Судьба и годы - Исповедь

                Я посвящаю свой труд моим любимым
                родителям      
                С.Э. Гринберг и С. И. Гринберг.
                С  любовью и благодарностью.
               
            
                Пути господни  неисповедимы, как  и   
                сама человеческая жизнь.       
               
               
                Содержание
               
               
               
                1. Детство ………………………               
                2.Наводнение в городе Кременчуге
                3.Город Славянск   ……………………    
                4.Воспоминания из моего детства
                5.Мои предки……………………………   
                6.Моя мама и её сестра
                7.Город Мариуполь…………………….      
                8.Город  Киев ……………………………   
                9.Город Сквира………………………….. 
                10.Первая любовь……………………….. 
                11.Город Павлоград …………………….   
                12.Начало войны………………………… 
                13.Страшные годы  войны……………    
                14. Первая эвакуация…………………      
                15.Вторая эвакуация ……………………             
                16.Город Алма-Ата………………………..
                17.Мой брат – Фима………………………
                18.Первый день в Алма-Ата
                19.Город Кустанай……………………….   
                20.Город  Краснодар………………………
                21. Встреча с прошлым………………
                22. Город Улан-Удэ……………………….
                23.Село Еловка…………………………      
                24.Райцентр - Село  Кырен …               
                25.Возвращение домой…………………   


                1.ДЕТСТВО
 
    Я помню себя  где-то с пяти лет. Мы в то время жили в городе Кременчуге,  который расположен у реки Днепр. Мне вспоминается большой и красивый дом  с  парадной дверью, где справа висел на длинной цепочке колокольчик  вместо   звонка.  Мои родители - мама с папой и я со старшим  братом - Фимой,   жили вместе с маминой сестрой  - Елизаветой и её мужем -  Григорием.
Квартира была большая с высокими потолками, подвалом и  чердаком. В подвале хранились дрова  и   старые вещи.
Запомнила я себя в это время, наверное, потому что каждое утро уходила с тетей Лизой в детский сад. Мне вспоминается два момента из  того времени.   Однажды, впервые, на уроке пения в детском саду,  я  стояла со всеми детьми у пианино, а  воспитательница играла  на  нем. Мне  тоже захотелось постучать по клавишам, и я одним пальчиком ударила по одной из  них.
Вера Ивановна только улыбнулась мне и, ничего  не сказав, продолжала играть.
А второй раз - был связан с подарком. Мне родители на день моего рождения подарили маленькие, золотые сережки. На следующий день я счастливая пошла в  детский сад с  тетей  Лизой.  Этот день я запомнила   в связи с тем,  что  Вера Ивановна, как только заметила на мне сережки, сказала:
 -Саррочка,  носить  сережки  не хорошо - это мещанство.
 Я ничего не поняла из ее слов,   но подумала,  что сейчас у меня  она снимет их,  и заплакала.         
Дома я попросила маму снять сережки,  и она, наверное,  спрятала  их.  А, возможно, родители отнесли  их  в специальный магазин  «Торгсин», когда понадобились им деньги.               

               
               
                2. НАВОДНЕНИЕ   В  ГОРОДЕ  КРЕМЕНЧУГЕ

  Весной 1931 года  поднялась вода в реке Днепр выше обычного уровня.  Предпринимались все меры, чтобы  защитить город от наводнения. Были  воздвигнуты  защитные дамбы, но в одно раннее утро вода прорвала  заграждение и с огромной силой хлынула  в город, заливая одну за другой улицы и дома.  Мой отец  работал на элеваторе, где хранилось зерно. Он уже несколько дней не появлялся дома, занимаясь спасением хлебных злаков в случае прорыва дамбы. В каждой семье  тоже приготавливались жители города к   возможному наводнению, и заранее запасались продуктами питания.
 Я помню, как мама с тётей Лизой собирали в коробки  и ящики вещи и продукты  и отправляли их на чердак  по высокой деревянной  лестнице, передавая их дяде Грише.
Однажды рано утром я проснулась от страшного шума, хлынувшей воды и крика мамы,     и,  внезапно,  оказалась на руках  у дяди Гриши, который меня донес к лестнице,  ведущей на чердак. Там уже сидел мой брат Фима   и, протянув мне руку, помог подняться  внутрь чердака.  Вскоре к нам поднялись мама с тетей Лизой. А дядя Гриша продолжал передавать вещи наверх. И только, когда вода поднялась значительно выше - дядя присоединился к нам.
 Мы сидели на крыше и смотрели на, разлившееся вокруг нас,  «море»  вдоль всей улицы. Наступил вечер, но мы не знали, что может случиться, если вода опять станет  прибавляться и затопит  нас. Мы очень волновались  из-за  того,  что не знали,  что с папой  случилось.  Мама меня  всё время держала за руки, чтобы я не свалилась с крыши  в воду. Когда совсем стемнело и показались первые  звезды мы, вдруг, увидели приближающуюся к нам лодку. Нас спросил кто-то:
- Есть на крыше дети? 
Мама закричала: - Есть, есть. У меня  двое детей! Помогите нам! 
Лодка быстро приблизилась к  нам, и один моряк  вскочил к нам наверх и, схватив меня на руки, бросил прямо на руки другому моряку, который находился в лодке.
 Вскоре  и мама с  Фимой оказались рядом со мной, а  дядя    Гриша и  тетя Лиза,   остались сидеть на  крыше,  так - как  спасали в первую очередь детей. Там они  вдвоём пребывали  до самого  окончания наводнения.
  А моё путешествие с мамой и братом  только начиналось. Я помню, что привезли нас в лодке к почти затопленному  зданию. Было темно  и холодно. Мы оказались, как потом  выяснилось, на последнем  этаже хлебопекарни. Не  прошло и несколько минут как мы в темноте  нашли место, чтобы сесть, как  раздался  страшный крик женщин и плачь детей:
- Крысы, крысы, спасите, помогите!
  Только утром  подплыла к нам лодка и стала забирать испуганных людей. Мы тоже  дождались  своей очереди,  и нас на лодке перевезли из этого  «ада» в здание  кинотеатра.
 На  последнем этаже этого здания и на лестнице,  ведущей на балкон,  разместилось огромное  количество людей, в основном дети  с  матерями. Сколько дней мы там  пробыли,  я не помню. Мы очень волновались из-за  отца,  так - как  не знали ничего о нём.   Только на второй день он нас разыскал, приплыв на маленькой лодке. Оказалось, когда он приплыл к нашему затопленному дому и узнал  от дяди  Гриши и тети Лизы, что нас моряки увезли на лодке в первый же день наводнения, он взял из дома самые необходимые вещи для нас и  продукты,  и поплыл нас искать.  Когда мы его увидели – счастью нашему не было  границ. 
 Пока мы жили на балконе кинотеатра, нам  утром раздавали немного еды и воду. Папа навещал нас каждый день, а когда  полностью ушла вода,  он перевез  нас всех домой.
 Наш дом за время наводнения почти не пострадал, т. к. был сделан из крепкого кирпича. Мне помниться,  что  из всех  четырех комнат, у нас образовалась – одна большая, заваленная  разбитой мебелью.  Жить в таком доме было невозможно,  и наша вся  семья сразу  же переехала на лето в деревню, где не было наводнения. Там мы прожили всё  лето в  большой деревенской избе. Мы очень быстро пришли в себя и окрепли.   
  Мне  запомнился   один удивительный день. Все жители села  в один день  построили для одного крестьянина большой, красивый  дом. Дом  прямо на моих  глазах вырастал, как по волшебству, под быстрыми руками людей. А когда  наступил вечер, и работа была  полностью завершена, все жители села  уселись за приготовленный женщинами ужин.
Лето прошло очень быстро, и надо было возвращаться  домой.  Когда мы  вернулись, мы не узнали нашу квартиру. Отец нанял  рабочих, и они  отремонтировали квартиру, превратив  её  в первоначальный  вид. Опять у нас была парадная  дверь с колокольчиком. Всю мебель отремонтировали  и  просушили, всё  было почти как прежде, но затхлый запах и сырость в квартире  повлияли на наше здоровье. Я  и мама начали жаловаться на боль в ногах.
 Я  в этом  году   начала  учиться  в первом   классе,  а мой брат Фима  - в четвёртом. 
Первый класс  мне вспоминается с трудом, кроме одного неприятного инцидента, который  запомнился на всю жизнь. Однажды, во время перемены, один мальчик из моего класса очень обидел меня.  Он внезапно   подошёл ко мне и, схватив  меня  за  руку, крикнул:
 - Я  знаю, ты  жидовка! Жидовка!
 Он стал гримасничать и повторять эти слова.  Я  потрясённая  и испуганная  всем  этим  - заплакала и убежала  от него. В это время  подошла наша учительница  и, увидев  меня рыдающую, обняла меня  и завела  в  класс на урок.  Она, наверное,  увидела всю эту  картину  издалека и пришла  мне помочь. Помню, что учительница  попросила  всех детей пригласить своих родителей на собрание на следующий день.  Она  рассказала  родителям об этом случае - и на следующий день этот мальчик  попросил у меня прощение.      
Я была слишком мала, и не  разбиралась в вопросах, связанных с моей национальностью.               
После этого случая я попросила маму рассказать мне о нашей нации.
- Послушай, доченька, попроси лучше дядю Гришу, чтобы он тебе рассказал о нашем многострадальном  народе, он учился  в еврейской школе и на память помнит всю нашу историю. 
Я очень любила с моим братом Фимой  и раньше слушать дядю Гришу, когда он нам читал  Шолом Алэйхема, на идыш  с переводом на русский  язык.  Мы от души смеялись  и плакали, сочувствуя героям. У дяди Гриши была феноменальная память. Он действительно познакомил меня с главными историческими событиями моего народа. Я  узнала и о пребывании евреев  в Египте, и о Моисее, который вывел евреев оттуда, о получении на горе Синай – скрижалей с главными заповедями для всего человечества.  Дядя  Гриша умел с такой любовью обо всём рассказывать, что вскоре я уже  многое  узнала о еврейской нации, и могла гордиться своим народом.
               
               
               
                3. ГОРОД  СЛАВЯНСК.

    Вскоре, после окончания первого класса, мы всей семьёй переехали из города  Кременчуга  в  город  Славянск.
Здесь я продолжала учиться в школе до 6 класса. Жили мы в  небольшом  доме  вместе с маминой сестрой Лизой и ее мужем  Григорием,   занимая всего 3 комнаты и кухню. В нашем дворе жили еще несколько сотрудников из  папиной  работы,   в том числе и директор этого учреждения  с семьей. У них была дочь,  с которой я была  очень дружна -   звали её Софья. Была  у меня еще одна подруга из моего класса - Лидия, к которой я часто приходила в гости. Однажды, будучи уже в пятом классе, я увидела в окне из  её квартиры юношу, идущего со скрипкой,  к дому, что был прямо напротив её окон. Он был из нашей школы и учился в параллельном классе.
Я любила слушать, когда он играл на скрипке, и  старалась  чаще бывать у Лиды.
               
                8

Мне всегда хотелось научиться играть на пианино, и здесь  я  вспомнила случай, когда мы еще жили в городе Кременчуге, и нам, наши родственники,   предложили  привести  пианино в подарок. У них было  кроме пианино – рояль. В те годы пианино могли у них  конфисковать. Мама, по доброте своей,  согласилась взять инструмент и разрешила его нам привести на следующий  день. Но вечером,  когда  мама  рассказала отцу о предложенном нам подарке, то  он категорически  запретил принимать пианино даже временно. Из-за этого подарка мой отец мог потом  пострадать,  как он сказал маме  и даже оказаться в тюрьме.
 Утром нам привезли пианино. Я  вместе с мамой вышла  на улицу, где уже у самой парадной двери стояло красивое,  черного цвета  пианино. Мама   что-то сказала своему родственнику на еврейском языке,  и он очень расстроился.
Когда я увидела, что пианино увозят, я подняла  такой плач и крик,  что маме еще долго пришлось меня  утешать. Так,  я  всю жизнь мечтала приобрести  пианино, чтобы   на  нем  играть.  И только,  выйдя замуж,  муж  купил  пианино,  на котором играли мои дети и  их отец. А  у  меня  уже не было ни времени, ни сил этим заниматься.
Время было тогда,  видимо, не  простое  и мама  не могла поступить иначе, чтобы не  навредить отцу  на его работе.


                4. ВОСПОМИНАНИЯ  ИЗ МОЕГО  ДЕТСТВА               


Когда  мы жили  в Славянске, еще несколько событий из того времени запомнились мне.   
 Мне  хочется рассказать о нашей соседке  - Александре   Ивановне,  которая  в прошлом  была хозяйкой большого дома,  а сейчас  занимала небольшую, однокомнатную  квартиру. Она часто приглашала меня к себе в гости, и я  любила  рассматривать большие портреты и фотографии на стенах ее комнаты. Это были её родные и близкие  родственники, которые тоже когда-то  жили в этом  большом и  красивом дворе, где теперь в их пяти домах размещались сотрудники  из  папиной  работы.
Мама мне рассказала, что раньше все дома  были собственностью  семьи Александры Ивановны и ее братьев, которых  репрессировали,  выслав  куда- то на север,  а  ей разрешили жить в небольшой квартире. Александра Ивановна никогда не жаловалась и не рассказывала о своей  семье, боясь,  что и  её  могут тоже выслать из города. Она отмечала всегда  русскую пасху,  и мне  не забыть её очень  вкусные  пасхальные «куличи» и творожную пасху,  которой  она любила угощать меня  и мою маму.
 А когда, однажды  ночью приехали   люди в военной форме и увезли  из нашего двора  директора  «Заготзерно»,  Александра Ивановна сказала моей маме:
 -  Вот и их очередь  настала.
Я только потом узнала  от мамы, что  она имела  в виду. Мне  было очень страшно тогда за  мою подругу  Софу, т. к. её мама не разрешала мне даже приходить к ним в дом. А  примерно, уже через месяц они навсегда покинули наш двор.
. В нашей семье взрослые  старались не обсуждать никаких  серьёзных вопросов, связанных  с политикой   в присутствии детей. А я, как ни старалась забыть этот случай, так и не смогла – на всю жизнь врезалось в память эта страшная картина из моего детства.
Живя  в  городе Славянске, я редко видела моего отца свободным от дел. До самой  поздней ночи он был на работе и не имел время уделять мне и Фиме, нужного нам внимания.
Всю работу по дому  и нашим воспитанием  занималась мама. Было тяжелое время, продуктов не хватало. Помню, как нам на машине привезли  корову, которую папа купил для нас. Её поместили  в большой сарай, который прежде служил конюшней для лошадей старым хозяевам этого двора. И началась непростая жизнь для мамы. Теперь ей приходилось вставать в пять часов утра, чтобы успеть подоить  её и отправить к пастуху, который шел с небольшим  стадом коров мимо нашего дома. А вечером  он приводил нашу Мурку домой и оставлял её у калитки. Она тут – же подавала о себе знать и я бежала открывать широко калитку, чтобы проводить её  в сарай. Корова была бурая, очень старая и давала совсем мало молока. Но  в  то время  - это была большая помощь для нашей семьи. Я  и мой брат Фима каждое утро и вечер выпивали по кружке парного молока, что  было не каждому доступно тогда.
                *********

А однажды я очень напугала всю мою семью. Это  было где-то в четвёртом, наверное, классе. Я с подругами возвращалась со школы домой, и  вдруг около нас остановилась легковая  машина, и мужчина средних лет  спросил нас:
 - Девочки,  как проехать к  Славянскому курорту?
  Рядом с ним сидел пожилой мужчин. Мы стали все хором объяснять, но они ничего, видимо, не поняли, и попросили им показать дорогу на курорт. Я  с  еще одной  девочкой сели в машину, и  мы всю дорогу что-то им рассказывали о нашем  замечательном городе и курорте. Когда мы доехали до  Курорта, мы вышли из машины и сели в пригородный поезд, который нас довез   почти  до  самого дома.  Подойдя  к дому, мы  увидели  плачущую   маму и  тётю  Лизу,  у калитки.  Увидев  меня, они подбежали ко мне и стали  обнимать и, перебивая  друг  друга,   рассказывать о том,  что они пережили за время моего отсутствия, после того,  что  я  поехала   на  машине  показать  дорогу на Славянский курорт.  Было много слёз и разговора. Я очень сожалела, что принесла столько  огорчений своим  родным и пообещала, что больше  такого не будет. Но  жизнь еще ни  раз ставила меня  в еще  более   сложную  ситуацию.
Живя  в  городе  Славянск, мы пережили не мало событий, оставивших след в моей памяти. Однажды, во время  грозы,  к нам в открытую форточку  влетела молния, как потом  мы предположили  –  шаровая, т. к. она  со  страшным   гулом  и  шумом,  сверкая ярким  светом, осветила   наш   маленький   коридор, соединяющий  две  комнаты и кухню.
Я находилась  в  дальней  комнате у тети  Лизы и, услышав шум, приоткрыла дверь, чтобы проверить, что случилось. В этот момент я увидела яркий свет и через мгновение, раздался  оглушительный  взрыв в глубине нашего подвала,  сотрясая всё здание.
В  квартире  появился  запах  гари и все  выскочили  из  комнат,  а  дядя  Гриша   велел нам выйти из дома,  т. к. загорелся  электрический провод  в квартире. Только потом мы узнали, что  этот провод спас нас от пожара и других бед, т. к. он вел от большой комнаты  в  подвал, где был земляной пол, куда и ударила молния и исчезла. В конечном итоге нам сильно повезло, что  все мы остались  живы  и здоровы, хотя  страха  хватило надолго. 
               
                **********

Мне припоминается   еще одно событие  из моего детства, которое  оставило острую боль в  моей душе. Я знала, что в  городе Харькове  проживают  мой  дедушка Иосиф  и моя бабушка  Ида.  После моего рождения в их  городе,  я их никогда не посещала. Мои родители пригласили в гости, к нам в Славянск,  родителей отца,  но приехала - только одна бабушка. Мы все были  очень рады её приезду и окружили  её  заботой и вниманием, а мама с тетей Лизой   приготовили  много вкусных  блюд. Я,  наконец, познакомилась  со  своей бабушкой, только спустя столько лет. Радости в нашем  доме не было границ. Ей тогда было не более 65  лет. Весь день и вечер мы старались, как можно больше узнать о наших родных и дедушке, которые жили в городе  Харькове. Я  помню, что прошло  всего два дня, - и бабушки не стало. Что происходило потом – трудно даже вспоминать сейчас, спустя столько лет. В доме был не только траур и скорбь, об ушедшей  внезапно из жизни дорогой нам  бабушки, но  и  трагическая  судьба  всех  близких.
 Вскоре приехал к нам   дедушка Иосиф  со своей дочерью  - Лизой и другие родственники. Дедушка  был верующим   евреем и соблюдал все традиции по еврейскому  закону. В нашем доме всё изменилось. Согласно традиции все окна были прикрыты,  в комнате  был полумрак, зеркало было завешано белой простынёй, а на полу лежали какие-то  одеяла и подушки, на которых  целую неделю сидели дедушка и папа. Все  эти дни  дедушка и другие мужчины молились, как требует еврейская традиция, сидя на полу, за душу бабушки. Похороны были по всем правилам  еврейской традиции устроены. Заказан был специальный катафалк со всеми атрибутами, положенными по традиции в таких случаях.
Похороны  оставили тяжёлый след в моей душе, не  говоря уже о переживаниях   моих родителей.  Мне не разрешили идти на кладбище, но я помню, как тяжело и страшно было смотреть  на  всю процессию, увозящую бабушку на специальном катафалке в  последний путь. Много слёз было пролито,  и   не передать всей душевной боли, что перенесла вся наша семья с трагической смертью бабушки.
 Прошло семь дней, открыли окна и сняли с зеркала простыню, и жизнь потекла  своим чередом. Вскоре уехал дедушка и другие родственники  в   Харьков.               
Я мало интересовалась раньше историей нашей семьи, но после смерти бабушки, я часто стала расспрашивать маму об их  семьях. Я узнала, как они жили еще во время  царского режима в России. Я хочу посвятить этой  теме целую главу.
 

                5.  МОИ   ПРЕДКИ
               
Я родилась в городе Харькове, где жили мои  дедушка Иосиф Гринберг с бабушкой  Идой,  куда временно поехал мой отец на учёбу, взяв с собой  маму, которая  ждала появления на свет ребенка -  меня.  Прожили мои родители у них недолго и после моего рождения и окончания  папиной учёбы, вернулись в город Кременчуг – на постоянное их место жительство.
О своих родственниках  я узнала спустя много лет из рассказов моих родителей.
К сожалению,  о родителей отца, я мало что знаю. Отец его – Иосиф  Залмонович  Гринберг  до революции проживал  в небольшом городке  - Крюкове, который  находился   недалеко   от  города  Кременчуга. Разделяли эти  два  города  широкая  река – Днепр.  Из рассказа моих родителей,  я знаю, что  Иосиф  Залмонович  был  кузнецом,  и была у него во  дворе, где он жил,  кузница, в которой он работал.  Дедушка был единственным кузнецом  в округе и к нему приезжали  извозчики  подковывать своих лошадей,  Он  выполнял  разную работу, связанную  с его профессией.
 В  город Харьков он переехал уже  при Советской  власти и жил на улице Клачковской вместе со своей женой  Идой  в небольшом доме, состоящем  из  двух комнат и кухни. Дедушка был среднего роста, очень сильный и красивый мужчина, даже мог сгибать  железный прут.  Жил  он с моей бабушкой  долгие годы в любви и согласии. Бабушка моя  Ида  Абрамовна была домохозяйкой и родила  двух  детей – моего  папу  - Зельмана  и дочь  - Елизавету.
Я мало знала подробностей об их жизни и впервые увидела их, будучи уже  школьницей  в Славянске. После трагической смерти бабушки, дедушка через год женился на женщине, проживавшей  в его дворе, которую он хорошо знал. Так  по  еврейской традиции следует поступать овдовевшему мужчине. 
 Прожили они недолгую жизнь, т.к. во время Отечественной  войны не смогли  эвакуироваться из города и погибли от рук фашисткой Германии. Папина сестра - Лиза  после войны сообщила  подробности о трагической смерти  их отца и его супруги. С тетей Лизой мы потом  часто встречались, приезжая друг к другу в гости.  Я ничего  почти не знаю о папиной сестре  - Елизавете Иосифовне, которая  проживала до войны в одном дворе со своим  отцом.  Тетя  Лиза  и  её муж – Немировский  (имя его  я уже не помню) и  их двое детей  очень редко с нами  общались.
 Их сын – Нюся, как ласково звали  его в семье, стал летчиком -  штурманом и я  во время войны, учась в городе Краснодаре, совершено неожиданно с ним  встретилась. Я снимала  со своей подругой Лидой комнату, будучи студенткой  второго курса Кубанского медицинского института  у тети Нади ( как ласково мы её называли). Однажды вечером нам постучали в дверь и тетя Надя, открыв  её,  вернулась к нам с красивым мужчиной в лётной форме. Мы смотрели на  вошедшего к нам  мужчину  с таким видом,  как   если бы нас посетил чудо- богатырь.
  – А это к тебе, Саррочка, гость пришёл – принимай. Говорит, что твой брат – Нюся.
 Я вскочила со стула и подбежала к нему. Мне не верилось  в такое чудо – встретить близкого родственника  во время разгара войны.  Он нашёл меня  благодаря связи его мамы с моими родителями, которая и сообщила ему обо мне, видимо, еще раньше.
 Весь вечер мы не могли наговориться, сообщая обо всём пережитом  за три года войны. Он принёс нам много банок  с  консервами, которые мы тут же открыли и устроили настоящий пир. Нюсю  направили на новое место  службы – на Дальний  Восток, где  он должен был продолжать службу, Он  сказал, что японцы  накапливают свои войска на Дальнем  востоке и война с ними в ближайшее время – неизбежна. Мы  с болью в душе расстались, пожелав друг другу  всех благ и победы.
 Но судьба распорядилась  совсем  иначе.  Я узнала  через короткое время,  что в боях  с японцами погиб мой  брат  Нюся  в  воздушном бою на Дальнем Востоке. Три  с половиной года  он сражался с немцами на Западном  фронте  страны, получив  много наград за храбрость в  воздушном бою, и так трагически погиб почти в конце войны.
               
                ***********
 
Приехав  в Израиль, я отправила заполненную анкету  в ЯД - ВАШЭМ, на всех моих близких родственников, погибших  в войне  с немцами и японцами, чтобы увековечить вечную их память на  еврейском мемориале в Иерусалиме. Я  вписала фамилии и их данные в анкетах, где теперь  мой дедушка  Гринберг  Иосиф,  Немировский  Наум,  Шаткун  Александра  и другие родственники  значатся  в вечной книге Памяти  в  мемориале  ЯД  - ВАШЭМ, что обозначает  руку - имья  на вечные  Века, хранящиеся на Земле   Израиля.

                *************       

О родителях маминой семьи  я знаю по рассказам моей мамы и её старших сестёр – тёти Лизы и Александры. Отец мамы – Шаткун  Эфроим  Лейбович прожил более  90  лет. Он от  первого брака имел  одну дочь – Фэйгелэ, и трёх сыновей. Я знаю только,  как звали младшего  сына его - Аарон.  Когда умерла первая дедушкина жена (я не знаю, к сожалению, её имени) – дедушка женился второй раз на молодой  красавице – Сарре.  Она родила ему трёх дочерей: Александру, Елизавету  и мою маму – Софию.  Их мать, к великому сожалению слишком рано ушла из жизни, оставив на попечении   Елизаветы  пятилетнюю  Софу.   
  Дедушка - Эфроим   был глубоко  религиозным  евреем.  У  него было много книг на еврейском  языке. Все дети посещали еврейскую школу.
  Мой  дедушка по профессии  был ювелиром – изготовлял изделия из серебра и  слоновой кости. Жили они в городе Кременчуге, занимая полу – подвальное помещение, где у  дедушки была мастерская и несколько комнат, где  размещалась вся их семья. Мне рассказывала мама  и тетя  Лиза об их семье довольно часто и я, поэтому запомнила о том времени, когда они были ещё молодыми.
Их отец был человеком со строгими правилами жизни. Он  следил за  соблюдением всех еврейских традиций и не  разрешал их нарушать. Но это был уже   двадцатый век, и его старшие сыновья стали участниками  нового  течения евреев в борьбе за свободу и равенство всех наций в России. Они 1905 году  участвовали в политических выступлениях за улучшение жизни евреев и неимущих граждан России. Но после событий в Петербурге (9 -го января) - их стали преследовать и  старшие братья и сестра  Фэйгела, на пароходе уехали  в  Америку. 
О них мне хочется рассказать еще немного,  из того, что я узнала от родных. Все  три брата и их сестра обосновались в городе Бруклине, откуда они сообщали о себе не только  письмами, но и присылали иногда  посылки по почте  своим родным . Они  все  там  нашли работу, т. к. имели хорошую профессию, которую получили от отца,  помогая ему в ювелирном деле.
 Но у тети Фейгелэ там  произошла трагедия, которую она не смогла пережить. Как, рассказывала моя мама, её сестра была  очень красивой девушкой и её приняли на работу  в магазин, где она продавала шляпы. Она  могла себе позволить уже красиво и модно одеваться и даже пользоваться фаэтоном, когда поздно  возвращалась домой с работы.
 Однажды,  в  один  из таких вечеров, напали на неё грабители, решив, что она богата и смогут у неё отобрать золотые украшения  и деньги. Этот случай так напугал  Фэйгеле, что у неё произошёл нервный срыв, и очень скоро её не стало. Так  трагически ушла из жизни, совсем молодая, одна из маминых сестёр.
Об  Американских  родственниках в те годы мы  в семье  даже боялись говорить, не то, чтобы с ними  поддерживать связь. Я помню, что, живя  в городе Славянске в начале тридцатых  годах,  мы получили последнюю посылку из Америки и мои родители очень волновались, говоря,  что это может плохо кончиться  для нашей семьи,  и прервали всякую  с  ними связь.

                **************
 
Я хочу продолжить  рассказ о маминой семье – Софье Эфроимовне. Отец моей мамы, как я уже писала, был знаменитым в городе мастером по изготовлению  изделий из серебра, цветного металла  и слоновой кости. Он делал всевозможные, красивые вещи: - подсвечники, предметы  для традиционных    торжеств, ручки для тросточек из слоновой кости и многое  другое.  В  субботу он ходил  в синагогу и выполнял  всё, что предписывалось по еврейскому  закону и традиции. В доме строго соблюдались все  еврейские традиции. Но, когда пришел 20-й  век, старшая мамина сестра  Саша (так все её звали домашние) стала учить русский  язык и читать, втайне от отца, книги русских классиков. Когда моей маме исполнилось  шесть лет,  она тоже научилась русскому языку  и, в тайне от отца, читала  книги на русском языке. Память у моей мамы Софы была феноменальная и спустя   десятки лет она  даже  мне  еще могла пересказывать содержание  прочитанных ею книг.
  В то время у них  не было электричества, и освещением служили лампы, заправленные  керосином и свечи. Мама рассказывала, что когда родители ложились спать, - Саша пряталась в дальний угол их комнаты и читала  книги на русском  языке, зажигая  сальную свечу. А когда моя мама научилась  читать на русском языке, она делала так же. Но  вскоре дедушка Иосиф узнал, что Саша  ослушалась его и собирается поступать учиться сестрой милосердия - он велел покинуть их дом.
Судьба у тети Саши сложилась трудная. Я хочу  кратко о ней рассказать. Став сестрой милосердия, она поступила работать  в больницу, где  познакомилась с  еврейским юношей, с которым потом была помолвлена. Но началась  первая   Мировая  Война, и его мобилизовали на фронт,  откуда он уже не вернулся.  Узнав о гибели своего жениха, тетя Саша  дала  клятву  не выходить ни за кого замуж. Так и прожила она всю свою жизнь в одиночестве, посвятив  её работе и родным сестрам.
Когда  была  в России провозглашена  Советская власть, тетя  Саша  уже жила в городе Киеве. Там она  вскоре поступила учиться  в Медицинский  институт, который закончила с отличием. Все последующие годы она работала врачом - терапевтом  в больнице и поликлиниках города Киева.      
Я с тетей Сашей познакомилась поближе, когда моя семья проживала  в  городе Киеве  около двух лет с 1939 по1940 –ой годы.  Она часто к нам приезжала в её выходные дни и это были для неё и для нас очень радостное и счастливое время. Тетя Саша не любила рассказывать о своей работе врача. Она старалась мне и моему брату  Фиме дарить   книги по  искусству и литературе. Моя мама очень старалась, чтобы тетя Саша, проведя свой выходной день у нас, хорошо отдохнула.  Тетя Саша очень любила свою работу, но когда вопрос касался моей профессии в будущем – категорически заявляла мне:
 - Саррочка, очень тебя прошу,  никогда, слышишь меня, не выбирай профессию врача.
 Я в то время была   влюблена  в  литературу, много читала и думала поступить в Московский институт  М. И. Ф.Л.И. на литфак.
 Но время  и судьба, вопреки  нашему желанию, -  всё  расставляет   иначе.  Тетя Саша   во время  войны  - в 1941 году  не  успела  эвакуироваться из города – она работала в больнице, которая с первых дней войны стала госпиталем, куда привозили раненных и пострадавших от бомбёжки людей. Она пережила мучительную смерть, как и тысячи евреев  не успевших  покинуть город.
                ***************
 Страшное преступление фашисткой Германии будет вечным клеймом   и позором  за  зверски убитых   людей  в Киевском «Бабьем  Яре».   После войны мои родители долго разыскивали следы  тети Саши, пока не получили ответ на запрос  из Военкомата, подтверждающий смерть Шаткун Александры Эфроимовны в  1941 году  в городе Киеве. Я уже писала, что увековечила  на  Века  имя моей дорогой тети  Саши в Мемориале  « Яд  Вашем» в Иерусалиме.  Каждый год  в  Израйле  отмечают День памяти погибшим  шесть миллионам евреям   в войне с  Германией  в «Яд – ВАШЭМ» - и   так будет вечно.    Я  зажигаю свечи  в память об родных  и  трех миллионов погибших  евреев  в войне  с   Германией. Память о них останется на Века.

