Эра Радуги

Я проснулся, слез с потолка и поплёлся было в ванную комнату, со всей возможной обречённостью
осознавая необходимость чистки зубов, но был уже в который раз за неделю пойман кальмаром: стоило чуть расслабиться, и он хватался за меня, как за последний шанс, и требовал корма. Сегодня я смог откупиться от него только пятикилограммовой живой селёдкой, на меньшее он никак не хотел соглашаться. Спрятавшись в своей паутине, кальмар душил селёдку, а я приступил к чистке зубов. Почему-то по нечётным дням их было на шесть рядов больше, чем по вторникам, и мне пришлось потратить несколько больше времени на гигиенические процедуры.
Водрузив чайник на примус, я пошёл одеваться. Одежда, как всегда неудобная, сегодня оказалась на редкость обтекаемой, и мне пришлось одеть шляпу. Когда чайник засвистел, я был уже стопроцентно готов к подвигам и свершениям, и его свист меня нисколько не напугал - я задул примус, заварил пакетик чая в семнадцатый с половиной раз и отправил его в приоткрытую форточку. Несмотря на то, что я промахнулся, внизу с лютой злобой заматерился дворник. Я спрятался за надувной шар, зная, что он сейчас подлетит к окну и будет соверша различные неприличные жесты в мою сторону.
Я, как всегда, не ошибся.
Дворник же, не найдя меня, высказал в форточку всё, чтон обо мне думает, не сообщив, впрочем, никакой существенно новой или, более того, сенсационной информации о моих личностных характеристиках.
Решив с наступлением темноты залить его метлу нитроглицерином, я уже было принялся за синтез азотистой кислоты, но вдруг как-то мельком глянул на часы - оказалось, что я опаздываю на работу.
Пролететь комфортно, через астрал, я уже не успевал, и поэтому я принял выбор ехать на трамвае. Неудобно, зато быстро.
Наспех проложив рельсы рядом со своим окном, я начал ждать. Чтобы не стало скучно, я выманил кальмара и стал дразнить его кончиком ботинка: смешно прыгая, он пытался схватить ненужную ему, в общем-то, вещь.
Я так увлёкся, что чуть не пропустил трамвай: полупустой, он уже собирался отходить.
Я запрыгнул на подножку, и, протиснувшись внутрь, нос к клюву встретился с филином:
- ваш билет!
- так я только зашёл!
- а почему я не видел?
- не знаю... Ваши глаза столь велики, что вы просто не могли не заметить моего появления! Видимо, вы просто смотрели в другую сторону?..
- ну-ну! - я, судя по всему, польстил филину - не кудахтай тут! Ладно, ссаживать я тебя не стану. Езжай.
И я поехал, так и не заплатив за билет. Как только филинов берут на ответственные должности?
В раздумьях я доехал до остановки, и, не дожидаясь торможения, выпрыгнул к самым дверям на работу, и понял, что зазря: приземляясь, я сильно помял бетон перед входом, и пришлось задержаться, чтоб заровнять его ногами.
Запыхавшись, я забежал на свой семнадцатый этаж, но оказалось, что на работу пришёл один я.
Жутко огорчённый, я, насвистывая вторую симфонию Зойдберга, принялся разбрасывать по офису бумаги, скрепки и карандаши - не то, чтобы из вредности, а скорее от обиды на сослуживцев. Они, видишь ли, прогуливают, а я! На работу! На трамвае!
Раскидав всё, что было, я сдвинул столы в центр лифта и позвонил Сержу - естественно, со служебного аппарата:
-алло, э.
-алоэ, Серж. Слушай, я опять один пришёл на работу, поэтому...
-э, не. У меня нет времени на общение. Дела.
-хорошо, тогда я беру по пиву и иду к тебе, посидим, потрещим.
Страшно довольный стечением обстоятельств, я вдруг услышал стрёкот в районе лестницы. Директор. Ну да ничего, плавали, знаем!
Я схватил ближайшую швабру и принялся лихорадочно сметать клочки бумаг к лифту.
Ясное дело, директор, пролетая мимо меня, решит, что я уборщик!
А, вот и он, сердешный...
- пардон, что здесь происходит? Что за безответственность?
Я притворился что только заметил его.
- ой, шеф! Да вот приборку делаю, раз в югу надо ж...
