё время ждал, что она что-то скажет, обратиться к нему, уверенный, что хочет этого только потому, что в ответ он сможет её осадить, слить, на её голову накопившееся раздражение, не осознавая, ждал утра, чтобы услышать вежливое,
• Здравствуйте Юрген! – ждал вечера, ждал, что она улыбнётся, произнесёт,
• До завтра Юрген! – плеснёт, кажется, в самое сердце какой-то детской нежностью из глубины огромных чёрных глаз.
На перекрёстке он чуть развернулся, незаметно, из-под ресниц рассматривая напарника. Такие девчонки по каждой улице сотнями гуляют, но сильная, ловкая. Карманного вора ловили, как мячик, отжавшись, через забор перелетела, и не трусиха, каждый раз вперёд лезет. Придерживать замучился!
Волосы под фуражку спрячет, руки в карманы засунет, шагает решительно, не по-женски твёрдо по земле ступает, песенки незнакомые, задорные сквозь зубы насвистывает, жевательной резинкой с пяти шагов в урну прицельно плюёт, всегда попадает. Точно мальчишка-хулиган! А как она стоит! Левую ступню параллельно корпусу поставит, носком правого ботинка в свод стопы левого большой буквой «Т» упрётся, и ей удобно. Попробовал. Вот дурак! Даже не сообразил сразу, что мужчине так стоять мешает! Женская позиция!!! И губы яркие, сочные... без всякой косметики...
Подумал:  Это я её три года назад краситься отучил? - самодовольно улыбнулся, и просто увидел девочку в приёмной.
Поругавшись с господином Баусом, он проскочил кабинет секретаря, не видя, не обращая внимания ни на кого, но натренированный взгляд профессионала: Кажется, ресницы длиннее и темнее были... и волосы... Точно! Крупные тёмно-рыжие локоны! А я сказал, что предпочёл бы напарника среднего рода...  Неужели это она для меня старается, этот средний род изображает?    

Ни возмутиться, ни порадоваться сделанному открытию Райх не успел, на запрос диспетчерской, бросил в переговорное устройство,   
• Будем на месте через пять минут!
Старушка заблудилась в родном городе, даже фамилию свою забыла. Что делать? Склероз...

В аптеке, возле которой пожилая дама в шляпке с вуалью и стёганном домашнем халате стояла, у прохожих,
• Как мне пройти домой? – спрашивала, её никто не знает, и документов при ней никаких нет, в сумочке только пакетик с котлетой от мясника.
Прочитав адрес мясной лавки, сели в машину, а «Навигатор», в общем-то, безотказный прибор, который без помощи человека местоположение машины определяет, дорогу показывает, не включается и название улицы незнакомое.
За десять лет работы, кажется, весь район изучил, на машине объездил, никогда об этой Ромашковой улице не слышал.
Юрген разозлился на себя, прорычал,
• Ну! Куда поедем?
Девчонка весело сообщила,
• Сто метров параллельно Гринвичу, потом поворот на запад... – и он задохнулся от злости.
Элька сегодня с утра всё время улыбалась, и, позавидовав её хорошему настроению, он, не обращая внимания на безразлично глядящую в окно старушку на заднем сидении, закричал,
• Оставь свои шуточки для другого раза!!!
• А я не шучу! – она потрясла зажатой в руках картой, и, повернувшись к ней лицом, он успел заметить, как она покраснела, запальчиво зачастила, - Мы движемся строго на север, то есть параллельно Гринвичу, и повернуть нужно направо, значит на запад.
Права! Сказать нечего! Он с остервенением крутанул руль, выехал с главной улицы на дополнительную, сразу узнал маленькую улочку, по которой проезжал не один раз, просто привык, не заметил, когда название сменили, увидел мясную лавку, и женщину возле входа озабоченно оглядывающуюся по сторонам.
Старушка оживилась, попросила,   
• Остановите! Я приехала!
И женщина бросилась к машине, закричала,
• Зачем Вы одна на улицу вышли фрау Кох?
Беззаботно улыбаясь, старуха пояснила,
• Мне надоели твои протёртые супы Линда! Я купила себе котлету! - повернулась к Эльке, - Ты умница! За тему «Географические координаты» ставлю тебе отлично, и пересядь за другой стол. Он от зависти, наверное, на тебя кричит!
Помахав им рукой, фрау Кох пошла по улице, Линда, извиняясь, пояснила,
• Она учительницей работала. Ей сейчас весь мир, одним большим классом кажется, - и побежала за своей подопечной.

Напарник, как-то очень подозрительно шмыгнула носом, видимо обиделась, и Юргену стало стыдно.
Стараясь загладить свою вину, только, чтобы что-то сказать, сообщил,
• А я первый нулевой меридиан в Париже видел, его потом в Гринвичскую обсерваторию перенесли...
Элька дёрнула головой, отгоняя мысль о том, что нужно идти к начальнику, просить другого напарника: даже не потому, что он злой хам, а потому что рядом с ним... -  резко бросила,
• Первым меридианом, наверное, следует считать отметину в городе Марбах перед домом Тобиаса Майера.
Остановив машину, Юрген всем корпусом развернулся к девчонке,
• Не понял!?! В Марбахе родился Шиллер!  - она сказала,
• И Тобиас Йоган Майер астроном, который составил весьма точные таблицы для определения долгот на море. Там его дом-музей есть.
Подумал: Сто раз по дороге к родным Сабины городок этот проезжал, о том, что там астроном какой-то жил, понятия не имел... - и опять разозлился: Ходячая энциклопедия! - без разгона надавил на газ, врываясь в поток машин на дороге...
От резкого толчка или от его взгляда Элька вжалась в сидение, прикрыла глаза. Совсем не так представляла она себе работу в полиции... Расследования, погони, задержание и напарник – человек, которому доверяешь.

Среда! Завтра выходной. Потом три дня отработать, и понедельник. В понедельник господин Фишбах на работу выходит!
Райх в основном сам сидел за рулём, иногда коротко бросал,
• Смени меня!
За всё время, после того разговора о меридианах кроме,
• Здравствуй Эль - Ка! – и этого, - Смени меня! – ни разу даже слова не сказал, и смотрит всё время в сторону, как будто на неё и посмотреть противно.
Не очень то и нужно, только сам говорил,
• Надеюсь, ты понимаешь, что наша работа опасна и любая небрежность может стоить тебе или напарнику жизни.
Она всё понимает, только он не понимает, что при таком отношении от обиды и своя жизнь не мила, и о нём думать не хочется...
Вот и сегодня буркнул,
• Привет! –  как будто одолжение большое сделал.
Правда потом, когда она в машину садилась, одну из гримас своих состроил, то ли улыбнулся одними губами, то ли про себя выругался, но глаза сегодня совсем не красные и лицо вроде не такое хмурое.
Элька краем глаза изучала напарника. Ей казалось, что она делает это совсем незаметно, но Райх чувствовал её взгляд. Чёрные глаза следили за каждым его движением и в них он, кажется, давно забывший, разучившийся читать загадки женских глаз, без труда, как на огромном рекламном плакате, различал нежность, и что-то ещё волнующее непонятное в самой глубине.

Давно, до женитьбы его хотели, видимо любили, Сабина всегда, до того дня, воспоминания о котором ещё приносят боль, смотрела на него снисходительно ласково, как на свою расшалившуюся кошку Тапси, но так на него точно не смотрел никто и никогда. Может быть, просто устал, а может быть, из-за этого взгляда, он вчера уснул, как только голова коснулась подушки, проспал почти одиннадцать часов, и сегодня утром кофе показался каким-то необычно ароматным, бутерброд вкусным и ветерок приветливо-нежным.   
Примерно час ехали молча. Он уверенно вёл машину, она смотрела по сторонам.
Возле входа в супермаркет собралась довольно большая толпа, намётанный взгляд опытного полицейского определил: Любопытствующие! Наверное, ничего страшного. Слишком спокойно стоят, - и, не желая разговаривать, Элька легко дёрнула Райха за рукав.
Развернув машину, он, подъехал, и люди, как по команде расступились, давая дорогу стражам порядка.

Ещё не рассмотрев женщину, прижавшуюся к колонне в тени портика ведущего к входу в большой магазин, Элька услышала причитания,   
• Андрийку! Хлопчыку мий! – на знакомом, понятном украинском языке, спросила по-русски,
• Что случилось? – не дождавшись вразумительного ответа, взяла женщину за руку чуть выше локтя, увлекая в сторону от прибывающих зевак, тихо, но твёрдо пояснила, - Если Вы не успокоитесь, мы не сможем Вам помочь! –вклиниваясь в продолжающиеся рыдания, прикрикнула, - Ну тогда я ухожу!!! – и женщина испуганно дёрнула головой, всхлипывая, стала объяснять.
• Муж бизнесмен. Приехал в Германию по делам. Взял с собой меня и младшенького - Андрейку. Вчера муж уехал с партнёром в Мюнхен. Он знает немецкий, а я только в школе учила. Утром мы пошли с сыном гулять, зашли в этот магазин и я только на минутку отвернулась, посмотреть кофточки, а мальчик исчез. Долго бегала по магазину, искала, звала. Меня никто не понимает, и я не понимаю, что говорят… 
Обернувшись к Райху, Элька в двух словах пояснила проблему, не задумываясь, о том, что он старший, скомандовала,
• Записывайте! - и начала опрос, переводя на немецкий язык, - Мальчик, семь лет. Рост примерно метр, худощавый, блондин, глаза карие. Одет в белую футболку с картинкой Микки Маус и синие шорты.
Почесав затылок, Юрген бросил,
• Я, кажется, знаю! - вошел в магазин, и через несколько долгих минут вернулся, легко неся на руках притворно-слезливым голосом оправдывающегося, 
• Я ничого не зробыв!!! Я тилькы дывывся!!! *– мальчишку, молча передал ребенка подбежавшей матери, увернувшись от её руки, проследовал к машине.

* Я ничого не зробыв!!! Я тилькы дывывся!!! (укр.) – Я ничего не сделал, Я только смотрел!

Элька бы ещё час слушала первую в статусе полицейского благодарственную речь в свой адрес, но поток слов прервал требовательный звук клаксона, и она извинилась, побежала к автомобилю, усаживаясь, спросила,
• Где Вы его нашли? – услышав,
• Там большой кондитерский отдел за лифтом! Налево и по лесенкам! – как-то очень нежно сказала,
• Зоркий... - и Райх не понял о мальчике или о нём, поинтересовался,
• На каком языке ты с ней говорила?
• Она по-украински, я по-русски. Я по-украински всё понимаю, но говорю плохо.
• Украинский – это диалект?
• Нет, язык государства Украина!
• Ну, да! Оранжевая революция!
Стараясь сообразить, что ещё может знать об Украине немецкий полицейский, Элька напомнила,
• Братья Кличко, футболист Шевченко, - и любитель бокса и футбола, развернулся к ней всем корпусом,
• Там все такие здоровые?
• К сожалению не все...
Поддавшись искушению подразнить девчонку, он сделал вид, что забыл давний разговор, спросил,
• Ты откуда знаешь? – заметил, надувшиеся от обиды сочные губы, подавил довольную улыбку: Сработало! - прослушав информацию,
• Мы переселенцы из Украины! – развлекаясь, бросил,
• Я думал все переселенцы из Сибири!
Элька пробурчала,
• Мама в Сибири родилась, а потом папа приехал, её к себе на Украину увёз, - демонстративно отвернулась к окну, показывая, что этот допрос ей уже порядком надоел.

За эту неделю, она настроилась, привыкла играть в «Молчанку», подчиняться приказам, принимать как должное раздражённый голос, неодобрительные взгляды. Только сегодня с самого утра почувствовала, что у него почему-то изменилось настроение. Даже улыбнулся два раза, но как обычно одними губами, и, наверное, поэтому ей не хотелось, было тяжело с ним разговаривать, только Райх не отставал, загибая пальцы, перечислил,
• Немецкий, русский, украинский, - она не удержалась, похвасталась,
• Английский,– скромно добавила, - французский... немножко, – и он иронически улыбнулся,
• Первый раз разговариваю с полиглотом!
Сама не поняла, почему опять обиделась, не сдержалась, крикнула,
• Можете не разговаривать!
И Юрген понял, что не позволит ей прервать разговор.

Он привык молчать, обдавая холодом напарников пробующих завести пустопорожнюю беседу, но сейчас, не понимая зачем, не собирался останавливаться, впервые за последнее время, развлекаясь беседой со строптивой девчонкой, спросил,
• Папа с Украины? Почему в Сибири оказался? – не дождавшись ответа, изобразил невежду, - Его туда Сталин сослал? – и обрадовался, когда она, менторским тоном, как учитель в классе, разъяснила,
• Сталин умер в пятьдесят третьем, а папа только через десять лет в шестьдесят третьем году родился! Его не сослали, послали с рекламацией разбираться, - размышляя, стоит ли продолжать разговор, подумала: Ничего не понимает! - и снизошла, - Это маминых родителей Сталин в Сибирь из Украины выслал!
Райх удивлённо поднял бровь,
• За что?
Элька сказала,
• Деда, за то, что немец, а прадеда и бабушку... Это длинная история... – уже отвернулась к окну, но он приказал,
• Расскажи.

И она не смогла отказаться, подчинилась просительной нотке прорвавшейся сквозь, как всегда, грозный рокот... начала издалека,
• Больше двухсот лет назад русская царица Екатерина Вторая, до брака немецкая принцесса Фике приказала земли у Черного моря от Турецкого султаната освободить, город-порт построить.
Среди прочих народов, лучшей доли искавших, соотечественников жить в причерноморские степи пригласила, а земля там, как масло, жирная, сочная и тепло, что не посадишь, всё вырастет. Люди общинами селились.
Сёла украинские, болгарские, немецкие, молдавские, еврейские, гагаузские, как грибы после дождя вокруг города выросли. Прадед, отец деда сирота, с детства на чужих людей батрачил, в армии Котовского за Советскую власть воевал. Его сразу в комсомол, потом в партию приняли, когда с войны возвратился, в милицию работать послали. В городе тогда много бандитов было, прадеда, за месяц до рождения первенца, в какой-то перестрелке убили. Прабабушка к своим родителям в деревню Люстдорф * возвратилась, сына родила. Эта деревня давно вошла в городскую черту, только название района напоминает о том, что когда-то здесь жили немцы, и жили, видимо неплохо. Без всякой ономастики * разобраться можно. Дед говорит, что даже печать колхоза на русском и немецком языках была. Школу окончил, потом курсы трактористов, женился, в партию поступил. А потом началась война, и вся радость на всех ста языках, на которых жители города и близлежащих сёл говорили ушла, в один миг. Деда в армию не взяли, потому что он с детства хромал, в ополчение, потому что немец. Фашисты придут, расстреляют, за то, что коммунист. Свой среди чужих, чужой среди своих!
Она замолчала, задумалась. Юрген прикрикнул,
• Дальше! – снизил тон, - Очень интересно... 
Элька вздохнула,
• Другой прадед, мамин дедушка капитаном был, на своём сухогрузе в один из последних дней обороны города раненых вывозил, прабабушка военврач единственную дочь, мою бабушку, тайком от мужа на корабль провела. Как раз в районе деревни Люстдорф «юнкерсы» налетели, не обращая внимания на белый флаг с красным крестом, бомбить стали! Капитан почти лопнувшее пополам судно еле до мелководья довёл, всех, кто идти мог, в катакомбы повёл, по дороге деда с женой встретил. Уж не знаю, как, только умолил дед, чтобы и их в партизанский отряд взяли. Первая жена дедушки, жене прадеда раненых выхаживать помогала, а дед переводил, оружие трофейное чинил, бомбы делал, он на все руки мастер, потом, когда доверили, с оружием воевал.
Советские войска пришли. Недолго радовались. Дядя Фёдор только родился, стали всех немцев, которые на оккупированных территориях оставались без разбора на поселение высылать.
Деда с женой и новорожденным сыном прадед, начальник партизанского отряда отстоять хотел, в обком партии пошёл, а его с семьёй, вместе с ними в одном эшелоне, в вагонах для скота в Сибирь отправили. По дороге половина народа от голода, от болезней вымерла, возле каждой шпалы памятник ставить можно.
Первая жена дедушки и прабабушка тоже умерли, и остались два вдовца, один с дочерью десяти лет, второй с маленьким сыном. Друг друга, как могли, поддерживали, последним куском хлеба делились...
В лесу жили, норы себе, как звери рыли, в одежде все вместе на земляном полу спали, дыханием своим берлогу согревали, лес валили, пни корчевали, охотились, вместо чая, чтобы зубы от цинги не выпали, хвою сосновую в воде на кострах варили, огонь, как первобытные люди, берегли.
Потом дом себе один на две семьи построили. Дед дочь друга, не без оснований, ребёнком считал, пряники, конфеты ей из города за то, что с сыном его возиться, привозил, ничего не видел, а дядя Фёдор в свои полтора года понял, первое слово двенадцатилетней девчонке,
• Мама, - сказал.

Можно было бы, и остановиться, только Элька сама рассказом увлеклась, продолжила,
• Посёлок построили, всякий люд понаехал. Одни соседям, чем могли, помогали, другие доносы товарищу Сталину на тех, кто на судьбу ропщет, на тех, кто власть ругает, на тех, кто свой язык не забыл, писали...
Не только немцы, все ссыльные только по-русски говорить стали, а бабушка для любимого немецкий язык выучила.
Дед в тракторной бригаде машины чинил, завидным женихом стал, молодые женщины, мужей, женихов с войны не дождавшиеся, вокруг него так и вились. А он вечером, после работы домой придёт, за стол сядет, пока обедает, как бы невзначай, всех женихов в посёлке перечислит, разозлиться, когда уже не девчонка, девушка семнадцати лет засмеётся, по-немецки,
• Ich liebe dich. Ich mag dich. Glaub mir nicht. Ich hasse dich! *– скажет.
• Бабушка до сих пор смеётся, изображает, какое у деда выражение лица было, когда она ему предложение сделала,
• Я из-за тебя в старых девах остаться не хочу. Мне уже двадцать лет, не девочка! К свадьбе готовься! – приказала, как он на весь посёлок, что старый уже кричал, а потом, – покраснела, -  ей до самой зорьки спать не давал...
• Война, эшелон, холода сибирские даром не прошли. За шесть лет пятерых деток похоронили, а мама выжила. Школу окончила, посёлок уже вырос, городком стал. Машиностроительный завод, большой кинотеатр построили, памятник Ленину на площади поставили, техникум и педагогическое училище открыли. Она в это училище поступила, а тут папу на завод в командировку прислали. Они в автобусе познакомились. Три дня встречались, два года переписывались, а потом папа приехал, маму к себе из Сибири на Украину увёз.
Мне уже восемь лет было, когда старики дом в Сибири продали, к нам жить переехали, моим воспитанием занялись. Если хотели разбитую коленку мне йодом намазать, санкциями за отказ уроки учить или тёплую куртку одеть, пригрозить, между собой по-немецки советовались, вот я их немецкого языка и нахваталась, здесь с трудом переучилась. Оказалось, что они совсем не правильно на немецком языке говорят... – подытожила, - Мама в детском саду воспитательницей работала, папа инженером на заводе... В общем, жили, как все... 

Райх требовательно спросил,
• А почему уехали?
И она пояснила,
• Свободу дали! – подумала, постаралась объяснить, - Я очень зефир в шоколаде люблю. Это сласть такая, здесь только в русском магазине продаётся... - пообещала, - Я Вас когда-нибудь угощу!
Он опять остановил машину у светофора. Они одновременно повернулись, встретились глазами, и, как по команде, быстро уставились в ветровое стекло.
Элька сказала,
• Так вот! – и голос у неё почему-то предательски дрогнул, - Мне лет пять, было, мама две коробочки зефира этого принесла, а я сама всё съела. Как мне тогда плохо было!!! Так и свобода! Сначала обрадовались, а потом оказалось для одних вседозволенность, а для других... до тошноты невмоготу стало...
Юрген припарковал автомобиль возле какого-то длинного забора, не удержался, взял её за подбородок, рассматривая.
Пожал плечами,
• Обычная девчонка! А оказывается и полиглот, и историк, и в какой-то мере философ...
Он откровенно шутил, даже впервые улыбнулся, не скривил губы, улыбнулся глазами по-настоящему, и от этой улыбки ей стало так хорошо, как будто за отличную службу в приказе отметили...

* Люстдорф (нем). – Весёлая деревня.

* Ономастика – раздел лексики, изучающий собственные имена.

* Ich liebe dich. Ich mag dich. Glaub mir nicht. Ich hasse dich! (нем). – Я люблю тебя! Ты мне нравишься! Не верь мне. Я ненавижу тебя!

Сон снова бежал прочь, но сегодня Юрген легко переключился с опостылевших мыслей о Сабине, на заинтересовавшую его тему.
Как всякий нормальный человек, он ненавидел фашизм, принесший столько горя народам Европы, позор его родной стране.
Столько лет прошло, но и сегодня старик, где-нибудь в Париже испуганно обернётся, услышав немецкую речь! 
Только, как всё в этой жизни порой запутано! Немец против немцев в партизанском отряде воевал, потому что немцы бы немца, за то, что он коммунистом был, расстреляли. Мозги набекрень свернуть можно! Хотя чему удивляться? Фашисты и здесь в Германии всех коммунистов перебили.
И всё-таки странные люди. Ни немцы, ни русские...
Друг деда Карл Шаде говорит, что они там, в Советском Союзе все ассимилировались, русскими стали: имена, язык, культуру, традиции русские приняли. Вроде осуждает, а рассказывать начнёт, в свои девяносто два года до сих пор не своей вины, не он решал, чужие приказы исполнял, стыдиться...
• В лагере для военнопленных совсем плохо было, и голодали, и вши заедали, и между собой собачились, и конвоиры от злости, от ненависти скалились, казалось, сейчас загрызут, только когда их войска в Германию вошли, добрее стали. На мне форма за два года в бараке  в тряпьё превратилась, на локтях, на коленках через нитки голое тело просвечивало, на обшлагах кителя, на брюках бахрома висела, подошвы на сапогах все в дырках. В марте сорок пятого новую партию пленных привезли. Наши лётчики ошиблись, десант для поддержки украинских националистов не там сбросили. Один совсем плохой был, парашют у него не раскрылся, дня через два умер. Офицер, не глядя, пальцем в меня ткнул. Доволок я покойника до пустыря, конвоир лопату принёс, яму рыть приказал, когда я работу закончил на его новенькое обмундирование, на мои лохмотья посмотрел,
• Ему там это не понадобиться, а тебе пока живой... Переодевайся! – приказал.
• Меня свои, за то, что офицерское рваньё на солдатскую форму поменял, чуть не прибили.   
Война окончилась, в эшелоны нас погрузили, в Сибирь повезли. Мне там особенно сапоги на два размера больше очень пригодились. Газеты на ноги намотаю, и мне теплее. И немцы ссыльные офицеров ненавидели, а солдат...
Работаем на лесоповале, подойдёт старушка, вздохнёт,
• Что же ты Фриц такой тощий? - они нас всех Фрицами называли, кусочек хлеба в руку сунет, а мы их...
Дед говорит,
• Мы были солдатами! Мы исполняли приказ!
Дядя Карл кричит,
Солдатами!?! Разве мы с тобой их санитарные поезда с красным крестом не бомбили!?! Только ты под крылом своего «Юнкерса» точки движущиеся на земле видел, а я...
Сталин туда, в Сибирь и своих людей со всей страны сослал. Немцы испокон веку в России проживавшие, крымские татары, чеченцы, ингуши. Семьями, со стариками, с маленькими детьми в тайге жили. А в лагерях враги народа! Офицеры, солдаты, которые в плену были. Инженеры и учителя, священники, артисты и учёные всех национальностей. Все вместе деревья валили, ветки топорами обрубали, в кострах сжигали, а безграмотный мужик всеми нами командовал! Земля холодная, за зиму, кажется, до самого центра промерзает, по малой нужде, струя сосулькой на снег падает, а они к костру погреться подойдут, положение в стране, которая их в рабочий скот превратила, обсуждают.
Кормили, как своих осуждённых, не разжиреешь, но выжил и профессор-ботаник из Москвы, которого за то, что картошку с помидором скрещивать отказался, сослали, всех, и нас военнопленных тоже, учил хвою, кору с деревьев спиленных жевать, чтобы цингой не заболели. Главная проблема табак. Я листья прелые сушил, одну трубку в день себе набивал.
Зимой сорок шестого сижу после работы возле барака, трубку пустую сосу. Солдатик подошёл. Пьяный, пьяный... Мальчик, а голова седая, слёзы в глазах и орден на груди. Бросил мне на колени пачку махорки,
• Кури Фриц! Отца моего Сергея Лунина вспоминай! Мамка у нас при родах умерла, он меня вынянчил, вырастил, а твой Гитлер его в аккурат, два года назад под Краковом убил...
• И ушёл, больше ничего не сказал! А я, столько лет прошло, не поверите, мимо кирхи прохожу, первым делом не молитву, которой меня бабушка в детстве учила, имя Сергей Лунин вспоминаю, глаза этого седого мальчика до сих пор забыть не могу!

Дед обязательно вставляет,
• Ты идеалист Карл!
Господин Шаде улыбается,
• А какие там женщины!!! - сказав, «женщины», он закатывает глаза, причмокивает губами, и мужской компании становиться ясно, что ему сибирячки не только визуально знакомы, - Крепкие, никакой работы не боятся, весной, вместо лошадей в плуг впрягались, землю засевали. У каждой свой огород, хозяйство, дети, а вечером выйдут на улицу, запоют. Голоса чистые, звонкие, кажется, всю душу выворачивают. 
Дед обзывает друга коммунистом, дядя Карл отвечает,
• Тебе их не понять!!! Они, как их земля, снег ещё лежит, а на проталинах маленькие, беленькие цветочки на тоненьких ножках прорастают... 
Ему виднее! Его самолёт в самом начале сорок третьего сбили, почти пять лет в плену был, до сих пор русские слова помнит, особенно те, что и сейчас переселенцы из России приехавшие, для связки слов в предложении всё время употребляют.
Юрген несколько слов и одно короткое предложение, немецкими буквами, как смог, записал, перевести попросил. Дядя Карл ему перевод на ухо прошептал. Оно и понятно, такое вслух не скажешь!!! А они...
Как девочка интересно сказала,
• Свой среди чужих, чужой среди своих...
Это, наверное, во сто раз страшнее, чем чужим для чужих на войне быть...
Размышляя  о том, сколько все эти «исты» горя своим народам принесли, Юрген решил, что ему ближе всех конечно пацифисты, улыбнулся: Пацифист с пистолетом! – подумал: Кто-то должен порядок, закон в стране защищать! - и уснул, о бывшей жене, о бывшем напарнике даже не вспомнил.

В пятницу вечером, Элька  нашла на своём столе график дежурств, удивилась: «Старший патруля – Юрген Райх», поискала глазами. Фамилия Фишбах стояла в середине списка и рядом «Напарник Кнопп». Значит, Лизе повезло! Начальник Патрульной службы, возвратившегося из отпуска полицейского на дежурство с нею посылает. Хотела пойти к шефу, напомнить, вспомнила, как Райх её рассказ слушал, как улыбнулся, и передумала: Приказы не обсуждают!!!   
Прошла ещё неделя. Он почти всё время молчал, угрюмо глядя на дорогу, а, передав ей руль, внимательно смотрел по сторонам, иногда устало прикрывал глаза, избегая её взглядов. Уже чисто механически фиксируя изменения в обстановке на знакомом участке, Элька старалась понять, почему ей всё труднее работать с Райхом: Я его не боюсь, это точно! Молчит! И хорошо, что  молчит, не допрашивает, не ругается! - подумала: Просто противный тип!!! - и вынуждена была признаться себе, что не может сказать, что он ей противен. Только когда он искоса смотрит на неё, когда просто сидит рядом её охватывает странное возбуждение.

Чтобы отвлечься от почему-то скользкой, опасной темы достала из рюкзака термос, налила в крышку-стакан кофе, и вдруг услышала приказ,
• Подожди! - он повернул машину, въехал на стоянку, распорядился, - Пей!
Не хотела пить горячее: Но приказы старшего патруля тоже не обсуждают! - обжигаясь, глотнула, вздохнула, остужая рот, а он повернулся к ней лицом, забрав стакан, допил кофе, прищурясь, спросил,
• Ты что ведьма? Когда ты пьёшь, я просто умираю от жажды…
Элька взяла его руку со стаканом, долила кофе. От прикосновения к его горячим пальцам ей почему-то стало совсем не по себе, но смолчать, не ответить на почти обвинение, она не могла, повысила голос,
• Ещё не известно кто ведьма! В России говорят, что тот, кто пьёт вторым, узнает мысли того, кто пил раньше!
• Тогда пей! - распорядился он.
Она снова прикоснулась губами к стакану, но исполнить приказ не успела. Райх быстро забрал маленький металлический цилиндр, сделал глоток, ухмыльнулся,
• Почему мне так не повезло? - ещё глоток, - У всех напарники нормальные люди, а у меня этот грубиян! - ещё глоток, - Мне коллеги уже уши прожужжали о его проблемах, но я же не виновата… - Райх допил, сунул ей в руки стакан.
И ей вдруг стало, очень жаль: Себя? Его?

Торопливо сказала,
• Нет! Нет Юрген! Не нужно так! Я так не думаю! – схватив большую сильную, нервно постукивающую по баранке руля кисть, сжала двумя ладошками.
Он неопределённо пробурчал,
• Ну, да... – про себя подумал: Женские штучки!  - пристально посмотрел ей в глаза, увидел слезинку, одиноко бегущую по красной щеке, хрипло попросил,
• Не плачь девочка…
Юрген растерялся, кажется, не из-за этой слёзинки, смутился хриплой нежности своего голоса, не знал, что говорить, помотал головой, задумчиво почесал затылок. Элька достала из рюкзака платок, вытерла глаза, а он погладил её щеку, осуждающе просмотрел на свою ладонь, пожал плечами и, засунув руки в карманы, откинулся на сидении, закрыл глаза.

Она понимала, что ведет себя неприлично, но не могла оторвать взгляд от его лица.
Высокий лоб в обрамлении черных волос, прямые широкие брови, чуть припухшие, веки, чёрные ресницы, правильной формы нос, чувственные губы: верхняя уже, а нижняя, как будто перерезанная по центру тонкой полосой, подбородок с симпатичной ямочкой. Не искажённое злобой, мужественное лицо. 
Райх открыл глаза, поймал её влюблённый взгляд, и от этого взгляда или из-за румянца, быстро покрывающего её щёки, ощутил давно забытую, мальчишескую бесшабашность. Он слышал этот вопрос в каком-то фильме или прочёл в книге, или просто захотел, чтобы всё, что он разглядел в этом нежном взгляде, она сказала вслух, улыбнулся,
• Я нравлюсь тебе девочка? Я красивый? – она ответила,
• Да! Очень… - потупилась, прикусила язык, и, понимая, что это безжалостно он всё же, не смог удержаться спросил,
• Ты всегда говоришь правду?
Раздраженно прошептав,
• Во всяком случае, стараюсь не врать! - Элька, опустив голову, отчаянно ругала себя.
Я не должна была так говорить!!! И, кому? Мужчине, который хочет напарника «Кого-нибудь среднего рода», который презирает женщин. Фу как стыдно!!!

Легко прочитав её мысли без всякого кофе, Райх смущённо хмыкнул: Я просто развлекался, а она...  - не удержался, извиняясь, прикоснулся губами к её виску, попросил,
• Налей мне ещё кофе и садись за руль, глаза устали…
Она вела машину по патрулируемому участку, пристально глядя по сторонам. На улицах тихо. Диспетчерская молчит...  с неизвестно откуда свалившейся нежностью, подумала: Пусть поспит...
Юрген не спал, думал. За год боль притупилась, как пуля, застрявшая возле самого сердца, обросла капсулой, только эта капсула покрыла его целиком, отгородила от всего, что может принести новую боль, и вот, несколько минут назад он почувствовал нечто совсем другое, непонятное, неконтролируемое, нежное...
Эта девочка с маленькой слезинкой на щеке... - про себя повторил: Девочка, - попытался убедить себя, что воспринимает её не как женщину, как ребёнка, отгоняя мысль, что лжёт себе, ещё раз пожал плечами и неожиданно крепко уснул.