                6.   МОЯ   МАМА  И   ЕЕ  СЕСТРА  ЕЛИЗАВЕТА,

Вторая мамина сестра – Елизавета  Эфроимовна прожила скромную  жизнь.  Оставшись после  смерти родителей  с младшей сестрой  Софьей (моей  мамой ) – она  заменила  ей родителей, подарив  материнскую любовь не только к ней, но и  ко всей её будущей семье. Тетя Лиза работала  в швейной мастерской портнихой и брала на работу  каждый день свою младшую сестру, т. к. не на кого было её оставлять  дома. А маленькая  сестричка  очень быстро научилась пришивать пуговицы и выполнять всякую мелкую работу. Тетя Лиза была верующая  еврейка и в доме соблюдались все традиции по еврейскому  закону.
У тети Лизы  был жених - Григорий Давидович Захаров, который  во  время  гражданской войны был призван  на фронт.  После  возвращения  с фронта, вскоре, состоялось их бракосочетание  по всем еврейским традициям,  Они прожили долгую жизнь в любви и согласии, помогая  моей маме, как родной дочке, не только получить профессию портнихи, но  и на протяжении  всей её  жизни. Моя мама  до самой свадьбы жила со своей сестрой Елизаветой и её мужем – Григорием Давидовичем  Захаровым.
Как рассказывали мне мои родные, уже  к шестнадцати годам моя мама расцвела и стала похожа на свою красавицу – маму Сарру. В доме, где они проживали,  жил сын богача, которому принадлежало несколько домов в  их  городе. Он влюбился  в мою  маму и очень часто стал встречать её с работы и оказывать всевозможные знаки внимания.
 Но  у мамы уже был любимый  юноша, с которым она  встречалась - и это  был будущий её муж – Зельман  Гринберг. Он был сыном  кузнеца,  проживал в  посёлке - Крюков,  который  соединялся  с  городом  Кременчуг  большим мостом  через  реку Днепр.
 Вскоре,  мама вышла  замуж за  Зельмана и они  переехали  жить на небольшую, частную квартиру  в городе Кременчуге. Это было трудное время  в их жизни. Папу призвали в царскую армию и отправили на фронт.  Шла первая Империалистическая война. Мама  продолжала работать  швеей в мастерской вместе со своей сестрой  Елизаветой. Вскоре отец вернулся домой, т. к, получив ранение в руку, его демобилизовали. Через год родился в их семье первый ребенок.  Мама ушла с работы и стала заниматься домашним хозяйством,  уделяя  всё внимание семье и ребёнку.
А  в  России наступил  1917год - период больших перемен, который сопровождался  захватом власти  разными  бандитскими группировками, которыё  в первую очередь убивали и грабили  евреев и богатых жителей города.
 Мама с тетей Лизой  и ребёнком весь день прятались в каком-то подвале, где их закрывали  мужчины, уходя  на работу. Отец работал на мельнице.  Он был высокий и сильный  мужчина - свободно мог поднять, как рассказывали мне   родители,  даже два мешка муки, положив их  себе на плечи. 
Наступила «новая жизнь». Была провозглашена  Советская Россия. Пришёл долгожданный мир.  При  советской власти отец стал активно участвовать в жизни новой  России – Советской власти.  Но в их семье случилась большая беда во время перехода одной власти в руки – другой. Их первенец тяжело заболел  и умер, т. к.  не могли оказать ему  в то время необходимое лечение.
 К большому сожалению,  я даже не знаю, как звали моего первого брата, т.к.  в доме у нас никогда не говорили о нем, наложив запрет на эту тему.
 В  1919 году родился мой старший брат –Эфроим, которого назвали в честь маминого отца,  а  в 1923 году - на свет появилась   я – Сарра, которую назвали  в честь  моей бабушки  Сарры. О нашей семье я уже  веду  своё повествование с первых страниц моей  «Исповеди».   


                7.ГОРОД   МАРИУПОЛЬ.

Это был 1936 год. Не знаю, по какой причине, но моего отца перевели на новую работу в город    Мариуполь,  где мы проживали  на   берегу  Азовского моря.  Мы  жили в небольшой двухкомнатной квартире на территории папиной работы – «Заготзерно», где рядом возвышался  высокий  элеватор – зернохранилище,  откуда отгружалось зерно на кораблях  в разные  морские порты.
 Мой брат Фима, во время нашего переезда в Мариуполь, находился в Москве, куда прибыл поступать в  Авиационную  Академию. Вскоре вернулся он  из Москвы   опечаленный тем, что не прошёл по конкурсу  в Академию.  У моего брата  был  отличный  аттестат  за десятый класс, с одной отметкой «хорошо»,  только  специально заниженной, чтобы не  мог  он получить золотую медаль, которая  выдавалась  « по разнорядке»  свыше и не больше.
 Мы всей семьей очень переживали  за  Фиму, что он не поступил  туда,  где  так мечтал учиться.  Но  папа предложил Фиме  пойти  в десятый класс повторно, чтобы  получить  «золотую медаль»  по окончании школы и спокойно без экзаменов поступить в институт. Год пролетел незаметно, и украшало нашу жизнь –  лишь частое посещение моря и обилие вкусной еды  из множества сортов морской рыбы.
 Помню еще  очень красивую  и умную собаку – из породы   немецкой овчарки, которая меня провожала и весело встречала после школы.
Когда закончился учебный год, Фима  с отличным  - так называемым  «Красным  дипломом» - поехал  в Москву поступать  в Авиационный  институт, но не в Академию, куда  евреев не принимали.
Моего отца опять перевели  в другой город  работать.

                8.ГОРОД  КИЕВ.

На этот раз  отец получил направление на работу в город Киев.
В городе  Киеве  мы  поселились  рядом с « Заготзерно» в красивом двухэтажном  доме. Фима был принят в  М. А. И. и  даже получил общежитие.   Я  поступила учиться  в седьмой  класс -  в школу, которая находилась на значительном расстоянии от нашего дома.  Жили мы рядом с  районом, который назывался Борщаговка, и до города  в школу, мне приходилось ездить на машине, которая подвозила  детей, проживающих в этом месте.

                **************
 
Я помню, как в это время -  в 1937 -1938 годы особенно страшно было с кем -  ни будь  разговаривать  о политике.  Даже  в собственном  доме  папа  запрещал  говорить на эту тему.  По радио мы часто узнавали  о раскрытии  то одной, то другой  вражеской группировки, даже из  членов политбюро  Коммунистической  Партии  Советского Союза. 
 Я помню, как по радио передавали личное признание члена  Политбюро – товарища Якира, в совершении преступления  против  Советской  власти, где он сам  требовал  его наказать - смертной  казни - за  совершенные с его  стороны преступные действия.
Я  не могла  долго успокоиться, и слёзы появились на моих глазах – так страшно  мне стало после его прощальной речи. Я не помню ни одного случая,  чтобы мои родители в моём  присутствии высказались   против содеянных  Сталиным преступлений, даже после его смерти. Я  полагаю, что они никому не доверяли и напуганные еще в молодости, предпочитали на эту тему не вести разговоры  даже дома.

                ************
Да – я отвлеклась от темы. Мы в Киеве, как я уже писала, жили почти за городом. Нас окружал девственный лес и  луга. Летом я даже любила возвращаться со школы пешком  по просёлочной дороге,   мимо  небольшого хутора. В то время  я часто шла даже одна со школы домой, когда задерживалась в школе, и не было страшно мне. В школе я быстро подружилась с девочками и стала больше внимания уделять своей внешности. Мы в то время  носили  школьную   форму, а  по торжественным праздникам – одевали - белый передник.  У  меня были длинные волнистые,  чёрные  волосы, которые  я любила  заплетать туго в две косы, и складывала их  красиво на голове.
 Мои новые подруги очень много говорили о последних модах  на причёски и одежду. Я  в этом мало разбиралась и когда  у меня  они спросили, что я делаю, что у меня такие  длинные  ресницы, наверное,  подрезаю  их, чтобы  быстрее росли – я  ответила им – положительно.  Дома я тут - же  решила подрезать кончики ресниц, чтобы они выросли  еще длиннее.  Но  уже через месяц, я пожалела, что совершила такую процедуру  т. к.  мои ресницы уже торчали, как иголки, и уже  больше никогда не закручивались, как прежде,  красиво.
Когда я перешла в восьмой класс, я стала замечать внимание  ко  мне со стороны некоторых мальчиков  нашего класса.   Из  всех  ребят  только один мальчик оставил след в моей памяти. Звали его  - Мирон. Он старался,   как можно чаще  обратить на себя внимание, предлагая  мне почитать интересную книгу, или  провожая иногда домой, рассказывал что – ни - будь интересное из своей жизни. Я не разрешала ему  провожать  меня до самого дома, т. к. жила далеко за городом и мы редко виделись вне школы. 
Все мои подруги говорили мне, что Мирон  в меня  влюблён и напрасно я к нему так спокойно отношусь. Мне было интересно с ним  общаться, и  чем больше  я узнавала его, мне было даже лестно иметь такого друга, как  он. Мирон иногда приглашал меня пойти с ним  в кино или  в театр, а я не всегда могла принять такое приглашение, если это было  не  в дневное время.  Он по  возрасту был старше меня на один год, и его дружба носила какой-то отпечаток  влюблённости  и серьезности отношений. Я  к нему  относилась почти,  как к брату, так он располагал к себе  своим теплым отношением  ко мне.
 Но  в конце первой четверти  моей учёбы в девятом классе, мой отец получил опять новое назначение на работу.  Я уже  привыкла к частым переездам нашей семьи, но в этот раз  мне было очень жаль уезжать из Киева, где я подружилась с Мироном и другими ребятами нашего  класса. Отца моего перевели на работу  в город Сквира, который  находился   недалеко от города  Киева.
Провожать меня на вокзал пришли мои  подруги и Мирон. Он вошёл в вагон и стал меня просить разрешить ему проводить меня до первой остановки поезда.  Я  очень испугалась, что он может уехать, и попросила его скорее выйти из вагона. Мирон  схватил меня за руку и стал просить меня  разрешить ему приехать на каникулы  в Сквиру  ко мне в гости. Поезд уже тронулся, и я пообещала ему написать письмо, после чего он спрыгнул со ступенек  вагона.
 – Я приеду  к тебе на праздники - Седьмое Ноября  - закричал он, следуя бегом за удаляющими вагонами поезда.
 Мне было грустно расставаться со всеми моими подругами и с Мироном, и слёзы полились из глаз. Я помню, что, проехав несколько часов, нам пришлось сделать пересадку на другой поезд, который шел по узкоколейке  до самого города Сквиры. 
                ***
В начале  войны  1941года,  узкоколейка послужила большим препятствием к эвакуации людей из города Сквиры. Тысячи граждан, погибли от немецких оккупантов, оказавшись в «мышеловке» из-за отсутствия возможности выехать из города т. к. узкоколейка не функционировала  - её немцы разбомбили  в первые недели  войны.
               
                9.ГОРОД  СКВИРА,

Город Сквира – оказался небольшим провинциальным  городом, где не  было  ни одной  школы на русском  языке. Во всех школах  все предметы преподавались на украинском языке, а русский язык  и литература - велись, как  обычный урок. С первого дня в школе я почувствовала себя, как говорят – не в своей «тарелке» и очень расстроилась,   т.к. почти не могла сосредоточиться, и порой, даже  не понимала сути услышанного. Я учила все предыдущие годы украинский язык в школе, любила читать украинских классиков, петь украинские песни, но  учить физику, географию, математику и все, все предметы на украинском языке, я не была готова. Я сидела на уроках, как «оглушённая рыба», и не могла сосредоточиться, чтобы запомнить  содержание урока.
 Мне было особенно обидно, потому, что всегда я легко  запоминала  прослушанный  урок и редко даже дома  повторяла его.  Все учебники тоже были на украинском языке. Дома я плакала «горькими слезами» и сказала маме, что теперь мне не получить отличный аттестат, т. к. я не могу правильно говорить на украинском языке и не всё даже запоминаю. Время шло – я стала слушать радио на украинском языке, читать художественную литературу, писать сочинения  и разговаривать в школе только на украинском языке.
В школе ребята из моего класса приняли меня очень хорошо, а учителя, понимая  мои трудности с украинским языком, спускали мне мои русские слова, вставленные в украинскую  речь. Вскоре у меня появились подруги из нашего класса, и меня они пригласили  встретить  с ними седьмое Ноября.
Я так была  занята освоением языка и всеми трудностями в новой моей жизни, что не написала Мирону ни одного письма, а только своей подруге  Доре сообщила  о своих переживаниях.  От  Доры я узнала, что  Мирон попросил у неё мой  адрес, что он  ходит  очень грустный и всё время расспрашивает  её обо мне.  Мне  к этому времени стало ясно, что я не смогу его пригласить к нам даже на праздник. Жили мы в небольшой двухкомнатной квартире, и попросить родителей  об этом  было в то время не только  неприлично, но и странно.  Когда я получила от Мирона первое письмо, я  написала  ему, что не смогу принять его, изложив все обстоятельства,  и просила меня извинить. Он не ответил на моё письмо. Я тогда  считала, что не имею права, что-то обещать ему  и дать надежду на будущее. Мне тогда было  шестнадцать с половиной лет и я  не испытывала  тех чувств, что он  ко мне.
Прошло немного времени, и я получила письмо от  Доры, где она мне сообщила  о  Мироне.   Он, оказывается, ушёл  со школы, не доучившись даже до конца девятого класса, поступив  в военное училище в городе Киеве ( кажется -  артиллерийское). Она  писала, что  никто из ребят их класса не может с ним  связаться и поэтому  больше ничего сообщить о Мироне не может. Я была потрясена этим сообщением  и винила себя  за то, что не смогла сохранить нашу дружбу.

                ***
 Живя,  в Израиле, я случайно встретилась с  однофамилицей  Мирона –  и выяснила, что она является  его близкой родственницей.  Ф. Я пригласила меня к себе и подробно    рассказала  о Мироне и его семье. Она достала свой семейный фотоальбом, и я увидела на старых  довоенных фотокарточках, юношу моего далёкого прошлого, в военной  форме,  его  красавицу  жену и уже  взрослых  двух детей.  Ф. Я. мне немного рассказала о  Мироне.  Когда началась  война,  Мирон в первый же день войны,  вместе со своими курсантами,    был в рядах бойцов, защищающих  родину. После войны он  приехал в  город  Киев.  Там он вскоре женился,  и у них родились два мальчика. В  девяностые годы он выехал  в Соединённые  штаты Америки, и до настоящего времени проживает там. И так, спустя более   70  лет,  я узнала  о Мироне и его судьбе. Я  так  была благодарна случаю, узнать о  человеке, который вошёл  в мою жизнь в далёкой молодости и,  наверное, даже меня любил. Я поняла, что на этом надо поставить точку, чтобы не теребить прошлого. 

                9.ПЕРВАЯ  ЛЮБОВЬ               
               
Я хочу продолжить «свое  воспоминание», в период нашего проживания  в  городе  Сквира. Наступал новый 1939 год и меня мои одноклассники пригласили на встречу нового года в их кампанию. Я понемногу уже стала привыкать к новому коллективу  и захотела поближе познакомиться с ребятами нашего класса. Каждый из ребят приносил  на праздник  что ни - будь оригинальное, приготовленное  дома. Но больше всех нас удивила  девочка, в доме у которой мы отмечали  Новый   Год. Когда стол был уже заполнен всевозможными  блюдами,  Нина занесла огромное блюдо, на котором красовался зарумяненный маленький поросёнок.  Я впервые отмечала новый год вне дома, и мне было так приятно почувствовать себя уже взрослой в окружении мальчиков, которые мне оказывали знаки внимания и приглашали танцевать. Мы много пели,  и  я отличилась тем, что  запевала    песни,  которые любила петь с детства на украинском языке. Но ребята  меня  удивили  ещё  больше, запев песни на еврейском языке. Оказалось, что  в городе живут больше половины жителей – евреи, и ребята с  детства очень прилично знают и говорят на «идиш», в том числе  и  украинцы, и  русские. В конце второй четверти  я  уже прилично   освоила    украинский язык и, порой,  даже стала  думать на украинском языке.
               
                ***********

Но я  опередила события,  и хочу вернуться немного назад. Незадолго  до нового года  у нас в школе  организовали  культпоход в кинотеатр на новый фильм, где собрались   все ученики старших классов. Я  с подругами  сидела в средине десятого ряда  и, вдруг, увидела  юношу, который пристально смотрел на меня. Наши взгляды встретились, и я  быстро отвела глаза, напуганная и встревоженная   его пристальным взглядом.  Вскоре погас свет, начался фильм, но я  всё время  не могла забыть эти глаза.   Когда закончился фильм, я опять увидела его - он  шёл недалеко от меня к выходу и смотрел в мою сторону.  Я  старалась не смотреть  на него, и   поторопилась выйти поскорее из зала.
Однажды  в школе, вечером в конце репетиции хора, где я тоже пела, в зал зашли ребята из 10 го класса  и стали  просить нашего руководителя  разрешить включить им проигрыватель, чтобы потанцевать. А когда заиграла музыка, мы тоже остались танцевать.  Прозвучала мелодия вальса,  и ко мне подошёл,  неожиданно, тот самый юноша, что так встревожил своим взглядом меня.  Я уже не помню всех подробностей, но за время танца мы познакомились, и я узнала, что он учится в 10  классе и зовут его  Михаил.            
 Миша был значительно выше меня  ростом,  стройный, с довольно  красивыми  глазами и правильными чертами лица.  С этого  дня знакомства, Миша стал на моём пути,  покорив меня не только  своим  внешним видом, но и проявив свои  самые лучшие качества. Каждый день он встречал меня у школы и находил предлог проводить меня после занятий  домой. Узнав, что мне трудно осваивать все предметы на украинском языке – он предложил свою  помощь. Я  всегда делилась с мамой обо всём, что касалось моих школьных  занятий и дел. Мама, наверное, даже была  рада познакомиться с Мишей, о котором   я ей  с таким жаром  рассказывала. На следующий день Миша пришел к нам, и я его познакомила  с мамой. Он принес книгу  Островского « Как закалялась сталь» на украинском языке.
 Мы уселись  за наш  обеленный  стол, за которым я  готовила всегда уроки,  и  стала писать под его диктовку  целые абзацы текста. Почти ежедневно мы виделись теперь не только в школе, но и у меня дома.  Мы старались  везде бывать вместе и, вскоре, ребята из старших классов  стали говорить о нашей  дружбе, иногда подтрунивая, а  порой и с завистью, что я  «отхватила» у девочек 10 –го класса самого лучшего парня.
Я впервые почувствовала  такое сильное чувство, которое захватило меня целиком. Это была настоящая  любовь. И со стороны  Миши я чувствовала такое же чувство. Он был  очень внимательным ко мне, а главное, постоянно делал  для меня  что-то  хорошее и приятное. Мы были, как мне казалось, единым   целым, понимали с полу - слова друг друга, делились своими увлечениями и мечтами.  В школе  даже многие учителя смотрели на меня и  Мишу с интересом и  уважением.  Мы  так привыкли всё  свободное время  быть вместе, что и  на переменах  Миша часто находил меня,  и мы до звонка не разлучались. Незаметно пришла весна, день  стал длиннее, расцвела белая акация  у самого моего дома и, однажды,  проводив,  домой после прогулки,  Миша сказал мне, что не представляет свою жизнь без меня. Это было сказано так задушевно и искренно, что я  не могла от счастья  и неожиданности даже  что-то ответить ему. Мои щёки запылали и, глядя в его глаза, я поняла, что это мой  единственный,  любимый  и дорогой  мне человек. И  вдруг я очутилась в его объятьях и почувствовала его жаркие губы, которые целовали с такой нежностью меня. Я от неожиданности немного его отстранила и   в смущении опустила голову.
- Саррочка, я люблю тебя! Люблю,   очень  люблю,  я  жить без тебя не могу! - Сказал,  взволновано  Миша.
 Я почувствовала,  как  вся задрожала, а  сердце  так застучало в груди, что готово было выскочить. Я подумала, что сейчас  «умру» на месте и убежала  домой. Дома  мои родители уже отдыхали. Я зашла в комнату и села за стол, где увидела  коробку  с шоколадными  конфетами и  автоматически стала одну  за другой  их поглощать, пока не опустошила  всё, что там было, после чего  немного успокоилась. До самого утра я не  могла   уснуть,    представляя   встречу с Мишей. 
У  меня  появилось желание притвориться больной и не пойти в школу.  Но утром  я, как  обычно встала  и пошла в школу.  Подойдя к школе, я увидела  Мишу. Он  подскочил ко мне такой весь сияющий и счастливый, что мне сразу стало спокойнее на душе. Мы смотрели друг на друга, и в наших глазах отражалась наша любовь  и желание  быть всегда  рядом,  вместе. Я  почувствовала себя   такой счастливой и, взяв  Мишу  за руку,  сказала:
-  Я вчера чуть не умерла от  всех переживаний, почти целую коробку конфет  съела, пока пришла в себя.
   - Могла бы  и со мной поделиться – веселей было  бы нам её вдвоём доедать.
 Мы взялись за руки и направились к  школе. Наши чувства мы прятали в себе, боясь нарушить чистоту,  и каждый взгляд и пожатие рук говорило  больше любых слов. Он не дарил мне никаких подарков, не обнимал  и боялся повторить свой поцелуй.
Помню, как однажды в выходной день, мы гуляли у берега реки на лесной полянке, где вместе собирали полевые цветы. Я присела на небольшой сучок, и  Миша положил мне на колени целую охапку цветов. Я быстро сплела из них красивый венок,  и Миша с такой нежностью одел его  мне на голову, приглаживая  волосы,  что  я  сразу же  взялась плести венок и для  него.  Вскоре и я одела  ему на голову своё «произведение  искусств». Он отошёл от меня  в сторону, став в позу  Аполлона, и стал читать стихи. Мы долго гуляли вдоль берега, я заливалась «соловьем», исполняя одну за другой песни. Репертуар у меня был  огромный, и пела я, как соловей  в летние ночи для влюблённых.
  Мне всегда говорили руководители хора, где я пела, что мне надо учиться в консерватории, т. к. у меня редкий голос.  Я могла спеть любую песню, как на высоких,  так и на низких нотах, почти сразу переходя от одной  на другую тональность. Миша любил меня слушать и часто хвалил, когда я пела в школе  на концертах или дома.
Время шло быстро, приближались  экзамены за четвертую четверть, а для Миши  выпускные экзамены и прощальный вечер в школе. После окончания школы в сороковых годах юноши сразу же должны были идти  служить в армию. Разлука с Мишей мучила меня уже тогда, но пока мы были рядом  - всё представлялось в другом свете. Миша с отличием закончил  10 –й  класс  и пригласил   меня  на свой выпускной  вечер.
Я пришла  вместе с ним  на этот  торжественный  праздник, где впервые встретилась с его родителями.   Миша меня  познакомил с ними.   Я     была очень смущена.  Родители Миши, видимо, хорошо были осведомлены обо мне, потому что с интересом расспрашивали  у меня о разных вещах так, как  если бы  мы были давно знакомы. Я их поздравила, с получением  Миши  «золотой медали» и когда торжественная  часть закончилась, мы пошли танцевать. Я  уже не помню всех подробностей этого знаменательного дня. Главное для меня  - был  он и я. После торжественного   вечера, мы вдвоём шли по пустынным  улицам, крепко   держась за руки. Миша проводил меня домой,  но  мы не могли никак расстаться. Миша обнял меня, и наши губы слились в такой  страстный поцелуй, от которого  у меня закружилась  голова.  Я прижалась к  нему  и спросила:
  - Что же с нами будет, Мишенька?  Он  посмотрел на меня и сказал :
- Я даже не мыслю жизнь без тебя,  Саррочка. Я должен идти в армию и для меня,  эти три года, будут самыми трудными. Я очень  люблю  тебя  и  прошу  - дождись моего возвращения.
 Я обняла его и сказала:
- Я  буду ждать тебя,  Мишенька!  Я дождусь тебя!         
Это  был  1940 – ой  год.  Но  вскоре,  мой отец  получил опять новое назначение на работу в город Павлоград. Когда Миша узнал о моём скором отъезде, он  очень расстроился, т. к. ему до армии оставался  еще месяц. 
 Был уже конец  августа и до моего отъезда оставались считанные дни. Миша пришёл мне помочь  упаковать мои книги. Мы были одни и, сидя на диване, нежно прижавшись,  друг к другу - целовались.  Вдруг я почувствовала,  что  Миша на мгновение  «куда – то исчез», облокотившись мне на плечо, и замер  Я  боялась шелохнуться, и ничего не понимая, смотрела на бледное его лицо. Прошла  секунда  –  другая  и он резко вскочил и пошёл к двери. Я не могла сдвинуться с места. Но вскоре он вернулся,  и мы стали складывать мои книги в ящик, не акцентируя на происшедшее наше внимание.
До отъезда оставались считанные дни, и я устроила небольшой, прощальный вечер. Мне было очень жаль расставаться с ребятами моего класса, с которыми я очень подружилась. В моём  классе  учился двоюродный брат  Миши, с которым  я сидела  за одной партой. Проводы  всегда оставляют след с горчинкой и грусть на сердце, но время всё сглаживает и уносит  безвозвратно в  прошлое.   
И вот наступил день отъезда. Опять вокзал,  расставание с любимым и дорогим мне человеком. Мои родители сидели в вагоне, а я не могла уйти  от  того, кто стал мне  дороже всего на свете – от  Миши. Я хотела ему сказать, что он моя жизнь, моя судьба, моя любовь, но мы стояли, и горло перехватил спазм, от которого можно было освободиться только потоком слёз. Поезд двинулся, прощальный воздушный поцелуй, взмах  руки и поток слёз затмил всё и навсегда.
Мы ехали опять по узкоколейке с пересадкой  на узловой станции на поезд, который нас доставил в город Павлоград. Всю дорогу я не могла успокоиться, и слёзы лились без конца. Моему горю тоже не было границ.  Перед глазами был только Миша и его любящие глаза. Мне на новом месте хотелось только одного – скорее получить письмо от него.   