Его умные, огромные, фасетчатые глаза смотрели на меня, явно выискивая сходство с персоналом... Да разве поймёшь что, когда ты смотришь на одного человека, а видишь его в восьмидесяти ракурсах?
-ну-ну. Хорошо. Ответственно. А где эти оболтусы?
- ой не знаю... Вы обождите, пока я за водичкой схожу, помыть надо бы?
-конечно. Хорошо.
-подержите пока швабру.
Я вручил ему орудие труда и вприпрыжку через 73 ступеньки помчался вниз.
Обернувшись, я увидел, как директор смотрит своими умными, колоссальными фасетчатыми прожекторами на швабру, и приговаривает:
-да, ответственно...
Припрыжка настолько понравилась мне, что я не остановился и на улице: мимо проносились ситуации и обстоятельства, измерения и местоимения, и я так увлёкся, что проскочил пивной ларёк.
Зная, что почти любую информацию можно получить у полисменов и восточных террористов, я обратился к ближайшему чему-то, смахивающему и на то, и на это.
-простите, вы не могли бы подсказать мне, где тут...
-вам надо на пересечение пятой катакомбы и вдохновения, там, рядом с Эгоизмом, и будет пивной ларёк.
-спасибо. А как отличить пятую катакомбу от четвёртой?
-на ней будет написано "семнадцать, А", и ещё она упирается в проспект Ленина.
-спасибо большое.
Я попрыгал в указанном направлении, и вскоре увидел триумфальную арку с табличкой "СЕМНАДЦАТЬ А ну на ***", под которой лузгал семечки здоровенный спиногрыз в ливрее. Я начал сомневаться, та ли это катакомба, которая мне нужна, но решил, что разница между "Семнадцать, А" и "СЕМНАДЦАТЬ А ну на хуй" не столь принципиальна, и увереенно двинулся ко входу.
- Куда прёшь, быдло парнокопытное? Дресс-код! Вход по пропускам! Табличку не читал, что ли? - спиногрыз явно не хотел меня пропускать.
Аккуратно завязав его бантиком, я скатил получившийся узел в зиявший неподалёку вход в Венесуэльский Метрополитен, и нырнул в катакомбу.
Я уже бывал в пятой катакомбе пару лет назад, и с тех пор она стала только пафосней: музыка грохотала ещё громче, бронзу канделябров сменило ослепительно начищенное золото, и струящуюся по коврам на дне корридоров гнилую воду как-то превратили в шампанское. Из-за этого воздух пропитался кислым запахом, и у меня на душе стало ещё кислей, когда я понял, что всё это - лишь декорация, ширма, за которой спрятаны всё те же завсегдатаи, то же прожигание жизни в грохоте тусовки и наркотрипе...
Простояв с минуту в таких размышлениях, я начал протискиваться сквозь извивающуюся в диком танце толпу теней завсегдатаев катакомбы.
Коридор за коридором, поворот за поворотом, я добрался до выхода: изнутри триумфальная арка выглядела жалкой и немного картонной.
Зато, выйдя из этого подземелья, я впервые за этот день почувствовал дурманящую свежесть воздуха, впервые поднял взгляд на перистые белоснежные облака, впервые улыбнулся от всей души...
Вытащив блокнот, я спешно записал поэму, навеянную увиденным, и начал искать Эгоизм, ибо проснувшаяся душа страстно желала пива. Но Эгоизм, как водится, было непросто разглядеть. Прищурив окуляры, я принялся осматриваться по сторонам, и среди спешащих ездоков на гусеницах, продавцов органов, разносчиков чаевых и прочего сброда, наполняющего площадь, мне удалось разглядеть масеньку табличку с крохотной надписью "я".
Осознав, что искомое обнаружено, я двинулся к табличке. Чем дольше я шёл, тем отчётливее понимал, что идти придётся очень долго: табличка чрезвычайно медленно приближалась, жутко быстро увеличиваясь в размерах: когда я таки добрался до неё, я лицезрел перед собой титанический плакат, водружённый на необхватный столб. Только теперь я смог точно рассмотреть надпись на плакате. "Я!" - именно такой текст нёс в мир этот гигант. Меня охватил священный трепет. Ещё бы. Пивной ларёк где-то рядом!
