Караганда роман-недоразумение Глава вторая

ВТОРАЯ ГЛАВА.

Ох, что ж я маленьким не сдох!
(из юмора гномов)



Веня Абрикосов сидел на скамейке городского парка и тосковал. Равнодушные тополя цепляли на ветви сгущающиеся сумерки, свысока поглядывая на рыжую макушку студента ветеринарного техникума. Где-то нервничали коты. Пахло сыростью и мусорными баками.
    Судя по циферблату старых часов на здании бывшего общества трезвости, ныне арендованного центром изучения оккультных наук имени Елены Блаватской, тосковал Вениамин уже ровно два с половиной часа. Мокрый мартовский вечер уныло шоркался по кривым улочкам, некогда славного своей птицефабрикой и урожаями черноплодной рябины, районного центра Балабаново. Окна домов были темны, как биография домушника-рецедивиста. Лишь изредка наблюдалось мерцание керосиновой лампы или сероватый свет китайского аккумуляторного фонаря. Электричество было отключено согласно графику. Городской транспорт свои функциональные обязанности исполнял вяло. Можно сказать никак. И по некоторой ошалелости в глазах рядовых балабановцев, вынужденных добираться домой пешком по темным улицам, становилось ясно: такого поворота событий они никак не ожидали. Что-то было не так в датском королевстве. Как в центре, так и на перефирии. Бывшая власть давно ушла, а новой, занятой глобальными задачами дележа оставленного наследства, было недосуг до таких мелочей. Налицо присутствовали все признаки " смутного времени ". Объявляемые со всех трибун "временные трудности", проявляли завидное постоянство.
   Часы на здании бывшей штаб-квартиры борцов с "зеленым змием" глухо мяукнули и выдали нечто среднее между " Маршем энтузиастов " и детской песенки про чижика. После чего пробили четыре раза и затихли. Стрелки на часах показывали без пятнадцати семь.
Веня поёжился и сунул руки в рукава куртки. Было холодно. Весна, несмотря на конец марта задерживалась. Парк, в котором тосковал Вениамин, был гол, как жертва финансовой пирамиды. На деревьях ещё только-только начали пробиваться первые ростки. В конце чахлой аллеи ветер устроил разборку с рекламными щитами. Текст на одном из них был скорректирован чьей-то озабоченной рукой. Вместо: "Новое поколение выбирает ПЕПСИ ", в новом варианте читалось. "Новое поколение выбирает ПИПСИ ". В конце надписи был схематично изображен предмет нового выбора.
   Веня вздохнул. Именно нерешённость проблемы с "пипси-голой" и была причиной его тоски. "Быть или не быть - вот в чём половой вопрос!"- таким дополненным Шекспиром трактовалось нынешнее состояние Абрикосова. Он созрел. Но как-то уж так получилось, основательно подкованный в теории половых отношений, будущий целитель домашней фауны, в свои семнадцать с половиной лет, в практической стороне вопроса был чист и незапятнан, как свежая гигиеническая прокладка.
   Подлый юбочный контингент категорически игнорировал любые знаки внимания со стороны Абрикосова. Причиной тому была некоторая несуразность физических параметров и внешности последнего. Гнусная судьбина, обделив Веню в росте и весе, бросила весь сэкономленный материал в верхнюю часть. Уши, несколько нескромных размеров и к тому же оттопыренные в стороны, вызывали явную ассоциацию с кумиром детских мультфильмов. Нос и рот, тоже "подгуляли" в смысле классических пропорций. Вообще во всём облике Вениамина явственно просматривался Пикассо позднего периода.Ко всему этому прибавлялась близорукость от привычки читать лежа, а в последнее время ещё и при не очень качественном освещении. Уже несколько лет покинувшая Балабаново советская власть прихватила с собой и электроэнергию как непременное второе слагаемое. Повторялся семнадцатый год, когда вместе с буржуями последний день пришел также для рябчиков и ананасов. Свет отключали часто, и Вениамину приходилось читать при свете карманного фонарика.
   Худа без добра, как известно не бывает. Фонарик не раз обеспечивал Вене должный интим при штудировании особо ударных мест очередного пособия для рвущейся в большой секс отечественной молодежи.Кроме детективно-полового чтива, он также заглядывал в разные научно-публицистические журналы и посещал функционирующий при городской библиотеке, кружок по изучению паранормальных явлений и НЛО, зафиксированных в Балабаново.