               


                10.ГОРОД   ПАВЛОГРАД

Год, прожитый в  городе  Павлограде, напоминал калейдоскоп, где  дом сменял школу и только посещение  Дворца Пионеров, где я занималась  в хоровом  кружке, немного меня утешал. Я почти ежедневно получала письма от Миши, что помогало мне переносить разлуку с ним.  Однажды мы договорились в письме, что в один из дней,  в 9  часов вечера  будем смотреть на небо одновременно,   чтобы созерцать  нашу любимую, самую яркую  планету – Венеру и посылать свои мысли  и чувства друг другу.
Ровно в девять часов я с таким пылом смотрела на мерцание самой яркой звезды, что немного даже закружилась голова, при этом мысленно,  посылая  в космос целое послание о моих чувствах к Мише. Какой-то трепет переполнял душу, и непонятное  ощущение близости усилилось, как - будто мы на миг оказались совсем,  рядом. Когда я  вернулась домой, переполненная этой заочной встречей, я села писать очередное Мише письмо со всеми  подробностями о пережитых минутах при созерцании  «нашей»  Звезды.
Вскоре  я  получила письмо от Миши,  где он подробно написал о нашей заочной встрече. Он вышел в назначенное время на улицу, сел на порожек у дверей своего дома и стал любоваться звездным небом и « нашей»  Звездой. Очнулся он внезапно, лёжа на земле. Что с ним было – он  не знает, т. к. потерял сознание  и ушёл «в небытие». Меня очень встревожило его самочувствие, но я это приписывала большому переживанию  от любви ко мне.
Вскоре Миша был призван в армию, и я получила от него первое письмо с места службы – «Остров  Даго».  Каждое письмо я ждала с нетерпением, чтобы знать подробнее, о его службе в армии.  Мы  продолжали писать друг другу почти ежедневно письма, стараясь украсить нашу разлуку  подробностями из нашей жизни. Времени   у меня было всегда мало, т. к. учёба в  10- классе  и посещение хорового  кружка отнимали  все силы. Я подружилась с девочкой из нашего класса – звали её Эльза. Я жила в центре города, в небольшом одноэтажном доме, где кроме нас проживала  еще одна семья.  Почти напротив моего дома жила  Эльза. С ней  я  ходила  во Дворец  Пионеров, где  вместе посещали  хоровой  кружок. Она часто меня приглашала к себе в гости, где я с наслаждением слушала  её игру на рояле. Эльза была очень красивой девушкой, блондинка с голубыми глазами, выше среднего роста. В то время в школе никто никогда  из ребят не интересовался   её родословной,  впрочем, как и моей. Я теперь училась в русской школе, и мне было легко заниматься, хотя  педагоги  требовали  дополнительных  сведений, особенно по русской литературе.  Я собиралась поступать в Московский институт  философии, литературы и истории – М. И.Ф.Л.И, на литфак,  и  поэтому  читала  всё, что могло расширить мои знания  по этому предмету. Учёба мне давалась легко, и я надеялась получить  отличный  аттестат, чтобы без экзаменов поступить в институт. Всё свободное время от школы я проводила с книгой или посещала Дворец Пионеров,  где  занималась  в хоровом  коллективе, где было около семидесяти школьников. Пели мы  в сопровождении  ансамбля народных инструментов. Мы готовились к  ответственному концерту, который должен был быть «трамплином» для участия во  Всесоюзном  конкурсе  детских хоров в 1941 году.
 Кончался учебный год, начались выпускные экзамены, которые прошли для меня очень легко и относительно спокойно. Но предстояло еще участие в  конкурсе хоров, где я в одной из песен запевала, а  в другой – солировала  с одним юношей  и хором. Я пригласила своих родителей на этот конкурс, и они  в первом ряду сидели, вместе с почётными гостями. В конце всех выступлений, вышел  председатель  жюри, и сообщил о результатах. Наш хор получил первую премию и был награждён двумя путёвками  во Львов. Он зачитал две фамилии,  и когда я услышала Гринберг Сарра, то  не сразу даже поверила. Когда мы спустились в зал, наш руководитель хора Иосиф  Борисович Браславский  подошёл к моим родителям и сказал:   
 -  У  вашей дочери уникальный голос. Спасибо Вам за Вашу дочь. Был рад   с Вами познакомиться. А  Сарре  обязательно нужно продолжать учиться  петь. 
 Мои  родители поздравили его  с получением первой премии хорового коллектива,  и горячо поблагодарили  за его труды. Тогда не было принято дарить  цветы, как  теперь, и доброе слово навсегда согревало в памяти  знаменательные события.      
Я мечтала поехать в Москву и поступить учиться сразу в два  Вуза. Мои родители были одержимы тоже мечтой – дать своим детям всё, что не смогли получить сами в своей трудной и непростой жизни. В то время  можно было получить высшее образование при  наличии определённых способностей и желания. Студенты получали стипендию, общежитие и право где-то подработать при необходимости.
Школьный выпускной вечер был назначен на средину июня, и мама мне сшила очень красивое платье из лёгкого шёлка.  Я даже уже и не помню всех подробностей, как  всё было тогда, более шестидесяти с лишним лет назад.   Пришла в школу на торжество только мама, т. к. у папы не было возможности  уйти с работы. Нам торжественно вручали  аттестаты об окончании школы, и эта процедура заняла много времени. Потом, как положено, всё шло по программе: закуска, тосты, танцы и горячие поздравления и пожелания  - исполнения всех наших желаний. Моя мама  была очень красивой  женщиной, (около сорока лет) и когда подошёл наш классный руководитель ко мне и спросил:
 - Сарра,  а почему я твоих родителей не вижу – только сестра пришла?
 Я рассмеялась и сказала:
 - Прошу,  познакомьтесь с моей мамой. Это не сестра,  это  -  моя мама.
  В те годы, когда я где–то бывала с мамой, многие люди нас принимали за сестер, а может быть, я слишком взрослой выглядела.
 Это знаменательное событие состоялось за одну неделю до начала второй мировой войны. От Миши я продолжала получать довольно часто письма, и после «моих торжеств» подробно сообщила ему о получении приза - поездку во Львов. Он в это время продолжал служить на острове  Даго. А мне предстояло так много сделать. Мне необходимо было срочно  подать документы в  М.И.Ф.Л.И. и решить с моим братом – Фимой, который заканчивал в том году четвёртый курс М.А.И, несколько важных и неотложных  вопросов, связанных с моей учёбой в  Москве. Мы за эти годы с Фимой  встречались только на каникулах. Он каждый раз старался  привести из Москвы какой-то мне подарок, и больше уделить  внимания.  Но наши частые переезды  с одного города в другой, порой, делали нашу жизнь какой - то не стабильной и мы не успевали, как следует,  даже общаться. 
               

                11.НАЧАЛО  ВОЙНЫ.
 

Я  помню, как утром  22 –го июня я встала, как обычно в выходной день, чуть позже. Мама накрывала на стол приборы для завтрака.  Папа очень рано, как всегда, уже ушёл на работу. У него не был нормирован рабочий день, и мы привыкли к его такой жизни. Мы с мамой после завтрака решали  какие-то  вопросы, потом я стала мыть посуду и во весь голос распевать песню. Была тихая, солнечная погода, радио у нас было выключено еще с вечера. А  я,  продолжая петь, стала маме помогать в уборке квартиры.  Вдруг,  внезапно,  вошёл отец, весь перевозбуждённый и остановился посредине комнаты, как вкопанный, глядя на нас  в недоумении  - закричал:
 – Вы что?  Вы ничего не знаете?  В О Й Н А а а…..!!! Немцы напали!   
- Тише,  Зельман, тише. Что ты кричишь? Могут услышать! – сказала мама, почти  шёпотом, схватив    папу  за руку.    
-Вы  что ничего не слышали?  А - а – а! Радио!
 И отец быстро подбежал к радиоприёмнику и включил его на полную громкость. Послышался  голос  Левитана – главного диктора  Московского радиовещания. Я и мама просто «остолбенели», и стояли, как вкопанные, слушая сообщение «СОВИНФОРМБЮРО» о нападении  Германии на  С.С.С.Р.   
- Зельман, что это война? Что будет со всеми нами, боже мой? Опять  война, сколько можно  убивать друг друга?
 Отец обнял меня и маму и очень твердо сказал:
- Мы победим, Соня, у нас  есть сильная армия.
Я стояла, прижавшись к отцу, и не могла прийти в себя,  с трудом  понимая весь ужас случившегося. 
Война! Это слово, вернее событие – перевернуло всю нашу  жизнь в один миг, вместе с жизнями и судьбами всего человечества  на нашей планете - Земля. Этот   день стал  началом мирового траура миллионов  людей, попавших в водоворот  сражений между жизнью и смертью на нашей планете  Земля. Это был день начала прозрения  всего прогрессивного  человечества во всех демократических странах  мира – кто есть кто?
 Это был и для меня  днём  конца   всех моих  надежд  на учёбу в ближайшее время  и полная неизвестность, что ждет всех нас в будущем.  Я не понимала еще всей трагедии, случившейся  со всеми нами.  Как, вдруг, первая здравая мысль мелькнула, как молния  в моей голове – Миша!   Я почти бегом помчалась на почту, чтобы отправить ему телеграмму:   
  - Буду  ждать, любить, помнить. Целую.  Сарра.
 Мне казалось, что эти строчки  верности помогут  ему выжить в этой страшной войне.      
 
                12.СТРАШНЫЕ ГОДЫ ВОЙНЫ.


Всё, что было пережито за время войны, даже  вкратце – просто, не возможно  описать. Еще около месяца  мы продолжали жить в городе с надеждой, что наша армия  остановит, внезапно напавшего на нашу страну врага. От Миши я успела получить еще одно  или два  письма, написанных  еще до войны, и вся наша связь прервалась. Каждый день мы узнавали по радио от «Совинфорбюро» о сдаче одного города за другим нашими войсками. Я и все  ребята из старших классов  сразу явились в школу, чтобы помочь организовать в школе  госпиталь.  Вскоре  к нам   стали поступать   раненные из фронта, превращая нашу школу  в  военный госпиталь.
 В один из первых дней войны,  ко мне пришла моя подруга Эльза и со слезами на глазах, сообщила, что всю их семью высылают из города, как немцев. Я стояла, как оглушённая  и, обняв её, сказала:
 – Эльза, я всегда буду помнить тебя,  как-нибудь всё изменится,  ты тут не причём. Что всех немцев выселяют? 
- Я не знаю, но думаю, что всех. Нам больше не доверяют.
-А куда Вас везут?
- Я ничего не знаю. Прощай, Саррочка,  завтра нас уже здесь  не будет.
Мы обе заплакали, и я с болью в сердце проводила её.
               
                ***
 Прошло несколько лет войны и мне  совершено случайно довелось узнать о предполагаемой судьбе  моей подруги - Эльзе, и тех немцах, высланных в первые дни войны. Будучи в эвакуации в Северном  Казахстане,  в городе Кустанае,  я встретила на почте девушку, которая была очень похожа на Эльзу. Мы разговорились,  и я узнала, что эта девушка немка, высланная в начале войны на поселение. Она не знала ничего об  Эльзе,  но рассказала мне свою историю  - о   переселении  их в начале войны  в Казахстан.  Оказались они  в глухой, безлюдной местности, где ничего не было, кроме голой земли. За два года войны многих людей не стало – умерли. А её родители за это время   построили небольшой домик и стали  работать в колхозе.
 Я представила себе, что получила весточку от Эльзы. 
Я  вспомнила  нашу дружбу, и мне хотелось верить, что  судьба моей подруги сложилась не хуже, чем у этой девушки. Я никогда ни раньше, ни потом  не сравнивала  наших  соотечественников немцев  с теми,  кто напал на нашу родину,  и  с кем сражались не только советские воины, но  и  всё  прогрессивное  человечество.

               


                13.ПЕРВАЯ ЭВАКУАЦИЯ 

Уже  через неделю, с первого дня войны, я с мамой, как и другие женщины, каждый день отправлялись  пешком  за город строить  «заграждения», где мы  лопатами  рыли  окопы. Уходили мы очень рано, с восходом солнца, а возвращались к вечеру уставшие  и  голодные, еле передвигая ноги.  И  не прошло месяца  с начала войны, как стал вопрос об эвакуации из города. Отец  редко бывал дома,  т. к. был занят отправкой зерна в тыл страны. Ежедневная сводка  «Совинформбюро» извещала о сдаче нашими войсками то одного города, то другого. Уже был сдан город Киев и враг приближался к Днепропетровску – нашему  соседу. Внезапно стали слышны взрывы бомб у нас на вокзале. Я с мамой уже не ходили рыть окопы, а начали по приказу городского комитета  строить во дворе  для себя  «окопчик». Я с  соседом по дому не успели  и полметра  откопать во дворе яму, как поняли, что труды наши напрасны.
Во время  тревоги мы просто оставались дома, а бомбили  немцы, в основном,  вокзал и химзавод. Я очень волновалась за отца, т. к. он всё время  был  занят  отправкой  зерна в тыл страны на вокзале. Однажды вечером отца на военной машине привезли домой  солдаты, и внесли его на руках в тяжёлом состоянии.  Он попал во время  бомбёжки вокзала в воздушную струю, как нам  объяснили военные, и был отброшен на несколько метров на землю, где и пролежал контуженый, пока его не нашли солдаты, и по приказу  начальства не отвезли домой. Отец был очень слаб, еле слышно говорил и всё время жаловался на боль  в спине. Мама   и я старались помочь папе и понимали, что требуется ему профессиональная помощь. Но на следующее утро, пришли какие - то люди, и стали просить его поехать с ними на работу, т. к. кроме него никто не мог оформить документы на отправку  вагонов с зерном.  Слово «хлеб» было в военное время волшебным, равное  оружию и снарядам. Отца  увезли на машине опять на работу, а мы с мамой даже не могли ничем ему помочь. Только,  несколько дней спустя, отец  приехал домой на машине и сказал маме:
- Соня, собери самые необходимые вещи,   не более  чем  можно взять с собой в руки, т. к. сегодня вечером или завтра утром  мы покидаем город. Я за  Вами приеду, не беспокойтесь, враг  еще за Днепром, успеем выехать.
В последних известиях сообщалось, что  немцы захватили город  Днепропетровск. Огромная масса беженцев  из этих мест проезжали через наш город на восток. В городе уже несколько дней была объявлена эвакуация жителей, но мы без папы ничего не могли предпринимать. Поэтому, после его прихода домой  и сообщения о срочном  отъезде, мы быстро собрали несколько узелков с самыми необходимыми вещами. В свой узелок я положила мою  любимую  книгу  -  А. С. Пушкина - в  красивом переплёте  алого цвета.  С этой книгой я не могла расстаться, даже в такое страшное время.
 Вечером приехал отец и увёз нас на машине на вокзал, где в нескольких километрах от  разрушенного  вокзала, формировался  для отправки в тыл  наш поезд. Наш поезд, предназначенный для эвакуации людей,  отправляемого в тыл страны, стоял на запасном пути.
Когда мы поднялись в товарный вагон, он уже на половину был заполнен людьми. Все люди размещались прямо на полу,  на своих вещах, никто ничего не спрашивал и не роптал. Когда двинулся поезд, стало совсем темно, т. к. пришлось закрыть дверь. Сколько времени мы ехали – я не знаю. Только помню, что когда стали приближаться  к Ростову, как нам уже потом стало известно, послышался сильный  гул самолётов и раздались первые  взрывы бомб.
 Был полдень, и наш поезд  хорошо  был виден противнику. Поезд остановился,  люди стали выскакивать из вагонов, стараясь как можно быстрее отбежать в поле, которое окружало нас. Я с родителями тоже выскочила из вагона, но отец велел нам далеко не отдаляться от него. Мы  спрятались  под вагон, т. к. из самолёта на бегущих людей посыпался  град пулемётной очереди.
Когда кончилась бомбёжка, люди стали возвращаться  в свои вагоны. Мы тоже заняли свои места. К великому сожалению оказалось много пострадавших от бомбёжки людей. Наш паровоз не пострадал,  и после того как  были отцеплены разбитые вагоны, мы двинулись  в дальний  путь. А  через сутки, мы  прибыли  в Ставропольский край,  где нам разрешили выйти, наконец,  из вагонов.
Так началась наша жизнь на новом месте. Мой  отец связался со Ставрополем, где находился  Краевой центр «Заготзерно» и получил направление на работу  в село  Дивное. Это была конечная железнодорожная ветка, дальше поезда не шли.  Отцу надо было организовать  отправление хлебных злаков  в тыл страны.
Все силы были брошены на спасение «хлеба», день и ночь отправлялись вагоны с зерном  на восток. Я тоже работала в  «Заготзерно» вместе  с эвакуированными  женщинами. Весь день мы стояли в огромных амбарах и с лопатами переворачивали зерно, которое «горело», как говорили специалисты.
 Мы жили в небольшом одноэтажном доме, где занимали  одну крошечную комнату на всю нашу семью. Комната была примерно 6 кв. метров, в которой плита  занимала почти четверть комнаты, деревянный топчан, на котором  спали  родители, столик  и две табуретки. Я  спала на этой плите, когда она остывала.  Готовила мама днём еду на плите, пользуясь  сухой, колючей травой, «перекати – поле», которую мы собирали  почти рядом с домом. Когда мама растапливала плиту,  вся  комната наполнялась едким, серым дымом, и пока не разгоралась трава,  находиться в комнате было невозможно.
Я и папа уходили на работу очень рано, и возвращались домой вечером.  Мы  успевали дома поесть только утром и поздно вечером.  Мама очень плохо себя чувствовала, и еле справлялась  с домашней работой. А когда наступила зима,  нам приходилось топить плиту почти всю ночь, и я перекочевала спать на стулья. Однажды маме стало совсем плохо, и папа отвёз маму к врачу в районный центр.
 Я осталась одна. Вдруг, под вечер  кто-то постучал  в мою дверь. Когда я открыла её, то страшно удивилась – передо мной стояли мужчина и женщина в военной  форме.  Они попросили разрешение войти. Я  их пригласила зайти. Они мне сказали, что должны были  уехать автобусом  в город Элиста, но он не приехал.  Они  попросили  меня разрешить им остаться до утра. Стояла холодная зима, никакой не было возможности им где-нибудь остановиться, чтобы не замёрзнуть.
Я им разрешила остаться на ночь, т. к. родительская «кровать» была свободна. Они  достали несколько банок с консервами, хлеб и мы устроили настоящий  «пир» в нашей комнатке. Я старалась ничего лишнего не говорить и их не расспрашивала, но поняла, что нам очень скоро придётся  уезжать тоже с этих мест.  Когда приехали родители, я им рассказала о военной паре, которым я разрешила остаться на ночь. Папа долго молчал, а потом  спросил  меня:
- Сарра, а  о чём  Вы говорили? Они спрашивали у тебя, кто твой  отец, где он работает?
Я с удивлением смотрела на него, и только сказала:
- Да они ничего у меня не спрашивали, папа. Не беспокойся, я ничего не рассказывала им о тебе.  Это военные врачи, и у них есть назначение в какое-то место на работу.
Он строго посмотрел на меня и сказал:
- Сарра, будь осторожна – кругом  враги и шпионы. Сейчас никому нельзя верить. Я на ответственной работе – надо быть осторожными всем  нам.
 Мне опять стало страшно за отца и всех нас. Но не прошло и недели, как однажды поздно ночью,  отец  пришёл домой не один.  Рядом с ним стоял высокий юноша  и, сняв шапку, тихо сказал:
 - Добрый вечер. Голос у него был тихий  и  осипший, весь вид вызывал  сочувствие:
 -  Соня, этот парень чуть не замерз, опять на Элисту автобус не пришёл. Раздевайся,  Борис,  как-нибудь поместимся.   
Парень оказался,  лет  двадцати трех, студент 4  или 5 го  курса медицинского института, который эвакуировался  в Алма - Ата. Мы его поместили, после ужина, на еще теплую плиту, а я легла спать на своё старое место, сооруженное из нескольких  табуреток и доски, на которые укладывался тюфяк из сена. На следующий день, я   познакомилась, поближе,  с нашим  гостем. Отец, как  всегда,  ушёл  очень рано на работу.
Была очень холодная зима, и теперь мама топила нашу плиту дровами и углем, которые отец смог откуда-то  привезти для его работы и  для   сотрудников «Заготзерно».  Я  зимой перестала  ходить на работу, т. к. всё зерно уже было отправлено в глубь страны, а нас,  временных  рабочих  - уволили.
 Стояла снежная зима, и почти неделю не было возможности выехать Борису в Элисту. За эти дни мы успели узнать друг о друге  многое. Он, как студент  5-го курса  Московского  Медицинского  института направлялся в город Алма  Ата, где он должен был продолжить учёбу. По приказу  Верховного Главнокомандующего С.С.С.Р.  товарища Сталина, студенты старших курсов некоторых ВУЗов  должны были продолжить учёбу, чтобы пополнить кадрами, необходимыми  во время  войны. Борис получил отсрочку идти  в армию, и направлялся  для завершения учёбы  в Казахстан.
 Я рассказала  Борису о моём друге Мише, с кем дружила в школе и обещала ждать его, пока не кончится война. Борис пытался меня утешить, но порой поглядывал на меня довольно многозначительно,   отпуская мне комплименты и ласковые слова. Через неделю, прибыл автобус, наконец, и мы  расстались
               
                **********
 
Но в моей жизни Борис мне встретился  вновь.  Это было,  почти  через год, во время нашей уже второй эвакуации, когда мы оказались в  городе Алма – Ата. Я шла с мамой по улице, разглядывая витрины магазинов, удивляясь почти мирной жизни  «на спокойной планете» - Казахстан, где нет выстрелов и бомбёжки, с оповещением о воздушной тревоге.  Вдруг я услышала, почти у самого уха:
- Сарра-а-а!  - Это ты, Саррочка!
Я не успела  обвернуться, как оказалась почти в объятиях  Бориса.  О чудо! Он держал меня  руками так крепко, боясь, что я сейчас исчезну, растворюсь, как тогда в снежной мгле. В этом сумасшедшем  круговороте  между жизнью и смертью  - такая  идиллия. Передо мной стоял будущий доктор, в белоснежной рубашке, красавец - Борис. Я не знаю, как  я очутилась в его  объятиях и, целуя  в щеку, приговаривала:
 - Живой, живой-ой…  Добрался,  слава  Б- гу,  сюда!
 Мы встретились на одной из центральных улиц столицы, где было  много людей, но я  моментально забыла  обо  всех, и о маме,  которая  шла со мной.  Борис держал мою руку, а  второй  обняв маму и поцеловав её в щёку, сказал:
 -Софья Эфроимовна,  Ваша семья спасла мне жизнь тогда. Как часто я вспоминал моё путешествие через всю страну, и Вас, приютивших меня  в той крохотной комнатке, где я спал на теплой плите.
И когда  мы немного пришли в   себя, поделившись своими впечатлениями, мама  вдруг сказала:
 - Боря, мы сегодня уезжаем на новую работу  Савелия  Иосифовича. Я тоже рада, что встретила тебя, и ты продолжаешь учёбу. Желаю тебе  всего самого хорошего в жизни.
 Он написал на вырванном листке из блокнота свой адрес, проводил нас до трамвая, мы обнялись,  пожелав друг другу здоровья и скорой победы над  врагом. Дома  мама мне еще раз сказала:
- Не сердись,  Сарра, на меня, что я не пригласила  Бориса к нам в гости. Я не знаю, как на это знакомство посмотрит Фима. Мы очень скоро уедим отсюда, а  зачем сюда будет ходить Борис? У Фимы молодая, красивая жена и не нужно ему создавать лишних проблем в его семейной жизни. А у тебя тоже есть друг  - Миша, которого ты любишь и ждешь.
Я ничего не могла возразить маме, т. к. тогда  просто не было другой возможности иметь  приятеля, чтобы окружающие люди не расценивали это, как запасной вариант для будущих серьёзных отношений с ним. У меня больше не оставалось сомнений, на продолжение встречи и дружбы  с Борисом. Так еще один хороший и милый человек ушел навсегда  из моей жизни.