Он прятался в тени плаката, но его поиски почти не заняли времени: длиннющая очередь к окошку выдавала ларёк с головой.
Я подошёл к середине живой змеи, состоящей из страждущих, и спросил перекачанного комара, глупо смотрящего в пространство:
- вы последний?
- нет.
- я тоже. пропустите!
Он пропустил меня, и я двинулся дальше сквозь осоловевших от ожидания ящериц, морфеев, филинов и соловьёв. Когда меня спрашивали, с чего это вдруг я не последний, я ссылался на стоящих за мной, и они дружно подтверждали, что я стою перед ними всеми и уже давно.
Оказавшись, наконец, у окошка, я протянул немного денег и попросил восемнадцать стаканов пива.
Совершенно круглая наливальщиица сотворила только семнадцать, и, объявив перерыв, закрыла ларёк, не дав мне сдачу.
Я было хотел обратиться к толпе за поддержкой, но, почувствовав алчность в их глазах, окулярах, сенсорах и прочих рецепторах, прижал к себе стаканы и быстро вышел в астрал от греха подальше.
В астрале было гораздо приятней: под ногами блистала вечночистая мостовая, в лучах тысячи солнц таинственно мерцала струящаяся отовсюду дымка, а с относительного, как и всё в астрале, неба падали лепестки сакуры.
Я двинулся по этой прекрасной дороге сквозь время и тишину, шаг становился всё легче и прозрачней, и вот я уже летел со скоростью света, и вот я сам уже почти стал светом... Как вдруг слева к моей мостово присоединилась тропинка, с которй сошёл заросший бородой мужик в белых одеждах неизвестного мне покроя и замахал руками. Я остановился.
- мужик, здарова! Сигареты не будет?
- нет. Не курю. А мы разве с вами знакомы?
- ну, это неоднозначный вопрос. Я вас знаю - вы Михаил, да. А вы меня не знаете, но, тем не менее, я Пётр.
- это неоднозначный ответ.
Мужик был какой-то очень странный, и его появление меня не радовало. Гопник что ль?
- А мелочи не будет? А то мне б, Миш, на стакан наскрести...
Мне стало совсем грустно. Гопота вышла в астрал, что же дальше будет-то? На планету оденут огромную кэпку? Я решил наехать на него сам.
- а что работать не идёшь? Что, гопничать - лучше, что ль? А ну...
- ой, Миш, да работаю я! Не платят мне... Я ж раньше рыбаком был, хоть что-то имел, а теперь! Сторожу тут вот одно местечко, так... И...
- Ну вот только на жалость не дави! Не сработает. Пшёл с моей дороги! Шагшаглевой!!!
Мужик грустно поглядел на меня, и я понял, что чего-то недопонял.
- прости, Пётр, я...
- да ладно, Миш. Проехали.
Он развернулся, и оказалось, что у него за спиной сложены крылья белоснежного оперения: расправив их, Пётр оттолкнулся от моей мостовой ногами, обутыми в сандалии, и превратился в линию света, уносящегося вдаль астрала...
Вскоре то же самое случилось и со мной - и через пару мгновений я выскочил в мир напротив двери Сержа. Он, видимо, догадался, что я приду именно сейчас, и заранее собрался.
Серж был не из тех, кто любит меняться, но сегодня он значительно преобразился: потреугольнел, так сказать. К тому же его стороны были вогнуты чуть вовнутрь, отчего углы казались ещё острее.
- здорово, Мих. Ты, как всегда, не вовремя.
- Привет! А что ты стоишь на вершине? Устойчивей было бы встать на основание. И вообще - ты бухал, что ль?
- угу.
Я протянул ему стакан. Он осушил.
- Мих, я б рад стоять на основании, но тогда я сам себя начну ассоциировать с женским туалетом, конечно, на уровне подсознания, и начну совершать несвойственные мне...
- да, крепко тебя со вчерашнего...
Я протянул ему ещё стакан. Он осушил.
- полегчало?
- нет.
Я влил в него ещё стакан. Серж просветлел, и даже тал слегка малиновым.
- ну, Михей, погнали.
- куда?
- на Олимп. телепортом. Посидим, потрещим.
- ну погнали.