Ровно час. Время обеда. Остановиться, передохнуть, но если остановиться, он может проснуться. Элька свернула с оживленной улицы и медленно въехала на узкую улочку старых одно-двухэтажных домов, построенных в традиции средневековой, западной Европы. На белых стенах, тёмные, деревянные брусья каркаса – фахверки причудливый орнамент нарисовали. Маленькие участки земли. Через кружевные ворота яркие пятна первых цветов на клумбах, белые и розовые в цвету фруктовые деревья видны.
Вишня уже цветет, а яблонька только показала первые клейкие листочки. Яблонька хитрая, не зацветёт, пока не пройдут холода, но уж если зацвела, значит, будет тепло… Ничего нет красивее цветущей яблони. Маленькие, снежно-белые чаши лепестков собрались в соцветия, среди нежно-салатной листвы, розовые донышки под тёплым ветерком стыдливо показывают.
На перекрёстке дорогу пересёк тяжёлый грузовик с прицепом. Он так отчаянно грохотал всеми своими металлическими частями. Какая досада!
Райх пошевелился, открыл глаза, потянулся всем телом, моментально оценив обстановку прорычал,
• Почему не на маршруте?
• Обед…
• Почему не обедаешь? – он улыбнулся, и у Эльки перехватило дыхание,
• Здесь так красиво, тихо…
Юрген ехидно констатировал,
• И ты на диете!
Она, как всегда разозлилась, упрямо дёрнула подбородком,
• Нет! В рюкзаке бутерброды и яблоки.
• А меня высади возле кафе! – приказал Райх, как-то удивлённо проинформировал, - Я хочу, есть! - посмотрел на часы, и выругался, - Десять минут, уже не успею!
Элька покраснела, но решительно вскинула голову,
• Послушайте, это я виновата! Я должна была Вас разбудить! И потом … - опустила глаза, - это просто бутерброды, мама приготовила много… Они маленькие их можно есть даже на маршруте! - замолчала, преодолевая смущение, - И потом … потом… Вы...
• Потом я, что!?! – притворно грозно спросил он,
• Остановитесь возле магазина, и я куплю себе клубничное мороженое. Всего один шарик, - выдохнула она, - Я его так люблю!
От того, как она произнесла это «так люблю» возникло странное, неконтролируемое чувство тревоги. Райх подозрительно посмотрел на сжавшуюся от смущения девочку, прогоняя немотивированный страх, захохотал весело, от всей души, нагнув голову, поцеловал руку, лежащую на руле, простонал,
• Детёныш... Ладно, поехали на стоянку есть твои  бутерброды…

Зацвели яблони, пришла настоящая весна. Элька с удовольствием ходила на работу. Это конечно не криминальный отдел, но и здесь много интересного. Юрген почти всё время молчал, только это было уже совсем другое молчание, не враждебное, чуть с высоты возраста и опыта, но доброжелательное, и она говорила за двоих, рассказывала о новых фильмах и книгах, о том, как живут в Украине,
• В портовом городе, в котором я родилась, без всякой карты по названиям улиц страны Европы изучить можно: Французская, Итальянская, Польская, Греческая, Албанская, Молдавская... И немцев там когда-то, пока их «отец народов» в Казахстан, в Сибирь не сослал, жило много. Они себе кирху построили, а во время войны её разбомбили.
Потом здание восстановили и использовали, как первый ретранслятор телевизионных передач, установив на крыше антенны, пока пожар не произошёл.
Я никогда эту кирху в нормальном состоянии не видела, только сохранившуюся, обгоревшую кирпичную кладку без крыши. Сейчас и служитель, и прихожане появились, даже деньги на восстановление здания собрали, а Всевышний осквернённый людьми храм не принимает, то опять пожар, то доски украли, никак достроить не могут.
Райх спросил,
• Ты в Бога веришь? – и она попыталась объяснить,
• В СССР семьдесят три года веру, как зло, искореняли, а потом вдруг за один год все такими религиозными стали. Начальники все на своих местах остались, в церкви которые они только недавно закрывали, в склады и спортзалы превращали, со свечками пришли, и попы, которых эти начальники ещё вчера травили, порождением тёмного прошлого называли, сразу о надругательстве над своей верой забыли, кланяются, бывших идеологических противников ублажают... противно...
Только это всё люди, а Бог, вера, это совсем другое! - улыбнулась, - Вам, когда плохо, Вы же тоже: Господи помоги! -  просите.
Юрген прошептал,
• Забыл уже, когда просил... Зря, наверное... – но спросил о другом, - Слова умные «надругательство над верой», «идеологические противники» знаешь! Читаешь много? – когда она кивнула, прокомментировал, - Сейчас это редкость! Молодёжь больше на дискотеках пляшет, телевизор смотрит, в компьютере, в Интернете копается...
Элька прикрикнула,
• Не обобщайте! Что за привычка молодых ругать? – подумала и объяснила, - И в Интернете есть, что почитать, и не все только телевизор смотрят! – улыбнулась, - И танцы, чем не спорт? Каждый выбирает для себя то, что ему интересно...
Пробурчав,
• Детёныш... – он замолчал, прервал разговор... уже не мог злиться на неё, впустил в свою капсулу смешную, нелепую девчонку, стеснительную и самоуверенную, весёлую и страшно начитанную.

Чуть заметной, улыбкой, взглядом он поощрял её, и она рассказывала ему смешные истории об эмигрантах,
• Родители на курсах немецкого языка учились. Одна соученица  на первом уроке на вопрос учителя,
• Wie hei;en Sie?
• Ich Schei;e Lida! *– ответила.
или,
• Мамина знакомая по-немецки плохо говорит, слова «Kaninchen»* вообще не знает, кролика, который у её соседки живёт «Hase»* называет.
Вышла недавно на балкон, с соседкой, которая на своём балконе цветы поливала, поздоровалась, решила о зайчике спросить, а слово перепутала,
• Wo ist ihre Nase?  *– сказала,
• Соседка, удивляясь, подняла бровь, потом сообразила,
• Er schl;ft! * - ответила...
переводила с русского на немецкий язык анекдоты,
• На курорте, в ресторане русский миллионер хвастается, случайному соседу,
• Мне друзья на день рождения барабан Страдивари подарили! – услышав,
• Страдивари делал скрипки! – поясняет,
• Это он для дураков делал скрипки, а для «крутых» барабаны!
не скрывала удовольствие, когда он смеялся, отвлекаясь от своих мыслей.

* Wie hei;en Sie? (нем.) – Как Вас зовут?
Ich Schei;e Lida! - Я дерьмо Лида!

* Kaninchen (нем.) – кролик, Hase – заяц.
Wo ist ihre Nase?  - где Ваш нос?
Er schl;ft! – он спит.

У девочки на всё было своё «особое мнение», она всегда была готова отстаивать свои убеждения, доказывать, используя в споре, интересные высказывания, и ему нравилось дразнить её.
Страстная любительница детективов произнеся,
• В рассказе «Золотой жук»... – или – Арчи Гудвин в такой ситуации... - целую минуту удивлённо смотрела на «дикого человека», который о великих, с её точки зрения, авторах понятия  не имеет. Вон как, недоумевая, плечами пожал!
И дав ей показать свои познания, прочесть маленькую лекцию с датой и местом рождения писателя, перечислением наиболее известных произведений, процитировать Сименона,
• Человечество делиться на тех, кто любит детективы, и тех, кто это скрывает! - Юрген улыбался,
• Не люблю ужастики. Мне больше других рассказ Эдгара По * «Очки» нравиться. Смешно и поучительно! – или, - Я считаю, что у Стаута *  самый интересный персонаж Ниро Вульф. Соединить причины и следствия, продумать операцию, в работе детектива это главное.

Ярую противницу абстрактного искусства вывести из себя было ещё легче, стоило только, сославшись на два-три произведения какого-нибудь, желательно неизвестного ей художника, обвинить её в отсутствии фантазии, или без всяких ссылок заявить, что, как всякий закостенелый обыватель, она отказывает другим людям в праве высказывать своё мнение так, как им того хочется.
Смущаясь, что забыла автора, девчонка говорила,
• Кажется, Аристотель сказал: «Я не согласен с твоим мнением, но я готов отдать жизнь за то чтобы ты мог его высказать!», - только... Ваши абстракционисты... им сказать нечего, и говорить не умеют!!!
В лучшем случае перепалка заканчивалась грозным утверждением,
• Вы специально меня из себя выводили!!! – за которым следовала улыбка, - А я дура сразу не сообразила...
В худшем, Элька надувалась, отворачивалась к окну, и если обычные средства: дружеский удар по плечу, похлопывание, устроившейся на подлокотнике руки, приказ,
• Не злись Детёныш! - не приносили желаемого результата, Юрген задавал вопрос, конкретный вопрос, на который воспитанная девушка должна ответить.

Убеждённый интернационалист, считающий каждого вне зависимости от разреза глаз, цвета кожи и вероисповедания, кто знает язык, исполняет законы земли, гражданином Германии, исчерпав безопасные темы, которые точно не приведут к новому конфликту, осторожно спрашивал,
• Дед немец. Бабушка?
Не желая вдаваться в подробности,  объяснять, что у бабушки папа украинец, мама гречанка, хотя тоже не на сто процентов и папина родня, не разберёшься... Советский Союз, народы, языки, как на Вавилонской башне за семьдесят три года смешались, Элька бурчала,
• Украинка! – предвосхищая новые вопросы, смеясь, сообщала, - Дядя Фёдор говорит, что я смесь бульдога с носорогом!
И с трудом, скрывая улыбку, он неопределённо пожимал плечами: Маленькая, а хватка, как у бульдога, и напор, настойчивость... может быть... может быть... этот её дядя Фёдор и прав...
В особых случаях, когда вопрос оставался без ответа, Юрген сам начинал рассказывать, занимаясь в университете, он поездил по Европе, подглядывал, как загораются у неё глаза, появляется на губах нежная, мечтательная улыбка.
Элька почти нигде не была. Только: в Баку у папиных родственников, в сибирской Берёзовке, в Париже с родителями, и в Лондоне в восьмом классе.
Их везли по программе учителя, и одноклассникам было совсем неинтересно: А так хочется самой мир посмотреть, - краснела: или вдвоём.

Совсем не собираясь даже себе сознаваться в том, что устраивает словесные дуэли, дразнит девчонку, для того чтобы потом прикоснуться к её руке, иногда, очень редко обнять за плечи, прижаться губами к её виску, на миг ощутить атласную свежесть кожи, вдохнуть, присущий только ей запах, молока, мёда и апельсиновой жевательной резинки, Райх придумывал всё новые поводы для споров, новые пути к заключению мира. 
Он, кажется, уже забыл, что давно в той прошлой жизни, хотел, как родители преподавать в университете, передавать свои знания молодым, а сейчас вдруг вспомнил, даже не вспомнил, просто понял, что это ещё один путь заслужить прощение.
Юрген рассказывал ей о работе, удивляясь, что воспоминания о прошлом, в котором у него был надёжный, опытный напарник, почти не приносят боли, лишь иногда возникающие мысли о предательстве, о незаслуженной обиде, фильтруются влюблённым взглядом чёрных глаз, почти не задевая душу, проходят, как вода через песок.
Элька восторженно произносила,
• И тогда Вы!?! – смотрела на него, как на героя-полицейского из американского боевика, и он не хотел, не мог не оправдать её надежды, хвастался, чуть привирал, как мальчишка.
И очень старался не копаться в своих мотивациях, уверял себя, что рассказы о его подвигах помогут девочке быстрее почувствовать значимость их работы, стать настоящим профессионалом. 
 
* По Эдгар Аллан - американский писатель-романтик, родоначальник детективной литературы. «Убийство на улице Морг», «Золотой жук».
* Стаут Рекс  - американский писатель, создатель серии детективов, в которых два главных персонажа: детектив- мыслитель Ниро Вульф предпочитающий не выходить из дома и мобильный профессионал Арчи Гудвин распутывают сложные преступления.

Лев ехидно оскалил пасть: Влюбилась! Элька хотела соврать и передумала: Что же я и влюбиться не имею права? Взрослая уже! - прикрыла глаза, вспомнила, как Юрген хохотал, когда она в ответ на его уже привычно-горестное,
• Ну, что мне с тобой делать? – посоветовала,
• Купите слона!
Они дежурили сегодня во вторую смену, уже несколько раз объехали свой участок, и он, уступив ей, место за рулём, рассказывал о Марселе, когда Элька резко затормозила. На остановке трамвая, расположенной метрах в двух над мостовой происходило что-то странное. В темноте, в тени прикрывающего скамейку козырька, толком не разглядишь, только маленький человечек со света в тень и обратно, как тряпичная кукла на верёвке мотается.
Одновременно выскочили из машины, преодолевая лесенки, увидели, что человечек не сам трепыхается, его кто-то большой и сильный из стороны в сторону дёргает.
Это была женщина. Высокая, крупная, пожилая женщина накинула длинную ручку своей сумки на плечи тщедушного мужичка, а он, вырывается, освободиться пытается.
Райх приказал,
• Отпустите его! - но женщина не подчинилась, резко перекинула сумку, туже затягивая свой аркан, когда мужчина, сделав ещё одну отчаянную попытку убежать, стянутый ручкой от сумки, как оковами, смирился, затих, сообщила, что он вор, в трамвае у неё из кармана кошелёк вытащил,
• Я сразу заметила, что он ко мне прижимается! Народ на остановке выходить стал, я руку в карман опустила, а кошелька нет. Пока из вагона выскочила, люди в стороны разошлись, а этот в кусты нырнул, через детскую площадку к гаражам побежал. Еле догнала, связала, чтобы улику не выбросил, сюда притащила. Думала, трамвай подъедет, помощи попрошу, не успела, а следующий через двенадцать минут... 
На подозреваемого надели наручники, но потерпевшая, видимо не доверяя полицейскому приспособлению, продержала обидчика на поводке, до официального изъятия кошелька.

Усевшись за руль, стойко продержавшаяся до отъезда коллег Элька, захохотала.
Юрген спросил,
• Что смешного? – и пояснив,
• Вы же смеётесь, когда клоуны в цирке друг друга колотят! – она потупилась, принимая,
• Ну, что мне с тобой делать? - собралась выслушать лекцию,
• Полицейский  в любой ситуации должен... - всегда следующую за этой фразой, но вспомнила детскую хитрость, которой её давно научили близнецы Филипповы: «Если взрослые собираются воспитывать, нужно сказать...» - и она сказала,
• Купите слона!
Удивлённо подняв бровь, Райх бросил,
• Ты о чём? - услышав,
• Все говорят: «Ты о чём?» А Вы купите слона! – пробурчал,
• Не понял...
Она продолжила игру,
• Все говорят: «Не понял»! А Вы купите слона! – и он, наконец, понял, захохотал,
• Разговор переводишь! – потребовал, - Дальше! – после смены, прощаясь, засмеялся, - Все говорят: «До завтра». А ты купи слона!!!
Элька посоветовала плюшевому зверю купить слона, улыбнулась, и увидела во сне зелёные глаза в солнечных искорках смеха...

Возвратясь с работы, Юрген забрал почту из ящика: городская газета, несколько ярких листков рекламы, обещающих скидки, письмо со знакомой монограммой в уголке конверта.
Не спеша расстраиваться, сделал себе бутерброд, заварил чай в большой чашке, пробежал глазами городские новости в газете, включил телевизор, взял конверт, но распечатать не успел. Позвонил Курт.
Четыре года назад семья Сабины приняла жениха очень приветливо. Только её отец и старший брат – конезаводчики, ни о чём, кроме любимых лошадок говорить не умеют. Мама, дочь обнищавших аристократов, из кожи вон лезла, чтобы показать, как облагородили её кровь соки, впрыснутые мужем, а жена брата Сабины сразу заявила, что терпеть не может полицейских, постоянно штрафующих её за нарушение правил парковки.
Из всех родственников, приобретённых при заключении брака, Юрген сдружился только с одним человеком, племянником жены.

Как и положено жениху, он, подавляя зевки, терпеливо слушал информацию будущей родни об улучшении породы лошадей, когда в шикарно обставленную гостиную вбежал мальчишка, театрально щёлкнув каблучками сандалий, представился гостю,
• Курт! – ни к кому персонально не обращаясь, сообщил, что не сможет уснуть, не сыграв партию в шахматы.
Бабушка стала уговаривать внука,
• Ну, что ты моё сокровище. У нас гость!
Но сокровище было непреклонно, и гость, обрадовавшись возможности передохнуть от изучения родословной жеребца-производителя Буцефала, предложил себя в качестве противника.
Уведя Юргена к себе в комнату, Курт быстро расставил фигурки на клетчатой доске, положил на стол возле гостя белые ладью и пешку, возле себя чёрного ферзя противника, сказал,
• Ненавижу шахматы! – хитро осклабился, - Вам же до смерти надоели их разговоры! Почему Вы им не сказали?
Пытаясь оправдаться, Райх заговорил о правилах приличия, но мальчик только неодобрительно покачал головой,
• Скажите честно, что Вы в тётку влюбились! – без перехода сообщил, - Я Вас пожалел, спас от их разговоров, потому что Вы для меня прецедент!
Размышляя о том, что хотел сказать мальчик, Юрген собрался доступно разъяснить ребёнку, значение слова «прецедент», но Курт не спросил, отметил,
• Вы в полиции работаете! Необычная профессия для аристократа! - пояснил, - Я ещё, когда маленьким был, в первом классе учился, решил, что стану артистом цирка! - помолчал, опасаясь нарваться на насмешку, решительно сказал, - Клоуном! – хотя собеседник не возразил, стал убеждать, - Редкая профессия!!! Клоун должен быть и гимнастом, и жонглёром, и эквилибристом, и дрессировщиком! - состроил хитрую рожицу, - Представляете, какой они крик поднимут, когда узнают?
Передразнил родственников,
• Комедиант!!! Фигляр!!! Шут!!!
• Вы, наверное, тоже с детства работать в полиции мечтали, и сумели, своего добились! Значит, есть прецедент! Значит и я смогу!

Юрген не стал разубеждать Курта: Мальчишка в третий класс перешёл. За десять лет, пока гимназию окончит, десять раз мечту сменит!  - возвратившись домой, вспомнил фразу,
• Я ещё, когда маленьким был... – очень смешно прозвучавшую, в устах девятилетнего мальчика.
После свадьбы, Райх, по долгу родства, часто бывал в старом замке, сохранившемся со времён короля Оттона I.*
Собственно пять веков благополучно пережили только старые подземные казематы,* используемые тестем для хранения коллекционных вин. Надземные постройки десятки раз разрушались и горели по воле врагов, осаждающих жилище-крепость, восстанавливались и достраивались, строились и перестраивались всё новыми владельцами, которых роднили общая фамилия, и герб, неизменно восстанавливавшийся над главным входом.
В конце концов, среди полей, садов и виноградников выросло огромное, несуразное строение-каре с внутренним двором, впрочем, очень удобное для светских мероприятий, которые просто обожают устраивать родственники, приглашая гостей, кажется со всей Европы.

Первое время Юргена просто развлекали проделки Курта, и он посмеивался про себя, когда мальчишка очень умело, изображал перед гостями родителей то пай-мальчика из хорошей семьи, то дурачка, то откровенного задиру-хулигана.
Потом они познакомились ближе. На очередном званом балу мальчик, улучив удобный момент, увел своего «прецедента» подальше от общества, рассказал, что посещает школу танцев и секцию спортивной гимнастики.
Два не очень больших любителя шумных развлечений, уединились в саду, говорили о цирке, и Райха поразил уровень знаний о предмете юного собеседника.
А через две недели родители Курта, регулярно приезжавшие в город на вечеринки, которые организовывала, в дедовском доме Сабина, привезли сына с собой.
Юрген подумал: Что делать ребёнку среди взрослых? - и обрадовался, когда понял причину этого посещения. Курт честно сказал, что сам напросился в гости, признался, что приехал к нему.
Они договаривались по телефону заранее, и когда у полицейского был выходной в субботу, пока гости пили коньяк, танцевали и обсуждали поведение очередной светской красавицы, опустившейся до мезальянса,* Райх гулял с племянником жены в парке, ходил в кино, в цирк, и даже одно время, в угоду другу, научился жонглировать двумя ложками. Они давно перешли на «ты», и, получая удовольствие от общения с мальчишкой, Юрген объяснил себе просто: Биологические часы сработали. Тридцать! Время воспитывать детей! Только Сабина об этом даже слушать не хотела...

* Оттон I -  германский король с 936 г. Укрепил королевскую власть, подчинил герцогов. Завоевал Северную и Среднюю Италию. Победил венгров, приостановив их наступление на запад.

* Казематы – подвалы, использовавшиеся для содержания пленных.

* Мезальянс – неравный брак, заключённый лицами разных сословий и (или) с разным достатком.

Поздоровавшись, Курт спросил,
• Ты получил приглашение на мой день рождения? – не дав взрослому другу времени придумать оправдание отказа: Заболел или опасное задание, - попросил, - Не отказывайся. Если ты не приедешь, я от скуки сдохну! Сто человек пригласили, а поговорить не с кем будет! Эта молодёжь из хороших семей! - передразнил,
• Мы на балу у фон Кнохенов по случаю помолвки их дочери танцевали до утра! Жених владелец сети магазинов, но человек не нашего круга!
• И Круэлла де Вин* всем о предках-медалистах своего очередного далматского дога до тошноты хвастаться станет!
Неопределённо хмыкнув: Пока мы женаты были, племянник Сабину тактично «она» называл, - Юрген напомнил, что героиня мультфильма уродлива, а тётя красавица, но Курт не смутился,
• Я не о внешности! Просто она умеет в зависимости от обстоятельств то белый, то чёрный бок своего характера показать!
Уже подросток, через две недели четырнадцать исполнится, не просто день рождения, конфирмация *, начало взрослой жизни, помолчал,
• Ты это... понимаешь... - подбирая слова, произнёс, - Ну... – и решился, - С девушкой приезжай!
Райх честно признался,
• Нет у меня девушки, - и захохотал, услышав,
• Я же тебе не жениться предлагаю! С твоими-то данными самую красивую полицайшу на один вечер завлечь можешь! – смеясь, положил трубку.


* Круэлла де Вин – героиня мультфильма «101 далматинец». Волосы выкрашены  по пробору в чёрный и белый цвета. Мечтала сшить себе шубу, из шкур щенков далматинца.
* Конфирмация (лат. утверждение) - в латинском обряде Католической церкви другое название таинства миропомазания, в ряде протестантских церквей - обряд сознательного исповедания веры. Проводят не раньше достижения сознательного возраста: 13-14 лет.

Видимо не уведомлённые о причинах развода, бывшие родственники не обиделись, регулярно приглашали не только Юргена, его родителей, бабушку с дедушкой на свои праздники, и ему всё это время приходилось врать, изворачиваться. Только на этот раз отказаться неудобно, мальчик просил! Он вспомнил, как Курт сказал: полицайшу!  - принял решение, но уже утром пожалел об этом.
Не вдаваясь в подробности, он сообщил, что друг пригласил на день рождения, напомнил, что напарники должны помогать друг другу, приметил довольную улыбку на сочных губах.
Элька милостиво кивнула,
• Если для Вас это важно, я поеду!
Он спросил,
• У тебя есть вечерний наряд? – и сердце упало, потому что девочка беспечно бросила,
• Мама что-нибудь придумает! – тут же перевела разговор, - А что Вашему другу подарить?
И Райху целых две недели снились бабушки-матрёшки: Чёрт! И не выговоришь!!! - с красными боками, в зелёных, в меленький красный цветочек платках.
Они складывали в ироническую улыбку сочные губы,
• Как моя мама придумала!
Понимая, что это просто абсурд, он просыпался в холодном поту, ругал себя в машине, подъезжая к её дому.

Она, как всегда, была похожа на задиристого мальчишку, только вместо формы, кепка, спортивная куртка, джинсы и сапожки на плоской подошве розовым мехом наружу.
Ещё раз, подумав: Чёрт его знает, что они там, на праздник надевают!!! - Юрген хотел спросить, решил: Неудобно, - и постарался сосредоточиться на припорошенной снегом дороге.
Хозяйка дома проводила их до дверей гостевых спален, извинившись, побежала в холл, встречать новых гостей.
Он уже открыл рот, чтобы спросить, но Элька прошептала,
• Нет времени! Я бы хотела принять душ после дороги.
Переодеваясь, закуривая сигарету, идя к двери, он видел краснобокую матрёшку, постучал... и дверь открыла Герда. Девочка Герда из сказки о Снежной королеве. Волосы, вырвавшиеся из оков головного убора, разметались в, кажется, продуманном беспорядочном порядке. Из косметики только белый снег самые кончики длинных чёрных ресниц запорошил. Ниточка жемчуга на шее, две жемчужины чуть крупнее на мочках ушей. Коротенькое, ярко-красное платьице, расклешённое от груди, в меру открытое, с широкими, колоколом рукавами. Лиф, подол и манжеты отделаны белоснежным, пушистым мехом. Туфельки на малюсеньком каблучке из того же блестящего, переливающегося шёлка, что и платье.
Элька, как всегда, не сумела скрыть свои чувства, целую минуту с восторгом осматривала напарника в непривычном костюме, заботливо отдёрнула его смокинг, делая вид, что поправляет галстук-бабочку, нежно провела ладошкой по его шее, и, отгоняя возникшее желание поцеловать девчонку, Райх приказал,
• Пошли! – улыбнулся, когда она: как взрослая, - взяла его под руку.

Представив свою даму имениннику, Юрген протянул Курту коробочку, в которой под стеклом на чёрном бархате поблескивали золотые часы фирмы «Сейко», чуть отступил, собираясь насладиться произведенным впечатлением, но Элька сделала шаг вперёд, надела на шею мальчику золотую цепочку с грубо обработанным тёмно-зелёным камешком, встала на цыпочки, старательно заталкивая кулон под стянутый галстуком-бабочкой ворот его белой рубахи, прошептала,    
• Это нефрит! Он одно твоё желание исполнит... только самое, самое, если ты очень, очень захочешь.
Уверенный, что друг поверил девчонке: У мальчишки, кажется, от счастья глаза из орбит выскочат! - дивясь доверчивости подростка, Райх, пряча ироническую улыбку, отвернулся, и встретился взглядом с вплывающей в зал Снежной королевой.
В белом, длинном, сверкающем серебром наряде, Сабина была, как всегда царственно величава, божественно прекрасна, моментально приковала к себе взгляды всех мужчин в зале, и, стараясь избежать общей участи, Юрген вспомнил определение Курта «Круэлла де Вин» посмотрел на сопровождающего бывшую жену «далматинца».
Господин был старше своей спутницы минимум на четверть века. Тёмны круги вокруг глаз, глубокие залысины, впалые щёки аскета, но порода... Порода!!! В гордой посадке маленькой головы, в подчёркнуто ровной осанке, в каждом излишне изящном движении. 
Райх собрался отойти в сторону, но Элька очень тихо прокомментировала,
• Какая красавица... – когда Юрген повернул к ней голову, спросила, - Кто она? – и, понимая, что время упущено, Сабина двинулась в сторону именинника, и если сейчас уйти, это будет выглядеть бегством, он раздражённо бросил,
• Моя жена! – увидел не страх, кажется, вселенский ужас в глазах напарника, только разбираться в том, что испугало девчонку, не было ни времени, ни желания.

Чувствуя, как желваки под гладко выбритой кожей заиграли, Юрген напрягся, чуть успокоился от нежного прикосновения. Элька почти нечувствительно сжала его пальцы, снимая, забирая себе его раздражение, и он представился,
• Райх!
Баронский титул, доставшийся от предков, его никогда не интересовал. Как отец, он всегда представлялся коротко «Райх» и только изредка пользовался счётом, открытым дедом, в день рождения единственного внука, в Швейцарском банке. Отца и так в кругах искусствоведов знают, а полицейскому все эти средневековые глупости вообще ни к чему...
Выслушав титул - виконт, три французских имени, двойную фамилию, украшенную приставкой «де», Юрген собрался откланяться, но Сабина опередила его, одарила ехидным комплементом,
• Ты молодеешь на глазах! Оно и понятно, когда рядом почти ребёнок. Надеюсь, ты не нарушаешь закон о совращении несовершеннолетних, милый?
Он не успел придумать, что можно ответить, не нагрубив, вписаться в её шутливый тон. Весело, звонко, кажется, на весь огромный зал, засмеялась Элька, как маленькие золотые монетки на вощёный мрамор пола рассыпала,
• Полиция! Работы много! Погони! Перестрелки! Возраст за нами не поспевает! Это к тем, кто дома сидит, ничего не делает, старость раньше срока приходит!
Она попала в цель: Ох, как попала! - у Сабины пудра на щеках покраснела.

Мужчины перекинулись парой ничего не значащих фраз, на которые никто не ждёт непредсказуемого ответа, и пары разошлись в разные стороны, кажется, надеясь больше не встречаться, во всяком случае, сегодня вечером.
Потеряв где-то своего кавалера, Сабина, как всегда блистала, собрав вокруг себя приличную толпу воздыхателей, она командовала оркестром, меняя партнёров, не пропускала ни один танец, звонко смеялась, разбрасывала лучезарные улыбки, и Юрген совсем позабыл свою даму, прилип глазами к очаровательной покорительнице сердец. Краем глаза заметил в толпе, окружившей танцующую молодёжь, Эльку. Девочка беседовала с Куртом, и подумав: И прекрасно! Один интеллектуальный уровень! - он выбросил напарника из головы.
Сейчас в его голове, в его сердце, кажется, не было места ни для кого, кроме Сабины. Подбираясь к ней поближе, Райх взял с подноса, предложенный официантом бокал с коньяком, потом ещё один, и уже почти достиг желанной цели, когда его поймал за руку дед,
• Ты собираешься с нею помириться?
Юрген не очень вежливо пробурчал,
• Я с нею не сорился!
И старик улыбнулся,
• Ты это хорошо придумал, для именинника девочку привёз! – спросил, - Дочка коллеги? – удивлённо поднял брови, услышав ответ,
• Она моя коллега! Напарник! – намеренно громко пробурчал,
• Куда этот мир катится!?! В наше время общественный порядок мужчины охраняли!!! Откуда сейчас столько непонятно ни мужчин, ни женщин развелось!
И совсем не желающий быть втянутым в дискуссию о неразумной политике сателлита и отколовшихся от него государств, внук, не задумываясь, прошипел,
• Она эмигрантка из России... - заметил, как нервно дёрнулась девочка от ехидной фразы,
• Ну, понятно! Они там, в России только воевать, и умеют! – не смог отказать себе в удовольствии осадить деда,
• Точно! В сорок пятом... – и не окончил фразу, резко бросил на шутливое замечание отца,
• Ты чего это дедушку воспитываешь?
• Если тебе не нравятся картины Брюллова, это совсем не значит, что... – не дослушал возражения,
• Я позволил себе заметить, в своей статье, что Карл Брюллов очень часто использовал одну и ту же модель. Представляешь, что бы стало с Возрождением, если бы все художники только своих избранниц рисовали? - дёрнул скулой.
Совсем не собираясь спорить с отцом о том, что стало бы с искусством эпохи Возрождения, если бы, например Леонардо да Винчи, о котором сплетничают, что он предпочитал однополую любовь, писал бы мадонн с мужскими ликами, он не мог оторвать взгляд от прижавшейся к какому-то юнцу в танце Сабины. Она задорно улыбалась, щурилась от удовольствия, откидывала назад голову, и копна соломенно-золотых волос, украшенных старинной диадемой, колыхалась, приподнималась на поворотах, как фата новобрачной, его новобрачной...

За ужином семье Райх надлежало занять часть правого от входной двери крыла, выставленного в огромное каре праздничного стола, и, понимая, что рядом с дедом девочке будет совсем неуютно, Юрген сделал для неё всё, что мог, быстро поменял карточки местами.
Сабина со своим спутником, как и подобает близким родственникам именинника, заняли места за главным столом, и, любуясь природной грацией движений, изысканными манерами бывшей жены, он забыл обиду и боль, открыл глаза и сердце, принял снисходительно-ласковый взгляд, брошенный ему, только ему.
Сквозь общий шум, недовольный шелест деда поймал кусочек разговора,
• Нет фрау Райх! Мы только друзья! – разозлился, тут же подумал, что если бы она сказала:  Да фрау Райх! – он бы тоже разозлился, и забыл, забыл обо всём...
Бесконечная перемена закусок завершилась бесконечной речью господина из Швейцарии, суть которой сводилась к пожеланиям здоровья и успехов имениннику, и наступила пауза.

Старшие поколения, разбившись на пары, тройки и группы по возрастам и интересам, стали обсуждать различные проблемы, от родов болонки до политики Буша в Иране, молодёжь ушла в холл танцевать, и Юрген встал, как будто, кого-то, разыскивая, пошёл на призывный взгляд холодных серых глаз.
Блестящее белое платье, разметавшиеся по плечам соломенно-золотые волосы мелькнули у входа в хозяйское крыло. Он решил, что она убегает от него, но, по-бычьи наклонив голову, отбиваясь от, желающих побеседовать знакомых, пробивался через огромную столовую, как стулья, обходя препятствия, вышел в просторный коридор, завернул за угол, растерянно огляделся по сторонам, и потеряв надежду, достал из кармана сигареты.
Одна из стен коридора – большая дверь из витражных стёкол, выход на мраморную веранду, построенную, наверное, веке в шестнадцатом. Тогда её пол возвышался над землёй метра на три, и сам огромный балкон, с которого, видимо, открывался обзор на близлежащие поля, откуда наступал противник, служил оборонительным сооружением. Потом к основному зданию пристроили флигель, в котором расположена кухня и проживает прислуга, с другой стороны ещё одно здание. Нынешние хозяева соединили эти два строения забором, отгораживаясь от проложенного правительством земли шоссе. Сейчас на этой прикрытой, опирающейся на колонны крышей, площадке весной, летом, и осенью можно пить кофе, разглядывая верхушки деревьев, колышущиеся за забором, а зимой только покурить, спрятавшись от назойливых знакомых.

Отгораживая собой от ветра, трепетный огонёк зажигалки, Юрген повернулся и увидел Сабину...
Тяжёловесно-помпезная архитектура старинной ротонды ещё больше подчёркивала изящную стройность женской фигурки. Призрачный свет, выглянувшей из-за свинцовых снежных туч Луны, проникая через овальные перекрытия арок, запутался в золотых волосах, просвечивая, при электричестве, казавшуюся плотной ткань её платья, открывая совершенную прелесть чуть согнутой в колене ноги. Беломраморные руки... плечи... почти незаметно приподнимающаяся при дыхании высокая грудь...
Она чуть подрагивала, и, понадеявшись, что это не от холода, Юрген протянул руку, хотел обнять, согреть её на своей груди, но она опередила его, улыбаясь, спросила,
• Ты хочешь, чтобы я вернулась? Ты любишь меня?
Её голос, её улыбка покоряли, манили, обещали блаженство.
Он не сумел солгать, прошептал,
• Да, - и дёрнулся, как от удара, потому что она засмеялась, весело, звонко.
Глядя ему в глаза, жёстко бросила,
• А я тебя не люблю! Никогда не любила. Ты был самым удобным вариантом, и папашке, - перекривила своего отца,
• Девичья честь! Аристократическая кровь! – сказать больше нечего,
• Честь отдана по закону, и кровь вся на простыню стекла.

Нестерпимо захотелось не ответить, ударить по этим желанным губам, рвущимся в стороны от самодовольной улыбки, по этому потрясающе красивому лицу, но он не мог, ничего не мог.
Мозг целиком пропитался мыслью: Она специально заманила меня, чтобы ещё раз унизить! - отказывался дать команду руке, и, видимо,  вдохновлённая мукой, написанной на его лице, Сабина одарила его очаровательной улыбкой, продолжила,
• Йоган «грязнокровка», - она использовала слово из детского фильма о Гарри Потере, но по отношению к любовнику это было мерзко,  противно,  - в мужья не годиться,  но с фантазией. А ты... – ехидно захохотала, - Барон!!! Все подружки от зависти визжали... Только ты правильный, как логарифмическая линейка. С тобой даже в постели скучно!!!
Она давно ушла, а он ещё долго подпирал колонну, не решаясь сдвинуться с места, и в голове было совсем пусто, как в выпитом стакане. Заставил себя вернуться в столовую, стараясь быть подальше от грохочущей музыки, извинился перед отцом,
• Прости! Устал! Нервы! - и, вспомнив, что пришёл с дамой, огляделся.