                14 ВТОРАЯ  ЭВАКУАЦИЯ 

А впереди нас ждали дороги,  разлуки и долгие годы войны. Война только началась, и враг подступал уже к Кавказу. Это было начало 1942 года. Весной  этого года отца перевели на работу  в районный центр – в село  Рощино, где был  крупный пункт «Заготзерно». Там хранилось зерно, которое  нужно было срочно отправить в более глубокий тыл страны, т. к. враг уже  захватил город Ростов и рвался  к Ставропольскому  краю и Северному Кавказу. В то время  отец работал заместителем директора  - техноруком, и отвечал за качество зерна, за приём и отправку хлебных злаков в назначенные пункты страны. Он работал с утра до позднего вечера, т. к. вскоре стали привозить первые подводы и машины с зерном  нового урожая.
 Я тоже работала на пункте « Заготзерно» в качестве лаборанта, проверяла  состояние зерна и  делала  все необходимые анализы и пробы, которые меня обучила  старшая лаборантка. Жили мы в довольно большом одноэтажном доме, где проживали сотрудники Заготзерно, многие из которых были, как и мы эвакуированы из  западной и южной части страны.
 В это время нескольких моих знакомых девушек вызвали  в Военкомат и призвали служить в армию радистками. Я вместе со своей подругой  Марией  написали заявление    в военкомат  с просьбой  добровольно  пойти   на фронт  радистками. Я не сказала об этом ничего своим родителям, чтобы их не волновать. Вскоре я прошла медицинскую комиссию,  но меня  «забраковали»  из-за близорукости и я осталась дома. Когда родители узнали о моём «поступке», то долго еще не могли прийти в себя.
 Но наша жизнь в этом селе продолжалась не долго. Наступил август 1942 года. Враг продвигался  уже к Ставропольскому краю.  Стоял опять вопрос о срочной эвакуации из этих мест.   Ждали приказ «свыше» чтобы уничтожить все запасы зерна  и сам элеватор, где хранилось зерно, которое нельзя было оставлять врагу.
Заранее были заготовлены подводы с лошадьми, на которых можно  было эвакуироваться.  Когда пришло разрешение покинуть село – всем  сотрудникам сообщили, что утром следующего дня  все должны быть готовы к эвакуации в тыл страны.
На следующее утро мы  явились к воротам «Заготзерно». Собрались, в основном,  эвакуированные раннее из Запада люди -  женщины с детьми и пожилые люди.  Директор  «Заготзерно» и отец  с самого утра были чем-то  очень встревожены.  Мы  стояли у входа  проходной с вещами и ждали, когда подъедут лошади,  чтобы  двинуться в дальний путь. Но ничего не происходило. Не было ни подвод, ни лошадей.
  Вскоре директор Заготзерно нам сообщил, что все лошади, предусмотренные к эвакуации  - исчезли, а в конюшне имеются только две кобылы на  «сносях», на которых рассчитывать нельзя.
 Только во второй половине дня, небольшая партия людей (около пятнадцати человек) -решилась пойти пешком. Мы сложили наши  вещи  на две подводы, запряженные  двумя  кобылами на последнем месяце ожидания потомства.  Я с мамой, без  отца пошли со всеми в сторону  Моздока,  откуда можно было продвигаться дальше на восток по железной дороге.
 Мой отец по приказу  Особого отдела с еще одним  сотрудником  этой организации остались  ожидать приказ   «на уничтожение» Элеватора,  чтобы он не достался врагу.  Все склады  были открыты, и местное население   стало выносить из  них   мешки с мукой и зерном.
Мы медленно шли  по грунтовой дороге, по которой продвигалась целая «река» людей, в том числе и отступающие военные, которым пришлось догонять свои воинские части. Подводы с людьми, и «пешие»  люди двигались очень медленно, строго по  дороге  к городу – Моздок.  Обойти дорогу никому нельзя было, т. к. с двух сторон поле,  с неубранным  до конца урожаем.
 Уже вечерело. Мы свернули с дороги, и остановились у большого тенистого дерева. Более четырех часов мы шли под знойным  солнцем, ноги с  трудом передвигались. Наши два главных  «конюха» распрягли лошадей и объявили, что дальше сегодня мы не пойдем, т. к. надо накормить лошадей и дать им отдохнуть. Я сидела рядом с мамой, облокотившись о дерево, и с грустью смотрела на дорогу.
 Вдруг я увидела двуколку, мчавшуюся  по дороге.   О,  чудо!  В двуколке сидел мой  отец!  Я мгновенно вскочила и побежала вдоль дороги,  крича  и размахивая руками: 
-  Папа, папа -а –а,   папа –а – а,  мы здесь!
И отец услышал мой  голос, и увидел меня, бегущую вдоль дороги. Он  повернул лошадь с дороги в мою сторону. Нет никаких слов, чтобы описать все наши чувства, пережитые в тот момент. Отец остался с нами, выложив из двуколки два больших пакета, завёрнутых в мешковину, где находились важные документы, которые нужно было сохранить, чтобы  передать  вышестоящей организации. Папин попутчик уехал на двуколке один. А мы, дождавшись утра,  двинулись в дальний путь.
 А путь оказался долгим и трудным.  Мы бороздили по дорогам и бездорожью, опалённые солнцем, порой, голодные и лишённые самого необходимого - воды. Когда на пути встречались, неубранные  с полей  кукуруза  или  арбузы,  мы  хоть немного могли полакомиться дарами  природы. Особенно  нас радовало, когда на пути встречались колхозные сады, где на  ветках  свисали ароматные яблоки, которые мы  собирали  в корзину, т. к. не были уверены, что нам  повезет  что-нибудь раздобыть себе  для  еды  еще.
 А места эти были особые. В станицах  Ставрополья  жили люди, у которых вода была на вес «золота», как говорили тогда односельчане. Колодцы закрывались на большой замок, а водопроводы  вообще были редкостью в тех местах тогда. Выручали нас пастухи, которые разрешали нам  доить коров, которых они тоже гнали  в глубь страны. Я и моя  подруга  Маша научились доить коров, хотя и не раз мы получали « пенька»  по ведру и наши труды пропадали.
 Так мы в течение двух  недель продвигались, по дорогам  Ставропольского края  пока не показался,   наконец,  пригород   Моздока. Достаточно было перейти небольшой  арык, через который был проложен  деревянный  «мостик», по которому продвигались в сторону  города, отступающие в глубь страны  люди, и можно было надеяться на спасение.
 Наступила ночь, и мы решили остановиться на  привал, т. к лошади очень устали и еле двигались.  На дороге  поток людей не прекращался. Медленно  и осторожно проезжали и переходили   люди через шаткий мостик, под  которым  протекала мутная  вода.  Не успели мы распрячь наших лошадей, как вдруг  послышался гул немецких самолётов, и яркие прожектора  осветили всё небо. Раздались выстрелы наших зениток по спускавшимся  парашютистам из немецких самолётов. Мой отец  и  еще один мужчина срочно стали запрягать лошадей.
 Но не прошли мы и несколько шагов, как  одна из лошадей остановилась, и начала  жалобно ржать.  Мужчины быстро выпрягли лошадь и  стали принимать роды  прямо на обочине дороги. Вскоре родился маленький жеребенок.  Мы его завернули в мешковину  и положили на подводу, идущую впереди лошади, родившую его. Лошадь пошла за подводой, на которой лежал её новорожденный малыш.
 В воздухе еще пылали прожектора, но немецких самолётов  уже не было слышно и видно. Мы встали  в   очередь за потоком людей, и чудом перешли этот  арык по шатающемуся мостику.  Только  под утро мы добрались до станции  Моздок. У железнодорожного вокзала мы  остановились. Отец с еще  одним  мужчиной выпрягли лошадей, после чего он  попросил всех нас  не расходиться  и ждать его возвращения.  Вскоре  вернулся отец с двумя  мужчинами, которые  забрали наших лошадей с жеребёнком и повозки. Мы же полураздетые, грязные и голодные с узелками  вошли в железнодорожный вокзал. Нас провели в небольшую комнату, где нам дали горячий  обед и снабдили всех водой и хлебом. Здесь - же мы впервые  получили хлебные карточки на целый месяц, по которым имели возможность  покупать хлеб. Мы не верили, что, наконец,  закончился  наш трудный, пеший  маршрут по Ставропольскому краю.
 Вечером прибыл  пассажирский  поезд, и мы все сели в нормальный вагон, от чего  уже давно отвыкли за время войны. Нашей радости не было границ. Все были здоровы. За время отступления мы очень подружились, помогали друг другу, чем могли и теперь чувствовали, что  предстоит разлука.
 Когда мы прибыли  в город  Баку,  отец  оставил нас в  морском  порту, а сам  уставший,  в грязной  одежде и рваной  обуви,  уехал  в своё  министерство сдавать  документы, которые мы всю дорогу берегли. Мы расположились в порту, прямо на земле, подложив  свои жалкие узелки, и  ждали   с нетерпением  его возвращения. Вокруг нас  было огромное количество людей, сидячих и лежащих  прямо на  земле  приморской площади. Знойное солнце обжигало нас, трудно было дышать, температура  воздуха была  выше 30-ти градусов. На этой площади собралось большое количество эвакуированных людей, которые ждали отплытия парохода  через Каспийское море  к  противоположному  берегу  моря, где находился город  Красноводск.
 Меня охватил страх, глядя на бездомных, уставших людей,  стремящихся скорей убежать подальше от войны. Прошло более трех часов  ожидания, как вдруг появился мой отец.  Мы  не узнавали его.  На нём   была   совсем  другая  одежда, соломенная  шляпа и новые сандалии. Он принес с собой  небольшой  мешок  с продуктами.  Сбросив с плеч этот мешок,  он положил  его  рядом с нашими узлами и сказал:
 -  Все сдал, как  положено, и получил в подарок  вот эту одежду  и продукты. Я их своим  видом  сильно  напугал.  После  моего доклада и сдачи документов,  я рассказал, как мы пешком две недели добирались до Моздока. Начальник распорядился меня  привести  в нормальный вид  и выдать муку  и немного риса.  Сейчас  всем  разделим.
  Мы с мамой были рады, что отец, наконец, освободился  от этого мешка с документами. Теперь нас оставалось несколько человек из нашей группы. Отец разделил принесенные продукты каждому, и нам достался  небольшой узелок,  который нас потом очень выручил.
 Мы вскоре узнали, что имеется  эвакопункт,  где и получили талоны на еду и хлеб, который  выдавался по карточкам. Теперь и воды было у нас достаточно. Мы  заполняли всю имеющуюся у нас посуду водой, которую приносили,  прямо из приморской  водокачки.  Я  и  Маша  узнали, где можно купить овощи и фрукты. У нас   оставались   деньги, которые мы получили перед нашей эвакуацией  из  Ставропольского края, и теперь мы могли полакомиться сладким инжиром,  яблоками и другими фруктами.
 В Баку нас всех зарегистрировали, как беженцев. Мы стали ждать  нашей очереди для посадки на  танкер, который перевозил нефть и брал на палубу  людей, чтобы  доставить  их в Красноводск.
Примерно дней через десять подошла, наконец, и наша очередь.  Посадка на танкер заняла много времени.  Когда мы оказались на  огромной нижней палубе, то она уже полностью была  заполнена  «беженцами», как тогда нас называли. Трудно даже представить  какое это было зрелище.   Несколько сот  человек сидели на своих вещах  прямо на полу. В основном – это были женщины с  детьми, старики и  инвалиды.
Только вечером наш танкер тронулся в путь. Я и мои родители - уместились на   «платформе», в виде  ящика, и крепко прижимали свои узелки, где лежал хлеб, выданный нам на дорогу на один день  вперёд по карточкам. Это было целое «состояние», т. к. мы получили по 400 грамм чёрного ржаного хлеба  на день, а на всю семью   почти  полторы буханки хлеба.  Мы взяли две бутылки с водой и  ничего более, т. к. в магазине только местные жители по карточкам могли  купить  продукты. Мы же предполагали, что переезд по Каспийскому морю будет  не более суток, поэтому никто не беспокоился о еде и воде. Мы, как и все пассажиры были очень уставшими, и находились  в «полудрёмотном»  состоянии. Наступила ночь.
Внезапно нас всех разбудил страшный  гул и сильная качка. Когда мы  проснулись, то увидели страшную картину, напоминающую «Девятый вал». Огромные волны перекатывались через  невысокий  борт  танкера, и стали  заливать  палубу   водой. Поднялась паника, корабль качало то в одну - то в другую сторону, женщины и дети  рыдали и просили о помощи. Вскоре, мы услышали   приказ, что  нужно будет всем гражданам  выбросить за борт лишние вещи, т. к. срочно  необходимо перейти  на верхнюю палубу. Разрешалось взять  с собой только небольшую сумку с едой, документы и   необходимые вещи  для детей.  Потом последовал приказ  по одному человеку подниматься на верхнюю палубу без лишних вещей.
   Корабль качало, холодные брызги обливали нас. Несколько прожекторов освещали нам путь. У нас не было ничего лишнего, поэтому мы со своими узелками стали  в очередь, и когда поднялись на верхнюю палубу, то с трудом  «втиснулись» в огромную массу людей. Всю ночь продолжался шторм на море. Мы сидели на полу верхней палубы, тесно прикасаясь,  друг к другу. Танкер бросил якорь - мы оказались в открытом  море.
 Утром шторм прекратился, но  корабль не двигался.  Вскоре мы узнали, что дальше продолжать плаванье танкер  не может,  и мы должны ждать прибытия  спасателей, которые смогут нас переправить на другой корабль.
 Мы сидели на полу палубы, касаясь  друг  друга, не имея  даже возможности сдвинуться с места. В таком положении мы пребывали около трёх суток. Запас воды и хлеба давно закончился. Находясь под палящим солнцем, люди  изнемогали от жары  и отсутствия воды. Многие  люди заболели. На третий день нашего  «поста», мама решила попробовать пожевать немного муки, чтобы утолить голод и потом предложить мне и папе  эту «еду». Но, подержав во рту  сухую муку, она не могла от липкого комка  долго избавиться. Особенно нас начал волновать отец. Он с каждым днём  всё больше и больше «опухал». Он находился в полусонном состоянии, не хотел даже открывать глаза.
 И только  на третьи сутки нашего морского путешествия,  раздался  оглушительный крик:
 - Корабль, корабль на горизонте!
 Мы вскоре увидели, что к нам стал приближаться  корабль - наш «Спаситель», и мы поверили в наше  спасение.  Это  был небольшой корабль, который без груза  приплыл к нам на помощь. Моряки в открытом море должны были перевести огромное количество испуганных, уставших, изможденных стариков, женщин и детей с одного корабля на другой по  узкому трапу, брошенному с одной качающейся платформы корабля на другой  корабль. Даже страшно вспоминать  и описывать этот «переход».
 Он унёс  в море несколько человек, хотя моряки из всех сил старались всем помочь. Труднее всего было, лично  нам, с папой, т. к. он не мог двигаться. Спасибо огромное морякам, которые его смогли перенести на руках   и доставить на  корабль.  Слава нашим спасителям,  это было еще одно чудо, которое мы испытали в этом  кошмаре.
 А когда закончился  «исход» из потерпевшего аварию танкера, мы  получили все  по бутылке воды и  паёк хлеба,  который нам раздавали по нашим карточкам, откуда отрывались талоны.
Красноводск  нас  встретил палящим солнцем. Мы, наконец, оказались на материке.  Выйдя на берег, мы тут - же разместились на  песке приморской  площади. С большим трудом мы смогли под  руки перевести отца  на берег. А по прибытии, мы сразу же должны были зарегистрироваться в эвакопункте, где нам выдали талоны на обед и отоварили наши хлебные карточки.
 Так как у отца было назначение на работу в  город Алма – Ата, нам надо было ждать поезд в этом направлении.  Отец был настолько слабым, что всё время лежал. Я  развела огонь в импровизированной «печурке» из трех кирпичей, которая нам досталась от уехавших отсюда  людей.  Мама  сварила на ней  рисовую кашу, из нашего «запаса».
 В первую же ночь нам пришлось опять пережить ужас от внезапно прозвучавшей сирены, извещающей о  приближении  немецких самолетов. Но мы были настолько уставшими, что никто не сдвинулся с места.  В этот раз - это был один немецкий самолёт – разведчик, как потом выяснилось, и он  быстро скрылся.
Примерно через неделю, отец почувствовал себя намного лучше.  Когда прибыл наш поезд на  Алма – Ата,  мы сели в «нормальный»,   не плацкартный  вагон и начался наш путь через все  Азиатские Республики  С.С.С.Р. На всех крупных остановках, отец  выходил и отоваривал по карточкам чёрный ржаной хлеб. Денег у нас было совсем  мало, и мы ничего не могли себе позволить купить,  даже картошку варённую, которую продавали на вокзале  женщины. Но на больших станциях,  где были организованы  эвакопункты, нам давали  «обед» и отоваривали хлебные карточки. Сколько дней мы добирались до Алма- Ата – я уже не помню, но когда  мы прибыли  на вокзал   АЛМА-  АТА,  мы вздохнули с облегчением. 

                15.ГОРОД АЛМА–АТА

Вспоминается небольшая привокзальная площадь. Был конец сентября, стояла жара. Мы расположились   у стены небольшого  здания,  где  от высокого  дерева  легла  тень. Умывшись под струёй прохладной воды,  мы почувствовали себя  значительно  бодрее. Папа принес нам  какую- то еду, и после короткого отдыха,  он уехал  в  своё Министерство за назначением на новое место работы. 
Когда отец ушёл, я легла на наши небольшие узелки и задремала, счастливая уже тем, что благополучно доехали мы все к месту  назначения. Мама тоже устроилась рядом со мной. Наступила ночь, вокруг стоял гул от приезжающих  и отправляющихся   поездов.  Глубокий мой сон был  внезапно прерван сильнейшим криком моей мамы, который меня просто ошеломил:
- Фима –а – а, Фимочка-а –а…!    
Впереди стоял мой брат Фима в объятьях   плачущей  мамы, которая не могла прийти в себя от внезапной встречи с сыном. Я с трудом могла поверить в действительность происходящего. Я вскочила с земли и схватив своего братца за плечи  закричала:          
 -Фимка-а а а, живой!  Живой! 
И с дикими  «воплями» закружилась вокруг них,  никак еще не воспринимая действительность  происходящего. Потом я в полутьме увидела отца и девушку рядом с ним. 
-  Папа, где ты нашёл Фиму?  Как?  Что за чудо! А это кто?
-Это – Ася,  Фимина жена, познакомься.
Я стояла и смотрела на красивую девушку, не зная,  что я должна делать.
-Здравствуйте,  Ася. Я  Сарра. Рада  познакомиться.
  Она схватила меня в объятья и, прижав к себе, поцеловала.
- Мы  каждый день ходили на вокзал  в надежде встретить  Вас. Потом всё расскажем. – сказала она, прижимая и гладя меня .
Вдруг подошла к нам мама  с Фимой, и он представил ей свою жену  - Асю.
- Во –о- о- т …Это  -  Ася . моя жена  - познакомься.
Мама не меньше меня была ошеломлена всем происходящим и плохо воспринимая действительность, подошла  к  Асе  и, протянув руку, сказала:
-Я  мама… 
 И  они бросились друг к другу  в объятия.
 Мама опять заплакала и, не  сказав  больше ничего, обхватила её и поцеловала.

               



                16 МОЙ БРАТ ФИМА
-
 Это длинная, но интересная история.  Когда началась война,  мои  родители  не смогли связаться   с  Фимой. Он успел сдать экзамены  за четвертый  курс М. А. И, и началась Отечественная война. Мой отец несколько раз  посылал письма на имя директора М. А.И.  с просьбой сообщить   о сыне,  но т. к. мы сами  за один год войны несколько раз меняли место жительство,  то естественно мы не имели возможность что-нибудь узнать о  нём.
 И вот такая  встреча с сыном и братом в далёком  тылу  -  в  столице  Казахской С.С. Р.
 К этому времени все ВУЗы  из Москвы были уже  эвакуированы в тыл страны. Мы  всё  это время находились в постоянной  тревоге за него. За короткое время войны нам пришлось дважды эвакуироваться, и каждый раз мы не имели возможности обосноваться на постоянное местожительство. Конечно, бывают чудеса в сказках, но такой  счастливый  сюрприз, который нам преподнесла  судьба, не сравнима ни с какими  драгоценными подарками  в мире.
 И как нам стало известно, вскоре, из Фиминого  рассказа,  судьба ему, действительно,  улыбнулась.  В первые дни войны он, как и многие его друзья  явились в Военкомат   Москвы и записались  добровольцами  в Московское  Ополчение,  защищать Москву и Родину.  Прошло несколько  не легких  месяцев  войны, как пришло  распоряжение  и приказ  лично товарища Сталина - « всех  студентов  старших  курсов (некоторых  вузов) отозвать с фронта для завершения учёбы». 
Студенты М.А.И.   попали  тоже под этот приказ,  и Фима вернулся для продолжения учебы  в Москву в свой институт. Но к этому времени его институт уже эвакуировался в  город Алма - Ата.  Уходя на фронт, он оставил  два чемодана со своими  личными  вещами на хранение в институте и теперь, вернувшись с фронта,  нашёл их  в полной  сохранности.
 Вскоре, Фима приехал в город  Алма–Ата, и поселившись на частной квартире  со своим  приятелем по курсу, приступил к учёбе.  Здесь он и встретил свою «судьбу» - Асю. О  всех подробностях из их  жизни,  мы   вскоре узнали, познакомившись поближе с  Асей и её семьей.
               
                17. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В АЛМА-АТА               

 Я хочу подробнее рассказать о первом дне прибытии  в  Алма- Ата.  После того,  когда отец оставил меня и маму на вокзале, он  поехал  в своё Министерство выяснять о дальнейшей  своей работе. Там он получил  новое назначение на работу.  Но для   оформления  необходимых документов ему нужно было некоторое время оставаться в столице. Отец попросил одного  сотрудника министерства помочь ему узнать адрес  института  М.А.И, который эвакуировался  в Алма- Ата из Москвы. Получив  нужный адрес,  отец поехал в институт, чтобы узнать хоть что – ни будь о Фиме, с которым   мы не имели связь все эти годы войны.               
  Приехав в институт, он обратился в учебную часть и здесь он получил полную информацию  о сыне - студенте  М.А.И.  Когда отцу сказали, что его сын в настоящее время  учится в институте, после демобилизации из армии, отец с трудом мог поверить в такое счастье.  Секретарь института, давая отцу адрес, немного смутилась и сказала:
-Вот адрес  Вашего сына  Гринберг Фимы. Он теперь живёт там  не  один.
 Отец не стал уточнять подробности и,  узнав адрес, сел на трамвай и поехал на встречу с сыном. Разыскав  нужный адрес, отец подошёл к  небольшому, сельского типа,  дому и постучал  в калитку. Из дома вышла  женщина средних  лет  и быстро подошла к калитке. Она пристально посмотрела на отца и спросила:
  - Вы   кто?   
- Я  к Фиме. Я его отец. Мне в институте дали этот адрес.
- Ой –о-ой! Господи, нашлись! Какое счастье!   Проходите  в дом. А Фима с Асей  поехали  на вокзал Вас встречать.
- Как  встречать? Откуда  они узнали, что мы приехали?
- Да ничего они не узнали. Они каждый  вечер ездят на вокзал  встречать  эвакуированных.  Много людей приехало к нам в город  беженцев – вот и они надеялись встретить Вас.
 К  калитке подошёл  молодой, красивый парень.
- А вот мой младшенький сын – Толя,  познакомьтесь, пожалуйста.
- Здравствуйте – сказал Толя  и протянул навстречу папиной руке – свою ладонь.
- А  Вы что одни?  Где ваша жена и дочка?
- Они еще на вокзале, меня ждут  и ничего не знают. Вы не представляете, что будет, когда жена узнает, что нашёлся  Фима! Простите меня. Я Вам не представился.  Я – Савелий Иосифович  Гринберг. А Вас как зовут?
 - А я  Ваша сватья теперь -  Анна  Прокопьевна. Будем знакомы. Вот и встретились, слава Б-гу.   
 Отец протянул руку к  Анне Прокопьевне, ещё не понимая,  кто она такая, и вежливо сказал: - Очень приятно.               
- Я тоже рада нашему знакомству - сказала  Анна  Прокопьевна.  Что  же мы тут стоим. Пошли в дом.
Так неожиданно произошла эта первая встречотца с новыми родственниками в первый же день  нашего прибытия   в Алма – Ата.   
 Отец был настолько уставшим  и взволнован от такого наплыва информации и чувств, что был  очень рад приглашению  А. П. зайти в дом и немного отдохнуть и подождать Фиму.
 Пока  отец  ожидал приход Фимы, он подробно рассказал Анне Прокопьевне  и её сыну – Толе, о нашем   бегстве  из Ставропольского края.
 Всё скоро выяснилось из их разговора, и отца, не меньше чем нас, удивил скоропалительный  поступок Фимы, который за короткое время успел не только  стать другом этой семьи, но и супругом Аси. Отец сидел за столом, а хозяйка дома  угощала своего нового родственника вкусными, давно не виданными, блюдами, и подробно рассказывала  о всех новостях  в их семье. Отцу не верилось уже в реальность событий. Он от усталости   стал дремать, сидя за столом, как, вдруг, услышал в полудрёме: 
- Папа-а –а… Папа…Ты здесь! – закричал, вбегающий в комнату Фима.
- Нас Толя  встретил и сказал, что ты нас нашёл – говорил Фима, обнимая  отца.
Потом подошла  Ася и тоже обняла папу  и поцеловала его. Они познакомились, и сразу поехали на вокзал за нами, чтобы  забрать к ним домой. 
  Так состоялась наша трогательная  встреча  с Фимой и его семьёй. Мама была так взволнована всем происходившим за последние дни, что не могла поверить в реальность всего  пережитого.

                ***********

Ася была  из простой, религиозной  русской семьи. В горнице в одном из углов её висела   икона. Это маму очень настораживало.  Семья  Аси приняла нас с такой теплотой и вниманием, а сам уже свершившийся факт женитьбы Фимы, не оставлял нам  ничего другого, как принять всё  как есть. Больше всех в этой семье  выделялись белокурая, голубоглазая  красавица – Ася  и  похожий на неё -  младший брат  Анатолий, который был всего на один год старше меня. Его не взяли в армию из-за  болезни.
Мы все очень подружились. А  их мать всё время шутила, что не прочь и  сына  женить на  сестричке своего зятья, т. е. – меня.  Но я отвечала ей, что если бы мое сердце не было занято  уже  Мишей, то лучшей партии  я не нашла бы.
 Действительно все эти годы  Миша  был со мной - в моей Душе, и никто не вызывал у меня такого чувства, как он.  Даже одно воспоминание о  нём   все эти годы согревало  моё чувство и что-то большее – желание сохранить любовь  и  его жизнь. Я часто молилась, как могла,  и просила  Всевышнего сохранить жизнь Михаила, чтобы он вернулся с войны  живой и здоровый.  Он очень редко снился мне во сне,  но я всегда чувствовала, что он жив.
                ***
                18. ГОРОД КУСТАНАЙ.

Время нас не баловало, и мы немного оправившись от стресса и «чудес», которые  нас сопровождали  все эти месяцы войны, начали собираться в дорогу.  Моему   отцу дали назначение на работу  в город Кустанай, где имелся  элеватор  «Заготзерно».
 Поезд нас доставил прямо до  станции Кустанай. Выйдя из вагона на небольшую железнодорожную станцию, мы сразу увидели  Элеватор, который находился совсем близко от станции.
На новой работе отца мы получили  двухкомнатную квартиру на территории «Заготзерно»,  в доме, где проживало несколько сотрудников из этого учреждения. Очень скоро мы познакомились с нашими соседями и городом, который находился довольно далеко от станции.
Работы для меня  в «Заготзерно» не оказалось, и я решила поступить учиться в  Педагогическое Училище, которое было единственным средним учебным заведением, где можно было учиться и получать хлебную и продовольственную карточку в этом городе.
Меня сразу зачислили, согласно моему диплому  об окончании  десятого класса,  на первый курс  естественно- географического факультета. Хотя учёба уже началась с 1- го  сентября, но я быстро  освоилась в студенческой среде и начала  изучать педагогику, философию и специальные предметы по программе первого курса.
Мне запомнилось, в этот период, самое   знаменательное  событие, которое обрадовало всех нас - это первая крупная победа Советских  войск под Москвой - зимой 1942.года, которая положила начало Великой  победе  над фашизмом и  дальнейшим его  крахом. А  7  Ноября в  училище  был устроен праздничный концерт, где выступали студенческие коллективы, в том числе и  я - спела  несколько песен.
 У меня  появилась подруга из нашего училища  - Талочка. Она   с мамой эвакуировалась из города  Донецка, и судьба её забросила сразу в город Кустанай. Училась я  с ней  в одной группе.  Жила она с мамой, которая была врачом – лаборантом.  Отец  Натальи был тоже врач, и с первых дней войны был призван  в армию.  Нам было суждено на протяжении почти всей жизни часто встречаться, или после длительной разлуки, находить опять друг друга. Я любила  ходить с Талой на работу к её маме, которая работала заведующей клинической лабораторией в поликлинике. Талына мама нам показывала под микроскопом «картину»  крови и так ярко рассказывала обо всём, что мне тоже захотелось стать врачом.
 Я представляла себя на её месте за микроскопом, в белом халате, работая в одной больнице с Мишей, где он работает тоже врачом. Ведь его мечта стать врачом  меня раньше  не касалась. Но два года войны изменили  моё  желание  стать журналистом.
 Скоро наступила зима, и  сильные морозы особенно беспокоили    меня  т. к.  не было  теплой одежды, чтобы ходить на занятия. Мама  сама мне перешила пальто, которое купила у кого-то на рынке, но и оно не согревало меня в лютые морозы.
 Однажды, в сумерках возвращаясь, домой с занятий, я заблудилась.  Проходя через пустырь, который был  окутан непроницаемой белой пеленой, я  сбилась с дороги. Уже через один- два шага ничего нельзя было разглядеть. Я начала кричать и просить о помощи, но голос мой  был такой тихий, что вряд ли мог его кто-нибудь услышать. Мне стало  страшно, что я замёрзну и не найду  свой дом. И я стала петь во всю мощь моего голоса, сочиняя слова о помощи.  И чудо свершилось. Из этой белой, непроницаемой мглы вышел  мужчина.
  -  Ну и голосище у тебя! – сказал он. – Пошли,  я тоже на элеватор иду.
Как он нашёл  дорогу, я не знаю, но моей благодарности не было границ, т. к. он спас мне жизнь, в прямом смысле слова.
Наступила весна - пора сдачи экзаменов за первый курс, которые прошли успешно.  Моему  отцу за городом выделили небольшой участок земли, где мы всей семьей занялись посадкой картофеля и других овощей.  Земля была «девственная, жирная» и быстро всходы набирали силу.
В этот период  в училище собрали всех студентов и направили на «сенокос», т. к. колхоз не справлялся самостоятельно  с этой  работой. Каждое утро мы  шли по просёлочной дороге  в ближайшее село. От туда  нас на подводах привозили в  поле, где мы  собирали скошенное сено в  кучи, а мужчины  его скирдовали в стога.
  Однажды, идя на работу, нам встретилась молодая, красивая цыганка. Увидев нас, она предложила нам погадать. Мы ей сказали, что у нас нет денег, чтобы заплатить ей за гадание, но  она махнула рукой  и сказала:
 - Ничего, садитесь,  девчата, я и так погадаю.
   Нас было  всего пять или шесть человек,  но каждому она  что-то говорила такое, что хотелось  ей верить. Когда подошла моя очередь, она взяла мою руку  и стала тихим, каким-то внушающим доверие  и доброжелательность голосом,  рассказывать  о моей жизни.
 – Ты любишь,  крепко любишь парня.  Она посмотрела мне в глаза  и сказала:
 -Его имя  начинается на букву  - «М». Он живой!  Да, живой, но очень далеко от сюда.
-  Ну, а я его дождусь? – с трепетом  в голосе, спросила я.
- Он даст  тебе знать о себе, но еще не скоро.  А ты очень скоро  уедешь отсюда  далеко.
 Мы поблагодарили цыганку, выделив ей  из наших скромных  «пожитков» немного еды.
Я подумала, что она мне  сказала утешительные слова просто из жалости, чтобы не огорчать  меня  в такое трудное время, когда идет война. Но её слова я запомнила надолго, и правда была совсем  близко.
 Был 1943 –й  год, наша армия  стала очищать от немцев  Кавказ  и Ставропольский  край. Кончилось короткое  лето, и отец получил приказ  из  своего министерства  выехать на работу  в  освобожденный от немецкой оккупации  - Ставропольский край. Отец  уехал один, а мы остались ждать вызов,  чтобы приехать к нему,  в прифронтовую еще территорию.
  Нам предстояло убрать с нашего огорода  урожай, чем я с мамой и стали заниматься.  С папиной работы нам помогли привести убранные овощи  домой. Урожай был очень хороший, т. к. земля была «девственная», и не загрязнена     еще вредными  «удобрениями».
 Очень скоро от папы пришло письмо, где он маму просил продать все овощи и  готовиться  к возвращению в Ставропольский край, в село Петровское, где он уже приступил к работе.
 Нам предстояло   на  рынке продать  овощи, чтобы собрать нужную сумму денег для покупки билетов, и подготовиться к отъезду в Ставропольский край.
Когда мы  справились с этими делами, и  получили нужные документы,  мы  заказали билеты на поезд. Выехать из города Кустаная  не составляло особого труда, но сам маршрут оказался очень сложным.  Теперь мы  ехали, пересекая почти всю страну  с Урала  на Запад.
Я с мамой  на одной крупной станции должны были сделать пересадку в нужное нам направление, но уже сутки как не могли  сесть на  поезд. Нам сказали, что сейчас  все поезда особого назначения, и вряд ли  скоро мы  дождёмся  пассажирского поезда в нужном нам направлении.
 – Попробуйте попросить проводника  - может  быть он  разрешит Вам  пройти  в вагон. У Вас вещей совсем мало – много места не займёте. 
Посоветовал один нам  человек  на станции.  Мы   подбежали к прибывшему поезду,  и стали просить у проводника  разрешения сесть в вагон, показывая наши билеты.  Но на наши просьбы никто не реагировал.  Все вагоны были переполнены  и, пробегая мимо одного вагона, вдруг, я услышала:
  -  Эй, красавица, иди к нам сюда на платформу - место есть.
  - Я не одна -  с мамой.
  - Ладно.  Скорей залазьте!  Эй,  давай  подвинься, женщин надо посадить. - Сказал мужчина  кому–то в тамбуре.
Мы уселись прямо на пол,   на наши небольшие узелки. В тамбуре оказались рядом с нами еще несколько человек   с сумками. Дверь в вагон была закрыта, и мы в этой «компании»  двинулись на Запад, не представляя,  что нас ждёт дальше.  Скоро поезд двинулся, мужчина закрыл наружную дверь и мы поехали. Всю ночь без остановок  двигался  наш поезд. Мы задремали под стук колёс, как внезапно я проснулась от  шёпота двух мужчин. Потом кто–то резко  открыл наружную дверь вагона и  вытолкнул в темноту   одного спящего мужчину. 
- Туда ему,  жиду,  и дорога – сказал один из них,  захлопывая наружную дверь.
 Я  обомлела, не  могла  даже пошевелиться. Дверь захлопнулась, а эти двое, как ни в чём не бывало - закурили. Я  еще долго не могла прийти в себя и, боясь выдать себя,  сидела с полузакрытыми  глазами, ожидая остановки поезда. Как только остановился поезд, я с мамой вышли с тамбура  вагона  и пошли  в вокзал, чтобы занять очередь в кассу, где нам предстояло оформить наши билеты на проходящие поезда. Сколько дней мы были в пути – я уже не помню.
Село Петровское, где работал отец, после оккупации немцами,  было похоже на  « Ад». Во время  отступления, немцы сожгли часть села, уничтожили  склады, где хранилось зерно, а часть людей отправили в Германию  на  работу.   Отцу нужно было за короткое время подготовить  это учреждение к  приёму хлебных злаков  нового  урожая  уже  к лету.  Мы жили  в небольшом доме, занимая две комнаты.