   Чтение и частичное осмысление прочитанного, вкупе с тайнами полтергейста, выработали в Вениамине некоторую склонность к рассеянной созерцательности, весьма раздражавшей его предподавателей, работников сферы обслуживания и водителей автотранспорта. К тому же, где-то полгода назад Абрикосов обнаружил в себе поэтические задатки. Горечь хронических неудач на любовном фронте способствовала этому. Последнее фиаско было особенно болезненным. Рыжая одногруппница Люська, приглашенная им вчера в кафе, нагло наелась за его счет мороженого, после чего ушла с каким-то начинающим качком. Переполненная чаша страданий Абрикосова наклонилась, и из неё вылилось грустное двустишие с философским подтекстом.
Ещё одно печальное знакомство!
О, женщины! Вам имя-вероломство!
Рассказанное в компании, оно вызвало положительный резонанс у вениных дружков, сошедшихся во мнении,что весь мир-бардак, а бабы соответственно... Но даже эта, пропущенная через себя теория о коварстве женщин, не смогла затушить пылающий в груди огонь неутоленной страсти. Он продолжал биться над разгадкой женского вопроса с поразительной настойчивостью. В этом Абрикосов был полностью солидарен с дедушкой Марксом, вешавшим с порыжевшего от времени плаката над входом в техникум, что в науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достичь её сияющих вершин, кто не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам. Хотя он говорил о науке, важен был сам принцип, и Вениамин упорно продолжал искать "единственную и неповторимую", не исключая, однако, замены на более упрощенный вариант.
   Прекрасно осознавая всю проигрышность своих внешних данных, он полностью решил сосредоточиться на известной концепции, о том, что женщина любит ушами. В этом направлении у Вени, выражаясь языком уволенного в запас "зачинателя перестроечных вихрей", наметились большие "подвижки". Чтение литературы, хотя и бессистемное, основательно пополнило словарный запас. Речь его теперь представляла причудливую смесь из общественно-политической терминологии, слащавых романтических излияний героев зарубежного "мыла" и сурового "арго" крутых отечественных Рэмбо. Малообразованные венины корифаны любили слушать, как он пересказывает тот или иной свежеиспеченный роман, который сами бы они не смогли осилить, по причине всё той же малообразованности. Веню считали подкованным чуваком. Ему даже заменили, данную в школе обидную кличку " Чебурашка", на весьма солидную "Плейшнер". ( Год назад, перебрав домашнего вина из черноплодной рябины, Абрикосов пошел блевать и, не рассчитав, выпал из окна второго этажа заброшенной новостройки.) Но даже это неожиданное возведение его в профессорский сан, ни на йоту не приблизило его к намеченной цели. Внешность брала своё.
    Вот и вчера, когда в ответ на хихиканье Люськи, Абрикосов привел в пример народную мудрость, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, рыжая одногруппница отреагировала довольно быстро, сделав невинное выражение лица, она заметила, что хоть чуть, но всё-таки должен.
    Поэтому у Вениамина оставался последний, самый безотказный, если не единственный в его случае путь к сердцу женщины и ниже. Финансы. Малое число представительниц прекрасного пола способно устоять перед завораживающей зеленью банкнот с изображением Франклина или на худой случай Гранта. Стремительно пикирующий вниз рубль в расчет не брался.
    Веня много раз наблюдал во время своих одиноких прогулок по городу, как жируют местные нувориши, как вальяжно выходят они из своих навороченных иномарок, ведя под руки умопомрачительно длинногих дев, победительниц различных конкурсов красоты.Именно этот фактор и волновал Абрикосова, для которого заветная зелень была не целью, а средством для решения поставленной задачи. Оставалось сделать немного. Организовать какую-нибудь общественную партию и стать её казначеем, открыть в Балабаново филиал " Чейз Манхэттен" банка или, на худой конец, торговать загадочной красной ртутью. Но, как любили выражаться умудрённые опытом многочисленных финансовых крахов своих пациентов санитары балабановского психдиспансера: "Шапка всегда должна быть по Сеньке". В данном случае по Веньке. Шансы Абрикосова преуспеть на ниве предпринимательства, были такими же, как у натурализовавшегося в США пигмея стать лучшим разыгрывающим НБА. Государственные банковские билеты и Веня явно не дружили. Деньги всегда предпочитали хватких оборотистых дельцов чётко ставящих перед собой определенные задачи и не менее четко знающие как их достичь, похожих на спринтеров-барьеристов, для которых неважно перепрыгнул ты барьер или просто сбил его. Главное прийти первым к заветному финишу. Добродушный, стеснительный и немного рассеянный Абрикосов явно не соответствовал данному типу людей.