Когда он встал, Элька, кажется, беседовала с его матерью, но сейчас мама о чём-то говорила с двумя знакомыми, а девочки нигде не было.
Обречёно вздохнув, пошёл на звуки музыки, в распахнутой двери в холл наткнулся на именинника. Курт смотрел в дальний конец декорированного под старинный замок, помещения, по-детски пухлые губы растягивала мечтательная улыбка. Проследив за взглядом друга, Райх обнаружил Эльку возле оркестра, очень нелепо смотревшегося между двух старинных рыцарских доспехов. Девочка что-то сказала дирижеру, тот кивнул, и Юрген не желая ни с кем говорить, собрался спрятаться где-нибудь, покурить, но Курт заметил его, схватил за руку,   
• У вас в полиции все такие девчонки работают? Или для себя выбрал?
Райх выдавил улыбку,
• А ты как думаешь? – и удивился боли в ещё ломком мальчишеском голосе,
• Думаю, что выбрал! Ты всегда красивым девушкам нравишься!
Стараясь отогнать, разрывающую мозг мысль: Я просто удобный вариант! - Юрген снова собрался уйти, не мог, не хотел видеть теперь уже окончательно бывшую жену, но танец, нескончаемая череда подёргиваний и перемещений большой группы лиц, страдающих Пляской святого Витта, под рвущую барабанные перепонки музыку, окончился. Сабина повела десяток восторженных поклонников к одному из, специально расставленных по углам для отдыха, диванов.

Элька негромко произнесла,
• Господа! – когда барабанщик ударил по медной тарелке, и разговоры стихли, продолжила, - В России есть такой обычай «Белый танец», - повысила голос, - Дамы приглашают кавалеров! - улыбнулась руководителю оркестра.
Он взмахнул палочкой, и по старому замку нежно поплыл, звеня скрипками в высоченных потолках залов, постукивая клавесином и чуть слышными ударными по мраморным лестницам, разливаясь по анфиладам комнат фортепиано и виолончелью, вечный и прекрасный Венский вальс.
Девочка побежала на самых носочках маленьких туфелек через холл, и Юрген зашёлся от злости: Мне сейчас только танцев для полного счастья не хватает!!!
Широко открывшая холодные серые глаза Сабина, совсем не ожидавшие допотопной музыки юнцы, как пчёлы на запах липы, потянувшиеся на любимую музыку, старики, он сам был уверен, что девочка бежит к нему, но Элька остановилась перед Куртом, присела в изящном реверансе,
• Разрешите Вас пригласить!

Одного роста, юные, прекрасные несмелым касанием рук, смущёнными взглядами из-под ресниц, одинаковым жаром щёк и блеском глаз, они плыли, чуть слышно постукивали каблуками на разворотах, кружили по залу, и красный подол, широкие красные рукава её платьица, раздувались, распускались, как прекрасный цветок.
Ромео и Джульетта? Фауст и Маргарита? Маленький принц и его роза!!!
Все замерли, затаили дыхание, и никто не посмел выйти в круг, присоединиться к сладкому мигу юности... даже когда музыка, затихая, унеслась вдаль, аплодировать не стали, как будто боялись спугнуть прекрасное воспоминание...
Раскрасневшаяся, смущённая Элька отбивалась от приглашавших её танцевать кавалеров, и, решив, что у неё и без него развлекателей хватает, Юрген ушёл, разыскивая тихое кресло, чтобы привести мысли в порядок, снова столкнулся с именинником.
Курт, кажется, его искал, сообщил, 
• У меня ещё никогда не было такого... такого прекрасного дня рождения! – улыбнулся грустно, грустно, -  Но мы друзья и она твоя! Я очень хочу стать артистом цирка, только это, - он потрогал пальцем, чуть выглядывающую над воротничком рубахи, тоненькую цепочку, - Я буду искать такую же... – вздохнул, - Хотя она... такая, наверное, одна...
Поздно ночью, вместе с другими гостями, приехавшими издалека, Юрген поднялся по лестнице на второй этаж. Элька, кажется, ждала его возле двери, отведенной ей спальни, и он поцеловал подрагивающие пальчики,
• Спасибо! Ты была очаровательна...
Она улыбнулась,
• Это Вам спасибо! Я никогда не была на таких днях рождения! - первая сказала, - Спокойной ночи! – освободила руку из его ладони.

Устал! Как загнанная лошадь устал! - но спать не пошёл, постоял на, завершающем коридор, балконе, выкурил сигарету. Когда затихли шаги и голоса, снег на улице избавился от жёлтого оттенка электрических огней, принял натуральный голубой цвет Луны, решительно прошёл к двери, тихо одним пальцем поскрёбся.
Она не спала, даже праздничный наряд не сменила. Он хотел что-то сказать, но только сглотнул, впился губами в сразу приоткрывшийся, принявший его рот, чувствуя руками, как дрожит её тело, поцеловал в шею, заблудился губами в тоненькой полоске белого меха, завершающей декольте, повалил её на кровать, и свалился на пол... Чёрт! Совсем забыл, что она тоже полицейский!
Элька возмущённо прошептала,
• Вы с ума сошли!!! Вокруг люди!!!
Приходя в себя, Юрген нервно хохотнул, ничего умнее не придумал, ехидно скривив губы, повторил, сказанное когда-то давно Сабиной,
• Риск придаёт приключению особую остроту!
Она отвернулась от него, презрительно бросила,
• Не люблю приключения, и допинг мне не нужен! – приказала, - Уходите!

Он не спал всю ночь. Без мыслей, в одежде лежал на кровати, закинув руки за голову, рассматривал лепнину на потолке, а в голове, в совсем пустой голове бились, сталкивались два голоса издевательски холодный и возмущённо презрительный.
Они менялись тембрами, интонациями, фразами, на все лады повторяя,
• Я тебя никогда не любила... Не любила. Не любила! Не любила!!! Уходите. Уходите! Уходите!!!
Передёргиваясь от отвращения при одной мысли о завтраке, на котором нужно будет с кем-нибудь говорить, смотреть на Сабину, кокетничающую со своим виконтом, он встал, вышел в коридор.
Дверь соседней спальни для гостей была распахнута, там уже убирала горничная, и Юрген, ощутил лёгкий укор совести: До ближайшей остановки автобуса километра три. Я её привёз, я должен... - и сжал кулаки: Я должен... должен... всем должен!!! А мне!?! Я пришёл за помощью, а она...  - спустился в холл, собираясь спросить, не видел ли кто девчонку, но в доме ещё спали, только на нижней ступеньке лестницы, обхватив голову руками, сидел именинник. 
Он поднял на Райха красные глаза, не ожидая вопроса, сказал,
• Я вызвал ей такси!
И видимо нервы не выдержали, выплёскивая наружу эмоции, Юрген захохотал,
• Ты влюбился!!!
Глядя в наливающиеся гневом глаза мальчика, он понимал, что это неправильно, подло по отношению к другу, но не мог остановиться, как оружие, направил указательный палец в грудь Курту, хохоча, повторял,
• Ты влюбился!!! Ты влюбился!!! - неимоверным усилием воли заставил себя остановиться, уловил чуть слышный вздох,
• Куда мне? – мальчик помолчал, повысил голос, - Она на тебя так смотрела! Даже Круэлла заметила, своего виконта бросила, с тобой заигрывать стала...  – презрительно бросил, - и ты раскис!
Юрген заорал,
• Не говори глупостей! Она меня давно не интересует!!! – имея в виду Круэллу, то есть Сабину, и парнишка ухмыльнулся,
• Я за тобой побежал, остановить хотел, не успел. Пока от гостей из Цюриха отбился, тётя с тебя уже почти всю шкурку себе на шубку содрала...
Стараясь избавиться от жгучего чувства стыда, от идиотской, позорной уверенности, что и сейчас побежал бы за Сабиной на край света, Юрген, как карась выловленный из воды, хватал ртом воздух, не зная, что сказать, и мальчик пожалел, успокоил,
• Они так заняты своими делами были, об имениннике забыли, а о тебе... Никто не заметил! – помолчал, - Только я и она...
Курт произнёс это «она» совсем не так, как, насмехаясь, говорил о тётке, нежно, почти с благоговением, сделал паузу, не дождавшись ответа, продолжил,
• У неё слёзы на глаза навернулись... Понимаешь, она... - снова замолчал, подбирая слово, голос у него чуть захрипел, - несовременная...
Райх оскалился, изображая улыбку,
• Это хорошо или плохо?
И парнишка явно сделал над собой усилие, принимая его шутливый тон,
• Для тебя хорошо, для меня плохо! Мне ещё жениться рано, - мальчик вздохнул, - а тебе в самый раз!
• Роль свахи репетируешь? Ты что меня женить на ней хочешь?
Пошутив,
• Себе дороже! Если ты на ней не женишься, может быть, меня дождётся! - Курт серьёзно добавил,  - Ты с нею осторожно... она ранимая... - попятился, от страшного рёва,
• Нет!!! Ни на ней, ни на ком другом жениться не собираюсь!!! Наелся досыта!!!  - прошептал,
• Она плакала!  - бросил, - Ты мне больше не друг! Я тебя ненавижу!!! – и убежал...

Лев сказал: Я тебя предупреждал! - тут же участливо спросил: Ну, и что ты теперь будешь делать? - Элька ответила: Попрошу другого напарника! - и отвернулась к стене: Даже слёзы кончились, на то, чтобы себя за глупость ругать, уже нет сил! 
Она не могла уснуть, не могла закрыть глаза, потому что через сомкнутые веки проступало не холодное, прекрасное лицо принцессы с картины средневекового художника, не его исхлёстанное лицо, другое, озарённое мечтательной улыбкой. Они сидели рядом за столом, и Элька ничего не ела, не видела никого вокруг, только его, его блестящие, влюблённые глаза.
Она уже знала, всё поняла, но не хотела ничего знать, просто смотрела на него, зачем-то старалась поймать его отрешённый взгляд. А потом его мама что-то спросила, положила руку на её пальцы, и, стараясь сосредоточиться, вежливо ответить на вопрос, Элька пропустила тот момент, когда он встал, увидела только его спину, постаралась уверить себя, что он ушёл курить.
Ещё две недели назад она подумала: Если он не пригласит меня танцевать... - вспомнила: Белый танец.
Ей казалось, что именно во время вальса, он скажет ей что-то важное для неё, для него, и уже зная всё, она, на автомате, подошла к руководителю оркестра, попросила, побежала к нему, но в последний миг... пригласила именинника...
Не могла уйти в отведенную ей комнату, не посмотрев ему в глаза... не смогла сразу оттолкнуть, только потом, когда почувствовала, что его нет рядом, кажется, простила бы даже это, потому что он был не человеком, сгустком страдания, только эту ехидную улыбку, это,
• Риск придаёт приключению особую остроту! – простить не смогла...

Она не пошла, просить другого напарника. Старалась реже бывать дома, прячась от вопрошающих взглядов родителей, много гуляла, правда без всякого удовольствия, просто, опустив голову, часами шла неизвестно куда, лишь бы устать так, чтобы не было сил думать. ОН, (теперь она думала только «ОН» без имени и фамилии), попытался завести разговор, но она не ответила, и ОН снова, хмурясь, молчал всю смену, изредка бросая ей короткий приказ.
Иногда она ловила ЕГО недоуменный взгляд, и ей очень хотелось высказать ему всё, сказать, что он ошибся адресом, что она не приключение!!!
Пусть пойдёт в Бюро путешествий, купит себе и этой своей Сабине путёвки на Эверест или займётся вместе с нею каким-то экстремальным видом спорта, например парашютным, и целуется со своей Сабиной там, на горах, в облаках, у чёрта в пасти, если ему допинг необходим.



3.

Стараясь изгнать воспоминания, Юрген почти всё время сидел за рулём, пытался сосредоточиться на дороге, но на улице, под Солнцем или моросящим дождём, в лунную ночь и пасмурным утром, отвлекая от службы, раздражая незаживающую рану всё время мелькала Сабина. Изящно стряхнув зонтик, она входила в магазин, грациозно согнувшись, усаживалась в Такси, как на мягком диване, возлежала на капотах авто, сидела на мокрых лавках, кариатидой поддерживала козырьки над крылечками.
Она была везде, задорно улыбалась, как энергетический фантом множилась, питаясь его мукой, его позором, сообщая плачущей улице, сверкающим окнам домов, цветущим деревьям, спешащим по своим делам прохожим,
• Ты был удобным вариантом! Я никогда не любила тебя!
 Как лиса из басни Эзопа, отвергнувшая недоступный ей виноград, подсознательно понимая, что он не хочет, не сможет больше никогда приблизиться к потрясающе красивой чертовке, вытоптавшей своим вельзевуловым* копытцем его душу, как вампир кровью, упившейся его слабостью, его унижением, без стыда посмотреть в холодные серые глаза, он перенёс свой гнев на ту, что была рядом.
Исподлобья глянул на отвернувшуюся к окну девчонку. Если разобраться, это он имеет право обижаться. Ему было плохо! Ему нужна была помощь, и он пришёл к ней, а она,
• Уходите!!!
Юрген никак не мог понять, почему она разозлилась. Взрослые же люди! Нет, так нет... Он же не наставал, и когда она его на пол сбросила, ничего не сказал, встал и ушёл...

Он был так занят своими переживаниями, что просто забыл Курта, но, сейчас, подгоняя мысли, мальчишеский голос, произнёс как одно предложение,
• Если ты на ней не женишься, ты мне больше не друг!
Жениться! На ком? С какой стати? Зачем? Только друзей терять больно... Сабина с Йоганом, девчонка с Куртом рассорила!
От раздражения, даже не заметил, что, вспомнив Сабину, пролистнул, как прочитанную страницу, скосил глаза на напарника, и Элька, как кролик, загипнотизированный взглядом удава, послушно повернула голову, неодобрительно скривила губы, но он рассмотрел уже знакомое многообещающе-нежное в самой глубине чёрных глаз.
Почти две недели он пытался наладить отношения, скалился, изображая улыбку, как какой-то неопытный мальчишка, пытался ненароком прижать, погладить её руку, устроившуюся на подлокотнике, но она только отворачивалась, быстро вырывала пальцы, прикрытые его ладонью, молчала.
И он с трудом скрывал боль, пояснял себе, что привык к её рассказам,
• Папа в командировку поехал, камбалу Калкан с вот такими шипами, - Элька демонстрировала пуговицу форменной куртки, - привёз. Мама её пожарила, а из головы и костей такой рыбный суп сварила!!!
Никогда о такой рыбе не слышал, и суп из головы и костей? В Германии рыбу без головы продают, кости выкидывают, но так вкусно говорила, рот слюной наполнился.
А бесконечные, смешные истории, начинающиеся со слов,
• Мы с Вовкой и Лёнькой...
Подумал: Интересно, какой из близнецов ей больше нравиться, - искоса посмотрел на девочку. Спросишь, не ответит, даже не улыбнётся...

Уже собрался идти к начальнику Патрульной службы, просить другого напарника. Только это было бы нарушением традиции. Это он всегда доводил напарников, и они бежали к начальству жаловаться, писали рапорта, просились в другой экипаж. И как объяснить? Не ругались. Не перечит. Все приказы исполняет. Не напишешь же в докладной записке, что его раздражает её молчание, потому что разговоры с нею отвлекают от рвущих душу воспоминаний, от пропитанных презрением к себе, обидой на Сабину мыслей.
Райх стал шипеть, срывался на крик, поражаясь терпению напарника, ждал, ждал, всё время ждал, что она пойдёт к начальнику, попросит другого старшего патруля...

* Вельзевул - по христианским верованиям один из приспешников сатаны, контролирующий такие пороки, как  скверный нрав, самодовольство, самомнение, и т.д. Изображается с рогами, хвостом и копытами.

Как говорит девчонка: Допрыгался! Постоянные головные боли, головокружение, в глазах темнеет.
Домашний врач долго орал,
• В таком состоянии сесть за руль, самоубийство!!! – выписал кучу лекарств, сам заполнил бланк-направление для больничной кассы, и Юрген две недели отсыпался под мерный стук какого-то новейшего прибора.
Реабилитационный комплекс в горах. Тихие, выздоравливающие после стрессов в основном пожилые люди. Ванны, расслабляющий массаж, циркулярный душ.
Головокружения, головные боли прекратились, а лекарства от душевной боли ещё не придумали.
Он возвратился на работу, и, конечно, никто не стал менять из-за него утверждённый график дежурств.
До конца месяца напарником Райха был толстяк Мюллер, и постоянно слушая, 
• Моя тёща говорит... – Юрген признал, что методами современной медицины можно снять нервное напряжение.
За эти разговоры несколько недель назад он бы просто вышвырнул напарника из машины на ходу под колёса, проезжающего рядом автомобиля.
Мюллер ушёл в отпуск, и стало ещё хуже.

Юлия вполне могла составить конкуренцию Сабине. Высокая, изящная блондинка с ярко-синими глазами  всё время говорила о своих поклонниках в превосходной степени, рассказывала, как ей надоели их ухаживания.
Не дождавшись ответа, она стала откровенно кокетничать, хватать его за руку, задевать бедром, и к концу недели Райх уже был готов, наплевав на лекарства, вышвырнуть её на скорости на проезжую часть...
Почему-то был уверен, что Элька побежит к начальнику, попросится с ним в один экипаж, только прошёл почти месяц, а девочка работала с Вальтером, и противный мальчишка, как будто назло, на глазах у всех, спешил открыть перед нею дверцу машины, шептал что-то, почти прижимаясь губами к её уху.
Вот и сегодня они почти одновременно возвратились с маршрута. Юлия, обиженно надувшись, ушла в здание, а Райх задержался, разыскивая зажигалку, которая на пол машины упала, краем глаза заметил въехавшую во двор машину.

Поставив служебный автомобиль в темноте возле склада, Вальтер галантно протянул руку, принял напарника в объятия, и Юрген, не успев возмутиться, услышал хлопок, увидел, как пробежала Элька, как, потирая щеку, на которой алел красноречивый след, медленно прошёл её напарник. 
Он стоял, прислонившись к служебной машине, не осознавая, что его губы растянула в стороны довольная улыбка, не заметил, вздрогнул от информации, 
• Штучный вариант. Теперь таких не выпускают!
Гюнтер остановился, с интересом посмотрел на коллегу,
• Ты с ней… - осёкся от грозного,
• Она же!!! – передразнил,
• Она же! Такая же, как все, только гонору на всех хватит!!! – сделал паузу, - Надоели эти современные девчонки, сами напрашиваются. А тут азарт, как в казино! – захохотал, - Безотказный способ! Дарю!!! Разозлить или обидеть. Каждая уверена, что она единственная и неповторимая. Доказывать начнёт. А я притворюсь, что прозрел, извинюсь, и она моя! – приметив возмущённый взгляд коллеги, захохотал, - Чего надулся? Не хочешь, и не нужно! – непривычно серьёзно сказал, - А я, пожалуй, попробую! – засунув руки в карманы, посвистывая, двинулся к своей машине.
Скотина! Казанова! Просто корчась от, вроде ничем не обоснованной, злости, Райх подумал, что нужно предупредить девочку. Только как?
Он обдумывал этот вопрос вечером пока не начала действовать предпоследняя таблетка из прописанного доктором курса лечения, всё утро присматривался к, вроде совсем не расстроенной Эльке, задумавшись, просто перестал замечать ухищрения Юлии, и смена прошла быстро, без нервотрёпки, только ничего так и не придумал.

Устроившись за столиком кафе, Элька уже собралась помахать рукой, достающей из витрины-холодильника пирожное, Катрин, но увидела, подошедшего шефа, и встала,
• Добрый день!
Господин Баус обстоятельно уселся, пододвинул к себе тарелку с супом,
• Как дела Эльвира?
Сказав,
• Всё нормально! – она спросила себя: За что мне такая честь? - но придумать не успела, начальник участка, без предисловия, произнёс,
• Вальтер Петер хороший работник, но стаж два года... ему ещё самому опыта не хватает, хороший наставник нужен, а Юрген, - он оторвался от еды,  посмотрел ей в глаза, Элька покраснела, и шеф исправился, - господин Райх... Я думаю, что господин Райх может ещё многому Вас научить!
От смущения: Не станешь же начальнику рассказывать, что уже извелась от тревоги, каждое утро стараюсь пройти мимо, незаметно в зелёные глаза посмотреть, не страдание, боль, хотя бы лучик надежды уловить. Только он молчит, старого напарника не просит, а навязываться неудобно... Может быть, он не хочет со мной работать... - сама не заметила, как кивнула, прошептала,
• Да...
И подытожив,
• Вот и прекрасно! Я распоряжусь! – господин Баус принялся за второе...

Прочтя в расписании на следующую неделю фамилию напарника, Юрген обрадовался: В машине, на маршруте обо всём поговорить можно... Вечером подумал, что просто сказать: Гюнтер с тобой роман закрутить хочет! - неудобно, и рассказывать, что он видел, как она ударила Вальтера тоже неудобно. Ещё решит, что я следил. Возомнит себе что-то.
В конце концов, он решил ограничиться предупреждением без подробностей, даже несколько фраз: Будь с ним осторожнее... Он донжуан! Девушек, как рубашки меняет... - придумал, а утром в начале смены увидел плотно сжатые обидой сочные губы, детский, незащищённый влюблённый взгляд из-под ресниц, и понял, что не сможет, не хочет говорить с девочкой об этом подонке Гюнтере.
Они молчали почти всю смену, молчали совсем, как тогда в самом начале, и ему казалось, что это молчание никогда не кончится когда бесстрастный голос в динамике сообщил,
• Вызов из русского общежития!

В заявлении о приёме на работу, Элька указала, что владеет русским языком, и если в общежитии для поздних переселенцев из стран СНГ, расположенном на территории района возникали проблемы, диспетчеры в первую очередь запрашивали их машину, не тратя время на официальное название, коротко сообщали,
• Русское общежитие!!!
Здесь жили немцы, предки которых приехали, откликнувшись на зов царя Петра или царицы Екатерины. За триста лет они обрусели, заключая браки с людьми других национальностей, проживающих в России, и сейчас немецкого в них осталось только графа национальность отца или матери в старых советских свидетельствах о рождении и более-менее сносное знание немецкого языка.
Во всём остальном это были совершенно разные люди злые и добрые, интеллигентные и не очень. К сожалению, с этими «не очень» ей постоянно приходилось общаться по долгу службы, и ещё давно, до дня рождения Курта, ей было стыдно перед напарником, когда, приехав по вызову, они заставали пьяную драку, мерзкий скандал или поножовщину обкурившихся наркотиками подростков…
Райх выучил по-русски слова «молчать и прекратить», но чаще давал её самостоятельно разобраться, не вмешивался, грозно сведя брови в одну линию, молча возвышался за её спиной.

Первый раз он поверил, что она сможет справиться сама, давно, когда они ещё не были врагами.
На вокзале, услышав отборный русский мат, она подошла к большой компании не в меру выпивших вина молодых людей, пристающих к прохожим, орущих песни, и тихо приказала по-русски,
• Прекратите!!!
Юрген уже достал рацию, чтобы вызвать подкрепление и удивился, смешно поднял бровь, потому что парни замолчали, девушки опустили глаза, и он сообразил, что они извиняются.
Элька еле сдержалась тогда, чтобы не улыбнуться. Напарник же не знает, что у всех приехавших из того, что осталось от СССР, форма, позволяющая некоторым  стражам порядка, чувствовать себя выше всяких подозрений, вызывает страх и почтение.

Сейчас они ехали по ночным улицам на очередной вызов в Русское общежитие…
Из открытого окна, затихая и вновь набирая силу, доносился, рвущий перепонки истошный детский крик,
• Нет!!! Нет!!! Не-е-е-ет!!!
На втором этаже, перед закрытой дверью, собралась толпа.
• Муж жену бьет! - перевела Элька объяснения соседей, - Дверь заперта изнутри! Ключ в замке! Комендант дубликатом вытолкнуть пытался, не получилось, - постучала по выкрашенной в немаркий серый цвет древесине, крикнула, - Откройте! Полиция!
Крики прекратились, в возникшей тишине страшно, хрипло, как от боли, взвыл кто-то большой, мощный, и, отстранив напарника, старший патруля осмотрел дверь, резким ударом ноги выбил замок.
Картина, представшая перед ними, была ужасна. Высокий, широкоплечий мужчина, как мехом, покрытой чёрными волосами мускулистой рукой, иступлено бьет по лицу невысокую женщину, раз за разом очень тихо спрашивает-повторяет,
• Ты любишь его? Ты целовалась с ним? Ты спала с ним? Ты любишь его? Ты целовалась с ним?
Его жертва, кажется инстинктивно, не соображая, отрицательно машет головой, и кровь из её разбитых губ, алеет на его руке, на белой майке, на её разорванном ситцевом халате.
Мальчик лет двенадцати, с красным от натуги лицом, вцепился двумя руками, почти повис, на мерно, как маятник, наносящей удары руке. Прижавшаяся к стенке белокурая девочка, рот которой раскрыт в беззвучном крике.

Элька, выхватив пистолет, первая подскочила к мужчине, и тот отпихнул её огромной рукой. Почувствовала резкую боль, рука дёрнулась, и она сама оцарапала себе пистолетом щеку. Райх схватил мужчину, завёл ему руки за голову, дёрнул так, что у того затрещали кости. Элька отметила «Двойной Нельсон», предоставив соседкам заняться женщиной, подошла к детям, начала их успокаивать, всё время, чувствуя спиной взгляд напарника.
Она взяла на руки девочку, прижала к себе мальчика, долго ласково говорила, что всё кончилось и такого больше не будет никогда,  потому что в Германии закон защитит их маму, постепенно выводя детей из шока.
Когда она подняла глаза, женщину уже осматривал доктор «Скорой помощи», констатировал,
• Множественные подкожные кровоизлияния на лице, но кости черепа, видимо, не повреждены, - приказал, - Завтра же обратитесь к домашнему врачу. Нужно сделать рентген.
Женщина не поняла, Элька перевела, понимая, что больше некому, поблагодарила доктора.

«Скорая» уехала. Дети подбежали к матери. Девочка целовала синюю, сплошной кровоподтёк, щеку, мальчик сорванным голосом прохрипел, 
• Я зарежу его!!! – и женщина прижала к себе сына,
• Нет!!! Он твой отец!!! Он вас любит! – удивлённо подняла красиво очерченную, тонкую бровь, поражаясь, сделанному открытию, болезненно улыбнулась разбитыми губами, - Он любит меня...
Обернувшись, Элька посмотрела на поникшую фигуру. Мужчина положил локти на стол, придерживая ладонями скулы, качал головой, стонал,
• Аня... Аня... Аня...
Он смотрел перед собой, прямо на устроившегося с другой стороны стола полицейского, но, кажется, не видел, не понимал ничего, целиком ушёл в свою боль, и, Элька предложила коллеге пока опросить свидетелей, стала переводить, помогая оформить протокол, почувствовала, что Райх снова наблюдает за ней, нетерпеливо дёрнула плечом.

На улице, он достал из машины аптечку, протянул пластырь. Элька вспомнила о царапине, просто увидела себя со стороны с пистолетом в руке, краснея, от стыда, посмотрела в зеркало заднего вида. Волосы растрепалась, и тоненькая красная полоска с застывшей капелькой крови на щеке. Медленно обработала ранку, поправила, сбившийся на бок, развязавшийся галстук, разъехавшийся ворот форменной рубахи, отдёрнула куртку.
Она готова была вернуться обратно в общежитие и до полуночи проводить там обыск или поголовную проверку документов, может быть, просто достать косметичку и долго, старательно прямо на глазах у напарника наводить макияж, в конце концов, провалиться сквозь землю, только бы не встретиться глазами с зелёным ироническим взглядом: Стыдно! Зачем было доставать пистолет в такой ситуации?
Он видимо понял, успокаивая, провёл длинным пальцем по её щеке, улыбнулся,
• Я в первый год службы раз пять стрелял, правда, в воздух, - помолчав, спросил, - Чего этот тип так разбушевался?
Вытерла платочком лицо, повторила то, что говорили соседки,
• Они уже полгода в этой комнате живут. Приехали – обычная семья. Она: кухня, дети, убрать, постирать. Он иногда в магазин сходить, пиво с мужиками выпить, покурить, о политике поговорить. Два месяца назад парень приехал, как на чудо на неё посмотрел, и женщина расцвела!
Райх гневно сверкнул глазами, и Элька, оправдала женщину, которую он в чём-то недостойном заподозрил, повторила показания соседок,
• Между ними ничего не было!!! – помолчала, вспомнила коротенький сюжет, который уже месяц крутили по русскому телевидению в каждом рекламном блоке, зачем-то пояснила, - Просто приятно, когда хоть кто-нибудь на тебя не как на посудомоечную машину, как на женщину смотрит! Новые кофточки, новая причёска, глаза каждое утро подводить стала... Даже муж заметил, что рядом женщина! С парнем подрался, жену на кухне при соседях два раза по щекам отхлестал.
Спросив,
• Почему никто в полицию не позвонил? - Юрген вспомнил, как отделал напарника и друга, а Сабину даже пальцем не тронул, хотя, если признаться, очень хотелось, и ему стало стыдно, за неосуществлённое, но всё же возникшее желание ударить женщину.

Дёрнул головой, отгоняя омерзительные воспоминания, искоса взглянул на Эльку.
Она опустила глаза, скрывая смущение, прошептала,
• В России говорят, «Бьет, значит, любит»!
Райх прорычал,
• Варварство какое-то!!!
Девочка произнесла на распев, непонятно по-русски,
• Да скифы мы! Да азиаты мы! С холодными и жадными очами...
В её голосе, в непонятных словах ему послышались вызов, угроза, маленькие руки, минуту назад прятавшиеся в карманах брюк, напряглись, сжимая коленки.
Элька сгруппировалась. Пришёл её час. Сейчас я выскажу ему всё, что о нём и о его приключениях думаю! - но, набрав в лёгкие воздух, как сдувающийся шарик, чуть слышно прошипела,
• Варварство!?! Варварская любовь!?! – помолчала, повысила голос, - Только это любовь, а не приключение!!!

Вот так значит! - Юрген почесал затылок, - Позабыл, что тогда сказал, а она обиделась из-за этой фразы. Хотя бы понятно из-за чего... А впрочем, что это меняет?
Отношения между мужчиной и женщиной, охота, в которой один ловец, а второй дичь. Всегда был уверен, что он - мужчина ловец, после последнего разговора с Сабиной понял, что, увы: Только что это меняет?
Один выбирает цель, идёт к ней, доказывает своё право, придумывает уловки-ловушки, преодолевает сопротивление. Интересное, захватывающее приключение, а в конце вожделенный приз и вкус победы на губах...
Правда, бывает, что охотник промазал или цель оказалась бессердечным, набитым опилками чучелом прекрасной лани...
Чуть слышно заскрежетал зубами, изгоняя боль-воспоминание, подозрительно глянул на девчонку.

Элька искоса наблюдала за ним. Сначала, он, кажется, размышлял над тем, что она сказала. Потом, что-то вспомнил, нахмурил брови, заиграл желваками.
Она прочла страдание на его лице, закусила губу, сопереживая, не успела отвести глаза...
Райх резко повернулся, и ему нестерпимо захотелось прямо сейчас остановить машину, прижать к себе девчонку, которая, даже обидевшись, не может скрыть свои чувства. Отдёрнул себя: Жалость! Ещё одно унижение для мужчины! - вдруг понял, что она и жалеет не обидно, и он не может, не желает отказываться от этого взгляда, потому что её сочувствие, её влюблённый взгляд, пусть на миг притупляют боль, отрицая, что он ничтожество, только удобный вариант, дают силы верить, что он человек: Человек!!! - которого любит эта смешная девчонка... решил:  Лучше я, чем этот мерзавец! Всё равно она в меня влюблена, значит, ей больнее не станет...
Уведомленный о стратегии Гюнтера, он не спешил, ждал, предоставляя противнику возможность сделать первый ход.

Приехав на работу пораньше, Элька усевшись за стол, принялась усердно точить карандаши. Это была новая фаза холодной войны. Она точила карандаши, складывала на своём столе возле телефона, а Юрген, войдя в кабинет, обязательно подходил: к, между прочим, чужому столу! - ломал иногда несколько штук в день и выкидывал в урну. Ну, и пусть ломает, не жалко, если он так расслабляется... Специально для него в субботу  на блошином рынке сто штук купила.
В кабинете начали собираться коллеги, улыбаясь, здоровались, что-то обсуждали.
Пришла Лиза, спросила,
• Как дела?
Дитер Фишбах от своего стола помахал рукой, весело бросил,
• «Байерн» Мюнхен впереди, а ты говорила... – и Элька, на миг покаянно опустила голову, признавая свою неправоту, улыбнулась.
Хайке, напарник Гюнтера, похвасталась новой косметикой, предложила,
• Попробуй тушь! Ресницы совсем выгорели! – когда Элька отрицательно покачала головой, засмеялась, - Строгий у тебя старший патруля! А мой ничего, понимает, что девушка должна выглядеть на все сто!!!
Подумав: Ещё один искатель приключений! - Элька обернулась, наткнулась взглядом на наглые голубые глаза: Явился, не запылился! Лёгок на помине!!! - и отвернулась, но поздно.