                19.ГОРОД КРАСНОДАР

 Стояла холодная осень.  Я стала думать о продолжении  учёбы в городе Ставрополе, где уже функционировало  несколько институтов. Но как скоро я выяснила,  приём студентов был там уже закончен.
И, вдруг, я прочла в газете, что в городе  Краснодаре объявлен набор студентов на первый курс Медицинского института.  За эти годы войны я часто думала  о профессии врача, тем более, что и Миша хотел раньше стать врачом. Мои родители  очень хотели, чтобы я продолжала учиться и стала врачом, как тётя  Саша. Снабдив меня небольшой суммой денег и взяв с собой  маленькую сумку с вещами, я поехала в город  Краснодар.
 Прямо  с вокзала я пошла, по имеющемуся у меня адресу, в Медицинский институт, который находился  на улице Красной дом  №1.  В прошлом  это было здание  Медицинского техникума, где теперь разместился Медицинский  институт, т. к. основное  здание института было разрушено и превращено  в  руины, как я выяснила уже позже. В приёмной института  у меня приняли мои документы и сказали прийти на следующий день.  Как оказалось, институт не предоставлял  абитуриентам  общежития, и мне нужно было срочно найти какое-то жильё, чтобы переночевать. В городе у меня не было ни знакомых, ни близких людей, кто мог бы мне помочь.  Проходя мимо рынка,  я решила зайти и купить себе что - ни будь  поесть. Рынок уже закрывался,  стало темнеть. Я подошла  к одной женщине, которая продавала варённый в «мундире» картофель и, купив у неё пару еще теплых картошек, которые она завернула  мне в небольшой листок газеты, спросила  её:
 -  А не подскажите Вы мне,  как  пройти   к «Дому  Колхозника»? Вот приехала поступать  в институт, а общежития нет у них.   
 - А откуда ты приехала?  -  спросила она.
-  Я из Ставропольского края приехала сегодня, сдала все документы в  Медицинский институт,  а в городе  я первый раз,  никого не знаю.
 Мы разговорились - и я ей  немного рассказала о себе. Она внимательно слушала меня  и,  посмотрев на меня с улыбкой,  сказала:
-  Даст  Б-г - поступишь в институт.  А знаешь, давай, ко мне пошли. Я здесь недалеко живу, поживёшь у меня.
  Так началась моя жизнь в доме   Надежды Сусаниной. Это была жена  фронтовика  по фамилии – Сусанин, который был законным потомком Ивана Сусанина – прославленного прадеда. Но об это я уже потом узнала со всеми подробностями, живя  в этой квартире. Н.С. занимала отдельную двухкомнатную квартиру на первом этаже. Мне тетя Надя, как я её  стала называть, предоставила чудесную комнату, куда я вскоре пригласила жить со мной  еще одну студентку из нашей группы – Лидочку.
  Когда я на следующий день явилась  в институт, то выяснилось, что  все поступающие  студенты  должны принести в институт  два стула и  какое-то количество заготовить дров. Только после этого будет решаться   вопрос о зачислении нас в  институт. Для этого  мы должны были  поехать за город,   в лес на заготовку дров. Нас собралась небольшая группа  «смельчаков», и когда мы приехали на какую - то  станцию  заготавливать дрова для отопления  института, нас встретил  моросящий дождик и бригадир, который,  увидев  наш  «девичий отряд  лесорубов», тут - же  предложил вполне реальную сделку: - Мы ему деньги -  он нам – дрова, вернее, бумажку, подтверждающую, что мы заготовили нужное количество дров для института.
 Мне пришлось продать единственную приличную  юбку, чтобы расплатиться за дрова и получить  нужную справку для поступления в институт. Для всех  поступающих студентов  необходимо было личное знакомство с директором  Института, чтобы получить его согласие на зачисление в Мединститут. Когда подошла моя очередь, я зашла в кабинет директора.  Он пригласил меня сесть, и пока он читал мои  документы, я с волнением рассматривала его  кабинет. Просмотрев мое «дело», где в папке были собраны все нужные документы и аттестат за десятый класс, он поднял голову и довольно доброжелательно сказал:
  - Ну, что? Аттестат  отличный – есть,  дрова  есть,  а вот стульев я  - не вижу.
Я покраснела и  тихо сказала:
- А где же я их возьму?   Мы дважды эвакуировались, еле живые остались. Нет у меня стульев и денег - тоже нет, чтобы их купить. 
Слёзы выступили у меня на глазах, и  я  замолчала.  Он растерялся и взволновано сказал:
- Бог с ними со стульями. Идите, учитесь. Нам  нужны такие студенты.
Я, от счастья, поблагодарила его и выскочила в коридор.  Домой, вернее, на квартиру к тете Наде,  я летела уже « на крыльях».   
  Занятия в институте начались в помещении бывшего медицинского техникума и в полуразрушенном здании медицинского института, где сохранилась  только «Анатомичка».  Начались дожди, которые сразу  стали заливать нашу аудиторию в «Анатомичке», где читались  некоторые лекции. Картина представлялась довольно плачевная, т. к. у большинства  студентов не было ни зонта, ни плаща, чтобы уберечь себя от «капанья» воды, которая легко проникала через поврежденную крышу здания прямо на нас.
 Кроме учёбы,   мы должны были ежедневно работать  2 часа в разрушенном главном здании института, по  очистке его от камней, мусора и разбитых предметов. Когда попадался целый кирпич, мы его очищали и складывали  отдельно  в специальное место, чтобы  можно было еще воспользоваться  этим при восстановлении    нашего здания. Работа была очень грязная и пыльная. Мне мама прислала  накидку – «халат», сшитый из мешковины, в котором я работала почти все годы учёбы в институте на такой работе, так и не увидев восстановленного здания института. Время было трудное, и мы были поставлены в такие условия, что любая   бесплатная  работа,   была естественной помощью для страны, когда шла война, и кому–то надо было восстанавливать город после оккупации немцами его.
 Я пригласила свою новую подругу из моей группы  Лидию  поселиться к тете Нади вместе со мной. Она была из города Сочи. Я с ней очень была близка по духу и интересам. Кроме учёбы нас связывала любовь к музыке и пению. Она  умела играть на фортепиано.  Мы с ней  записались в студенческий хор,  посещали по возможности театр оперетты, который начал функционировать в городе.
Шла тяжёлая война, уносившая миллионы жертв во всей Европе и на других континентах планеты.  Как только была освобождена  часть Украины  и город Киев, я послала письмо в город  Сквира с запросом о родителях Миши  в  Горисполком.  В глубине души я не теряла  надежду  вскоре   получить  информацию о Мишиной семье. 
Наконец  пришёл самый долгожданный день – День Победы над фашисткой Германией. Этот незабываемый, самый счастливый и долгожданный  день для всех разумных людей планеты  - 9 МАЯ  1945  года.  Трудно описать тот день словами. Это не только «радость со слезами на глазах», как поётся в песне, это - крик  Души  всего Человечества, пережившего страшную трагедию на планете Земля, унесшую миллионы человеческих жизней,  разрушившая города и  всё на своём пути, оставившая незалеченные раны  у оставшихся  в живых людей.  Я помню, как в этот день, узнав о прекращении войны, я с Лидой и тетей  Надей выскочили на улицу и до хрипоты кричали: - Ура - а - а. Конец войне!  Победа -а -а   Победа!   Слава победителям!  Сталину Слава!  Ура - а –а!
 Мы  обнимались и целовались   друг с другом, с совсем незнакомыми людьми прямо на улице, а солдаты стреляли  вверх, салютуя  из винтовок.
Этот день стал началом  не легкой, мирной жизни.  Время шло, и  в душе зарождалась надежда, что я дождусь счастливого дня, когда узнаю, что – ни будь о  Мише.
 Два года учёбы промчались очень быстро. Я довольно успешно училась, принимала активное участие в общественной жизни института. Учась на третьем  курсе  мединститута, я  стала уже посещать  клиники, где  мы курировали тяжелых больных.  Каждый день учёбы стал для меня  тяжёлым испытанием.  Я не могла смотреть на  искалеченных войной  солдат, многие из которых были тяжело больными не только физически, но и душевно. Я не могла больше посещать занятия, у меня началась депрессия. Мои мысли были только об одном – скорее покинуть этот «кромешный Ад». Меня стали мучить страшные сны, в которых я переносилась  опять в годы нашей тяжёлой эвакуации и всех  страшных  моментов за годы войны. Я в это время жила уже в  студенческом общежитии   мединститута - вместе с двумя  Машами из моей группы. Я прекратила посещать занятия.  Мои подруги – коллеги стали меня уговаривать продолжить занятия в институте. Но я решила перейти  в  Педагогический институт  на факультет - иностранных языков, который функционировал в городе. Но для меня это оказалось  очень  тяжелым моментом в моей жизни. 
 Время, говорят – лечит, или девочки помогли.  Я осталась продолжать учёбу на старом месте.
В этом году мой отец познакомил меня  со своими  друзьями по прежней работе, которые приехали  после эвакуации в город  Краснодар. Это была еврейская семья.  У них была дочь – моя  ровесница, звали её  Клава. Она  училась в Педагогическом институте на 3 курсе физмата. Мы очень подружились, и я часто стала посещать их гостеприимный дом, в котором  жили две  родные сестры с семьями. Я  вскоре стала «родным» человеком в их доме. У Клавы были еще два брата - ( один   родной – Миша, а второй двоюродный –Эммануил), которых с нетерпением все ждали  домой после войны  в  надежде, что одного из них  я  смогу   осчастливить, или он меня. Особенно много внимания  мне уделяла   Л.С. - тетя  Клавы и её муж, которые откровенно заявляли мне, что они мечтают иметь в их семье  такую дочку, как я.
Я  рассказала Клаве о своей первой любви, о том,  что я  послала запрос  в разные  инстанции, чтобы найти Михаила.
 Как только была освобождена  часть Украины, я  написала письмо  в город Сквира  в горисполком с просьбой сообщить сведения о родителях  Миши и его родственниках, которые до войны жили в этом городе.
 Время шло, я продолжала  серьезно заниматься учёбой. Меня выбрали  в Профком  института, где  я отвечала «за культурно – массовую»  работу института. Я организовала  к имеющемуся хоровому  кружку - вокальный кружок и « малый»  симфонический оркестр из студентов и преподавателей института.  Руководителем оркестра был преподаватель нашего института.  Для руководства хором и вокального кружка  я пригласила  педагога по вокалу из музыкального училища.
 Все годы учёбы в институте были у меня всегда связаны с разными общественными   делами.  После Дня Победы особенно хотелось быть полезным в восстановлении нормальной жизни города. Мы часто выступали  со студенческим хором и оркестром  на сцене городского театра,  где проводились студенческие выступления   нескольких  коллективов   ВУЗов.
 Однажды, на одном из торжественных мероприятий в  городе, я присутствовала  в театре вместе со студентами моего института, где на сцене сидели представители областного и городского руководства  Краснодарского края. Вручались награды людям разных профессий, которые принимали участие  в победе над фашизмом.  На сцену выходили, для получения награды люди, которых приглашал   ответственный представитель Обкома  КПСС. Вдруг я услышала, что приглашается  Гринберг Сарра  Савельевна для получения награды. Я не среагировала даже, что это относиться ко мне и продолжала сидеть. Через мгновение я получила «толчок» в бок и соседка  мне  сказала:  - Сарра, это тебя, иди скорей на сцену.       
 Я поднялась на сцену, и с волнением подошла к представителю, выдававшему  награды, который вручил мне  « Медаль за доблестный труд  в  Великой отечественной Войне 1941- 1945 года». Из нашего института получили только  два или три  человека такую награду. Я долго не могла успокоиться.
В этом – же году получил государственную награду и мой отец – Гринберг Савелий Иосифович  за свою безупречную работу – орден « Знак почета», которым он очень гордился.


                ***********

Весной 1946 года   я  закончила сдавать экзамены за третий курс  института, и собиралась поехать на каникулы к родителям в Ставропольский край. Вдруг я получила письмо из города Сквиры от  двоюродной   Мишиной сестры. Это была первая весточка  из далёкого прошлого, от которой я пришла в волнение, и радости моей не было предела. Нина мне сообщила подробно о своей семье. Ее родной брат Б., с которым я училась в одном классе,  к сожалению, погиб во время войны, сражаясь с немцами на фронте. О Мише она не имела пока никаких сведений.  Она с родителями была в эвакуации, и недавно  они вернулись домой в город - Сквира. Отец Нины работал в горисполкоме, и когда пришло моё письмо на фамилию  М…., ему вручили мое письмо – родному брату отца Миши. Нина сообщила мне о трагической гибели  родителей Миши, которые не успели эвакуироваться, т. к. в первые  дни войны немцы разбомбили железнодорожный узел узкоколейки и поезда прекратили  функционировать. Нина обещала меня держать в курсе всех семейных дел.  У меня  с Ниной  завязалась дружеская переписка.

                **********

Была весна 1946 года. После сдачи всех экзаменов за 3 – й  курс, я поехала на летние каникулы домой  к  моим родителям в село Петровское, где они проживали после реэвакуации из города Кустаная.  Я  любила делиться с моей мамой всеми моими делами, и она была  в курсе моей переписки с Ниной из города Сквира. Мои  родители с интересом следили за моей дружбой с Мишей и часто успокаивали меня, когда я бывала в отчаяние.    Через неделю  после моего приезда к родителям, пришла телеграмма  от Нины.  Мама  первая прочла телеграмму, и с волнением в голосе  сказала:
 - Всё хорошо, не волнуйся. Это  телеграмма  от  Нины. Саррочка,  Миша жив!
 – Мишка  ж -и -и -в? ! ! - вскрикнула я, схватив  телеграмму  и, не веря своим глазам, прочла: «Миша жив, адрес: Полевая почта № …. Нина».
Это всё, что было напечатано на телеграфном бланке. Весь день я не могла успокоиться и поверить   в свершившееся  чудо,  которое я ждала  шесть лет. Да – это были   5 лет войны и год довоенной  его службы в армии.
Этот день был днём не только  счастливым и радостным, но и больших  переживаний. Я не могла никак поверить,  в то, что, наконец, я узнала, что Миша  жив и служит в армии,  и я могу послать ему письмо на Полевую почту  №. такой- то. До самого вечера я была в «трансе» и никак не могла  сесть за стол, чтобы  написать такое долгожданное  ему письмо. Я целый день повторяла одну и ту же фразу:
 - Мишка жив,  здоров, он  служит в армии! У  него есть  адрес  Полевой  почты! Всё  хорошо!  Я нашла его!
 Когда я села за стол, чтобы написать ему письмо, я поняла, что прошло слишком много времени  после нашей разлуки. Я трезво начала рассуждать и мне стало  ясно, что надо немного умерить свой пыл после получения телеграммы. Я подумала, что, не зная ничего о Мише, мне нужно написать письмо, как старому другу прошлых лет.  В голове звучали слова любви и преданности нашей  дружбе. Я  с волнением думала,  что писать? Помнит ли он вообще меня, нашу почти детскую любовь и клятвы, которые мы дали друг другу в счастливое довоенное время:  - «Ждать и любить!»   
Как я ни старалась унять свои чувства, письмо получилось  искренним, дышащим любовью и счастьем от возможности поделиться с другом детства  своими переживаниями за такие долгие годы разлуки.  Я просила ответить мне  по моему Краснодарскому адресу, где я проживала в общежитии.  Как только кончились каникулы, я вернулась на занятия в институт. Моим подругам я рассказала, что  получила  телеграмму  от  Нины, где она  сообщила мне,  что Миша жив и его адрес.  Мы все вместе с  нетерпением теперь ждали весточку от него. 
 И вот пришло долгожданное письмо. Это была, как свалившаяся с неба, «библейская манна» для изголодавшей Души.  Это было первое, долгожданное  письмо после шестилетней разлуки.  Я с дрожью в руках открыла конверт и начала читать, узнав родной почерк. Миша писал, что мое письмо было первым с Родины за пять лет войны, что ему до сих пор не верится в такой подарок судьбы,  - что я нашла его, и он теперь пишет мне письмо, о чём он мечтал все годы нашей разлуки. Миша написал  мне подробное, на десяти страницах письмо так, как будто  мы не  расставались. Он писал самому родному и любимому человеку  на свете, от которого  получил первую весточку с Родины, не зная ничего о своих родителях и  близких ему людей.  Все эти годы он жил надеждой выжить и найти меня.
А судьба его не баловала. Он подробно написал мне обо всём, что пережил  за все годы войны - за долгие  годы нашей разлуки. Он служил перед началом войны на острове Даго и, когда началась война,  немцы высадились на остров, где получили отпор от наших войск. Очень долго остров мужественно защищали Советские войска, и немцам пришлось  запросить помощь, после чего только им удалось захватить остров большим преимуществом  военной техники.
Потом был плен. Ему удалось скрыть свою национальность – еврея, благодаря чему его не расстреляли, а взяли в плен. Потом  был  концлагерь на территории  Эстонии. Он, с небольшой группой солдат, совершили побег из концлагеря.  С  большим трудом  они  передвигались по ночам  к  границе Советского Союза, изнемогая от голода и слабости. Однажды они   решили попросить еду у одного эстонского жителя  небольшого хутора. Хозяин разрешил им отдохнуть в сарае,  накормил, но под утро  их  обнаружили немецкие солдаты и угнали  в  оккупированную немцами  -  Францию. Там он около 3,5 лет работал в шахте  - глубоко под землёй, где в конце войны  тяжело заболел. Его поместили  в больницу при концлагере.
В это время англичане и американцы открыли «Второй фронт» и стали освобождать от немцев Францию. Миша был спасён,  его  зачислили  во  франко - американские войска, которые вели войну с немецкими оккупантами. Он стал солдатом  армии  «Второго Фронта», воевал  вместе  с   союзными  войсками, и   встретил День Победы  в их  рядах.  Потом происходил обмен  солдатами,  и Миша был зачислен в ряды Советской Армии.
Наконец  пришло долгожданное возвращение на Родину. Он писал, что когда они пересекли границу  Советского Союза, и остановился  поезд, они выскочили  из вагонов, и начали  целовать землю. Да, он так написал.
Это письмо пришло с Урала, где он продолжал служить в армии.  Я и мои  подруги читали Мишино письмо и плакали. Мне не верилось в такое  счастье  - «Чудо из чудес». Ведь  я нашла Мишу! Он меня любит, и мы  можем  снова переписываться, и надеяться на встречу в  ближайшее время! 
Почти каждые два  - три дня, я стала получать от Миши письма. В одном из писем, он  попросил  у меня и моих родителей -  «моей руки и сердца » - стать моим мужем.  Это было принято с большой радостью.   
Вскоре я получила письмо, где  Миша сообщил мне, что их часть переводится   в Подмосковье -  город  Кунцово.  Прошёл  почти год нашей счастливой и долгожданной  переписки.  Письма из Подмосковья меня, порой,   стали тревожить. Миша писал о своём   впечатлении,  которое произвела на него  Москва.  В одном из писем, он сообщил, что возмущен поведением девушек, которые ведут себя  очень развязно и «вешаются  прямо на шею».  В общем, вышел человек в свет. Я с шуточками отвечала  ему на его письма, Я так верила в его порядочность и любовь ко мне, что не придавала большого значения его критике столичнойжизни. Мне не верилось, что Миша может мне изменить и перечеркнуть всё, что нас связывало  за эти, не простые, годы разлуки. Я жила, переполненная счастьем и любовью к  нему, и не испытывала никакой тревоги за нашу Любовь. Я не могла даже думать, что – ни будь плохое о Мише, тем более сейчас, когда мы  нашли друг друга и он попросил моей руки у моих родителях.
 Моя вера  была  настолько  сильна, что меня никогда не мучила   ревность, и жила я не только надеждой на всё хорошее, но  и была уверена, что так и будет.  Мои подруги – две Маши, с которыми я жила в одной комнате,  за  последнее время слишком часто стали вслух  обсуждать один и тот же  вопрос: « Стоит ли верить   в наше время, вообще, мужчинам?
Они даже приводили пример из жизни одной их знакомой, которая ждала всю войну своего парня, а он  женился на другой. Я уже стала тревожиться из-за отсутствия писем от Миши, и на «фоне»  их рассказа стала  что–то недоброе подозревать. 
– Девчонки, скажите мне правду: - Вы что–то мне не договариваете??   Было письмо от Миши? Что–то случилось с ним?   
- Ничего мы не прячем. Что ты волнуешься, живи спокойно, сдавай экзамены. Напишет тебе  еще  Мишенька – куда денется?
Я  так «закрутилась» за время экзаменов, что не очень  расстроилась, когда  от Миши не получила, более десяти или чуть более дней, писем. Как только я закончила сдачу экзаменов за  четвёртый курс  учёбы в институте, я поехала на   каникулы к родителям в село Петровское, мечтая, что смогу  съездить в  Москву,  чтобы встретиться, наконец, с ним.
 Когда я приехала домой, первым моим вопросом был маме о Мише:
 -  Мамуля, случайно не получали  ли Вы писем от Миши?  Что-то давно не было писем от него. Я уже волнуюсь. Ходят разные слухи. Говорят, что те, кто был в немецком плену, сажают  в тюрьму, обвиняя их в измене Родины. 
– Что тебе всякие глупости в голову приходят?  Давай отдохни с дороги. Всё  будет  хорошо.
Я рассказала маме, что почти  две недели как нет от Миши писем, и что я хочу на время моих каникул съездить в Москву, чтобы встретиться с ним. Мама посмотрела на меня - и я увидела  такое грустное выражение её лица, как будто  она  сдерживала слёзы.
- Мама что случилось? Миша жив? С ним всё в порядке? Ты что-то знаешь? Мама, что я должна сделать?  Скажи, с ним всё  хорошо?  Я всё равно поеду в Москву, закажу завтра же «визу» - пропуск на въезд в Москву!  Скажи мне правду, что с ним? – слезы заливали моё лицо.
-Всё,  хватит!  Саррочка, успокойся!  Никуда не надо ехать!  Вот письмо от него.
- Письмо от Миши  Вам?
- Нет, это письмо тебе от него. Твои подружки нам переслали.  На конверте обратный адрес им не понравился. Вот они решили вскрыть письмо и прочесть. 
- Зачем они это сделали? Дай мне! Что за бред?
Я схватила письмо и стала разглядывать конверт. Там был новый для меня адрес.
-  Что?  Письмо  с Москвы?
На конверте был Московский адрес отправителя:  Л….. Мария, улица Т…..№ … город Москва – для  М….. Михаила.
Я не верила своим глазам,  плохо  соображая,  открыла конверт и стала читать письмо.
 Я с большим  трудом прочла  письмо и, как в тумане,  запрыгали перед глазами слова. Я с окаменевшим лицом  смотрела на листок, наполовину страницы, заполненный  таким знакомым почерком.   Откуда у него  взялся такой сухой, канцелярский язык, чтобы сообщить  мне,  что он встретил в Москве  другую женщину, полюбил её и остаётся с ней.
В конце письма была просьба сообщить ему о получении его письма  и обратный адрес – тот же, что и на конверте. Ни единого слова о своей демобилизации, ничего! Это всё, что я прочла. Имя и фамилия: Л……Мария  - звучали, как  приговор: – К расстрелу!
Да, это был настоящий шок. Я все каникулы сидела дома, редко выходя на улицу. Я нашла свое незаконченное рукоделие, и  сидя за  ним без конца размышляла обо  всём,  что случилось. Мысли блуждали в голове так, как  будто  это всё  произошло совсем не со мной. Я машинально двигала пальцами, составляя узор за узором, а сердце просто окаменело и не реагировало на всё происходящее вокруг. Ни слезинки, ни гнева, ни вздоха я не проявляла.  Я потеряла всякий  интерес  ко всему, что  меня окружало.  Окаменела  моя душа, и остался один автомат, который двигался, ел, иногда что-то говорил и делал.
Каникулы заканчивались, и я стала собираться в дорогу, в – институт. Душа моя, вдруг, затеплилась, стала оживать. Не знаю, откуда у меня взялись силы и желание жить, учиться и возвратиться скорее в Краснодар. Шок мой, кажется, отступил, и Всевышний  дал мне не только духовные силы, но и физические, чтобы начать новую жизнь. Я не испытывала  к Михаилу никакой злобы и ненависти, а вместо  души образовалась - пустота, чёрная 
 «дыра»  - НИЧТО.
                *************

Как всегда я ехала поездом, с пересадкой на большой узловой станции, где нужно было компенсировать билет на поезд, едущий до Краснодара. Я вспоминаю эту пересадку, т. к. здесь произошла  необычная  встреча с моим «двойником». Это запомнилось мне на всю жизнь. До отправления моего поезда было много времени, и я решила пойти  в  сквер, который был недалеко от вокзала. Вдруг ко мне навстречу шагнула молодая, симпатичная девушка и, увидев меня, остановилась и спросила:
- Вы  куда  едете?
- В Краснодар, жду, когда   откроют кассу, чтобы билет  компенсировать.
-  А  я  в Ставрополь.
Мы разговорились, глядя друг на друга, и мне показалось, что я эту девушку знаю,  уже где-то видела. Она была  студенткой  ВУЗА, и возвращалась на учёбу  в город Ставрополь.  Прошло более  двух  часов, и мы пошли  в кассу вокзала, чтобы  занять очередь. Не прошло и пяти минут, как одна женщина,  пристально глядя на  меня  и мою новую знакомую,  сказала:
-  Девушки, Вы  сестры? Близнецы? 
- Что?.? - В один голос закричали  мы, глядя друг на друга и не веря своим глазам. 
 -  А я всё думаю, что за знакомое лицо,- сказала я.
- И я  никак не могла  понять, почему я,  глядя на тебя,  всё хотела спросить - где я раньше тебя видела?
Так, впервые в жизни, я увидела свою копию –  двойника.  Мы, конечно, побежали в туалет вокзала и, глядя в зеркало, долго не могли прийти в себя.  Потом мы  подробно расспрашивали друг друга о  наших родителях, но не нашли общих корней. Так и расстались мы навсегда,  оставив только след в памяти о чудесах  Матушки Природы. 
               

                ************

На вокзале  в  Краснодаре меня встретили мои две   Марии, чего раньше не бывало. 
– Саррочка! Слава  Б-гу приехала,  живая….. – почти хором  выдохнули мои подруги, и бросились меня обнимать и целовать.
- Спасибо, девочки, не волнуйтесь!  Жива!  Пошли домой, всё, всё нормально.
 Слёзы выступили у  всех  на глазах. Еще раз я прижала их  заплаканные лица к себе и,  подхватив  свою корзинку с продуктами, пошли  домой  - в общежитие. Открыв  дверь, и зайдя в комнату, я сразу увидела  на моей тумбочке  у кровати  его фотографию, присланную мне после нашей шестилетней разлуки. Это был он, в военной форме, с ослепительной улыбкой  и весёлым взглядом.  Дрожь охватила меня. Я смотрела на  улыбающегося Мишку, и не могла отвести глаз.  Неужели он мог так поступить со мной?   И вдруг, слёзы хлынули из моих глаз, как будто чья-то рука открыла шлюз, так долго наглухо  закрытый, чтобы освободить мою душу от тяжести  его предательства. Слёзы лились из глаз,  а душа была мертва – молчала, не вздрагивало даже тело,  и  не слышно было  как я плачу.  Девочки вышли тихо из комнаты. Сколько времени это продолжалось – я не знаю. Помню, что я достала большой пакет  с его письмами  из чемодана и  вложила  туда  его  фотографию. И как только я захлопнула  свой чемодан, мне показалось, что я,  как – будто,  похоронила всё свое прошлое, связанное  с  ним.
               

                ***************
 
Начались занятия в институте. Это был последний – пятый курс учёбы, где мы много времени проводили  в клиниках,  курируя больных. Я старалась делать всё, что было положено по программе, нагружая себя  еще и общественной работой в профкоме  института. 
Прошло около трёх месяцев после получения письма от Михаила, на которое я  не ответила.  Что я могла ему писать? У меня не было ни слов, ни духовных  сил, чтобы написать письмо ему  на новый адрес, где он проживал в Москве с женщиной, которую полюбил.  Поздравлять его со счастливым браком, или  предъявлять претензии  в неверности, или в том,  что он поспешил сделать мне предложение  стать его женой?   Кто виноват?  Вечный вопрос – кто?  Может быть годы, долгие годы разлуки? Они расставляют всё на свои места? А может быть судьба, которая ведет нас по совсем другому пути? Не каждому суждено найти свою половинку, чтобы стать счастливым в браке,  в этой короткой жизни на земле? 
 Прошло еще немного времени, и я получила еще одно письмо от Михаила из Москвы,  с тем же Московским  адресом. Открыла.  Теперь  я спокойно, с каким – то чувством отвращения взяла   письмо,  написанное   на одной не полной странице, и прочла. Я удивилась своему спокойствию и внутреннему отчуждению,  как  будто  это меня не касалось.  Что он писал?    
В своём письме он  написал, что  т. к. я скоро стану врачом,  а он  не знает, сколько времени еще пройдет, чтобы соответствовать моему положению в обществе, он  решил не портить мне моё будущее. Он  не знает, когда его демобилизуют из  армии, и что его ждет в будущем?  Он ни слова не написал о том, почему у него Московский адрес и кто такая  Мария Л. Он не попросил даже прощение за первое своё письмо, которое было прямым выстрелом  в любящее сердце, лишившее меня веры в настоящую, преданную любовь и порядочность мужчин. Письмо было сухое,  официальное.  Ни слова о любви, ни прощения за разрыв отношений, за  «убийственные»  слова о любви к другой женщине, чья фамилия  стояла на конверте.   
В конце письма – приписка:
 - Прошу тебя, обязательно,  мне ответить. Беспокоюсь. Миша.
 Наконец, я очнулась, вышла из оцепенения, и готова была ответить ему  на его  смертельный «выстрел» в сердце, убивший мою первую любовь и  веру. Я не    ожидала, что после года нашей переписки, он вычеркнет всё, что мы пережили  в тяжёлое время войны  и разлуки, не говоря уже о первой любви в юные, довоенные годы. 
Мне стало ясно всё.  Я поняла, что он демобилизовался, живёт в Москве у этой женщины и для  своего спокойствия,  и чтобы не мучила его  совесть, хочет убедиться в получении мною его первого письма. А может быть, его совесть замучила,  после своего предательского письма из Москвы? Не знаю, что в действительности произошло, но мне стало ясно, что он предал нашу любовь и обманывает меня.  Ему нужно было  успокоиться, узнав, что письмо я  получила и освободиться от меня навсегда, чтобы не мешать ему  начать новую жизнь в Москве. О какой любви  и жертвах можно было думать  ради меня?    Я почувствовала пропасть, которую  он создал между нами преднамеренно, ради своего  личного благополучия.
О любви так много сказано и написано, что под маской её прячутся, нередко, совсем другие чувства. А жизнь всё расставляет на свои места. Как жаль, что любовь, как призрак, приходит и исчезает, оставляя незаживающие раны в нашей Душе. 
Я отвлеклась от того мига прозрения, которое пришло со вторым письмом. Вулкан моей Души проснулся  и  всколыхнул  чувства,  которые я  раньше   даже не ведала. Я достала из чемодана пакет  с письмами от Михаила и стала бросать  их  в огонь печки «буржуйки», которая обогревала зимой нашу комнату. Открылась дверь, и вошли в комнату мои подруги.
- Что ты делаешь, Сарра?
- Ничего. Девочки, кончились дрова. Я решила подогреть комнату этой ненужной  бумагой. Холодно стало.
Они молчали, поняв всё, что происходит со мной. Я бросала заветные письма в огонь и  говорила,  говорила при этом, сама не зная что, освобождаясь от душевного груза и предательской  любви. Когда я бросила последнее его письмо в огонь, у меня в руках осталась его фотография – единственная, послевоенная. Я положила её в сторону и закрыла дверцу нашей временной печурки.
 - Сарра,  ну, что стало тебе лучше? – спросила одна из девочек.
 Слёзы катились у меня из глаз, а на душе стало так легко и спокойно, что я улыбнулась и сказала:
-  Девочки,  я обрела  свою Душу. Я  ожила! Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
Они всё поняли и пригласили меня сесть к столу, где была расставлена посуда для ужина.
 Вскоре я отправила Михаилу письмо с его фотокарточкой. Написала спокойное, как мне казалось, письмо. Эпиграфом были строчки из моей любимой песни о любви, которая не вечна. Поздравила его  со счастливым браком и просила мне больше не писать.
На этом наш роман закончился - с печальным концом для меня, и счастливым – для Михаила. Мы все живы, здоровы и полная ясность в отношениях. Но как теперь жить мне? Кому можно верить?  « И как можно без любви прожить?» Когда тебе уже  двадцать четыре года. Всё потерять в один миг – Веру, Любовь и  Надежду. Почти те же слова, что я написала в телеграмме  Михаилу в первый же день войны, дав клятву, что буду его ждать,  любить. Тогда он служил  в армии на острове Даго. Говорят, что время лучший лекарь и  всё излечивает. Думаю, что рубцы остаются и, порой, напоминают о себе.
               