По Сержу пробежали багровые сполохи, мир погас и зажёгся совсем по-другому: вокру нас расстилалась травянистая полянка двухметрового диаметра, плавно соскальзывающая в облака, которые расстилались до самого края видимости, и всё это было освещено огромным солнцем, мощным и усталым.
Серж заметно округлился, довольный точностью телепорта.
-тут прекрасно, Мих.
-тут прекрасно, Серж.
- я вот хотел у тебя спросить - я как, по твоему, выгляжу?
-кругло.
-не, серьёзно?
-серьёзно кругло.
При этих словах Серж снова стреугольнился, выдавая своё напряжение.
- А по-моему, я перепончатый и острозубый. Тебе не кажется это странным?
- Не кажется. Это правда подозрительно.
- да. Вокруг тебя сейчас происходит немало странного. И ты должен понять Истину.
- должен? Кому?
- себе. Потому что если ты её не поймёшь, ты либо здохнешь, либо загремишь в дурку со всеми своими кальмарами и астралами.
- а ты со своим телепортом, что, не загремишь?
- э, чувак, я что, гром, что ли, чтоб загреметь? К тому же я понимаю. - Серж явно радовался своему пониманию, и даже посветлел на две тональности.
Я очень не хотел в дурку, и к тому же мне не на кого было оставить кальмара. Сдохнуть казалось ещё менее забавной перспективой.
- слышь, Серж, а что именно я должен понять?
- устройство всего. Всего, что ты знаешь и не знаешь. - он опрокинул в свои недра ещё один стакан, и достал из биссектрисы сухарики - всё и сразу. Я бы с радостью тебе объяснил, но бесполезно - это не знание, это понимание. Его можно только понять. Но!
- но?
Серж увлечённо захрумкал сухарями, показывая знаками и цветами, что сейчас, щааас...
- но я могу тебя подтолкнуть. Пойдём, пройдёмся!
Он торжественно поплыл к облакам, и я пошёл следом, размышляя над причиной моей уверенности в адекватности и вменяемости разноцветного треугольника.
Когда мы приблизились к границе тумана, он крикнул: "стой!" - и я остановился, не завершив шаг.
- знаешь, Михей, как бы грустно это не было, я должен тебе сказать: всё не так, как ты думаешь. И самое печальное в этом то, что как бы ты ни думал, это не изменит ситуацию.
- в смысле? - я не понимал его слов, я просто смотрел в туман - он был так же неясен, как в прочем и всё остальное. И вдруг я впервые настолько чётко осознал эту несвязность всего, бессмысленность, подтверждённую лишь фактом её существования и...
- Да, чувак, именно привычкой. Сомневайся и не верь фактам.
- ересь, друже, то, что ты говоришь...
- нет-нет-нет, это то, что ты говоришь - ересь, потому что это ТЫ стоишь на краю Олимпа, и это ты боишься!
- чего это я боюсь? И ты на краю так же, как и ты, треугольное нечто.
Серж ничуть не оскорбился. Он выглядел пурпурно-пафосно, приобретая объём и резкость:
- Дурак, я и есть Олимп! А ты боишься потерять голову. и то, что в ней. Или - на ней? - Смазанным в разреженном воздухе жестом он сорвал с моей головы шляпу, и кинул её в туман. Я потянулся было за ней, но шляпа взмахнула крыльями, и, пикируя вниз, превратилась в ворбья - но я уже не успевал остановить движения, и лишь в последний момент замер над слоем тумана, переставшего казаться таким уж густым и плотным.
- Фухх... Но моя шляпа!
- Да перестань держаться за эту шляпную шляпу! И не вздумай помять азалии!
- что?!
- азалии не помни, говорю.
И он толкнул меня в спину - легонько, но достаточно для того, чтобы я потерял шаткое равновесие и полетел вслед за шляпным воробьём. Туман облепил меня клочьями сладкой ваты, забиваясь в рот и глаза и под кожу...
Падать с Олимпа оказалось н больно - я приземлился в заросли папоротников, заполонивших Центральный парк, и даже не ушибся.
Цветущие папоротники, как всегда после дождя, пахли мёдом и всепрощением - но я не обратил на это внимания.
Что-то менялось. Вокруг. Во мне. Или?..
Я сошёл с газона, не примяв и не запомнив ни одной азалии. Я пришёл в бессмыслицу. Беспорядочное пересечение хайвеев и переулков упиралось в большую лесную полянку, в центре которой стоял светофор.