Гюнтер направился прямо к ней, протянул руку, и хотя с первой встречи её раздражало в нём всё: развязная, вихляющая походка, слишком громкий голос, дурная привычка хохотать на всю комнату, даже то, что форма сидит на нём как влитая, Элька не посмела уклониться от рукопожатия, понадеялась, что он оставит её в покое, но он не спешил уходить, нежно сжимая, лаская в ладони её пальцы, сладко-участливым голосом произнёс,
• Что случилось? Похудела!!! Глазки блестят, щёчки горят!!! Влюбилась? Точно влюбилась!!!
Как всегда, манерно растягивая слова, Гюнтер вещал  на всю комнату, и она прошипела,
• Не Ваше дело!!! – но он не смутился, мстительно прищурился,
• И кто же у нас счастливчик? – оглядел кабинет, привлекая внимание коллег, спросил-перечислил, - Райнхард? Вальтер? Алекс? – и захохотал, обняв за плечи, повернул её лицом к двери, - Ах вот он!!! «Чёрный человек» похитил сердечко нашей недотроги.
Эльке показалось, что в кабинете стало темно и тихо, от ужаса оглохла, потемнело в глазах, горло перехватило, рука дёрнувшаяся было к лицу врага, безвольно упала, но она сумела, смогла, прошептать,
• Послушайте Вы... – оттолкнула сжимающую её плечи руку, не увидела, всей кожей, всем телом почувствовала, как Райх в два прыжка пересек кабинет, схватив Гюнтера за горло, тряхнул так, что, вся его прилизанная красота расползлась в разные стороны, заорал,
• Если ты еще раз подойдёшь к ней, я разорву тебя пополам!!!
Мужчины подбежали, чтобы разнять их, но Юрген уже отбросил Гюнтера, схватил Эльку за локоть и поволок к машине, просто швырнул её на сидение «Мерседеса», грозно зарычал,
• Девчонка! Я запрещаю тебе даже смотреть в его сторону!!!
Наглость какая! Она выскочила из машины, взвизгнула, 
• Какое Вы имеете право командовать мной? – он загремел,
• Ты мой напарник! Я старше тебя не только по должности, я вообще старше, опытнее тебя в два раза! - она крикнула,
• Ну да, Вы думаете, что мне всё ещё шестнадцать!!! Что Вы можете... – почему-то захотелось сказать: целовать меня в парке... - не смогла, замолчала...
Они стояли лицом к лицу, одинаково засунув руки в карманы, с вызовом смотрели друг на друга. Экипажи других машин не отъезжали, во все глаза, глядя на эту сцену.
Он опомнился первым, снова швырнул её на сидение машины и захлопнул дверцу.

Закрыв лицо ладонями, Элька судорожно рыдала. Она плакала самозабвенно, болезненно всхлипывала, мучительно закидывала голову, по щекам бежали ручьи, оставляя на коже жгучие полоски. Это не были долгожданные лёгкие слёзы, успокаивающие, смывающие печаль, снимающие напряжение. Это была истерика.
Юрген остановил машину, вытащил из кармана пачку одноразовых платков, притянув Эльку к себе, почувствовал, что всё её тело сотрясается, как от боли, ничего другого не придумал, растирая, лаская её спину, стал вытирать струящиеся слёзы.
Резко отстранившись, она вырвала из его руки платки, кое-как заставила себя справиться со слезами, ощущая, как горят щёки, как режут растёртые салфеткой глаза, закусила губу, отвернулась, уставилась в окно, мечтая провалиться сквозь землю.
Доехав до ближайшего кафе, он, прикрывая собой, подтолкнул её к туалетной комнате.
Элька долго мыла холодной водой опухшие глаза, наконец, решив, что больше не напоминает кролика-альбиноса с красными глазами и розовой кнопочкой носа, вошла в маленький зал.

Райх сидел за столиком и пил кофе, когда она подошла, галантно встал, усадил её, а она, увидев возле себя розетку с клубничным мороженым, чуть не заплакала вновь.
Элька медленно ела мороженое, стараясь успокоиться, из-под ресниц наблюдала за двумя девчонками за соседним столиком, пытающимися привлечь его внимание, но напарник не замечал девчонок, или делал вид, что не замечает, сосредоточенно изучая что-то над их головами.
Юрген действительно не видел никого, вспомнил совет Гюнтера: Разозлить или обидеть на сто процентов выполнил, а теперь...
Когда мороженого осталось совсем чуть-чуть на донышке, пристально глядя её в глаза, забрал розетку.
Он не ел, наслаждался, с удовольствием облизывая край пластмассовой ложечки языком, и Элька перестала стесняться, наблюдающих за ними девчонок, забыла о них, реально, ощутимо почувствовала его язык, его губы на своих губах, стараясь избавиться от наваждения, произнесла про себя заветное слово: Приключение! - но томление, приятная дрожь уже полностью захватили в сладкий плен всё её тело.
И не было обиды, способной погасить разгоревшийся внутри огонь.
Он понял, самодовольно улыбаясь, встал, сжал в ладони её трясущиеся пальцы, за руку повёл к машине, как маленькую, поцеловал в лоб, пробормотал,
• Детёныш… Детёныш…

День прошёл на удивление тихо. Диспетчер ни разу не вызвал их машину, только ближе к вечеру бесстрастный голос сообщил, что их ждёт начальник.
Молча вышли из машины, молча вошли в приёмную и там, когда фрау Гросс направилась в кабинет к шефу докладывать, Райх, прижимаясь губами к её уху, прошептал,
• Молчи! Слышишь, молчи! Я всё возьму на себя!
Элька отрицательно покачала головой,
• Нет!!! Это я... – не смогла продолжить, потому что Юрген на долю секунды прикоснулся губами к её губам, и пропустил в кабинет.
Господин Баус сосредоточенно читал какие-то бумаги, разложенные на столе. Не поднимая голову, указал им на кресла, поднял глаза и улыбнулся,
• Что такие хмурые? Устали? Мне бы такого напарника Юрген, я бы по двадцать часов работал, - увидел кривую усмешку Райха, перевёл взгляд на покрасневшую Эльку, - Ладно! Шучу!
Шеф встал, легко прошёлся по кабинету, взял со стола бумагу, стоя прочел про себя, сказал,
• Ну, в общем, так! В апреле к нам приезжают русские, - начальник как-то очень смешно произнёс слово «милиционеры» и Элька улыбнулась, - Пятеро из патрульной службы, двое из отдела по работе с несовершеннолетними, два переводчика -  всего девять человек. Бургомистр города Москвы просит нашего бургомистра принять их по обмену опытом! - Я понимаю, что это не Ваша работа, но Вы у нас, - шеф пошутил, - признанный специалист по «загадочной русской душе». С работой ясно, но так сказать культурная программа, - вопросительно посмотрел на Эльку, - Я даже не представляю, что их может заинтересовать. Бургомистр требует через неделю план посещения, хочет, чтобы всё было по высшему разряду, даже выделил деньги из городского бюджета, - шеф назвал сумму, и Райх присвистнул.
• Я постараюсь сделать всё, как нужно! - заверила она,
• Пожалуйста, Элька! - начальник впервые назвал её не по-взрослому, как записано в документах, так, как уже называли, кажется, все коллеги, - А Юрген Вам поможет. Всё равно он не может работать без напарника.
Райх криво усмехнулся, и Элька вскочила, прижала руки к груди,
• Нет, нет!!! Я постараюсь сделать всё в нерабочее время!!!
Брови начальника поползли вверх,
• Ну, зачем же? Хотя... - он посмотрел на Райха, - Не возражаю.
Они поднялись. Господин Баус попросил, 
• Задержись, пожалуйста, Юрген!
А Райх дернул её за руку, приказал,
• Подожди меня в приёмной!

Быстро выскочив из кабинета, Элька едва успев закрыть дверь, расхохоталась. Сказалось напряжение этого долгого дня. Она смеялась, смеялась до слёз и не могла остановиться.
Фрау Гросс недоумевая, уставилась на неё и Элька сквозь смех начала объяснять, как шеф попросил, а старший патруля приказал.
Секретарь улыбнулась, пожала плечами,
• Вы ещё смеетесь! И как Вы можете с ним работать? Хотя он в разговоре с начальником Вас хвалил... сама слышала...
Краснея от удовольствия, Элька готова была броситься фрау Гросс на шею, но постеснялась…
Через пять минут Райх открыл дверь, прорычал,
• Собирайся!!! Я отвезу тебя домой! -  не оглядываясь, вышел из приемной.
Девушка улыбнулась секретарю и побежала за ним в кабинет.
Он сидел за столом, обхватив голову руками, когда она подошла, сказала,
• Вы устали. Я доберусь автобусом, - поднял глаза и улыбнулся,
• Шеф приказал беречь и ублажать главного специалиста по «загадочной русской душе». И вообще не такая уж я развалина. Я старше тебя…
Она быстро сказала,
• В два раза! – улыбнулась, когда он скорчил страшную гримасу, потому что его глаза смеялись, впервые с той злополучной ночи, смеялись...
Уже в машине Элька участливо спросила, 
• Шеф ругал Вас за... - запнулась, неловко закончила, - за утро,
• Нет!!! Он... – Юрген, видимо, не желая рассказывать, проглотил слово, - ну, в общем, просил помочь тебе.
• И что Вы? – ей почему-то было легко и весело, и ещё её интересовал ответ совсем не на то, о чём он не хотел говорить, на просьбу шефа, но он уже затормозил возле её дома, сказал,
• Завтра работаем с четырех. Я заеду за тобой в десять. Мы успеем, кое-что сделать перед работой, - нагнул голову, не прикасаясь руками, кажется, целую вечность нежно ласкал её рот, чуть захватывая губами, как ложечку в кафе, облизывал самым кончиком языка, и она не успела оттолкнуть его, затаила дыхание, ожидая продолжения, но он отстранился, - Иди отдыхай специалист…

Весь вечер Элька выспрашивала родителей, советовалась, к полуночи отпечатав «План приёма гостей» (вариант 1), похвасталась льву: Он меня поцеловал... - и  сразу заснула.
Утром, после душа, высушила волосы, заколола их вверх, оставив несколько локонов на затылке, чуть подкрасила ресницы, посмотрела на себя в зеркало. Любимый синий костюм «Деловой женщины», телесного цвета тоненькие колготки и синие туфли на высоченном каблуке.
Мать вынесла из спальни, свои любимые, коротенькую ниточку жемчуга, сережки и колечко с жемчужинами. Этот жемчуг искусственно выращивают в Чёрном море, и он на вид почти ничем не отличается от настоящего.
Духи от Коко Шанель, чуть, чуть за ушками и на волосы. Всё! Готова!!!

Ровно в десять заурчал домофон, и  ответив,
• Иду! – Элька накинула пальто, поцеловала маму, схватила сумочку, не дожидаясь лифта, побежала по лестнице вниз.
Она открыла дверь и остановилась, рассматривая напарника в непривычной гражданской одежде. Дорогие, со вкусом подобранные веши: мягкая, даже на вид, велюровая шляпа, белая рубахе и коричневый в чёрную полоску галстук под чёрным кожаным пальто.
Спрятавшись от ветра у прозрачно-синей стены, огораживающей стоянку автомобилей, Юрген достал сигарету, прикурил, улыбаясь, одобрительно осмотрел её с головы до ног.
Сообщив себе, что шляпы сейчас не в моде, но он... Он в этой шляпе просто неотразим! - она подумала - Для меня! Или он всегда так одевается? Ничего решить не успела, он уже подошёл, за руку, повёл её к машине.

Они объехали несколько музеев, заехали в картинную галерею, в две туристические фирмы, обслуживающие на русском языке, взяли рекламные буклеты, и это неожиданно заняло всего два часа.
Юрген посмотрел на часы, спросил,
• Что дальше госпожа начальник? - и она достала из сумочки план, - О! Вы неплохо поработали, госпожа начальник! - он вырвал из её рук листы, быстро пробежал глазами, прокомментировал, - Толково! А этого я бы не делал! А вот это разумно! - с  наигранным уважением посмотрел на неё.
В зелёных глазах, плясали солнечные зайчики, он улыбнулся, и тут же нахмурился,
• Форму с собой взять не догадалась!
• А Вы?
Райх показал пальцем назад. На вешалке висела отглаженная рубашка. Брюки, куртка и фуражка аккуратно уложены на заднем сидении.
• Я пригласил бы тебя в кафе, обсудить недостатки этого плана, - улыбаясь, сообщил он, - но тогда ты не успеешь переодеться, появишься на работе в таком виде и чтобы сохранить напарника, мне придётся не только Гюнтера и Вальтера дубинкой отгонять…
Это был настоящий комплемент. Элька довольно хмыкнула. Он на долю секунды прижался губами к её виску, и тут же отпрянув, деловито спросил,
• Так что будем делать?
• Поедем к нам. Пообедаем. Переоденемся. Обсудим план.
• В качестве кого? – осторожно спросил он,
• В качестве моего начальника, - польстила она,
• Нет! Это неудобно.
• Мы помирились? – Элька положила руку на его пальцы, лежащие на руле, как ребёнок, вопросительно заглянула в зелёные глаза, - И потом Вы знаете, сколько стоит Такси? А Вы повезёте меня бесплатно…
Она улыбнулась, и он вдруг сообразил, чего ждёт, хочет, хотел, кажется, давно, ещё с первой минуты, когда Нина подвела девочку практикантку к его столу. Вчера вечером он старался для неё, а, поцеловав, ощутил забытое мальчишеское томление, засыпая, ругал себя за то, что отпустил её губы, не дождался ответа. 
Жёстко сказал,
• Бесплатно не повезу! Плата – ты меня поцелуешь.
Элька отрицательно повела головой, сказала,
• Нет!!! – и отвернулась, пряча от него кричащие: Да!!! - глаза.
Склонив на бок голову, Юрген намеренно долго, с интересом наблюдал, как меняется её лицо, без труда читая её мысли, обнял, придавил её к мягкой обивке. Успел подумать: Внимание! Она тоже полицейский!!! - схватил, сжал её кисти, впервые в жизни применил силу в отношениях с женщиной, штурмом взял протестующий рот. Она еще пыталась вырваться, крутила головой ускользая от его губ, но её ещё миг назад вырывающиеся пальчики, уже сплелись с его пальцами, её губы ещё шептали,
• Нет... Нет... Нет... – но уже не в пространство, в его губы...

Он не спешил, сдерживался, стараясь продлить этот восхитительный миг предвкушения... Ушко, нежная кожа шеи, его рука расстегнула пуговки её пиджака, пальцы осторожно пробежали по груди, захватили твёрдый сосок. Элька коротко вздохнула, потянулись руками к его затылку. Тонкие пальчики ласкали его уши, ершили волосы, гладили плечи, губы доверчиво открылись, впуская ласкающий язык. Она не командовала, не дарила себя, бесхитростно отдавалась его рукам, его губам, не бездумно покоряясь желанию мужчины, горя, желая его, ещё не зная как показать, выразить свои чувства. Это было так трогательно, заводило больше, чем опытная чувственность, он прижал её к себе, и перестал анализировать, просто потерял голову от неумелой страсти, точно зная, что именно он, только он причина пожара...
Где-то рядом просигналила машина, и он отпустил, сгорбился, зажал трясущиеся руки между колен.
Посидели молча, одинаково тяжело дыша, потом он хрипло сказал,
• Так нечестно! Это я целовал тебя. Повторим на обратном пути.

В лифте она прижалась к нему, поцеловала в щеку, взяла за руку, ввела в квартиру и сразу потащила к себе в комнату.
Юрген просто задохнулся от смеха. Вся комната была забита игрушками.
На узкой кровати школьницы важно сидел огромный лев. В шкафах, между книгами на немецком, английском, французском и видимо русском языках располагался целый плюшевый зоопарк. Более крупные звери сидели на шкафах.
• А где родители? – отсмеявшись, спросил он,
• У мамы термин к врачу. Папа на работе. Там инженером работал, здесь, - она вздохнула, - посуду в кафе моет, - подумала, что там ведущий инженер большого завода вместе с женой долго решали, какие обновки на отпускные купить, в лучшем случае по «горящей», купленной за четверть цены путёвке, от которой кто-то в последний день отказался, отдыхать ездили. А здесь мойщик посуды, конечно, если он не обедает в ресторане, вполне может во время отпуска в другую страну съездить, подарки сестричкам в дорогом магазине во время сезонных скидок купить. Уже решила, что не станет делиться с напарником часто посещающей её мыслью, не сдержалась, пробурчала, -  Образование в СССР не хуже, чем в Европе было. Мама воспитательница, понятно. Ей чтобы с детьми общаться, язык нужен, а папа... – недоумевая, пожала плечами, - Неужели десять высококвалифицированных инженеров, работая по специальности при помощи одного переводчика, принесли бы стране меньше пользы, чем те же самые инженеры работающие уборщиками и посудомойками, не по своей воле бездельничающие на пособии по безработице?

Никогда об этом не задумывался... - Юрген почесал затылок:  Как всегда права, язык не во всех профессиях главная составляющая... - не придумав, что ответит, вспомнил о форме, спустился к машине.
Когда он возвратился, Элька была уже в старых джинсах и белой футболке, притащила на подносе тарелку с маленькими вкусными пирожками, бутерброды, две большие чашки кофе, тот самый зефир в шоколаде в пластиковой коробочке. Осторожно пробуя незнакомые конфеты, он улыбнулся, вспомнил, как ловко она объяснила причину переезда в другую страну, связав мнимую свободу и кондитерское изделие.
Райх всегда интересовался событиями в мире, задавая вопрос, в общих чертах знал, что твориться в развалившейся на кусочки стране, и то, что совсем не двенадцатилетняя девчонка решала вопрос об эмиграции, понимал, а она вон как всё интересно выкрутила.
Пока он рассматривал её, размышляя, о том, что эта девочка всё больше занимает его  мысли, что он уже просто не может не думать о ней, Элька достала из шкафа большое полотенце, заботливо прикрыла его рубаху, заправив один край за ворот,
• Запачкаетесь!
Она все время наполняла его тарелку, пока он не взмолился,
• Сейчас лопну!
Тогда она уселась за компьютер и, почти не споря, они быстро подкорректировали план.
• Всё!!! – он встал, потянулся, - Выметайся. Я  переоденусь.
Через несколько минут она постучала в дверь,   
• Можно войти. Я забыла заколки.

Элька была уже в форме, только волосы, не стянутые резинкой, привольно рассыпались, обрамляя задорную мордашку.
Он повернулся к ней, рубаха уже заправлена в брюки, но расстёгнута, открывая мускулистую грудь, ухватил рукой рыжий локон,
• Накручиваешь?
Отрицательно покачав головой, девочка облизала губы. Её глаза жадно прилипли к чему-то под его подбородком, и он опустил голову стараясь поймать этот незнакомый взрослый взгляд, вздрогнул, когда она медленно шагнула к нему, сунув руки под рубаху, обхватила его плечи задрожавшими ладонями, нагнула голову, прижалась губами к его груди.
Элька медленно целовала от левого соска, по контуру волос на груди ниже, ниже до пояса брюк и вверх, к правому соску, рисуя стилизованное сердце. Юрген задохнулся от острой, пульсирующей боли. Его мужское естество поднялось, потянувшись к ней, напряглось, задрожало и выплеснулось наружу. Со стоном медленно осел на пол. Такое острое наслаждение, такую освобождающую сладкую боль он испытывал очень давно в мальчишеских снах.
Он сидел на полу, боясь пошевелиться, а она стала перед ним на колени, испугано провела рукой по его лицу.
Глаза огромные от страха на побледневшем лице,
• Вам плохо? - он улыбнулся, притянул её к себе, коснулся губами неспокойной голубой жилки на виске,
• Нет, Детёныш, мне хорошо... мне очень хорошо...
Уже в лифте, она заметила, испугано сообщила,
• Брюки...
И он, не желая бороться с непонятно откуда возникшей лёгкостью, пошутил,
• Какой ужас!!! - засмеялся, - Это поправимо.

Оказалось, что он живет рядом. Два перекрёстка и налево.
Остановив машину возле большого трёхэтажного дома, Юрген вышел, приказал,
• Жди меня здесь! Я быстро! - возвратился, сел за руль, проинформировал, - Хорошо, что я не пригласил тебя к себе. У меня такой беспорядок... даже на лестнице...
• А соседи не ругаются?
• У меня нет соседей... - сообщил он, и, чувствуя, как что-то больно сжалось в груди, Элька прикрыла глаза, чтобы он не подглядел, не увидел её боль.
Наверное, купил целый дом для этой Сабины! Потому что любил... потому что любит её. А я, - она сказала себе, - приключение, - но даже от этого слова больнее не стало. Точно зная, что как Буратино, протыкает носом нарисованный очаг, надеясь найти в нарисованном котелке хоть капельку живительной влаги, она уже не могла отказаться от его ненастоящей, нарисованной нежности, от его, ничего не значащих, поцелуев, от бутафории любви, потому что... это словами не объяснишь...
Заставила себя, бесшабашно улыбнутся своему отражению в зеркале заднего вида, лукаво посмотрела на него,
• Я оплатила проезд?
• Только аванс, - хитро прищурился он, - но зато за две недели.

Две недели пролетели, как счастливый сон. Они работали, потом долго согласовывали план, в опустевшем кабинете. А потом он вез её домой мимо тёмного парка, заворачивал на пустую в это время стоянку возле давно закрытого продовольственного магазина, и целовал, целовал так, что она забывала о том, что где-то рядом живёт женщина Сабина Райх.
Наконец план (вариант 3) лёг на стол шефа.
Господин Баус внимательно прочёл, в двух местах добавил по тридцать минут, с уважением произнёс,
• Не ожидал! Прекрасно! Молодец Элька!!!
Юрген скорчил страшную гримасу, очень похоже передразнил шефа,
• Молодец Элька!!! – обиженно спросил, - А как же я?
Начальник захохотал, повернувшись к девушке,  приказал,
• Возместите ему, нанесенный мною моральный ущерб!

Шёл дождь, и они побежали к машине. Райх проехал два квартала и неожиданно свернул в тёмные тупик. Слева глухая стена какого-то здания, справа довольно высокий кирпичный забор.
• Ты слышала, что приказал шеф? Я требую возмещения!
Увы! Она уже совсем утратила способность сопротивляться, послушно повернулась к нему, обеими руками притянула его голову, поцеловала в висок, в глаза, в щёки и, наконец, в губы.
Она очень старалась повторить его поцелуй тогда в парке. Нежно коснулась уголков губ, грела дыханием, попыталась открыть и не сумела. Эта неумелая нежность потрясла. Он схватил её, притянул к себе на колени, до боли сжал, и она задрожала в его руках, с упоением, отдаваясь поцелую, когда он, задохнулся, отпустил её губы, дёрнула его форменный галстук, расстегнула пуговицу, припала губами к выемке ключицы.
Элька как-то сразу попала в точку, он напрягся, выгнул спину, вздрогнул от удовольствия, и она почувствовала, что, то твёрдое, на чём она сидит, поднимает её над землёй, обещая наслаждение, прижалась, вобрала его кожу в рот, лаская языком, оторвалась, легко провела пальчиком по его шее.
Виновато сказала,
• Будет синяк... - и он затрясся от беззвучного смеха, приходя в себя,
• Телесное повреждение средней тяжести. Ты снова в долгу Детёныш!
План утверждён, но он уже не мог, не хотел тоскливых вечеров в пустом, постылом доме, придумывал повод, чтобы отвезти её домой, совсем не сопротивлялся, когда она придумывала повод, чтобы пригласить его к себе в гости. Сидя, среди книг и игрушек в детской комнате, Юрген прислушивался к разговорам за дверью на незнакомом языке, всё время посматривал на часы, ожидая, когда её родители пойдут в гостиную смотреть сериал, не постучат в дверь, не зададут Эльке вопрос, и придёт его час, час поцелуев.

Увлечённый ни к чему не обязывающими отношениями, развлекающими, как детская игра, он просто забыл первопричину, угрозу коллеги, затормозил в дверях, услышав, как  Гюнтер извинился,
• Прости! Я неудачно пошутил. Не ожидал, что он так заведётся!
Элька улыбнулась,
• Всё в порядке, - сдерживая смех, кивнула, когда Гюнтер спросив,
• В России дрессировке опасных хищников в школе учат? – сообщил, - Я вчера по телевизору русский цирк смотрел. Там такая же, как ты маленькая девчонка медведя по проволоке гоняла! -  и обиделась,
• Я не маленькая! Метр шестьдесят! Средний стандарт!
Как всегда, паясничая, Гюнтер вздохнул,
• Сейчас средний стандарт метр семьдесят пять. А так иногда хочется рядом с маленькой женщиной почувствовать себя большим, сильным...
Райх затаил дыхание, ожидая реакцию девочки, когда она посоветовала,
• Поезжайте в Россию! Там в цирке лилипутов такие маленькие женщины, – передразнивая Гюнтера, закатила глаза, - Сразу великаном себя почувствуете! – прорычал,
• А медведем, по столам прыгающим, не хочешь себя почувствовать? - приметив, как девочка, опасаясь непредсказуемой реакции, подняла глаза, улыбнулся, и она улыбнулась ему, только ему.
Они одновременно засмеялись, наблюдая за грациозно отползающим, спиной вперёд, притворно молящим,
• Спаси меня от него Элька! Только ты этого хищника укротить можешь? – Гюнтером.
И она даже себе не решилась признаться, что, прекрасно зная цену его нежности, его поцелуям, только за эту улыбку, за маленькие золотые искорки поблескивающие в зелёных глазах, готова простить ему всё, отдать всю себя, не прося ничего взамен.

Обед. И до дома всего два квартала.
Элька  предложила,
• Поехали к нам! Домашнее вкуснее!
Но Юрген только отрицательно покачал головой,
• Приехали!  Фрау Функ уже, наверное, убрала, что-нибудь приготовила.
Он, ещё совсем не оправился от прошлого, не хотел никаких женщин, пожалуй, десять раз бы подумал, прежде чем пригласить девушку к себе в дом: но ведь это Элька, напарник, маленький дружок, с которым весело и интересно, как с Куртом. Правда, целовать Курта у него ни разу желание не возникло: только это так, детские игры для разрядки, которые лучше всяких лекарств снимают напряжение...
Возле лесенок, ведущих к крыльцу, они встретили экономку с тележкой на колёсиках.
Райх сообщил,
• Напарник! Мы пообедать забежали.
И пожилая дама одобрительно осмотрела девочку,
• Я пошла в магазины! Возвращусь часа через два! - приказала, - Возьмёте всё, что захотите в холодильнике, разогреете в микроволновой плите! – как заговорщица поведала, - Он ленивый! Холодное есть будет, разогревать не станет, - и покраснела, - Дом Вам сейчас покажет, похвастается, а я покрывала стирать в машину положила, кровати не застелены.
Хозяин дома грозно свёл брови,
• Ну вот! Других во всех смертных грехах обвинять легче, а кровати не застелены!!!
Они посмеялись, и фрау Функ, прощаясь, помахала рукой.

Экономка убирала, покупала продукты, готовила и, женившись, он не отказался от её услуг. Сабина была очень занята, регулярно посещала парикмахерскую, косметические салоны и магазины одежды, часами стояла перед зеркалом.
Расставшись с женой, он стал раздражительным, мог устроить скандал из-за сдвинутой статуэтки, неровно висящей картины, и однажды фрау Функ со слезами ушла и больше не появилась.
Юрген начал ходить в ближайший ресторан, но, заметив осуждающий взгляд официанта, убирающего со стола почти нетронутые блюда, перешёл на полуфабрикаты, с отвращением, заставлял себя есть, устроил в подвале спортзал и часами занимался спортом до боли в суставах, потому что только полное физическое изнеможение, давало покой, принося кратковременный сон.
Он заставлял себя кое-как убирать, только бы никто не мелькал перед глазами, а недавно вспомнил о заботливой, аккуратной экономке, и, как будто почувствовав его крик о помощи, фрау Функ вернулась,
• Проходила мимо. Зашла посмотреть как Вы живёте.
Уже месяц экономка, исполняя оговоренную ранее работу, потихоньку выгребала сор по углам, находила, стирала и водворяла на место кое-как брошенные в шкафах вещи.

Юрген всегда гордился дедовским домом, комнатами со строгой со вкусом подобранной мебелью, создающими уют каминами,  бабушкиной  коллекцией  статуэток в  витринах  специально,  на  заказ, изготовленных  под стиль мебели.
Он  уже  похвастался  спортзалом,  кабинетом  и  гостиной,  ввёл,  кажется  не  очень  поражённую  роскошью,  Эльку в спальню, посмотрев на кровать, резко развернулся на каблуках, почти вытолкал гостью в коридор.
Это чёрное постельное бельё в мелкую золотую звёздочку. Он был уверен, что выбросил его ещё тогда, давно в мусорный контейнер, но видимо не выбросил, и экономка нашла, постирала...
Кровь прилила к голове, в глазах потемнело, Райх прислонился спиной к дверному косяку, сжал в карманах кулаки, и Элька долго смотрела в покрасневшее лицо напарника, в совсем пустые, белые от боли глаза. Решительно боднув головой воздух, сбросила на пол форменную куртку, встав на цыпочки, стала растирать его виски, потянулась к затылку, почувствовала, как его руки больно сжали её плечи.
Он не обнимал, держался крепко, крепко, как утопающий за спасательный круг, уверенный, что именно она сможет спасти его.

Боль уходила. Её тёпло, её запах привычно возбуждали, он стал расстегивать пуговки на её  форменной рубахе, припал губами к груди, и она не смогла, не сумела его оттолкнуть, отбросив его галстук, поцеловала в шею, впилась губами в выемку ключицы. Он выгнулся, повалил её на ковёр, надолго припал к открывшимся навстречу губам, когда она ответила, ухватил руками белые чаши грудей, лизнул набухшую твердь розового соска.
Элька вцепилась руками в его плечи, тянула вверх, но в затуманенном желанием мозгу всплыла, почти материализовалась отвратительная картина, знакомый голос презрительно бросил,
• С тобой даже в постели скучно! – и преодолевая своё неприятие, её сопротивление, он, как Йоган, двинулся вниз, трясущимися руками стягивая с неё одежду, осыпая быстрыми поцелуями, дрожащее, рвущееся к его губам, тело.
Живот, белые тоненькие полоски и треугольник от бикини, резким движением развёл её ноги, и вдруг задрожал, затрясся от возбуждения, забыл об отвращении, почувствовав, как сладко целовать девственницу, с силой ввёл язык, нащупал твёрдый комочек женской плоти, лизнул, но она вздрогнула, как от мгновенной боли, закричала,
• Нет! Не нужно!!! - рванула его на себя, приняла, застонала, кажется не от муки, от наслаждения, каким-то непонятным образом придержала его в себе, потом отпустила и он забился, наращивая темп.

Ковёр приятно покалывал спину. Элька зачем-то сразу уселась, прижалась спиной к стене, а Юрген лежал, вытянувшись во весь рост, положив голову на её ноги, улыбался, пытаясь удержать уходящее блаженство.
Она погладила пальцем его лоб, уголки глаз, обвела губы, как будто разглаживала морщины, по-русски сказала,
• Полегчало...
Он не понял, как всегда, почувствовал укол, оттого, что не понял, иронически скривил губы, не подумал, неудачно пошутил,
• Как приличный человек, я, наверное, должен теперь на тебе жениться? - и испугался:  А если она сейчас скажет «Да»? - но девчонка оттолкнула его голову,
• Ничего ты мне не должен! – и ругая себя за необдуманное почти предложение руки и сердца, он обрадовался возможности изменить тему, успел раньше, обхватил руками её бёдра, закрепил свою позицию, целуя в живот, 
• Ах, вот, что я должен был сделать, чтобы ты прекратила говорить мне «Вы»!
Беззаботно захохотав,
• Раньше не было повода! – она поведала, - Мальчик родился. Всё слышит, всё понимает, но молчит. Родители, люди состоятельные всю медицину на ноги подняли. Врачи говорят: «Всё в порядке! Должен говорить!» - а мальчик молчит. День рождения. Пятнадцать ему исполнилось, и вдруг за праздничным обедом он сказал: «Суп недосолили!» Родители, гости зашумели: «Да как же это ты смог?» Мальчишка улыбнулся: «Я и раньше мог, только раньше не было повода!» 

Очень довольный, что Элька не зациклилась на его дурацкой шутке, Юрген посмеялся над анекдотом, услышал, как старые часы в гостиной отбили время, поднялся, подал ей руку,
• К сожалению, всё приятное быстро заканчивается... До конца обеда пятнадцать минут! Если поспешим, кофе выпить успеем!
Пока она в ванной приводила себя в порядок, он включил кофеварку, взяв в гостиной бутылку красной «Мадеры» обильно полил кровавое пятнышко на ковре в коридоре, возвратившись на кухню, кинул в её чашку два кубика льда: Она не любит горячее...
В машине, они говорили о последнем футбольном матче, потом разбирались с нарушителем общественного порядка, пристававшим к прохожим возле магазина, первыми прибыли к месту аварии, и минут десять до приезда коллег из дорожной службы охраняли от любопытных тормозной путь. После смены пересели из служебной машины, в его автомобиль, и Юрген вспомнил, как в начале смены, ещё до того, как... мужчина и женщина, держа за уголки, вытащили из вагона Метро большой телевизор без упаковки. Они покрутились, примериваясь, соображая как унести тяжёлый прибор. Потом женщина сняла с головы большой платок, зелёный в мелкий цветочек, как у русской матрёшки. Погрузив на импровизированные носилки телевизор, мужчина и женщина направились вглубь квартала.
Юрген ехидно заметил, 
• Точно из России приехали!
Элька огрызнулась,
• Точно! У местного населения смекалки бы на такое не хватило!
Ещё несколько раз не целясь, выстрелили друг в друга,
• У местного населения всё продумано! Верёвку бы захватили!
• Зато в России в каждом доме изобретатель! Там каждый может из старого ботинка прокладку для крана вырезать, из старого ведра самогонный аппарат соорудить. А вас здесь благополучная жизнь, изобилие разбаловали!

Не желая продолжать спор, портить себе настроение, он на светофоре нагнулся, на миг закрыл губами ей рот, и задумался: На Родину предков возвратилась, почти полжизни в Германии прожила, язык, работа... Почему так на беззлобную насмешку над бывшими земляками реагирует? - а по дороге домой вспомнил,
• Имеем шанс изобретение «Головной убор – носилки для транспортировки тяжестей» в патентном бюро оформить.
Она захохотала,
• Ничего смешного не вижу!!! – когда он остановил «Мерседес» возле её дома, вдруг серьёзно сказала, - Я ещё раз повторяю, что ты ничего мне не должен! – прижалась губами к его щеке, - До завтра! – и ушла, прежде чем он кивнул, сообщая, что принял информацию.
Насвистывая «Венский вальс», Юрген проехал два квартала, загнал машину в гараж, посидел на скамейке в саду. Совсем не задумываясь о причинах, ещё тогда, в парке, целуя девочку-практикантку, он заявил на неё свои права, застолбил участок, и сейчас взяв своё, не испытывал угрызений совести, только приятное томление от полученного удовольствия.