                **********

Хочу  закончить эту страницу из моей жизни. Время расставило всё на свои места. Прошёл не один десяток лет. Я со своей семьей проживала в городе Ленинграде. Выросли мои дети – дочь Вера и сын Моисей, названный в честь отца мужа.   Верочка поступила учиться в  Ленинградский педагогический институт имени Крупской. А мой сын  Мишенька, как мы называли его дома,  был призван в Советскую  Армию
. Я очень часто  рассказывала моим детям о прожитых мною годах, о войне и, конечно, о первой неудачной моей любви тоже. Особенно мне хотелось уберечь мою дочь от  доверчивости по отношению к мужчинам.  Иногда мы вспоминали мои молодые годы и шутили на эту тему. Я никогда не пыталась больше выяснять, как сложилась жизнь у Михаила. Но вероятно  у моей дочери оставил сильный след и обиду  неблагородный поступок  Михаила.
С первого года обучения,  Вера посещала хоровой коллектив  института, который был гордостью ВУЗа. После сдачи экзаменов за первый семестр, их хоровой коллектив был приглашён   в Москву на  студенческий конкурс  хоров. Собираясь  на этот конкурс в Москву, мне дочка, вдруг, заявила:
 - Мама, я хочу в Москве разыскать Михаила - твою первую любовь. Мы  будем  там двое суток. Очень прошу тебя, узнай  в справочном   окне его адрес.
Я была ошеломлена её просьбой и не соглашалась этим заниматься и ворошить старые «раны». Но она меня всё же уговорила, и я в течение одного часа получила  Московский адрес Михаила. Это был тот же «злополучный» адрес, откуда я получила последние  два письма, разлучившие нас навсегда.   
С этим адресом  моя дочь отправилась в Москву на  конкурс  студенческих хоров. Прошло около трёх  дней  и,  не успев перешагнуть порог квартиры, Вера сообщила мне:
- Мам, видела я твоего Мишку. Сейчас всё расскажу.
- Успеешь еще рассказать. Скажи лучше  мне, как Вы выступили?
- Выступили замечательно, заняли первое место. Мамочка, а Москва  какая  красивая я, правда, немного  смогла  посмотреть, времени совсем было мало. 
В семидесятые годы даже в Ленинграде не возможно было установить домашний телефон. Мы стояли на очереди более десяти лет. Поэтому только с приездом Веры я могла  узнать  обо всём, что происходило в Москве у неё. 
Я не успела оглянуться, как Верочка подошла к своему письменному столу, взяла большой лист бумаги и фломастер и, наклонившись над столом,  стала  рисовать.   
Так как моя дочь была студентка художественно – графического факультета и  до этого несколько лет занималась в детской художественной школе, то для неё не составило большого труда изобразить Михаила в том виде, как она его увидела.
Я наклонилась над её работой, и увидела что-то среднее между портретом и карикатурой.
– Мам,   -  смотри. Это он, твой Миша.
Я взяла лист бумаги в руки и  не могла поверить своим глазам.  Я увидела  сгорбившегося, не молодого мужчину  в полосатой пижаме. Лицо было чётко вырисовано и чем-то напоминало того Мишу, которого я знала прежде. Но весь вид его вызвал у меня, вдруг, какой - то нервный, оглушительный смех. Я  смеялась над собой, не над  ним, потому – что в голове прозвучал  вопрос к себе:
  -И  этот человек, тот Мишка? Это его я ждала, верила, любила?  Это он, о котором столько лет мечтала и ждала?
Я смотрела на рисунок, сделанный дочерью, и  мне стало легко и спокойно. Наконец я полностью освободилась от  оков прошлого.
 Когда прошёл весь всплеск  первой волны впечатлений, Верочка рассказала мне подробно, как прошёл  конкурс хоров, как их награждали грамотой и подарками,  и что она пережила  при  встрече  с Михаилом и его семьёй.
Видимо для моей дочери было очень важно узнать правду о человеке, которого  мама любила,  а он предал её.
               
               


                20.ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ               
 
В последний день пребывания  в Москве, Вера решила навестить Михаила,  поехав по  адресу, полученному мною в  Справочном  Бюро.
Хочу коротко передать рассказ Веры о встрече её с  Михаилом.
Уже вечерело, начала свой рассказ Вера, когда я подъехала к многоэтажному дому, где жил Михаил.  Дверь  открыла  мне женщина средних лет, небольшого роста, которая вежливо спросила:
 - Вы к кому?
-Здравствуйте, извините за поздний визит, я из Ленинграда. Здесь живёт Михаил М….? 
- Да, да. Проходите и раздевайтесь. Миша сейчас ….
 Войдя в прихожую, я сняла  пальто и кроличью  шапочку, и немного растерявшись,  взглянула   на   женщину, стоявшую рядом, которая с улыбкой смотрела на меня.
 - Проходите,  пожалуйста,  в   гостиную - сказала женщина. Миша сейчас зайдет. Извините за беспорядок   (на диване лежала подушка и плед). Миша нездоров, сейчас на «больничном»….Прошу  Вас,  садитесь.
 Я села  и стала  разглядывать современную, довольно красивую, импортную,  со вкусом  расставленную мебель в гостиной.  На окнах, в тон обоям, висели  с красивым рисунком шторы и  тюль. На стенах было несколько картин и фотографий в рамках.
-  Как Вас зовут? - услышала я  негромкий, довольно приятный голос.   
 -Ой, извините меня. Я Вера  Х… из Ленинграда. Учусь в педагогическом институте, приехала  в Москву  со студентами на конкурс песни хоров,  вчера он закончился, а сегодня гуляла по Москве.  Я первый раз  здесь. Извините, что поздно приехала, завтра утром уезжаю домой.
Пока  я увлеклась подробностями в беседе с хозяйкой дома,  я  не заметила,   как  появился на пороге комнаты Михаил.
- Миша, это к тебе девушка  из Ленинграда.
- Ой, прошу прощения за свой вид. Второй день из больницы. Да?  С кем имею честь?
 Он прошёл  к дивану и по стариковски кряхтя, выдохнув воздух, осторожно сел,  в своей полосатой пижаме и домашних тапочках.   
По всему его виду было ясно, что ему не до гостей, тем более, молодой  девушки, которая без предупреждения явилась к ним в такой неурочный час.  Мне кажется  что,  глядя на меня,  у  него  что-то  «ёкнуло»  в душе,  когда он увидел «видение»  из далёкого прошлого, напоминающее  ему ту, с которой   он расстался  много лет назад.
 - Вы кто? – С волнением спросил он.
Он смотрел на меня и, вероятно, не мог понять до конца, что его так встревожило.
- Я  дочь Сарры – Вашего друга из прошлого.
- Сарры?  Вы её дочь? Как Вы меня нашли?
 В его голосе было  сразу выражено столько чувств, что  я смутилась.
-Маша, ты помнишь, я тебе рассказывал о  Сарре, с которой мы в школе дружили до войны?  Это её дочь. Очень приятно познакомиться, - продолжал он, оправившись от неожиданности.
- Да. Да я помню, ты  еще  написал ей  письмо. Вера, прошу к столу, присаживайтесь, будем чай пить.
О, так это его «толстуха» - жена, разлучница – подумала я.  Оказывается,  мама совсем  и не была его невестой, которую он предал?  А шесть лет ожидания и верности, всё это - «коту под хвост»?  Да, надо разобраться хоть немного, что произошло за эти годы с ним и в его семье.
 Небольшой, на колёсиках  стол подкатила Маша к дивану,  заполненный закусками,  и к столу,   где сидела  я за столом.   У  меня от волнения пересохло во рту. Мария  выставила на стол так много  вкусных, давно не виданных, деликатесов, красиво оформленных в бутерброды, что я решила подкрепиться, т. к. прошло много времени, после моего студенческого обеда. Мария быстро положила мне целую гору бутербродов на красивую большую тарелку и придвинула её ко мне.
– Ешьте, ешьте. Вы много времени по Москве гуляли, наверное, проголодались,  попробуйте, прошу Вас.
Я  потихоньку стала жевать, довольно вкусные,  красиво приготовленные бутерброды  с чёрной икрой, колбасой  и другими продуктами и не могла оторвать глаз от Михаила, который  ел, опустив голову. Мне даже не верилось, что  всё  происходит на «яву»,  со мной.  Вдруг я услышала:
 - Вера, расскажите, пожалуйста, о маме.  Столько лет прошло, и такая встреча!  Даже не верится.
 Он действительно был в «шоке» от всего происходящего.  Наверное, он задавал множество себе вопросов:
– Откуда явилась эта  девушка, напомнившая  ему прошлое, его  первую любовь, ту девушку, от которой при одном воспоминании, он терял сознание и приходил в восторг? Какая она сейчас? Кем стала?  Кто её муж?  Любила она его так,  как  меня?
И начался долгий и волнительный  разговор, который затянулся почти до 11 часов ночи.
 Я уже собиралась уходить, как  в комнату вошёл  в  офицерской форме красивый молодой человек. Оказался это был сын Михаила. За время их счастливого брака Мария родила  ему двух сыновей, которые были гордостью  семьи.  Посидев еще немного, я встала, чтобы покинуть этот  гостеприимный, но чужой  для меня дом. Сын  Михаила  быстро встал и помог мне одеться, после чего предложил проводить. А Михаил передал  мне   для  тебя  письмо и свою фотокарточку.       

                ***
 А  дома  Вера мне рассказала довольно интересную историю о жизни   Михаила. 
 Если  коротко  передать всё,  что  узнала моя дочь,  посетив моего  школьного друга  в Москве, то и писать  особенно нечего. 
Приехав  в   Кунцево,  Михаил  с друзьями  в один из свободных дней пошёл на танцы, где и встретил  свою новую подругу,  которая  пригласила его домой, где он   и остался  у неё жить. Вскоре,  он   демобилизовался  из армии, и поступил учиться  в Московский строительный институт на архитектурный факультет,  который успешно закончил.  Из его рассказа Вера узнала, что он принимал участие в создании  знаменитого Московского здания – «Дом  книжка» и многих других  выдающихся  зданий в Москве. За это время  Мария родила ему двух прекрасных сыновей,  с одним  из которых  Вера познакомилась.  Оба сына  стали офицерами  и были, действительно, гордостью родителей.  Вот и всё. Видимо каждый получает  то, что ему предусмотрено судьбой «Свыше».
  А почему ему после стольких лет страданий и лишений, что он испытал во время войны не пожить нормальной человеческой  жизнью?  Жизнь и судьба  расставила всё на свои места. Я бы ему в то время ничего не могла дать, кроме своей любви и преданности, живя  в студенческом общежитии  с еще  двумя  студентками, пользуясь самыми примитивными способами, чтобы  растопить печку-времянку, питаясь в столовой, где я ни разу не поела вкусной и полезной еды. А что меня ждало по окончании института?  В те годы -1948,  я была подневольным  врачом, которому даже не вручали на руки диплом об окончании медицинского института, а по «распределению» направляли в самые отдалённыё места, где  жили  раньше   ссыльные. Конечно, тогда я не могла всё так здраво рассуждать,  мне было  тяжело справиться с потерей любимого человека.  А душа  и сейчас не может мириться с изменой и предательством.  Не первый и не последний раз я ставлю  точку, за кусочек прожитой жизни и говорю себе:  - Спасибо, Господи,  что я смогла   простить и не озлобиться «на всех и вся». 

                *** 
                21.ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

А  годы учёбы  в институте продолжались своим чередом. Это было прекрасное время, когда  юность брызжет потоком эмоций, и  надежда еще не умерла от первого предательства и разочарования  людьми. Это был  конец 1947 года, когда  я   встретила  молодого человека, только что вернувшегося  после демобилизации из армии  -  двоюродного брата  моей подруги – Клавы, которого мне  «сватали»  все эти годы  её тетя с дядей. Я  познакомилась  с Эммануилом  уже почти заканчивая пятый курс   Он был  очень красивый молодой человек, повидавший жизнь, женщин, как мне по секрету сообщила его сестричка. Я даже заподозрила, что моя подруга не ровно  « дышит» на своего двоюродного брата, как говорят в народе, когда  - и сам не  «ам»  - и другому не дам. Но, не смотря на его  проявления  внимания  ко мне,  сердце моё он не тронул. Возможно, потому что Клава продолжала мне представлять Эму, как  человека, у которого было  на Дальнем Востоке, где он  воевал,  а потом  служил в армии,  много  «романов», что меня сразу  от  него отдалило.
 Каждый раз, когда я приходила к Клаве,  меня радостно встречал Эммануил  и старался  не отходить от нас. А  в конце моего визита, Эммануил всегда меня провожал домой до общежития, где мы и расставались. Он ни разу не позволял себе никаких вольностей или намёков на что-то  непозволительное для девушки. Мы были почти ровесники, и общаться с ним было мне  интересно. Он не был особенно  многословен, но мне было хорошо  и  спокойно с ним, как с родным братом.  Я  немного рассказала Эмме  о себе, о своей первой неудавшейся любви, и   услышала от него очень умные  слова:
  - Все проходят через такое испытание,  это проверка  временем наших чувств - настоящие они или нет. Пора тебе всё выбросить с головы, и начать всё сначала.
Время подходило к завершению учёбы на пятом курсе  Мединститута. Я с отличием сдала государственные экзамены и ждала получение  «путёвки»  по распределению из Министерства Здравоохранения на работу.
 За полгода до окончания учёбы,  представитель из «Центра» каждому студенту сообщил место работы, куда он обязан  прибыть  на работу по приказу Минздрава  после окончания ВУЗА. Мне была выделена путевка на работу в Ставропольский край, где проживали мои родители. Таких путевок было всего  не более трех-четырех. Видимо, было учтено, что я  много лет была членом Профкома, отвечала за культмассовую работу в нашем институте, за что даже была награждена  медалью.  Таких «дефицитных» путёвок было еще не более десяти - в Краснодарский край. Всех остальных молодых врачей распределили во все концы нашей необъятной   Родины, вплоть до самой Калымы.  После выпускного вечера я вдруг узнала, что некоторым студентам поменяли «путевки», т. е. место назначения на работу.
 В это время меня пригласила семья  моей подруги Клавы  отметить у них  моё «великое» звание врача. Я пришла на праздничный обед, где, действительно, был приготовлен торжественный приём. Дорогие мне люди все эти годы заменяли мне родных,  где я чувствовала  у них себя, как дома.
Когда  вся семья  села за празднично накрытый  стол, а я, как «виновник торжества», была посажена рядом с моей подругой Клавой  с одной стороны, а  с другой -  с  Эммануилом, был произнесён  торжественный тост хозяином дома – отцом Клавы. Держа  в руке  бокал с вином, он не только поздравил меня  с окончанием Медицинского ВУЗА и получением высокого звания врача, но,  вдруг, торжественно заявил, что  их семья  была бы рада, чтобы я  стала родным им человеком, став невестой Эммануила.
Я так растерялась, что в первую минуту потеряла дар речи, зарделась румянцем и смотрела на всех невидящим взглядом,  не в силах даже что-то ответить на столь   внезапное предложение. Для меня всё это было настолько неожиданно, что я  не могла принять их добрые намерения так, как этого они хотели. Я не помню, что я «пролепетала» в ответ на торжественный тост, но, кажется, все поняли, что  я была не готова к такому быстрому ответу при всей честной «компании».
Теперь я понимаю, для чего были нужны «сваты». Хотя сейчас мир обходится  другими способами, чтобы создать семью.
Я  помню, что потом,  когда  я пришла в себя, я поблагодарила моих дорогих и милых друзей за  их любовь и внимание ко мне, сказав,  что  они для меня самые дорогие  люди, умолчав о «сватовстве».  Весь вечер Эммануил был  рядом со мной.  А я баялась лишний раз  посмотреть ему в глаза, как будто в чем-то была виновата, что сразу не ответила положительно на такое предложение.
Отец Эммы  много раз при жизни намекал на  желание  видеть меня  членом их семьи. Но, к сожалению, он ушёл из жизни, так и не повидав единственного сына, вернувшегося с войны.  А теперь его мама и брат её мужа  И. М.  решили  мне  в торжественной обстановке сделать такой «сюрприз», от которого я не знала как прийти в себя. Это была для меня прекрасная партия,  о которой только могла мечтать любая девушка в моём положении, после окончания  института. Но жизненная ситуация или судьба  всё расставила по своему  плану.
  Когда я пришла в институт получать путёвку на  работу, то выяснила, что меня, вместо  Ставропольского Края,   направляют на работу  в    Бурят – Монгольскую С.С.Р.  Я пошла к директору института, чтобы выяснить  причину замены   моей путёвки на работу, которая была мне предоставлена  официально  пол года назад, по распределению   Минздрава.   Он был явно смущён, и как  ни старался мне  объяснить причину,  я поняла, что  нужно  самой ехать в Москву, чтобы решить этот вопрос.
 Только спустя четыре года, после возвращения  из «ссылки», я узнала, что мою путёвку на работу  в Ставропольский Край, директор института был вынужден  отдать    выпускнице  нашего курса,  у которой, якобы, во время выпускного вечера украли дорогое пальто, за которое должен был расплатиться институт или директор лично.  Поэтому была произведена замена – путёвка  в Ставропольский  Край вместо  оплаты за украденное  пальто. 
Такова, видимо, моя судьба - и никуда от неё не уйдёшь. По окончании института в те времена нам не вручали на руки даже диплом  врача, без которого я не могла никуда поступить на работу.  Это был 1948 год. Мы были,  как рабы, которые должны были отработать три года учёбы в институте, согласно направлению Министерства Здравоохранения.  В то врем, кто не являлся на работу по назначению, терял не только право работать врачом и диплом, но мог быть привлечён  к  судебной  ответственности.  Всё случилось так неожиданно, что у меня произошёл нервный срыв, от чего я почти потеряла голос и стала ко всему равнодушной. Мои друзья тоже растерялись, и ни Эммануил, ни его близкие больше не напоминали  мне о своём предложении.
 Вскоре я  со своим новым назначением  поехала домой к родителям в село Петровское.

                ***********
   
Мои родители, узнав об изменении  моего места работы, были очень обеспокоены, т. к. надеялись, что я буду жить недалеко от них. В связи с окончанием учёбы в институте, мне родители сделали подарок, прислав деньги, чтобы я сшила себе пальто  и красивое платье на выпускной вечер. До сих пор у меня было демисезонное пальто, полученное  в подарок от американцев для пострадавших граждан от войны. Это было  пальто изумрудного цвета и костюм из плотной ткани чёрного цвета. Как я радовалась, получив тот подарок, т. к. в те годы я ничего не могла себе позволить купить, да и в магазинах ничего не было.
А в  1948 году можно было в ателье заказать себе  из их материала уже красивые вещи. Я об этом пишу потому, что, имея направление  в Ставропольский край, я сшила себе очень красивое  демисезонное драповое пальто,  бежевого цвета по последней  моде с модным беретом из этой же ткани, пригодные для климата в наших краях.
 Получив назначение на работу  в Сибирь, я была  не готова вообще к такой внезапной перемене места жительства. Мои родители были очень встревожены моим новым  местом работы и состоянием  моего здоровья.
На домашнем «совете» папа с мамой решили, что я прежде, чем ехать на работу, должна в Москве пойти  в Минздрав и потребовать возвращения мне предыдущего назначения на работу в Ставропольский край. Но больше всего меня взволновало решение их не отпускать меня одну в  Бурятию. И как я не отговаривала их, и ни  приводила доводы, они настояли, чтобы  моя «храбрая», еврейская  мама  поехала со мной в Сибирь.
Я знала, что никакие доводы и протесты с моей стороны  не будут иметь успеха. Моё здоровье тоже напугало родителей.  Я потеряла голос и говорила с трудом - еле слышно. Мы собрали все необходимые вещи и целый  чемодан с медицинскими справочниками, лекциями по  всем  важным заболеваниям. В последний день отъезда из Краснодара, я купила в аптеке   «Малый  хирургический набор», который меня много раз выручал потом  в далёкой Бурятии.
 Прибыв в Москву, я зашла в Министерство Здравоохранения и потребовала объяснить мне, почему мне заменили место работы. Я попросила, чтобы мне   обменяли  имеющую  у меня на руках путёвку, на   Ставропольский край, как было указано мне пол года назад.   Но мне не могли ничего уже изменить, т. к. всё уже было решено  «свыше» раньше.
Пробыв сутки в Москве, где у нас не было никого из знакомых и друзей, мы  сели  на  поезд, который довёз  нас, почти через всю страну в Улан Удэ - столицу Бурят Монгольской С.С.Р.

                22.УЛАН  УДЭ
 
 По прибытии  в столицу, мы  остановились в центре города в прекрасной, современной гостинице, недалеко от  Дома Правительства и Министерства Здравоохранения. Стоял теплый еще  сентябрь. Город был  залит солнцем, множество зелёных деревьев  и красивые новые здания,  производили  хорошее впечатление. За время войны сюда прибыло много   эвакуированных людей, что  дало толчок к развитию республики, которая не пострадала от войны.
Я помню, как я в первый день пребывания в столице, вышла   из гостиницы в своём новом, красивом пальто и берете, и идущая со мной рядом женщина, внимательно смотря мне в лицо, спросила:
 -  Вы артистка? Откуда Вы приехали?
- Нет, я не артистка. Я врач, приехала  издалека, из Ставропольского Края.
Она еще раз осмотрела меня с ног до головы  и, улыбнувшись мне,  сказала:
 - Это хорошо, нам здесь - очень нужны врачи. 
 Мне бы надо было почувствовать, что моё пальто  и шляпа вызовет определенную реакцию и в Министерстве, когда предложат  мне место работы в их республике. Но об этом я вообще не могла и подумать. Так и случилось. Придя на приём в Минздрав, я получила направление  в самое дальнее от железной дороги  и  цивилизации  село - Еловка, расположенное  в Тункинском  районе, где никогда не было раньше врачебной  должности.   
Мне с мамой пришлось ждать  несколько дней,  пока  прибыла  машина из этого села, т. к. я самостоятельно ничем бы не смогла доехать, имея багаж  и не зная дороги. В какую местность мы  ехали, я даже преставления не имела.
 Но я была комсомолка, доктор по всем специальностям, красавица в новом пальто, да еще и в сопровождении родной еврейской мамы, которая, жертвуя своим  мужем и нормальной жизнью, прибыла на «край света» с любимой доченькой.
У меня от всего  пережитого вдруг  «прорезался» мой «замечательный» голос, и я могла нормально вести переговоры о своей новой работе, не представляя даже, что меня ждёт в ближайшем  будущем.
 В Минздраве мне показали карту Республики, где я  нашла Тункинский район, граничащий с одной стороны с Саянскими горами, на севере - с Монголией, а на юге – с Иркутской областью. Рядом  с озером  Байкал, я увидела,  железную дорогу, которая  заканчивалась, не доходя  до моего района. Мое   новое место жительство я нашла у самой реки  Иркут, которая протекала  вдоль горного хребта.
 Давая согласие ехать в Тункинский район, я предварительно договорилась  с отделом кадров Минздрава о моём желании работать в будущем врачом - окулистом, предварительно пройдя соответствующую специализацию. Так как в этом районе не было такого специалиста, они  обещали мне, что через год смогут предоставить мне такую специализацию. 
Еще учась в институте, я наметила для себя цель – стать врачом – окулистом. То ли моя близорукость меня влекла к этой  не лёгкой  профессии,  то ли учёба на кафедре была так поставлена, что  и после сдачи экзаменов по глазным болезням, я продолжала  посещать эту кафедру  до конца учёбы в ВУЗе.
 Пока я  с мамой ожидала  машину из моего нового места работы, мы познакомились с выдающимися местами города. Особенно мне понравился оперный театр и городской парк, где я впервые увидела массовый  бурятский танец, в котором принимали участие множество девушек и парней,  которые,  образовав  красочный круг, и  держась  за руки, плавно качались из стороны в сторону. Это напоминало  огромную лодку, летящую то в одну,  то в другую сторону. Что–то завораживало в этом массовом танце и очаровывало.
Но всему бывает конец, так и в этом случае - кончилась идиллия, и наступило время покинуть столицу. За мной   заехали, наконец,    на  машине – «Полуторке»   из Еловки, в которой сидел  кроме шофёра  еще  один  человек,  прибывший в столицу по  делу. Как потом я узнала – это был  председатель колхоза. Так началось моё знакомство с  представителями  власти из этого села. Моя  мама села в кабину рядом с шофёром, а я с еще  несколькими людьми  села  в кузов, на  «скамейку» из доски. Рядом со мной сидел  председатель колхоза, который уступил моей маме место в кабине  машины. Дорога была довольно длинная.  Около 400 –х километров надо было проехать от  столицы  до моего места назначения.  Пока мы ехали по автотрассе не чувствовалось большой тряски, но переехав на просёлочные дороги Тункинского района, я молила Всевышнего, чтобы машина выдержала  высокие перевалы по грунтовой дороге. 
Как ни трудна была дорога, но мы к средине дня всё же достигли моего нового  места жительства.  Машина привезла меня и маму на край села  к большому дому, окружённому высоким забором. Нас встретила у калитки, средних лет красивая русская женщина  с парнишкой, лет десяти.  Видимо они услышали приближающуюся машину, и вышли нас встретить. Когда мы, наконец, спустились на благодатную землю Бурятии, я была уже счастлива тем, что благополучно  добралась до  Еловки.    
Сопровождающий нас председатель колхоза подошёл к стоящей у калитки женщины,  и сказал:
 -  Принимай, Андреевна, докторшу с мамой. Что нужно будет - поможем.
Я тоже познакомилась с моей хозяйкой  дома, где  мне предстояло жить с мамой. Когда мы ехали в машине,   Александр  Петрович  сказал мне, что для меня приготовлена большая, хорошая  комната у одной крестьянки, которая живёт одна с небольшим сыном   и старушкой – тёщей.
Нам помогли внести вещи в дом, и я, войдя в чистую, светлую горницу, поняла, что  здесь можно будет нормально даже жить. На окнах висели красивые занавески,   железная кровать была   покрыта  покрывалом, комод,  небольшой стол и два стула стояли у окна. Я уже не помню  точно, что еще было, но стало ясно, что нужна еще одна кровать для мамы.
 Я спросила хозяйку дома, которая представилась мне, как  Андреевна:
-  А как насчёт еще одной кровати, Андреевна?
- Есть кровать, только надо за соломой сходить для матраса.
-Куда идти  надо? Это далеко?
-В колхозный двор, там и набьём мешок с мягкой соломой.
 Пока я с мамой  распределяла наши вещи в большой комод, Андреевна  приготовила  чай  и  пригласила нас к себе в  прихожую, где была большая русская печь, плита рядом с ней и огромный  стол, вокруг которого стояли  две длинные деревянные скамьи. На столе  красовался  большой, медный самовар, из которого раздавалось негромкое шипение, глиняный горшок  с молоком  и   чайные    «приборы», состоящие из  неглубоких, больших чашек. Я положила на стол, привезенный из  Улан Удэ чёрный хлеб  и сахар. За стол уселась вся семья Андреевны - её тёща - Ивановна и сын – Илья. В  чашки нам положили  кусочек  прессованного чёрного чая, который заваривался прямо там.  Андреевна  поставила на стол казанок с  картошкой и сказала:
 - Пока  поешьте  горячую картошку с молоком, а потом чаем напьёмся.   
Обед скоро кончился, и я со своей хозяйкой дома пошла  на колхозный двор за соломой для матраса на кровать.  Там мы разыскали главного «начальника» этого  двора и он не долго размышляя,  привёл нас к нужному месту и велел одной еще женщине помочь Андреевне набить мешок с сеном.  Пока я разглядывала сеновал, ко мне подошёл, довольно молодой  мужчина и спросил:
- Вы докторша?  Пойдёмте  со мной.  У  Нюрки живот с утра  болит. Плачет  и кричит она.
-  Давно болит?  А фельдшер  где?
-Да он уехал в другое село. Люди   сказали, что  Вас видели. 
К нам подошла моя хозяйка и сказала:
- Да  рожает она,  давно с животом ходит.
 Я посмотрела на мужчину, который  в смущении стоял рядом, и сказала:
- Пошли, я ведь еще и в амбулатории  не была. Зайдём вначале ко мне домой - надо взять  кое-что для родов.
Моё состояние трудно описать словами. Я еще не успела прийти в себя после долгой и тяжёлой дороги, не смогла  даже разложить нужные мне вещи  на место. Книги и  фонендоскоп были в чемодане  не распакованы. А главное, надо было начинать свой первый рабочий день с приёма родов,  что было для меня  тяжелее всего. Ведь, учась в институте, мне ни разу не приходилось самостоятельно принимать  роды.  Нам не доверяли это делать. Мы, обычно, стояли  только рядом, и  наблюдали, как акушерка принимала роды. Зная даже хорошо теорию, но,  не имея практики, трудно быть уверенным в этом ответственном  деле. Дома я быстро собрала нужные мне  вещи   в свою сумку. Маму я попросила меня не ждать и вовремя лечь спать, т. к. роды могут затянуться до утра.