Как странно видеть поутру
Среди пингвинов кенгуру.
    Веня вздохнул, вспомнив когда-то написанные им строки. Местами весьма начитанный, он понимал, что бросаться в пучину предпринимательства с неприкрытым задом не рекомендуется. Для этого нужно иметь хоть какой-то начальный капитал или возможность получения кредита. Из ничего делаются только мыльные пузыри и предвыборные программы.    Такого начального капитала у него не было, надежды на помощь богатых родственников тоже, в связи с отсутствием таковых. Родители? Восемнадцатилетняя мадам Абрикосова, произведшая Веню на свет, только гипотетически могла предполагать, кто из её многочисленных ухажеров отец ребенка. От сына она отказалась. Вениамин жил с теткой, взявшей его на воспитание, после того как её непутевая сестричка скрылась в неизвестном направлении, оставив малолетнего Венечку в интернате. Так что рассчитывать на то, что его отец окажется каким-нибудь герцогом Кентерберийским, осуществлявшим лет восемнадцать назад ознакомительный вояж по городам и весям Сибири, было, по крайней мере, смешно.    Скромная зарплата его тетки, Веры Александровны Абрикосовой, работавшей в городской библиотеке, и стипендия Вениамина являлись весьма чахлым подспорьем в освоении необъятных горизонтов частного бизнеса. Оставалось немного: либо становиться на скользскую преступную тропу, либо искать клад. В бандиты Веню никогда бы не взяли, да он и сам бы не пошел. От надвигающейся тени монастыря спасал только клад.
    Абрикосову часто снилось по ночам, как он находит в стене какого-нибудь бывшего купеческого дома горшочек с золотыми монетами или выкапывает из-под старого дуба ящик с захороненными драгоценностями. Бриллианты сияли, золото звенело, сливаясь с колоколами свадебной процессии, где облаченный в элегантный фрак Вениамин шел под руку с Клаудией Шиффер, Шарон Стоун, а в наиболее необузданных фантазиях даже с самой Элен, из сериала " Элен и ребята"...
    Но сон заканчивался, и несостоявшийся жених вновь оказывался в своей, увешанной старыми киноафишами комнате, двухкомнатной теткиной " хрушобы".
        Суровая проза жизни побеждала романтику снов и мечтаний. Надежда хотя и умирала последней, всё-таки умирала.
                На Абрикосова накатилось чувство, какое испытывает, чудом уцелевший таракан, в только что прошедшей санобработку квартире. Веня вдруг осознал себя маленьким и одиноким в этом огромном пустом парке. Он медленно поднялся со скамейки и побрел к выходу. Глянцевая асфальтовая дорожка была усеяна кляксами луж, как тетрадь нерадивого первоклассника. Расположившиеся по её бокам разнокалиберные тополя задумчиво скрипели о чем-то своём, и им было глубоко наплевать на идущего внизу Вениамина Абрикосова с его невостребованным либидо.
     Пройдя через старинные чугунные ворота, он вышел к автобусной остановке, могучему бетонному сооружению, облепленному однотипными киосками с различным импортным ширпотребом и отечественной ликеро-водочной продукцией, в радующей своей ёмкостью таре. Пестрели пачки сигарет, обещавшие потребителям скорые проблемы с легкими, а подозрительные шоколадки и консервации такие же проблемы с желудком.
    Веня подошел к расположившемуся прямо внутри остановки книжному лотку и поздоровался с продавцом, мелким прыщавым подростком в огромном бордовом пуховике китайского производства. Аккумуляторный фонарь, произведенный в той же "Поднебесной", матовым светом освещал блестящие суперобложки книг и журналов, выстроенных плотными рядами на двух хлипкого вида стеллажах. Абрикосов вытащил приглянувшийся ему двухтомник, на обложке которого полуголая блондинка с бюстом запредельных рамеров держала в нежных ручках нечто среднее между гранатометом и полевой гаубицей. Судя по аннотации содержание книги было весьма нескромным. Такой же была и цена. Веня шмыгнул носом и положил книгу обратно.