Все три плафона были зедёными, но когда зажигался верхний, поток существ замирал, будто пропуская кого-то - хотя некого было пропускать... И, не наступая на изумрудную траву, существа двигались в обход полянки, дальше, повинуясь приказу нижнего плафона - меняя форму и содержание, они шли куда-то, чтобы вернуться другой дорогой и вновь стоять у вечнозелёного светофора.
Я двинулся с ними, обгоняя толпу, я понёсся к этому светофору - в нём было что-то очень важное, то, что видно лишь вблизи...
Существам пришлась не по нраву моя спешка, и они пытались меня остановить - меня хватали за одежду, оставляя в руках её клоки, мне в кожу впивались зацепы множества членистых лап - но я вырывался, стряхивал их, и бежал дальше. Я остановился лишь у самого края полянки - лишь там я смог разглядеть, что в нижней части светофора вмонтирован таймер, отсчитывающий время до переключения светофора с зелёного на зелёный. Впервые я понял, что он не показывает единиц измерения - только цифры. Привычка думать, что это секунды, стала глупой и не нужной - это всего лишь цифры из светящихся палочек. Секунды. Эоны. Не важно. Просто счётчик времени. Они меняются вместе и одинаково - некоторые палочки гаснут, некоторые горят дальше, входя в новую цифру, становясь ей - совсем другой, связанной с предыдущей не последовательностью, а лишь горящими и погасшими палочками... И время - такое же. Оно совсем другое каждый момент, связаное с прошедшим лишь осколками, обретшими новый, произвольный смысл и значение.
Это объясняло, почему толпа шла по своему кругу - для них был лишь сигнал и этот счётчик, лишь предопределённость внутри - и хаос снаружи. Они просто не знали, да и не хотели знать.
Счётчик замер, и с ним замерла толпа. Ветер колыхал травинки, и, чуть дыша и стараясь ступать легче сна, я подошёл к светофору.
При касании я ощутил его древность - безменую в обе стороны. Тут я вспомнил про скрытую фишку времени и усмехнулся.
- эй! Эге-гей! - услыхал я сзади. Смутно знакомый голос.
- Миша! - я обернулся. Через застывшую толпу продирался Пётр. Его сильно задерживали крылья.
Он выбежал на полянку, оправил одеяния, отдышался и спросил:
- ты что, всё уже?
- ну да. А подкат с мелочью на стакан - это подкат такой?
- не, мне реально не платят. Всё на энтузиазме. - он воровато оглянулся, и, смотря в сторону, вытащил из кармана обездвиженной многоножки несколько купюр.
- а вам разве можно?
- как бы нет вообще-то, но раз такая ситуация и никто не видит...
Мне стало не по себе от вида того, как ангел считает укр денное, и я резко шагнул в толпу.
- Постой, нельз...
Но меня было уже не обмануть, и сидеть на цепи при Большом Папе не входило в мои планы, и я не замедлил шага. Как только я вышел с полянки, толпа рванулась с места с утроенной скростью, сбивая меня с ног...
»»
Санитар хмуро накручивал ус на палец, то ли ожидая, что я начну буянить, то ли просто скучая. Заботливое и сочувственное лицо доктора выражало успокоение.
Меня тошнило.
- вот так, доктор, и вот я здесь. Серж предупреждал - говорил, в дурку, мол попадёшь... А я не слушал...
- постарайтесь успокоиться, юноша, мы не из психбольницы, мы - скорая медпомощь. Вас в давке помяло, и кто-то телеграфировал, и...
- док, срочный вызов! Там в центре какой-то придурок с горы упал! Погнали! - протарахтел подпорхнувший попугай в белом халате, и скрылся из виду.
Доктор медленно заспешил: ох да, юноша, заболтались мы с вами... В общем, у вас много ушибов, но что уж там! Зелёнка и синька - рекомендую. Много синьки. Всё, не болейте!
»»
Гусеница скорой помощи тихонько поползла в сторону центра. За ней, оказывается, стоял Серж.
- ну как, Михей, понял? Если да, с тебя пиво!
- не, ничо не понял. Я на олимп.
- молодец, я в тебя верил. Телепортнуть?
- зачем? Я сам могу.
Серж пошёл радужными разводами, мимикрируя под небо.