Элька прошлась по комнате, уселась в кресло перед компьютером, невидящими глазами, уставилась в экран. Ей было хорошо, очень хорошо и совсем не больно, пока этот дурак не сказал,
• Как приличный человек, я, наверное, должен теперь на тебе жениться?
 «Должен»... Что она банк, долги собирать!
Постаралась реабилитировать его: Двадцать первый век! Катрин смеялась, говорила, что ей её Матиас: «Переезжай ко мне! Зачем за две квартиры платить?» - сказал, – и разозлилась естественно не на любимого: Суфражистки! Феминистки! Коммунистки! Равные избирательные права! Уравнение женщин в правах с мужчинами! Женщины всех стран соединяйтесь! 
Папа говорит: «За что боролись на то и напоролись!»
Допрыгались! Не только в ресторане, за квартиру, за продукты, за туалетную бумагу пополам платят! У каждого свой счёт в банке, свои сбережения, своя собственность... Не семья, даже не коммуна – коммунальная квартира. Кроме секса ничего общего! Наверное, поэтому почти ни у кого из молодых коллег детей нет...
Подумав о детях, она покопалась в Интернете, пробежала глазами одну, другую статью: Может быть... Может быть... – улыбнулась, - Двадцать первый век! Двадцать первый век! Ещё в середине двадцатого это была бы проблема, а сейчас... – в лицах представила себе семейную сцену.

Мама полчаса будет пить валерьяновые капли, хвататься за голову, кричать,
• Недосмотрели!!!
Потом, когда папа дойдёт до точки кипения, вспомнив все описанные классиками примеры, свидетельствующие о том, что рожать ребёнка без отца недопустимо, станет угрожать Юргену Египетскими казнями, мама успокоится, скажет,
• Есть два варианта! Поехать на Украину, там за деньги всё сделают... или...
Тут Элькина реплика, ей решать. Главное уверенно,
• Или!!!
 Папа точно выйдет из себя,
• Что ты понимаешь!?! Ты сошла с ума! Сама ещё ребёнок!
Мама пожмёт плечами,
• Двадцать один год! Твоя мать утверждала, что в семнадцать умела из одной курицы обед для пяти человек на два дня приготовить!!!
Обиженно насупясь, папа пробурчит,
• Ты ещё вспомни, что она Люську больше чем тебя любила!
• Полгода меня, а потом, когда оказалось, что на Люське можно в Штаты уехать...
• Ну, кто же тогда знал, что на тебе можно будет сюда приехать!
• Вот свекрови мне здесь только не хватало!
• Я пять лет с тёщей в одной квартире прожил! Не умер! Поседел только!!!

Они ещё минут десять будут пререкаться, не со зла, просто выпуская пар...
Только уже завтра папа весело сообщит,
• Тёщенька моя в гости пришла! – и мама, набрав код Америки, номер в городе Даллас штат Техас станет мурлыкать в трубку,
• Как Вы себя чувствуете Тамара Александровна?
А потом, успокоившись, родители будут долго обсуждать, что выкинуть из своей спальни, чтобы поставить детскую кроватку, потому что молодая мама, не сможет обеспечить малышу должный уход, придумывать имя, спорить о том, стоит ли заранее покупать вещи для новорожденного, и закармливать дочку всякими полезными, экологически чистыми продуктами...
Произнеся вслух,
• Размечталась! – Элька улыбнулась радужным перспективам, за одно это, прощая любимому слово «должен» и всё другие слова на десять лет вперёд.
Устала! Пока малыш ночью не плачет, спала без сновидений, а, проснувшись утром, потянулась, блаженно прищурилась, потому что ночь уносит слова и заботы, сон разума, даёт волю чувствам, и во сне, ночью ей было хорошо, очень хорошо...

Юрген уснул, и сразу окунулся в давно пережитую и позабытую реалию, в сон-воспоминание, оказался в, забитой книгами комнате друга.
Большие тома и тоненькие брошюрки стояли на полках, лежали на письменном столе, валялись на полу возле дивана. Одни были открыты, свидетельствуя о том, что их читают в настоящий момент, другие, как ёжики топорщились разномастными закладками, сообщающими, что к ним собираются вернуться, перечитать ещё раз.
Фридрих сказал,
• Ты должен это посмотреть! Русский балет «Воскресенье». Композитор студент консерватории, исполнители из хореографического училища, оркестр, гримёры, костюмеры, декораторы, все ещё только учатся, наши ровесники. Ева специально для меня на камеру снимала...
Ева, подружка Фридриха уже несколько лет, такая же невысокая, худенькая, как друг, страстная путешественница, каждый год на каникулах ездила по Европе, привозила любимому домоседу образчики танцевального искусства.
В этот раз, она посетила Ленинград, и Юрген, не разделявший увлечение Фридриха, только скривился, когда друзья наперебой стали пересказывать ему либретто, переведенное на немецкий язык какой-то русской студенткой.
Ева проинформировала,
• Суд присяжных рассматривает дело проститутки, убившей своего клиента купца...
И томимый жаждой Юрген, притопывая в такт увертюры, направился на кухню, взять сок из холодильника. Когда он возвратился, на экране танцевала тоненькая девушка.
Фридрих пояснил,
• Это она... – назвал русские имя и фамилию.
В этот момент на сцене появился юноша, почти мальчик, в балетных лосинах, коротенькой до пояса курточке и сапогах.
Ева сообщила,
•   Это...
Юрген высказал догадку,
• Убитый купец... – но друг нетерпеливо перебил,
• Нет!!! – опять старательно выговорил, непривычную фамилию, - Он присяжный заседатель. Когда они были совсем молодыми, он приехал к тёте, у которой она жила и у них был роман...
Одним взглядом удостоверившись, что это любовь, потому что двое на сцене бежали навстречу друг другу, не прикасаясь, производили руками ласкающие движения, Юрген придумал очередной повод, чтобы удалиться, в гостиной, переговорив с отцом Фридриха, который тоже не разделял увлечение сына балетом, возвратился и, получив очередную информацию,
• Он уехал, а тётка, узнав, что она беременна, выгнала её из дома... – снова глянул на экран.
Балерина, в театрально разорванном сером шёлке, кружась и подпрыгивая, брела по сцене, и серый луч прожектора выхватывал из темноты поникшую фигурку на фоне закрывающихся при её приближении дверей. Девушка повернулась, камера приблизилась, крупно показывая не бледное, выбеленное гримом до снежной чистоты лицо, нарисованные чёрным карандашом, опущенные вниз скорбные полоски в уголках губ и слезинки на щеках.
Юрген уже почти отвернулся, и дёрнул головой, снова прилипая взглядом к экрану.

Он узнал глаза, большие чёрные глаза в рамках выгоревших, рыжих ресниц... проснулся с мыслью: Это были глаза Эльки! - и пролежал час, до подъёма размышляя, сопоставляя факты: Недавно в обед заезжали, пока она кофе готовила, книжку открытую просмотрел. Девчонка до сих пор по-русски читает. И родители её со мной очень старательно по-немецки говорят, только выйдут в коридор, на русский язык переходят, в отпуск не в Европу, не на Мальорку, туда в Украину едут...  Кто они? Немцы? Русские? Снова свои среди чужих? Чёрт их знает, как они на это смотрят...
Райх совсем не думал, что если родители прогонят девочку, перед нею закроются все двери.
Германия не какая-то дикая страна! Квартиру, пособие, деньги ребёнку на питание, на развлечения власти, руководствуясь земельным законом, выделят, за матерью место работы сохранят... Только я в восемнадцать лет уже отдельно от родителей жить мечтал, а Элька, к своим родственникам, как ребёнок пуповиной к матери, привязана, уходя на час, обязательно щёчку или лоб для поцелуя подставляет, постоянно «Папа сказал», «Мама советует», «бабушка и дедушка», «а дядя Фёдор...» повторяет,  и если они её выгонят...

Не скрывая от себя удовлетворения оттого, что было вчера здесь в коридоре, он решил: Нужно будет выяснить. Если...  Помочь ей выпутаться из этой ситуации... помочь избавиться... заплатить в клинике... - полдня посматривал на, как всегда, веселящегося напарника, наконец, выбрал время, когда она вела машину, спросил,
• А если у тебя будет ребенок, что ты будешь делать?
Элька сделала страшные глаза, грозно свела брови,
• Я его съем!!! – посмеявшись, стала серьёзной, как о давно решённом, просто сказала, - То же, что и все женщины. Рожу. Воспитаю.
Удивляясь, потому что все знакомые женщины не спешили заводить детей: а эта смешная девчонка... - Юрген проскочил тему о ребёнке, сейчас под впечатлением сна, его интересовало только мнение её родителей, спросил,
• А папа и мама?
Она похвасталась,
• Мама пятнадцать лет в детском саду проработала. Такого человечка воспитает, всем на зависть! А папа... – надолго замолчала, и Райху стало очень неуютно в привычном, как родной дом, салоне служебного автомобиля, пересохшими губами, подстегнул,
• А папа?
• А папа... – повторила она, паузой раздувая интригу, - Папе у нас сторонник Домостроя, изданного царём Петром Первым! - улыбнулась, - Он нам с мамой сначала будет наизусть читать отрывки из поэмы Шевченко, а потом – улыбнулась, - когда ребёнок родиться знакомых, и незнакомых, случайных попутчиков в автобусе замучит. Будет всем рассказывать, в зависимости от пола ребёнка, что у него внук самый умный или внучка самая красивая.

Успокоившись, Юрген  выхватил из её тирады фамилию «Шевченко», удивлённо поднял бровь,
• Он ещё и поэмы пишет?
Элька захохотала, с нажимом сказала,
• Он в футбол играет!!! – пояснила, - А стихи писал в девятнадцатом веке великий украинский поэт Тарас Шевченко. Папина любимая поэма называется «Катерина». Он офицер, она крестьянка. Он уехал, её родители из дома выгнали. Она умерла, а он увидел на дороге слепого бродячего музыканта и мальчика-поводыря, у которого её глаза, - подытожила, -  Поэма трагическая, но уже неактуальная.
И Райх вспомнил, как Фридрих сказал, 
• Это она, Катюша, - дальше друг назвал фамилию: но «Катюша» это просто, это название русского орудия. Дед о нем рассказывал, а фамилия... - спросил,
• Почему неактуально? Я современный русской балет смотрел «Воскресенье». Там Катюша проститутка купца убила... Её тоже из дома выгнали...
Элька задумалась на минутку, опять захохотала, и он обиделся,
• Что ты всё время надо мной смеёшься? Можно подумать, что ты немецкую литературу знаешь!!!
Нагло улыбаясь, она прочла строфу из «Лорелеи» Гейне, сообщив дополнительные сведения о Рейнской нимфе, выдала малюсенькие отрывки из «Фауста» Гёте, «Разбойников» Шиллера, когда он окончательно вышел из себя, милостиво пояснила,
• Особенности русского языка. Ты сказал «Sonntag» * воскресенье – день недели, а роман называется «Auferstehung» *. Катюша была бедной родственницей, живущей у теток из милости, и Нехлюдов прекрасно понимал, что если бы она его не полюбила, то прожила бы всю свою жизнь при старухах, - процитировала по-немецки: «Ему подушку поправлять, печально подносить лекарство, вздыхать, и думать про себя: Когда же чёрт возьмёт тебя?»  - позволила Юргену продемонстрировать свои познания,
• Я знаю! Это Пушкин!!! – и продолжила,
• Так вот! Он уехал и забыл её, а потом увидел в суде, прозрел, понял, что виноват в её падении, и когда её осудили пошёл вместе с Катюшей пешком на каторгу. Только всё это Толстой тоже в девятнадцатом веке придумал, о воскресении души написал.

Вспомнив предисловие к книге, прочитанной давно в юности, по требованию Фридриха, Райх решил снова показать знание русской литературы,
• Загадочная русская душа. Достоевский «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы».
Элька скривилась,
• Достоевский писал для дальтоников. У него даже благородство серого цвета. Всё остальное, включая юмор, чёрное. Нет загадочной русской души! Есть люди, такие же, как все, добрые и злые, хорошие и плохие. А о загадочной русской душе от Достоевского, я думаю, это Вацлав Бжезинский из ЦРУ, который, говорят, СССР развалил, чтобы русских унизить, придумал.
И не желая говорить о то, в чём совсем не чувствовал себя знатоком, Юрген повторил аббревиатуру,
• СССР, - спросил, - Ты жалеешь, что СССР развалился?
Она улыбнулась,
• Я в СССР только родиться успела, а в Украине... Детство... Никаких забот, всё просто и весело, - вздохнула, - и папа, уходя на работу, маму не в висок, в губы целует...

* Sonntag (нем.) – воскресенье (день недели).

* Auferstehung (нем.) - воскресение.

Вульгарное заблуждение: слабые духом, немощные, неудачливые люди подвержены комплексам. Даже у чемпиона мира по поднятию штанги в супертяжелом весе есть свой, если не скелет в шкафу, то червячок в мозгу.
Высокий, сильный, умный, материально обеспеченный барон Юрген фон Райх с самого раннего детства хотел нравиться, производить хорошее впечатление.
Он изображал перед гостями дедушки и бабушки, перед родными жены лощёного аристократа, перед родителями страстного любителя изобразительного искусства, перед возлюбленными холодного сердцееда, перед гостями Сабины «рыцаря без страха и упрёка» пожертвовавшего собой для защиты Отечества от скверны.
И все они принимали это, как должное, даже преданный друг Фридрих говорил,
• Ты должен это прочесть! Ты должен это посмотреть! Должен! Должен!
А Элька... давно, ещё задолго до того, как она сказала,
• Ты мне ничего не должен! – принимала его таким, как есть, априори одобряя, оправдывая, обожая, и ему не нужно было притворяться, быть кем-то, заслуживать.
Рядом с нею, он был самим собой, обычным человеком, которому до смерти надоела суета и чопорность светских мероприятий, вполне удовлетворённым своей работой, не потому что он несёт «свой крест», потому что профессия, выбранная, в общем-то, благодаря несчастливой случайности, оказалась оптимальным вариантом, сочетает размеренность и порядок с экстремальными ситуациями, впрыскивающими адреналин в кровь, даёт ему то, что требуется мужчине с его складом характера, и предложение Генриха принять должность заместителя начальника Патрульной службы его не заинтересовало. И изобразительным искусством он интересуется не с научной, с дилетантской точки зрения, и книги, и кино...

Не всегда разделяя, девочка готова выслушать его, поспорить, посмеяться не над ним, вместе с ним, принять его мнение или отвергнуть, умело превратив разногласие в шутку.   
Получив чёткий ответ, Юрген сразу решил, что, конечно, возьмёт все расходы по воспитанию ребёнка на себя. Потом: эти женские проблемы, о которых не принято говорить в присутствии мужчин, - не присматриваясь, понял: Пронесло! - и обрадовался, подсознательно не был ещё готов разделить девочку даже со своим сыном... дразнил её, почему-то всё реже вспоминая Сабину, всё легче перенося старую боль.
Он учил Эльку спокойно оценивать ситуацию, не паниковать, думать, а потом действовать, и она уже выросла из привычки хвататься за пистолет, стала настоящим напарником, с которым не страшно в любой передряге.
А ещё она безропотно и быстро исполняла самую нудную, обременительную часть их работы, и Райх долго не мог понять, как этой вертушке, которая не может минуту посидеть на месте, удаётся первой сдать рапорта. Он подсмотрел, и поднял вверх руки, сдаваясь, признавая пользу русской смекалки: Вот идиот! Сам не додумался!
Элька просто составила каталог, скопировав старые рапорта, озаглавила не по фамилиям нарушителей, по характеру преступлений и нарушений, вносила новые данные в готовый бланк. 
Она всегда шутила, рассказывала свои бесконечные истории, хохотала, разговаривала с детьми и с собаками, и, наверное, поэтому, лично сломав преграду, между девушкой и женщиной, он воспринимал её, как девчонку. И целовал, потому что вдруг, как мальчишка, почувствовал давно забытое удовольствие от поцелуя. Только один раз подумал, что заигрался, но девочка в двадцать лет смогла, сумела сохранить какую-то детскую непосредственность, которая в комплекте с искренним интересом ко всему, что происходило рядом, создавали потрясающий коктейль, сладкий и нежный, освежающий и дурманящий. Она несла этот божественный напиток ему, только ему и он, ещё не осознав, уже не мог отказаться от этого нектара.
Его совсем не мучила совесть, устраивали дружеские отношения, чуть приправленные почти детской влюблённостью, и Юрген, не желая что-нибудь менять, не отказывал себе в удовольствии, остановившись на перекрёстке, сжать в ладони её подрагивающие пальчики, прижать её к себе, вобрать вечно пахнущие апельсиновой жевательной резинкой губы. 

Прошло месяца полтора. Весна уже боролась с зимой, мартовскими ветрами ерша волосы, в дождь, вырывая из рук прохожих нарядные зонтики.
Они встречались почти каждый день на работе, всё чаще по выходным.
С детства приученный дедом к добротной, проверенной временем одежде, Юрген, вне работы, носил костюмы, белые рубахи и галстуки, длинные пальто и шляпы, даже в студенческой юности, не опускался до новомодных, узких и куцых вещичек. Только Элька предпочитала простой спортивный стиль, и недавно бросив взгляд на два отражения в витринном стекле супермаркета, он почувствовал себя древностью, приобрёл джинсы, несколько свитеров и куртку, понимая, что именно эти вещи подходят для предлагаемых напарником программ активного отдыха.
С Сабиной, её предшественницами всё было совсем иначе. Они кокетничали, позволяли ухаживать за собой, и Райх приглашал их в рестораны и на концерты заезжих знаменитостей, в кафе и на прогулки по центру города, покупал для них дорогие безделушки, а девочка...
Сменив форму на джинсы и кроссовки, Элька футболила по тротуару, брошенную каким-то неряхой пачку от сигарет, прицелясь, забрасывала прямоугольный «мячик» в ближайшую урну, смеясь, сообщала,
• Гол! – и её мордочка светилась детским удовольствием, какого не увидишь на лице возлюбленной, преподнеся дорогой подарок.
Она сама выбирала развлечение, старалась первой заранее купить билеты для двоих в кино, на выставку или на футбол, таинственно сообщала,
• А завтра мы идём... - делала интригующую паузу, - в зоопарк! В газете писали, что там львёнок родился. Ему уже четыре месяца, и его посетителям показывают.

Местный зоопарк один из самых больших в Европе, достопримечательность города, но Райх считал, что это для детей, когда в город переехал, настроения не было, потом женился...
Он шёл за девочкой от вольера, к вольеру, чувствуя себя третьим лишним.
Кажется, забыв о попутчике, Элька поздоровалась с тигром,
• Привет полосатенький! – сообщила белым медведям, - В Берлине медвежонок родился! Его Кнутом назвали! – осуждая, добавила, - А вы бездельники!!! – долго, как младенцу, восторженно сюсюкала львёнку, - Мой маленький! Мой миленький! Мой хорошенький! - спросила дромадера, где он один горб потерял, и, решив напомнить о себе, Юрген отметил, что по-немецки верблюд среднего рода.
Показав пальцем на крупного самца, девочка с сомнением сказала,
• Мужского!?! – смутилась двусмысленности, потому что, как будто подтверждая её мнение, верблюд повернулся к ним хвостом, и, усмехнувшись,
• Среднего! – Райх, с детства не любивший птиц: Не рассказывать же девчонке, что когда ему было три года огромный лебедь, ухватив за курточку, пытался затащить его в воду... - безропотно прошёл за нею в павильон, в котором демонстрировали пернатых.
Только Элька почувствовала: Давно заметила, как он вздрагивает от шелеста крыльев обычных городских голубей, опускающихся с неба на тротуар, - не задерживаясь, повела его к аквариумам.

В освещённых электричеством прямоугольных частичках Мирового океана плавали и ползали яркие и почти прозрачные, растворяющиеся в воде необычные существа.
Познания Юргена в этом разделе биологии носили чисто гастрономический характер: Фрау Функ готовит филе лососевых вкуснее, чем в ресторане, - и он увлёкся пояснениями маленького ихтиолога,
• Морской огурец – голотурия, почувствовав опасность, выплёвывает свои внутренности и скрывается пока хищник их поедает. У них новые внутренние органы вырастают!
Не читая таблички, Элька сообщала названия обитателей вод,
• Золотая рыбка и её братец карась! Макрель! Сельдь! Атлантическую селёдку я больше солёную люблю, а в магазине маринованную продают! - восклицала, - Актиния! Рыба-клоун! Рыба-бабочка! Морская звезда! Морской ёж! - сообщила, - Обитатели коралловых рифов тропической зоны Тихого океана! - хитро улыбнулась, - В  районе  островов Антиподов расположенных за зоной субтропиков севернее Новой Зеландии, не водятся!
Пытаясь вспомнить: В журнале «ГЕО» о субтропиках и Новой Зеландии, кажется, не упоминалось, - Юрген пожалел, что экскурсия так быстро окончилась, пообещал себе посетить зоопарк с девчонкой ещё раз.

Он отыгрался на выставке работ импрессионистов, привезенной из Франции в городскую, картинную галерею. Элька, затаив дыхание, слушала его пояснения и забавные истории из жизни небожителей Монмартра.
Рассказывая ей о представленных на выставке картинах Мане и Моне, Ренуара и Дега, Юрген вспомнил, увы, не относящегося к импрессионистам Тутуз-Лоттрека блистательного, по его мнению, графика и живописца, вскользь упомянул о его несчастной любви, и Элька спросила совсем не о французах,
• Ты знаешь художника Нико Пиросманишвили?
Юрген, посмеиваясь, исправил,
• Николо Пиросмани, кажется, итальянец... - и готов был продолжить рассказ о французских живописцах, на творчестве которых собирался специализироваться, обучаясь в университете, но девочка, уверенно сказала,
• Грузин Нико Пиросманишвили! Они бы с Тулуз-Лотреком друг друга поняли, и в творчестве, и в... – замолчала.
Голос у неё дрогнул, и Райх почему-то не посмел прервать, затянувшуюся паузу. Ему показалось, что она скажет сейчас что-то очень важное, но Элька продолжила,
• Интересный художник, оставил более тысячи картин. О нём в СССР каждый знал, и почти никто ничего не знал.
Уверенный, что опять не понял что-то об этой странной стране, потому что девчонка, задумавшись, выстраивает немецкие слова в русском порядке построения предложения, Райх бросил,
• Знал, не знал...– и она улыбнулась,
• Он влюбился во французскую балерину варьете, за три дня продал дом, молочную лавку, скупил все цветы в городе и привёз к окнам гостиницы, в которой она остановилась, а потом всю оставшуюся жизнь бродяжничал, оплачивая ночлег и еду своими картинами, - посмотрела Юргену в глаза, ожидая реакцию, услышав,
• Очень глупо! – крикнула,
• Нет!!! Это любовь!
На них стали обращать внимание, и, стараясь избежать конфликта, он приказал,
• Объясни, почему знали и не знали!  - в пол уха выслушал,
• Песню о  любви «Миллион алых роз» лет пятнадцать все слушали, себе под нос напевали, а биографию художника, о его творчестве, только специалисты и любители искусства знали... – и тут же забыл.

Время кончилось... Они проходили по выставочным залам от полудня до самого вечера, а в машине Юрген не собирался говорить о серьёзных вещах, на вечер у него были совсем другие планы.
Глядя на дорогу, он уже настроился, ожидая минуты, когда затормозит возле своего дома, за руку проведёт Эльку в гостиную, усадит к себе на колени, обнимет, примет губами сладкий рот.
Она будет послушна в его руках, он перейдёт к более смелым ласкам, она станет шептать,
• Нет... Не нужно... 
И этот нежный, страстный шёпот заведёт его больше чем какое-нибудь визгливое,
• Ещё... Ещё... Ещё...
Глянул на часы, вмонтированные в панель управления автомобиля. 20.15.
Она сказала маме,
• Я буду к двенадцати! А за три часа...

Сам не знал, что так бывает. Просто лучше не бывает! - приплясывая, как мальчишка, Юрген прошёлся по гостиной, самодовольно улыбаясь, вошёл в ванную.
Научно-популярные журналы, которые покупала Сабина в библиотеке, в кабинете, даже в гостиной валялись. Просматривая один из номеров «ГЕО» перед тем, как выбросить, он наткнулся на статью о том, что многожёнцы-кафры строят для каждой жены новую хижину, и когда женщина, по их понятиям нечиста, даже не входят к ней. Варварство! - но пояснения о периодах наиболее благоприятных для зачатия: Очень полезная информация! Никогда не интересовался, а зря! Вроде всё правильно рассчитал, беспокоиться нечего...   

* Мане Эдуар (1832-1883) - французский художник, родоначальник импрессионизма. «Завтрак на траве», «Музыка в Тюильри»;

* Моне Клод (Оскар Клод) (1840-1926) – французский живописец, один из основоположников художественного течения импрессионизм. «Вокзал Сен-Лазар», «Стога сена».

* Ренуар Огюст (Пьер Огюст) (1841-1919) - французский художник, график, скульптер, один из основателей импрессионизма. «Портрет актрисы Жанны Самари», «Балансировка».

* Дега Эдгар (Эдгар-Жермен-Илер де Га) (1834-1917) - французский художник, один из виднейших представителей импрессионизма. «Голубые танцовщицы», «Мытьё».

* Тулуз-Лотрек Анри де (1864-1901) - французский живописец, график, яркий представитель постимпрессионизма. «Танцовщицы в Мулен Руж», «Портрет Винсента Ван Гога».

* Пиросманишвили Николай Асланович (Нико Пиросмани) (1862-1918) – известный грузинский художник самоучка, представитель примитивистского стиля. «Кутёж», «Порт Батуми».

А Элька долго не могла уснуть, думала о том, что он просто играет с нею в любовь, до сих пор любит Сабину.
Она вспоминала, как там, на дне рождения Курта, он смотрел на бывшую жену, как пошёл за нею, как возвратился, и лицо у него было несчастное, в красных пятнах, как будто его по щекам отхлестали.
Сказала,
• Уходите!!! – и проплакала всю ночь, потому что ещё, когда он целовал её в парке, не поняла, почувствовала, что ей никто не нужен, только он жёсткий и нежный, раздражительный и сдержанный, сильный и слабый, беспомощный в своей любви, к той, которая, наверное, не любит его...
Давно бы к начальнику пошла, в другой экипаж попросилась, но ему плохо, а любимых в беде не бросают!  Вчера только работать начали, высокая блондинка из магазина «Парфюмерия» вышла, к машине направилась.
Как он на газ надавил, на подъезде к её «БМВ» резко притормозил,
• Показалось, что вон тот мальчишка дорогу перебежать собирается! – а мальчик идёт себе по тротуару, ворон считает, на дорогу даже не смотрит!
И так каждый раз, когда копна длинных соломенных волос в толпе мелькнёт! После такого авто-родео и говорить не хочется, и поцелую его, как горький шоколад, сладость полынной горечью отдаёт...

Лев, сосланный на стул: Чтобы глупые вопросы не задавал! - пробурчал: Его жалко! А себя не жалко!?! Элька отвернулась к стене, вспомнила, как Юрген сказал,
• Какая глупость! – и снова развернулась к плюшевому наперснику:
Мне кажется, что он и её не любит... Тот, кто любит, должен понять другого человека, отдавшего всё любимой! - совсем не собираясь признаваться, что ей для любимого ничего не жалко, и она готова быть для него девочкой, если он хочет, и женщиной, когда он снова захочет: Только бы захотел!
Противный зверь заметил: Должен, не должен... Обыкновенный здоровый мужчина уже почти два года без жены... Элька перебила: Обыкновенный? Замучил, все косточки, всё внутри сладко ноет... - и покраснела: Подружки нет. Привыкла сама с собой разговаривать. Хорошо, что никто не слышит...

Сегодня они работают ночью. До полуночи всё было спокойно, потом диспетчер сообщил,
• Драка возле дискотеки на границе трёх районов.
Когда они подъехали, на площадке рядом с орущей, беспорядочно передвигающейся толпой уже выстроились десять полицейских авто, среди колышущихся голов мелькали чёрные фуражки охранников дискотеки и зелёные, форменные, полицейские.
Бросив на ходу,
• Не геройствуй! – Юрген схватил за руки ближайшего, длинного парня с доской, принесенной, видимо с расположенной за углом, стройки, преодолевая сопротивление, поволок его к автобусу с зарешёченными окнами.
Разнимая дерущихся, водворяя в автобус, догоняя, пытающихся убежать, он несколько раз видел Эльку в самом центре событий, в самой гуще поднимающихся для удара рук, пытался пробиться к ней, и отвлекался на очередного слишком рьяного нарушителя порядка, только когда всё закончилось, поискал напарника глазами.
В стороне, возле стены здания, Элька обнимала за плечи высокую, сантиметров на двадцать выше девушки-полицейского плачущую девчонку с русыми волосами, что-то говорила ей, - Ну, естественно по-русски! Кто же ещё такие драки устраивает!?!
Райх направился к ним и нос к носу столкнулся с Йоганом, сделал вид, что не заметил протянутую руку, пробурчал,
• Привет! - собираясь пройти мимо, но бывший друг шутливо толкнул его в предплечье,
• Зря ты так! Она этого не стоит! Сама меня соблазняла! – и стало противно даже смотреть на крепкого мужчину, который, оправдываясь, не задумываясь, причиняет боль, пытается трусливо спрятаться за женскую спину.
Стараясь прервать разговор, как говорит в таких случаях Элька, Юрген резко бросил,
• Проехали! Пока! – но Йоган не собирался прощаться,
• Послушай! Нам ведь классно было работать вместе! Кёниг говорил, что ты тоже напарников меняешь!
И заметив, что девушки уже направились к ним, Райх намеренно громко сказал,
• Информация устарела! У меня уже почти год прекрасный напарник! Не обманет! Не предаст! – улыбаясь, посмотрел на покрасневшую от удовольствия Эльку, она улыбнулась ему, и тут же нахмурилась: Ещё тогда, будучи практиканткой, сообразила, что этот Зонненберг ненавидит Юргена, не могла, не хотела по-приятельски назвать «Йоган»! - преувеличенно вежливо сказала,
• Здравствуйте господин Зонненберг! Как Ваши дела? – не дослушав, короткое,
• У меня всё хорошо! – чуть подтолкнув вперёд девушку, зачастила,
• Это из-за неё дрались. Братья! Трое родных, пять кузенов. Этот подонок её танцевать пригласил, вывести на улицу пытался, гадости на ухо шептал, она с ним второй танец танцевать отказалась, а он уже на улице попрощаться подошёл, горящую сигарету, - поднесла к лицу Райха ладошку девушки с расплывшимся красным пятном вокруг чёрного ожога, - ей в руку сунул. Я думаю, и себе пальцы пожёг! - интонацией показывая, что решение за ним, старшим патруля, спросила, - Может быть, её в участок отвезти? – дождавшись кивка, попрощалась, - Прощайте господин Зонненберг! – повела девушку к машине.
Ехидно улыбаясь, Йоган произнёс,
• Вышколил! А впрочем, труд невелик. Ей до Сабины, как до Луны. Она на тебя с первого дня, как голодный на бутерброд с ветчиной смотрела.
Он ёрничал, издевался, только в глазах зависть, как Луна в луже, утонула.
Юрген вдруг вспомнил, как Элька танцевала с Куртом. Тогда, несмотря на боль, подумал: Маленький принц и его Роза! Антуан де Сент Экзюпери...  уточнил,
• Приручил! – без злости вспомнил Гюнтера: Только ты этого хищника укротить можешь?–  отдал бывшему напарнику, «А впрочем»,
• А впрочем, это она меня приручила!

Привыкнув гоняться за фантомом с соломенно-золотыми волосами, Райх даже не ожидал, что эта процедура пройдёт столь безболезненно, подписывая документы, заметил, что это у Сабины рука дрогнула, улыбаясь, посмотрел на бывшую жену, и не ощутил ничего кроме давно забытого чувства свободы.
Она так старалась, строгий дорогой костюм, неброские, со вкусом подобранные драгоценности и кольцо с бриллиантом, не обручальное, то, что он купил ей на помолвку в самом престижном ювелирном магазине города.
Сабина изящным жестом ухоженной руки поправляла свои роскошные волосы, ловила его взгляд, вставая, грациозно прогнулась, демонстрируя грудь в декольте шифоновой блузки: её адвокат чуть документы со стола локтем не сбил.
А Юрген, как через пуленепробиваемое стекло, подмечая уловки бывшей жены, радовался, что её чары больше на него не действуют.
Небрежно засунув в карман свой экземпляр документа, подтверждающего, что они уже не только де-факто, де-юре не муж и жена, он галантно открыл перед нею дверь на выходе из адвокатской конторы, пожал, по всем правилам хорошего тона, поданную для поцелуя руку, сказал,
• Извини, у меня важное дело! – махнув рукой на прощание, вошёл, в очень удачно, расположенный рядом магазин, купил билеты на футбольный матч, запланированный на следующую неделю, и две кепки с символикой любимой команды, себе и напарнику.

Он предполагал, что эйфория быстро пройдёт, но хорошее настроение стойко продержалось три дня, и в последнюю субботу месяца, подъезжая к дому родителей, Юрген улыбался, прямо с порога заорал,
• Я голоден, как лев! – на лету поймал удивлённый взгляд матери.
За обедом он спокойно выдержал очередную лекцию деда о том, что такие женщины, как Сабина встречаются редко, особенно в наше время, и поэтому даже неотёсанному полицейскому стоит сто раз подумать, прежде чем отказываться от такого счастья, весело сообщил,
• Мы официально развелись! Путь свободен!!! Только я тебе не советую дед. Поверь мне, это такие женщины, как бабушка, в наше время встречаются редко! – собрался парировать возмущённое замечание,
• Откуда у тебя эта дурная привычка на все вопросы отвечать шутками появилась? С тобой в последнее время невозможно серьёзно разговаривать!!! – но передумал, посмотрел на покрасневшую, как девочка, бабушку, на довольно улыбнувшуюся маму, и понял, что женская половина семьи на его стороне.
После кофе он собрался откланяться, предоставив возможность родственникам во всех подробностях обсудить новость о его разводе, но мама приказала,
• Подожди! – с трудом стащила с пальца кольцо, - Поправилась! Жмёт.
Юрген улыбнулся,
• За те тридцать пять лет, что я тебя знаю, ты нисколько не изменилась!
Она приняла комплемент,
• Значит, просто время расстаться с этим колечком подошло. Забери! Пусть у тебя лежит! - тут же без перехода поинтересовалась, - Девочка, с которой ты на дне рождения Курта был. Вы до сих пор вместе работаете?
Сам не понял, почему смутился, пробурчал,
• Она отличный напарник... – и стал прощаться.