- Слышь, Слон, есть что-нибудь почитать?- Обратился он к продавцу, маленькая голова которого торчала из широкого ворота пуховика, как одинокая карамелька
" Чупа-Чупс" из пластмассового стаканчика-подставки.
- Ну, вот которую брал, возьми и почитай. Расценки обычные. Классная книжка. Про космический бордель.
Витька Заслонов, в народе просто "Слон", в своё время, как и Абрикосов, был завсегдатаем городской библиотеки. Поработав немного на хозяина и поднакопив денег и опыта, он начал довольно бойко торговать различного рода печатной продукцией. Постоянным клиентам, одним из которых был Веня, он давал книги под залог. Делалось это, естественно, за определённую мзду, но умение Слона найти компромисс между ценой и читательской заинтересованностью, приносило ему неплохие дивиденты. На сегодня стоимость аренды составляла в зависимости от спроса рублей пятьдесят-сто в день и, учитывая, что купить книгу стоило раз в десять дороже,
балабановские библиоманы пользовались возможностью ознакомиться с новинками печатной продукции, не ставя последний рубль на кон.
- И сколько ты хочешь за этот космический бордель?
- День - сто, три дня - двести.
- Чтож так дорого то?
- Так ведь космический! Экзотика, понимаш-шь! Хотя для ветеринаров и импотентов скидка. На три дня за сто пятьдесят устроит? Море удовольствия плюс парочка незапланированных поллюций. Ну, как?
-Не-а! - Отрицательно покачал головой Абрикосов, у которого после вчерашнего куража перед Люськой оставалось не более ста рублей. Единственное же финансовое вливание в виде стипендии предвиделось нескоро.
- Ну, значит не судьба тебе быть космонавтом. - Философски изрек прыщавый книготорговец и, подозрительно почесавшись, задумчиво посмотрел на Абрикосова.
- Слышь, Плейшнер, я тут хочу спросить тебя как ветеринара. Блох чем выводят?
- Ты что собаку завел?
- Ага! В виде пуховика. Ты представляешь, вчера в нашей "вечёрке" статью прочитал. Оказывается, какие-то уроды завезли в город партию китайских курток из непродезинфицированного куриного пуха. С блохами. Каково? А я этот свой пуховик с рук купил. Подвалила неделю назад пара гегемонов. Не хочешь, говорят, куртяк по дешевке, по размеру не подошел. Ну, я и прикупил по случаю, а дня три назад что-то чесаться начал. Не дай. Бог, из этой. . блохастой партии.
- Сделай дезинфицирующий раствор и постирай в нём куртку. А ещё лучше купи себе противоблошиный ошейник. Дешево и сердито. А в свете последних веяний даже модно. Подготовка к реинкарнации. В следующей жизни может пригодиться.
- Давай, пошути! В следующий раз скидки не получишь. Кстати, Абрикосов, знаешь, что у меня есть?
- Знаю.
- Да пошёл ты. Я серьёзно. Завидуй Абрикотинов.
Слон с заговорщиским видом достал из огромной клеёнчатой сумки, окрещенной в народе "мечта оккупанта", толстую книгу в черной с тиснением обложке.
- Видал - блендомендал! Ка-ма-су-тра! И не какая-нибудь самоделка, а настоящее издание. С картинками и большими-большими буквами. За такую книжку пол¬Парижа бы перестрелялось. Ты на год издания посмотри. Нонешний. В Москве напечатана. Стильно!    Это тебе не какая-нибудь поделка типографии города Верхнеудинска. Столица! Её мужик какой-то забыл, когда книги у меня смотрел. Абрикосов завистливо покосился на бесценный фолиант.
- Так этот мужик вернётся за ней. Сто процентов.
- Да, ладно!- Хихикнул Заслонов.- Вернётся, как же! Он на таких бровях был. Не то что лыка, двух слов связать не мог. Всё цветы у меня пытался купить для какой-то Светы. Пока объяснил, что здесь отродясь цветами не торговали, семь потов сошло. Я ему вместо цветов пару неликвидных книжонок всучил про экологические проблемы. Так что этот фанат стакана вряд ли что вспомнит. Моя теперь эта книжечка, моя!