                23. СЕЛО ЕЛОВКА

Этот день был для меня самым ответственным и важным. От  того, как  я проявлю себя, принимая роды, зависело многое – и моя  репутация врача, и дальнейшее отношение и доверие  жителей села ко мне. Я, конечно, ничего об это и не думала тогда, т. к. главное  для меня было – скорее   увидеть роженицу и разобраться конкретно, что с ней. 
Зайдя в дом, меня  встретила пожилая женщина, которая  попросила зайти  к роженице.  Я сказала ей,  что прежде, чем  я туда пойду,  мне  нужно снять пальто и помыть руки. Она быстро взяла моё пальто и платок,  который я теперь одевала вместо берета и, повесив их на вешалку, провела меня к умывальнику. По дороге, чтобы не терять время, я у неё спросила:
- А Вы кто?  Как Вас зовут?
- Я свекровь Нюрки. Степановна я.
- А я Савельевна,  новый  доктор. Не волнуйтесь,  скажите мне – это первые роды  у Нюры?   
- Да, первые. Год как  поженились.
 Я попросила вскипятить воду, которая мне понадобиться в дальнейшем и приготовить чистые простыни и полотенца.
Пока я мыла руки и задавала  вопросы  Степановне, из  небольшой комнаты, за печкой, вышла пожилая женщина, которая была приглашена  сюда  «на  роды». Она посмотрела на нас и сказала:
 - Туго будет. Устала  она. Кажись, задремала  Нюрка. Пусть, малость отдохнёт.   
-  Ивановна, это новый доктор.
- Вижу, Б- г в помощь. Пойду,  домой  пора.
- Спасибо тебе, Ивановна. Заходи.
 Я взяла свою сумку  и направилась в большую комнату – горницу, чтобы,  наконец, увидеть свою первую пациентку.
- Не…  Нюрка  там,  за печкой.   Негромко сказала  свекровь.
С этой минуты  я поняла, что  «парадом командовать должна я».  Зайдя «за печку» в небольшую, узкую комнату, где стояло подобие кровати, я  увидела  молодую женщину,  которая, прикрыв  глаза, тяжело  дышала. Керосиновая  лампа освещала всю убогость комнаты. Я еще  не была знакома с традициями этой местности, где  роды считалось «грязным местом»  и  проводились в таких  антисанитарных условиях. Не говоря уже о том, что невозможно было нормально  в таких условиях проверить положение плода и вести  роды,  но и надеяться на получение здорового ребенка – тоже не было гарантии.
 Я заявила всем членам семьи, что в таких условиях принимать роды невозможно, и попросила их приготовить в большой комнате все необходимое, для приёма родов, и перевести  Нюру туда. Все было сделано под моим наблюдением. 
Когда я, наконец, осмотрела  роженицу, я  поняла, что потребуется  ввести  лекарство для стимуляции родов, т. к. у неё были симптомы  «родовой  слабости». К счастью, я  привезла такое лекарство, купив его в   Краснодаре,  вместе с малым хирургическим набором  в аптеке, т. к. знала, что оно  сможет понадобиться мне в первую очередь при приёме родов  в таких случаях. К моему великому счастью, все  обошлось хорошо. К  утру я приняла здорового, доношенного   мальчика, обмыла его в теплой воде, обработав по все правилам пуповину. Нюра  чувствовала себя прилично и все были счастливы   и довольны. Больше всех была рада, конечно,  я, т. к. впервые,  лично  своими руками  помогла  рождению человека.
Когда я вернулась домой,  меня  сразу  окружили  мои  домочадцы, которых  интересовало всё, что произошло в моё отсутствие. Я уже с порога двери  торжественно заявила:
 -  Родился мальчик!  Всё в порядке, все живы и здоровы.
 Мама обняла меня и  стала  целовать, причитая:
  - Слава  Б-гу, всё хорошо, что всё уже закончилось. Я не могла уснуть, молилась, чтобы  роды прошли благополучно.  Сарра,  ты ничего, конечно, не ела? Садись за стол. Уже приходили к тебе  люди. 
- Мама, не волнуйся, я попила чай там, после родов, пока ожидала  выход последа. Всё нормально. Только хочется умыться и часок хотя бы поспать.
 Моя новая хозяйка тоже стояла  рядом и, подойдя ко мне, сказала:
- Это хорошо, Савельевна, что родился живой мальчик. Теперь «наши» Вас «примут»,  и в обиду не дадут.
Я  поблагодарила её за добрые слова, хотя не совсем поняла до конца их смысл.   
 Так началась моя работа в Еловке. Когда я попросила Ильюшу проводить меня в амбулаторию, он сказал:
  -  В  Сельсовет пошли. Там   у нас амбулатория.   
Я с трудом могла себе представить, как  можно в Сельском Совете принимать больных, где здоровые люди   общаются с больными. Когда я пришла в Сельский Совет, то у порога встретила несколько людей, которые  стали здороваться со мной  так доброжелательно и с таким  уважением,  как будто явилась к  ним давняя  знакомая.  Я тоже вежливо поздоровалась с ними, и спросила: 
- Вы к  председателю? 
- Да, у него люди. Ждем, когда выйдет,  поговорить надо.
С председателем я решила пока не встречаться. Подошла к двери, где  было написано:  «Амбулатория» и часы приёма. Несколько человек сидели, ожидая  своей очереди.  Увидев меня, они  поднялись со скамейки, и поприветствовали меня,  как старую знакомую. Видимо, весть о прибытии  врача и приёме младенца, разнеслась уже по всему селу. Через минуту открылась дверь «Амбулатории» и вышел молодой паренёк в белом халате, а за ним  женщина, которая была у него на приёме. 
–  Доктор! Здравствуйте!  Проходите! - и он, пропуская меня вперед, закрыл за собой  дверь.
–  Какое счастье, что Вы  уже здесь. Проходите, садитесь  - и он показал мне на  стул у небольшого столика, заваленного   медицинскими карточками. 
Я мельком взглянула на крохотную комнату, не более шести квадратных метров, где  вдоль стены стоял узкий топчан, покрытый простынёй,  а на стене висел небольшой  шкафчик для медикаментов. Одно окно тускло освещало это убогое медицинское заведение под названием «Амбулатория». 
-  Да, коллега,  не  очень Вас тут  жалуют. Я и представить себе не могла, что такое увижу. Давайте знакомиться. Зовут меня - Сарра Савельевна  Гринберг, приехала   из Краснодара.   
-  Очень  приятно,  а  меня  все    Петром  называют.  Я второй год как работаю здесь после  окончания Медицинского Училища в  Улан Удэ.
- А кто еще с Вами работает в амбулатории? Есть медсестра, санитарка? Ведь Вы обслуживаете три села  в радиусе до 20 километров?  Мне так представили  в Минздраве этот врачебный участок.
- Всё на бумаге есть, а в  действительности  - далеко не так.
Когда  я подробно выяснила все детали, что из себя представляет  «Врачебный участок – Еловка», мне стало ясно куда я попала. Надо было срочно встретиться с  Председателем Сельсовета, который  был хозяином этого села.
Я попросила  Петра  продолжить приём больных, а сама решила пойти к председателю Сельсовета, чтобы  выяснить подробнее о врачебном участке.
 Он встретил меня довольно сдержано, показывая, что очень занят,  в чём я скоро убедилась. Пока я у него была, несколько раз  раздавался  телефонный  звонок из Райцентра,  связанный с  уборкой  урожая и доставкой его  в нужное место. Разговор  у нас не получился. Единственное, о чем  мне удалось узнать, это  то, что   дом под амбулаторию уже  давно построили, но ни как  не могут его закончить.
.- Доктор, я Вам обещаю, как только закончим сдачу зерна государству  – так построим  амбулаторию. Подождите,  будет у Вас амбулатория новая для работы.   
Когда я вышла от него, я встретила ожидающего меня  Петра.
- О, хорошо, что ты закончил приём. Петр, скажи мне, а где дом  построили для  амбулатории, о котором мне председатель сейчас сказал?
- А – это тут рядом. Он уже два года как стоит, но никто его и не собирался заканчивать. Одни стены да крыша, ни окон, ни дверей нет. Пошли, покажу.
Мы  уже через пять минут были у недостроенного дома для амбулатории. Это была обычная   изба,  с крышей и пустыми глазницами для окон и дверей. Полы тоже не были покрыты досками, и весь вид здания напоминал  брошенную, никому не нужную «хижину». Мне стало ясно, что работать в тех условиях, которые есть сейчас, я долго не смогу, и надо добиваться, чтобы уже к зиме  был закончен дом, где можно будет вести  нормальную работу  на этом врачебном участке.
 Иначе - я потребую другой  врачебный участок, где смогу хоть как–то отработать свои три года и получить  диплом врача, который нам обещали выслать только по прибытии на место  работы.
После возвращения  в помещение, где находилась амбулатория, я  попросила  Петра познакомить меня с моим «Врачебным участком». Зайдя в помещение, Петр показал  мне, как он вёл   работу. Когда я познакомилась с ведением  документации, мне стало ясно, что всё было на самом примитивном уровне. Надо  было начинать всё с нуля.
 Не хочу подробно останавливаться  как,  и с кем,  я «воевала», пока добилась, что  к началу зимы была предоставлена  в моё  распоряжение  новая  амбулатория, на котором красовалась надпись:  « Амбулатория», а на наружной двери – часы  работы  и приём    врача.
В штат амбулатории были зачислены к имеющейся  должности  фельдшера, должность – медицинской сестры и санитарка. На должность санитарки мне «выделили» девушку, которой еще не было и  восемнадцати лет, худенькую и очень старательную. Звали её  Нюра. Она  закончила не более четырех классов в Еловской  начальной школе.  Мне было интересно узнать её поближе. Как я выяснила  потом, она никогда не видела даже  железной дороги  и  поезда, т. к. не бывала  нигде, кроме своего села.
Должность медицинской сестры  занимала женщина средних лет с дипломом аптечного провизора.  Она тоже относилась к моему врачебному участку. Я её звала Мария Ивановна,  а остальные люди в селе – просто «фельдшерица». Она фактически обслуживала  только одно село Гужиры, посещая больных на дому, или у себя дома. Они приходили к ней домой  только по необходимости.
  Примерно через два месяца   после моего приезда, можно было переходить работать в новое здание амбулатории, которое построили колхозники  этого села  в довольно короткий срок.
В новой амбулатории по моему «плану» было  спланировано несколько комнат:
1. Прихожая, где была вешалка для верхней одежды.
2. Длинный коридор, где стояли скамейки, на которых сидели больные, ожидая  своей очереди  на приём к врачу и по другим вопросам.
3 Комната для приёма больных врачом.
4 Процедурный кабинет, где  проводились  различные   процедуры  и инъекции. 
5Аптека - маленькая комната с небольшим окошком в коридор.   
6 Подсобное помещение для хозяйственных нужд.
 Здание отапливалось печью, сделанной умельцем из нашего села, которая  обогревала все комнаты.  Имелась  еще небольшая плита, где мы могли кипятить медицинский инструмент и  воду.
 Колхоз выделил нам дрова, которые были сложены недалеко от здания.  Рядом с  нашим   домом  был колодец, откуда  Нюра  приносила в вёдрах воду.
 Ни  электричества,  ни туалета, ни водопровода  не было у нас, как и во всём селе. 
Прошло  более двух месяцев, как мы обосновались в Еловке и, я  стала, понемногу, привыкать к  сельской жизни. Я  получала,  по тем меркам жителей села, хорошую зарплату - как  заведующая сельским врачебным участком  -70 рублей,  фельдшер – получал – 45 рублей,  а санитарка – 30 р.
С наступлением зимы,  я всё чаще стала думать о возвращении мамы домой, т. к. отцу одному  в селе Петровское было непросто жить. В своих письмах он  просил меня отправить маму к нему.  Зима пришла так быстро, что не успела я  оглянуться, как  морозы «ударили»  в полную силу.  Моё пальто  мама утеплила,  подшив ватную прокладку, а при поездке в дальние села, я одевала  еже тулуп, сделанный из  настоящей «дублёнки» - на меху. Пока мама жила со мной, я была освобождена от всех домашних дел.
 Мне, как врачу, выдавали   некоторые продукты из колхоза: картошку, молоко, (которое  давала мне  моя хозяйка каждый день по одному литру) и еще какие то продукты, за что я каждый месяц  платила в колхозную кассу, определённую сумму денег.
 В Сельпо мне, как врачу, каждый месяц   продавали муку, сахар, кукурузную крупу и другие продукты. Хлеб не привозили  в магазин, и приходилось  печь  лепёшки.
 Карточки на продукты питания и хлеб  уже  были отменены по стране, но «норма» еще сохранялась на «дефицитные»  продукты, которые получали  только учителя и медработники. Остальные   жители   села ничего в  Сельпо кроме спичек, соли, мыла и  некоторых еще вещей купить не могли.
 Я как врач имела еще одну привилегию – мне не надо было платить за квартиру.
 Во всём селе была только одна  машина  - «полуторка», которая зимой чаще  находилась  на ремонте. Из-за этого я не могла  никак отправить маму  домой, т. к. только на машине можно было нам  «добраться»  до  железнодорожной станции – Слюдянка, где  я должна была  посадить её на поезд, следующий до Москвы. Оттуда она уже могла  следовать в Ставропольский край. Опять предстояло моей маме  проехать около шести тысяч километров пути – теперь уже с  Востока на Запад.
 Наконец в один из «прекрасных» дней, мне предоставили такую возможность. Был  конец  ноября, стоял  тридцати  градусный  мороз.   Я в меховом тулупе, одетом поверх моего пальто, села в кузов нашей  «полуторки», поместив маму  в кабину шафёра, чтобы  двинуться в довольно не безопасный путь, который надо было преодолеть  по заснеженной дороге  в течение  нескольких  часов.    
С «Божьей» помощью все обошлось хорошо, и я смогла отправить маму  домой, куда она благополучно  доехала, где её встретил счастливый муж. 
А моя жизнь в Бурятии только начиналась. Я подружилась с женой председателя колхоза, Анной Петровной - молодой и красивой учительницей нашей школы, куда изредка заходила, чтобы отвести «душу». Ее муж, Николай  Семёнович очень мне помог  в  завершении  работы  и открытии  амбулатории. Как я поняла, вся жизнь в селе держалась в основном на правильном распределении работы  председателя колхоза, а Сельсовет только  давал распоряжения и получал «сверху» указания.
Самым трудным оказалось для меня вызовы к больным и приём родов  на дому в дальних селах,  куда приходилось ехать  в повозке или на санях зимой, запряженных лошадью или волами в любое время суток.
 Было несколько тяжёлых случаев  в моей  практике при приёме родов. Особенно запомнился мне вызов к роженице в село - Ахалик, которое находилось от Еловки   около двадцати километров.  Как-то, к вечеру приехал за мной мужчина  лет пятидесяти на  «двуколке», где вмещались только  двое.  Более недели шли дожди, и размыло грунтовую дорогу. Особенно опасно стало нам ехать, когда проезжая   вдоль реки  Иркут, мы продвигались по довольно узкой размытой дождями дороге, которая была с другой стороны охвачена высоким  горным хребтом.  Когда мы стали подъезжать  уже к селу, спускаясь с довольно крутой горы, лошадь пустилась  бежать, и возчик потерял на миг управление. Повозка закачалась и стала клониться в бок. Внезапно мужчина спрыгнул с повозки, и изо всех сил натягивая вожжи,  стал приостанавливать бег лошади. И пока мы не спустились с этого опасного места, он всё время бежал рядом с лошадью. 
К счастью всё обошлось хорошо. Мы приехали уже ночью.  Пришлось снять мокрые вещи и переодеться, после трудной и опасной дороги.   
После этого я села  за стол, где красовался  медный самовар, и стала  пить горячий чай, чтобы хоть немного согреться и прийти в себя.
 Мне   тут же  хозяйка дома рассказала, что  два дня назад они пригласили «повитуху» - Матвеевну принимать роды  у невестки. Живя далеко от врача, они по старой памяти,  позвали Матвеевну, чтобы не ехать в дождь «за  тридевять земель». И только после того, как их невестка,  Аннушка, уже выбившись  совсем из сил,  «перестала  рожать»,  они послали за мной  хозяина дома. Сын их, как она сказала,  уехал на заработки и ничего не знает.    
Когда я осмотрела роженицу, мне стало ясно, что  имею дело с очень тяжёлым  случаем, с которым в домашних условиях будет очень трудно одной мне справиться. У неё было неправильное положение плода на фоне выраженной родовой слабости. Сердцебиение плода я тоже не прослушивала. Здесь необходима была  консультация хотя бы еще одного  участкового врача с большим опытом работы или срочно отправить роженицу в районную больницу, где  в стационарных условиях  можно было провести необходимые обследования  и правильно решить   этот  случай.
Я объяснила   родственникам  Анны, что нужно привести  врача из села Тунка, которое было сравнительно недалеко от села Ахалик.  Но это было  тоже не лёгким делом, т. к. чтобы попасть в это село нужно было переплыть на лодке через реку Иркут.
 Через два  или три часа прибыл  очень опытный фельдшер - Петр Степанович, который,  более двадцати, лет  работал  вместе с врачом в Тунке.  За это время  я дала роженице лекарство, чтобы она отдохнула и набралась сил, т. к. предстояла ей очень тяжёлая «операция» - извлечение мёртвого плода из матки. Я предупредила родственников,  что предстоит  удаление мёртвого плода,  т. к. теперь уже  стал  вопрос  о  спасении жизни самой роженицы. 
Петр Михайлович после тщательного  осмотра роженицы, подтвердил мой диагноз, и мы поставили родственников в известность о предстоящей  манипуляции. У  Анны очень резко поднялось артериальное давление, и пришлось решать эту проблему. Чтобы извлечь плод, нужно было изменить положение его. Этим занялся  Петр Михайлович. Под  утро мы закончили извлечение плода  и последа. Анна потеряла много крови, и чувствовала себя очень слабой. Но главное мы достигли – спасли жизнь матери. Все были очень удручены, что так закончилась первая беременность у Анны. Я потребовала, чтобы Анну отвезли в Тункинскую больницу, где могли восстановить её силы, и не допустить послеродовых осложнений.  После  осмотра  Анны,  я  написала  ей направление в Тункинскую  больницу и выехала на двуколке домой.
Кроме трудностей в приёме родов, которые оставили след в моей памяти, вспоминается тяжёлая эпидемия  скарлатиной у детей в  Еловке. Это случилось зимой.
Первый случай я диагностировала у ребёнка  восьми лет. Как всегда все  неожиданности  - по закону подлости, случаются ночью. Я  спала, когда меня разбудил стук  в окно.
 Я уже привыкла к такому «сигналу» о помощи. Когда я открыла  дверь, вошла заплаканная женщина, и сказала мне:
 - Савельевна,  Колька  горячий весь,  хрипит, плохо ему. 
 - Когда заболел?
- Вот уже два дня в школу не ходит, горло болит. А сейчас совсем плохой.
Я  оделась и, захватив свой  небольшой чемоданчик «скорой помощи», пошла  к больному ребёнку. Осмотрев ребёнка, я заподозрила у него инфекционное заболевание – скарлатину. У него ярко были выражены  на лице начальные признаки  этой болезни. Жила эта семя, как и другие семьи  по своим правилам.  Все дети, обычно спали наверху,  на тёплой печи. Стал вопрос, как отделить больного ребёнка от здоровых  детей, которые пока не проявляли никаких признаков болезни? 
Этот случай  был первым  не только в моей работе здесь, но и, учась в институте, я не встречала таких больных детей в институте.
 Только к утру  я смогла уйти от больного ребёнка. Температура немного снизилась, и дыхание стало  лучше.
 А мой рабочий день начался с доклада  в Райздравотдел, о первом случае  с подозрением на  скарлатину. Я попросила прислать ко мне инфекциониста или педиатра для подтверждения диагноза и помочь организовать изолятор для больного ребёнка. Но жизнь шла своим чередом. И так,  в течение  пяти  дней, я каждую ночь  спасала  больных детей  от  инфекции, которая   распространялась с такой быстротой, что могла поразить всех детей в селе. Я поняла, что срочно нужно закрыть школу, и  всех  больных детей  изолировать в помещении школы, организовав там «стационар», т. к. иначе распространение инфекции мне не остановить. Я получила добро нашего сельского начальства, которым я нарисовала такую страшную картину, что они, действительно испугались за жизнь детей, и все мои указания выполняли  сразу.
В школе  я организовала   « больницу». Родители больных   детей   привезли из дома  кровати,  (столы и стулья были в школе). Женщины по очереди ухаживали за всеми детьми,  кормили их лёгкой пищей, принесенной из дома, соблюдая всё правила гигиены и мои назначения.  В это время  меня часто  в амбулатории  замещал  мой  фельдшер – Петр.
Только на шестые сутки  ко мне приехала, наконец, районный педиатр из Кырена. Я ей «по дружески» заявила, что,  если и сегодня ночью будет вызов к ребёнку, то попрошу её пойти, т. к. от усталости уже еле держусь на ногах. Я показала Антонине Степановне  больных детей и всю документацию – их  истории болезни. Она осмотрела всех больных, и подтвердила мой диагноз и лечение, проведенное мною.
Но вечером ко мне пришёл муж  Антонины, которая работала продавцом нашего магазина.   Он сообщил, что начались  у Антонины роды. Мне пришлось  пойти  к роженице, которую я наблюдала всё это время. Роды прошли благополучно, но только к утру я вернулась домой.
А за завтраком Антонина Степановна мне  посочувствовала и сказала:
 - Сарра Савельевна, но почему эти роды не пошёл принимать Ваш фельдшер? Ведь вы, действительно, уже столько ночей не спали?  А утром опять работа ждёт Вас на приёме в амбулатории.
- Антонина Степановна, это роженица «особая» - она у нас работает продавщицей в магазине, и с самого начала своей беременности заявила мне, что никому не доверит принимать ребёнка кроме меня. Я пообещала ей, что выполню её просьбу. Мой Петя тоже рад, что я взяла на себя эту трудную и ответственную работу.
 Антонина Степановна более двадцати лет работала районным педиатром в Кырене, прибыв сюда после окончания Московского Медицинского института тоже сроком на три года.  Но вскоре  началась Отечественная  война, а потом  под разные другие предлоги  её не отпускали  с работы, пока она уже и сама свыклась со своей судьбой. 
Прошло несколько дней после отъезда районного педиатра,  и  ни одного нового случая заболевания у детей скарлатиной не было диагностировано.
 После  истечения карантинного срока и проведения  дезинфекции, я разрешила начать занятия в школе. Так закончился еще один трудный  для меня период в моей начальной работе  в селе.
Вспоминается мне еще один довольно ответственный случай из моей практики  в Еловке. 
Как-то вечером ко мне домой пришёл пожилой мужчина из ближнего села – Г…, которое  находилось в пяти километрах от Еловки. Он  явился ко мне с просьбой удалить ему металлическую  стружку, которая попала ему в глаз на работе. Стояла зима,  единственная машина  стояла на ремонте, а на лошадей был  наложен карантин. В районном центре не было  еще окулиста. Отправить  больного в Улан - Удэ  или  в Иркутск тоже было невозможно, т.к. на телеге, запряжённой волами, он  не известно когда бы добрался  до железной дороги.
 Мы пошли в  амбулаторию. Там, при освещении керосиновой лампы  я должна была провести, довольно ответственную операцию. При осмотре глаза, я увидела, что на белковой  оболочке  виднеется небольшой кусочек  металлической стружки. Если бы  у меня был  специальный магнит, то это бы значительно облегчило работу.
  Приготовив всё необходимое для операции, я закапала обезболивающие капли в глаз,  и с помощью стерильного пинцета удалила металлическую стружку. Проведя все необходимые манипуляции,  я  попросила больного прийти ко мне утром в амбулаторию, чтоб продлить лечение оперированного глаза. Через два дня  я ему уже разрешила самостоятельно закапывать  глазные капли дома.  А  через неделю он явился ко мне на приём.
В подарок от больного я получила банку мёда, которую он передал моей хозяйке. Но об этом  я узнала только вечером  дома. В те времена не было у меня ни одного случая, чтобы больные   приносили какие-то подарки. Даже купить у колхозников что – ни будь было не просто. Я почти год не ела мяса, а яйца пару раз мне продала одна жительница села. Основная еда  состояла из молока, хлеба, каш  и картошки. Я имела еще сахар и масло, которое мне, как врачу, продавали в магазине. Сельская жизнь имеет свои преимущества – чистый воздух, экологически чистые продукты и деревенскую баню.
 А  главное - оставляет  след, как прививку, на всю жизнь – знания, полученные в  работе на сельском участке, где  только ты решаешь  судьбу своих пациентов.
Мне хочется рассказать немного о жителях моего села. В этих далёких краях русское население появилось не совсем по своей воле. Моя хозяйка, совсем еще молодая женщина - 35 –ти  лет год назад потеряла своего мужа.
Каждый год колхозники из этого села  ездили на промысел по добыче  пушнины.  Для этого они должны были получить разрешение  из Райцентра от соответствующих  организаций. Как рассказала мне Андреевна,  в том  году очень долго не получали колхозники  нужного им разрешения на охоту.  Председатель Сельсовета сам занимался этим вопросом, связываясь с нужными людьми  из Райцентра. Однажды  председатель Сельсовета сообщил колхозникам, что он по телефону  получил соответствующее разрешение, и «дал добро» на охоту. Но  после возвращения с охоты, колхозникам сообщили, что произошла ошибка, и такого разрешения официально не поступило. Был суд, и все  охотники были осуждены на определённый срок тюремного заключения. А муж моей хозяйки, когда узнал, что будут их судить – застрелился из своего охотничьего ружья. Такая трагедия постигла  ни в чём не повинную семью.
Я подружилась с моими добрыми  хозяевами. Я отдавала в распоряжение  Андреевны весь свой паёк муки, масла, крупы и сахара, и она  пекла «хлебцы» на всю семью, варила каши и щи. У меня,  даже при желании  что-то приготовить, никогда не было времени на это. Бывали моменты, когда я даже нормально покушать не успевала.
У нас была во дворе  банька « по чёрному». Каждую субботу  топилась баня дровами, и дым валил из приоткрытой двери и трубы,  пока не согревалась вода  в котле и само помещение.  Первое моё посещение этой бани чуть не закончилось для меня потерей сознания  не только от высокой температуры воздуха, но потому, что я «угорела» от повышенного содержания углекислого газа. Я еле выбралась из бани, и долго не могла прийти в себя. С тех пор, я мылась  в бане  последней, с приоткрытой  дверью.
Я вспоминаю  Ивановну -  мать   мужа Андреевны. Ей тогда было не более 60 -ти  лет. Целый день она, молча что-то делала по хозяйству,  погружённая  в своём  глубоком  горе. Мне редко удавалось с ней поговорить. Она никогда ни на что не жаловалась и старалась жить как-то  незаметно, никому не докучая.
 А сынишка Андреевны – Ильюша  был настоящим «хозяином»  в доме. Он заносил колотые дрова, убирал в сарае, следил за   коровой, и я не слышала, что бы  мать или бабушка его за что-то отчитывали.  Ко мне все члены семьи относились как к родному  человеку, с большим  уважением.   
После отъезда мамы, я  чаще стала встречаться с женой председателя колхоза – Анной Петровной. Она преподавала в школе в начальных  классах и была  директором  этой школы.  В редкие дни, когда  у меня появлялось свободное время, я любила бывать в их доме.
 После долгих лет ожидания, наконец, Анна Петровна ждала появления   «наследника», и мне  особенно много внимания приходилось ей уделять по этому  поводу.  Это была у неё первая  беременность.  Незадолго до родов,  я порекомендовала ей поехать в районную больницу, чтобы она была под наблюдением  врача  акушера – гинеколога. Перед самым новым годом  Анна Петровна родила здорового мальчика  в   Кыренской  районной больнице. 
 Я вспоминаю  этот случай еще и потому, что первый раз была приглашена на торжество к Анне Петровне и Николаю Семеновичу по поводу рождения ребёнка.
Когда я пришла  к ним, то была удивлена таким большим количеством гостей. Во всю длину горницы  стоял огромный стол, заставленный разными блюдами и  бутылками  с водкой.  Перед каждым прибором красовался большой, гранёный  стакан, куда наливался «драгоценный» напиток после каждого тоста. На одной стороне стола сидели только мужчины, а на другой – женщины.  Так как я вообще никогда раньше не пила водку, то мне надо было сделать вид, что я не отстаю от других.  Я сидела рядом с хозяйкой дома,  и попросила её помочь мне,  куда ни будь  убрать стакан с водкой, т. к. мне нельзя пить. Рядом с нами  стоял большой горшок с цветком, и  она незаметно  вылила туда  «драгоценный напиток», налив  в мой стакан    воду. На сладкое  было  подано очень много вкусных и красиво оформленных кренделей и пирожков.  Потом  каждый  гость произносил  тост и клал в особое блюдо какую-то сумму денег в подарок новорожденному. Я тоже приняла в этом участие, т. к. узнала  еще дома  у своей хозяйки, что положено  у них дарить  в таких случаях. А дальше, с этим блюдом подходили к хозяину дома и торжественно вручали ему, произнося  тост за здравие родителей и новорожденного. Было весело и шумно. Мне повезло,  что в этот вечер  меня никто не потревожил из больных.
 За время работы в Еловке, мне иногда приходилось ездить в Тунку, где была аптека, откуда я привозила лекарства и перевязочный материал. Там я познакомилась с врачом – Еленой Ивановной, которая проработала  на этом участке более 25 –ти  лет. Она занимала большую двух комнатную квартиру,  городского типа, со всеми удобствами. Я иногда оставалась у неё ночевать, чтобы не возвращаться ночью домой, т. к. проезжая через лес  нередко нападали зимой  волки.
 Однажды, находясь у неё,  она  рассказала мне о тяжёлом случае, который произошёл у неё в больнице во время приёма родов, где ей пришлось спасать женщину от кровотечения, т. к. не отходил нормально послед. Она подробно объяснила мне  весь ход операции, после чего прекратилось кровотечение, и роженица была спасена.
Я об этом пишу только потому, что вскоре и мне пришлось сделать эту ответственную процедуру  у роженицы на дому, без помощников, при плохом освещении керосиновой лампы. К великому счастью - всё  обошлось хорошо.
Я осталась тогда  у роженицы на целый день, чтобы убедиться,  что ничего ей не угрожает, т. к. жила она в пяти километрах от меня на хуторе, где кроме их семьи никого не было. 
Елена Ивановна обслуживала несколько сёл, где проживали в основном буряты.
 Мне запомнился один случай,  рассказанный ею. В одной бурятской семье заболел ребёнок воспалением лёгких.  Каждый день к нему ходила медсестра и делала уколы, по назначению врача. Но однажды  к Елене Ивановне домой прибежала взволнованная  медсестра, и сказала, что отец ребенка не разрешил ей войти в дом, чтобы сделать укол. А когда она стала настаивать, он схватил ружье и направил  его на неё, т. к. они пригласили  к себе шамана, чтобы он провёл «сеанс излечения».
 Елена Ивановна мне сказала, что это не первый случай в её практике и ничего предпринять она не может. Интересно то – сказала она, что ни одного случая смерти она не зарегистрировала  от вмешательства шаманов.
 Многому  пришлось мне научиться, работая  вдали от цивилизованного «мира», располагая старыми методами лечения и отсутствием  новых медикаментов.  Уже несколько лет  как в стране применялся пенициллин, но  в наших аптеках его не было
. Помню, как  я  заподозрила  сифилис у новорожденного ребёнка, у которого  было ярко выражено это заболевание,  Вскоре я узнала, что  вернувшийся после войны отец ребёнка заразил свою жену.  Для подтверждения диагноза, я отправила  нужный материал - «высушенную каплю крови», по почте  в специальной упаковке, для всех членов семьи в Улан Удэ,  где подтвердился, поставленный мной диагноз.
 Проводить лечение пришлось мне  с соблюдением строжайших  мер предосторожности, что накладывало ответственность не только на меня, но и на всех работников амбулатории. Тогда не было одноразовых шприцов и мне пришлось для этой семьи  выделить таковые. Все процедуры мне приходилось  делать только в резиновых перчатках.  В районной больнице не было в то время врача – венеролога и консультировал меня  специалист  из Улан Удэ.
 За год работы на  селе я многому научилась, хотя каждый день вносил  что-то  новое, и приходилось  решать сложнейшие вопросы, чтобы  помочь больному.
 Однажды мне пришлось оказывать срочную помощь моему фельдшеру – Петру,  который    находился  в обморочном состоянии. Когда я пришла к нему домой, то выяснила, что он отмечал  с друзьями  день рождение,   и  сразу же после первой рюмки водки  потерял сознание.  Мне с большим трудом удалось купировать этот приступ  и привести его  в нормальное состояние. Я его предупредила, чтобы он никогда не употреблял спиртного, т. к. у него вероятно аллергия на прием алкоголя. Прошло пол года и Петра призвали в армию. Он находился  в  Кырене,  где проходил  врачебную комиссию.  Я     тоже была  там,  приехав  по делу. Остановилась я у своей новой приятельницы – педиатра Антонины Степановны. Уже  вечерело, когда за мной прибежала женщина и стала просить меня пойти  к Пете, который потерял сознание и «побелел, как стена». Я взяла всё необходимое и пошла «спасать» своего  коллегу. С большим трудом мне удалось ему помочь. Я  хотела его госпитализировать, настолько тяжёлый был случай. Потом я узнала, что он не хотел пить водку и сказал  друзьям, что я ему запретила  употреблять спиртное.  Но они не поверили ему, и уговорили его выпить.
 Как они узнали, где я нахожусь, и почему не пригласили дежурного врача – я  не знаю.  Еще после первого случая,  я предупредила Петра, чтобы он никогда больше не пил спиртного, т. к. у него идиосинкразия  на  алкоголь.  Надеюсь, что этот случай он запомнил   уже на всю жизнь.
Работая в Еловке, я  шла на работу  к восьми часам утра, где Нюра встречала меня  в уже натопленной и убранной  амбулатории. Больные  ожидали приёма врача, находясь  в амбулатории с 7- 30 часов утра. Верхние вещи они снимали в прихожей и вещали на вешалку. Приём, обычно, заканчивался только после того,  когда  уже не было больных. Между приёмом больных, мне нужно было  приготовить и выдать больным лекарство. Много времени занимала работа  в процедурном кабинете, где я или фельдшер делали инъекции больным  и необходимые процедуры.
Особенно  много  больных  было мною  выявлено с гинекологической  патологией, которым я проводила  лечение. С дальних  сёл приходили  или  приезжали  больные  с утра на приём  ко мне в амбулаторию.
Особенно сложно  приходилось мне, когда больной нуждался в госпитализации, а никакого транспорта не было, чтобы   доставить его в больницу.
 Однажды я  у больного диагностировала «острый  живот», где требовалась срочная полостная операция. Стоял тридцати  градусный  мороз  и  сильный ветер  сбивал с ног. Машина, как всегда не была «на ходу», а ветеринарная  служба  установила  в нашем селе карантин на лошадей.  Я связалась с районной больницей, которая от меня была около пятидесяти километрах, и попросила заведующего больницей прислать  к нам  машину «скорой помощи», но таковой  у них не было. Они посоветовали мне  связаться  с Минздравом, чтобы с Улан Удэ прилетел самолёт и забрал больного в столичную больницу. Оттуда последовал   совет – связаться с  Иркутской Скорой помощью, которая значительно ближе ко мне,  чем  Улан Удэ, который от меня  находится  в 500 км.   Из Иркутска я получила сообщение, что в связи с нелётной погодой, самолёт прилететь не может. 
Я оставалась с тяжёлым больным, которому не могла сделать операцию в наших условиях. Это был  молодой мужчина,  которому  мне пришлось  проводить консервативное лечение с помощью красного стрептоцида (единственное в то время сильное противомикробное средство). Через каждые 3 часа я ему давала порошок этого лекарства, и  к утру у него температура  снизилась, и живот стал  не такой напряженный. А через пять  дней  больному стало лучше, нормализовалась температура,  и я его смогла отправить в районную больницу для проведения  обследования и лечения.
                ***
 Не успела я оглянуться, как промелькнул первый,  довольно трудный год моей работы на селе. С первым отчётом о работе  на сельском врачебном участке мне пришлось отчитываться не только в Райздравотделе, но и на Республиканском съезде Медработников, который проходил в Улан – Удэ в 1949 году, куда меня наш Райздравотдел  отправил. Несколько врачей из нашего района приехали  в Улан-Удэ, чтобы принять участие в  работе съезда медицинских работников республики. Остановились мы в прекрасной гостинице, где впервые  я жила, прибыв на землю Бурятии год назад с мамой.
 Когда началась работа съезда в одном из больших залов  министерства Здравоохранения, меня записали, как молодого специалиста, выступить с отчётом о проделанной работе на сельском участке.
Я, вероятно, произвела своим выступлением большое впечатление, рассказав о  моём врачебном участке. Я поведала делегатам съезда о красивейшем месте на территории Тункинского района, где расположено  село - Еловка, о котором многие услышали, вероятно, впервые от меня. В ярких красках нарисовала  я  создание первой врачебной  амбулатории в этом селе. Не забыла  я сказать и о прекрасном  отношении и помощи со стороны местной власти  и председателя колхоза в борьбе со скарлатиной,  о патронаже  и лечении больных, что  вызвало бурю аплодисментов.
  Мое выступление, видимо, произвело особое впечатление на начальство из Министерства Здравоохранения,  т. к. я, вскоре, по прибытии домой, получила  вызов  приехать в столицу вновь.
Но для меня, эти несколько дней пребывания в Улан- Удэ, были праздником. Я и  мои коллеги успели сходить в оперный театр, встречаться с врачами из разных мест республики, поделиться опытом.  В последний день съезда был устроен банкет.   
   