Завтра выходной день, а сегодня после работы футбол. Перед матчем они посидели в маленьком баре возле стадиона. Элька, как и положено девочке, «Колу» через трубочку тянула, а Юрген выпил бокал пива, машину он сегодня с утра оставил в гараже.
В день футбола в автобусе тесно и весело, даже взрослому человеку обнять девчонку, хоть сто раз прижаться губами к её раскрасневшимся щекам, к вибрирующему от смеха горлу не возбраняется, никто в суматохе и не заметит.
И команда, за которую они вместе болеют, его любимая команда ещё со студенческой юности, выиграла!!!
Можно было, конечно, проехать ещё одну остановку, но они вышли из вагона, пошли через парк, не сговариваясь, уселись на скамейку под огромной сосной. Вдалеке мелькнули огни на крыше, объезжающей парк, полицейской машины.
Он трагическим шёпотом пригрозил,
• Сейчас прогонят!
Она возмущённо зашипела,
• Мы же не нарушаем!
И вздохнув,
• Противно! Но если ты считаешь, что мы не нарушаем...  – он поднял её со скамейки, отнёс к дереву, поставил на землю, нагнул голову, полностью отдавая инициативу в ласкающие его лицо, маленькие ладошки.
Успел подумать, что так, наверное, должен чувствовать себя учитель, передавший свои знания, свой опыт, жаждущей познать ученице, и перестал думать, как по-немецки, но совсем не по-немецки говорит Элька, «себе дороже»...

Потом она опять удобно устроилась на скамейке, обхватила согнутые коленки руками, прижалась спиной к его груди. Юрген обнял, услышав приказ,
• Расскажи мне... – перебил,
• Сказку! - ехидно уточнил, - Маленькие девочки любят сказки!
Она не приняла вызов: Какая разница? Сказку, так сказку. Только бы он не молчал, только бы слушать его голос, ещё раз услышать, прорывающиеся сквозь грозный рокот, ласкающие нотки...  - потёрлась головой об его плечо, попросила,
• Расскажи сказку.
И он смутился, не оттого, что давно вырос, забыл все сказки, потому что почувствовал, что если она вот так же нежно попросит звезду, он сейчас же встанет и полезет на большую, старую сосну, зелёная крона которой, кажется, как атлант, подпирает небо... Только сказка... сказка...
Вспомнил, улыбаясь, стал пересказывать семейную легенду, которую ему в детстве бабушка сто раз рассказывала. 
• Это было, наверное, четыреста, а может быть и пятьсот лет назад. Жили в одной земле два барона, дружили, в один год женились. У одного пять лет, каждый год сын рождался, а у другого, только на восьмой год после свадьбы дочь родилась и всё. Решили бароны, что девочка за старшего сына соседа замуж выйдет. Мальчики в войну играли. Зачем им девчонка? А самый младший ни об играх, ни о войне не думал, с детства с соседской девочкой по полям гулял, цветы для неё собирал.
Исполнилось девочке четырнадцать лет. Первое причастие, и можно о помолвке объявлять, тогда рано женились, только она замуж за старшего брата не хочет, младшего любит, и он жизни себя лишить грозит, на колени оба перед родителями падают, просят, но отцы непреклонны,
• Нам судьбу детей решать!!! Договор, баронское слово превыше всего!!!
• И старший брат жениться на любимой младшего не возражает, целыми днями с другими братьями и друзьями пирует-гуляет, дедовские ратные доспехи, которые отец пообещал ему на свадьбу подарить, примеряет, на коне по полям скачет, и дела ему и всем им нет до того, что родной брат тоскует, что невеста плачет.
Завтра день помолвки.
Взошла Луна, потом за облака спряталась, дождик стал накрапывать, в листьях деревьев грустно шептать, и пошёл младший брат ночью, в тёмный лес в бурной речке  топиться.
К воде подошёл, так расстроен был, даже не заметил любимую, которая за ним всю дорогу по тропинке кралась, за его спиной к скале прижалась.
Слышит,
• Помогите!
Старуха прямо на стремнине за большую ветку ухватилась, а весна, река полноводная, бурная, бабушку вместе с веткой к перекатам тянет, на острые камни несёт. Бросился парень в воду, всё равно терять нечего, поплыл, за ветку схватился, а это совсем не ветка, бьёт, кусает, руки ноги, как змея оплетает.

Прижавшись лбом к коленкам, Элька продемонстрировала, как ей страшно, с придыханием прошептала, 
• Дракон...
Юрген, сдерживая смех, приказал,
• Не перебивай! Сам запутаюсь!!! – пояснил, - Никакой не дракон! Нечистая сила без фамилии! – уже хотел свернуть шутку, но девочка попросила,
• Рассказывай дальше, -  и он продолжил,
• Юноша вытащил меч, ветвь на куски порубил, старушку за руку схватил, а она большая, тяжёлая, плавать не умеет, и одежда намокла, еле на берег выбрались.
Отряхнулась старуха, сказала,
• Ты мне жизнь спас. Проси, что хочешь! – услышав в ответ,
• Ничего мне не нужно. Я сейчас утоплюсь! - вся змеиной кожей покрылась, язык раздвоенный выставила, зуб змеиный, ядом сочащийся показала, парень отскочил, за оружие схватился, а она захохотала, хлопнула в ладоши,
• Не утопишься! Жить хочешь! И не говори мне ничего, всё знаю! Завтра большой мор начнётся! Твои родители, её родители, которые детей не спросили, за них всё решили, братья твои, которым всё равно на ком без любви жениться, лишь бы волю родителей выполнить, свою часть наследства получить, все умрут. Только ты и любимая твоя не заболеете. Вам всё достанется!!!
Он закричал,
• Нет!!! Нет!!! – снова обнажил меч, но старуха сказала,
• Поздно! Всё уже решено! – махнула рукой, как в волшебном фонаре всех родных и друзей, которым до него, до его страданий дела нет, в один миг показала, коварно ухмыльнулась, когда он потряс головой, разгоняя злые мысли, упал на колени, стал просить,
• Я же тебя спас... Спаси их всех... – задумалась,
• Есть одно средство! Своей жизнью, своей мукой их спасти можешь! - посмотрела на протянутый меч, на склонённую голову,
• Руби!!! – захохотала, как стервятник над падалью, заперхала,
• Не надейся на лёгкую смерть! Ты будешь жить долго...  не умрёшь, ослепнешь, а старший брат твой, завтра оденет на пальчик твоей любимой кольцо, в котором вместо камней будут сверкать твои глаза. Ты сам ему это кольцо отдать, счастья любимой пожелать, должен! И будет для каждого то счастье, которого он хочет!!! Думай! Тебе самому свою судьбу и судьбу своих родных решать!!!
Пожалел юноша, что даже посоветоваться не с кем, подумал, сказал,
• Я согласен! – моргнул, и весь мир для него погас, как будто чёрным платком укрылся.
Долго по лесу блуждал, только под утро домой добрался. Начался праздник, старший брат надел кольцо на палец, безразличной к общему веселью, девушке. Она только взглянула на камни в кольце, вдруг припала, прижалась к ним губами, и слепой младший брат не увидел, почувствовал её губы на своих закрытых веках.
Прошло несколько месяцев. Бароны уже свадьбу планировали, но началась война. Жених собрал из крестьянских парней отряд, сел на коня, невесту на прощание даже не поцеловал, уехал, и пропал, ни одной весточки домой не прислал.
И осталась она...
Элька вставила,
• Ни вдова, ни мужняя жена.

Сам увлёкся старой сказкой! Не заметил, как она лицом повернулась. Глаза блестят, щёки горят... Заговорил девчонку! 
Юрген улыбнулся, очень довольный собой, поцеловал услужливо подставленные губы, подчиняясь команде,
• Дальше! – кивнул,
• А дальше год прошёл. По тем временам большой срок, люди тогда до сорока не доживали, и решили бароны девушку за второго брата замуж отдать. И она не возражала, только условие,
• Кольцо то же самое для помолвки будет! - поставила. Младшего, когда-то любимого к себе позвала,
• Отнеси кольцо брату! – как чужому приказала, как по сердцу его ножом, безразличным голосом резанула, но он сумел, с болью своей справился, счастья брату пожелал.
С обрыва на острые камни прыгнуть хотел, вспомнил, что от его мук жизнь, счастье родных людей зависит, о себе даже не вспомнил, во время обряда одевания кольца снова губы любимой на своих веках ощутил.
Второй брат ушёл с монахами помолиться перед свадьбой. Третий сразу после помолвки был вызван в королевский дворец, направлен неизвестно куда с секретной миссией. Четвёртый на лодке по речке катался. Видели друзья его, что река разбушевалась, лодку на буруны понесла, сколько не искали, ничего не нашли.
А несчастный слепец каждую весну любимой счастья, с другим братом пожелав, смерти для себя просил, в последнюю минуту угрозу старухи вспоминал, и долгими зимними вечерами, сидя у остывшего камина, думал о том, что старуха его обманула, не в один год, за четыре всех братьев забрала. Не хотел он такой цены за счастье! Если никто из братьев не вернётся, весной его очередь, только девушка к братьям с кольцом посылала, ни разу за четыре года слова ласкового ему не сказала.
Пришла весна. Надел он девушке на палец кольцо, ничего не почувствовал. Не поцеловала глаза на колечке, значит, разлюбила... - подумал.
К свадьбе уже всё готово, и слепому бежать некуда, и на сердце неспокойно.
Новобрачную в дом жениха привезли. Колокола в кирхе зазвонили. Время венчаться, а жених всё тянет, как будто ждёт чего-то. Только невесту за руку взял... дождался...
Мать от счастья заплакала, слуги закричали. Старший брат генерал во двор на коне въезжает, орденами, знаками воинской славы, как Солнце сияет. Минуты не прошло, второй брат появился, скромно от настоятелей ста монастырей грамоты показал, в которых написано, что он благочестием своим отличился. Третий брат милостью короля отмечен, честью за усердие, за ум увенчан. Четвёртый брат – капитан сундуки с богатствами с корабля сгружает, на всеобщее обозрение выставляет, своё умение продать-купить восхваляет.
Услышал всё это младший брат, девушку за руку на шум, к братьям подвёл,   
• Ты свой дочерний долг послушания выполнила! Волею отца с каждым из четверых братьев обручена была! Теперь тебе решать!!! А я... я желаю тебе счастья!!! - моргнул, смахнул слезу, и прозрел.
Лучше бы навсегда слепым остался!!! Любимая из девчонки в прекрасную девушку превратилась, расцвела, как роза распустилась и выбор у неё: слава, благочестие, честь, богатство. Братья высокие, красивые в нарядных одеждах, и лица у них от счастья, что сумели, добились, себя показали, светятся. Куда ему деревенскому увальню, который пять лет в доме просидел, ничего не видел с братьями тягаться? Уйти хотел, родственники, гости, которые на свадьбу со всей земли приехали, дворовый люд плотным кольцом обступили, не вырваться. Значит и дальше ему положено за жизнь, за счастье родных, любимых людей муку терпеть!
А невеста перекрестилась, родителям своим поклонилась,
• Кто ж не захочет хорошую славу, благочестие мужа каждой по нраву, честь, как лесть приятна для женского уха, и богатство лучше, чем голод, разруха. Только как-то во сне я по лесу бежала, и случайно один разговор услыхала, поняла, всё даётся в трудах и бореньях, но спасёт этот мир доброта и терпенье!
Не ожидал, что стишок этот не очень складный запомнил. Юрген покопался в карманах, разыскивая сигареты, прикуривая, взглянул на притихшую Эльку. Маленький язычок пламени зажигалки на миг осветил по-детски счастливые глаза. Он поперхнулся дымом, притворным кашлем гася ироническую улыбку, подумал: Детёныш, совсем детёныш...



4.

Сегодня приезжают русские. Командует Элька,
• Поднимись наверх!
Юрген улыбнулся: Совсем распустил девчонку! Ещё немножко, и я этой хохотушке, «Есть мэм!» говорить стану!
Дверь открыла её мама,
• Проходите, пожалуйста!
Элька из кухни крикнула,
• Привет! Иди сюда! - на мгновенье прижалась губами к его щеке, указала на большую сумку, - Неси вниз! – догнала его в коридоре, важно неся на вытянутых руках большую коробку, - Пошли!!!
В лифте он хотел поцеловать, но она отстранилась,
• Уроню! – и он спросил,
• Что это? – удивился ответу,
• Хлеб! Мама испекла! – но уточнять у надувшейся от гордости девчонки не стал.

В кабинете она достала из коробки большой круглый каравай, не хлеб - произведение искусства из теста. В центре большой рукотворный цветок чуть припечённые кончики лепестков вверх приподнял, венчик – выемка, окруженная косичкой из теста, по наружному кругу венок, русские буквы с маленькими цветочками переплелись.
• Что здесь написано? - спросил вошедший шеф,
Пояснив,
• Willkommen! - Элька покопалась в сумке, разыскала маленькую круглую чашу-солонку, насыпала соль и поставила в выемку в хлебе.
Одобрительно глядя на хлопочущую девчонку, господин Баус сообщил,
• Вчера вечером секретарь бургомистра звонил, сказал, что у них там что-то изменилось. Вместо капитана из патрульной службы приедет генерал! - нахмурился, - Его в патрульную машину не посадишь... – вздрогнул, от звонкого девичьего смеха,
• Почему? Пусть знает, что в Германии демократия! - улыбнулся,
• Может быть, ты и права!
Райх заметил, как блеснули чёрные глаза, из-под, сегодня накрашенных тушью, ресниц. Начальник на «ты» только тех, кого уважает, называет... - а самоуверенная девчонка протянула,
• Ну, раз генерал... – приказала, - Давайте во дворе встретим! Мы с Юргеном стол понесём, - осмотрела ещё не выехавших на смену, коллег, кажется, выбирая достойных, - Лиза возьми, пожалуйста, хлеб! - подозрительно глянула на Вальтера, и отвела глаза, - А Вы Дитер сумку!

Накрыв стол скатертью, Элька два раза переставила из угла в угол тарелку с хлебом, достала из сумки бутылку водки, пояснила,
• «Московская» из русского магазина. Страшная гадость... но так положено... -  поставила на блестящий, металлический поднос, рюмочку на ножке, ответила, засомневавшемуся,
• Не маленькие? Русские пьют много! – начальнику Патрульной службы,
• Обойдутся! Им ещё работать! - и подозвала Хайке, зашептала что-то подружке на ухо, та захохотала и кивнула.
Всё готово, но русские опаздывают. Наконец, во двор въезжает автобус, и все свободные от службы полицейские выходят посмотреть на представление.
Честное слово есть на что посмотреть! Три здоровяка, разворот плеч в автобусную дверь не вписывается, боком выходят. За ними высокий парень. Виски высоко выбриты, а сзади хвостик на резинке из-под форменной фуражки выглядывает.
Юрген предположил: Переводчик. Перевёл взгляд на осторожно выбирающегося из автобуса толстяка, решил: Генерал. Только звёздочки на погонах у этого господина маленькие.
Две женщины в синих кителях и юбках, элегантный, даже в форме мужчина средних лет. Потом по лесенкам спустился статный, моложавый человек в плаще, с выправкой профессионального военного. Он снял фуражку, провёл рукой по седым волосам, улыбнулся, первым пошёл к столу, и всем сразу стало ясно: Вот он генерал!

Как положено гостеприимному хозяину, господин Баус сделал шаг навстречу, но Элька чуть обошла начальника, с достоинством поклонилась, поднесла генералу рюмку на подносе. Он выпил, зачем-то разбил рюмку, лихо бросив на асфальт, протянул к девочке руки. Райх успел подумать: Чего это он руки распускает? - но она сделала шаг в сторону, подтолкнув вперед Хайке, с хлебом на вытянутых руках.
Генерал отломил маленький кусочек от огромного каравая, обмакнул в соль, съел и поцеловал Хайке три раза в щеки.
Элька, что-то шепнула, шеф протянул генералу руку, и одна из приехавших женщин, высокая, красивая блондинка, стала быстро переводить, поворачивая голову, улыбаясь то своему начальнику, то господину Баусу.
А ритуал продолжался. Русские подходили, выпивали, били рюмку, ломали хлеб и целовали Хайке, только женщина с большой звёздой на погонах отрицательно покачала головой, что-то сказала Эльке по-русски, и, покраснев от удовольствия, девочка повела рукой в сторону подружки с хлебом.

Проходивший мимо Гюнтер, ни к кому не обращаясь, пробурчал,
• И генерала отшила! – резко развернулся на каблуках, протянул Райху руку, - Сдаюсь! – посетовал, - На меня ещё ни одна с таким обожанием не смотрела, - спросил, - Почему? Я же красивее тебя!
И придирчиво наблюдавший, за беседующей с русскими милиционерами напарником Юрген, захохотал, самодовольно бросил,
• А ты её спроси кто красивее! – боясь, что-то пропустить,
• двумя руками отодвинул, загораживающего обзор коллегу. 
Элька что-то говорила, улыбалась, как всегда, держа большие пальцы рук в карманах брюк, засмеялась, когда этот с хвостом, видимо, пошутил.
Райх хотел сказать себе: Противная девчонка! и не смог, увидел чуть колышущуюся от смеха высокую грудь, даже через одетую под форменную рубаху майку, на миг обозначившиеся маленькие шарики сосков, не вспомнил, губами почувствовал шелковистую, нежную кожу, сглотнул, пытаясь избавиться от нестерпимого сладкого наваждения.
Как будто заиндевевшее стекло лопнуло, и там, за окном в холодном, призрачном свете Луны, как чудо, на глазах расцвела прекрасная белая роза. 
Подошли начальники. Русский генерал дружески обнял Элькины плечи, что-то сказал, переводчица повернулась к господину Баусу, шеф, не скрывая довольную улыбку, потрепал по-детски покрасневшую от смущения щёчку...
И протестуя, против мужских рук на плече, на щеке любимой женщины, Райх быстро уселся за руль, надавил на кнопку клаксона: Встреча прошла в тёплой, дружественной обстановке!!! Пора работать!

Он не злился, не был расстроен, почти на автомате вел машину, краем глаза, оценивая обстановку на дороге, задумался, пытаясь разобраться в себе.
Юность с её розыгрышами и забавами осталась в родном городке, в один день ушла вместе с Фридрихом, и он давно, очень давно приехав в этот город, переступив порог дедовского дома, почувствовал себя мужчиной, ответственным за свою жизнь, за свою судьбу. Он чувствовал себя взрослым, уверенным в себе разумным человеком выбирая профессию, обустраивая быть, общаясь с коллегами и женщинами, венчаясь с холодной, капризной Сабиной. Как догму, приняв от Йогана, подкреплённую мнением деда, отца, знакомых доктрину о красоте и достоинствах Сабины, млел от счастья, что смог жениться на богине, а потом...
Первое время даже себе не решался признаться, что, постоянно ощущая холод в их отношениях, не удовлетворён, недоволен собой, считает себя виновником, мужчиной не способным завоевать, не только душу, тело любимой.
Это было так унизительно всё время копаться в себе, спрашивать: Что? Что я делаю не так? -  очередной раз услышав,
• Хватит! Я устала!– полночи выискивать себе оправдание, понимая, что об этом никому не скажешь, не попросишь совета, никак не избавишься от раздражения на себя, на красавицу жену, и как следствие, на весь мир.
Злясь на себя, на Йогана, уехавшего на свадьбу сестры, на эти дурацкие отчёты, и снова на себя, потому что Сабина вчера опять сказала,
• Отстань! Я хочу спать!!! – он сжал руку школьницы-практикантки, она подняла глаза, посмотрела на него, и он почувствовал себя мальчишкой, усилием воли избавился от вдруг, непонятно откуда появившегося желания дёрнуть девчонку за рыжий локон, ущипнуть, подставить ножку.
Взрослый, женатый мужчина раздражался, делал глупости одну за другой, ёрничал, ругался, специально дразнил маленькую девочку, развлекался её слезами, потому что испугался неконтролируемого желания прикоснуться, почувствовать, как дрожат её пальчики в его ладони, провести рукой по её щеке, если нет других вариантов, коснуться губами края чашки, к которому только что прижимались её губы. 

Через три года, она пришла работать, всего один раз посмотрела ему в глаза, и он уже целый год, кажется, вообще ничего кроме боли не чувствовавший, опять попал, пропал в необъяснимой магии прикосновений. Вспомнил юношескую шалость, прижался к её груди, на миг оглох от барабанного боя её сердца, принимая силы, чтобы жить дальше.
Это было непохоже на любовь, это было вообще ни на что непохоже. Как Ахилл, бравший силу от матери Земли, он касался её губ, её груди, обнимал, принимая её всю целиком, как лекарство от обиды и боли.
И тогда в коридоре своего дома, он сказал то, что чувствовал, неловко, шутя, сделал предложение, и испугался, попятился, перевёл разговор, был ещё просто не готов принять, впустить в сердце любовь, придумывал для себя отговорки: Гюнтер, Вальтер, детская влюблённость, удовольствие от поцелуя... 
Может быть, потому что ещё не развёлся, как преграду, не мог обойти давно распавшийся, но ещё существующий по закону брак с Сабиной?
Скосил глаза на напарника. Откинувшись на подголовник, Элька спала днём на службе, впервые спала на работе, и Юрген увидел след бессонницы чуть припухшие веки, горестные складочки в уголках губ, подумал: Я скотина! - и, как мальчишка, стал строить грандиозные планы, в которых была поездка в Венецию, каналы и мосты, море цветов и чистое, как слеза одной из многочисленных венецианских мадонн вино в хрустальных бокалах.

Задал себе вопрос: Почему Венеция, не Париж – город влюблённых? –сообразил, в Венецию они ездили с Фридрихом сразу после окончания гимназии. Они были тогда молоды и счастливы, полны надежд и восторгов юности, за плечами не было груза печали и обид, и: так хочется, хотя бы на время снова стать беззаботным и юным, как Элька – его любимая, его девочка...
Уже размышлял о том, стоит ли купить катер или лучше взять маленький кораблик в аренду вместе капитаном: Когда любимая рядом, руки должны быть от штурвала свободны... – он вдруг вспомнил, понял: там, в Венеции живут два удивительных человека: мужчина и женщина сумевшие доказать, пронести через годы свою любовь...

Восемнадцать лет Рубикон между детством и взрослой жизнью. Кажется, что ничего не изменилось. Ан, нет! Не только избирательное право и ответственность перед законом, как механизм в часах что-то внутри сработало: Я стал взрослым!
Дед уже полгода намекал, загадочно улыбался, еле зимних каникул в школе дождался, внука в Цюрих пригласил.
Если быть до конца честным, у Юргена были на эти свободные от занятий две недели, совсем другие планы, с миленькой одноклассницей Ингрид, в которую он тогда был влюблён, в Альпы поехать, на лыжах покататься, а там: Чем чёрт не шутит...
Только дед уж очень настойчиво совместный тур предлагал, и отказать было неудобно.
Поселившись в гостинице, они поехали в банк, где, подписав десяток бумаг, Юрген получил право наравне с отцом и дедом распоряжаться доходами с основного капитала, стал наследником состояния семьи. Он уже облегчённо вздохнул, рассчитывая, завтра к вечеру оказаться дома, но дедушка предложил прогуляться по городу, сказал, что это просто преступление приехать в Цюрих в канун Рождества, елку, украшенную хрустальными игрушками фирмы «Сваровски» не посмотреть. 
На площади вокруг огромного хвойного дерева, искрящегося на Солнце всеми цветами спектра, преломляющимися в гранёном, чистой воды, стекле, толпились туристы. Они, как строители Вавилонской башни, в одночасье переставшие понимать друг друга, махали руками, шумели, выражая восторг творением рук человеческих.
Юрген приметил возле киоска сувениров пару влюблённых из Японии. Парень, заглядывая в развёрнутую карту, что-то пояснял раскосой девушке, по-детски, смешно выговаривая «с» вместо «ша», произнёс по-немецки слово «штрассе - страссе» *.
Внук повернулся, собираясь поделиться с дедом смешинкой, но не успел, увидел, как дедушка, и высокий седой господин, опирающийся на элегантный стек, прилипли друг к другу глазами вопрошая, постояли минуту раздумывая, одновременно дёрнули головой, отметая сомнения, протянув руку, двинулись навстречу.

Они не обнялись, но в крепком мужском рукопожатии было что-то сердечное, дружеское и лица у обоих одинаково чуть скривились, как от боли.
Потом они сидели в каком-то тихом кафе за столиком, отгороженным от, почти пустого зала живым олеандром выросшим в большом горшке, пили кофе, и может быть, потому что заняли место влюблённых, неловкая тишина давила, действовала на нервы.
Юргену казалось, что они не заговорят никогда, выпьют кофе, и разойдутся в разные стороны. Он уже сделал последний глоток, посмотрел на деда, ожидая команду встать и распрощаться, но дедушка только плотнее уселся на стуле, сказал,
• Помнишь...
Собеседник перебил,
• Я вспомнил, как мы с тобой познакомились.
• Подрались!
• Ты ударил первым!
• Но ты сказал: Это казарма, а не дортуар гимназисток!
• А что я должен был сказать, когда увидел на твоей тумбочке фотографию девочки, в рамке с, натянувшим лук, Амуром в левом нижнем уголке.
Дед притворно обиженно надулся, кивнул на Юргена,
• Она стала его бабушкой!
И господин, знакомясь с внуком друга, представившийся - Отто фон Тауффен, - поднял вверх руки,
• Уже не помню, но, скорее всего я тебе тогда позавидовал!
Они говорили и говорили, о своей юности, об учёбе в кадетском корпусе, о милых шалостях курсантов, а Юрген не очень прислушиваясь, размышлял: Дед, как всякий отпрыск мужского пола уважаемой дворянской фамилии учился в кадетском корпусе, о том времени, когда,
• Честь и благородство были не пустыми словами! Аристократическое воспитание... За подлость, на дуэль вызывали!!! – и так далее, и тому подобное, и в том же духе часами говорить может.
 Только имени Отто фон Тауффен вроде никогда не называл, и сейчас такое впечатление, что оба вспоминают детство, для того чтобы время оттянуть, о чём-то важном, о чём всё равно говорить придётся,  пока не сказать...   

* Цюрих - город на северо-востоке Швейцарии. Столица немецкоязычного кантона Цюрих, один из основных мировых финансовых центров. Самый большой по численности населения город страны, в котором расположены штаб-квартиры многих швейцарских банков и страховых компаний.
* Фирма Сваровски Swarovski - Основатель концерна Даниэль Сваровски родился в горной Богемии, на родине знаменитого богемского стекла. Неудавшийся скрипач, имея хорошее образование, интересовался электротехникой и конструированием электрооборудования, в 1892 году получает патент на первое своё изобретение - машину обрабатывающую кристаллические камни с беспрецедентной точностью. Сегодня украшения с кристаллами Swarovski рассматриваются специалистами как самостоятельный вид ювелирного искусства.
* Strasse (нем.) - улица.

Юрген оторвался от своих мыслей, потому что дед сказал,
• Ты мне тогда над Арлоном жизнь спас!
Весной 1940 года в небе над бельгийским городом Арлоном, дед был ведущим в звене, во время ночного боя его самолёт, получил множественные повреждения, почти потерял управление, стрелок-радист погиб, и ведомый опекал еле ползущую машину от нападавших самолётов противника до родного аэродрома. Эту историю знали все, но фамилия Тауффен ни разу не прозвучала.
Над столиком снова зависла неловкая тишина, усугублённая тем, что кофе кончился, потом Отто фон Тауффен спросил,
• Ты всё знаешь?
Дед сказал,
• В общих чертах! Зимой сорок второго, как раз в канун траура, объявленного в связи с поражением наших войск под Москвой, майор Паппе из отпуска по ранению возвратился, успел не только погостить дома, но и съездить к брату в Париж. Неделю молчал, а когда траур объявили, напился. По дороге в казарму, сказал, что ты в июне сорок первого, прихватив с собой документы государственной важности и десяток участников движения сопротивления, сбежал к «маки» - французским партизанам. Он шептал ещё что-то про какую-то девчонку-итальянку, не договорил, уснул на моём плече, а ночью так и не успев поднять в небо свой «Юнкерс» погиб. Маленькие фанерные самолётики «У-2» пилотируемые, по слухам, женщинами, разбомбили аэродром, на месте боевых машин и противовоздушных орудий только дымящиеся воронки остались. Я тогда тоже был пьян. Первое масштабное поражение, тысячи убитых, тысячи в плен попали. Шнапс на аэродром, как бомбы каждый день завозили. Не поверил, решил, что этот разговор мне приснился, через месяц не выдержал, Карлу рассказал, а он мне письмо от сестры трёхмесячной давности: «Отто... ты, наверное, уже знаешь... Я на Александер платц его братишку встретила. Бедный мальчик! Он так расстроен, напуган. Они всей семьёй из Берлина уезжают. Все знакомые их так жалеют...» Карл ей тогда написал: «Ничего не понял!!! Что с Отто произошло?» - но ответа так и не получил, то есть, получил, обычные женские сплетни: «Кузина Марта сына родила. Повариха заболела... Цены на продукты повысили...», - а о тебе ничего...
Проведя обеими ладонями по своим седым волосам, Тауффен, произнёс,
• После ранения у меня левая нога сгибаться почти перестала. Из авиации списали, и я поступил на курсы радистов, думал, что в наземной службе аэродрома пригожусь. Ну, это ты знаешь! – сказал, - Меня не послали на фронт, назначили специалистом по дешифровке, через полгода начальником отдела радиоперехвата гестапо в Париже.
От того, как он это сказал, у Юргена перехватило дыхание, а дед, поощряя рассказчика, кивнул,
• Это я знаю! Дальше!

Отто фон Тауффен помолчал, видимо собираясь с мыслями,
• Занимаясь радиолокацией, я, подчиняясь, скорее всего инстинкту самосохранения, совсем не отождествлял свою работу, не связывал деятельность своего отдела с теми ужасами, отголоски которых проникали из подвалов наверх, прорываясь криками боли, в кабинеты, где мои подчинённые, надев наушники, слушали эфир. Я не знал, не хотел знать о том, что творят в этих подвалах с теми, кого нашли, захватили нашими стараниями, считал, что это работа, моя работа на благо великого рейха, и мне нет до них никакого дела.
В Париже, я очень хорошо устроился в покинутой хозяевами-евреями квартирке, глядящей всеми четырьмя окнами на Гревскую площадь. Вселяясь, мельком вспомнил, что всего несколько веков назад эта уютная, окружённая старинными зданиями площадь была местом совершения жестоких, страшных казней, думал, точнее не думал, просто воспринимал «новый порядок», сменивший средневековое мракобесие, как аксиому, до 22 июня 1941 года.
Этот яркий, летний день запомнился мне в мельчайших подробностях, совсем не тем, что в этот день началась война с Россией, потому что вчера утром, выходя из квартиры, я, встретил на втором этаже соседку, молоденькую девушку.
Она улыбнулась, смущённо опустила глаза, не сказала, пропела,
• Доброе утро господин офицер!
После ранения, я сильно хромал, очень стеснялся своего изъяна, но чуть заметный акцент иностранки... и я, приметив нотную папку в её руке, решился, только чтобы что-нибудь спросить, спросил какую оперу дают завтра в Гранд Опера.
Она ответила,
• Не знаю, но вечером...
• Мы проговорили с нею до полуночи, просто перестали замечать время, и я ушёл лишь потому, что хозяйка, у которой она снимала комнату, стала очень громко стучать чем-то в коридоре.
С утра, вдохнув напоенный ароматами цветущих садов Парижа, воздух, я отказался от машины. Примечая «пикантные мордашки» проходящих мимо француженок, шёл по улицам, любовался архитектурой, узнавая, уже знакомый, и всё-таки каждый раз новый, прекрасный город.
Командир ночной смены Куртис подготовил к моему приходу данные о пеленгации передатчика и я, не взглянув на адрес, приказал отнести информацию в соответствующую службу. На столе меня уже ждала самая важная, самая интересная часть нашей работы - расшифровка сообщения.
Шифр совсем новый, незнакомый, пришлось повозиться до обеда. Точки и тире постепенно из непонятного набора букв, складывались в слова, информируя, расположенный в Лондоне национальный комитет «Свободная Франция» об очередном массовом расстреле евреев и группы участников движения сопротивления, сданных провокатором - коллаборационистом *.
Гордясь своим талантом, я не послал вестового, проходя по коридору, спросил у дежурного офицера,
• Айзенбах у себя? – кивнул, принимая короткий доклад,
• В подвале! Кабинет номер два! – сбежал вниз по ступеням, толкнул тяжёлую дверь.
• Босая, растрёпанная, в разорванной, забрызганной кровью одежде, она показалась мне совсем маленькой девочкой, тоненькой, беззащитной девочкой с разбитыми в кровь губами. Лицо, превращённое палачом в один фиолетовый страшный синяк, лиловая с синими переливами маска была совсем неподвижна, как будто её уже коснулось «дыхание смерти», и я, наверное, не узнал бы соседку, с которой проговорил вчера весь вечер. Только глаза, большие чёрные глаза, закипающие слезами боли, когда огромный и неопрятный, в белой рубахе с подтёками от обильного пота, Айзенбах бил её по лицу здоровенным кулаком.
Оторвавшись от своего занятия, следователь быстро пробежал глазами документ, деловито сказал,
• Ну, вот! – поднял на свою жертву красные, от напряжения глаза, разбрызгивая слюну, завизжал, - Объясните мне, какое дело Вам донна Мария до всех этих евреев и коммунистов!
Одна липкая, пропитанная духом нездоровых зубов, капелька попала на мою щеку и, вздрогнув от отвращения, я уже почти развернулся, собираясь уйти, но не смог, потому что она, хриплым, сорванным криком голосом, тихо сказала,
• Еврей Генрих Гейне и коммунист Бертольд Брехт уже внесли свой вклад в историю Германии, разделили свою славу с великим немецким народом! Врачи и портные, учёные и лавочники, они жили рядом с вами, и их вина только в том, что не распознали, не раздавили в зародыше коричневую пену, которая залила, изгадила и мою прекрасную Италию!!!
Следователь, заводя себя для следующего этапа экзекуции, заорал,
• Ваши предки заседали в Палате дожей! Ваш отец один из ярых приверженцев дуче Муссолини! Зачем? Почему Вы передавали нашим врагам информацию, о внутренних делах рейха!?! Информацию, которая их совсем не касается!!!
Её голос окреп, зазвучал страстно, веско,
• Мои предки были республиканцами!!! Они ненавидели диктатуру!!! А отец... У меня нет отца – фашиста!!!
• Идиотка!!! Только потому, что твой отец... – закричал Айзенбах, опасливо покосившись на обязательный в служебных помещениях портрет, снизил тон, - Фюрер отметил его заслуги Железным крестом! - заговорил ласково, как папа, отчитывающий за мелкую провинность неразумного ребёнка, - Что связывает тебя – итальянскую аристократку с этим французским отребьем? Адреса! Явки! Пароли! И завтра же ты будешь на свободе, уедешь домой, в Венецию...
Девушка отрицательно помотала головой,
• Нет... – когда следователь схватил её за волосы, ударил лицом о стол, прошипел,
• Завтра тебя повесят! – ехидно улыбнулся, - а сегодня вечером... – не дала ему окончить угрозу, взвыла от боли, и всё-таки крикнула, разбрызгивая кровь из разбитого рта,
• Всех не повесите! Нас миллионы! – прошептала, -  а вы... ваши потомки станут стыдиться вас!!!