    Слон любовно погладил тиснёный переплёт. -Хотя, Абрикосов, есть у меня к тебе одно дело. Ты же у нас поэт! Хочу я тут любовное письмецо одной подруге накатать. Не поможешь парой стихотворных строчек, естественно, с авторскими правами. А я уж, так и быть, дам тебе на недельку " Камасутру" Согласен?
Веня утвердительно кивнул и, достав блокнот, вырвал из него пару листов с написанным недавно стихотворением, начинавшимся следующими строками.
Я поклал разбитое сердце
В карман твоего пальто.
Любви моей килогерцы
Пустой осветили дом.
- Круто! - Пробежав глазами мятые листки, прорезюмировал Слон. -" Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать ". Только она всё время в дублёнке ходит. Может заменить?
- Это аллегория. - Скромно пояснил Веня.
- А-а! Ну, вам, поэтам, с горы виднее. Только почему " поклал", а не "положил"? Ни разу не грамотный, что ли?
- Понимаешь, тогда как-то ритм теряется. Динамика стиха. В книжке одной читал.
- Ну, если в книжке, тогда понятно. Как там у "Любэ"? Мы будем жить теперь... по-книжному, чтобы накласть в карманы ближнему! Есть динамика? Так что, Плейшнер, не забудь. В следующий понедельник принесёшь книгу и пару поэм про югославскую дублёнку из ламы. Ладно, дяденька шутит!
     Последние слова Заслонова были похоронены под скрежетом и лязгом тормозов подходящего маршрутного автобуса. Веня коротко кивнул книготорговцу и, прижав к груди древнеиндийский трактат о вкусном и здоровом сексе, кинулся к автобусу, но чуть было не попал под какой-то несущийся с огромной скоростью синий москвич с таким распространенным в последнее время огромным багажником на крыше, правда необычно пустым. Веня в последний миг сумел рассмотреть сидящего за рулем парня явно кавказца.
   Совсем оборзели черножопые, правил вообще не учат или просто кладут на них. Коротко успел сформулировать свою отношение к заполонившим в последнее время года и веси Сибири потомкам Шамиля, Веня.  Но не закончив мысли побежал к автобусу, который в данное не очень озабоченное графиками время, вполне мог оказаться и последним. Иди потом пешедралом через пустыри.Так что рзмышления о кавказской проблеме и переживания о забрызганных брюках могли и подождать. Надо было весьма тщательно подготовиться к штурму. Потому что только смелость, которая, как известно, берет города, вкупе с наглостью и полной беспринципностью могла помочь попасть в переполненные балабановские автобусы в вечерние часы. Мероприятие, "перед которым взятие крепости Измаил, казалось невинной детской забавой в кучу-малу. Но суровая житейская мудрость -" Лучше плохо ехать, чем хорошо идти", не разделяемая только безхребетными нытиками и любителями бега трусцой, подвигала балабановцев на ежедневный подвиг.
    Грязно-желтый икарус-гармошка остановился. Механизмы открывания дверей, прижимаемых изнутри спинами пассажиров, натужно взвыли. И только на задней площадке, раздираемые чьим-то твёрдым желанием вырваться на волю, створки немного разошлись,  выдавив как последнюю пасту из тюбика, изрядно помятую бабку с большой хозяйственной сумкой. Веня понял, что настал момент истины. Приняв позу атакующего регбиста, он бросился к задней площадке и, обойдя зазевавшегося мужика с рюкзаком, с размаху влетел в образовавшуюся после выноса бабулькиного тела брешь. Чей-то необъятных размеров зад, в который уперлось выставленное вперед венино плечо спружинил, но могучий пинок от обойденного им мужика снова бросил Абрикосова вперед. Двери поймали момент и закрылись.
    Сплюснутый между спинами пассажиров и дверями, Вениамин даже не имел возможности почесать ушибленное место. Автобус натужно взревел и тронулся. Медленно покачиваясь, стал набирать скорость по усеянному многочисленными выбоинами после весеннего паводка шоссе. Балабановский дорремстрой из-за хронического недофинансирования был далёк от стремления достичь, не то что немецкого идеала, а даже терпимого минимума какого-нибудь Кот-де-Ивуара. Две беды российской действительности, выведенные ещё Салтыковым-Щедриным, оставались доминирующими при любом общественно-политическом строе.