                24.СЕЛО КЫРЕН

Не прошло и полмесяца после моего возвращения домой, как мне сообщили из Райздравотдела, что меня вызывает   Минздрав  и требует   прибыть в Улан Удэ для переговоров о назначении  меня на новую работу. Я была  не готова к такому решению со стороны высшего начальства, т. к. оставалось мне проработать на участке еще два года, и я могла бы вернуться в родные края, согласно приказу, получив на руки свой «долгожданный»  врачебный диплом.
 Приехав  в Улан – Удэ, я остановилась в знакомой уже мне гостинице. Первая встреча в отделе кадров вызвала  у меня просто шок. Начальник отделом кадров Минздрава сообщила мне, что руководство решило перевести меня на новую работу в город Бабушкино на должность заведующей   городским  отделом здравоохранения. Я  сразу же отказалась от нового назначения, мотивируя, что меня вполне устраивает моя работа на селе, где я вложила немало сил. Разговор был очень трудный, но я настаивала на том, что я молодой специалист и не знакома с административной работой. Мне предложили подумать. Но на следующий день я получила «приглашение» на приём  к представителю довольно высокого чина работника  Компартии Б.М.С.С.Р.
 Разговор был в духе того времени. Я только помню, что после моего категорического отказа от нового назначения, мне было в довольно суровых тонах заявлено, что я, как комсомолка, не имею права отказываться от любой предложенной мне работы, что я себя не правильно веду и могу даже потерять комсомольский билет. Но я, вдруг, заявила в довольно резком тоне, что меня никто не может ни в чём плохом обвинить – ни как врача, ни как комсомолку. Ведь я приехала за десять тысяч километров  в Бурятию и работаю в самом отдалённом, не приспособленном к нормальной жизни врачебном участке, где нет даже электрического света и других условий для нормальной жизни  и работы.
 Разговор оставил у меня тяжёлый осадок на душе. 
На следующий день меня пригласили на приём к министру Здравоохранения  Б.М.С.С.Р. товарищ  Бояновой. Разговор шёл в очень доброжелательной форме. Мне было сказано много добрых слов о моей работе на врачебном участке и выражена надежда, что я соглашусь на  принятие новой должности - заведующей Районным отделом здравоохранения  Тункинского района, где эту должность временно занимал заведующий больницей по совместительству. Я решила дать согласие при следующих условиях.  Первое – что она даёт мне слово после трех лет работы  в Бурятии   освободить меня от занимаемой должности и право выехать по месту жительства моих  родителей. А второе условие -отправить меня на курсы  Усовершенствования врачей по Здравоохранению, т. к. эта административная работа очень ответственная и мне не знакома.  Все мои условия были приняты  и я,  с новым назначением, вернулась домой.
Сейчас, спустя больше полувека, не хочу вдаваться в подробности  переезда в районный центр. Началось знакомство  не только с работой  отдела здравоохранения  района, но и с высшим   партийным    и районным  руководством.  Я одновременно  продолжала работать при поликлинике, как врач терапевт (на пол ставки), чтобы не терять свою врачебную практику .
Жила я теперь в нормальных условиях вместе с коллегой Фаиной в двухкомнатной квартире, где был электрический свет и все удобства. Зимой квартира отапливалась  дровами, и было тепло. Работа была связана с многими проблемами, которые надо было решать вместе  с «высшим» начальством района.
Помню, как  однажды ночью  разбудил меня страшный гул и подо мной «запрыгала» кровать. Я вскочила,  еле держась на ногах, и когда поняла, что это  землетрясение, быстро оделась и  выбежала на улицу  вместе с Фаиной. Толчки повторялись с меньшей уже силой.  Я побежала в больницу, которая была  недалеко от нас.  Надо  было  проверить, в каком состоянии  находятся больные в больнице, и срочно связаться с начальством района, чтобы предпринять нужные меры по спасению больных. Дежурные врачи  и весь медперсонал  был около больных и уговаривал ходячих больных  одеться  и выйти из помещения во двор.
 Наша больница, построенная  более полвека назад из крепкого сибирского дерева не пострадала. К счастью, подземные толчки больше не возобновлялись.
 На следующий день к нам  в Кырен  приехали из Улан –Удэ представители из разных ведомств, в том числе и из Минздрава  во главе с заместителем министра здравоохранения. Было решено создать медицинский  пункт по оказанию медицинской помощи в районе  землетрясения, который находился на границе  с Монголией в посёлке   Монды. 
Я вместе с группой врачей и медперсоналом выехали срочно на предоставленной  Райисполкомом  нам машине в Монды.  Перед нами открылась довольно печальная картина. Многие  одноэтажные здания посёлка были разрушены. Жители села, к счастью, мало пострадали, т. к. при первых  подземных толчках, они выбежали из домов. Только небольшому количеству  людей  понадобилась медицинская помощь хирурга и другим специалистов. Был развёрнут «палаточный городок», куда поместили жителей, пострадавших от землетрясения, лишившихся жилья.  Через несколько дней я  с небольшой  группой медработников вернулась  домой.
Работая в должности заведующей райздравотдела, мне пришлось познакомиться почти со всеми достопримечательностями этого уникального района, красивейшего места на земле.
Тункинский  район занимает Саяно-Прибалтийскую часть Бурятии. С севера граница проходит по гольцам  Восточных Саян, с Запада – по массиву – Мунко – Саридак, а с юга –по хребту Хамар-Дабан.  Территория этого района составляет около 12000 кв. м.  Районный центр – посёлок Кырен с населением   около 1000  человек находится от столицы Улан- Удэ в500км.
Вернувшись назад домой в Кырен, я пригласила  специалистов – строителей, чтобы они осмотрели тщательно здание больницы, где могли быть повреждения, связанные с  землетрясением. Вскоре я получила  отчёт о проделанной работе. Был составлен акт о необходимости капитального ремонта здания больницы и поликлиники, в связи  с трещинами и осадкой  фундамента. Я из фонда Райздрава выделила на ремонт больницы большую сумму денег, а заведующий больницей,  доктор Власов И.П.стал ответственным за работу.  Больница продолжала функционировать только на половину.
Не прошло и двух месяцев, как бухгалтер Райздрава мне показал отчёт о финансировании денег  на капремонт больницы.
 – Сарра Савельевна, вы совершили недопустимое  финансовое нарушение. На капремонт больницы истрачено больше, чем у нас имеется  по этой статье на этот год по бюджету. За это Вас могут судить. 
Я тщательно проверила всю документацию  по этой статье и  решила позвонить Министру Здравоохранения товарищ  Бояновой. На следующий день, подготовив все необходимые документы по этому вопросу, я связалась непосредственно с министром здравоохранения Бурятии – т. Бояновой. Подробно доложив ей о проделанной работе по капремонту больницы и о необходимости продолжать работу, я попросила выделить нам дополнительно на ремонт  больницы необходимую сумму денег. Она тут – же меня заверила, что деньги нам будут перечислены, и даже похвалила меня за проделанную работу. Я помню её последнюю фразу до сих пор:
 - У нас к концу года всегда остаются, к сожалению, по этой статье  неиспользованные до конца деньги, желаю Вам успеха.
Так, вскоре, с помощью местной власти, нам были выделены специалисты, и к зиме уже наша больница  полностью была отремонтирована и стали функционировать все отделения больницы и амбулатория.    
Время бежало быстро. Я иногда с моими коллегами  посещала  Районный клуб, где кроме демонстрации фильмов были по праздникам выступления актёров и танцы. Там я на танцах познакомилась с  молодым, очень красивым юношей, который  приехал из Новосибирска по распределению, как молодой специалист – зоотехник. Мы  потом его называли Аполлоном.  Это был, действительно, не только  красивый юноша, но  и образованный и  интересный  человек.  Он, как спортсмен, участвовал в соревнованиях, защищая честь Бурятии, и явился  со своим приятелем на праздник в клуб впервые.    
 В тот вечер он пригласил меня на танец, и я познакомилась с ним, узнав, что зовут его Евгений.   
Наша дружба стала для меня еще одним испытанием в моей жизни. Он был на 3 года младше меня  и его пылкий темперамент меня смущал. Я была девушка со строгими  правилами. Наша дружба  довольно долго носила чисто дружеские  отношения. Мы вместе ходили  в гости к нашим друзьям, в кино, отмечали дни рождения и праздники. Вечерами он часто засиживался  у меня на квартире, где я жила с моей  коллегой – Фаиной. Нам было интересно вдвоём. Однажды после его недолгого отсутствия, связанного с поездкой по району, он возвратился домой только к вечеру и сразу пришёл ко мне.  Я после трудного рабочего дня  уже легла в постель, и  вдруг  услышала стук в дверь. Фаина еще  не спала. Посмотрев на меня с улыбкой, спросила:
 - Сарра,  я иду открывать дверь, что сказать, если это Евгений?
–Иди,  открой, конечно, хочу его увидеть.   
Через мгновение, на ходу, сбрасывая верхнюю одежду, он оказался рядом со мной и, целуя,    прижимая  к себе, горячо повторял одну и ту - же фразу:
  - Я так больше не могу! Давай поженимся. Я люблю тебя. Что нам мешает?
Мне  стоило больший  усилий его удержать от нежелательного поступка.
 –Женя, я должна подумать. У меня еще не было… Я девушка.
Он  немного отстранился и  посмотрев мне в глаза, спросил:
- Ты любишь меня?  Пойдём завтра в загс и распишемся.
 Я попросила его пойти на кухню и, встав с постели, быстро набросив на себя  халат, вышла к нему.
Я ругала себя за свою клятву, данную себе во время войны, выйти замуж только за еврея. Второй причиной был его возраст. Мне было двадцать семь, а ему двадцать четыре. Он только год назад окончил институт и, несмотря на это, был еще совсем  юным парнем. Он мне рассказывал о своей семье, которая проживала в Новосибирске. Мама с двумя младшими его братьями жили  без отца. В семье было немало сложностей.
 Я попросила Евгения немного подождать  с моим ответом. Время самый верный  судья. 
А когда наступило лето, мы часто выбирались  в лес, где собирали грибы, ягоды  и цветы. Огромные  хвойные леса, высокие кедры с орехами и цветущие поляны,  как в сказке, в этих местах захватывали дух.
Евгений  еще ни раз говорил мне о своих чувствах, нежно обнимая меня, и я всё больше склонялась к решающему шагу.
Но в конце лета он уехал в отпуск домой в Новосибирск, т. к. получил письмо из дома, что тяжело заболела его мать. Вскоре я получила от него письмо, где он подробно написал о том, что  мама больна и  находится в больнице. К концу его отпуска я получила еще одно письмо с просьбой  помочь ему  «раньше срока» уволиться с работы. Он, как молодой специалист, должен был отработать три года на этой работе.  Он прислал справку о болезни матери,  и  заявление с просьбой уволить его с работы. Я с помощью своих новых коллег из райкома КПСС смогла ему помочь. Так закончилась наша  «любовь», хотя  дружеские отношения  продолжалась еще несколько лет.
Не прошло и  двух месяцев после отъезда Евгения, как я получила  путёвку на усовершенствование  врачей по  своей специальности ( заведующей районным отделом здравоохранения)  в город Новосибирск на два месяца учёбы. Как после этого не верить в судьбу? В этом городе живёт он – Евгений, которого  мне так хотелось встретить и познакомиться с его семьей.   
Город меня поразил в первый  же момент после выхода на вокзал  с поезда. Стояла золотая, осенняя  пора. Разноцветное убранство деревьев вдоль деревянных  тротуаров были сказочно  не  правдоподобными. Никогда раньше я не встречала такое  городское чудо. Город мне запомнился в самых ярких красках.
Как только я устроилась в общежитии при институте  Усовершенствования Врачей и  выяснила  на  кафедре всё необходимое  для начала занятий, я решила навестить Евгения.
 В то время редко у кого был дома  телефон. Купив всяких сладостей, я пришла по известному мне адресу, конечно, чувствуя себя неловко за такое внезапное вторжение. Жил он в небольшом одноэтажном доме, далеко от центра города. Открыла мне дверь пожилая, красивая женщина, лет пятидесяти  пяти.
  – Здравствуйте, здесь живёт Евгений  А.? 
-Да,  прошу, проходите.
-Я  Сарра   из  Кырена. Приехала на курсы Усовершенствования  врачей в Ваш город и решила навестить Вас. 
- Саррочка? Вот так сюрприз! А я Женина бабушка – Ольга  Петровна.  Идемте!
Мы  зашли  в  светлую комнату, где за столом сидела женщина  и мальчик  лет 13 –ти.
- Аня, посмотри, кто к нам пришёл?  - держа меня за руку, сказала  Ольга Петровна.
- Это Саррочка из Кырена!
Женщина встала, и я увидела лицо  мадонны. Она от неожиданности молча шла ко мне навстречу, протянув обе руки.
- Какое чудо, как я рада  с Вами познакомиться, Саррочка.
- Я вчера только приехала на курсы  усовершенствования врачей, буду два месяца учиться.
 Потом я познакомилась с младшим братом Жени -  Серёжей, который встал  со стула  и протянул мне руку. Вскоре я узнала, что Евгения в городе нет, т. к. он уехал вместе с   экспедицией по работе на длительный срок. А моё знакомство с семьей Евгения  продолжалось все эти два месяца. Я узнала о тяжёлой трагедии в их семье, которая невинно пострадала в период репрессии над творческими работниками страны. Его мама тоже много пережила, будучи, педагогом  по астрологии.  Ей запретили  заниматься  астрологией и  преподавать, т. к. астрология была  названа  лженаукой   в нашей стране.
  Живя  в Новосибирске, я довольно часто  бывала  с моими коллегами в оперном театре, где  прослушала любимые оперы – это для меня   был свежий глоток  воздуха.
 Время промчалось очень быстро и, сдав экзамены по всем предметам, я получила соответствующее удостоверение. Попрощавшись с семьей моего друга, я  уехала  домой, в далёкую Бурятию. 
Приехав  в Кырен, я погрузилась в работу. Вскоре я получила письмо от Евгения, где он поблагодарил меня за внимание к его семье и выразил сожаление, что не встретился со мной. Наша дружеская переписка еще не один год продолжалась. А жизнь  ставила свои преграды и текла по намеченному «Свыше»  пути.
Работа  моя требовала  большого внимания в разных областях – как  в санитарно-эпидемических вопросах, так и в лечебно- профилактической работе. Часто мне приходилось ездить в разные  места по району.
 Помню, что большой след оставил в моей памяти  наш прекрасный курорт –Аршан, куда я поехала весной со специалистом  в этой области  из Улан-Удэ. Этот   курорт находится  в красивейшем  месте  Тункинского района и славится углекислыми водами.
Не забыть мне многоцветной радуги над  Саянским хребтом, которая как в сказке завораживает волшебной красотой. Пришлось мне побывать на целебных источниках, добираясь  верхом на лошади  несколько километров, после чего я долго не могла нормально ходить.
 Курорт Аршан значился республиканским курортом, но только  через  полвека была проложена туда нормальная дорога, по которой из железнодорожной станции Слюдянки  и Иркутска до  курортов ( более пяти)   в настоящее время курсируют фешенебельные автобусы.
                **********
 Многое изменилось за 60 лет моего отсутствия. Я по Интернету с радостью узнала, что вся территория Тункинского района  является теперь территорией «Тункинского национального парка» с 1991 года, а курорты  стали здравницами государственного значения. Поселок, городского типа -  Кырен суйчас с населением  более 25000 человек является  культурным и административным   центром  Тункинского района.
Вершины Тункинских Гольцев достигают  от 3000 до 3300метров.  Протяженность хребта Восточных Саян  более 100 км. Их называют – Тункинские Альпы,  куда приезжают альпинисты со всех уголков мира.  Республика Бурятия  находится в составе Российской Федерации  с 17 века, но такого расцвета получила только за последнее столетие. Особенно большое внимание сейчас уделяется озеру Байкал, который может стать источником не только  море - продуктов, но и полезных ископаемых. Я радуюсь за все достижения  Республики.
                *****

 Много сил и здоровья  мне стоило наладить работу по здравоохранению  района. Приходилось требовать от начальства Райисполкома  выполнения самых необходимых для нужд населения  вещей.  Были построены санузлы  в Кырене, планово проводилась уборка  улиц. Много внимания уделялось школе,  пищеблоку и  работе больницы и поликлинике.
Я продолжала вести прием больных  в поликлинике, как  врач  терапевт.    
На приеме  в поликлинике у меня  было не мало постоянных  пациентов, которых я вела  с хроническими  болезнями, применяя  новые методики и физиотерапию. Запомнился мне один случай.  У молодой бурятки учительницы не было детей, и она мечтала забеременеть уже несколько лет. Ничего ей не помогало. Но после  ряда процедур и соответствующего лечения, она зачала ребенка  и спустя  9 месяцев родила здорового малыша. Это для неё было  чудесным завершением семейного счастья, т. к. многие бурятские семьи распадались из-за отсутствия детей в те годы.
Помню как, будучи, в Улан-Удэ со сдачей годового отчёта, внезапно меня вызвала  министр  здравоохранения – т. Боянова, и  сообщила, что в моём  районе  на границе с Монголией обнаружен случай с подозрением на натуральную оспу и мне срочно нужно вылететь со спецгруппой на самолёте туда. Но не прошло и часа, как мне  сказали, что  решили меня оставить  в столице, чтобы я смогла сдать годовой отчет. Этот случай заставил нас медиков срочно провести поголовную вакцинацию всему медицинскому персоналу в больнице и поликлинике. К счастью диагноз не подтвердился и был зарегистрирован,  как  «ветряная оспа». 
Знакомясь с разными объектами, связанными с медицинским надзором, мне  пришлось посетить  лечебный источник, который находился недалеко от границы с Монголией.  Когда  мы прибыли  в  военный,  пограничный  гарнизон, откуда я с моей коллегой  должны были  переправиться через реку к источнику, нам выделили  двух сопровождающих пограничников. С их помощью   мы переплыли реку верхом на лошади.
 Прибыв к месту назначения, я увидела во всей красе  «лечебные деревянные ванны», в глубокой яме, где ключом бил горячий минеральный  источник. Таких «Ван» было около трех.  Больные люди с давних времен сюда приезжали лечиться. Я взяла  в специальную посуду  воду из источника для проведения анализа состава воды. Вернувшись обратно тем же путём, мы заночевали в военном гарнизоне  и на  следующее утро  уехали  домой.
 В районе тогда не  было специалистов по ряду «узких» специальностей. Я стала  добиваться  специализации врачей.  Первой  поехала в Улан-Удэ  на  кафедру глазных болезней моя приятельница – Фаинна М., с которой я жила в одной квартире. А потом я также выпросила в министерстве  еще несколько путёвок на усовершенствование врачей.
 За этот год Антонина Степановна, педиатр, родила долгожданного ребенка  и  решила возвратиться к себе на родину в Москву. Пришлось послать на курсы усовершенствования  врача педиатра - молодого врача Г.А. Вскоре  я добилась специализации  еще одного врача - по кожным болезням и венерологии, т. к. этот профиль работы требовал особого внимания в  районе.
Так промчался еще один год моей работы. Наступило время готовить себе замену, т. к. я  была уверена, что министр  Боянова исполнит данное мне слово и освободит меня от занимаемой должности по истечению трех лет работы в районе.
  Много сил и внимания требует  эта должность не только по отношению к  лечебным учреждениям и больным, но и к людям, работающим  в медицине. Мне  удалось сплотить  своих коллег, и мы часто устраивали  вместе общие праздники с семьями и  подружились. Нередко приходилось мне  помогать и в решении  семейных проблем своим коллегам.
 Но всему бывает конец. Закончился еще один год моей работы, и я поехала сдавать отчёт за проделанную работу вместе с коллегой, которую я подготовила себе в замену, предварительно договорившись с Министерством Здравоохранения и Райкомом  партии Тункинского района. Зоя Петровна    работала Венерологом района и была членом  партии.  Даже не верилось мне, что я могу уехать домой к родителям в  город Ессентуки, где они в это время  уже проживали.
 Провожали меня  домой мои друзья и сотрудники по работе.  Каждому из моих провожающих надо было  на прощанье сказать о своих чувствах, поэтому  я накануне устроила проводы дома, чтобы не «реветь» при расставании.  Загрузив свои два чемодана на полуторку, я села рядом с шофёром и, помахав рукой, двинулась по знакомому тракту к Слюдянке.

                25.ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Я решила  по дороге домой заехать  в Новосибирск, чтобы  встретиться с Евгением,  с которым поддерживала переписку всё эти годы. Стояла цветущая осень, город мне казался таким  красивым и уютным со своими  необычными, чистыми  тротуарами. Встреча состоялась с ним, т. к. я была заранее осведомлена, что он не собирается уезжать в экспедицию. 
Помню хорошо своё первое чувство при встрече. Не знаю почему, но когда  я увидела Женю мне, вдруг, показалось, что мы только вчера  с ним  расстались, и ничего  особенного не произошло.
 Я рада была этой встрече. Евгений за эти два года возмужал, загорел, т. к. много бывал на воздухе по работе. После небольшого застолья со  всей семьей, мы пошли к реке. Там мне Евгений  поведал о своей жизни и работе, а я о себе. Был он какой – то не  такой, как прежде. Он был не совсем доволен своим коллективом на работе, да  и  сама работа его  не устраивала. Его тяготили не только домашние заботы,  здоровье матери, но и какой-то надрыв  в отношениях  с коллегами на работе.  Простившись со всей семьей Жени, я поехала  с ним на вокзал.   Там мы распрощались, и обещали  друг другу писать письма.
Дорога была долгая,  и я могла проанализировать нашу встречу и свое чувство. Я еще раз благодарила Всевышнего, что смогла два года назад поступить так,  как произошло.  И это не потому, что он стал другим, а потому  что я уже не чувствовала к нему  того чувства, которое больше сейчас напоминало братское, а не любовь к единственному мужчине. Такова жизнь, и на протяжении  её  познаём себя  и  саму  жизнь, которая редко кого балует.
 Мой путь лежал в город Ессентуки, где  в это время уже жили мои родители. 
Приехав  в Ессентуки, я попала в сказку, где не только  встреча с родной  семьей была для меня большой радостью, но и сам курортный  город   был  лучшим местом для работы  врача.
 Встреча с родными была радостной и трогательной.  Из города Минеральные  Воды приехали мои дорогие  тетя Лиза и дядя Гриша, которые после реэвакуации проживали здесь, вернувшись из Ташкена, где они жили все годы войны. Теперь они занимали небольшую двухкомнатную квартиру, радуясь тому, что  живут близко от родных им людям и могут часто на электричке приезжать друг к другу в гости.
  Все были относительно здоровы. У родителей была  хорошая  двухкомнатная  квартир, где я и осталась жить. Отец мой  работал на  пункте Заготзерно, который был рядом с нашим домом  и находился  недалеко от  вокзала и города.  Город мне очень понравился  т. к. это была  здравница Союзного значения.
В Райздравотделе  города Ессентуки  мне предложили работу в санатории в качестве врача лаборанта, для чего меня сразу же послали на курсы специализации по этой специальности в институт Курортологии. Пройдя полугодичные курсы при институте  Бальнеологии, как  врач лаборант и бальнеолог, я получила работу заведующей клинической  лабораторией в санатории  №7. Так началась моя новая жизнь на курорте Ессентуки.