* Коллаборационисты - лица, сотрудничавшие с захватчиками в странах оккупированных фашистами во время 2-й Мировой войны.

Кажется целиком ушедший в свои воспоминания, господин Тауффен нервно щёлкнув костяшками пальцев, продолжил,
• Её увели. Айзенбах с интересом посмотрел на меня, видимо что-то прочёл на моём лице, заулыбался,
• Хороша малышка! Приходи в восемь!
• Я не мог говорить, только молча кивнул, пошёл к двери, и он крикнул мне вслед,
• Не опаздывай! Будешь первым!
• Я сидел у себя в кабинете, очень старался заняться работой, но точки и тире в документе проступали алыми точками, следами от пуль на белых рубахах слепого старика-еврея и мальчишки-поводыря, складывались в страшную фразу: Ваши потомки станут стыдиться вас!!! - Этого старика знали все, живущие в районе Гревской площади. Он ходил по дворам, таща на плече треногу с вращающимся камнем, громко кричал,
• Точу ножи!!!
• И я не раз останавливался в толпе любопытных, наблюдая за его виртуозной работой, три дня назад увидел, как старик и мальчик валяются убитые кем-то в пыли на мостовой, и отвернулся, прошёл мимо, а тут вспомнил, подумал: Чем этот старик, этот мальчик могли помешать нашему делу, нашему рейху? Зачем? За что их убили?
Утром я планировал освободиться пораньше, зайти в гости к соседке но... Мне уже некуда было спешить, и я сидел у себя в кабинете, посматривал на часы, ожидая восьми вечера. В шесть дежурный офицер сообщил, что начальник приглашает всех старших офицеров на 20. 00 к себе в кабинет, и я обрадовался, подумал, что в восемь вечера все коллеги, и естественно я вместе со всеми соберёмся в кабинете начальника, будем слушать по радио речь фюрера по случаю удачного начала войны с Россией. Я старался думать о речи о плане «Blitz Krieg», о том, что этот последний этап нашей войны скоро окончиться, не зря операцию «Молниеносная война» назвали, пытался придумать остроумную фразу, свидетельствующую о моей вере в победу, чтобы шеф понял, что не зря назначил меня начальником отдела, представил к званию майора. 
Большие часы на стене кабинета пробили один раз. Девятнадцать тридцать! Ничего не успел придумать, потому что в ушах звучал и звучал голос неврастеника с ярко выраженными садистскими наклонностями,
• ... а сегодня вечером... сегодня вечером... сегодня вечером... – ничего не планируя, встал, автоматически сложил, распихал по карманам кителя, лежавшие на столе документы, достал из сейфа второй пистолет.

Тауффен вздохнул, как всхлипнул,
• Я не успел!!! – прохрипел, - Надеялся, что он тоже готовиться слушать речь, просто так, чтобы убедиться, спустился в подвал.
Услышав скрип открывающейся двери, Ваксманн прервал смех, удостоверившись, что свой, коллега, снова захохотал,
• Как эта итальянская шлюшка орала, когда ты её первый раз... -  Айзенбах самодовольно заржал, подмигнул улыбающемуся Братфишу, перевёл взгляд на меня,
• Извини! Нас тут старушка, хозяйка квартиры, просветила... И пообещал, что ты будешь первым, сразу пожалел. Сам люблю всегда быть первым! - так и ушёл первым в преисподнюю, с сатанинской улыбкой на устах, – с вызовом посмотрел на деда, - Ты можешь меня осуждать! Я убил их!!!
Юрген тоже смотрел на деда, и тот пожал плечами, сказал,
• Просто не понимаю! Ты первым из нас восторженно принял их идеи, орал, что мы, аристократы проржавели, покрылись паутиной, как старые рыцарские доспехи предков! Ты убеждал нас, что они свежая кровь, надежда нации на реванш за поражение под Верденом, за позорный мир! Мы поверили тебе! В тридцать третьем мы с Карлом поехали с тобой Мюнхен, визжали от счастья, когда молодчики в коричневых рубахах бросали в костёр книги, * кстати, и моего любимого Ремарка, и эта поездка чуть не стоила, нам троим исключения из лётного училища перед последним экзаменом! Только вмешательство твоего дружка из канцелярии Гесса убедило старого служаку Рутберга, что с ними, а значит и с нами лучше не связываться! – дед ехидно хмыкнул, - Как он вздрогнул, когда ты впервые вместо уставного,
• Здравия желаю! – гаркнул, - Хайль! - дед нервно дёрнул скулой, ёрничая, бросил, - И в тридцать восьмом, ты нас через всю страну в Берлин, на это  страшное представление, названное «Хрустальная ночь» поехать, уговорил!
 
* Сожжение книг -10 мая 1933 года во многих городах Германии (Берлине, Бремене, Дрездене, Франкфурте, Ганновере, Мюнхене и Нюрнберге) в ходе организованных акций в огонь были брошены произведения социалистов, пацифистов, евреев и либералов. К ним были отнесены в частности: Бертольт Брехт, Альфред Дёблин, Лион Фейхтвангер, Зигмунд Фрейд, Эрих Кестнер, Генрих Манн, Карл Маркс, Карл Осецкий, Эрих Мария Ремарк, Курт Тухольский, Франц Верфель, Арнольд и Стефан Цвейги.

* Хрустальная ночь (Ночь разбитых витрин) - первая массовая акция прямого физического насилия по отношению к евреям на территории Третьего рейха. За одну ночь с 9 на 10 ноября 1938 года: убиты - 91; ранены и покалечены  - сотни; тысячи подверглись унижениям и оскорблениям; около 3,5 тыс. арестованы и отправлены в концентрационные лагеря. В эту же ночь были сожжены или разгромлены 267 синагог; 7,5 тыс. торговых и коммерческих предприятий; сотни жилых домов евреев.

* Гесс Рудольф (1894) – один из главных немецко-фашистских преступников. С 1925 года личный секретарь Гитлера. С 1933 его зам. по партии.

Покаянно опустив голову, Тауффен спросил,
• Помнишь притчу о слепце, ведущем тех, кто доверился ему в пропасть? – кивнул, принимая раздражённое замечание,
• Тебе виднее!!! Ты и в вопросах религии был осведомлён лучше нас с Карлом! – продолжил,
• Потом я убил двух охранников в каземате. Они хотели мне помешать! – простонал, - Она умирала, в углу на цементном полу, и старушка-хозяйка квартирыс неестественно вывернутой, висящей, как плеть рукой, хлопотала возле неё, прикладывала к её голове мокрую тряпку. Восемь мужчин окровавленные, клочья одежды и кожи на плечах и спине висят бахромой, угрюмо сидели в другом углу, кажется, безразлично наблюдали, повернули головы на скрип проржавевших петель тяжёлой двери, один встал, спокойно сказал,
• Всё! Прощайте товарищи! – сообразив, что я один, занёс руку, как для удара, и я бросил ему пистолет.
Я нёс её на руках по коридору. Моя одежда, я весь пропитался её кровью, и не было любви, не было мыслей, только одна: Если она умрёт, я умру вместе с ней!
Нам повезло! Нам очень повезло!!! Все слушали речь фюрера. Стены в подвале толстые, и узники, истерзанные, еле после пыток на ногах держались, а оружие убитых мною охранников прихватили...

Он помолчал, резче обозначились морщины, горестные стариковские складки залегли в уголках губ, 
• Кто-то из них вёл грузовик, а мы лежали в кузове, она вздрагивала в моих объятиях, стонала от боли на каждом ухабе, и потом только тихо стонала, когда врач, тоже участник движения сопротивления сшивал её по частям без анестезии, портняжными нитками.
Кто-то из тех, кто оставался в городе, достал хинин и она выжила. Только она не хотела жить, просила, требовала, чтобы её посылали на самые опасные задания, была слаба для автоматной отдачи, но первая, сжимая в кулачке приклад дамского «Вальтера», шла на врага.
За год до войны во Францию учиться в консерватории приехала, её друзья говорили, редкой красоты голос – колоратурное сопрано, во время пыток в подвале гестапо сорвала. Этот подонок ей нос сломал, три передних зуба выбил, да ещё и...
Они называли меня «Бесстрашный», там, в партизанском лагере имён не было – клички, а я... Почти три года я не мог спать...

Дед ехидно вставил,
• Представляю себе! – оскалился, - Принц на горошине!
Тауффен грустно улыбнулся,
• Няня по полчаса взбивала для меня перину, и в кадетском корпусе я долго не мог привыкнуть к жесткому тюфяку, а вы с Карлом...
• Мы с Карлом тоже не могли спать, потому что ты часами ворочался, и твоя кровать скрипела, как механизм гильотины.
• Принц на горошине! Я знал, что это ты или Карл кличку придумали...
Только я сам не знал, что буду мгновенно усыпать на голой земле, подложив под голову кулак вместо подушки...
Война тяжёлая работа! Устав от крови и напряжения, я быстро засыпал, и каждый раз видел один и тот же сон.
Мария, моя Мария бежала ко мне, раскинув руки, и я бежал ей навстречу, но земля загоралась, горела, пылала под её босыми ногами. Из огня вырастала стена, стена из вины и стыда, и не было сил разрушить эту стену, погасить этот жар...
Я боялся, даже во сне боялся, её ненависти, её боли... боялся, что не смогу стрелять, услышав родную речь...  Боялся! Боялся!
Я боялся не за себя, за неё, а она рвалась в бой, и я старался встать первым, боялся умереть на один шаг позже неё... 
Только я ещё не знал, что такое ужас!!!
В сорок третьем мы захватили грузовик с красным крестом. Раненых много было, лекарства были нужны. В картонных ящиках были упакованы дети, маленькие израненные скелеты-старички с пустыми слезящимися глазами. По документам, найденным у водителя, их везли из лагеря в Дахау на юг Франции к морю, и никто из нас вопрос себе: Почему через горы, длинной дорогой? – сразу не задал. Растерялись! 

Сжав голову руками, Тауффен прохрипел,
• Они называли его «экселенц», его все так называли. Он проводил на них эксперименты, - застонал, - как на собаках... заражал самыми страшными инфекционными болезнями, и сам измерял температуру, давление, считал пульс... - помолчал, видимо ожидая реплики, когда дед пробурчал,
• Знаем! Читали! – с вызовом посмотрел на собеседника,
• Знаешь!?! Война! Работа в гестапо! Трупы на улицах Парижа! Партизанский отряд! Виселицы на площадях близлежащего города, на которых болтаются изуродованные тела друзей, ещё неделю назад деливших с тобой хлеб! Кажется, уже всё видел, всё знал, от маленьких узников такого наслушался, волосы на голове дыбом встали, угрызения совести от того, что в своих стреляю чувствовать перестал!!!
Их неделями морили голодом, не давали воды, отслеживая, как реагирует подопытный на пищу и воду на столе, в руках другого человека, а потом давали сырое мясо, и они знали, что это мясо, заражённых ящером коров, сдохших от чумы крыс. И когда солдаты вытаскивали из барака очередного маленького мученика, ещё реагировавшего на укол ланцетом, но уже потерявшего способность двигаться, «экселенц», улыбаясь, поводил стеком в сторону «душевой», из которой ни один узник лагеря не вышел живым, бросал,
• Отработанный материал!
Примерно за неделю до отъезда кто-то из них услышал,
• Отработанный материал! Вчера партию подростков из сумасшедшего дома привезли. Будем менять сразу всех! – и они стали готовиться к смерти.
Молиться их никто не научил, и когда им неделю делали уколы, они воспринимали каждую инъекцию, как последнюю в жизни боль, проснувшись утром, удивлялись, что ещё живы.
Они рассказывали, рассказывали, и мы старые вояки корчились от ужаса, а потом, дня через три они стали умирать один за другим, кричали, стонали в горячечном бреду.
Новый врач из русских военнопленных, старик-француз при бомбардировке старого лагеря отряда самолётами «Люфтваффе», погиб, предполагал, что это был хитрый план – партизан чумой заразить. Только что-то у «экселенца» не получилось! Может быть потому, что наш доктор огородил самую большую в лагере командирскую землянку широким рвом, чтобы костёр сверху был незаметен, в сумерках ветки водой обливал, поджигал, никого в зону заражения не пустил, только её, Марию.
Кожа, одежда, еда, оружие, весь лес едким дымом пропитался.
Это были страшные дни!!! Все кто был в лагере, даже ленивый, вечно дремлющий в тёплом уголке любимец партизан кот Лямур, с заходом Солнца приходили к дымному рву, ждали и очень надеялись, что ждут напрасно.
И я ждал, каждый раз ждал, хотел увидеть её, и надеялся, надеялся, что она сегодня не выйдет из этой страшной землянки... 
Увы! Двадцать восемь раз первым выходил доктор с лопатой, виновато говорил,
• Я ничего не смог сделать! – долго рыл глубокую яму возле канавы, внутри обозначенного этой траншеей круга. Потом из землянки выходила Мария, несла на вытянутых руках совсем лёгкий свёрток, и нам казалось, что в этих грязных простынях ничего нет. Передав свою ношу врачу, она громко, так чтобы слышали все, кто собрался с другой стороны канавы, по-итальянски произносила молитву, и мы все, каждый на своём языке, повторяли за ней знакомые с детства слова.

Он снова надолго замолчал, вытер тыльной стороной ладони глаза,
• Выжили четверо... Они не знали своих имён, только клички – Скворец, Дрозд, Синица, Дятел, номера, выжженные калёным железом на внутренней стороне руки, чуть выше пульса, и страх, боль, кажется навсегда застывшую в, не по-детски страдающих глазах. Выздоравливая, они сидели на Солнышке возле землянки, доктор ещё не отменил карантин, играли, естественно в то, что знали, что ещё недавно было реалией их жизни, и, проходя мимо, партизаны, сотни раз смотревшие в глаза смерти, содрогались от ужаса, услышав,
• А сегодня дружок мы проверим на тебе, какие изменения происходят в организме человека, заражённого гепатитом... – и ужаснее этой игры, этой фразы, доброжелательно, подражая автору, произнесённой тоненьким детским голоском, не было ничего в том, полном ужасов мире.
Они не умели улыбаться, почти не умели говорить только: «есть, пить, дай, встань, уведите» и полный набор медицинских терминов, и Мария долго пыталась увлечь их какой-нибудь другой игрой.
Осенью пошли дожди, я сделал из щепки лодку, прицепил к оструганной ветке бумажный парус, пустил кораблик со своего берега в уже месяц бесполезной, не сочащейся дымом канавы, и они засмеялись. Восторженно глядя на первую в жизни игрушку, они смеялись, подталкивали друг друга локтями, не решаясь взять рассмотреть, и Мария впервые за три года подняла голову, улыбнулась... Улыбнулась мне!!!
В сентябре 1944 глава только что образованного Временного правительства Шарль де Голль вручал нам ордена, пожимая мне руку, как всем сказал,
• От имени Франции благодарю Вас за вклад в дело освобождения нашей страны! – придержал мою руку, - И Германия скоро будет гордиться такими честными людьми, как Вы!!!

Тауффен хотел продолжить, но дед перебил,
• В сентябре сорок четвёртого, за день до высадки на материк войск союзников наш временный аэродром в районе Роттердама * разбомбили англичане. Нас, оставшихся в живых, трёх лётчиков и шесть человек из наземных служб забыли, не до нас было, слишком быстро они двигались вперёд.
Голландцы встречали американцев и англичан, с цветами, как освободителей, а мы прикрывавшие и их города от «ковровых бомбардировок»* союзников, неделю скрывались в подвале разбомблённого дома в пригороде. Решив, что сможем затеряться в большом городе, разбившись на группы, ночью в сторону Нового Мааса пошли... - сделав заключение, - Жажда страшнее голода, – дед подозвал официанта, заказал пиво, с удовольствием глотнул из бокала пенящуюся жидкость, - приметили отдельно стоящее у дороги строение, постучались, попросили воды. Кто же знал, что американцы походную типографию в этом пустующем здании склада устроили, листовки «Сдавайтесь! Война проиграна!» печатали...
Нас везли в Роттердам в открытом «Виллисе», и встречные голландца кричали проклятия, плевали вслед увозившей нас машине!!! - наставительно поднял палец, - Поражение! Поражение, самое страшное испытание для человека!

Дёрнув головой, Тауффен прошептал,
• Страшное!?! – помотал головой, - Ты не знаешь, что самое страшное!!! Весной сорок пятого, мы с Марией разрешение получили, в Дахау поехали. Она говорила, что если родители выжили, бесчеловечно не дать им найти своих детей, а дети, наш доктор по зубам возраст примерно семь-девять лет определил, о себе ничего кроме кличек не знали. Троих совсем маленькими от матерей забрали, четвёртый несколько слов по-французски вспомнил, зацепка, но крохотная.
Вот, что у нас немцев не отнять, порядок! По номерам, выжженным на руках, личные дела сразу нашли. У двоих мальчиков родители немецкими коммунистами были, у третьего, он действительно французом оказался – подпольщиками, у девочки отец раввин из Дрездена, её от «душегубки» редкая чётвёртая группа крови, резус отрицательный спасла. Справки с пометками: Повешен. Расстрелян. Произведена перевозка в спецавтомобиле, оборудованном, установкой «Циклон Б» - аккуратно в папочки подшиты. Искать некого. И «экселенца» уже не было. Так уверен был, что его исследования победителей заинтересуют, даже не пытался бежать, американскому подполковнику-танкисту стал о своих опытах рассказывать, а тот не дослушал, всю обойму из своего пистолета в мерзавца выпустил.

Тауффен, предостерегая, посмотрел на деда,
• Только не говори мне снова: Знаем! Читали! - Тот, кто своими глазами не видел, ничего не знает!!! Газовые камеры!!! Крематории!!! Семьдесят тысяч замученных!!! В основном немцы!!! Коммунисты, пацифисты, заподозренные в инакомыслии, выражавшие недовольство...
Старик пастор, прятавший у себя в доме шурина еврея. Женщина, укрывавшая от уничтожения своего психически больного сына. Булочник, сказавший: «Хлеба нет. Мука кончилась».
Узники - скелеты, обтянутые высохшей кожей, ждавшие отправки домой, как тени между бараками по голой, без единой травинки, как будто вместе с ними умирающей от истощения, земле еле передвигались, несмотря на трёхразовое питание под присмотром военврачей, уроненные кем-то бумажки в рот засовывали, прожевав беззубыми дёснами, быстро глотали... Двое при нас, наевшись выброшенных из канцелярии черновиков, от несварения желудка чуть не умерли...
На колени перед нею упал, прощения за свой народ просил, когда она меня, как маленького, по голове гладить стала, не сдержался, о любви заговорил.
Мария улыбнулась, прошептала,
• Дурачок... Зачем я тебе такая нужна? – крикнула, - У меня детей никогда не будет!!! - и заплакала...
Ещё год уговаривал, потом поженились... В Италию она возвращаться не хотела, отца, который публично свои ошибки признал, до восьмидесяти лет в своём дворце безбедно прожил, стыдилась... И в Германии нам делать нечего было... – вздохнул, - Авиация коалиции дом разбомбила, все мои родные погибли, и Мария поклялась на землю Германии не ступать...
Деньги какие-то в Швейцарском банке сохранились, в Штатах жили, работали. Детей, - он с удовольствием перечислил имена, - Жака, Андреаса, Голду и Иоахана нужно было выходить, обучить, на ноги поставить.
Старшая внучка замуж вышла, Мария наследство – палаццо в Венеции получила, в Италию возвратились...

Отто Тауффен встал, повторил,
• Ты можешь меня осуждать! – повысил голос, - Но он меня поймёт! - посмотрел Юргену в глаза, - Уже понял!!! - протянул визитную карточку, - Мы будем очень рады, если внук моего друга юности выберет время, приедет к нам погостить.
Дед пожал протянутую руку, молчал до ужина, выпив вина, пустился в воспоминания о своей юности, а о войне, об услышанной истории ничего не сказал...

* Роттердам - город в Нидерландах. Расположен в провинции Южная Голландия при впадении реки Маас в Северное море (этот отрезок реки называется Новый Маас).

* «Ковровые бомбардировки» — выражение, обозначающее неприцельное бомбометание по площадям. При этом применяется большое число бомб (часто в сочетании с зажигательными) для полного уничтожения выбранного района, использовались во время Второй мировой войны Королевскими ВВС Великобритании как способ проведения стратегических бомбардировок Германии.

Планируя отдых после измотавших выпускных экзаменов, Юрген вспомнил о приглашении, его заинтересовал Тауффен, а ещё больше его жена, не только пересказал другу услышанную историю, подробно описал, высокого, стройного, интересного, с военной выправкой мужчину, которого даже у восемнадцатилетнего юнца, назвать стариком язык не повернётся, поделился с другом возникшим вопросом,
• Как? Почему Тауффен захотел рассказать знакомому в юности, по прошествии лет чужому человеку и совсем незнакомому мальчишке историю своей жизни, своей любви?
Почитатель Фрейда, знаток человеческой психологии, поправил очки, голосом профессора, читающего лекцию в аудитории, пояснил,
• Людям всегда легче исповедоваться перед незнакомцами. Он, скорее всего, хотел не столько оправдаться перед твоим дедом, ещё раз, рассказав вслух, решить для себя, что прав, был прав тогда во время войны! И я его понимаю! – Фридрих преувеличенно восторженно закатил глаза, - Донна Мария... Надеюсь время не властно над красотой!
Перебивая, дразня друг друга,
• Смотри, не влюбись! Он тебя на дуэль вызовет!
• Это тебя коварный итальянский бандит прирежет и утопит в канале по его приказу! – они во всех подробностях рисовали себе воображаемый портрет редкой красоты, каждый раз уточняя,
• Мраморно-белое лицо в обрамлении длинных, вьющихся, чуть тронутых сединой чёрных волос.
• Нет! Итальянки смуглые! Матовая кожа! Правильные, как будто вырезанные резцом Праксителя, * черты лица! – даже поспорили, сходясь в том, что женщина вызвавшая такую любовь, перевернувшая жизнь сильного, убеждённого в правоте дела, которому он служил человека, должна быть необыкновенно прекрасна.

Заинтригованный старой историей, домосед Фридрих, оторвавшись от своих книг, согласился прокатиться, предложил ехать на машине, сменяя друг друга за рулём.
Сначала всё было нормально. Благополучно проехав по дорогам Германии и Австрии, они пообедали в придорожном кафе, въехав на территорию Италии, где-то свернули не на ту дорогу, заблудившись, то ругаясь, то хохоча полдня колесили по широким трассам и узеньким улочкам незнакомых городов, добрались до побережья поздно ночью.
Всё закрыто, ночевали в машине, и прихватить с собой что-нибудь съестное ни один не догадался.
Свежий морской воздух ещё больше раздразнил пустые желудки, и два наглых юнца, не смутившись своих футболок и шортов, мельком взглянули на облачённого с утра в костюм, хозяина, на его, нервно отдёрнувшую, почти вечернее платье жену, уселись за сервированный на четыре персоны стол, за обе щеки уплетали подаваемые стюардом блюда.
Супруги всячески старались угодить, развлечь гостей. Завидев одного из них, они сразу прерывали разговор по-итальянски, переходили на знакомый ребятам английский язык.
Прибывших поселили в две огромные гостевые спальни, обставленные резной, старинной мебелью с недавно обновлённой позолотой. Двери, оббитые тем же штофом, что и панели в будуарах, вели в оборудованные по последнему слову сантехники ванные.
Зимний сад, библиотека, хранящая фолианты прошедших эпох и современные бестселлеры, зал с бассейном, наполненным синей морской водой.
Гостям сразу сказали, что всё это к их услугам, предложили в пользование моторный катер, одно из немногих средств передвижения, разрешённых правилами дорожного движения Венеции.

Только уж вечером, набегавшись по улицам в поисках новых впечатлений, парни, несмотря на усталость, почувствовали дискомфорт.
И дело было совсем не в том, что в этом доме до сих пор придерживались старинных правил этикета. Переодевания к трапезе, чопорная вежливость прислуги, обстановка достойная музея с богатой коллекцией картин и скульптуры не очень напрягали.
Хозяйка! Она ни разу, ни мимикой, ни жестом не дала им понять, что слово, на автомате брошенное по-немецки вызывает у неё страшные, болезненные воспоминания, но странное чувство чужой вины, и запомнившаяся на всю жизнь, фраза-пророчество:  Ваши потомки станут стыдиться вас!!!
Донна Мария... Невысокая, полнеющая женщина в изящных, но совсем не модных сегодня нарядах. Милая улыбка на миг приподнимающая уголки красиво очерченных полных губ, детские ямочки на щеках. Тихий, хриплый голос, два сломанных, неправильно сросшихся пальца на правой руке, тонкий белесый старый шрам от глаза к уху. Но глаза, большие, несмотря на возраст, чистые чёрные глаза, из которых за годы так и не ушло, притаилось в уголках страдание...
Всего один день гости удивлённо переглядывались, приметив как надолго, нежно, совсем не по протоколу прижимается губами фон Тауффен к руке, своей уже почти пятьдесят лет, законной жены, как светятся счастьем его глаза, когда она просто прикасается маленькой ладошкой к его щеке, а потом...
Бесконечное обаяние, хрупкость и сила маленькой женщины, которую невозможно сломить, и нежность, пронесённая через годы нежность к единственному в мире мужчине, которого ей суждено было встретить в страшный час, давно доказавшему, и сейчас каждым словом, каждым жестом напоминающему ей о своей любви.
Юрген грустно улыбнулся, вспомнил, как на катере, везущем их на «твёрдую землю» * Фридрих сказал,
• Какая женщина!!! – пошутил, - Я бы завтра на ней женился! Только она мне откажет... – простонал, - Такая любовь бывает только в сказке... - подумал, что обязательно расскажет Эльке эту страшную историю о прекрасной любви, но потом, а сейчас...

* Пракситель – древнегреческий скульптор, эллинского периода, по большинству источников автор всемирно известной Венеры Милосской (остров Милос, около 100 года до нашей эры).

* «Твёрдая земля» - так венецианцы испокон веку называли материковые земли, не входившие в Венецианскую республику. 

Привычно следя за дорогой, он сразу решил, что они поселятся в пригороде Венеции на отгораживающем бухту от Адриатического моря островке Лидо, где проходит Венецианский фестиваль, по памяти скрупулёзно планировал  свою сказку...
Венеция это не только, выросший на островках, построенный на сваях большой город.
Маленькие, провинциальные улочки архипелага Бурано с разноцветными двух и трёхэтажными домиками, украшенными неизменными верёвками, на которых сушиться бельё, как будто сошедшее с экрана, из старого итальянского фильма. Деревянные резные мостики, лавки, где, если повезёт можно купить настоящие буранские кружева – плод виртуозности и терпения местных мастериц.
Островки Мурано, соединённые ажурными мостами – родина известного на весь мир венецианского стекла, слишком дорогого, чтобы стать ширпотребом. Страшно вспомнить, сколько авантюристов, жаждущих богатства, заключённого в хрупком, переливающемся на Солнце, как драгоценные камни, стекле, связанные по рукам и ногам, нырнули с мешком на голове в прозрачные воды Адриатики, так и не узнав секрета венецианских мастеров.
Люстры и вазы, демонстрирующиеся туристам в магазине при одной из ещё действующих мастерских стеклодувов, слишком помпезны для человеческого жилья, достойны дворцов и музеев, а вот вазочку, которую прямо на глазах у поражённых экскурсантов выдувает мастер, маленькую семейку причудливых зверьков или, вставшую на дыбы лошадку может позволить себе каждый.
Величавые палаццо прекрасного города, омывающие свои ступени в водах, изобразившего перевёрнутую латинскую букву «S» Большого канала, ослепительно-белые мосты.

Улыбнувшись своим мыслям, Юрген представил, как расширятся, заблестят от восторга Элькины глаза, когда бронзовые мавры, уже четыре века отбивающие венецианское время, ударят по колоколу на плоской крыше Часовой башни. Оттуда с высоту мужские фигуры с молотами в мускулистых руках выглядят, как детская игрушка, только мощный, протяжный звон колокола говорит об истинных размерах скульптурной группы.
Лев – символ Венеции, чуть прикрывающий белым крылом синий в золотых звёздах небосвод этажом ниже, под ним Мадонна с младенцем, ещё ближе к земле над полукруглой аркой удивительные часы: Земля, Луна, Солнце, знаки Зодиака по кругу, двадцать четыре римские цифры в странном порядке, единица примерно там, где в традиционных часах цифра четыре размещена, располагается.
Переключившись на следующий объект, он сразу решил, что слишком тяжёлый, помпезный для этого как будто плывущего на пенной волне города, перенасыщенный архитектурными излишествами, разномастными колоннами и изобилием потемневшего от времени золота собор святого Марка девчонке не понравиться.
Зато строгий, воздушный, как изделия буранских кружевниц, ещё более прекрасный, рядом с помпезным соседом фасад дворца Дожей, выходящий на Пьяццетту, полукруглые арки портика, и стрельчатые утончённые белые ряды колонн лоджии, прикрывающей второй этаж крыла, точно в её вкусе.
Решил, что выложенный ромбами из нежно розовой плитки фасад Дворца дожей глядящий на бухту и высокие колонны со статуями святого Фёдора и льва святого Марка нужно будет, для усиления эффекта показать Эльке с катера, на подъезде к Венеции. Эти колонны – ворота к набережной, превращённой в базар для туристов, изобилующий картинами современных венецианских художников, шляпами, статуэтками, чашками и фартуками, украшенными неизменными сюжетами – гондола, гондольер, опустивший своё весло в синюю волну и море, море, море...
Не то Чёрное, за которым, кажется, всё ещё тоскует девочка, Адриатическое, тёплое синее море...
Так увлёкся, представляя Элькин восторг при виде белых пенных шапок на волнах, услышал, как она засмеётся,
• Эти серьги очень подойдут к форме полицейского! – когда он станет выбирать для неё украшения из венецианского стекла, как заблестят, расширяться от восторга её глаза, когда он протянет ей руку, помогая спуститься в украшенную цветами гондолу, возле дома пропустил настороженный, вопрошающий взгляд, лишь на миг прикоснулся к её губам,
• До завтра! – приехав домой, еле добрался до кровати и увидел прекрасный сон, в котором была его девочка, острова, мосты и каналы, море цветов и чистое, как слеза одной из многочисленных венецианских мадонн вино в хрустальных бокалах.
А Элька опять заснула под утро, только вместо привычного: Приключение... Приключение! Приключение!!! - всю ночь думала:  Надоела? Неужели надоела?
 
  На следующий день они показывали свой участок русскому полковнику – начальнику Патрульной службы Замоскворецкого района.
Элька села назад, уступая гостю своё место, но он сказал,
• Вы Элечка, будете мне рассказывать. Неудобно сидеть спиной, - тоже уселся сзади.
И Юрген, которому сразу не понравился франтоватый полковник, его тон, и то, как он, отвернувшись от окна, улыбнулся девушке, уставился на дорогу, совсем не планируя вести беседу, но Элька, после нескольких общих фраз, построила разговор так, что ему  - старшему патруля пришлось отвечать на вопросы, а она только переводила.
Этот допрос с пристрастием отвлёк его от романтических размышлений, где лучше провести неделю перед венчанием, в Альпах или на берегу Женевского озера, и он отложил уже обдуманный во всех деталях, со свечами, цветами и шампанским обряд предложения руки и сердца ещё на один день.

Два дня гостями занимался шеф. Он возил их к бургомистру, показывал работу социальных служб, приюты для бездомных людей и для брошенных животных, но в среду Элька сославшись на усталость, мягко отказалась заехать к нему в гости после работы, и вид у неё действительно был усталый, несчастный. А в четверг, уже повернув к своему дому, Юрген вдруг решил, что ещё не готов, не придумал, как лучше сказать, резко вывернул руль на повороте, отвёз её домой.
Он долго не мог уснуть, размышлял, что в тридцать пять нормальные прекрасные принцы, уже давно приняли трон, воспитывают подданных и своих детей, называют любимую «моя королева», а он, увы, не имеет опыта в этом щекотливом вопросе, потому что до двадцати восьми лет вообще не собирался жениться. И с Сабиной всё получилось спонтанно, он даже не успел испугаться. Хотя тогда и пугаться было нечего, всё было решено заранее, он знал, что она уже всё решила, знал, что она знает, что он знает. А с девочкой, - он опять назвал Эльку девочкой, - всё непредсказуемо...
Юрген вспомнил драку и девушку, которую не увидел никто, а она приметила. Коллега, ведущий расследование им тогда долго руки жал, заметив, как высокая, эффектная причина драки за спину маленького полицейского прячется, не вызвал штатного переводчика, попросил, чтобы Элька при допросе свидетельницы и потерпевшей переводила, и мысли отклонились в сторону.

