Цыплята через призму житейской тоски

Поставил чайник. Тупо, машинально. Расширенными влажными глазами глядит в такую чистенькую скатерть. На ней изображения цыплят, - он их как будто только что заметил, - всецело апельсиновых уродцев. Под их вилкообразными ногами бесформенные пятна зеленеют с условными грибочками в горошек (гибрид зонта, гвоздя и мухомора), с кружками символических озёрец и божьими коровками на травке, с проткнутыми восьмёрками стрекоз над радостными кляксами ромашек.

Он остриём ножа (вчера заточен) проводит сонно, медленно крест-на-крест по одному из этих пёстрых раев.

А полчище куриного отродья, ужасно пучеглазое как спрут, сползается тихонько отовсюду... Гляди-ка, - растопыривают жутко отростки атрофированных крыльев и как в немом кино пищат без звука.

В прихожей разорался телефон. Капризно-властно требует вниманья!!! - тараща цифры в диске неподвижном (так голосит психованный очкарик).

Атас! Птенцы на скатерти застыли. Желтеют безобидно и невинно. И лишь один, которому Молчун головку отдавил горячей чашкой, ногами поводил едва заметно, под знойным донцем быстро задыхаясь; в агонии забыв про осторожность.

Молчун всё так же пялился на стол. Глаза его блестели неподвижно, подобно окулярам микроскопа. Из-под тарелок молча, грубо пёрли цыплячьи идиотские лужайки... Цвета, такие яркие... до рези.
Кроваво-красный, ядовито-синий, сопливо-изумрудный, едко-жёлтый и гнойно-белый... Пятна, пятна, пятна. Разбилась чашка, свергнутая ими.

Опять тот давний сон с неясным свёртком, который чьи-то вкрадчивые руки ему сквозь сизый сумрак подают. Он в этот миг внезапно просыпался, не досмотрев привычного кошмара. Возможно, смутно чувствовал концовку. Молчун встряхнулся. Скатерть!.. Что я сделал!? Кощунственный разрез крестообразный бесцветную изнанку обнажал...

Он оглянулся с ужасом на двери.





Фрагмент из поэмы "Зародыш"