Русский язык! Девочка по-немецки говорит даже слишком правильно, только иногда род путает, но сравнения, идиомы, шутки... Понимая слова, смысл предложения, он отнюдь не всегда понимает, что она хочет сказать.
Улыбнётся, 
• Вчера по русскому телевидению сообщили, что в Хабаровске мост украли! – скажет, и он не знает шутка или серьёзно.
По логике, кто и зачем может в нормальном государстве мост украсть? Как понять девочку, которая родилась в стране, в которой всё непонятно?
И семья... её семья... его семья... 
Только это, кажется, было уже во сне, потому что дед в военной форме времен канцлера Бисмарка, вздымая вверх тоненькие кончики совсем седых усов, истошно вопил,
• Мы, аристократы Германии спасём мир от русского медведя, попирающего своей железной лапой наши права!!!
Проснувшись, Юрген посмеялся изощрённости своей фантазии.
Дед никогда не носил усов, родился в 1915 году, и когда он был призван в армию, такие головные уборы напоминающие горшок с пикой на макушке уже не носили. Только дед всю Вторую Мировую войну в Люфтваффе прослужил... и бабушка... Шестнадцати лет замуж вышла, к мужу в другую землю жить переехала, но и сейчас отцовское имение под Кенигсбергом вспомнит, заплачет.
Элькины дедушка и бабушка там, на Украине в партизанском отряде воевали...  Русские? Немцы? Русские магазины... Газета на русском языке... Русское телевидение... Даже сласти русские... Плохо? А может быть всё нормально? Интеграция... Свежая кровь... – ужаснулся, - Если бы она не приехала...
В общем, устал от своих мыслей, и пятница, в этот раз как у всех нормальных людей последний рабочий день недели, вечерняя смена, оказалась днём тяжелым.

Диспетчерская служба вызывала и вызывала:
Подростки дерутся возле круглосуточно работающего магазина на автозаправочной станции. Продавец утверждает, что взрослый мужчина два ящика пива купил, им передал;
Машина, выезжая со двора, перевернула мусорный бак. Жильцы дома позвонили;
В русском общежитии мужчина бросился с ножом на соседку;
Студенты устроили танцы и перебудили весь дом.
Все эти мелочи требовали времени и нервов. Возвращались измотанные. Элька сосредоточенно вела машину, и Юрген решился, сказал,
• Завтра отдохнёшь... - уже собрался продолжить, официально пригласить её к себе в гости, но она, как всегда, успела первой, сообщила,
• Завтра в десять я веду гостей на блошиный рынок. Мама говорит, что им будет интересно!
Подумав: Очень хорошо. Не нужно повод для приглашения врать. Просто заедем на обратном пути, а там... - Юрген приказал,
• Жди меня возле подъезда! Я заеду за тобой в девять!
Элька улыбнулась,
• Ты тоже устал. Лучше отдохни.
И он конечно завёлся,
• И откуда ты знаешь, что для меня лучше? Я, что, по-твоему, старик? - поймал взглядом двух шкодливых чёртиков, пляшущих в самой глубине чёрных глаз, услышав,
• Ну, всё-таки ты целый год, когда мне пятнадцать, а тебе тридцать было, был  в два раза старше меня! – грустно прошептал,
• На пятнадцать лет... – опять на миг почувствовал себя дичью, попавшей в расставленные охотником силки, моментально успокоился: Маленький охотник не обидит, не предаст! - приказал, - Тормози! - нарушая все правила, перегнулся, резко рванул руль, паркуя машину у тротуара, и пока она не опомнилась, не возвратилась к обсуждению его возраста, не перешла к обсуждению других его недостатков, быстро закрыл ей губами рот.
 Он не целовал её уже три дня. Какая глупость...

На повороте к её дому, Солнце бросило яркий, горячий луч прямо в глаза. 
Юрген прищурился: Апрель в этом году тёплый, летний...
Элька уже ждала возле подъезда. В коротеньком цвета морской волны сарафане на тонюсеньких бретельках, греческих сандалиях, оплетающих до колен стройные ножки, с разметавшимися под ветерком волосами она выглядела очень соблазнительно.
Он одними губами прошептал,
• Детёныш! – но она услышала, засияла счастливой улыбкой, и на лету поймав влюблённый взгляд, он сжал зубы, скрывая довольную улыбку.
Вчера весь вечер, сегодня утром перемалывал,
• На пятнадцать лет... На пятнадцать лет... - вспоминал, как мальчишка-продавец на базаре,
• Купите дочке рахат-лукум! Он сладкий, как её губы! – сказал.
Рука служителя закона сама к тому месту на поясе, где пистолет в кобуре в рабочее время устраивается, потянулась, дёрнулась, когда девчонка захохотала,
• А ты пробовал? Это у него губы сладкие, как твой рахат-лукум! Я скоро диабетом заболею! – взяла под руку, оттаскивая от прилавка, от смутившегося парня, зашептала, - Сам виноват! – передразнила, - Кого-нибудь среднего рода!!! – Как макияж делать забыла, туфли на каблуках носить совсем разучилась! На мальчишку похожа стала!!!
Хотел сказать, что его уже несколько месяцев от одного взгляда на жирные, скользкие губы в помаде тошнить начинает, передумал: Нечего баловать! И парень сладость незащищённых, сочных губ разглядел, не «мальчишка», сказал.
Только от этого,
• Купите дочке рахат-лукум! - три дня и вчера весь вечер сердце ныло.
В форме всем понятно – полицейский, а в этом сарафане – маленькая девочка. Хотя отец мамы на тринадцать, её дед, кажется, на двадцать лет бабушки старше...
Как она тогда сказала,
• ... что старый кричал, а потом, ей до утра спать не давал...
Как мальчишка, похваставшись себе: И я могу... - Юрген, лаская, прикоснулся ладонью к Элькиной щеке, на автомате, прошептал вслух,
• До утра...
Девочка подняла глаза, и он прочёл в них недоумение и откровенный восторг, дарящий блаженство. Кажется, впервые в жизни, смутился под женским взглядом, но она не дала ему уже привычно устроить раскопки в глубинах собственной души, встав на цыпочки, закинула руки ему на шею, нежно поцеловала в губы, и он пошутил,
• Я научил тебя целоваться Детёныш.
Элька засмеялась, с пафосом, как в старинных пьесах продекламировала,
• И  не только целоваться учитель!
Жизнь прекрасна! - потому что вчера, когда он вырвал у неё руль, налетел, как бешеный: бешеный он и есть бешеный, - она поняла, поверила, что не надоела. А все эти признания, свадьбы... хочется, конечно... но сейчас другой век. Люди встречаются, живут вместе, Хайке, Катрин... а потом... И никто не думает, что будет потом!!!

Она смеялась, шутила, разговаривая с гостями, часто, часто бросала Юргену из-под ресниц, нежные взгляды, и даже просьба господина Бауса, совсем не вписывающаяся в его планы, не смогла испортить настроение.
Гости, накупив всякой ерунды, уехали на экскурсию по городу, и он заторопился домой.
• Понимаешь, они хотят посмотреть, как живут наши полицейские, а у меня дом… Шеф попросил. Он бы пригласил их к себе, но у него жена болеет, - притворно вздохнул, - В доме беспорядок, угощать их, наверное, чем-нибудь нужно, - без зазрения совести соврал, - а фрау Функ, как назло, в гости к сестре уехала.
Он замолчал совершенно уверенный, что всё будет так, как он хочет, как он задумал, удивлённо поднял бровь, когда Элька только что-то пробормотала себе под нос, собрался напомнить, что помогал ей готовить план приема гостей, и похвалил себя за сдержанность, потому что они уже подъехали к её дому, и она приказала,
• Подожди! - минут через десять вышла в футболке и джинсах, поставила довольно большую дорожную сумку себе под ноги, 
• Поехали!
Юрген натурально изобразил недоумение,
• Куда?
• В магазин. Потом к тебе домой. Напарники должны друг другу помогать. Ты меня так, кажется, учил?
• А что в сумке?
• Понимаешь… - Элька запнулась, - я сказала родителям, что еду в командировку на два дня…- опустив глаза, вроде шутя, прошептала, - Я не буду к тебе приставать… если... если ты сам  не попросишь…
Остановив машину, он прижался лбом к рулю, хохотал, хохотал, хохотал и не мог остановиться.
Вытер тыльной стороной ладони, выступившие от смеха слёзы, увидел широко открытые, мокрые глаза, понял, что это серьёзно, зашептал ей на ушко,   
• Попрошу... обязательно попрошу...

В магазине, толкая тележку, Юрген, удивляясь, соображал, что можно быстро приготовить из странного набора продуктов.
Булочки, колбасы, сыр, масло. Предположим бутерброды.
Креветки, киви, авокадо, лимоны, майонез. Наверное, салат.
Картошка, сельдь, маринованные огурцы и свекла, консервированные горошек и морковь, ананасы и персики.
Тесто, яйца, два пакетика с тёртым сыром. Совсем непонятно!
Подойдя к алкоголю, Элька посмотрела на него,
• Теперь ты. Я в этом плохо разбираюсь, - и он поставил в тележку ящик дорогого коньяка, беззаботно махнул рукой,   
• Пусть будет в доме! – спросил, - А что будет пить дама? - протянул руку к бутылкам «Мадам Клико», - Шампанское? – но она отрицательно повела головой,
• «Амаретто», - пояснила, - Я вообще не пью... только чуть, чуть ликёра в кофе.
И он не удержался,
• Родители запрещают?
Она надулась, посмотрела в искрящиеся смехом зелёные глаза, поняла, что он снова дразнит, смущенно призналась,
• Не умею пить... быстро пьянею…
Юрген, хохоча, уже поставил в тележку шампанское и ликёр,
• Я хочу посмотреть, что ты вытворяешь, когда напьёшься!
• Ничего, - Элька покраснела, - просто мне всё смешно...
И довольно пробурчав,
• Тебе всегда всё смешно! – он осмотрелся, убедившись, что рядом никого нет, никто не увидит,  быстро поцеловал смеющийся рот.

Перенося покупки на кухню, Юрген решил, что всё скажет сейчас, но Элька нагнув голову, копалась в своей сумке, рыжие локоны разлетелись в стороны, открывая затылок. Он подошёл сзади, поцеловал в шею, лёгкими круговыми движениями ласкать грудь, чувствуя, как сразу напряглось под тонкой тканью, загорелось, задрожало, требуя ответного желания, её тело. Она прижалась к нему горячей спиной, откинула голову, подставила губы, и он тихо застонал, раскрывая их жёстко, страстно, почувствовал ответ, на секунду отпустив, властно повернул её лицом к себе.
Они поднимались по лестнице наверх, в спальню не отрывая губ, разбрасывая по ступеням одежду, чуть подрагивая, кажется, от пробирающегося через приоткрытое окно в гостиной прохладного ветерка.
Даже не заметили, что фрау Функ снова постелила чёрную шёлковую простыню в мелкую золотую звёздочку, потому что их тела уже не дрожали, вибрировали, как натянутые струны, и не было в мире ничего, кроме его губ и нежной, упругой женской груди, корме её рук и покрытой чёрными волосками мужской кожи, кроме бешеной, сладкой страсти одной на двоих...

Он почти неделю готовил целую речь, но забыл, растерял все ласковые слова, все нежные признания, перекатился на бок, хрипло прошептал,
• Выходи за меня замуж! – обнял, собираясь принять губами её согласие, только тихого голоса или резкого движения оказалось достаточно.
Она оттолкнула его, 
• Я ничего не успею!–  тут же виновато заглянув в глаза, на миг прижалась губами к его шее, - У нас много работы!
Размышляя: Неужели не поняла? Нет! Она всё понимает! - Юрген включил пылесос. Видимо услышав тихий шелест двигателя, появилась Элька, улыбнулась, как ни в чём не бывало, поцеловала его в предплечье,
• Сначала вытирают пыль! – сунула ему в руку тряпку, и он сварливо приказал,
• Иди на кухню! Там у тебя что-то горит!
• Ничего подобного, я включила таймер… - она осматривала гостиную, - показала рукой на дверь, заявила, - Я иду убирать кабинет! Здесь ты сам справишься!
Он старательно вытирал пыль, прислушиваясь к шорохам за прикрытой дверью. Дважды звенел таймер, и она выбегала на кухню. Принесла корзиночку из теста с каким-то салатом.
Юрген показал грязные руки, и она стала кормить его, подставив ладошку,
• О! Вкусно! Что это? – он откусил ещё кусочек,
• Креветки с авокадо, а соус: киви, лимон, майонез.
Доев, он взял её за кисть, чувствуя пальцем, как бьётся пульс, облизал, испачканные соусом пальчики, стараясь понять, почему она ничего не ответила, посмотрел в затуманенные любовью глаза, мстительно прищурился, отшвырнул её руку,
• Иди, работай девчонка! – и тут же засмеялся, потому что она вытянулась, приложила руку к голове отдавая честь,
• Есть, господин начальник!!! – и побежала на кухню.

Выстукивая по лестницам, босыми пятками весёлый ритм, Элька бежала вниз к плите, возвращаясь в кабинет, по дороге улыбалась ему, строила забавные рожицы, и Юрген удивляясь, что ненавистная  уборка сегодня не утомляет, послушно подчинялся её ритму.
В доме, в котором он родился, всё делала приходящая прислуга, у стариков горничные, здесь экономка. Но сейчас однообразные действия, приправленные её улыбками, быстро сорванными, когда она проходила мимо поцелуями, приобретали смысл, складываясь в простой вопрос: Почему она ничего не ответила? - не сказала то, что он так легко читает в её глазах.
Наконец, она вышла из кабинета со шваброй в руках, 
• Я помыла полы. Не входи, пусть просохнет! - посмотрела в его хмурое лицо, достала платочек и, проведя по комоду, наставительно сказала, - Именно так адмиралы на русском флоте производят проверку на наличие пыли на палубе, на мебели... и косметики на щеках,
Он пробурчал,
• Злопамятная девчонка!
И она засмеялась,
• Нет!!! Просто я злая и у меня хорошая память.

Справившись с уборкой большого балкона, он понял, что делать больше нечего. Кабинет, библиотека, спальня на втором этаже, лестница и прихожая её стараниями блестели чистотой: А на третий этаж, их вести не обязательно, - Юрген принял душ, крикнув вниз на кухню,
• Хватит!!! Окончим завтра!!! – вернулся в гостиную, понимая, что пока рано, устроился в кресле с книгой «Искусство Франции ХIХ века».
Приоткрыв дверь, Элька показав только красное в капельках пота лицо, сообщив,
• Я иду купаться! - пропела, - Ты читаешь в очках? Обожаю мужчин в очках!!! – и прежде чем он успел что-нибудь ответить, захлопнула дверь.
Отбросив книгу, Юрген надел костюм. Повязав галстук, зажёг свечи, распаковал, купленную по дороге белую орхидею, нежную, как его девочка, установил в вазу на столе, стараясь не шуметь, вскрыл бутылку «Мадам Клико».
Он разливал шампанское по бокалам, когда, путаясь, в его банном халате появилась прекрасная дама, благосклонно осмотрела торжественную красоту,
• Что читаешь? – подняла книгу, и он, принял из её рук увесистый том.
Основательно готовясь к посещению выставки импрессионистов, он просмотрел, несколько книг привезенных с собой из родного городка, из старой жизни, два раза прочёл высказывание художника, только тогда не понял, чем оно его так заинтересовало, а сейчас сообразил, быстро нашёл нужную страницу, не прочёл, процитировал,
• Коро * говорил: «Чтобы понять мои картины, нужно только набраться терпения, дождаться когда рассеется туман», - намекая на то, что не просто тянул время, хотел понять, рассмотреть, увидеть... допить до дна, не расплескав ни капли...
Бросив на него вопросительный взгляд из-под ресниц, Элька быстро опустила глаза, нахмурилась, соображая, к чему он клонит, кажется, поняла, переводя разговор призналась,
• Перед выставкой о Камиле Коро в Интернете читала, только там этого не было, - констатировала,  - Странное хобби для полицейского... - с уважением посмотрела на Юргена, придирчиво спросила, - И откуда ты всё это знаешь? – и не анализируя зачем, он сказал о том, о чём знали только самые близкие,
• Я почти три года учился на искусствоведа, а потом...

Нервно меряя шагами комнату, он впервые рассказывал, говорил вслух о Фридрихе, об их дружбе, произнёс,
• Он шёл из библиотеки, а они выпили, они хотели курить!!! У него просто не было сигарет, поэтому он умер через два часа в больнице, а я бросил университет... – надолго замолчал, вспомнил, как всполошились родители, как плакала бабушка, как впервые в жизни орал на него дед.
У них в роду были придворные и генералы, банкир, адвокат, врач, два полковника, сам дед окончил войну, правда, с поражением, в чине майора, отец искусствовед, но полицейский, разве это перспектива для барона фон Райха.
Отвлёкся от воспоминаний, заметил, что она всё это время шла рядом, сжимая его руку, сочувствовала, сопереживала, принимая его таким, как есть, его властность, иронию, смену настроения, смотрела на него с таким обожанием, даже недостойным такой любви себя почувствовал.
Элька спросила,
• Но почему патрульная служба? Почему не криминальный отдел? – кивнула, соглашаясь, когда он впервые вслух высказал то, что давно уже понял, решил для себя,
• Я очень хотел, чтобы их поймали, а когда в суде увидел затравленных мальчишек с испуганными глазами, вдруг понял, что не хочу чтобы их наказали, как зверей заперли в клетку на двадцать лет, на всю жизнь. Я хочу, чтобы этого просто не было! Просто не было никогда!!! – встав на цыпочки, прижалась губами к его щеке.
Она ласкала его лицо, как маленькому, шептала какие-то, успокаивающие детские слова, и боль уходила, уступая место светлой печали, памяти о настоящем друге, который всегда желал ему счастья.

* Коро Жан Батист Камиль (1796-1875) – французский художник пейзажист. «Идиллия», «Утро», «Восход Солнца в Виль-д-Авре».

Юрген уселся на стул, притянул её к себе, сказал,
• Я хочу, чтобы ты стала моей женой! – но она вырвалась, отскочила в сторону, попросила,
• Не нужно... пожалуйста...
И он, наконец, спросил,
• Почему? - согнув локоть, удобно пристроил голову на ладони, с интересом рассматривая её.
Почему!?! Потому что,
• Теперь я должен на тебе жениться...
Должен... и ни слова о любви... Законник!!! С лёгкой руки Йогана, его, кажется все в участке, за глаза, так называют. Каждый раз, что иногда полезнее поговорить, объяснить, чем сразу наказать, доказывать  приходиться. 
Должен...  Только папа говорит: «Хочешь потерять друга, дай ему денег в долг»!  А любовь в долг? Это, наверное, просто страшно...
Элька помолчала, решая, как объяснить, чтобы не разрушить хрупкую: кажется, настоящую - нежность, которую, впервые почувствовала после футбольного матча, в парке, когда он рассказывал ей сказку, не задеть его чувства, не причинить ему боль, заговорила быстро, глотая окончания слов,
• Я ещё раз повторяю, ты мне ничего не должен. Это я хотела тебя. Это я… - она минуту помолчала, подбирая слово, - спровоцировала тебя, и мне ничего не нужно...
Юрген улыбаясь, перебил,
• За всё в этой жизни приходится отвечать, и я требую, чтобы ты мне объяснила, почему спровоцировав меня уже несколько раз, ты не хочешь стать моей женой!
Она задумалась, хитро улыбнулась, он понял, что она сейчас выкинет один из своих фокусов, типа «Купи слона», но она иначе постаралась уйти от темы, сообщила,
• Первый раз я тебя пожалела. У тебя был очень несчастный вид.
Размышляя о том, что не принял бы жалость ни от одной женщины, но Элька – его девочка, и её жалость - любовь, необидна, приятна, как ласка, - он встал, как танцовщик в баре, стал медленно расстёгивать пояс на брюках, в ответ на строптивое,
• Нет! – пробурчал её любимое,
• Размечталась! – подтвердил, - Нет! – прошёл в спальню к шкафу, потянул с прикреплённой к дверце трубочки самый толстый ремень, возвратясь пригрозил, - Если ты мне сейчас же не ответишь, я тебя поколочу!
Она обречёно вздохнула, уже привычно сказала на немецком языке, но совсем не по-немецки,
• Понимаешь... – вскинула голову, посмотрела ему в глаза, -  твоя Сабина очень высокая!
Вспомнив ответ Бонапарта маршалу Нею, Юрген скорректировал,
• Длинная!
Элька вздохнула,
• Дело не в росте! Для тебя, для твоих родственников, знакомых она эталон достоинств, красавица, принцесса! А я даже не Золушка, эмигрантка, выбравшая мужскую профессию! - без жеманства, просто сказала, - Я тебя очень люблю. Только всю жизнь подпрыгивать, чтобы до неё дотянуться, любовь твоего отца, твоего деда заслужить, не хочу, противно!
Всё понятно! Только если твой противник противная девчонка, приходится принимать её правила игры.
 Юрген грозно свёл брови, вкрадчиво спросил,
• А моей любви тебе мало? – размахнувшись, щёлкнул ремнём, как бичом.
Застывшая, от его слов с открытым ртом Элька, взвизгнув, побежала из гостиной.

Девочка, его девчонка, придерживая руками, длинные полы халата, бежала по коридорам, а он, как мальчишка, специально притормаживал на поворотах, потому что не было в мире ничего слаще этой игры в догонялки, этого бега за своим счастьем.
За окном в коридоре прогромыхал гром, молния на миг осветила небо огромной Вольтовой дугой, тяжелые капли тёплого весеннего дождя забарабанили по стеклу, и Элька приостановилась, два шага не добежав до двери его спальни.
Спальня... Его спальня уже почти пятнадцать лет. Он не ушёл из неё, привык, смирился, не ощущая дискомфорта, мог любить там возлюбленную... но невесту...  жену... Никогда!!!
Юрген прыгнул, грозно зарычал, размахивая ремнём, не оставил ей пути к отступлению, направляя к лестнице на третий этаж. Там в тупике спряталась маленькая спаленка с покатым потолком, предназначенная дедом для прислуги. Только в этой комнатке, переоборудованной Сабиной в гостевую спальню для племянника, однажды зайдя к Курту, хозяин, кажется, давно изучивший свой дом, услышал, как дождь поёт скрипками стекающей воды в керамической трубе, выбивает по черепице крыши клавесином «Венский вальс». Этот дождь, эта музыка, подарок небес, придаст прекрасный, нежный темп ночи любви! 
Он всё рассчитал, настиг её возле неприметной двери, схватив за плечи, потребовал,
• Отдай! Это моё!!! – двумя руками рванул слишком длинную, слишком широкую для девчонки банную одёжку.
Под халатом не было ничего... ничего кроме желанного тела любимой женщины...
Руками, губами, всем телом он касался, прикасался, соприкасался, любил так, как хотел, как не любил никто и никогда, до самого серого дождливого рассвета хрипло шептал,
• Детёныш... Детёныш... Детёныш...
И для неё не было в этом мире ничего слаще этого слова, потому что, все эти ласковые, нежные: «Любимая, дорогая, единственная», для других, а для неё, только для неё,
• Детёныш... Детёныш... Детёныш... - его, её, их слово, и нет, никогда не будет другого, более нежного слова в их любви... 

Элька просыпалась, из-под ресниц огляделась, но Юрген заметил, картинно воздев руки к покатому потолку, зацепил маленький абажур с усевшимся на перекладине, как на качелях пушистым, белым медвежонком,
• Черт возьми!!! На ком я собрался жениться? Лентяйка!!! Скоро придут гости, а она валяется в постели!
Он присел на кровать, притянул её к себе на колени, когда она сжалась, прикрываясь руками, проворчал,
• Что-то вчера я не заметил, чтобы ты стеснялась, - прижался губами к её плечу, натягивая на неё простыню. Она закинула руки ему на шею, попыталась поцеловать, но он прикрикнул, - У меня к тебе серьёзное дело! Это кольцо передаётся в семье фон Райх при обручении из поколения в поколение. Бабушка передала его моему отцу, а мама недавно отдала мне, -  взял её руку, надел на палец кольцо с двумя изумрудами оправленными в восьмёрку белого золота, и поднял глаза.
Прошептав,
• Кольцо из сказки... - она смотрела не на кольцо, она смотрела на него расширенными от восторга глазами.
Юрген подумал: Интересно, что её так восхитило? Кольцо? Приставка «фон»? – улыбнулся, когда Элька с придыханием прошептала,
• Глаза... У тебя глаза, как два изумруда... - столкнул её на пол, возмущенно закричал,
• Иди в ванную! С тобой нельзя говорить серьёзно!!!
Она послушно побежала, захлопнула за собой дверь, но тут же вновь открыла, спросила,
• Почему «фон Райх»?
• Потому, что я барон! – он театрально поклонился, посмеиваясь, провозгласил, - Барон Юрген фон Райх к Вашим услугам! - посмотрел на неё, ожидая реакцию.
Уронив простыню, Элька  сообщила,
• Никогда живого барона не видела, только в книжках читала...
Пошутив,
• Я похож на книжного аристократа? – Юрген постарался, как должное, принять,
• Ты похож на сказочного принца! – не выдержал, довольно хмыкнул, ехидно бросил,
• А ты на голого короля!!!
Собравшись обидеться, она успела надуться, сообразив, на что он намекает, покраснела, быстро нагнулась, каким-то новым, изящным движением поднимая простыню, попыталась прикрыться, но не успела. Её соблазнительная нагота его уже доконала. Отбросив прочь ненужную тряпку, он обнял, покусывая её ушко, требовал ответной ласки, получив подзатыльник,
• Мы ничего не успеем! – приходя в себя, пригрозил,
• Если ты сейчас же не уйдёшь в ванную, я всё-таки поколочу тебя ремнём!
Элька рассмеялась,
• У, какие мы страшные! - закрывая дверь, крикнула,  - Я тебя не боюсь!!!
Одним прыжком Юрген подскочил, пока она не успела защёлкнуть задвижку, рванул дверь на себя,
• С каких это пор?
• С первого дня, - пропела она,  - я не боялась тебя, я тебя любила, - вошла в душевую кабину, - только я тогда ещё сама не знала…

Три часа, она колдовала, не впуская его в гостиную. Он сидел в кухне, пил кофе, с удовольствием читал книгу, а она забегала, брала что-то, и опять надолго пропадала.
Когда она очередной раз появилась на кухне, Юрген схватил её за руку,
• Я хочу есть!
• Что прикажете, господин барон? - Элька, явно паясничая, сделала реверанс, он обиженно пробурчал,
• Неужели тебе не лестно стать баронессой? – вспомнил нескончаемые разговоры в доме деда, в семье Сабины: Аристократы... дворянская кровь... порода... - передёрнулся от отвращения, посмотрел в искрящиеся счастьем глаза, услышал,
• Мне лестно! Мне очень, очень лестно, что ты меня любишь, всё остальное ерунда! – и засмеялся.
Она принесла на тарелке, замысловатые маленькие бутерброды, не бутерброды, лодочки: четвертушки булки с многослойной колбасной палубой и сырным косым парусом на мачте-зубочистке, и незнакомый салат-торт: тонкие слои мелко нарезанных: картофеля, селёдки, свеклы, моркови, украшенные зелёным горошком.
• Ешь любимый!
Он недоверчиво посмотрел на маленькое произведение искусства,
• Что это?
• Селёдка в меховом пальто!* Ешь! – она схватила протянутую к ней руку, поцеловала в ладонь и убежала…

* Селёдка в меховом пальто – салат «Селёдка под шубой».

Шеф привёз гостей ровно в три.
Они осмотрели гараж и маленький спортзал в подвале, кухню и столовую на первом этаже и начали подниматься на второй.
В дверях гостиной их встретила Элька.
Двадцать минут назад Юрген оставил девочку в джинсах и футболке.
Сейчас в дверном проёме стоял полицейский в отглаженной форме. Только волосы, не упрятанные под фуражку, почуяв волю, завились в тугие локоны, длинные чёрные ресницы таинственно прикрыли блестящие глаза.
Она посторонилась, пропуская гостей, и Юрген увидел, что она красива: честное слово потрясающе красива, красивее изящной красавицы Сабины, красивее русских женщин-коллег, красивее всех женщин в мире.
Неужели счастье так красит женщину? Или влюблённым дано рассмотреть то, что простым смертным недоступно... 
Улыбнулся воспоминанию о чарующей нежности пробежавшей, как один миг, долгой ночи, ещё раз бросил нежный взгляд на свою девочку.
Всё равно девочка! - на всю жизнь...

Господин Баус, всегда чувствовавший себя комфортно в любой компании, дружески подтолкнул замешкавшегося у двери полковника. И, отвлекаясь от сладких, расслабляющих мыслей, Юрген навсегда невзлюбил этого господина, откровенно уставившегося, на демонстративно повернувшуюся к женщине, что-то спросившую Эльку, посмотрел на обеденный  стол, накрытый «а ля фуршет»: Давно забыл, что всё это великолепие хранится в бабушкином шкафу в гостиной.
Медные подсвечники, хрустальные бокалы, фарфоровые тарелки, столовое серебро. Уже знакомые корзинки с креветками и маленькие бутерброды-лодочки, торты-салаты украшены пышными красными розами из томатов в огуречных листочках, морковные цветы вокруг устроившейся в длинной тарелке, селёдки в меховом пальто.
Элька поймала его взгляд, спрашивая, и он кивнул головой, подмигнул: Всё хорошо!
Выпили за дружбу, потом за мир, за маленькую хозяйку большого дома, у господина Бауса от неумеренного употребления коньяка даже лысина покраснела. Юрген понял, что и ему за коллегами из Росси не угнаться: Вон, как ловко, даже девушка-переводчик, полные рюмки в рот опрокидывают! - и другая женщина постарше, заместитель начальника городского отдела по работе с несовершеннолетними, заметила, не давая полковнику произнести очередной тост, красивым грудным голосом запела какую-то русскую песню.
Милиционеры с удовольствием подхватили, и чистый женский голос поплыл по комнате, на высоте, над низкими голосами мужчин, ведущий свою партию.
Песня кончилась, и Элька показала пальчиком на повешенную бабушкой на стену, как украшение, гитару,
• Можно?
Хозяин удивлённо поднял бровь: Не знал, что она на гитаре играет! – вздохнув, - Сколько я ещё о ней не знаю... -  кивнул, и она, подкрутила колки, натягивая струны, взяла два аккорда, слушая звучание.
Гитара не запела, закричала от боли, Элька зачем-то чуть захрипела, специально напрягая нежный, девичий голос и песня на незнакомом языке, брала за душу, волнующим ритмом.
Райх, он уже выучил по-русски два десятка слов, прислушался, пытаясь понять, и она улыбнулась, взглядом сообщая, что это для него, только для него, запела по-немецки:
• Ich mag mich nicht wenn ich Angst Hase spiele!
 Es tut mir weh wenn man f;r d ;Wahrheit stirbt!
 Ich mag es nicht wenn Leute zu nah treten!
 Vor allem wenn man in die Seele spuckt!
 Ich mag es nicht wenn immer nur zur Halbe!
 Bei meinem Eintritt, ein Gespr;ch abbricht!
 Und soll man sagen das, wir uns ver;ndern, 
 Ich komme mit den Dingen, niemals klar! *
Это была её песня, и Юрген заметил, как переводчики: блондинка и полный, важный мужчина, которого он при встрече принял за генерала, переглянулись, явно одобряя перевод.
Элька перешла на русский язык, и парень с хвостом, специалист по созданию поисковой базы данных, стал отбивать ритм, как на барабане, отстукивая ладонями по столу.

Аккуратно возвратив гитару на место, Элька, отвлекая гостей от снова наполненных рюмок, повела их смотреть кабинет.
К хозяину подошёл господин Баус.
• Хорошие парни, - добродушно улыбнулся он, - но ты видел, сколько они пьют? 
Начальник прошёл к столу, положил на тарелку несколько корзинок,
• Очень вкусно! Где покупал?
• Она... - пробурчал Райх,
• Всё сама? - совсем не шеф, приятель Генрих, удивлённо поднял бровь, хитро прищурился, - Ты  не хочешь сменить напарника Малыш?
Юрген резко бросил,
• Нет!!! – задумался, улыбаясь, высказал вслух пришедшее на ум, - А впрочем, она не станет тянуть... и тогда я попрошу другого напарника... – даже не заметил, как брови господина Бауса удивлённо поползли вверх,
• Кого? - отвечая совсем не на вопрос о напарнике, на свои мысли, стараясь сдержать, рвущиеся наружу эмоции, пожал плечами,
• Сына, дочь... Какая разница? - сообщил, - Я женюсь!!!
Генрих посмотрел на Эльку, оживлённо беседующую с русскими, весело перечислил,
• Красивая, умная, добрая, хорошо поёт, вкусно готовит. И что она в тебе нашла?
Как мальчишка похваставшись,
• Она говорит, что это я красивый, умный, добрый, - Юрген, принял дружеское рукопожатие,
• Наверное, она права. Поздравляю! – сосредоточился, когда уже не друг, начальник на минуту нахмурился, - Вчера документы просматривал. У вас отгулов за переработку уже на неделю отпуска накопилось! С меня профсоюз шкуру снимет! – погладил рукой лысину, приказал, - На работу завтра оба не выходите! Я распоряжусь! Заявления потом напишете!

* В.С. Высоцкий «Я не люблю». Перевод Л. Пещанской.

Проводив гостей, Юрген вернулся в гостиную. Элька сидела в кресле, внимательно разглядывая кольцо, встала, поднесла руку к его лицу,
• Она вернула его?
Она не сказала больше ничего, но он понял, поцеловал окольцованный пальчик,
• Нет! Мама носила его всё время и сняла с пальца только две недели назад…
• У тебя чудесная мама, - нежно сказала девчонка, расшвыряв в стороны, весело сбросила форменные ботинки, обречено промолвила, - Всё! – приказала, - Давай убирать! – посмотрела ему в глаза, и Юрген отрицательно повёл головой,
• Нет! Шеф дал выходной. Завтра мы уберем и поедем к твоим родителям просить твоей руки, а сегодня... - он загадочно улыбнулся.
Элька широко открыла глаза, почти испуганно прошептала,
• Что?
Он подхватил её на руки, понёс по лестнице в маленькую спальню с покатым потолком,
• А сегодня следственный эксперимент! Я хочу посмотреть, сколько раз ты сможешь меня спровоцировать...